Стихийность и организованность в февральских событиях 1917 года Текст научной статьи по специальности «История и археология»

2006

НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК МГТУ ГА Серия История, философия, социология

№ 101

УДК 347.471.33

СТИХИЙНОСТЬ И ОРГАНИЗОВАННОСТЬ В ФЕВРАЛЬСКИХ СОБЫТИЯХ 1917 ГОДА

Н.А. КОВАЛЕНКО

Рассматривается соотношение стихийности и организованности в период Февральской революции 1917 г.

Февральской революции посвящено немало книг и статей. Однако до сих пор отдельные страницы ее истории не нашли достойного места в отечественной историографии, другие же требуют нового осмысления и переосмысления. Остановимся лишь на одной из них, которая, на наш взгляд, заслуживает самого пристального внимания.

Важнейшим вопросом революции 1917 г., который нуждается в новом видении и серьезном уточнении, является вопрос о стихийности и организованности в февральских событиях. Следует заметить, что эта тема имеет давнюю и трудную историю. Она не является простой и по существу. Длительное время исследователи были озабочены прежде всего тем, как бы не преувеличить фактор стихийности и не преуменьшить роль организованности в лице большевистской партии. Более того, прежняя историко-партийная наука стремилась представить большевиков в качестве единственной руководящей силы событий 23 февраля -2 марта 1917 г. Дело в том, что, начиная с 30-х годов, в советской историографии Февральской революции возобладала официальная точка зрения, фактически отрицавшая фактор стихийности. Иной же взгляд на решение сложной проблемы соотношения стихийности и организованности в февральском движении рабочих и солдат начинает просматриваться только с конца 60-х годов. Но и тогда историкам не позволялось выходить далеко за пределы жесткой схемы.

Анализируя публикации последних лет, нельзя не отметить желание более или менее объективных и либеральных историков, в том числе и зарубежных, опираясь на реальные факты и исторические источники, констатировать стихийный размах движения, небывалую численность его участников, которых не в состоянии были организовать те две тысячи большевиков-подпольщиков, которые якобы работали в этот момент в Петрограде. При этом авторы придерживаются, как правило, концепции тотальной стихийности Февральской революции. Как видим, предлагались и предлагаются различные подходы к данной проблеме. На наш взгляд, обе точки зрения несут на себе (в большей или меньшей мере) печать определенной категоричности, в основе которой лежит не столько реальная картина февральских событий, сколько жесткое идеологическое противостояние. В конечном счете абсолютизация позиций в общем-то мало что объясняет. Надо сказать, что столь большая важность, которая придавалась советскими историками фактору организованности, вытекала из сложившегося взгляда на Февральскую революцию как на одну из «естественных и закономерных» предпосылок Октябрьской. Поэтому для советской историографии были характерны, с одной стороны, абсолютизация роли большевистской партии на всех этапах развития революции, с другой - негативная оценка и трактовка деятельности политических оппонентов большевиков (в лице не только либеральных партий, но и эсеров, меньшевиков и других социалистических партий, которые рассматривались не иначе как «соглашатели» и «пособники» буржуазии).

В силу этого отрицалась или замалчивалась, например, значительная роль, которую неожиданно сыграли в событиях 23 февраля «межрайонцы» (межрайонная организация РСДРП была создана в 1913 г. и объединяла интернационалистов из бывших меньшевиков

и большевиков и существовала до июля 1917 г., когда ее члены были вновь приняты в РСДРП(б) на VI съезде партии). Кстати, из всех подпольных революционных организаций только они одни сумели выпустить печатные листовки к Международному женскому дню, на которые откликнулись участники забастовок и демонстраций 23 февраля [8, с.19-21]. В советской литературе не упоминалось и о взаимодействии представителей всех социалистических партий и групп в рамках созданного в конце 1916 - начале 1917 гг. единого межрайонного «Информационного центра», а уж тем более не могло быть речи о контактах «Информационного центра» с левыми кадетами и прогрессистами. Таким образом, принимая во внимание вышеприведенные несомненные факты, мы сможем «поднять», в известной мере, уровень организованности февральских событий. И, тем не менее, говоря о начале событий 23 февраля, о демонстрациях 24-26 февраля 1917 г., необходимо отдать первое место фактору стихийности. Даже авторы («межрайонцы») вышеупомянутой листовки не ожидали, что забастовка примет на Выборгской стороне всеобщий характер, что она перерастет в уличные демонстрации. Они звали к организованному протесту, а не к уличным беспорядкам. Никто из современников тех событий, принадлежавших к подпольному или легальному активу социалистических партий, не был уверен в том, продолжится ли забастовка завтра, 24 февраля. Мы уже не будем говорить о том, что ни один лидер революционных партий не мог предвидеть или предсказать ни самой забастовки 23 февраля, ни того, что эта забастовка станет первым днем российской революции. Те же большевики в листовке, выпущенной после событий 14 февраля (небольших демонстраций рабочих в день открытия последней сессии Государственной думы), предлагали рабочим отмечать политическими демонстрациями протеста против войны и самодержавия: годовщину ленского расстрела в начале апреля 1917 г., 1 мая 1917 г., первую годовщину октябрьской забастовки на Выборгской стороне 1916 г. и т.д. Как видим, за неделю до Февральской революции большевики Петрограда вообще не ждали ее в 1917 году. Известное ленинское высказывание в январе 1917 г. «мы, старики, может быть, не доживем до революционных битв этой грядущей революции» [4, с.328], как нельзя лучше иллюстрирует эту мысль. Приведем также довольно любопытное замечание Н.К. Крупской, сделанное в 1927 г. в письме Л.Д. Троцкому (заметим, оно было опубликовано лишь в конце 80-х годов!): «Нельзя...переоценивать роль руководства. На острых стадиях развития рабочего движения возможность руководства со стороны партии слабее. Разве наша партия руководила рабочей массой перед 9-м января 1905 г.? Во время Февральской революции влияние партии тоже было невелико» [3, с.208].

Прав был руководитель Русского бюро ЦК в дни Февральской революции А.Г. Шляпников, который, отвечая на шельмование и обвинения его догматиками начала 30-х годов, писал: «События возникали «вне плановой предусмотрительности» какого-либо центра. Ни по своему характеру, ни по классовым силам Февральская революция не была и не могла быть организованной и «вызванной» нашей партией.» [8, с.80]. Аналогичная атмосфера царила и в рядах других социалистических партий. А.Ф. Керенский вспоминал, как «.вечером 26-го у меня [на квартире] собралось «Информационное бюро». Это отнюдь не был центр действий, а лишь обмен мнениями «за чашкой чая». Представитель большевиков Юренев («межрайонец» - Н.К.) категорически заявил, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет и надо готовиться на долгий период реакции. Слова Юре-нева.были сказаны в ответ на указание хозяина квартиры, что необходимо приготовиться к важным событиям, так как мы вступили в революцию.» [5, с. 20]. Оставляя за мемуаристом право на преувеличение собственной роли, все же подчеркнем еще раз, что февральские события застали врасплох все партии. Если либералы в большей степени боялись разгула анархии и поражения в войне, чем падения династии, то социал-демократы отнеслись первоначально к стихийным выступлениям рабочих, как к инспирированной правительством провокации. Почти ежедневные в конце февраля совещания большевиков носили больше инфор-

мационный характер, и (обратим на это внимание) лишь вечером 25 февраля появилось решение попытаться овладеть восстанием. Об этом говорилось в «Донесении петроградского охранного отделения в министерство внутренних дел о заседании Петербургского комитета РСДРП(б) 25 февраля» [1]. Петербургский комитет партии большевиков постановил: «1. Издать сегодня 25 февраля листовку (с призывом к борьбе за свержение самодержавия - Н.К.). 2. Завтра, 26 февраля, утром созвать комитет для разрешения вопроса о наилучшем и целесообразном порядке управления уже возбужденными, но недостаточно еще организованными массами бастующих рабочих, при этом предложено, в случае непринятия правительством энергичных мер к подавлению происходящих беспорядков, в понедельник, 27 февраля, приступить к устройству баррикад, прекращению [подачи] электрической энергии, порче водопровода и телефонов.» [7, с. 56-58]. Революция оказалась внезапной и неожиданной как для революционеров и либерально-буржуазной оппозиции, так и для правящей камарильи. Как засвидетельствовал один из лучших летописцев революционных событий 1917 г. Н.Н. Суханов, «ни одна партия не готовилась к великому перевороту. Все мечтали, раздумывали, предчувствовали, «ощущали» [6, с. 49]. Подобная ситуация вполне естественна. Революция -это объективный процесс и он начинается и развивается постепенно, независимо от воли отдельных личностей, хотя последние могут тешить себя иллюзиями, будто они полностью контролируют и направляют ситуацию. Любопытно в этой связи высказывание императора Наполеона. Он заметил, находясь уже в ссылке, что «революцию нельзя ни начать, ни остановить» [2, с. 93].

Как известно, началом революции послужил стихийный революционный взрыв 23 февраля. «Возмутителями спокойствия» выступили женщины-текстильщицы Выборгской стороны. Непосредственным толчком послужило обострение продовольственного вопроса в столице, связанного прежде всего с ухудшением снабжения хлебом. 24 февраля забастовка охватила новые районы столицы, вовлекая в ряды своих участников все новые десятки тысяч рабочих. 25 февраля уже три из каждых четырех столичных рабочих были на улицах в толпах митингующих или в рядах колонн демонстрантов. Поэтому возможности малочисленных подпольных революционных групп для руководства такими огромными массами народа уменьшались, а не возрастали. Ничтожный и до этого уровень «организованности» опустился до нижней точки, почти неразличимой.

В то же время, думается, нельзя утверждать, что 250 тыс. забастовщиков в день, скажем, 25 февраля были никак неорганизованными. В дело вступила массовая психология, началась самоорганизация толпы. Последняя как бы самопроизвольно выдвигала из своих рядов организаторов и вожаков. В основном это были молодые и беспартийные люди, имевшие, как правило, конфликты с властью и полицией. Именно они подбивали к беспорядкам, а начав с опрокидывания трамвайных вагонов и очистки булочных, кончали штурмом полицейского участка. За ними с охотой шла рабочая молодежь, жители Петрограда, особенно представители городской бедноты и низших служащих. Когда движение приобрело всеобщий характер, к нему присоединилось и большинство учащихся высших учебных заведений.

Особо следует остановиться на вопросе об участии в февральских событиях солдат частей Петроградского гарнизона. Комплексный анализ документов свидетельствует, что их присоединение к движению рабочих носило чисто стихийный характер. Ни в одной из огромного количества публикаций, посвященных этой проблеме, не названы фамилии мифических большевиков в солдатских шинелях, которые якобы систематически и целенаправленно готовили 160-тысячный гарнизон столицы к революционному выступлению 27 февраля 1917 г. Солдаты, как и рабочие, опять-таки действовали импульсивно и эмоционально, по законам массовой психологии. Решающее воздействие на них оказали события 26 февраля 1917 г. До этого на протяжении трех дней солдаты находились на своих местах и не принимали участие в начавшемся рабочем движении.

Однако все изменилось 26 февраля, когда отдельные солдатские заставы, исполняя приказ Николая II о прекращении «беспорядков», вынуждены были стрелять в народ. Комплексы вины среди наиболее совестливых солдат привели их к решению выразить свой протест с утра 27 февраля. По господствующему в исторической литературе стереотипу на сторону восставших сразу же встал весь Петроградский гарнизон. И это предопределило исход борьбы. Думается, что в такой постановке очень много упрощений и стремление «подтянуть» историческую реальность к теоретическим положениям о том, как должна развиваться пролетарская революция. Но при этом из фактической канвы событий многое теряется. Упрощение же искажает историю Февраля.

Надо понять психологию солдатских масс. Только после долгих и серьезных колебаний отдельные части примкнули к демонстрантам в Петрограде. Причем эта активная часть, по мнению некоторых исследователей, может быть определена примерно в 5% от общей численности солдат гарнизона. Но выступление этой сравнительно небольшой группы солдат кардинально изменило ситуацию в столице. Оно нанесло удар по позициям тех вооруженных сил, на поддержку и решительные действия которых рассчитывали власти, и явилось началом цепной реакции для перехода на сторону восставших значительной части гарнизона. При этом немалую роль сыграли солдатское братство, солдатская поддержка. Среди множества людей, освобожденных из тюрем, были и арестованные ранее революционеры-подпольщики. Теперь солдаты и рабочие обрели первых партийных руководителей, которые, примкнув к толпе, пытались внести элементы организованности в стихийные действия масс. Им удалось направить восставших к Таврическому дворцу, чтобы продемонстрировать свою поддержку народному представительству, Государственной думе, которая, как стало известно, была распущена на перерыв царским указом. Вскоре двадцатитысячная толпа заполнила сквер перед Таврическим дворцом, а еще через некоторое время сотни восставших вошли во дворец. С этого момента политические деятели различных партий пытаются овладеть народным движением и воспользоваться им в своих интересах.

И тут мы подходим к очень важному выводу. В нашей исторической литературе рассматриваемые события сводятся, как правило, исключительно к восстанию рабочих и солдатских масс. На самом же деле Февральская революция - понятие более емкое, более широкое. Не подлежит сомнению, что без рабочих митингов и демонстраций, длившихся четыре дня, без жертв расстрела 26 февраля не было бы солдатского выступления. А без присоединения солдат Петроградского гарнизона к рабочим не было бы победы революции вообще. Уличные события внесли главную лепту в то, что самодержавный строй ушел с исторической сцены. Но они все же не исчерпывают всю революцию. Надо подчеркнуть, что революция носила общенациональный характер. Для того чтобы рабочие отважились на выступление, нужны были не только решимость, готовность к открытой схватке, но и атмосфера всеобщего недовольства существовавшим строем, высшая степень ненависти к самому носителю верховной власти - императору Николаю II. Конечно же, дезинтеграция общества, при которой совершилась революция, негативное отношение к политическому режиму были вызваны прежде всего комплексом противоречий, накопленных к началу и в начале XX в. «Верхний» ряд противоречий составляли те, которые были обусловлены необходимостью преодолеть ставшее опасным отставание страны от передовых индустриально развитых стран. Они носили общецивилизационный характер и затрагивали совокупные интересы общества. В дверь настойчиво стучались задачи индустриализации страны, крутой перестройки аграрного сектора, демократизации всех сторон общественной жизни, расширения прав и свобод личности, решения национального вопроса и т.д. Но чем больше было свидетельств начавшегося «скачка», тем более расширялась пропасть между самыми передовыми и самыми отсталыми, традиционными институтами и отношениями. Обнажавшийся разрыв нес в себе опасность растущего напряжения и столкновения. На втором «этаже» противоречий

располагались те из них, которые отражали специфику, особенности России, ее исключительную многоликость. Острейшими были противоречия между крестьянами и помещиками, наемными рабочими и предпринимателями, между городом и деревней, центром и окраинами, между разными конфессиями, между русскими и представителями других народов и т.д. Но центральным был все ярче проявлявшийся разрыв между самодержавной формой правления и интересами прогрессивных слоев населения. Третья группа противоречий - временных - была порождена уже тяготами и бедами мировой войны. Усиливающаяся экономическая разруха, угроза голода, усталость от войны, озверение, огромные жертвы, миллионные людские потери, разочарование в целях войны рождали протест в самых различных слоях. Последняя группа противоречий, хотя и ограниченная узкими хронологическими рамками войны, вполне могла поспорить с двумя предыдущими по степени внесения разлада, противостояния в обществе, сыграть роль своеобразного детонатора. Несмотря на то, что масштаб всех этих назревших проблем был неодинаков, цели и идеалы борьбы виделись различными, в целом же «букет» противоречий поднимал активность самых разнородных слоев населения, рождая в совокупности огромную приливную волну социального нетерпения. Нужен был лишь повод для начала революционного обвала. И такой повод, как уже отмечалось, появился в феврале 1917 г.

Таким образом, огромный запас ненависти, накопившийся в силу существовавших в России противоречий, усиленный пропагандой с думской трибуны и прессы, идеологической работой политических партий и общественных движений, дал стихийный взрыв в Петрограде небывалой силы. Судьба монархии оказалась предрешенной. Заслуга рабочих и солдат столицы в том, что их стихийный порыв привел к тому, что общенародная революция сразу зашла намного дальше, чем об этом мечтали многие из «могильщиков» царизма. Февральский взрыв отчетливо высветил верхнюю планку начавшегося революционного процесса. Как далеко этот процесс пойдет, где будет нижняя планка, - на эти непростые вопросы ответ давало лишь время.

ЛИТЕРАТУРА

1. Государственный архив Российской Федерации. Ф.5881. Оп.2. Д.825. Л. 1-1 об.

2. Даниэле Роберт. Революция, обновление и парадоксы России в XX веке // Россия на рубеже XXI века. - М., 2000.

3. Известия ЦК КПСС. 1989. № 2.

4. Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.30.

5. Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. - Париж, 1961.

6. Суханов H.H. Записки о революции. Т.1. Кн.1-2. - М., 1991.

7. Февральская революция. 1917. Сборник документов и материалов. - М., 1996.

8. Шляпников А.Г. Канун семнадцатого года. Семнадцатый год. - М., 1992.

ON SPONTANIOUSITY AND ORGANIZATION IN THE EVENTS OF FEBRUARY 1917

Kovalenko N.A.

The Correlation Between Spontaniousity and organization during the February 1917 Revolution is being addressed

Сведения об авторе

Коваленко Николай Алекееевич, 1949 г.р., окончил МГУ им. М.В. Ломоносова (1977), доктор исторических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, автор более 60 научных работ, область научных интересов - политическая история России, история революционного движения, политических партий, историография.