CC BY
477
ФИЛОСОФИЯ
УДК 008
И.В. Романова, к. социол. н., доцент каф. «Коммерческое товароведение», ЗИП СибУПК
СТАРОСТЬ КАК СОЦИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА
Научные интересы: социальная геронтология, гендерология, социальные проблемы женского одиночества
Постарение населения, или демографическая старость рассмотрена как сложная и многомерная социальная проблема современности. Показано как конструируется и осмысляется образ старости в разных культурах Установлено доминирующие влияние стереотипов, предрассудков и предубеждений на представление о старости в российском обществе ■
I. Romanova, Candidate of sociological science, associate professor of Commercial merchandising department, ZEI SibUUC
VITAL SENILITY AS A SOCIAL PROBLEM OF MODERN SOCIETY
Aging or vital senility is considered as difficult and multidimentional modern problem. It is shown the ways of making and perception of old age image in different cultures. It is proved the ascendancy of stereotypes, prejudices and prejudgements on the notion about old age in Russian society ■
* * *
Социальные проблемы старения возникли вместе с развитием общества. Они выражались в том, какую позицию общество занимало по отношению к стареющим и старым людям и какое фактическое место занимали старые люди среди других возрастных групп, какие функции в обществе они выполняли. Старость - это переход в систему новых социальных ролей, а значит, и в новую систему групповых и межличностных отношений. Современный мир не способствует социальной интеграции престарелых. Возникает парадоксальная ситуация, когда медицина преследует цель
продления жизни, а сфера ценностей, включающих новый опыт человечества, не гарантирует пожилым чувства социальной полезности [12].
Из всех современных социальных процессов, по словам известного французского демографа Альфреда Сови [9], наиболее просто поддающимся измерению, наиболее последовательным в своем развитии, наиболее приспособленным для прогнозирования и наиболее тяжелым по своим последствиям является процесс демографического старения.
Старость как социальную проблему
следует считать феноменом XX в. В раннюю историю человечество практически не знало старость, т.к. средняя продолжительность жизни в первобытном обществе составляла 15...22 года, в Древнем мире -20...30 лет. Незначительно увеличившись в Средние века и эпоху Возрождения (25.30 лет), в ХУИ-ХУШ вв. она в целом не превышала 40 лет. К концу XIX столетия средняя продолжительность жизни уже составляла 47.50 лет и постепенно росла в течение всего XX в. [3]. Уже в 90-е гг. этого века помимо глобализации, индивидуализации,
экологических катастроф, появляется проблема «стареющего населения», которая актуализирует всю сферу отношения к пожилым людям в современном обществе [11].
Подтверждая известный закон диалектики, изменения в количественных соотношениях между поколениями переходят в изменения качества отношений между ними. Межпоколенные отношения реализуются непосредственно в рамках семьи, неформального родственного и дружеского окружения, а также через посредство общественных институтов. Экономические аспекты межпоколенных отношений часто обозначают термином «межпоколенные трансферты», под которыми понимается безвозмездный обмен различными финансовыми и материальными ресурсами, а также услугами между поколениями как в семье, так и в обществе. Систему таких отношений часто называют социальным контрактом, под которым понимают комплекс формальных и неформальных норм, ожиданий и обязательств, регулирующих отношения между поколениями и между возрастными группами [2].
Экономическая сторона контракта нацелена на создание справедливых, с точки зрения каждого поколения, механизмов распределения и перераспределения частных и общественных ресурсов. На уровне семьи существование контракта проявляется, в частности, в правилах передачи наследства
и приданого, в обязательствах по воспитанию детей и материальной поддержке стариков; на уровне общественных институтов - прежде всего в виде действующих систем социального обеспечения и народного образования [4].
Произошедшие за последние годы существенные изменения в культурных и социально-экономических условиях в России делают проблему отношения к старости особенно сложной и многомерной. Ситуация мировоззренческой неопределенности, усиленная переживанием людей по поводу потери своего статуса, создает предпосылки возникновения межпоколенческих конфликтов. Сегодняшнее в большинстве своем маргинальное положение пожилых людей объясняется уже не только спецификой старческого образа жизни, но и особенностями социальных, физических, административных составляющих их окружения. Постепенно меняются качественный состав старшей возрастной группы, характер ее потребностей в контексте реформирования системы социальной поддержки в переходном, кризисном социуме. Сложилась уникальная ситуация сосуществования сразу пяти поколений при неотработанности механизмов их взаимодействия. Как следствие, коллективные представления о реальных проблемах пожилых людей часто имеют неопределенный характер, на решение вопросов о социальной поддержке геронтологической группы большое влияние оказывают существующие стереотипы [9].
При упоминании о «пожилых людях», «стариках», «престарелых», «ветеранах» зачастую возникают негативные коннотации. Дело в том, что наше отношение к старости опосредовано возрастными стереотипами, усвоенными нами с детства. Эти стереотипы поддерживаются культурной традицией, усиливаются средствами массовой информации и социальным окружением. В геронтологической литературе доказано их влияние на то, как пожилые люди воспринимают
и ощущают себя и как регулируют свое взаимодействие с окружающими. Распространенное, к сожалению, мнение, что пожилые - бесполезные, интеллектуально деградирующие люди, которые не живут полноценной жизнью, а лишь доживают, воздействует на их поведение. «. Многие пожилые интериоризируют эти стереотипы, снижают собственную самооценку, боятся подтвердить отрицательные шаблоны» 1]. Это было замечено более 100 лет назад, например, у А.П. Чехова читаем: «Бабка любила лечиться и часто ездила в больницу, где говорила, что ей не 70, а 58 лет; она полагала, что если доктор узнает ее настоящие годы, то не станет ее лечить и скажет, что ей впору умирать, а не лечиться» [5].
Крайнее выражение возрастных стереотипов может рассматриваться как идеология эйджеизма. В этой идеологии социальные стереотипы занимают ключевое место, ибо опосредуют и отношения между социальными субъектами, и оценки этих отношений. Мы все - продукт ценностных ориентаций и отношений, воспринятых нами, и мы воспроизводим их в своей деятельности и поведении. Социальные стереотипы действуют автоматически, следование им, по большому счету, объясняется легкостью выбора. Отвергнуть стереотипное мышление, не принимать во внимание «общественное мнение» - для этого требуются немалые усилия самого индивида.
Чтобы осознать, что несправедливое или жестокое отношение к отдельному пожилому человеку - это проявление эйдже-изма, институционализованного в социальной политике, идеологии и общественном мнении, необходимо проанализировать опыт этого человека, сопоставив его с опытом других пожилых людей. И тогда за разделяемыми многими людьми паттернами социальных взаимодействий можно разглядеть акты политической дискриминации, а в правилах для стационаров и домов-интернатов для престарелых - институцио-
нально оформленное угнетение стариков.
Однако, даже осознав проблему, человек может игнорировать ее, избегая вовлеченности и причастности, уклоняясь от персональной ответственности. Достаточно сказать себе: «Пусть этим занимается правительство». А в результате политические мероприятия, успокаивая сознание и совесть, зачастую оборачиваются для пожилых людей покровительством и подаянием [5].
В современном обществе пожилых людей, как правило, объединяют в один возрастной слой, который часто называют «третий возраст». По отношению к представителям третьего возраста среди молодежи распространены разного рода предубеждения, корни которых уходят в далекое прошлое. Вероятно, в начальный период индустриализации в западном обществе, прежде всего среди молодого населения США, где новые мигранты были отделены от своих родителей океаном, негативное отношение к старости и к престарелым людям усилилось. Во многих исследованиях, посвященных пожилым людям в развитых странах, акцент невольно делался скорее на их отрицательных характеристиках. В современном обществе по-прежнему распространены стереотипы, приписывающие пожилым людям иждивенчество, физическую и психическую слабость, культурную отсталость, неспособность к усвоению новых идей, недоброжелательное отношение к молодежи [4].
Мифом представляется распространенное суждение о том, что старики были очень почитаемой группой в древних обществах. Как показывают исследования, собственно старики как функционально слабая часть населения и старость как завершающий этап жизненного цикла, в древности были почитаемы не более чем в наши дни [10].
Бытует мнение, что старость, как последний период человеческой жизни (до которого, впрочем, удается дожить не каждо-
му), непохожий на все предыдущие, но в то же время аккумулирующий их опыт, дает человеку определенные преимущества, хотя и лишает его многих возможностей. Однако такое мнение о старости в сегодняшнем российском обществе разделяют не все -лишь 20 % готовы допустить, что в пожилом возрасте, как и в любом другом, есть свои преимущества, а абсолютное большинство (70 %) уверены, что у старости никаких преимуществ перед другими возрастами нет. Между тем, образ старости, в представлении россиян, окрашен в самые мрачные тона. Пожилой возраст видится респондентам наименее ресурсным периодом человеческой жизни, сопряженным с социальными, физиологическими, психологическими проблемами, совершенно беспросветным и практически не имеющим никаких «положительных» сторон. Так, в ответах на открытый вопрос о том, с чем у них ассоциируется старость, почти четверть респондентов (23 %) говорили о болезнях, дряхлости, немощи («потеря здоровья»; «недееспособность»; «немощность»; «физическая дряхлость», «физическое угасание организма»); почти столько же - о чувстве беспомощности, одиночестве, утрате интереса к жизни, негативных эмоциях, сопровождающих этот жизненный этап, о страхе смерти («безвыходность»; «безнадежность»; «страшное одиночество»; «безрадостность»; «безразличие»; «когда ничего не хочется»; «обида»; «разочарование»; «мысли о смерти»); каждого шестого респондента беспокоит материальная неустроенность («бедность»; «безденежье»; «ждет нищета»). В целом же негативно окрашенные ассоциации характерны для подавляющего большинства ответов респондентов, тогда как позитивные встречаются лишь в 7 % ответов («опыт, мудрость»; «любовь к внукам», «покой и достаток»; «успокоение, гармония, размышления»), а нейтральные - в 9 % («когда люди уходят на пенсию»; «преклонный возраст»; «подведение итогов»; «естественный процесс»;
«морщины»; «седина») [8].
Возраст так же, как и пол, класс, раса позиционируется как фундаментальная переменная, которая определяет систему общественного неравенства. Возраст, как и гендер, иерархизирует социальные отношения и является стратификационной категорией. Представители пожилого возраста рассматриваются как кризисная группа, в отношении которой действуют практики исключения. Механизмы конструирования образов старости в современном обществе обусловлены финалистскими взглядами на индивидуальный процесс развития человека, утилитаристскими подходами к телесности, наделяющими молодость статусом особой престижности, трудовой этикой с ориентацией на ценности материального порядка, нивелированием роли морально-этических норм. С другой стороны, постепенная утрата пожилыми людьми в ходе исторического развития социально значимых функций и кризис традиционной системы внутрисемейной поддержки нетрудоспособных по возрасту способствовали разрушению общественной ценности старости.
В результате старость сегодня понимается как синоним угасания, а не изменения, вытесняется на периферию общественной жизни, исключается из социально престижных сфер. Результатом изолирующих практик стало в последние годы все более широкое распространение феномена старческой девиантности, крайним выражением которого выступают насильственные действия. Представление об «исчерпанности» пожилого человека нередко становится непреодолимым препятствием в его самореализации. Практики исключения представителей геронтологической группы как в приватной, так и в публичной сферах социальной жизни, размывание их самоидентичности ускоряют процессы патологического старения. Напротив, участие в различных сферах жизнедеятельности общества, обеспечение равного достоинства индивидов, независимо
от их возраста, продляют их активную жизнь и обусловливают стабилизацию общества [10].
В свою очередь, негативные представления о позднем возрасте оказывают влияние как на политику и идеологию, так и на личностные ценности, опыт и самоощущение пожилых людей. Стереотипы, связанные со старением, являются своеобразной матрицей отношений. Как механизм идентификации и самоидентификации они ограничивают, прежде всего, самих пожилых, принуждая их соответствовать негативным образам, вызывая изменения самооценки и формируя заниженные ожидания.
Но, пожалуй, еще опаснее то, что последствия этого сказываются в политике, дискриминирующей пожилых людей как группу. Естественно, если негативные представления о старости допускаются в обществе и тем более преобладают в нем, то политики могут усваивать эти взгляды и ретранслировать их.
Предрассудки и предубеждения против пожилых могут усиливаться средствами массовой информации, массовой культуры, литературы, рекламы. Конечно, это не значит, что существует явный и осознанный заговор с целью распространения негативного образа позднего возраста. Но поскольку система представлений о старении пронизывает все сферы социальных взаимодействий, профессиональных и личных контактов, в какой-то мере они становятся осознанными и получают статус «правды», что усиливает страх старения у всего общества.
Проблематика старости в значительной мере связана с тем, как наше общество пытается осмыслить и решить вставшие перед ним новые задачи собственного воспроизводства. Процесс смены поколений - уход одних и приход других - затрагивает основы нашего бытия: рождение, жизнь, старение, смерть. Сдвиги в возрастной структуре общества, изменение межпоколенческих взаимоотношений влияют на отношение к жизни
и смерти. Оно трансформируется, но не сразу и не во всех общественных группах одновременно. Поэтому в сознании общества сосуществуют отложения разных эпох, представления разных общественных групп, прослеживаются следы воззрений, имеющих весьма разное культурно-историческое происхождение [6].
В разных культурах образ старости конструируется и осмысляется по-разному. В этом смысле крестьянские представления о старости, насколько можно судить по этнографическим материалам XIX-XX вв., весьма сильно отличаются от представлений, отражаемых в нормах и ценностях современной нам городской культуры. В крестьянской традиции отношение к старости было более отстраненным и, на взгляд сегодняшнего горожанина, довольно равнодушным. С некоторой долей условности можно утверждать, что в крестьянской традиции старость воспринималась, прежде всего, как период ожидания смерти и подготовки к ней. В современной городской культуре тема смерти до определенной степени табуирована: разговор с пожилым человеком о том, что его ожидает скорая и неминуемая смерть, сочли бы бестактностью и дурным тоном [7].
На данный момент проблема отношения к старости, для геронтологической группы разрабатывается, главным образом, в контексте социальной помощи, что в определенной степени свидетельствует о том, что современное общество отгораживается от проблем пожилых барьером помощи, уделяемой через институты социальной поддержки. Вместе с тем в сегодняшнем стремительно модернизирующемся обществе именно пожилые люди остаются хранителями общечеловеческих ценностей, являются ценным, но невостребованным ресурсом общественного развития [11].
ЛИТЕРАТУРА
1. Анциферова Л.И. Поздний период жизни че-
ловека: типы старения и возможности поступательного развития личности / Л.И. Анциферова // Учебное пособие по психологии старости / ред.-сост. Д.Я. Райгородский. Самара: Изд. Дом БАХРАХ-М, 2004. - С. 492.
2. Bengtson V.L. Is the «Contract Across Generations» Changing? Effects of Population Aging on Obligations and Expectations Across Age Group. In: Bengston V.L and W. A. Achenbaum (eds.), The Changing Contract Across Generation. N.Y. 1993.
3. Данные по Западной Европе. См.: Россет Э. Продолжительность человеческой жизни / Пер. с польского. - М.: Прогресс, 1981. - С. 184-207, 211.
4. Денисенко М. Тихая революция / М. Денисенко // Отечественные записки. - 2005. - № 3. - С. 10-15.
5. Краснова О. Порождение заблуждений: пожилые люди и старость / О. Краснова // Отечест-
венные записки. - 2005. - № 3. - С. 18-24.
6. Левинсон А. Старость как институт / А. Левинсон // Отечественные записки. - 2005. - № 3. С. 26-30.
7. Панченко А. Образ старости в русской крестьянской культуре / А. Панченко // Отечественные записки. - 2005. - №3. С. 4-14.
8. Преснякова Л. Социальный, материальный и эмоциональный климат старости в России / Л. Преснякова // Отечественные записки. - 2005. -№ 3. - С. 34-45.
9. Сови А. Общая теория населения / А. Сови. -М., 1977. - Т. 2. - С. 70.
10. Chodzko-Zajko W.J., The root of agism in contemporary society: a historical and scientific perspective. Gerontologist. 1995, No. 35
11. http://www.mirrabot.com/work/work 8864.html.
12. http://development2005.narod.ru/books/maxim.htm.
УДК 142.8 О.Н. Лагерева, аспирантка, ИрГУПС
СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО ГУМАНИЗМА В ПРОЦЕССЕ ИННОВАЦИОННЫХ ТЕНДЕНЦИЙ В НАУКЕ
Научные интересы: философия, культурология, коммуникации
В статье рассматривается проблема осмысления современного понимания гуманизма под влиянием порождающихся новых трансформирующихся систем на фоне возрастающих инновационных тенденций. Анализируется ценностная основа нового вида гуманизма - трансгуманизм. Рассмотрен праксеоло-гический аспект ответственности как гуманистической парадигмы ■
O.N. Lagereva, Irkutsk State Railway University
BECOMING OF THE MODERN HUMANISM DURING INNOVATION TENDENCIES IN SCIENCE
A comprehension problem of the modern humanism under new originative transforming systems against growing innovation tendencies is under consideration in this article. There is a value background of the new kind of humanism - transhumanism. The praxeological aspect of responsibility as humanistic paradigm is viewed ■
