CC BY
94
УДК 271.2 (091)
АПАНАСЕНОК Александр Вячеславович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и социально-культурного сервиса Курского государственного технического университета. Автор 38 научных публикаций, в т.ч. двух монографий
СТАРООБРЯДЦЫ И «МИРСКИЕ» В СЕЛЬСКОМ СОЦИУМЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ В XIX - НАЧАЛЕ XXВЕКА: ЭВОЛЮЦИЯ МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Статья посвящена проблеме отношений между старообрядцами и окружающим нестарообрядческим населением в провинциальном сельском социуме XIX - начала XX века. Опираясь на материалы Центрального Черноземья, автор показывает процесс постепенного разрушения традиционной старообрядческой самоизоляции в данный период.
Православие, старообрядцы, сельский социум, межконфессиональные отношения
Произошедший в XVII в. церковный раскол разделил российское общество на две части - старообрядцев и новообрядцев. Вызвав конфессиональное размежевание населения тысяч русских деревень и сел, он положил начало длительному сосуществованию в рамках сельского социума представителей не просто разных исповеданий, но и отличных друг от друга культурных традиций. Особенности этого сосуществования, в том числе и взаимодействие староверов с «никонианами» в повседневной жизни российской деревни, до сих пор не становились темой специального исторического исследования. Между тем изучение указанной проблемы в хронологическом разрезе заметно обогатит социокультурную историю сельской России; оно же может дать массу ценных сведений об особенностях и степени прочности старообрядческой культуры в том или ином регионе страны. Особенно интересен в этом смысле
период XIX - начала XX в., поскольку именно в это время модернизационные процессы в России поставили под вопрос традиционную старообрядческую замкнутость.
Целью предлагаемой статьи является характеристика динамики развития взаимоотношений крестьян-старообрядцев Центрального Черноземья с окружающим нестарообрядческим населением («мирскими») в указанный период. Географические рамки проведенного исследования обусловлены как заметным числом местных староверов (в Курской, Воронежской и Тамбовской губерниях до революции насчитывалось более ста населенных пунктов со значительным старообрядческим элементом)1, так и тем, что этот регион представлял из себя типичную российскую провинцию и поэтому может стать подходящей моделью для выявления закономерностей, общих для многих регионов.
Предваряя анализ имеющихся фактов, необходимо сказать, что основой, на которой традиционно строилась система отношений староверов с внешним миром, был богословский вывод
об отпадении «в ересь» всего окружающего общества. Поэтому в отношениях с «никонианами» старообрядцы опирались на церковные правила, регламентирующие отношения с еретиками.
Уже в апостольских посланиях звучали требования «уклоняться от производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились» (Римл. 16; 17). При этом еретики, то есть отпавшие от истинной веры, почитались гораздо большими грешниками, чем язычники: с ними следовало прекращать дружбу, совместные трапезы и всякое общение.
Принцип изоляции от еретиков был развит отцами церкви. Так, Иоанн Златоуст учил по этому поводу: «Возлюбленные, много раз я говорил вам о безбожных еретиках и теперь умоляю не объединяться с ними ни в пище, ни в питье, ни в дружбе, ни в любви, ибо поступающий так отчуждает себя от Христовой Церкви. Если кто и проводит житие ангельское, но соединяется с еретиками узами дружбы и любви - он чужой для владыки Христа»2.
В соответствии с этими заветами на одном из старообрядческих соборов XVIII в. было принято следующее постановление: «Со иноверными не сообщатися, ни в мале в чем-либо, в вещах таковых, которые вредят благочестию. Се же есть ни в молитве, ни в ястии, ни в питии, ни в дружбе, ни в любви, ни в мире... »3.
Стремление сохранить свою веру и обычаи «непорушенными», не подвергнуться влиянию «ересей» изначально определило относительную обособленность старообрядческого мира центрально-черноземных губерний от остального населения. Находясь в ситуации конфессионального несходства с «никонианами», старообрядческие общины сформировали ряд социокультурных норм, которые были призваны сохранять их целостность и противостоять окружающей среде. Главным принципом на этом пути стало отделение себя - «верующих», от всех остальных - «мирских» (название, часто употребляемое наряду со
словом «никониане»). Слова «мир», «мирское» для староверов имели теологическое значение. «Мир», т.е. внешняя среда, является порождением греховности (или даже воплощением антихриста), то есть духовной прелести, от которой надо максимально себя оградить. В более тесном смысле оппозиция «верующий» - «мирской» отражала противостояние старообрядцев «никонианам». Последние, как носители «неверного» учения, не могли быть для староверов «истинно верующими», а потому контактов с ними следовало, по возможности, избегать.
Сведения о замкнутости и «подозрительном отношении ко всему православному» старообрядцев можно найти во многих источниках XVIII-XIX вв. (конечно, речь в первую очередь идет о сельских «ревнителях старины» - для городских самоизоляция была делом более труд-ным)4. Достаточно много таковых относится и к середине XIX в. Например, в подававшихся уездными исправниками рапортах о «состоянии раскола» в отдельных уездах Тамбовской и Курской губерний нередко встречается фраза о том, что староверы «жизнь ведут нелюдимую, проявляют гордость»5. В записках воронежского священнослужителя говорится о том, что старообрядцы, в особенности же старое поколение, руководимые своими наставниками и попами, во многих местах епархии в половине XIX века продолжали держать себя замкнуто и отчужденно от православных, считая общение с ними, например, в пище или питье, осквернением для себя6. Курский краевед А. Танков приводит случай отказа крестьян-старообрядцев деревень Колмановой и Куниной Корочанского уезда Курской губернии в 1855 г. принести присягу на верноподданство Александру II по причине присутствия рядом «никониан» и их священнослужителя7.
Подобные настроения можно было наблюдать и в начале XX в. Так, в «Обзоре Курской губернии за 1904 год» говорится: «... старообрядцы, в особенности же старое поколение, руководимые своими наставниками и попами, во многих местах епархии продолжают держать себя замкнуто и отчужденно от православных, считая общение с ними, например, в пище или питье, осквернением для себя»8.
Однако факты говорят о том, что обособленность староверов во второй половине XIX - начале XX века начала уменьшаться. Этому способствовало постепенное смягчение государством вероисповедной политики. В старообрядческой среде всегда приветствовалась пропаганда «старой веры» среди «никониан», а во второй половине XIX в. возможностей для такой пропаганды стало больше. Перестав активно бороться с расколом, власти дали староверам возможность «обращать в веру» «заблуждающихся». Ревнители древлего благочестия, руководствуясь Св. Писанием9, старались организовать такие обращения в местах, где надзор властей был слаб. Священник с. Камышного Суджанского уезда так описывает применявшиеся ими способы: «На рождественских святках их вожаки с полчищем дев начетчиц непременно посетят для указанной цели каждый достаточный на селе и деревне дом, по входе в который, потупя лица в землю, не смотря на иконы, начинают пение своих духовных песен. Затем, приметивши, кто из православных . с удовольствием слушал протяжное пение, раскольники начинают хитро и незаметно действовать на таковых православных, приглашая, например, в другое время послушать пение в их моленных домах. Когда возбуждено хотя бы маленькое внимание православного к раскольничьей обстановке - учению и пению, тогда девы-спасенницы, которых одно только и дело - ходить по селу для совращения, - внушают православным женщинам, что де предки-то их спасенницкой веры были, а не мирской»10. Другой представитель господствующей церкви, А. Чистяков, указывал на частые случаи чтения грамотными старообрядцами религиозных книг своим «мирским» соседям. Читая Евангелие или другую духовную литературу, они «толковали разные места по-своему, нечувствительно увлекая за собой»11. Пропаганда старообрядцами своей веры еще более усилилась после официального объявления религиозных свобод в 1905 г. «Воронежские епархиальные ведомости» писали в 1908 г. по этому поводу: «Раскол и сектантство после манифеста 17 апреля 1905 г. подняли голову и . приступили к пропаганде своих учений среди православного населения»12. Естественно,
контакты такого рода, хотя и оправданные канонически, с точки зрения староверов, нарушали их самоизоляцию.
Однако стоит сказать, что в конце XIX в. эта самоизоляция и без того стала постепенно уменьшаться. В 1898 г., например, курский преосвященный писал: «Старообрядчество. начинает проникаться духом терпимости, отвыкает от обычной своей угрюмости и замкнутости». В «Обзоре Курской губернии за 1905 г.» говорится, что «в отношениях старообрядцев к православному населению и духовенству в последнее время не замечается той неприязни и враждебности, какими отличались старообрядцы прежнего времени»13. По мере утихания религиозных преследований начало разрушаться традиционное представление староверов о царящем в мире зле. «Антихриста мы потеряли. антихрист пропал», - услышал в начале XX в. воронежский епархиальный миссионер от одного из местных старообрядцев14. Отдельные примеры хороших межконфессиональных взаимоотношений можно найти уже в «Отчете о состоянии Курской епархии за 1892 г.». В это время было замечено потепление отношения староверов к «мирским» в Обоянском уезде. В с. Троицком Обоянского уезда староверы пожертвовали в местную «никонианскую» церковь икону Св. Пророка Илии, которую во время крестных хождений по полям сами брали из церкви и наряду с остальными носили, «воздвигая пред нею свечи, купленные в той же церкви»; в с. Нижняя Ольшанка того же уезда «раскольники» не отказывались жертвовать на новостроящийся храм и не вычитали своей части из общественных сумм, предназначенных для строительства; в с. Новоильинском староверы приглашали на Рождество и Пасху в свои дома православное духовенство для прочтения молитвы (при этом, однако, не целуя крестов и не принимая благословения), а также разрешали своим детям ходить в церковную школу15. В 1898 г. «ревнители древлего благочестия» с. Фентисово Щигровского уезда оказали существенную материальную помощь официально-православному приходу при постройке церкви16. Примерно такие же примеры можно было порой наблюдать и в Тамбовской губернии. Обобщая,
тамбовский епархиальный миссионер замечал в 1896 г.: «.раскольники становятся в более близкое отношение к православной церкви и ее прихожанам. Теперь уже не редкость видеть раскольника. даже при совершении православного богослужения»17.
Подобные случаи, конечно, не были типичными для всего старообрядческого мира, являясь предосудительными с точки зрения наиболее «крепких» «ревнителей старины». Однако они ознаменовали наметившуюся тенденцию к некоторому сближению староверов с официальным православным населением. Еще одним характерным ее проявлением стало посещение старообрядческими детьми церковно-приходских школ. В «Обзоре Курской губернии за 1907 год» говорится: «В отношениях старообрядцев к православному населению, духовенству и властям в последнее время в общем не замечалось той неприязни, какою отличались старообрядцы прежнего времени. Такая перемена в настроении старообрядцев ко всему православному в некоторых местах стоит в заметной связи с распространением среди них просвещения через церковные школы, охотно посещаемые, наряду с православными, и детьми старообряд-цев»18. Почти такую же фразу можно найти и в отчете Воронежского миссионерского братства св. Митрофана и Тихона19.
В источниках второй половины XIX - начала XX в. отсутствуют свидетельства вражды между рядовыми представителями двух православных конфессий по религиозным мотивам. Как следует из донесений уездных исправников, отношения между ними обычно складывались достаточно мирно20. Более того, взгляд официально-православных прихожан на «ревнителей старой веры» часто содержал в себе уважение и признание превосходства последних в религиозных вопросах. Притеснения, которым старообрядцы периодически подвергались из-за своих убеждений, строгий (в большинстве случаев) образ жизни, внимательное отношение к постам, обрядам и прочим православным предписаниям убеждали окружающее население в том, что «староверцы» скорее смогут спасти свою душу, чем остальные люди. На это часто жаловались приходские свя-
щеннослужители, а также миссионеры, которые сталкивались с периодическими переходами официально-православных прихожан «в раскол». Характерным примером особенностей отношения «мирских» к старообрядцам может послужить отрывок из беседы, которую вел в 1876 г. спасский священнослужитель-миссионер В. Реморов с местной крестьянкой, обратившейся к «старой вере»: «Вот как, - сказал я, выслушав слова Анны, - ты раскольница, как же это так случилось? Ведь ты родилась от православных, зачем же запродала душу раскольникам, богатой быть захотелось?» - «И, что ты, батюшка?! Мне больно желанно хоть последнее местушко занять у Бога, желанно хоть маленькую отраду получить своей душе на том свете. Гутарят: кто пойдет в старую веру, тот и милость получит от Бога и прощение грехов» - «Гутарят мало ли что, гутарят неразумные бабы да безграмотные мужики, а ты им веришь? Обманулась ты, Анна, когда пришла искать спасения у раскольников. Скажи мне, по душе, по совести, что ты там нашла хорошего? Раскольники живут самочинно, не повинуются церкви и священникам, молятся в простой, неосвященной избе. Разве это хорошо?..» - «Старообрядцы больно уже хорошо молятся и постятся много», - говорит Анна... »21.
По данным, собранным экспедициями Министерства внутренних дел в 1850-е гг., крестьяне, жившие рядом со староверами, считали, что «раскольничья вера - святая, настоящая христианская, что в одной только этой вере и можно спастись, и что вера православная, или, по народному названию, вера по церкви, есть вера мирская». Крестьяне-нестарообрядцы часто говорили: «Мы не християне... мы во Христа веруем, но мы по церкви, люди мирские, суетные... Християне те, что по старой вере, они молятся не по-нашему, а нам некогда»22. Интересно отметить, что такие мнения можно было услышать во многих регионах Российской империи. Например, вологодский епархиальный миссионер писал, что «в местностях, где силен раскольничий дух, население относится к расколу как к вере людей, удалившихся от мира и предавшихся подвигам спасения души и богоугождению; оно хочет, мечтает хотя бы в
конце жизни отдаться такой жизни»23. В одном из отчетов по Ярославской губернии отмечалось, что «многие из синодальной паствы - едва ли не % губернии - молятся двуперстным знамением креста, презирая щепоть (троеперстие - авт.)»24. По свидетельству современников, в XIX в. не только в крестьянстве, но и в других слоях общества было распространено мнение, что старообрядцы - самые ревностные христиане в России, «как христиане первых времен», а официальное православие - «мирская религия» и «вся святость концентрируется в старой вере»25.
Определенную эволюцию можно проследить и в брачных отношениях «ревнителей старины» с «мирскими». На протяжении всей истории ста-роверия вступление в брак с представителями «никонианского» мира однозначно порицалось «крепкими в вере» старообрядцами; старообрядческие авторы в своих произведениях также не раз обращали внимание на недопустимость подобных вещей. В одном из «наставлений», написанном в начале XX в. «древлеправославным» священнослужителем Е.В. Александровым, читаем: «Наша девушка или наш парень, связавшиеся браком с иноверными, совершенно теряются и, конечно, падают в иноверное заблуждение и в совершенное отступление от нашей православной веры». А это недопустимо, ибо «антихрист уже в преддверии стоит, ждет своего времени, он явится людям, которые его ждут, которых приведет в вечную гибель!»26.
Разделяя подобное убеждение, старообрядцы обычно стремились вступать в брак «со своими». Порой между их поселениями складывались особые «брачные» взаимоотношения, когда женихи из одной деревни по обычаю брали невест из другой (например, такие отношения существовали между
селами Русское-Поречное и Бирюковка в Суджан-ском уезде, Жадино и Викторовка в Рыльском уезде, Самодуровка и Поныри в Фатежском уезде Курской губернии)27. Однако в последней трети XIX в. заметным явлением постепенно стали и межкон-фессиональные браки. Статистики, отражающей их количество, не существовало (в крестьянской среде они в большинстве случаев не регистрировались из-за препон в законодательстве), однако в отчетах
о состоянии епархий и обзорах Курской, Воронежской и Тамбовской губерний таковые назывались одним из главных источников пополнения раскола28. Преступая канонические предписания о несообщении с «еретиками» в любви, старообрядцы стремились загладить прегрешение, обратив жену (или мужа) в свою веру. Как правило, это удавалось, так как вся семья настаивала на переходе в староверие «мирской» супруги или супруга29, однако оставались родственники - прихожане господствующей церкви, и общение с ними неизбежно нарушало изоляцию староверов.
Таким образом, в XIX - начале XX в. отношения старообрядцев с «мирскими» в рамках сельского социума претерпели значительную эволюцию. Запретительные нормы, принятые старообрядцами в ранний период их истории и имевшие целью сохранить благочестие посредством автономии не только религиозной (в молитве), но этнопсихологической (в трапезе, любви, браке, общении), в этот период потеряли свой абсолютный характер. «Мирские» перестали восприниматься как абсолютно чужие: во-первых, шел активный процесс вовлечения в раскол, во-вторых, смягчилось отношение к межконфессиональным контактам в повседневной жизни (совместная деятельность, совместное обучение детей, меж-конфессиональные браки).
Примечания
1 См.: Апанасенок А.В. «Старая вера» в Центральном Черноземье: XVII - начало XX века. Курск, 2008. С. 95-111.
2 Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. М., 1993. С. 319.
3 Попов Н. Сборник для истории старообрядчества. М., 1864. С. 92.
4 См., напр.: Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 13. Д. 190. О раскольниках Белгородской епархии. 1732 г.; Там же. Оп. 114. Д. 1086. Об усилении раскола в г. Обояни. 1833; Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. 20. Оп. 1. Д. 6. Ведомость учета документов о раскольниках 1751 г.; Там же. Д. 5426. Документы к отчету губернатора за 1894 г. и т.д.
5 См.: Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 4. Оп. 1. Д. 1579. Л. 1-38; ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1161. Л. 2-24.
6 Олейников Т.М. Очерки по истории расколо-сектантства в Воронежской губернии // Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1913. № 48. С. 1308.
7 Танков А. Из истории раскола в Курской губернии // Прибавление к Курским епархиальным ведомостям. 1898. № 17. С. 151.
8 Обзор Курской губернии за 1904. С. 48-49.
9 «Если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его (в истинную веру - авт.), пусть знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (2 Тим. 2; 24-26).
10 Церковно-приходская летопись села Камышного // Курские епархиальные ведомости. Отдел неофициальный. 1872. № 2. С. 107.
11 Чистяков А. Новые условия в церковной жизни и расколе // Курские епархиальные ведомости. Отдел неофициальный. 1872. № 11. С. 676.
12 Никольский П. К учреждению противораскольнического и противосектантского Миссионерского комитета // Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1908. № 11. С. 664.
13 Обзор Курской губернии за 1905. С. 57.
14 Олейников Т. Страничка из жизни старообрядцев поморского согласия // Воронежские епархиальные ведомости. Неофициальная часть. 1910. № 26. С. 816.
15 РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1396. Л. 49-50.
16 РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1675. Л. 36.
17 Отчет о деятельности Тамбовского Казанско-Богородичного миссионерского братства за 1896 год. Тамбов, 1897. С. 54.
18 Обзор Курской губернии за 1907 год. Курск, 1908. С. 73.
19 Отчет Воронежского миссионерского братства св. Митрофана и Тихона за 1904 год. Воронеж, 1905. С. 23.
20 См., напр.: ГАКО. Ф. 4. Оп. 2. Д. 154. Л. 10; ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1579. Л. 6-21.
21 Цит. по: Обращение к православию старообрядца начетчика Исая Агафонова. (Приложение к отчету Тамбовского Богородично-Казанского миссионерского братства за 1877 г. Тамбов, 1878. С. 56-57).
22 Сборник правительственных сведений о раскольниках / сост. В. Кельсиев. Лондон, 1862. Вып. 4. С. 45, 46.
23 Цит. по: Савельев Ю.В. Старообрядчество в Печорском крае Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии // Старообрядческая культура Русского Севера. Сыктывкар, 1997. С. 102.
24 Там же. С. 152.
25 См.: Керов В.В. «Бог свят есть, и мы будем святы»: сакрализация повседневности в старообрядчестве // Старообрядчество: История. Культура. Современность. М., 2006. С. 10-11.
26 «Родительское наставление к своим родным детям и духовным» Епифания Васильевича Александрова // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С. 383.
27 См., напр.: ГАКО. Ф. 33. Оп. 2. Д. 16580. Л. 4.
28 См., напр.: РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1396. Л. 50; Обзор Курской губернии за 1902 год. Курск, 1903. С. 55.
29 Об этом свидетельствуют жалобы епархиальных властей. См., напр.: РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1396. Л. 50.
Apanasenok Aleksandr
OLD BELIEVERS AND THE VILLAGE COMMUNITY IN THE RURAL SECTOR OF THE CENTRAL BLACK EARTH REGION IN XIX - EARLY XX CENTURIES: EVOLUTION OF INTERCONFESSIONAL RELATIONS
The paper is devoted to the problem of interconfessional relations between Old Believers and the village community in the provincial rural sector in XIX - early XX centuries. Based on the Central Black Earth Region materials the author demonstrates gradual decay of the traditional Old Believer’s social withdrawal in this period.
Рецензент - Соколова Ф.Х., доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой регионоведения Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
