Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в xviii столетии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Электронное научное издание Альманах Пространство и Время. Т. 3. Вып. 1 • 2013 Специальный выпуск ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ ГРАНИЦ

История History / Geschichte

УДК 355.237(09):351.746.1

Харламов В.И.

Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Харламов Владимир Ильич, доктор исторический наук, профессор, действительный член Академии военных наук и Международной академии информатизации

E-mail: [email protected]

Создание в России в начале XVIII в. регулярной армии потребовало подготовки значительного числа собственных командных кадров. В статье рассмотрен процесс формирования в петровскую и послепетровскую эпоху каналов комплектования специалистами армии и пограничной охраны Российской империи.

Ключевые слова: регулярная армия; пограничная охрана; офицерский состав; артиллерийские, инженерные и морские военные школы Петра I; кадетские корпуса; продвижение офицеров в зависимости от полученного образования.

XVIII век для России по праву можно считать веком великих начинаний и преобразований. Не явилась исключением в этом отношении и область военного строительства. Усилиями нескольких поколений в государстве была создана мощная армия, расширены и укреплены границы, надежно охранявшиеся специально организованными для этого войсками. Наконец, был заложен фундамент и возведено здание военно-образовательной системы, которая на первых порах питала своими кадрами не только регулярную армию и пограничные войска, но и промышленность, множество гражданских служб и структур управления государством, сферу народного образования и даже искусство. Однако важность исследования проблемы в рамках XVIII столетия состоит не только в уникальности, созданной в то время системы подготовки офицеров, но и в возможности проследить ее развитие с истоков. Именно в XVIII в. были заложены традиции военного образования офицерского корпуса, наложившие глубокий отпечаток на все последующее его развитие.

Начало XVIII в. ознаменовалось завершением строительства в России регулярной армии. С этого времени начался неуклонный процесс роста ее численности. С 1712 по 1798 гг. последняя увеличилась с 180298 до 386696 человек, то есть более чем в два раза. Наибольшей же численности армия достигла в 1796 г., когда в ней насчитывалось 474000 военнослужащих [Военно-статистический сборник 1871, с. 40]. В то же время увеличение армии и вооружение ее вполне современным для того времени оружием сами по себе не гарантировали успеха в многочисленных войнах, которые Россия вела в XVIII в. [Бескровный 1958, с. 74—127]. Боеспособность войск во многом зависела от качества офицеров, которых нужно было готовить для армии все больше и больше.

Если учесть, что в рассматриваемый период среднее число военнослужащих сухопутных войск, приходившихся на одного офицера, достигало 33 человек, можно с достаточной долей достоверности определить, что потребность войск в офицерском составе могла находиться в пределах 5,4—14 тыс. человек [РГВИА, ф. ВУА, д. 68. л. 22—23, 41—42; .Бескровный 1958, с. 39—42, 44—49, 54—62, 303—361].

Для России, не имевшей, в отличие от некоторых западноевропейских государств, в предыдущий век военнообразовательных заведений, подготовка указанного числа военных специалистов являлась весьма сложной задачей.

Наиболее многочисленным родом войск в русской армии с начала ее создания стала полевая регулярная и гарнизонная пехота. В 1712 г. ее удельный вес составлял 70,7% общей численности армии. В течение почти всего столетия доля пехоты в войсках росла. Процесс этот был связан с повышением роли огня на полях сражений, причем в основном за счет пехоты, поскольку ни артиллерия (особенно начала XVIII в.), ни кавалерия не могли на первых порах соперничать с пехотой в огневых поединках, которые в то время предрешали исход любого сражения. К 1786 г. доля пехоты в общей численности армии достигла максимума — 81,4%, после чего уменьшилась к концу века до 75,7%. Последний факт был связан с некоторым снижением роли пехотного огня, поскольку в недрах линейной тактики зарождалась тактика колонн и рассыпного строя. По мере развития тактики и совершенствования артиллерийских систем повышалась значимость ар-

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

тиллерии. К концу века удельный вес ее личного состава в общей численности офицерского корпуса увеличится в 4, а доля военнослужащих кавалерии снизилась в 1,8 раза. Если предположить, что соотношение численности трех родов войск достаточно адекватно отражало соотношение численности офицерского корпуса, то нетрудно установить и крайние границы потребностей в соответствующих специалистах. Для пехоты они составляли 70,7—81,4%, кавалерии — 15,2—26,8%, артиллерии — 2,4—9,6% от общей численности офицерского корпуса. Инженерные войска, хотя и немногочисленные, существовали в русской армии уже в первой четверти XVIII в., когда был сформирован инженерный корпус, включавший в себя, кроме штаба, пионерные, понтонные, минерные и мастеровые формирования [Военностатистический сборник 1871, с. 40—45; Бескровный 1958, c. 44, 59—60, 326]. Таким образом, с самого начала строительства сухопутных войск России и до конца XVIII в. последние требовали подготовки для них офицеров всех родов оружия, численность которых должна была расти преимущественно за счет пехотных и отчасти артиллерийских офицеров.

Процесс увеличения русской армии следует считать вполне закономерным, поскольку не менее половины XVIII в. Россия находилась в состоянии войны с другими государствами, отвоевывая свое право на существование как в Европе, так и в Азии и одновременно расширяя свои владения [Столетие военного министерства 1902, т. 2, ч. 1, с. 53—117; Военно-статистическое обозрение Российской Империи 1894, т. 1, с. 1—2; Записки военной статистики 1894, т. 1, с. 92—95, 99, 102—104, 111, 118—121].

Петр Ь(1672—1725), основатель российской военной школы. С портрета П. Делароша (1838).

Н ■г ' L: -

* я Ш "V «■ -■ -"«У' ь ИЖ-Дщ J!k ', ДОЧЛ д .

Бу $Г'- -м

■к/ ГЛ 1

щ/'М Уя .^7-1 ДА wL

Анна Иоанновна (1693—1740), императрица (1730—1740). С портрета Л. Каравака (1730)

Екатерина II Алексеевна (1729—1796), императрица (с 1762). С портрета Ф. Рокотова (1763)

Справа: Россия в середине XVII — XVIII вв. C сайта http://www.hist-geo.net/media/blogs/blog/ Ist_Ross i ^0 7_Ross ia.jpg

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Российские границы в рассматриваемый период были подвижными, их протяженность постоянно увеличивалась. Так, при вступлении в 1682 г. Петра I на престол общая площадь Российской империи составляла 12828148 квадратных верст, а к концу его царствования, увеличившись более чем на полмиллиона, достигла 13338220 квадратных верст. К концу века суммарное приращение площади России составило 1967711 квадратных верст [Военно-статистический сборник 1871, с. 21—22].

Увеличение протяженности, нестабильность границы России, необходимость отражения постоянных набегов кочевых племен на востоке и юге, угроза вторжения с запада вынуждали правительство создавать соответствующую систему охраны границы, выделяя для этой цели немалые и в то же время разнородные силы и средства.

Следует отметить, что процесс становления и развития пограничных войск в XVIII в. еще не изучен достаточно глубоко. Противоречивость мнений по данной проблеме заставила автора осуществить самостоятельное исследование и привести в монографии лишь его краткие выводы, поскольку они крайне необходимы для определения сферы деятельности офицеров пограничных войск.

Трудно согласиться с мнением о том, что началом возникновения пограничной охраны следует считать 1723 г., когда в России была создана таможенная служба, ибо последняя выполняла в то время лишь функцию защиты экономических интересов России, хотя и явилась, как справедливо отмечено, прародительницей Отдельного корпуса пограничной стражи, сформированного в конце XIX в. Вообще в XVIII столетии таможенная служба только отлаживалась, а органы, осуществлявшие ее, по их организации, оснащению и уровню подготовки едва ли можно было отнести к пограничным войскам [Чернушевич 1906, с. 15]. В 1725 г. органы таможенной службы, существовавшие только на западной границе, были и вовсе убраны вглубь страны, где находились до 1741 г. Процесс переноса таможен к границе затянулся, по крайней мере, до 60-х гг. XVIII столетия, о чем свидетельствуют указы российского правительства того времени [Полное собрание законов Российской Империи... 1830, т. 16, с. 459, 563]. Пограничная охрана существовала в России задолго до возникновения таможенных учреждений, а с их появлением развивалась параллельно с расширением и совершенствованием сети таможенной службы. Таким образом, сфера деятельности офицеров-пограничников не ограничивалась обязанностями досмотрщиков, а была, как увидим, значительно шире [Беляев 1846, с. 4].

До 1702 г. службу по охране границ России осуществляли так называемые солдатские полки, которые после 1702 г. стали называться гарнизонами, а с 1711 г. — гарнизонными полками. К концу века полки, находившиеся на границе, были реорганизованы в пограничные, а остальные — во внутренние батальоны. Пограничный батальон насчитывал 700—800 человек, из которых 20 являлись штаб- и обер-офицерами [Хроника Российской Императорской армии, составленная по Высочайшему повелению. 1852, ч. 6, с. 158; ч. 7, с. 37—41, 84, 122].

Одновременно с 1712 г. шло формирование ландмилиционных войск [РГВИА, ф. 37, оп. 16940, д .92, л. 686—687, 695— 696]. Их задача достаточно четко определена в одном из указов Анны Иоанновны от 1731 г., где предписывалось сформировать 16 конных и четыре ландмилиционных полка. Полки селились на Украинской пограничной линии, а офицерам и солдатам нарезались вблизи границы земельные наделы, «дабы оные [военнослужащие — В.Х.] поблизости лучшим образом и способнее себя и границу охранять и защищать могли» [РГВИА, ф.П14, оп. 2/236, д. 33, л. 48 об., 49]. С 1731 по 1752 гг. на российских границах были построены Закамская, Оренбургская, Самарская, Сибирская, Иртышская, Тобол-Ишимская, Уйская и другие укрепленные линии, охранявшиеся пешими и конными ландмилиционными полками. Плотность ландмилиционных войск была различной в зависимости от важности охраняемых участков. Так, на Сибирской пограничной линии протяженностью 2100 верст несли службу всего четыре конных полка, в то время как 268километровая Украинская линия прикрывалась 20 полками. Организационная структура пограничных полков была, в принципе, схожа с армейской, но одновременно имела особенности, предопределенные спецификой пограничной службы. В Украинском ландмилиционном корпусе в первой четверти XVIII в. находилось 11 поселенных и девять непоселенных полков общей численностью 21312 человек. Поселенный полк, насчитывавший 1165 солдат и офицеров, включал в себя одну гренадерскую, семь мушкетерских и три конных роты. В непоселенный полк входили одна гренадерская и 10 мушкетерских рот с 43 штаб и обер-офицерами, 88 унтер-офицерами и капралами, 911 рядовыми и 123 прочими строевыми и нестроевыми чинами [Полное собрание законов Российской Империи т. 8, с. 360—364, 577—578, 659; т. 9, с. 105].

Построение ландмилиционных частей по армейскому образцу не было случайным, так как функция защиты границ в

XVIII в. нередко превалировала над чисто охранными задачами. Пограничные войска на южных рубежах вели постоянную борьбу, вплоть до конца XVIII в., с крымскими татарами. На востоке и юго-востоке им приходилось отражать нападения племен, образовавшихся в результате распада Золотой Орды. Однако боевая деятельность ландмилиционных войск этим не ограничивалась. Из содержания переписки, находящейся в фонде ландмилицкого повытья, удалось выяснить, что ландмилиционные войска готовились к походам и участвовали в боевых действиях в составе армии. В 1738 г., например, велась переписка генерал-майора Девица А.П. с командирами ландмилиционных полков о подготовке к походу на Азов. В 1746 г. генерал-майор Кантемир докладывал военной коллегии об укреплении пограничной линии в связи с убытием части ландмилиционных полков в Остзейский поход. Об участии пограничных войск в различных кампаниях вместе с армией свидетельствуют и копии указов правительствующего Сената, посылавшихся в Украинский ландмилиционный корпус в 1742—1759 гг. [РГВИА, ф. ВУА, д. 68, л. 8, 22, 41—42; ф. 14, оп. 3/41, д. 1690, л. 215; д. 1691, л. 274; д. 1693, л. 14; Полное собрание законов Российской Империи т. 9, с. 924—925].

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

’.т-у ^ . J

-? # і / fm

ЩШ ■■

[ Л ■ ^ -шт.ж 1 1 шШ ШшяЯ Щ ^ a I W? Щ %Ьж

•V ' • тК*# • т ' * ' * у -*■ ' NT - -- — ■'ЩЛЬтШ

Офицеры ландмилиции (1736—1742)

Нижние чины ландмилиции (1736—1742)

Гренадер ландмилиционной Офицеры ландмилиционной пехоты пехоты (1764—1770) (1764—1770)

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Изучение послужных списков офицерского состава различных полков за 1763 год дает возможность сделать вывод о том, что офицеры ландмилиционных войск обладали богатым боевым опытом. Более половины из них (51,7%) принимали участие в разных военных кампаниях. Из числа участвовавших 26,3% офицеров имели опыт одного, 27,6% — двух, 19,7% — трех, 26,4% — 4—12 походов.

О географии боевой деятельности офицеров ландмилиционных войск свидетельствует послужной список капитана Еремея Плещеева, который участвовал в 12 кампаниях: в 1736 г. — при взятии города Азова, в 1737 г. — в боях под Караван-Базаром, в 1738 г. — под Перекопом, в 1740 г. — под Выборгом, в 1741 г. — при взятии города Вильмонстрин-да (где был ранен в ногу), в 1742 г. — в битве при Фридрихсгаме, в 1743 г. — в походе на галерном флоте под Ревелем, в 1744 г. под Ригой, в 1745 и 1749 гг. воевал в Курляндии, в 1747 г. — в составе вспомогательного корпуса в Цесарии и в 1750 г. — в Лифляндии под городом Перновым [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—336, 332 об., 333].

Выполнение ландмилиционными войсками многочисленных боевых задач послужило причиной для принятия императрицей Екатериной II указа № 12185 от 16 июня 1764 г., в котором предписывалось оставить в полках только тех штаби обер-офицеров, которые способны «к приведению и содержанию оных полков в равной во всем исправности с полевыми полками». Кроме того, указ требовал «все ландмилицкие полки непременно содержать во всей исправности, как и настоящие армейские полки содержатся, и поступать во всем по военным полевой армии Регулам и Полковничьей Инструкции...». Допускались лишь отличия, определенные «в штатах и табелях».

Вместе с тем пограничные войска в обычных условиях решали и свои специфические задачи по охране границы, что определило их некоторые штатные различия с армейскими формированиями. Конные роты в составе пехотных пограничных полков (которых не было в аналогичных армейских частях) облегчали охрану обширных участков разъездами. Пограничные батальоны, сформированные во второй половине XVIII в., кроме 4—5 строевых, включали в себя инвалидную и мастеровую роты, предназначавшиеся для обеспечения жизнедеятельности и службы войск, в том числе для строительства и содержания укреплений.

Каждая пограничная часть получала для охраны дистанцию, на которой оборудовались форпосты и редуты. Число последних было различным в зависимости от протяженности и важности дистанции. Так, на участке Ямбургского полка располагалось 86, Черниговского — 55, Вятского — 21, Киевского — 17 форпостов. На каждый форпост приходилось 2— 3 редута [Хроника Российской Императорской армии...ч. 6, с. 153—154, 158; ч. 7, с. 83, 89, 122].

Как видно из документов, служба на участках велась наблюдением, выставлением караулов и пикетов, разъездами. Кроме надзора за пропуском через границу, отражения вооруженных нападений, войска, располагавшиеся на пограничных линиях, должны были осуществлять санитарный контроль, карантинные мероприятия, а также оказывать помощь таможенной службе.

Помимо пехотных и драгунских ландмилиционных полков, к службе по охране и защите границы привлекались так называемые иррегулярные пограничные войска, в состав которых входили гусарские, пикинерные и пандурские полки. Для управления ими в начале 30-х гг. XVIII в. было создано гусарское повытье. В составе полков служили в основном переселенцы из Сербии, пожелавшие принять российское подданство. В соответствии с законом № 9919 от 14 декабря 1751 г. каждый гусарский полк 20-ти ротного состава располагался на линии границы поротно. Расстояние между ротами должно было составлять восемь, а на равнинной местности — до 30 верст. Пандурские (пехотные) роты селились с удалением друг от друга в шесть, а на равнинной местности — в 25 верст. В составе пандурского полка также находилось 20 рот. Таким образом, гусарский полк мог получить участок в зависимости от характера местности протяженностью 160—600, а пандурский — 120—500 верст. В 1764 г. пандурские полки были реорганизованы в пикинерные, а общая численность иррегулярных пограничных войск была доведена до 25300 человек [Полное собрание законов Российской Империи т. 13, с. 553—557, 574; т. 16, с. 657].

И.Н. Тютчев в парадном мундире бригадира ландмилиции. Портрет кисти Ф.С. Рокотова, не позднее 1768

Знамя Курского полка Укра-инной ландмилиции. Рисунок из «Гербовника знамен Российской империи»

Знамя и герб Борисоглебского конного полка Украинской ландмилиции (пожалован 11 января 1765 г., «в золотом щите, на белом поле, рука, с голубым щитом, выходящая из облаков, а под нею, на зеленой земле, ряд

укреплений»).

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Рассредоточенность пограничной охраны осложняла задачи командного состава по организации службы, боевой учебы и обеспечению жизнедеятельности частей. Офицеры ландмилиционных и других типов пограничных полков в отличие от армейских командиров значительно чаще действовали в обстановке, требовавшей самостоятельных решений. Наиболее трудные ситуации создавались на границе при нападении извне, во время которых форпосты численностью

20—50 человек сдерживали натиск отрядов, насчитывавших сотни и тысячи вооруженных кочевников. Поскольку обер-офицеров на все форпосты не хватало, некоторые из них являлись унтер-офицерскими, что повышало требования и к подготовке младшего командного состава.

Большая роль в охране и защите российских границ принадлежала казачьим войскам, которые несли службу как на пограничных укрепленных линиях, так и в промежутках между ними, в том числе в крепостях. Донское войско, охранявшее южные рубежи России от проникновения татар, выделило часть своих формирований для охраны кавказской границы, где в первой четверти XVIII в. уже несли службу Гребенские и Терские казаки. Астраханское войско, окончательно сформировавшееся к 1731 г., расположилось на Царицынской линии, строившейся с 1694 по 1720 гг. К службе по охране границ привлекались также Волгское, Оренбургское, Семиреченское и Сибирское казачьи войска. Казачий полк насчитывал обычно 500— 700 человек и состоял из нескольких сотен. Казачьи войска имели свою артиллерию, находившуюся в конноартиллерийских ротах. Изучение послужных, формулярных и кондуитных списков офицеров казачьих войск показывает, что они получали богатый боевой опыт как в стычках на границе, так и в походах в составе регулярной армии. Систематизация полученных данных позволяет заключить, что казачьи войска не только охраняли и защищали границу, но и участвовали практически во всех крупных военных кампаниях русской армии XVIII в,: войнах с Турцией (1711, 1736—1739, 1769—1774, 1787—1789), Северной войне (1700—1721), походах Миниха к Данцигу (1734) и Вспомогательного корпуса русских войск в Австрию (1748), Семилетней войне (1756—1762), войнах со Швецией (1741—1743, 1788—1790), Персией (1722—1723, 1796—1797), Францией (1799) и других [РГВИА, ф. 13454, оп. 1, д. 73, л. 1—76; д. 222, л. 3—78; д. 308, л. 1—34; д. 385, л. 1—24; д. 405, л. 1—269; д. 413, л. 24—45; Столетие военного министерства 1902, т. 2, ч. 1, с. 80—81, 99—100, 779—816; ч. 2, с. 227—241].

Общий учет численности войск, охранявших границу, не велся, поскольку они принадлежали по частям разным ведомствам. Поэтому, основываясь на собственных расчетах, автор может привести лишь приближенные данные. Численность пограничных формирований в «Военно-статистическом сборнике» 1871 г. включена в число так называемых особых и гарнизонных войск. При этом в общем числе гарнизонных полков и батальонов пограничные части составляли примерно половину. В составе же особых войск кроме ландмилиции, гусарских и пандурских частей учтены и другие: за 1724 г. — Низовой корпус, сформированный для войны с Персией, за 1740 г. — Макленбургский и за 1756 г. — Обсервационный корпуса .

На основе указанных данных удалось подсчитать, что общее число войск, привлекавшихся для охраны границы, могло достигать в разное время 35,1—82,2 тыс. военнослужащих, а численность офицеров этих войск находилась приблизительно в пределах 1—2,5 тыс. человек. Таким образом, потребности войск в офицерском составе достигали 12—20% от общих по армии. С учетом же числа офицеров, требовавшихся для укомплектования казачьих полков (1,8—4,4 тыс.), общая численность офицерского корпуса погранохраны могла достигать 2,8—4,3 тыс. человек или 23,5—30% от совокупного числа офицеров регулярных и иррегулярных (казачьих) войск.

Необходимо отметить, что указанных выше сил ввиду сложности обстановки не всегда хватало. Поэтому в XVIII в. к охране границы нередко привлекались и обычные армейские, чаще всего пехотные и драгунские полки. По свидетельству Ф.Ф. Ласковского, после кампании 1736 г. половина армии, участвовавшей в походе, была выведена для охраны границы от татар. Более 30 тыс. человек растянулись вдоль берега Днепра от Киева до Украинской пограничной линии на участке 400 верст, чтобы ломать лед на реке и тем самым препятствовать проникновению татар [Ласковский 1865, ч.3, с. 52].

Исследование дел фонда ландмилицкого повытья дало возможность сделать вывод о том, что офицеры погранохраны, прослужив в ней определенный срок, перемещались в армейские полки, и наоборот, из последних часть офицеров переводилась в пограничные войска. Так, в 1747 г. по челобитным прапорщиков Алексея Шишкина, князя Якова Чиркова, капитана Ивана Норова и других офицеров они переводились из ландмилиции в полевые пехотные и драгунские полки. В этом же году в ландмилицию были переведены: из Ингерманландского пехотного полка капитаны Алексий и Никола Николаевы с производством в секунд-майоры, а премьер-майор Логинов — с производством в подполковники, из Кирасирского полка — вахмистры Трусов, Субботин и князь Мещерский. Анализ послужных списков офицеров погранохраны позволил заключить, что подобного рода перемещения осуществлялись систематически, а не от случая к случаю [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 130, л. 1—5; д. 139, л. 2—11; д. 134, л. 1—9; д. 120, л. 2—11].

Подводя итог проведенному исследованию, правомерно сделать вывод, что в XVIII столетии функции армии и погранохраны переплетались. Вместе с тем последняя представляла собой, с одной стороны, разнородные, а с другой — особым образом организованные и размещенные вдоль границ части, имевшие и свои специфические задачи. При этом функция защиты политических и военных интересов нередко превалировала над другими задачами, что и предопределяло состав и характер действий пограничных войск. Беспрерывные войны, в которых они участвовали, и боевые столкновения на границе, требования правительства о повышении их боевой готовности до уровня готовности армейских полков вызвали необходимость соответствующей подготовки командного состава. По существу, последняя не должна была отличаться от подготовки армейских офицеров.

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Скорее всего по этой причине в XVIII в. была заложена традиция осуществлять обучение будущих пограничных и армейских офицеров на общих основаниях, в одних и тех же военно-учебных заведениях (ВУЗах). Подобный подход был требованием времени и реализовывался в течение всего дореволюционного периода развития вооруженных сил России.

Вплоть до начала XVIII столетия вопрос о профессиональной подготовке офицеров русской армии даже не ставился. Изучение работ, посвященных данному периоду развития вооруженных сил России, дает основание заключить, что главной причиной такого положения явилось отсутствие в государстве регулярной армии с единой организацией и системой комплектования войск, а также соответствующих стимулов к получению и совершенствованию служилыми людьми военных знаний. Значительная часть офицерских должностей замещалась офицерами-иностранцами: шведами, датчанами, шотландцами, англичанами и остзейскими немцами. В дворянской коннице, в том числе войсках, осуществлявших охрану границы, а также в стрелецких полках замещение командных должностей шло по родовому признаку. Образование родовитых стольников и дворян проходило при царском дворе, куда они назначались с 10-летнего возраста. В лучшем случае их могли обучить здесь чтению часослова, псалтыря и церковному пению [Бескровный 1953, с. 285; Левшин 1902, т. 1, с. 6—11].

В 15 лет недоросль, независимо от полученных знаний, становился служилым новиком и вовлекался в практическую деятельность, в том числе военную: направлялся командовать провинциальными дворянами в армейских полках. В 30 лет ему жаловался чин окольничего или прямо боярина, смотря по степени родовитости. Принцип родовитости соблюдался практически при замещении всех офицерских должностей снизу доверху. Как видим, продвижение по службе не зависело от образования и лишь в малой степени могло определяться личными качествами и боевыми заслугами. В XVII в. военное дело среди родовитых дворян считалось уже непрестижным, поскольку перестало быть прибыльным промыслом.

Таким образом, отсутствие стимула к получению военной подготовки являлось достаточно мощным фактором, тормозившим создание в России учреждений для профессиональной подготовки военных кадров. На западе подобные учреждения были открыты значительно раньше. Так, создание рыцарских академий в Германии началось еще в XVI в., а кадетских корпусов во Франции — в XVII в. Первая рыцарская Академия (И^^ Kollegium) была открыта в Касселе в 1599 г. С середины и до конца XVII века в Германии начали функционировать еще пять академий: в Кальберге, Люнебурге, Галле, Вольфен-бюттеле и Эрлангене. Еще пять академий были открыты в первой четверти XVIII в.: в Бранденбурге (1704), Берлине (1705), Лигнице (1708), Эттале (1711) и Гильдбурггаузене (1714). Часть рыцарских академий в 1730 г. была слита в единый Берлинский кадетский корпус, а другая преобразована в университеты [Паульсен 1908, с. 124—125; Греков 1910, с. 7].

Рыцарские академии являлись сословными военными школами, в которых немецкое дворянство, вплоть до принцев крови, получало не только военное, но и широкое общее, по существу, университетское образование. Кроме военных предметов (артиллерии, фортификации и экзерциции, включавшей строевое обучение, верховую езду, фехтование,

)■ V/ V/ V V и и

, молодые дворяне изучали французкий, испанский, итальянский, английский и родной языки, общую историю и историю права, государствоведение, географию, элементы публичного, частного и естественного права, морали и логики. Большое значение придавалось математике и естествознанию, в том числе и их приклад-

ным разделам для успешного овладения военными науками, архитектурой и механикой.

Несмотря на первенство западноевропейских стран в создании сети военных учебных заведений и стремление перенять все лучшее, что было сделано в этой области, Петр I, приступивший к строительству военно-образовательной системы в России, не пошел по пути слепого копирования западных образцов, а старался учесть особенности, нужды и запросы армии и государства в целом. Поэтому не случайно первые военные школы, образованные Петром, значительно отличались от западных.

Хорошо понимая, что одним созданием военных учебных заведений проблему подготовки образованных офицеров для растущей по численности армии не решить, царь предпринимал попытки сделать военные знания и выучку более престижными. Анализ комплекса мер, принимавшихся с этой целью, позволил выделить четыре основных направления деятельности Петра I: упорядочение присвоения офицерских и генеральских званий; значительное для того времени ослабление сословных привилегий на получение офицерского чина и повышение статуса офицеров - выходцев не из дворян; ограничение и, наконец, полное исключение возможности для производства в офицеры людей знатных (как, впрочем, и иных) сословий, не обладавших практическим опытом службы и военными знаниями; создание стимулов для получения представителями различных сословий общего и военного образования.

Рассмотрим теперь, с помощью каких мер решались подобного рода задачи. Поскольку до начала второго десятилетия XVIII в/ не существовало правил производства в офицеры, Петр I издал указ от 14 апреля 1714 г., в соответствии с которым офицерские звания до капитана включительно могли присваивать полные генералы. Производство в майоры и подполковники осуществляли фельдмаршалы. Право на присвоение полковничьих и генеральских чинов Петр I оставил за собой [РГВИА, ф. 37, оп. 26940, св. 92, л. 14—15]. Вошло в практику производство в офицеры людей не из дворян, имевших способности, опыт и заслуги перед государством. Вслед за присвоением соответствующего чина им выдавался патент на дворянство. С 1714 г. дворяне, достигшие 13-летнего возраста, стали призываться на военную службу, которую они начинали в гвардии солдатами. Не прошедшие гвардейскую школу, теряли право на получение офицерского чина. 1 января 1719 г. была введена система баллотирования на замещение вакантных офицерских должностей, в соответствие с которой тайным голосованием штаб- и обер-офицеров полка из 2—3-х кандидатов выбирался один. В 1721 г.

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

система баллотирования была усовершенствована: его следовало проводить всякий раз при переходе в обер-офицерский, штаб-офицерский и генеральский разряды [РГВИА, ф. 37, оп. 26940, св. 92, л. 13; Полное собрание законов Российской Империи т. 5, с. 607; Бобровский 1866, ч. 2, вып. 2, с. 469, т. 6, с. 486—493].

О коллегиальности решения вопросов присвоения очередных офицерских званий свидетельствуют архивные документы погранохраны. В них сохранились соответствующие аттестаты, которые подписывались членами специально назначенных аттестационных комиссий, включавших, как правило, генералов и штаб-офицеров. Причем содержание аттестатов свидетельствует о том, что в 40-х гг. XVIII в. офицеры аттестовывались каждый раз при получении очередного звания. Приведем содержание одного из аттестатов:» - Мы, нижеподписавшийся генералитет и штаб-офицеры..., аттестуем ландмилицкого Украинского корпуса секунд-майора Якова Иванова... в премьер-майоры». Далее офицеру дана краткая, в 2—3 строки характеристика и сделан вывод». Повышения быть достоин». Повышения в чинах в погранохране осуществлялись довольно часто, свидетельством чему являются многочисленные списки повышенных в делах фонда 14. Среди представленных к очередному чину в 1740-е гг. находим и князя Гаврилу Барятынского (д. 166).

В целях ослабления сословных ограничений при производстве в первый и последующие офицерские и генеральские чины, Петр I ввел в 1722 г. Табель о рангах. В соответствии с Табелем для продвижения офицеров по служебной лестнице устанавливалось 14 рангов: от прапорщика (корнета) до генералиссимуса. Каждая ступенька занималась не в зависимости от родовитости, как было раньше, а исключительно по заслугам. По этому поводу в законе N 3890 от 1722 г. указывалось: «Мы... никому никакого ранга не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут, и за оные характера не получат». Офицеры в званиях майора и выше получали право на потомственное дворянство. Таким образом, при Петре I образовалась определенная прослойка офицеров недворянского происхождения, которую составляли мелкие служилые люди гражданского ведомства, церковные и монастырские служители и их дети, посадские купцы, мастеровые, однодворцы, крестьяне, помещики, дворовые люди и другие. Подобные меры, с помощью которых у дворян отбиралось исключительное право на быстрое продвижение по служебной лестнице в армии, явились определенным стимулом для того, чтобы заинтересовать это сословие в получении военных знаний и опыта любыми путями. Еще большим стимулом оказались названные меры для лиц недворянского происхождения, поскольку появлялся шанс не только встать на соответствующую знаниям и заслугам ступеньку служебной лестницы, но и уровняться в правах с дворянским сословием. В целом же деятельность Петра I послужила прочной основой для поддержания высокого статуса образованного офицера в течение всего дореволюционного периода.

Параллельно с повышением престижности офицерской службы Петр I закладывал фундамент военной образовательной системы. В этом деле также просматривается его стремление к уравниванию прав различных сословий на получение военного образования.

Вплоть до начала царствования Анны Иоанновны в российских военных учебных заведениях обучались не только отпрыски потомственных дворян, но и дети дворовых людей, дьяков, подьячих и других чинов. А в Школе математических и навигационных наук, которая готовила кадры и для сухопутных войск, учились преимущественно дети низших сословий (таблица 1), хотя одновременно здесь же получали образование такие родовитые семейства, как Волконские, Долгоруковы, Прозоровские, Шереметьевы [Столетие военного министерства 1902, т. 10, ч. 1, с. 9, 53; Веселаго 1875, т. 1, с. 59].

Таблица і

Социальный состав Школы математических и навигационных наук

Г оды Сословие 1705 1711 1715 Всего

Кол-во % Кол-во % Кол-во % Кол-во %

Дворяне 30 15 126 24,9 116 25,9 272 23,6

Подьячие и конюшенные 46 22,8 41 8,2 20 4,5 107 9,3

Боярские дети 17 8,6 33 6,5 32 7,2 82 7,1

Посадские дети 28 13,9 51 10,1 35 7,8 114 9,9

Дети священнослужителей 32 15,9 32 6,3 24 5,4 88 7,6

Дети солдат и унтер-офицеров 12 5,9 203 40,2 194 43,4 409 35,5

Другие 36 17,9 19 3,8 26 5,8 81 7,0

Всего 201 100 505 100 447 100 1153 100

Впрочем, идея всесословного образования распространялась и на обычные школы. В российских законах, принятых в 1714—1721 гг., неоднократно указывалось на необходимость обучения детей различных сословий в возрасте от 10 до 15 лет, кроме однодворцев, в училищах, организуемых при архиерейских домах и монастырях [Полное собрание законов Российской Империи т. 5, с. 78, 86, 189; РГВИА, ф. 37, оп. 26940, св. 92, л. 49]. Демократические начинания Петра I в деле общего и военного образования сочетались с принудительными мерами. Так, молодым людям дворянского сословия, которые не обучались в цифирных школах арифметике и первоначальной геометрии, запрещалось жениться. В военные

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

школы брали «добровольно хотящих, а так же паче и со принуждением». Как свидетельствуют факты, принудительные меры в деле общеобразовательной подготовки не дали практически никаких результатов. В цифирных школах с 1714 по

1722 гг. перебывало всего 1389 человек, но лишь 93 из них смогли закончить курс обучения. Домашнее же образование кандидатов, поступавших в ВУЗы, было слабым.

Таким образом, едва ли можно надеяться на то, что в военные школы будут прибывать ученики, хоть мало-мальски обученные математическим наукам, которые всегда были тесно связаны с военными. Исследование уровня грамотности мужского населения показывает, что ни при Петре I, ни в последующий период система народного образования России с данной задачей в полной мере не справлялась. Из офицеров ландмилиционных полков Украинской пограничной линии, начавших службу в 30—40-х гг. XVIII в. и не обучавшихся в военно-учебных заведениях, подавляющее большинство (94,6%) умели читать и писать, но лишь 5,4% были обучены арифметике и геометрии, 3,4% знали 1—2 иностранных языка. Нижние чины более чем на 90% были безграмотны [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—357; д. 1690, л. 1 215; оп. 2/236, д. 31, л. 3—255; д. 45, л. 243—297].

Положение лишь незначительно улучшилось к концу XVIII в., когда уже были открыты (в 1776 г.) малые и главные народные училища, а также функционировали гарнизонные солдатские школы и гимназии.

При изучении послужных списков личного состава пограничных батальонов удалось установить, что 80—90-х гг. XVIII в. доля грамотных унтер-офицеров значительно превышала удельный вес умеющих читать и писать рядовых и составляла в среднем 77,6%. Все офицеры, начавшие службу в 80—90-е гг. и не учившиеся в военных учебных заведениях, умели читать, писать, однако лишь 8,3% среди них знали арифметику и до 9% владели иностранными языками. Процент знавших хотя бы арифметику или геометрию в среде унтер-офицеров и рядовых был ничтожным [РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 6185, л. 1—29; д. 6188, л. 1—22; д. 6187, л. 6—46, 51—101, 102—203, 224—231, 432—455, 617—631, 705—723, 812—827].

Недостаточно высоким был уровень общеобразовательной подготовки и среди казачьих офицеров: при том, что читать и писать умели около 95%, математику и другие науки знали только 4,5% офицеров; 98,2% военнослужащих рядового состава были безграмотны. Удельный вес умевших читать и писать среди унтер-офицеров достигал 78,4%, но практически никто из данной категории казаков не владел математикой.

Однако и при столь низкой грамотности мужского населения России существовал достаточно жесткий отбор кандидатов на командные должности в соответствии с их образовательным уровнем. Вначале кандидат в офицеры должен был получить унтер-офицерский чин. Лишь 20—25% неграмотных попадало на унтер-офицерские должности. При получении же первого обер-офицерского чина шансы неграмотных унтер-офицеров на успех были близки к нулю. Благодаря этому уровень общеобразовательной подготовки офицеров выгодно выделялся на фоне общей, весьма низкой, грамотности военнослужащих [РГВИА, ф. 13454, оп. 1, д. 73, л. 1—49].

В целом же приведенные данные свидетельствуют о том, что общее образование мужского населения России, шедшего на укомплектование армии, едва ли позволяло осуществить в военных школах исключительно специальное обучение. К подготовке кандидатов, поступивших в ВУЗы, требования были невысоки: они должны были уметь только читать и писать. По этой причине общеобразовательная, особенно математическая подготовка давалась воспитанникам во всех ВУЗах XVIII в. практически с начальных основ. В первых военных школах общеобразовательные курсы, кроме чтения и письма, традиционно включали арифметику, геометрию и тригонометрию. Таким образом, ВУЗы времен Петра I, кроме основной функции, выполняли и задачи цифирных и некоторых других общеобразовательных заведений, не справлявшихся со своими обязанностями. Подобные же задачи возлагались на военные школы после петровского периода.

Петровские военные школы не были широкопрофильными, как, например, первые ВУЗы Германии. Основная масса пехотных, кавалерийских и казачьих офицеров готовилась в то время при гвардейских, армейских, ландмилиционных и казачьих полках. Остальной командный состав проходил учебу в специальных ВУЗах, речь о которых пойдет ниже.

Необходимость школ при гвардейских полках была ясно осознана после поражения русский войск под Нарвой, когда выяснилось, что офицеры основных родов войск — пехоты и кавалерии — не соответствуют по уровню военной подготовки требованиям времени. Принимая ряд законов, стимулирующих получение офицерских чинов путем обучения в гвардии, Петр I требовал, чтобы это обучение было максимально эффективным. Для поступления в школу дворянские дети, приписанные к тому или другому полку, должны были заниматься на дому. Процесс подготовки периодически проверялся полком. По достижению совершеннолетия молодой человек экзаменовался, после чего начиналась его военная и продолжалась, по мере надобности, общеобразовательная подготовка. По мнению А.Геруа, школы при гвардейских полках XVIII столетия можно было смело приравнивать к средним военно-учебным заведениям второй половины

XIX в. В них преподавали арифметику, геометрию, тригонометрию, планиметрию, фортификацию, артиллерию, иностранные языки (французский и немецкий) и другие предметы. Большое место в обучении занимали военные экзерци-ции. Вместе с тем, гвардейские школы по праву считались школами практического обучения. Связано это не только с направленностью учебного процесса, но и с тем, что нередко обучение в гвардии завершалось на полях сражений, о чем повествует нам история гвардейских полков [Пушкарев 1844, с. 78—108, 326—368; Штейнгель 1878, с. 2—10].

«В качестве боевой школы,— отмечает А. Геруа, — Петровские гвардейские полки не имели ничего общего с отборными войсками, существовавшими и существующими в других странах» [Геруа 1907, с. 22—25]. Если у Петра I гвардия

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

выполняла любую «черную» работу на войне, то у Наполеона, например, она береглась на самый крайний случай. У Наполеона гвардия забирала все лучшее из войск, а у Петра I она отдавала все лучшее в войска. Таким образом, с начала своего возникновения гвардия стала главным каналом, через который полевая армия обеспечивалась наиболее подготовленными офицерскими кадрами. Из 100 штаб- и 1100 обер-офицеров, которые поступили на укомплектование 27 пехотных и двух драгунских полков в 1699—1700 гг., большую часть командиров дали гвардейские и выборные полки. С этого времени гвардия стала регулярно снабжать армию офицерскими кадрами.

Определенный контингент офицеров, закончивших гвардейские школы, сразу поступал в ландмилиционные формирования. Среди строевых офицеров, проходивших службу в Украинском корпусе в 40—50-х гг. XVIII столетия, 27,9% командного состава являлись выпускниками гвардейских школ.

Офицеры гвардии имели, как правило, более высокую военную и общеобразовательную подготовку. В армейских и ландмилиционных полках офицеры, не заканчивавшие специальные военно-учебные заведения, умели читать и писать, но лишь немногие из них знали математику и иностранные языки. При исследовании же послужных списков гвардейских полков выяснилась совершенно иная картина. Из 135 офицеров лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков, вступивших в службу в 80—90-е гг. XVIII в. и не заканчивавших специальных ВУЗов, знали иностранные языки 94,1% командиров (из них 34,8% офицеров владели одним, 46,6% — двумя, 7,4% — тремя, 2,2% — четырьмя языками), освоили математические науки 87,4%, знали историю 51,1%, географию — 59,2% офицеров. Не знали никаких наук, а лишь умели читать и писать 3,7% командиров. Более высокая подготовка гвардейцев обеспечивала им соответствующее продвижение по служебной лестнице. 19,5% офицеров гвардии, находившихся в 1763 г. на службе в ландми-лиции, были произведены в первый офицерский чин не более чем через пять лет после начала службы. Не позднее чем через 10 лет получили офицерский чин уже 73,2% гвардейцев. Доля офицеров, прошедших подготовку при обычных полках и получивших первый чин в указанные сроки, достигала соответственно 11 и 51,2%. Капитанское звание в возрасте до 35 лет получили 44% гвардейцев, находившихся в ландмилиции, и лишь 19,8% других офицеров. В пограничных батальонах к концу XVIII в. доля гвардейцев, получивших офицерский чин не позднее чем через пять лет, возросла до 60, в то время как среди других офицеров она не превышала 6% [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—337].

Более высокий уровень обученности офицеров гвардии объясняется несколькими причинами: лучшей подготовленностью гвардейских частей по сравнению с армейскими в целом; более тщательным отбором в гвардию, который предполагал наличие у кандидатов определенного минимума общего образования; осуществлением в полках не только военной, но и общеобразовательной подготовки, столь необходимой в то время для успешного продвижения по службе.

Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что дворянство, особенно потомственное, которое на первых порах составляло основу гвардии, имело лучшие условия для общего, в частности домашнего образования.

В армейских и ландмилиционных полках осуществлялась исключительно военная подготовка, главным образом военная экзерциция. Поэтому для получения первого и последующего офицерских званий командный состав должен был прослужить более длительный срок, что определенным образом компенсировало недостаток теоретической подготовки.

Некоторое представление о сроках выслуги офицеров ландмилиционных полков и пограничных батальонов в различных званиях может дать возрастная характеристика командного состава. Так, доля офицеров, служивших в первом офицерском чине (прапорщик) в возрасте свыше 40 лет, достигала 57,7%. От 46,4 до 52,2% офицеров в этом же возрасте имели звания подпоручика, поручика и капитана. От 3,6 до 10,6% обер- и до 20% штаб-офицеров имели возраст более 60 лет.

Среди офицеров-гвардейцев, поступивших на службу в пограничные войска, 72,3% имели возраст не более 40, и не было командиров в возрасте свыше 60 лет. Последнее обстоятельство объясняется тем, что многие гвардейцы довольно быстро получали генеральские звания и покидали офицерский корпус. Из 25 генералов, состоявших в списке армии в 1784 г. и прошедших гвардейскую школу, пять человек (20%) имели возраст не более 30 и столько же — не более 40 лет. Большая же часть генералов — 15 чел. (56%) — достигла к этому времени возраста 41—50 лет. Возраст свыше 50 лет (4%) имел лишь один генерал. Уровень грамотности указанной части генералитета был более высоким, нежели уровень грамотности офицерского состава, в том числе и той его части, которая прошла гвардейские школы. Подавляющее большинство генералов знало один-два и более иностранных языков и, кроме того, многие из них изучили математические науки, историю, географию, артиллерию, фортификацию и т.д. В послужном списке 44-летнего генерал-поручика Ивана Гудовича записано: «...немецкий, французский, португальский, латынь, географию, историю, математику, артиллерию, фортификацию и манеры знает» [РГВИА, ф. 484, оп. 1, д. 7016, ч. 1, л. 1—512; ф. 489, оп. 1, д. 6187, л. 6, 105—118, 205—223; ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, д. 286—327]. Подобные послужные списки генералов были не исключением, а, скорее, правилом.

Как видим, образовательный ценз офицеров прямо влиял на быстроту их продвижения по служебной лестнице. Традицию же восполнять недостаток теоретической подготовки более длительными сроками выслуги в том или ином звании можно считать вполне оправданной. Подобный принцип, как показывает анализ документов, существовал не только в русской, но и во многих зарубежных армиях, причем как в дореволюционный, так и в послереволюционный периоды.

Потребности армии не могли удовлетворяться исключительно офицерами, подготовленными при полках. Необходимость оснащения войск современными средствами вооруженной борьбы и их грамотного использования требовала вы-

Special issue 'Space, Time, and Boundaries' Spezialausgabe 'Der Raum und die Zeit der Grenzen'

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

пускать офицеров, хорошо знающих не только пехотное и кавалерийское дело, но и математику, артиллерийскую и инженерную науку, геодезию и навигацию. Среди специализированных военных школ петровской эпохи лишь самая первая — школа при бомбардирской роте Преображенского полка — была открыта в конце XVII в. (в 1698 г.). Преподавали в школе офицеры этого же полка, часть из которых прошла подготовку за границей. Учебный план ВУЗа включал арифметику, геометрию, артиллерию и фортификацию.

Остальные ВУЗы были открыты в период между 1701 и 1721 гг. В 1701 г. вышел указ о создании Школы математических и навигационных наук, которая готовила самых разнообразных специалистов не только для флота и сухопутных войск, но и для гражданских служб [Веселаго 1852, с. 1—34, 119—120].

Сухарева (Сретенская) башня, где размещалась Школа математических и навигацких наук (1698). Художник Ж.-Б. Арну (1810)

Адмирал граф Федор Алексеевич Головин (1650—1705), глава Оружейной палаты, в ведении которой находилась Школа математических и навигацких наук

Яков Виллимович Брюс (James Daniel Bruce, 1670—1735), директор Школы математических и навигацких наук, при которой в 1702 г. открыл первую в России обсерваторию

В том же 1701 г. состоялось учреждение артиллерийской школы. По этому поводу в именном указе Петра I отмечалось: «Велено на новом пушечном дворе построить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов людей детей их словесной и письменной грамоте и цифири и иным инженерным наукам с прилежанием...». Поскольку в этом же указе предписывалось выпускникам «в иной чин, кроме артиллерии, не отлучаться», можно сделать вывод о том, что первая артиллерийская школа должна была иметь, в отличие от Навигацкой, более узкий профиль. Тем не менее, судя по изучавшимся предметам, здесь некоторое время готовили не только артиллерийских, но и, частично, инженерных офицеров. Школа была рассчитана на 300 воспитанников, однако реально число учеников в ней с 1701 по 1707 гг. колебалось в пределах 136—225 человек. Вторая по счету артиллерийская школа была открыта в 1712 и третья — в 1721 гг. Их наборы составляли всего 20—30 учеников. В 1722 г. в России функционировали две (Петербургская и Московская) артиллерийские школы. Московская школа являлась подготовительной. Ее лучшие воспитанники направлялись для продолжения учебы в Петербургскую школу, откуда выпускали не только артиллеристов, но и инженеров [Бранденбург 1876, с. 241—245].

Титульный лист «Арифметики» Леонтия Филипповича Инженерная школа

Магницкого (1669—1739), преподавателя математики в Школе математических и навигацких наук (1701—1739)

Потребность армии в инженерных офицерах, которую не могли удовлетворить Навигацкая и артиллерийская школы, вызвала необходимость образования и развития в России специальных инженерных заведений. Первое такое учебное

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

заведение было открыто в Москве в 1709 г. Из 150 человек, определявшихся в школу, две трети должны были составлять дворяне. Вторая инженерная школа образовалась в 1719 г. в Петербурге. Директором заведения был назначен инженер де Кулон. Число учеников, обучавшихся в школе с 1719 по 1722 гг., находилось в пределах 68—100 человек. В

1723 г. оба инженерных заведения были слиты в одно на базе Петербургской школы.

Среди заведений, готовивших офицеров флота, кроме Навигацкой школы, существовали с 1715 г. Морская академия, с 1716 г. Гардемаринская рота, открытая при Академии. Морская академия считалась наиболее престижным ВУЗом, поэтому удельный вес в ней представителей дворянства был самым высоким. В 1716 г. Брауншвейгский резидент Вебер доносил: «В это же лето окончательно устроена Морская Академия, и в целой обширной России не было ни одной знатной фамилии, которая бы не обязалась выслать в эту академию сына, или другаго родственника от 10 до 18-летняго возраста...» [19. Записки Брауншвейгского резидента Вебера... 1872, с. 1414]. Гардемаринская рота комплектовалась вначале лучшими учениками Морской академии, однако с 1724 г. это требование было снижено и гардемарины перешли на учебный курс, по существу, параллельный с Морской академией.

Слева: Кикины палаты — первое помещение Морской академии в С.-Петербурге (1718).

В центра: Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев (1669-1747), военный и политический деятель, организатор школьного дела. С 1715 преподавал в Морской академии, с 1719 — ее директор. Заведовал (с 1720) всеми математическими школами, которые перешли в управление Адмиралтейств коллегии

Справа: Штаб-офицер и

унтер-офицер из гардемарин

Будущие морские офицеры учились арифметике, геометрии, навигации, артиллерии, фортификации, географии, астрономии, экзерциции и другим наукам [Полное собрание законов Российской Империи т. 5, с. 609]. Благодаря этому, несмотря на точное целевое назначение выпускников — служить во флоте, — часть из них все же попадала в сухопутные войска и в гражданские службы, где полученное образование помогало им успешно справляться со своими обязанностями.

Штатная численность Морской академии должна была составлять 300 учеников, однако реально она колебалась в пределах 180—865 учащихся. В Гардемаринской роте набиралось в общей сложности от 100 до 300 человек. Московская навигационная школа с момента открытия Морской академии превратилась в ее подготовительное отделение [Материалы для истории русского флота 1866, ч. 4, с. 32, 90, 345].

Принято считать, что при Петре I школы носили сугубо практический и даже утилитарный характер [Бескровный 1953, с. 285—300]. Действительно, если сравнить, предположим, их курсы с программами кадетских корпусов, открывшихся в России позднее и рыцарских академий стран Западной Европы, то мы увидим, что петровские школы имели более отчетливо выраженную практическую направленность. Вместе с тем курсы школ обладали и определенной долей универсальности. Это видно по характеру деятельности их выпускников. Например, Навигацкая школа выпускала не только офицеров флота, но и артиллеристов, инженеров, архитекторов, кондукторов в генерал-квартирмейстерскую службу, гидрографов, картографов и учителей цифирных школ. Выпускники инженерных ВУЗов работали шихтмейстерами на Сибирских горных заводах и помощниками архитекторов. Их командировали для исследования Боровицких порогов, составления плана Санкт-Петербурга и даже в дальние экспедиции, например, во 2-ю Камчатскую. Питомцы артиллерийских школ принимали участие в работах по отводу р. Охты, командировались для съемок территории России, назначались в герольдмейстерскую контору, арсеналы и на металлургические заводы.

Определенная часть выпускников артиллерийских и инженерных школ попадала для прохождения службы на пограничные укрепленные линии, поскольку там всегда требовались специалисты, ведавшие строительством и содержанием укреплений, следившие за состоянием крепостной артиллерии. В 1743 г. в связи с расширившимися потребностями в инженерных офицерах на пограничных линиях был даже увеличен штат Санкт-Петербургской инженерной школы. Офицеры, попадавшие на службу в пограничные войска, не только выполняли свои основные обязанности, но и привлекались к преподаванию общеобразовательных наук в гарнизонных школах, открытых для солдатских детей в 1732 г. В 1752 г. такие заведения существовали при шести поселенных полках Украинской пограничной линии. А в 1765 г. школы функционировали уже при 108 гарнизонных, в том числе и пограничных батальонах.

Special issue 'Space, Time, and Boundaries' Spezialausgabe 'Der Raum und die Zeit der Grenzen'

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Таким образом, при общей тенденции, существовавшей в первой трети XVIII в. — осуществлять в военных школах узкопрофессиональную подготовку, — наблюдалось и стремление выйти за ее рамки. В условиях острой нехватки специалистов для различных областей военного дела, образования, промышленности и т.п. подобное стремление можно считать оправданным. В связи с этим в военных школах расширился круг изучаемых дисциплин за счет географии, иностранных языков (немецкого и французского), всеобщей истории, гражданской архитектуры.

Тем не менее, ни общих, ни специальных знаний выпускникам не хватало для того, чтобы успешно выполнять свои обязанности, в первую очередь в войсках. Поэтому продолжалась практика найма в русскую армию иностранных офицеров, заведенная еще в XVII в.

Исследование списков генералитета и штаб-офицеров, находившихся на службе в русской армии в 30—40-х годах XVII в., дает возможность сделать вывод о том, что от 16,7 до 29,4%генералов являлись иностранцами: немцами, шведами, саксонцами, датчанами и т.д. Наибольшее число офицеров-иностранцев находилось в пехоте. Так, среди полковников пехотных полков их удельный вес достигал 37,5—46,7%. Доля кавалерийских полковников-иностранцев была ниже: 28,6—34,6%. Подполковники, премьер- и секунд-майоры из иностранцев занимали в пехоте и кавалерии от 28,6 до 37,5% должностей. Среди артиллерийских и инженерных офицеров иностранцы составляли 30—36,4%. Наименьшее число иностранцев служило в гарнизонных (в том числе и пограничных) полках и батальонах (от 8,6 до 20,6%) и в ландмилиции (8,5%). В среднем в пограничных войсках находилось 11,7% иностранных офицеров [РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 7006, л. 1—96; д. 7008, л. 1—73; д. 7009, л. 1—77; д. 7010 , л. 1—98].

На 30 сентября 1746 г. в ландмилиционных полках служило следующее число иностранных офицеров: 14 полковников, 12 подполковников, 17 премьер- и 11 секунд-майоров, 80 ротмистров и капитанов, 72 поручика, 40 подпоручиков, 52 корнета и прапорщика, семь других обер-офицерских чинов, а всего 305 человек.

Потребность в офицерах, которые имели бы более основательную общеобразовательную и военную подготовку, побудила к созданию в России кадетских корпусов. 29 июля 1731 г. был принят закон N 5811 об учреждении кадетского корпуса, который несколько позднее был переименован в Императорской шляхетской Сухопутный кадетский, а в начале

XIX столетия — в Первый кадетский корпус. По существу, это была первая общевойсковая военная школа, готовившая офицеров широкого профиля для всех родов войск, а также специалистов в гражданскую службу [Полное собрание законов Российской Империи т. 8,-с. 519].

«При воцарении Императрицы Анны Иоановны, — писал по поводу открытия корпуса А. Висковатов, — почти все почетные должности в армии и вообще по военному ведомству занимали иноземцы: ибо не многие из природных Русских Дворян приобретали необходимые для того познания: одни по неимению способов, другие по закоренелой привязанности к старинным предрассудкам и обычаям, препятствовавшим просвещению. Предпочтение, которое оказывалось в военной службе иностранцам, предпочтение, в то время необходимое, оскорбляло самолюбие россиян, ибо преграждало им пути к возвышению. Не было заведения, где бы они могли образовывать себя; но не прошло десяти лет от кончины Петра Великого, как недостаток сей уже был исправлен...» [Висковатов 1832, с. 2—3]. Из приведенного высказывания нетрудно понять, что учреждение первого кадетского корпуса было значительным событием не только в смысле открывавшихся возможностей в подготовке высококвалифицированных национальных кадров для армии, но и в плане престижа, авторитета России среди европейских государств.

Граф Павел Иванович Ягужинский (1683—1736), генерал-аншеф, сподвижник Петра I, инициатор создания в России кадетских корпусов для дворян

Императрица Анна Иоанновна — основательница Сухопутного Шля-

Портрет, пожалованный императором Николаем I корпусу в год его

хетского кадетского корпуса.

Сухопутный шляхетский кадетский корпус в Санкт-Петербурге.

1731—1918

столетия

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Бурхард Кристоф Миних (Burkhard Christoph von Munnich, в России Христофор Антнович Миних; 1683—1767), первый директор Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса (1732—1741)

Михаил Илларионович Кутузов (1745—1813), выпускник объединенной Артиллерийской и Инженерной школы (1759), директор Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса (1794—1795). Портрет в мундире полковника Луганского пикинерного полка кисти неизвестного художника (1777—1789)

Форма одежды штаб-офицера и кадет Сухопутного Шляхетского кадетского корпуса (1732—1762)

Мундир кадета Сухопутного Шляхетного кадетского корпуса (источник: Яков фон Люде. Изображение мундиров российско-импера-торскаго войска, состоящих из 88 лиц илюминованных. С-Петербург: Тип. Сухопут. кадет. корпуса, 1793)

В 1762 г. на базе Петербургских Артиллерийской и Инженерной школ был образован Шляхетский Артиллерийский и Инженерный Кадетский корпус, переименованный в 1800 г. во Второй кадетский.

Граф Петр Иванович Шувалов (1711—1782), генерал-фельдмаршал, камергер, сенатор, реформатор и изобретатель, автор проектГ создания Артиллерийского и Инженерного корпуса. Мозаичный портрет мастерской М.В. Ломоносова

Матвей Семенович Бегичев (1723 или 1724 — после 1791), генерал-майор артиллерии, директор Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса (1764—1771).

Портрет кисти И. Вишнякова

Знамя Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса, пожалованное Императрицей Екатериной II 23 июля 1785 г.

Офицер и кадет Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса в парадной форме (1786—1796)

Хотя перед корпусом и ставилась цель готовить, в первую очередь, артиллерийских и инженерных офицеров, его учебный курс по своей широте и комплексу изучаемых дисциплин был близок к курсу Сухопутного корпуса. В проекте создания Артиллерийского и Инженерного корпуса, составленном графом Шуваловым, он так и замышлялся.

С течением времени курсы названных ВУЗов постоянно сближались, а в период царствования Павла I Артиллерийский и Инженерный корпус утратил свое специальное назначение, став, по существу, общевойсковым ВУЗом [Полное собрание законов Российской Империи т. 8, с. 519].

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Артиллерийская шапка кадета Артиллерийского и Инженерного Кадеты Артиллерийского и Инже- Кадеты Артиллерийского и

кадетского корпуса (1762-1796 ) нерного кадетского корпуса в стро- Инженерного кадетского

евой парадной и повседневной корпуса в строевой парадной форме и сюртуке (1762-1784) форме (1762-1784)

Учебные программы корпусов были обширными и включали в себя от 25 до 35 предметов.

Уже само название, «шляхетский», присвоенное вначале каждому корпусу, свидетельствовало об окончании традиций, заложенных Петром I: давать военное образование широкому кругу сословий. Во второй половине XVIII столетия ВУЗы превратились в заведения закрытого типа, которыми они оставались практически до начала военных реформ, то есть до 60-х годов XIX в. Не случайно в списках выпускников кадетских корпусов, служивших в армии и в погранохране (в том числе в казачьих частях), мы не находили офицеров, которые принадлежали какому-нибудь иному сословию, кроме дворянства [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—337; д. 196, л. 418—419; ф. 484, оп. 1. д. 7016, ч. 1, л. 1—516; ф. 489. оп. 1, д. 6185, л. 1—7; д. 6201, л. 129; д. 6188, л. 1—22; д. 6187, л. 340—360].

В 1752 г. на базе Морской академии в Петербурге был открыт Морской корпус, а Морская академия и ее филиал в Москве, Гардемаринская рота и Морская артиллерийская школа, открытая в 30-х гг. XVIII столетия, были упразднены. Поскольку Морской, как и Сухопутный, корпус стал привилегированным заведением, детей недворянского происхождения направили в адмиралтейские школы, работавшие во всех крупных портах с начала XVIII в.

Иван Логгинович Голенищев-Кутузов (1729—1802), адмирал, начальник Морского кадетского корпуса (1762)

Итальянский дворец в Кронштадте, где после пожара 1771 г. в 1771—1796 гг. размещался Морской кадетский корпус

Дом, бывший Миниха, на Васильевском острове, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии, где в 1796—1918 гг. размещался Морской кадетский корпус. Гравюра 1852 г.

Кроме кадетских корпусов офицерские кадры для сухопутных войск с 1788 г. стало готовить Шкловское благородное училище, а с 1798 г. — Императорский Военно-сиротский дом. Оба заведения предназначались для сыновей малоимущих дворян. Программы указанных ВУЗов были не столь обширны, как в кадетских корпусах. В Шкловском училище, например, обучение последовательно осуществлялось в трех годичных, одном двух- и одном трехгодичном классах, то есть в течение 8 лет, тогда как в кадетских корпусах учеба длилась не менее 15 лет (по 3 года в каждом из пяти возрастов). В 1799 г.

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Слева— генерал-майор граф Семен Гаврилович Зорич (1745(?)—1799), основатель Шкловского благородного училища. Справа — план Нового гродненского замка, куда в 1799 г. был переведен Шкловский кадетский корпус

Шкловское благородное училище было переименовано в кадетский корпус, а Императорский Военно-сиротский дом продолжал функционировать и в XIX в. с некоторыми изменениями в программе, приближенной по содержанию к курсу Первого кадетского корпуса.

Императорский Военно-сиротский дом. С почтовой открытки начала ХХ в.

Основная масса выпускников обоих ВУЗов пополняла армейские пехотные, кавалерийские и, частично, артиллерийские полки, а некоторое число питомцев школ служило на пограничных укрепленных линиях [РГВИА, ф. 13454, оп. 1, д. 253, л. 2—43; ф. 1019, оп. 1, д. 139, л. 1—66]. По окончании Военно-сиротского дома только отличники производились в офицеры, остальные выпускались юнкерами и портупей-прапорщиками и лишь в войсках после определенной выслуги лет получали офицерские чины.

Штаты ряда ВУЗов после петровской эпохи были непостоянны. В Сухопутном кадетском корпусе в разные годы выделялось от 200 до 600, а в Артиллерийском и инженерном корпусе — от 146 до 393 мест. Количество мест в Шкловском благородном училище постепенно увеличилось с 50 до 200. Штатное число воспитанников Морского корпуса и Военно-сиротского дома было более стабильным и достигало соответственно 360 и 200 человек [Столетие военного министерства 1902, т. 10, ч. 1, с.

21—22, 27, 31, 43—48, 50]. В то же время реальная численность питомцев, поступивших и выпускавшихся из ВУЗов, колебалось еще сильнее, нежели штатная. Например, данные по Сухопутному корпусу за 1732—1799 гг. свидетельствуют о том, что в разное время в корпус поступало от четырех до 353, а выпускалось от одного до 296 человек. Были годы, когда прием в корпус и выпуск из него отсутствовали. Столь же нестабильно шли наборы и выпуски в других ВУЗах. Подобные факты свидетельствуют о том, что в рассматриваемый период отсутствовали жестко установленные и непременно выполняемые планы подготовки специалистов. Часть наиболее способных выпускников могла покинуть заведение раньше, а другая, с меньшими успехами, позже установленных сроков. При некоторых негативных моментах, связанных с организацией учебного процесса, подобная система позволяла лучше реализовывать индивидуальный подход в обучении, дать определенную свободу руководству и преподавательскому составу военных школ в определении критериев оценки воспитанников.

Подавляющее большинство офицеров для сухопутных войск среди перечисленных ВУЗов после петровской эпохи дали кадетские корпуса, поскольку их наборы и выпуски были более многочисленными, а сами корпуса существовали более продолжительный срок, нежели другие военные школы. Только Сухопутный корпус при общем наборе 4610 человек выпустил в XVIII в. 3207 специалистов. Часть из них сразу попадала в пограничные войска.

Вместе с тем исследование послужных списков военнослужащих различных родов войск показывает, что кадетские корпуса далеко не покрывали потребности армии в офицерах. Так, в среднем, в пехотных полках к концу XVIII в. доля

Харламов В.И. Становление системы подготовки офицерских кадров

ДЛЯ РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ И ПОГРАНИЧНОЙ ОХРАНЫ РОССИИ В XVIII СТОЛЕТИИ

строевых командиров, закончивших кадетские (в том числе и морской) корпуса, составляла 6,1%. В кавалерии и артиллерии данный показатель был равен соответственно 4,2 и 17,5%. В ландмилиционных полках в 1760-е гг. и в пограничных батальонах в конце столетия удельный вес выпускников корпусов находился в пределах 4—5,3%. В казачьих войсках доля офицеров, вышедших из кадет, не превышала одного процента [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—337; ф. 489, оп. 1, д. 6185, л. 1—7; д. 6201, л. 1—29; д. 6188, л. 1—22; д. 6187, л. 6—45, 105—118, 205—223, 340—360].

Выпускники корпусов распределялись в войсках крайне неравномерно. Так, в лейб-гвардии Преображенском полку из офицеров, начавших службу в 80-90-е годы, не было ни одного бывшего кадета. В лейб-гвардии Семеновском полку выпускники кадетских корпусов этого же периода службы составляли 27,2% от общей численности офицеров. В пехотных полках данная цифра колебалась в пределах от 0 до 14,5%, в артиллерии — от 7,4 до 21,4%. Следует отметить, что в пехоту и кавалерию попадала немалая часть питомцев Артиллерийского и инженерного, а в артиллерию и инженерные войска Сухопутного корпуса. Данный факт свидетельствует о том, что, несмотря на определенную разницу в учебных планах названных заведений, последние готовили специалистов широкого профиля, способных служить в любом роде войск.

При исследовании послужных списков генералов регулярной армии выяснилось, что к концу XVIII в. доля выпускников кадетских корпусов среди них составляла 21,8%. В иррегулярных, то есть казачьих, войсках 36,4% генералов на должностях войсковых и наказных атаманов прошли обучение в Сухопутном либо Артиллерийском и Инженерном корпусах [РГВИА, ф. 489, оп. 1, д. 7016, ч. 1, л. 1—16]. Как видим, удельный вес бывших кадет среди генералитета значительно превышал их долю среди штаб- и обер-офицеров. Подобная «диспропорция» дает основание сделать вывод о том, что полученное в кадетских корпусах образование позволяло их питомцам более уверенно продвигаться по служебной лестнице, нежели офицерам, прошедшим подготовку при полках, в том числе и в гвардии. Об этом же свидетельствуют послужные списки офицеров пограничных войск. В 60—90-е гг. XVIII в. все выпускники корпусов, прибывавшие на укомплектование ландмилиционных полков и пограничных батальонов, получали первый офицерский чин не позднее, чем через пять лет. Среди обучавшихся в гвардейских и армейских полках звание прапорщика (корнета) присваивалось в этот же срок соответственно 19,5—60% и 6—11% командиров. Все бывшие кадеты производились в чин капитана до 35 лет, тогда как не позднее этого срока его успевали получать лишь 39—49% гвардейцев и до 18—20% других офицеров [РГВИА, ф. 14, оп. 1/41, д. 1692, л. 286—337; ф. 489, оп. 1, д. 6185, л. 1—7; д. 61—88, л. 1—22; д. 6187, л. 1—30, 105—118, 205—223, 432—455, 516—536, 617—631, 705—723].

Таким образом, кадетские корпуса готовили наиболее квалифицированную часть командного состава, в большинстве своем вполне способную работать в любых армейских структурах и звеньях, в том числе на высших командных должностях.

В целом же можно считать, что в XVIII столетии в деле подготовки офицерских кадров для армии и погранохраны России было решено несколько важнейших задач: осуществлен переход от родового принципа назначения на командные должности к выдвижению офицеров в зависимости от уровня образования, личных качеств, соответствующей выслуги в том или ином звании (практического и боевого опыта); повышена престижность военной службы, что в совокупности с другими факторами явилось достаточно мощным стимулом, побуждавшим служилых людей к получению военного образования; сформирована сеть специализированных и общевойсковых военных школ, а также организованы отбор и обучение офицерских кадров при частях. Созданная система военного образования позволяла замещать офицерские должности наиболее грамотной частью военнослужащих. Потребности войск в данной категории людей удовлетворялись достаточно полно, что говорит о результативности предпринимаемых мер. Вместе с тем глубокую военно-теоретическую и общеобразовательную подготовку получало в среднем не более 10% офицеров. Большая часть из них концентрирова-

условиях господствовавшей в то время линейной тактики, требовавшей от основной массы офицеров и генералов сугубо исполнительской деятельности, подобное состояние военно-образовательной системы можно признать соответствующим нуждам и запросам войск.

Знамена, пожалованные Кадетским корпусам в 1844 г.

Обер-офицеры 2-го кадетского корпуса и Дворянского полка (1812—1817)

ХАРЛАМОВ В.И. СТАНОВЛЕНИЕ СИСТЕМЫ ПОДГОТОВКИ ОФИЦЕРСКИХ КАДРОВ ДЛЯ РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ И ПОГРАНИЧНОЙ ОХРАНЫ РОССИИ В XVIII СТОЛЕТИИ

ЛИТЕРАТУРА / REFERENCES

1. РГВА. Ф. ВУА, Д. 61, 62, 66—70, 72—75, 81;

2. РГВА. Ф.5. Оп. 1/72. Д. 1;

3. РГВА. Ф. 14. Оп. 1/41. Д. 1690—1693; Оп. 2/236. Д. 31, 45; Оп. 2/239, Д. 1, 31, 32, 33, 38, 40, 41, 44, 45; Оп. 1/41, Д. 106, 107, 120, 126, 128,130, 134, 139..

4. РГВА. Ф. 489, Оп. 1. Д. 6185—6279;

5. РГВА. Ф. 13454. Оп. 1. Д. 73, 222, 253, 308, 354, 385, 378, 398,

405, 406, 413.

6. Алпатов Н.И. Историческая справка о кадетских корпусах в России в XIX столетии // Советская педагогика. 1944. № 1. С. 18—21.

7. Барбасов А. Из истории артиллерийского образования в России в XVIII веке // Военно-исторический журнал. 1959. № 12. С. 117-121

8. Беляев И. О сторожевой, станичной и полевой службе на польской Украйне Московского государства до царя Алексея Михайловича. М.: Университетская типография, 1846. 56 с.

9. Бескровный Л.Г. Военные школы в России в первой половине XVIII века // Исторические записки. 1953. Т. 42. С. 285—300.

10. Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII веке. М.: Воениз-дат, 1958. 645 с.

11. Боярский В.И. На стороже Руси стояти. Страницы истории пограничной стражи Российского государства. М.: Граница, 1992. 168 с.

12. Бранденбург Н.Е. Материалы для истории артиллерийского управления в России. СПб.: Тип. Арт. Журн., 1876. 558 с.

13. Веселаго Ф. Очерк истории морского кадетского корпуса. СПб.: Типография Морского Кадетского Корпуса, 1852. 208 с.

14. Веселаго Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1. СПб.: Тип. В. Демакова, 1875. 654 с.

15. Висковатов А. Краткая история Первого кадетского корпуса. СПб.: Военная типография Главного Штаба, 1832. 114 с.

16. Военно-статистический сборник. Вып. 4. Ч. 1—2. СПб.: В Военной тип., 1871.

17. Геруа А. К познанию армии. СПб.: Тип. Суворина, 1907. 133 с.

18. Греков О.В. Краткий исторический очерк военно-учебных заведений (1700—1910). М.: Тип. Вильде, 1910. 192 с.

19. Записки Брауншвейгского резидента Вебера о Петре Великом и об его преобразованиях, в переводе П.П. Барсова // Русский Архив. М.: Тип. В. Грачева и Ко, 1872. № 7—8.

20.Исторические справки Хотинской бригады Отдельного корпуса Пограничной стражи. Составлены офицерами и врачами бригады. СПб.: Тип-я Штаба ОКПС, 1908. 67 с.

21. Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного искусства в России. Ч. 3. СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1865. 1016 с.

22. Левшин Д.М. Пажеский его Императорского величества корпус за сто лет. 1802—1902. Т. 1. СПб.: Заведение графических искусств «Т-ва Художественной печати», 1902. 718 с.

23. Паульсен Ф. Немецкие университеты и их историческое развитие / Пер. с нем. Н.Е. Вернадской, под ред. В.И. Вернадского. М. : Изд. магазина «Кн. дело», 1898. 131 с.

24. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб.: Тип. 2 Отд-ния Собств. Е. И. В. канцелярии, 1830—1851.

25. Пушкарев И. История императорской российской гвардии. Ч. 1—2. СПб.: Тип. Деп. внеш. торговли,, 1844.

26. Столетие военного министерства. 1802—1902. Составил генерал-майор П.А. Гейсман, СПб.: Типография М.О. Вольф, Т. 1—13 в 50 кн. 1902—1914.

27. Хорошихин Н.П. Казачьи войска. СПб.: Типография Стасюлевича, 1881. 312 с.

28. Хроника российской императорской армии, составленная по Высочайшему повелению. Ч. 6. СПб.: Военная типография, 1852. 212 с.

29. Чернушевич М.П. Материалы к истории пограничной стражи. Изд. под ред. нач. Штаба Отдел. корп. погран. стражи ген.-майора Сахарова. СПб.: Тип. Отдельного корпуса пограничной стражи, 1900—1909. Ч. 1—2.

1. RGVA. F. VUA, D. 61, 62, 66-70, 72-75, 81.

2. RGVA. F. 5. Op. 1/72, D. 1.

3. RGVA. F. 14. Op. 1/41. D. 1690-1693; Op. 2/236. D. 31, 45; Op. 2/239. D. 1, 31, 32, 33, 38, 40, 41, 44, 45; Op. 1/41. D. 106, 107, 120, 126, 128, 130, 134, 139.

4. RGVA. F. 489, Op. 1. D. 6185-6279.

5. RGVA. F. 13454. Op. 1. D. 73, 222, 253, 308, 354, 385, 378, 398, 405, 406, 413.

6. Alpatov N.I. (1944). Istoricheskaya spravka o kadetskikh korpu-sakh v Rossii v XIX stoletii. Sovetskaya pedagogika. N 1. Pp. 18-21.

7. Barbasov A. (1959). Iz istorii artilleriiskogo obrazovaniya v Rossii v XVIII veke. Voenno-istoricheskii zhurnal. N 12. Pp. 117—121.

8. Belyaev I. (1846). O storozhevoi, stanichnoi i polevoi sluzhbe na pol'skoi Ukraine Moskovskogo gosudarstva do tsarya Alek-seya Mikhailovicha. Universitetskaya tipografiya, Moskva. 56 p.

9. Beskrovnyi L.G. (1953). Voennye shkoly v Rossii v pervoi polovine XVIII veka. Istoricheskie zapiski. T. 42. Pp. 285—300.

10. Beskrovnyi L.G. (1958). Russkaya armiya i flot v XVIII veke. Voenizdat, Moskva. 645 p.

11. Boyarskii V.I. (1992). Na storozhe Rusi stoyati. Stranitsy istorii po-granichnoi strazhi Rossiiskogo gosudarstva. Granitsa, Moskva. 168 p.

12. Brandenburg N.E. (1876). Materialy dlya istorii artilleriiskogo upravleniya v Rossii. Tip. Art. Zhurn., S.-Peterburg. 558 p.

13. Veselago F. (1852). Ocherk istorii morskogo kadetskogo korpusa. Tipografiya Morskogo Kadetskogo Korpusa, S.-Peterburg. 208 p.

14. Veselago F. (1875). Ocherk russkoi morskoi istorii. Ch. 1. Tip. V. Demakova, S.-Peterburg. 654 p.

15. Viskovatov A. (1832). Kratkaya istoriya Pervogo kadetskogo korpusa. Voennaya tipografiya Glavnogo Shtaba, S.-Peterburg. 114 p.

16. Voenno-statisticheskii sbornik. Vyp. 4. Ch. 1—2. Voennaya tip.,

S.-Peterburg. 1871.

17. Gerua A. (1907). K poznaniyu armii. Tip. Suvorina, S.-Peterburg. 133 p.

18. Grekov O.V. (1910). Kratkii istoricheskii ocherk voenno-uchebnykh zavedenii (1700—1910). Tip. Vil'de, Moskva. 192 p.

19. Zapiski Braunshveigskogo rezidenta Vebera o Petre Velikom i ob ego preobrazovaniyakh, v perevode P.P. Barsova. Russkii Arkhiv. Tip. V. Gracheva i Ko, Moskva., 1872. N 7-8.

20. Istoricheskie spravki Khotinskoi brigady Otdel'nogo korpusa Pogranichnoi strazhi. Sostavleny ofitserami i vrachami brigady. Tip-ya Shtaba OKPS, S.-Peterburg, 1908. 68 p.

21. Laskovskii F.F. (1865). Materialy dlya istorii inzhenernogo iskusstva v Rossii. Ch. 3. Tipografiya Imperatorskoi Akademii Nauk, S.-Peterburg. 1016 p.

22. Levshin D.M. (1902). Pazheskii ego Imperatorskogo velichestva korpus za sto let. 1802—1902. T. 1. Zavedenie graficheskikh iskusstv «T-va Khudozhestvennoi pechati», S.-Peterburg. 718 p.

23. Paul'sen F. (1898). Nemetskie universitety i ikh istoricheskoe razvitie. Per. s nem. N.E. Vernadskoi, pod red. V.I. Vernadskogo. Izd. magazina «Kn. delo», Moskva. 131 p.

24. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoi imperii s 1649 goda. Tip. 2 Otd-niya Sobstv. E. I. V. kantselyarii, S.-Peterburg. 1830—1851.

25. Pushkarev I. (1844). Istoriya imperatorskoi rossiiskoi gvardii. Ch. 1—2. Tip. Dep. vnesh. torgovli, S.-Peterburg.

26. Stoletie voennogo ministerstva. 1802—1902. Sostavil general-maior P.A. Geisman. Tipografiya M.O. Vol'f, S.-Peterburg. T. 1 — 13 v 50 kn. 1902—1914.

27. Khoroshikhin N.P. (1881). Kazach'i voiska. Tipografiya Stasyulevicha, S.-Peterburg. 312 p.

28. Khronika rossiiskoi imperatorskoi armii, sostavlennaya po Vysochaishemu poveleniyu. Ch. 6. Voennaya tipografiya, S.-Peterburg. 1852. 212 p.

29. Chernushevich M.P. (1900—1909). Materialy k istorii pogranichnoi strazhi. Izd. pod red. nach. Shtaba Otdel. korp. pogran. strazhi gen.-maiora Sakharova. Tip. Otdel'nogo korpusa pogranichnoi strazhi, S.-Peterburg. Ch. 1—2.

ХАРЛАМОВ В.И. СТАНОВЛЕНИЕ СИСТЕМЫ ПОДГОТОВКИ ОФИЦЕРСКИХ КАДРОВ ДЛЯ РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ И ПОГРАНИЧНОЙ ОХРАНЫ РОССИИ В XVIII СТОЛЕТИИ

30. Чернушевич М.П. Пограничный надзор до XIX века // Пограничник. 1906. № 1. С. 14-15.

31. Штейнгель В. Императорская российская гвардия. Хронологические таблицы. 1700—1878. СПб.: Типография канцелярии С.-П.-Б. Градоначальника, 1878. 320 с.

32. Штейнгель В. Настольный хронологический указатель постановлений, относящийся до устройства военно-сухопутных сил России. СПб.: Типография Департамента уделов, 1890. 254 с.

30. Chernushevich M.P. (1906). Pogranichnyi nadzor do XIX veka. Pogranichnik. N 1. Pp. 14—15.

31. Shteingel' V. (1878). Imperatorskaya rossiiskaya gvardiya. Khronologicheskie tablitsy. 1700—1878. Tipografiya kantselyarii S.-P.-B. Gradonachal'nika, S-Peterburg. 320 p.

32. Shteingel' V. (1890). Nastol'nyi khronologicheskii ukazatel' posta-novlenii, otnosyashchiisya do ustroistva voenno-sukhoputnykh sil Rossii. Tipografiya Departamenta udelov, S-Peterburg. 254 pr.

FORMATION OF OFFICER PERSONNEL'S TRAINING SYSTEM

FOR RUSSIAN REGULAR ARMY AND THE BORDER GUARD IN THE XVIII CENTURY

Vladimir I. Kharlamov, Doctor of History, Professor, Member of the Academy of Military Sciences and the International Informatization Academy

E-mail: [email protected]

At the beginning of the XVIII century the creation of a Russian regular army required a training of significant number of command personnel. At first foreign officers performed these duties in the shelves. The first military schools, created by Peter I, have not been widely profiled in contrast to the German knights' Academies and French cadet corps. By creating his first artillery, engineering and naval military schools Peter the Great guided by first of all purely practical considerations. This has caused quite a narrow profile of military schools and a small number of science that studies the pupils. However, many of school leavers came not only in the engineering troops, artillery, Border Guard and in the Navy, but also to the civil service, on the manufacturing, in scientific expeditions, became teachers in primary schools, etc.

The Cadet Corps, which were opened in Russia in the 30s of the XVIII century, is largely differed from Peter's military schools. Cadet Corps were widely profile. In terms of the military education the Cadet Corps were kinds of Colleges of Combined Arms. In terms of the education of the nobility in general, the Cadet Corps gave both primary education, and secondary education, as well as, in fact, a university education due a wide list of sciences studied in these institutions. Moreover, the universities in Russia began to function on a permanent basis until much later than the Cadet Corps were opened.

The Guards regiments were another format of the Army and Border Guard staffing with specialists. In contrast to the Guard of the European armies, the Russian Guard does not take away from the army and Border Guard best staff, but on the contrary, gave to ordinary shelves well-trained commanding staff. By the end of XVIII century, such system of military education completely meets the needs of the Russian Army and the Border Guard in command staff.

Keywords: regular army; border guards; officers; artillery, engineering and naval military school of Peter I; Cadet Corps; career advancement of officers depending on their educational attainment.