CC BY
82
УДК 94(470.51)" 1920":34
Л. Н. Бехтерева
СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ В 1920-е гг. (РЕГИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ)
В статье на основе опубликованных и вновь введенных в научный оборот источников впервые в отечественной историографии рассмотрена проблема формирования и функционирования пенитенциарной системы одного из регионов России в 1920-е гг. Представлена характеристика и анализ организа-
L. N. Behtereva
FORMATION AND DEVELOPMENT OF THE PENITENTIARY SYSTEM IN THE 1920S: (REGIONAL ASPECT)
ционно-правовых аспектов деятельности исправительно-трудовых учреждений, условий содержания заключенных.
Ключевые слова: 1920-е гг., Удмуртия, преступность, исправительно-трудовые дома, дома заключения.
On the basis of published and newly entered into scientific circulation sources for the first time in the national historiography the problem of formation and functioning of the penitentiary system of one of the regions of Russia in the 1920s is considered. The characteristics
Разруха, голод, спад промышленного производства, массовая безработица после окончания Гражданской войны повсеместно вызвали всплеск уголовной преступности. Число заключенных за совершенные злодеяния неуклонно возрастало. В 1924 г. по 50 губерниям и областям РСФСР насчитывалось 1 884 509 подсудимых, 1 529 710 (81,2 %) из которых были осуждены, что составляло 2,2 % обшей численности населения - в два раза больше, чем в предыдущий период [10, с. 55].
Проблеме становления и развития пенитенциарной системы в раннесоветский период уделено достаточно значительное внимание в исследованиях правоведов и историков [1, 2, 3, 7, 8, 9, 14]. Однако многие региональные и локальные аспекты темы нуждаются в дальнейшей разработке.
В Удмуртии (с ноября 1920 г. по январь 1932 г. - Вотская автономная область, ВАО) за 1922 г. было отмечено 5 731 преступление, за девять месяцев 1924 г. - 9 443. Практически половину из них составляли кражи и грабежи [11, с. 387; 12, с. 109]. Увеличивалось и число осужденных: с 4 225 в 1925 г.
and analysis of organizational and legal aspects of the correctional labor institutions, as well as prison conditions are represented.
Key words: the 1920s, Udmurtia, crime, Forced labor houses, imprisonment houses.
до 5 251 в 1926 г. и 5 414 в 1928 г. Число осужденных за имущественные преступления выросло соответственно с 773 в 1925 г. до 1 068 в 1926 г. и 1 109 в 1927 г. [17, с. 73; 16, с. 72; 15, с. 42].
Учреждениями для применения мер исправительного характера в РСФСР в 1920-е гг. являлись: дома заключения - в них содержались состоявшие под следствием, приговоренные к лишению свободы, пока приговор не вступил в силу, лишенные свободы на срок до шести месяцев; исправительно-трудовые дома предназначались для лишения свободы (заключение под стражу) на срок свыше 6 месяцев; трудовые колонии - сельскохозяйственные, ремесленные и фабричные - отбывали срок заключенные, приговоренные к лишению свободы без строгой изоляции на срок не свыше пяти лет; изоляторы специального назначения - содержались заключенные, приговоренные к лишению свободы со строгой изоляцией; переходные исправительно-трудовые дома - должны были содержаться заключенные, которые по отбытии части срока лишения свободы в других местах заключения
признавались распределительной комиссией подлежащими переводу в обстановку полусвободного режима.
С принятием Уголовного кодекса РСФСР 25 июля 1922 г. СНК было принято решение передать все места заключения в ведение НКВД. 12 октября 1922 г. совместным постановлением НКЮ и НКВД было создано Главное управление местами заключения (ГУМЗ) НКВД и местные управления местами заключения при губернских (областных) органах НКВД. Таким образом, была преодолена раздробленность в управлении местами заключения, пенитенциарная система начала действовать как единое целое [3].
В ходе реформы специальных учреждениях, исполняющих наказание в виде лишения свободы, в 1920-е гг. основным видом мест заключения для применения мер пенитенциарного характера стали исправительно-трудовые дома (ИТД). В них содержалось большинство заключенных. Направлению в исправительно-трудовые дома подлежали лица, не представлявшие особой опасности для государства, а также те, для кого не предусматривался режим строгой изоляции. Режим в исправительно-трудовых домах считался общим и основывался на обязательном труде заключенных и культурно-просветительской работе [13]. На практике они часто и повсеместно становились комплексными учреждениями: в них одновременно содержались подследственные, малосрочные (менее шести месяцев) и срочные (более шести месяцев).
На территории ВАО находились два учреждения лишения свободы, имевшие статус исправительно-трудовых домов: в г. Ижевске и г. Глазове. В центре Можгинского уезда -Красном Поселке долгое время исправительных учреждений не было. В 10,5 км от него, в с. Можга располагалась камера привода. Дом заключения (домзак) на 30 человек в городе был открыт только в 1927 г. Ижевский исправдом состоял на госбюджете, Глазов-ский исправдом и Можгинский домзак - на местном. Территорией временного пребывания заключенных являлись арестные дома. Штат обслуживающего персонала исправительно-трудовых домов в 1924 г. составлял 71 человек [11, с. 379].
Глазовский исправдом занимал помещение бывшей уездной тюрьмы и был рассчитан на 200 мест. По причине длительной
эксплуатации само здание и его внутренние помещения находились в удручающем состоянии, требовали капитального ремонта и замены пришедшего в негодность оборудования. Многие камеры были не только не пригодны, но и опасны для содержания заключенных ввиду угрожающих обвалов потолков и падения стен. На 1 июля 1924 г. в Глазовском исправдоме числилось 235 заключенных: рабочих - 11, крестьян - 200, служащих - 16, торговцев - 1, прочих - 7 [21, л.100-101]. При исправдоме действовали пять мастерских: сапожная, портновская, слесарная, кузнечная и крендельная. Участок земли в 5,5 га использовался под пашню для посадки картофеля и сенокос. В 1924 г. было заготовлено 7,4 т клубней и 5,6 т высушенной травы [11, с. 392].
Ижевский исправдом располагался в 11 км от города в овраге, непосредственно к которому примыкал лес. Изначально он был переоборудован из бывших торговых складов, затем переведен в здание кирпичных сараев и своему назначению не соответствовал. В двух одноэтажных зданиях находились мужское и женское отделения. Несмотря на максимальную вместимость 140 человек, они всегда были переполнены. На 1 июля 1925 г. в Ижевском исправдоме, например, числились 254 человека: осужденных 183 (166 мужчин и 17 женщин), 69 следственных (65 мужчин и 4 женщины), пересыльных 2 (мужчины). По социальному положению: рабочих 80 (71 мужчин и 9 женщин), крестьян 156 (мужчин 144, женщин 12) [21, л.102].
На 16 га земли, арендованной у гор-местхоза, заключенные Ижевского исправдома сеяли овес, горох, гречиху. Однако их труд использовался нерационально: на 1 июля 1924 г. из почти двухсот камерников только 47 человек находились на полевых работах, 116 - в исправдоме [21, л.102].
Условия содержания заключенных не отличались гуманностью. Бельем и обувью (лаптями) были обеспечены только 10 % из них, средства на приобретение верхней одежды не выделялись вовсе. В день осужденному полагалось 600 гр. хлеба, 136 гр. мяса, 114 гр. крупы, 450 гр. картофеля или корнеплодов [11, с. 392]. Однако на практике эти нормы не соблюдались.
Оба помещения исправдома имели цементные полы, на которых спало большинство заключенных, низкие потолки и слабый
доступ света. Небольшой двор был обнесен ветхим деревянным забором. Кухня располагалась под навесом. Скученность, недостаток света, щели в дощатых перегородках, разъединявших камеры, плохая вентиляция и сырость создавали благоприятные условия для распространения паразитов и болезней среди заключенных. Клопы и вши заполняли все пазы и отверстия в камерах, нары, покрывали одежду и тело арестантов. Многие из них расчесывали зудящиеся места до крови, что приводило к появлению кожных заболеваний. Воздух в камерах и коридорах был пропитан зловонием человеческого пота, прокисших остатков пищи и испражнений. Среди осужденных встречались инфекционные больные, в том числе и сифилитики, изолировать которых администрация оказывалась не в состоянии за недостатком помещений. Это в свою очередь служило угрозой заражения здоровых. Систематическое проветривание, частое мытье полов и частичная дезинфекция не давали положительных результатов. В период свирепствовавшей в начале 1920-х гг. в ВАО эпидемии тифа здесь ежедневно фиксировались смертельные случаи. Все это делало заключенных раздражительными и способными на крайние меры: регулярно и неоднократно по несколько срочников объявляли голодовку по самым незначительным поводам. Увеличивались случаи обоюдных драк, нанесений телесных повреждений и столкновений с надзором.
Личный состав мест заключения в 1920-е гг. в большинстве своем не соответствовал необходимым для этой службы требованиям. Проблемы недостаточного материально-технического обеспечения и слабой профессиональной подготовки приводили к нарушениям дисциплины и злоупотреблениям: пьянству, грубому обращению с осужденными, хищениям, поборам. Так, караульный начальник арестного дома г. Ижевска Шабалин, систематически бравший взятки от заключенных за ослабление режима содержания под стражей, в январе 1924 г. получил папиросы и табак - от ижевчанина Г. Г. Коневских, почти 2 кг мяса - от жителя Селтинского уезда П. И. Юрлова [20, л. 30, 32]. Имелись случаи вступления в сговор с осужденными, передачи им алкогольных напитков, табака, приобретения и сбыта награбленных предметов.
Отсутствие дисциплины и порядка порождало произвол и невыносимый режим
содержания для заключенных. В 1926 г. в камере Ижевского исправдома орудовала организованная шайка в составе 25 человек и девяти активных членов, составлявших ее ядро. Банда занималась террором, грабежом и преследованием арестантов и держала в страхе даже служащих исправдома. Ее руководителем являлся неоднократно судимый за различные злодеяния некто Константин Огарков. Преступники на глазах осужденных раздевали донага новичков, отбирали у них все вещи, одежду, обувь и продукты, вымогали деньги, избивали и запугивали. Часто в камерах разыгрывались настоящие представления. Так, например, на «похоронах бабушки» кто-нибудь из членов шайки ложился на нары, изображая покойника. Заключенные вставали вокруг и кричали: «Бабушка умерла!». Новичок должен был подойти к «мертвецу» прощаться. После обязательного поцелуя «бабушка-мертвец» хватала его и начиналась настоящая вакханалия с нанесением побоев. А при обряде «принесения присяги» в одну половину камеры приводили новичков, закрывали отверстие в перегородке половиком и в темноте приказывали целовать сокамернику половые органы и ягодицу. Другим на «принятии присяги» выбривали на голове крест.
Еще одним исправдомовским «развлечением» для новичков и неаккуратных плательщиков тюремного «налога» стала так называемая «погоня за лисой», при котором арестант под окрики и удары заключенных бегал по камере. Затем его загоняли под нары и били до бесчувствия. По приговорам тюремных «судов» новичкам приходилось также пить очень большое количество воды или есть уголь. Многие терпели и еще более унизительные «наказания»: им садились на лицо, силой открывали рот и харкали туда, обливали кипятком с раствором соли и горячим супом, «ставили мушку» - жгли пламенем огня пятки и другие самые чувствительные части тела. Бывали случаи, когда человека накрывали одеялом, обыскивали и били «втемную». Некоторые из членов банды при налетах переодевались и гримировались до неузнаваемости. Нападениям подвергались и лица, приходившие в исправдом на свидания. Сопротивление и попытки пожаловаться администрации заканчивались очередной порцией издевательств [5]. В камерах пили самогон, постоянно играли в карты на деньги, продукты и
одежду, непрерывно слышались отборный мат и брань. Драки возникали на пустом месте. В ход шли доски, ножи, различные тяжелые предметы. Слабых загоняли под нары, таскали за бороды, кололи булавками. Неоднократно фиксировались попытки изнасилования. В апреле 1927 г. областной суд ВАО, заседания которого длились 10 дней, вынес обвинительный приговор для 18 членов банды. Четверо ее главарей были приговорены к расстрелу, остальным осужденным к еще не отбытому им сроку добавили от года до 6,5 лет [6].
Вследствие недостатка надзирателей и слабого состояния контроля имели место также частые побеги и самовольные отлучки заключенных. Близость леса создавала для этого благоприятные условия. Побеги совершались из больниц, из бани путем подкопа, из мастерских, расположенных в обычном здании в городе, в процессе транспортировки воды, за которой приходилось ходить на значительное расстояние за территорию исправдома.
Появление заключенных в населенных пунктах, в пивных, избиение свидетелей и другие подобные факты создавали обстановку резкого возмущения общественности. Достаточно часто в постоянной рубрике «Что случилось» газеты «Ижевская правда» публиковались заметки о различного рода происшествиях. Так, в начале сентября 1925 г. срочно заключенные Ижевского исправдома Трофим Кадырманов, Илья и Николай Вахрушевы, находясь на бывшей Петровской даче на уборке зерновых в ночное время уходили в ближайшие деревни, совершали кражи коров, на которых подделывали документы, и продавали их на городском рынке [4].
На 1 июля 1924 г. в бегах находился 21 человек Ижевского исправдома. С 1 января по 1 октября 1927 г. в самовольных отлучках и побегах числилось 319 человек [21, л. 102; 22, л. 34]. В 1927 г. при побеге двух заключенных из портновской мастерской были украдены материалы на значительную сумму. Причем один из его организаторов выходил днем в город, подыскал и нанял лошадь для транспортировки груза. Некоторые беглецы учиняли в деревнях драки и дебош, терроризировали свои семьи или свидетелей по делу. Часто подобные инциденты заканчивались трагедией. В одной из таких потасовок в сентябре 1927 г. двое заключенных в д. Каменное близ Ижевска были убиты [22, л. 34].
На 1 июля 1922 г. в учреждениях уголовно-исполнительной системы ВАО находились 402 срочных заключенных, 60 -следственных [12, с. 116]. На 1 июля 1927 г. в Ижевском ИТД содержались 218 срочных заключенных и 31 следственных; в Глазовском -194 и 26; в Можгинском домзаке - 46 и 8, всего - 458 срочных заключенных и 65 следственных; на 1 января 1928 г. соответственно 275 и 62; 162 и 20; 38 и 21, всего 475 и 103 [22, л. 32 об.]. Во втором полугодии 1927 г. по амнистии были освобождены из срочно-заключенных, осужденных до 6 месяцев лишения свободы, 161 человек, до 1 года лишения свободы -37 и свыше 1 года - 19 человек [22, л. 33].
Лица, представлявшие серьезную опасность для общества, по решению судов оказывались осужденными и высланными в места заключения за границы ВАО. В марте 1926 г. за совершенные преступления за пределы области были отправлены 19 человек, в конце 1927 г. - 12 [25, л. 61-61 об., 67]. Некоторые из них бежали из мест лишения свободы и объявлялись во всесоюзный розыск. В частности, в декабре 1923 г. Иркутским ОГПУ разыскивался покинувший в числе 12 арестантов Н-Удинский домзак двадцатитрехлетний уроженец д. Кутоншур Сосновской волости Ижевского уезда В. Р. Загребин, осужденный за бандитизм. Ориентировки с указанием его особых примет (рост 1 метр 55 см, волосы русые, глаза карие, лицо побито оспой, на правом боку и левой ноге шрам от чирьев) были разосланы во все уголки страны [24, л. 93 об.].
Побеги становились частым явление и из мест временного пребывания осужденных. Так, в ночь на 8 августа 1925 г. при попытке побега был тяжело ранен и затем скончался находившийся под стражей в Можгинском арестном доме рецидивист со стажем Михаил Белянин, пойманный с поличным на ст. Сю-гинск Московско-Казанской железной дороги [23, л. 322]. В результате побегов не достигали мест заключения и депортированные в ВАО преступники. В основном это были уроженцы близлежащих областей и республик. Так, 21 декабря 1925 г. был объявлен во всесоюзный розыск высланный в область Н. Я. Дмитриев по кличке «Ай-Дати», 1883 года рождения, проживавший в г. Казани и осужденный Постановлением особого совещания при коллегии ОГПУ от 12 декабря 1924 г. В июне 1926 г. в г. Сарапуле скрылся уроженец Чистополь-
ского уезда Татреспублики Измаил Ибрагимов, приговоренный к 3 годам высылки [25, л. 3, 43 об.].
Многие бежавшие из мест заключения бандиты становились главарями новых преступных группировок. Так, в начале 1920-х гг. в Ижевске и уезде грабежом, разбоем, убийствами занималась вооруженная револьверами системы «Наган» и «Смит-Вессон» банда из четырех человек, руководство которой осуществлял сбежавший из тюрьмы и скрывавшийся от правоохранительных органов Иван Елосин (он же Сурнин). Награбленное имущество они хранили у знакомых и родственников в деревнях и сбывали с их помощью на рынке. Долгое время бандитам удавалось уходить от преследования благодаря прикрытию, обеспеченному им милиционером 1-го отделения милиции г. Ижевска А. Н. Даниловым. Он предупреждал их о розыске и местах облав, укрывал от поимки [18, л. 265]. На ликви-
дацию банды были брошены силы областной и городской милиции, которые в усиленном режиме патрулировали окрестности города. В результате 2 августа 1924 г. Иван Сурнин и Василий Черепанов были пойманы на месте преступления и убиты конвоирами при попытке бегства. 9 августа 1924 г. их сообщника Г. Карнаухова объявили в розыск [19, л. 53, 109-109 об].
Таким образом, рост преступности после окончания Гражданской войны, при переходе к нэпу объективно привел к созданию уголовно-исполнительной системы, на развитие которой в 1920-е гг. значительное влияние оказывали социально-экономические, политические, социокультурные факторы. Несмотря на существовавшие трудности и низкую эффективность деятельности, исправительно-трудовые дома, дома заключения и др. являлись неотъемлемой частью репрессивной политики государства в рассматриваемый период.
Литература
1. Аладьина Л. С., Ковалев О. Г., Шабанов Г. Х. Российская уголовно-исполнительная система: исторические этапы формирования. М.: [б. и.], 2007. 344 с.
2. Брылева Е. А., Гилязов И. Ф. Развитие исправительных учреждений для несовершеннолетних: история и современность // История государства и права. 2015. № 8. С. 17-21.
3. Быков А. В. Становление и развитие пенитенциарной системы Западной Сибири в 1920-е гг.: дис. ... канд. ист. наук. Омск: Омский государственный педагогический институт, 2004. 300 с.
4. Ижевская правда. 1925. 1 1 ноября.
5. Ижевская правда. 1927. 16 апреля.
6. Ижевская правда. 1927. 27 апреля.
7. Ильягуев Д. М. Условия содержания заключенных в 1923-1930 годах: организационно-правовые аспекты исправительно-трудовой политики Советского государства // История государства и права. 2011. № 10. С. 2-5.
8. Михайлов В. С. Советская исправительно-трудовая политика в 1920-е гг.: возникновение института условно-досрочного освобождения осужденных и применения к ним мер, не связанных с лишением свободы // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 12-3 (26). С.128-131.
9. Никифорова Е. В. История становления и развития уголовно-исполнительной системы в Кузбассе: 1920-е - 1956 г.: автореф. дис. .канд. ист. наук. Кемерово: Кемеровский государственный университет, 2012. 25 с.
10. Никулин В. В. Преступность как социально-правовое явление в 1920-е годы: тенденции и состояние // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2009. № 2 (3). С. 55-60.
11. Обзор деятельности областного исполнительного комитета Вотской автономной области. 1923 - 24 хозяйственный год. Ижевск: Издание Вотского областного исполнительного комитета, 1925. 480 с.
12. Областное экономическое совещание Вотской автономной области. Отчет Совету труда и обороны на 1 октября 1922 года. Ижевск: Издание областного экономического совещания Вотской автономной области, 1922. 186 с.
13. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960 гг. М.: Звенья, 1998. 600 с.
14. Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург: [б. и.], 1997. 365 с.
15. Статистический ежегодник за 1928 г. Ижевск: Издание обстатотдела, 1929. 214 с.
16. Статистический ежегодник за 1927 г. Ижевск: Издание обстатотдела, 1928. 228 с.
17. Статистический сборник за 1924-1926 гг. Ижевск: Издание обстатотдела, 1927. 521 с.
18. Центральный государственный архив Удмуртской Республики (далее - ЦГА УР). Ф.Р-137. Оп. 1. Д. 76.
19. ЦГА УР. Ф.Р-137. Оп. 1. Д. 78.
20. ЦГА УР. Ф.Р-357. Оп. 1. Д. 16.
21. ЦГА УР. Ф.Р-357. Оп. 1. Д. 50.
22. ЦГА УР. Ф.Р-357. Оп. 1. Д. 100.
23. ЦГА УР. Ф.Р-452. Оп. 1. Д. 151.
24. ЦГА УР. Ф.Р-452. Оп. 2. Д. 21.
25. ЦГА УР. Ф.Р-452. Оп. 2. Д. 22.
УДК 94(47)
Т. А. Булыгина
К ВОПРОСУ ОБ ИЗУЧЕНИИ В 1940-е - 1990-е гг. НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА
В исследовании раскрыты отдельные противоречивые стороны как советского обществоведения, так и его изучения в советской историографии в послевоенный период. В статье представлено авторское представление о сущности общественных наук и об их функционировании в советском обществе, о динамике и базисных принципах советского обществоведения. Работа отражает новые тенденции в советской гуманитарной науке, к примеру,
Т. А. Бы^ша
ON STUDYING SOME PROBLEMS OF INTELLECTUAL HISTORY OF THE SOVIET SOCIETY IN THE 1940s - 1990s
внимание к вопросам методологии истории, а также попытки возврата к функциям гума-нитаристики как служанке идеологии. Кроме того, освещаются отдельные стороны взаимоотношений ученых-обществоведов и власти.
Ключевые слова: гуманитаристика, общественные науки, интеллектуальная история, историография, методология истории, идеологизация.
The study reveals some controversial aspects of the Soviet social science and its study in Soviet historiography in the postwar period. The article presents the author's view about the nature of social Sciences and on their functioning in the Soviet society, about the dynamics and the basic principles of Soviet science. The work reflects new trends in Soviet humanitarian science, for
В историографии интеллектуальной истории СССР можно выделить разные направления - изучение научных школ, отдель-
example, attention to issues of methodology of history and attempts to return to the functions of the Humanities as the servant of ideology. It also highlights certain aspects of the relationship of social scientists and the authorities.
Key words: humanities, social Sciences, intellectual history, historiography, methodology of history, ideologization.
ных интеллектуалов, состояния различных отраслей науки и культуры. В этом кругу определенное место занимает и проблема
