CC BY
126
УДК 882.09
С.С. Пахомова
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор С.И. Тимина
СПОРЫ ВОКРУГ ЛИТЕРАТУРНОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА (повесть А. Королева «Голова Гоголя»)
В статье анализируется специфика прозы А. Королева в контексте полемики вокруг русского литературного постмодернизма.
Постмодернизм, А. Королев, «Голова Гоголя», современная литература, философская повесть.
Specificity of A. Korolev’s prose is analyzed in this article in the context of polemics around Russian literary post-modernism. Рost-modemism, A. Korolev, «Gogol’s Head», modern literature, philosophical tale.
Сегодня литературоведы, искусствоведы, культурологи спорят о характере, эволюции и об исчерпанности постмодернистской художественности, о возможности новой единой эстетической стратегии современного искусства, говорят о рождении текста нового типа, ориентированного не на обыгрывание мертвых текстовых структур, а на создание нового героя и новой концепции мира. В этой связи наряду с типологическими построениями литературоведение нуждается в интерпретации художественных феноменов современности, отдельных произведений словесности, индивидуальных творческих систем. Проза Анатолия Королева может быть рассмотрена как проявление в русской литературе рубежа XX -XXI вв. общих тенденций литературы постсоветского времени.
Творчество А. Королева в наибольшей степени представляет собой усвоение уроков постмодернизма и выход к иным эстетическим принципам, синтез постмодернистской эстетики и реализма, знаменующий собой возвращение гуманистического модуса реальности. В прозе А. Королева обнаруживается эстетическая эклектика, что характеризует общую тенденцию русской литературы конца ХХ - начала XXI в., ведущей поиск новой парадигмы художественности. В этой парадигме не остается «чистых» направлений, соединяются открытия реализма, модернизма и постмодернизма. Ведущей остается поэтика смешения текстовой и образной реальностей, миметической и фантасмагорической образности; поэтика деконструкции чужих и собственных текстов; поэтика поочередной смены повествовательного и риторического слова. Выявление доминанты этих поисков писателя позволяет проследить общие изменения постмодернистских принципов построения текста в их текстовой, эмпирической и метафизической реальности.
Творчеству А. Королева критики дают разнообразные, зачастую полярные характеристики, называя его романы либо «высококачественным китчем», «красотой, отравленной трупным ядом» [5, с. 84], «манифестом литературного сатанизма» [8, с. 76], а самого писателя «классическим типом агрессивного графомана» [2, с. 175], либо отмечая сложные философские построения автора-эстета, мистика, интел-
лектуала, экспериментатора и фантазера. Разброс оценок связан с эклектичностью художественной практики писателя при наличии некой общей для всего творчества доминанты.
Критики спорят о художественной ценности прозы Королева и об эстетике, в русле которой он работает: реализм, модернизм или постмодернизм. Некоторые из них относят А. Королева к числу наиболее ярких писателей стиля постмодерн в современной русской литературе. Интересно, как сам писатель говорит о своей причисленности к постмодернистам: собственные реалистические тексты зрелый Королев рассматривает как движение к постмодернизму, указывая, что освоение традиционной поэтики сопровождалось попыткой ухода от сервильности, от прислужничества не в идеологии, а в языке.
Тем не менее, внимательное прочтение прозы А. Королева позволяет увидеть, что причисление писателя к постмодернистам в большей степени имеет формальную природу, не лишенную некоторой поверхностности. Появление первых текстов совпадает с активизацией в России идей постмодернизма, что автоматически в начале 1990-х гг. повлекло тенденцию усматривать влияние постмодернистской поэтики в прозе автора, основываясь на сознательно культивируемой им поэтике китча, вольном обращении с историческими реалиями, легком переходе от бытописания к сатирической или трагической фантасмагории, обильном цитировании и т.д. Однако за этими внешними признаками текстов лежат не столько отдельные приметы постмодернизма, сколько убежденность писателя в исчезновении смысла, утрате значимости чего бы то ни было и в необходимости этот смысл восстановить.
Более того, А. Королев рано избирает пути, вступающие в явное противоречие с постмодернизмом. Прибегая подчас к постмодернистским приемам, автор настаивает на противоположной постмодернизму идее об ответственности литературы и ее творца. Особенно убедительно эта идея раскрыта в повести «Голова Гоголя» (1992 г.)
А. Агеев выдвигает вполне справедливый тезис о том, что Королев - единственный из современных писателей, который наследует не столько реализму, модернизму XIX и XX в., сколько рационалистиче-
ской литературе эпохи Просвещения, «в каковую эпоху писатели не столько живые человеческие образы создавали, не столько жизнь отражали, сколько решали ... сложнейшие нравственно-философские уравнения» [1, с. 201]. С ним соглашается и А. Ме-режинская, вписывающая повесть в контекст эсхатологического мифа [6, с. 54]. Критики, характеризуя картину мира Королева, показывая ее близость эпохе Просвещения, говорят об экзистенциальной проблематике, появляющейся в творчестве автора 1990 -2000-го гг. Сам Королев обозначает круг философских работ, которые определили его мировоззрение: психоаналитическая философия З. Фрейда, экзистенциальная философия М. Хайдеггера, А. Камю, Ж.-П. Сартра.
В игровой основе прозы А. Королева очевидны черты интеллектуальной поэтики: постановка этических, экзистенциальных, эстетических и метафизических проблем. Это делает современного писателя не разрушителем, а продолжателем традиций русской литературы. Если в постмодернистском мышлении нет места трагедии, трагическое снимается или забалтывается, то Королев остро чувствует трагическую основу бытия. Использование таких приемов, как сложно сконструированный сюжет, сознательно стремящиеся к вульгарности сцены и образы, составляет текстовое обрамление, вербальную рамку для ряда онтологических диспутов предельно серьезного автора. Ирония, нагромождение гротескных элементов, развязность являют собой отработанную технику интеллектуальной провокации. За этой игрой стоят вполне серьезные вопросы. Это двойственная природа привычных ценностей: сам человек, его язык, свобода, красота, добро, Бог как источник как красоты и добра, так и зла одновременно.
Борис Парамонов рассматривает произведение Королева как постмодернистский ответ на «религиозное благоговение» русского человека перед «репрессивной культурой» [7, с. 91]: умение автора сохранить любовь к Гоголю без веры в него. Б. Парамонов видит в использовании фигуры Гоголя лишь постмодернистский прием, опуская важную для самого автора повести идею писательской ответственности за созданный им текст. Гоголь для Королева -не просто условность, но и один из негласных виновников кровопролитий, поскольку он «приумножил фантазией сумму злых вещей в мире» [7, с. 9].
Повесть предваряет эпиграф, взятый автором из
В. Розанова: «Гоголь отвинтил какой-то винт внутри русского корабля, после чего корабль стал весь разваливаться. Он открыл кингстоны, после чего началось неудержимое медленное год от году потопление России» [3, с. 179]. Розановское видение творчества
Н. В. Гоголя как катализатора начала гибельного процесса русской литературы, ее христианских основ и, следовательно, Российского государства в повести разделяется А. Королевым. При этом эпиграф вполне соответствует традиционной для русской литературы позиции Королева о пророческой и спасительной миссии писателя: «. у вас в отечестве, если гений, значит - поводырь. И на плече твоем - тяжкая длань вечно слепой отчизны. Вот и потянулась за
ним в пекло вся Россия гуськом, на ощупь. Прав Розанов - отвинтил, подлец, винт, отвинтил!» [3, с. 132]. Гоголь в тексте - один из ряда таких ответственных поводырей, но отмеченный виной перед человечеством за поставленную под угрозу красоту.
«Голова Гоголя» близка жанру фантасмагории: происходит сжимание и разворачивание пространства и времени, действие имеет место в нескольких временных континуумах (от Иоанна Крестителя до современности), в повествовательную структуру включаются реальные исторические персонажи и литературные герои. При этом своеобразие текстовой структуры повести предстает в соединении различных фрагментов: философской риторики автора, диспутов персонажей, философских диалогов или «философских повестей, наподобие вольтеровских, в основе которых лежит приключение мысли о природе свободы и насилии как ее тени» [4, с. 268] и повествовательных фрагментов на основе реальных исторических и легендарных событий в обрамлении авторских комментариев событий. В различных исторических эпохах писатель выделяет повторяющиеся ситуации - сюжеты культуры («сюжет целой эпохи» [5, с. 84] - кровавые события Великой Французской революции и время сталинской тирании) или литературы.
Автор намеренно соединяет разные типы реальности (история, мистика, литературно-художественный пласт) с наличием специфической, зачастую абсурдной на первый взгляд, логики событий в каждом из них. Королев пишет не комикс [1, с. 201] о похождении дьявола, но теодицею в духе Достоевского, оправдание Бога за все обильные кровавые события, вошедшие в историю человечества за последние два века от Рождества Христова. В этом контексте появление фигуры Сталина закономерно. Вождь, в чьем лице мировое зло достигло апогея, и все абсурдные события кровавой сталинской эпохи - продолжение темы Великого инквизитора Достоевского: «Но. но если тебе любопытно знать личное мнение товарища Сталина, то знай - раз ему все позволено, значит, Бог дезертировал. И предал человека. В мои руки предал», - говорит Сталин словами Ивана Карамазова.
Метафизическая концепция российской истории в произведении А. Королева восходит, в первую очередь, к Достоевскому и описывается как непрекра-щающаяся борьба божественного и дьявольского начал. В этой борьбе особую роль играет русская литература, исторически выполнявшая роль нравственного ориентира, и следовательно, ответственным за одерживающее верх в наиболее кровавые периоды истории начало дьявольское назначается творящий литературу автор (Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, М. С. Тургенев, У. Шекспир).
Творческий опыт Гоголя, его «мрачное очарование» для Анатолия Королева - постоянный жизненный спутник, идеал универсального писательского взгляда на действительность. Многие особенности поэтики Гоголя (правдоподобность, формальное бесстрастие авторской позиции, сдвиг сущности как истинный сюжет текстов, значимость подтекста, ва-
риативность трактовок) актуальны и для творчества А. Королева.
Логика фабулы обнаруживает, что история движется не по пути прогресса, а по кругу (цикличное восприятие движения времени во многом типично для Королева вообще). При этом модель исторического развития в текстах Королева (в том числе в повести «Гений местности», в романе «Быть Босхом») строится не столько на основе идеи исторической цикличности, сколько симметричности ключевых моментов, допущению трансформации ключевых исторических фигур на основе их места и роли в действительности. Вечность для Королева симметрична: промысел Провидения помещает на чаши весов события, равно значимые для личности или для всего исторического движения, символически изображенного как дьявольский пробег сквозь эпохи черепа Гоголя, превращающегося в шар для игры в кегли, а после - в несущийся в бездну поезд. Так, ближе к финалу, сидящий в купе лейтенант связи Катя оказывается одновременно Мари Гроссхольц, делавшей восковые копии голов всех значимых имен Великой французской революции, и Саломеей с усекновенной головой Иоанна Крестителя в руках. Эти женщины - фигуры не столько художественного или исторического, сколько символического плана: черта между живым и мертвым, «черта красоты» [3, с. 177]. Красота несет в художественном видении писателя пограничную функцию: только она способна разделить свет и тьму, добро и зло и подтвердить присутствие Бога во вселенной.
Сложность вопросов, поднимаемых писателем, позволяет говорить об «апорийности прозы». Апории, философски безысходные проблемы, трудноразрешимые рассуждения - основа строения текста у Королева. Речь идет о самых «проклятых вопросах»: кто виноват? «.красива ли кровь, Носов?.. может ли положиться мир на красоту, как на спасение, Носов?» [3, с. 139]. Прогнозировать или пытаться дать четкие ответы на собственные вопросы Королев не
берется, но самим текстом повести, особенностями языка, стиля, спецификой образности выводит формулу мира, в которой красота есть эталон, Ничто, «абсолютно неуязвимое в своем Абсолюте» [3, с. 189]. Автор демонстрирует приоритет нравственного и религиозного перед эстетическим, настаивает на огромной ответственности литературы.
Таким образом, синтез текстовых стратегий постмодернизма (интертекстуальность, игра, специфика жанрового мышления, нелинейный принцип повествования, смешение различных дискурсов), осуществляемый А. Королевым, является приемом, выводящим к онтологической проблематике. Осмысление философских проблем онтологии и метафизики происходит у Королева с помощью использования реалистических, модернистских и постмодернистских приемов в рамках эстетики культурной игры.
Литература
1. Агеев, А. Кто спит в лодке / А. Агеев // Знамя. -2006. - № 9. - С. 205 - 209.
2. Басинский, П. Не плачь, не жалуйся, не проси! / П. Басинский // Октябрь. - 1999. - № 5. - С. 188 - 189.
3. Королев, А. Голова Гоголя // Королев А. Игры гения. - М., 2006.
4. Кякшто, Н.Н. А. Королев / Н.Н. Кяшто // Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги. - М., 2005.
5. Лейдерман, Н.Л. Современная русская литература. В конце века (1986 - 1990-е гг.) / Л.Н. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. - М., 2001.
6. Мережинская, А.Ю. Гоголевский миф в русской постмодернистской прозе / А.Ю. Мережинская // Слово. Символ. Текст. - Киев, 2006.
7. Парамонов Б. Конец стиля / Б. Парамонов. - М., 1997.
8. Сердюченко, В. Прогулка по садам российской словесности / В. Сердюченко // Новый мир. - 1995. - № 5. -
С. 222 - 231.
УДК 81'23: 81'243 (811.161.1)
Г.С. Рогожкина
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор С.Н. Цейтлин
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ КОЛИЧЕСТВЕННО-ИМЕННЫХ СОЧЕТАНИЙ В РЕЧИ ДЕТЕЙ-ИНОФОНОВ
В статье рассматриваются особенности освоения детьми дошкольного и младшего школьного возраста русских количественно-именных сочетаний, анализируется процесс постепенного постижения моделей и правил конструирования словосочетаний с числительными, а также сравнивается специфика употребления их в речи детей-инофонов (носителей азербайджанского языка) и русскоязычных детей.
Двуязычие, инофон, количественно-именное сочетание, числительное, синтаксические ошибки, согласование, управление, модель, правило, симплификация.
The article deals with the characteristic features of pre-school and primary school children’ mastering Russian quantitative-nominal word combinations. The process of gradual mastering the models and principles of formation of word combinations with numerals is analyzed in the article. The specific character of their usage in the speech of non-native (native Azerbaijanian speaking children) and native (Russian speaking children) children is compared.
