CC BY
228
УДК 130.2
СПОРТ: АГРЕССИЯ, НАСИЛИЕ И ВЛАСТЬ
В О. Мезинов
Белгородский государственный институт искусств и культуры e-mail:mezinov_v@google.com
В статье рассматривается феномен спорта в его связи с агрессией, насилием и властью. Отмечается, что спорт соотносится с практиками насилия. Спорт и война связаны между собой как равно принадлежащие к феномену борьбы и различаются по ее характеру. Характер состоит в цели применения насилия.
Ключевые слова: спорт, агрессия, насилие, власть.
Современные исследования спорта достаточно единодушны в утверждении
места и времени появления современного спорта или спорта в нашем его понимании.
1 2
И Норберт Элиас и Ален Гуттман , как и многие другие, сходятся в месте его появления, называя таковым Западную Европу (если еще более точно, то Англию), и, с небольшими различиями, время - начиная с конца XVIII до конца XIX века. Так Н. Элиас пишет следующее: «Многие виды спорта, которые сегодня существуют в более или менее схожих формах и популярны во всем мире, возникли в Англии. Оттуда, главным образом во второй половине XIX - первой половине XX столетий, они распространились в другие страны... Английское слово «спорт» также было принято другими странами для определенного рода занятий»3. А. Гуттман указывает на то же место появления спорта, хотя дает немного другую датировку его возникновения: «Современный спорт как общераспространенная и уникальная форма неутилитарных физических соревнований сформировался за период примерно в 150 лет: с начала XVIII до конца XIX века. Мы можем достаточно точно указать время и место его появления. Современный спорт зародился в Англии и распространился из места своего возникновения на Соединенные Штаты, Западную Европу, а затем и весь
4
мир» .
Одной из причин такой определенности является связь между возникающим спортом и теми социальными изменениями, которые происходили в Европе и Англии в частности на рубеже XVIII и XIX веков. Прежде всего, речь идет о развитии промышленности и росте рабочего класса, который и стал той средой, на которой возрос современный спорт, все более уходящий от исходной элитарностии и аристократичности. Отметим также, что несмотря на смену некоего базового типа, «концептуального персонажа» спорта, сменившего аристократа на рабочего, сохраняется фундаментальная связь спорта и насилия и спорта и агрессии.
1 В работах Norbert Elias The Civilizing Process. Oxford, 1978; State Formation and Civilization, Oxford, 1982; а также статье Элиас Н. Генезис спорта как социологическая проблема // Логос 3 (54) 2006. С.41-62.
2 Гуттман А. От ритуала к рекорду: Природа современного спорта. М., 2016.
3 Элиас Н. Генезис спорта как социологическая проблема // Логос 3 (54) 2006. С.41.
4 Гуттман А. От ритуала к рекорду: Природа современного спорта. М., 2016. С. 104.
Ален Гуттман подходит к этой проблеме через критику неомарксизма, как объяснительной модели, считающей спорт одним из механизмов сублимации сексуальной энергии. Обращаясь к именам Адорно и Маркузе, он пишет: «Спорт высвобождает сексуальные импульсы через агрессию. Если бы эти импульсы оставались подавленными, они могли бы вырваться в форме политической революции, которой капитализм избегает ради самосохранения... Спорт впитывает репрессивную сексуальную энергию, которая по каким-то причинам не может быть с выгодой использована экономической системой»5. Далее он делает вывод о несостоятельности данного механизма сублимации, на что указывают сами неомарксисты: «Спорт не компенсирует фрустрации, вызванной отчуждением труда в капиталистическом обществе, он заманивает незадачливого спортсмена или зрителя во вторичный мир работы, более авторитарный и репрессивный и менее различимый, чем сама экономическая сфера»6. Спорт здесь воспроизводит общество, в котором существует и противостоит в некотором смысле игре как пространству свободы.
И спорт в этом противостоянии игре есть не что иное как труд. Спорт как труд в контексте психоанализа есть не что иное как механизм сублимации, но работающий не на освобождение человека через перекодирование агрессии нереализованного Эроса в позитивные свершения, а на репрессию самого человека. Герберт Маркузе отмечает, что: «.сам труд в цивилизации представляет собой в значительной мере социальное использование агрессивных побуждений и, таким образом, служит Эросу»7. Но среди разновидностей трудовой деятельности достаточно сложно найти такие, которые действительно сублимируют негативные проявления бессознательного. Большей частью труд совершенно иной: «Труд, который заложил материальный базис человечества, был, главным образом, отчужденным трудом, связанным состраданием и нуждой, - и таким же он остается по сей день. Вряд ли выполнение такой работы удовлетворяет индивидуальные потребности и склонности. Она навязана человеку жестокой необходимостью и грубой силой. Если между отчужденным трудом и Эросом все же есть какая-либо связь, то лишь очень опосредованная и с таким Эросом, который в значительной степени сублимирован и ослаблен»8.
Вопрос в том, к какому виду труда мы отнесем спорт? При этом еще один вопрос, который остается открытым для обсуждения, насколько соотносим с трудом спорт любительский? С позиции Г. Маркузе и вообще неомарксистского дискурса, спорт более соотносим с трудом, который порабощает человека, с отчужденным трудом. Можно задать закономерный вопрос о том, почему тогда спорт привычно соотносится нашим сознанием если не с отдыхом, то, по крайней мере, с нашим досугом. Только для профессиональных спортсменов он является работой. Такому спортсмену-рабочему комплиментарен зритель-болельщик, который дополняет или завершает описываемую структуру. Но и любительский спорт, который сложно «заподозрить» в причастности к работе, который традиционно целиком соотносим с досугом и свободным времяпрепровождением, для Маркузе является лишь более изощренной формой отчужденного труда. Господство в процессе усиления контроля над индивидом не просто объективируется, представая в качестве объективной необходимости трудовой деятельности, но также соблюдения иных предписаний,
5 Гуттман А. От ритуала к рекорду: Природа современного спорта. М., 2016. С. 122-123.
6 Там же, с.124.
7 Маркузе Г. Эрос и цивилизация С.79.
8 Там же.
касающихся всего остального времени индивида. Именно в это «все остальное» и попадает спорт.
При этом рост технологий все более увеличивает время и саму сферу досуга, за счет экономии и сокращения затрат человеческой энергии. Говоря иначе, свободного времени у человека становится все больше и это проблема для контроля: «Цивилизации приходится защищаться от призрака свободного мира. Если общество не способно использовать свою растущую производительность для уменьшения подавления (ибо это опрокинуло бы иерархию status quo), то следует повернуть производительность против индивидов; она сама становится инструментом универсального контроля» - закономерный ответ и обозначение способов этого контроля - «Защита состоит в усилении способов контроля не столько над влечениями, а, главным образом, над сознанием, ибо, оставленное без внимания, оно может разглядеть во все более полном удовлетворении потребностей - репрессию. Манипулирование сознанием описывалось в различных исследованиях, посвященных тоталитарной и «популярной» культурам: координирование частной и публичной жизни, спонтанных и вынуждаемых реакций. Яркие примеры этой тенденции -индустрия бездумного времяпрепровождения и триумф антиинтеллектуальных идеологий»9. Спорт как занятие для досуга и есть такой инструмент контроля в контексте концепции Г. Маркузе. Более гибкий и сложный способ сублимации всего того, что избежало регламентации в трудовых отношениях.
Маркузе также указывает на изменившийся характер Эдипова комплекса. Он трансформируется в сторону абстрактности: «Первый объект агрессии - отец -позднее становится для нее неподходящей мишенью. Его власть как передающего богатство, умения, опыт значительно уменьшается; он немногое в состоянии предложить и, следовательно, немногое может запретить»10. Фигура Отца, персонифицирующего собой контроль и запрет, все более размывается, но сами ограничения остаются и все более усиливаются. Репрессивный контроль больше не осуществляется индивидуальным Отцом: «По мере того, как господство застывает в объективной системе управления, образы, направляющие развитие «Сверх-Я», обезличиваются. Некогда «Сверх-Я» «питала» фигура хозяина, вождя, патрона. Принцип реальности был представлен их осязаемой личностью: грубой и милостивой, жестокой и щедрой, вызывающей желание бунта и наказующей его. Поддержание порядка было их функцией, за выполнение которой они несли личную ответственность. Поэтому уважение и страх должны были сопровождаться ненавистью к тому, что было присуще им лично; они были живыми объектами импульсивных побуждений и сознательных усилий, из них вытекающих. Но постепенно эти личные образы «отца» растворились в институтах власти. С рационализацией производительного аппарата, ростом числа функций господство в целом принимает форму администрирования»11. В таком контексте спорт предстает удивительным пространством, которого не коснулось абстрактивность Эдипа. В спорте соперник не обезличен, а конкретен. Объекты приложения агрессии четко обозначены, а значит, с большой долей вероятности, она найдет выход и будет достигнут искомый результат, исключение агрессии через ее сублимацию в спортивной борьбе. И также в спорте сохраняется фигура Отца-тренера, который есть суровый закон и источник правил, нуждающихся в строгом исполнении.
9 Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 2002. С.86.
10 Там же, с.89.
11 Там же.
Вместе с тем, Ален Гуттман ставит под сомнение идеи исключения агрессии через спорт. Он пишет следующее: «Если эта теория верна, то выход агрессии в спорте способствует снижению ее в других сферах общественной жизни. Разгневанный молодой человек, который выпускает свой гнев во время футбольных столкновений, использует социально приемлемый способ выражения деструктивных эмоций, которые могли бы в иной ситуации довести его до совершения убийства или изнасилования. Кроме того, у зрителей есть возможность, благодаря психологическому механизму отождествления себя со спортсменом, опосредованно испытывать сильные эмоциональные переживания и последующую умиротворенность» - и далее он продолжает - «К сожалению, эта красивая теория несостоятельна»12. Такой вывод Гуттман делает, опираясь на достаточно большое количество исследований, проведенных на болельщиках. Он отмечает, что нередко футбольные матчи заканчиваются беспорядками, то есть агрессивными проявлениями, из чего делает вывод о том, что переживание спортивного действа не привело к катарсису и сублимации агрессии. В отношении же самих спортсменов Гуттман ограничивается утверждением, что агрессивность их снижается, но это объясняется только тем, что в ходе состязаний они тратят большое количество энергии13. Тем не менее, агрессия снижается.
Но, как нам кажется, без внимания Гуттмана остается аспект массового поведения, а он весьма существенен. Нельзя отрицать факт сопереживания спортсменам со стороны болельщиков. В целом процесс сопереживания достаточно
14
хорошо изучен , но его констатация в ходе эксперимента не отменяет, а подтверждает, что созерцание агрессии может привести как к сопереживанию жертве, так и росту агрессивности через сопереживание агрессору. Тем более в спорте, где оппоненты равнозначны в этическом плане и не маркируются как злые или добрые. Гуттман ничего не пишет о том, насколько те же футбольные фанаты, выплеснув агрессий на матче и после него, подвержены ей после. Ведь для них игра не ограничивается стадионом, а модели фанатского поведения распространяют их «игру» за пределы поля игрового.
Возвращаясь к агрессии, обратимся к классической работе К. Лоренца «Агрессия. Так называемое зло». Агрессия в ней восходит к врожденному инстинкту борьбы за выживание, что способствовало выживаемости человечества как биологического вида: «Прежде всего, - пишет он, - надо отметить, что губительная энергия агрессивного инстинкта досталась человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора, который длился многие тысячелетия... и оказал серьезное влияние на наших предков»15. К. Лоренц также понимает агрессию скорее энергетически, как нечто накапливаемое и требующее разрядки. Такое понимание позволило соединить его идеи с идеями психоанализа, в котором бессознательное, губительное по своей сути, также накапливается и в моменты ослабления сознания вырывается наружу.
Сам же характер агрессии в психоанализе трактуется иначе. Так Эрих Фромм говорит о том, что у человека есть предпосылки агрессивности, которые проявляются перед угрозой смерти, но они достаточно далеки от животной агрессивности: «той
12 Гуттман А. От ритуала к рекорду: Природа современного спорта. М., 2016. С.228-229.
13 Там же. С.229.
14
Jeremy Rifkin The Empathic Civilization: The Race to Global Consciousness in a World in Crisis.
2009.
15 Лоренц К. Агрессия. М., 1994. С. 38.
форме агрессивности, которая характерна только для человека и отсутствует у других млекопитающих: это склонность к убийству как самоцели, желание мучить без всякой на то «причины» не ради сохранения своей жизни, а ради доставления себе удовольствия»16. Естественность животной агрессии не свойственна человеку, который получает удовольствие от агрессии. Однако, агрессивность не присуща человеку изначально, поскольку способность сопереживания сдерживает человека в проявлениях агрессивности, и только выведение человека за «границы» человеческого делают возможным агрессию.
Деперсонифицированный человек, человек, взятый как объект, является точкой приложения разрушительной энергии агрессии. Исходя из этого факта, Фромм делит агрессию на «доброкачественную» и «злокачественную». Когда первая способствует сохранению жизни и пониманию человека как субъекта, а вторая оперирует человеком как объектом и направлена на уничтожение жизни: «... она не заложена в филогенезе; она является спецификой только человека; она приносит биологический вред и социальное разрушение. Главные ее проявления - убийство и жестокие
- 17
истязания - не имеют никакой иной цели, кроме получения удовольствия» . Сублимация агрессии по Фромму также возможна через выстраивание с миром отношений на основе приоритета жизни, ее сохранения и развития.
И хотя спорт ситуативно связан с проявлениями агрессии, защитной и игровой или даже, в некоторых крайних случаях, деструктивной, в большей мере это не определяющие спорт проявления. Спорт как культурный феномен, равно как и совокупность культурных практик, ближе не к агрессии, а к насилию. Спонтанность агрессии18, замеченная еще К. Лоренцом, разводит ее со спортом, который строго организован и упорядочен. Это качество современного спорта проистекает из ритуала, который, в свою очередь, отсылает нас к насилию. И если агрессия-насилие все-таки врожденный феномен человеческой природы (подчеркнем, сугубо человеческой), то он имеет символическое измерение: «... по аналогии с выделением Фроммом внутривидовой и вневидовой агрессии можно выделить сходный механизм блокирования насилия внутри ранних человеческих сообществ судя по всему основанный на некрофобии. Страх перед умершими, который не был связан с непосредственной угрозой физическому существованию ограничивал конфликты внутри группы, но также снимал агрессию в символических формах ритуала-мифа, речи-мифа. Над психо-физическим измерением надстраивается символическое, происходит переход от агрессии к насилию, которое уже не проявляется стихийно, а оформляется в конкретные формы, отливается в культурные практики, существующие первоначально в рамках мифа»19. Отсюда те многочисленные упоминания о возникновении спорта как ритуального действа, которые встречаются повсеместно, от Латинской Америки до Европы.
В соотношении спорта и насилия одной из наиболее показательных черт современного спорта является жесткая регламентация насилия в спортивной борьбе. Норберт Элиас по этому поводу пишет: «. достаточно обратить внимание на одно из основных различий в структуре состязательных игр классической древности и спортивных состязаниях Х1Х-ХХ вв. В эпоху античности такие виды «тяжелой»
16 Лоренц К. Агрессия. М., 1994. С. 141.
17 Там же. С. 256.
18 Конрад Лоренц в своей работе «Агрессия» посвятил спонтанности главу. Лоренц К. Агрессия. М., 1994. С.25.
19 Борисов С.Н. Феномен насилия в культурно-антропологических практиках и философской антропологии. Белгород., 2013. С.54-55.
атлетики, которые соответствуют современным боксу и борьбе, допускали более
высокую степень жестокости, чем это предполагается современными правилами.
Последние являются более регламентированными и дифференцированными...»20.
Жестокость в спорте не просто уступает место зрелищности, что также показательно,
но пресекается в соответствии с принятыми в обществе представлениями о насилии.
Так достаточно высокий уровень личной безопасности в развитых современных
обществах основан на развитой монополии государства на насилие. Тот же Н. Элиас
по этому поводу замечает: «Одной из центральных структурных черт современных
национальных государств выступает относительно жесткая, устойчивая и безличная
21 ^
монополизация власти, которая реализуется посредством насилия» . То есть спорт, если его рассматривать как культурную практику, отражает общую тенденцию современной культуры (по крайней мере той ее части, которую можно назвать западной) на локализацию и устранение насилия внутри сообществ. Отдельный вопрос о насилии вне тех сообществ, которые отнесены к цивилизованным и это выходит за границы нашей проблемы, но внутри спорт достаточно показателен в отношении ограничения насилия.
Причем Норбер Элиас останавливается только на одном из аспектов такого ограничения. Обращаясь к истории античного спорта, он пишет об античной борьбе и боксе, которые носили гораздо более жестокий характер по сравнению с этими же современными видами спорта. Если современная борьба строго регламентирована, содержит целый ряд детализированных ограничений, касающихся применяемых приемов, времени ведения поединка, и ряда других, то античный аналог, соединявший в себе борьбу и бокс - панкратион, таких ограничений практически не имел. Участие в соревнованиях по панкратиону нередко заканчивалось смертью одного из спортсменов. Ограничений в отношении применяемых действий не имелось, а схватка длилась до победы одного из борцов. Жестокость подобных соревнований объясняется Н. Элиасом не только стандартами допустимой жестокости и низким уровнем личной защищенности античных граждан, но также самим этосом спорта того времени.
Для нас это достаточно интересный момент, в том смысле, что от утверждения мы жестоки в спорте потому, что жесток мир вокруг нас, мы переходим к вещам более фундаментальным. Этос - от греческого "рбод нрав или характер, концепт более философичный. Н. Элиас возводит этос древнегреческого кулачного боя (и, видимо, античного спорта вообще) к войне: «... цель и весь этос этого вида соревнований отличались от современного спортивного бокса. Достаточно заметить, что этос борьбы этого класса боя, как и греческого агона вообще, возник из этоса борьбы аристократического воина. Подобный этос сформировался в стране, которая как никакая другая из стран европейского континента, создала превосходную организацию для ведения морских сражений. Греческий «бокс» вместе с другими формами «агонистики» и практики греческих полисов, в отличие от английского
бокса XVШ-XIX вв., имел значение не только в качестве подготовки к
22
соревнованиям, но и как обучение воевать»22. Далее он продолжает эту идею с указанием на тот факт, что уже в эпоху Римской империи этот этос утрачивается, поскольку армия становится профессиональной.
20 Элиас Н. Генезис спорта как социологическая проблема // Логос 3 (54) 2006. С. 46.
21 Там же.
22 Там же, с.50-51.
Идея Н. Элиаса привлекательно для нас в той ее части, что спорт имеет непосредственное отношение к войне. Он соприкасается с ней как еще одной практикой, ранее имевшей преимущественно психофизическое измерение этого взаимодействия. Теперь же спорт и война связаны несколько иначе, но указанная связь не исчерпана совсем. Они соприкасаются через феномен борьбы. И спорт и война есть борьба, которая своим исходом предполагает победу над противником. И если игра отражает скорее форму (кстати, война также не лишена игрового начала -«стратегические игры»), то борьба содержание. При этом война и спорт различаются именно по характеру борьбы, то есть применению насилия. Если война предполагает (как свой итог) уничтожение врага - оппонента, то спорт - победу без такого исхода.
Список литературы
1. Борисов С.Н. Феномен насилия в культурно-антропологических практиках и философской антропологии. Белгород, 2013.
2. Гуттман А. От ритуала к рекорду: Природа современного спорта. М., 2016.
3. Лоренц К. Агрессия. М., 1994.
4. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 2002.
5. Элиас Н. Генезис спорта как социологическая проблема // Логос 3 (54) 2006. - С.41-62.
6. Jeremy Rifkin The Empathic Civilization: The Race to Global Consciousness in a World in Crisis. 2009.
SPORTS: AGGRESSION, VIOLENCE AND POWER
V.O. Mezinov
Belgorod state institute of arts and culture e-mail:mezinov_v@google.com
The article deals with the phenomenon of sport in its relation to aggression , violence and power. It is noted that the sport is related to the practice of violence. Sports and war are interconnected as well belong to the phenomenon of struggle and different in its nature. Character is the target of violence.
Keywords : sport , aggression , violence, and power.
