Хомяков Сергей Александрович, Московский государственный медико-стоматологический университет им. А.И. Евдокимова, старший преподаватель
Специфика художественного времени и пространства в «Поэме без героя» А.А. Ахматовой
Сюжетное время, объединенное одним топосом (Петербург), может быть определено пропорционально частям самого произведения: 1913 год, 5 января 1941 года и 24 июня 1942 года. Так, в первой части повествуется о гибели молодого возлюбленного подруги Анны Андреевной Ахматовой и атмосфере того времени. Вторая часть, хотя и имеет точную дату, соотносится с событиями 1935-1940 годов, третья часть: описание времени блокады Ленинграда, что позволяет выделить три временных уровня «Поэмы без героя»: историческое прошлое, прошлое и настоящее, но границы этих темпоральных уровней будут расширятся, приобретая новые смыслы и подтексты.
В «Части Первой», наравне с эпическим повествованием, присутствуют философско-лирические рассуждения самого автора, это укладывается в рамки самого жанра, здесь Ахматовой добавлен драматизм.
Произведение открывается Вступлением, которое органично подводит читателя к событиям «Части Первой»:
Из года сорокового,
Как с БАШНИ на все гляжу.
Как будто прощаюсь снова
С тем, с чем давно простилась
И под темные своды схожу (III, 170).
Автором не случайно использован символ башни, чтобы показать временное расстояние между непосредственным наблюдателем (Ахматовой) и наблюдаемыми, вспоминаемыми и описываемыми событиями, а графическое оформление строк, напоминающие лестницу, усиливают этот эффект. В «Части Первой» Ахматова, заняв точку зрения «птичьего полета», является одновременно и автором (творцом произведения), и повествователем, и одним из действующих лиц (приход ряженных) предложенной читателям драмы. Точка зрения автора синхронна точке зрения персонажей (когда она, как очевидец тех исторических событий, переносится в прошлое), и повествование ведется с этого ракурса, иногда автор наблюдает за разворачивающейся драмой со стороны, как бы из зрительного зала (прощальный монолог «глупого мальчика»).
Временная и сюжетная составляющая «Части Первой» указана А.А. Ахматовой: «Девятьсот тринадцатый год», а сопутствующие эпиграфы, комментарии в «Прозе о поэме» создают предельно насыщенную картину историко-биографического прошлого.
Первая глава открывается эпическим описанием «Новогодней встречи»: Я зажгла заветные свечи, Чтобы этот светился вечер, И с тобой, ко мне не пришедшим, Сорок первый встречаю год.
Но...
Господняя сила с нами! В хрустале утонуло пламя, И ВИНО, КАК ОТРАВА ЖЖЕТ. Это всплески жесткой беседы, Когда все воскрешают бреды,
А часы все еще не бьют... [1, с. 171-172] (выделено мной - С.Х.).
Выделенная строка взята Ахматовой из «Новогодней баллады» [4, с. 425], написанной в конце 1922 года. Вместо гостя, которого ждала героиня, «приходят тени из тринадцатого года под видом ряженых» [1, с. 171], чем объяснено первоначальное расположение «Вступления» со словами «кровавая карусель» [8, с. 1330] перед «Посвящением. 27 декабря 1940», адресованном Вс. Князеву. Героиня облачает пришедших теней [7, с. 154] в теат-
ральные маски, что также закономерно, если учитывать, что время действия - Сочельник, когда было принято наряжаться в маскарадные костюмы [5, с. 78].
1913 год (вначале вся поэма так и называлась) важен для Ахматовой не только, как предвоенный и суицидный (самоубийство Вс. Князева), но и как культурный: начинающая поэтесса впервые посетила «Бродячую собаку» - подвал, где собирались многие известные и начинающие деятели искусства, это нашло отражение в стихотворении «Да, я любила их, те сборища ночные...» (5 января 1917). Позже «сборища ночные» появятся в «Новогодней балладе», где уже присутствуют мотивы одиночества, смерти и крови, которые так явно отображены автором в «Поэме без героя».
Строка («И вино, как отрава жжет») из этого стихотворения присутствует в начале «Поэмы без героя», а под стихотворением встречаются разные даты: «1922. Конец года» [1, с. 396] и «1923» [3, с. 171]. Знаменательно то, что стихотворение написано в канун Нового года или перед Рождеством (как это было с «Поэмой без героя») в Петербурге. В «Прозе о поэме» Ахматова указывает, «что на этом маскараде были «все» [3, с. 266], заканчивая большой список «присутствовавших» последними строками из вышеприведенного стихотворения:
Мы выпить должны за того, Кого еще с нами нет[3, с. 268], то есть окольцовывая эти фрагменты.
Например, в стихотворении «Гость», написанном 1 января 1914 года, читаем: Я спросила: «Чего ты хочешь?» Он сказал: «Быть с тобой в аду». Я смеялась: «Ах, напророчишь Нам обоим, пожалуй, беду» [1, с. 166].
Здесь присутствие гостя проходит лейтмотивом в поэме: А за ней войдет человек <...> Он гибель мне принесет (III, 169).
В стихотворении 1915 и 1914 годов читаем следующие строки: «Ты опоздал на много лет» [1, с. 235],
Ничего не спугну веселья, Никого к себе не зову. Мне одной справлять новоселье В свежевыкопанном рву [1, с. 192], а в поэме:
Я зажгла заветные свечи И с тобой, ко мне не пришедшим, Сорок первый встречаю год [2, с. 171].
Тема несостоявшейся встречи в канун нового (и исторического, и предвоенного) года остается одной из главных в творчестве поэта. В стихотворении «Через 23 года» мы находим иной взгляд автора на события конца декабря 1940 года: новогоднего маскарада нет, вероятнее всего из-за того, что велика временная дистанция между событиями 1913 и 1963 годов.
Обращение Ахматовой к символу свечи, характеризующему короткий промежуток времени, позволяет изображать события, будто они происходили друг после друга, органично соединяя два временных уровня. Позиция наблюдателя (статичная) в начале «Главы Первой» и данного стихотворения совпадает, в результате чего создается ощущение однородности действий. Так, первая фабула «Поэмы без героя» завершается спустя 23 года: во-первых, автор прибегает к максимальной эпичности, как это было в 1940-м году, во-вторых, встреча лирической героини состоялась. Появление многочисленных «сопутствующих» стихотворений «Поэме без героя» объясняется тем, что работа над произведением велась Ахматовой почти четверть века, некоторые строки не укладывались в замысел автора.
Данный фрагмент «Петербургской повести» (с точки зрения темпоральной организации) не однороден (как и другие главы «Части Первой»): наблюдаются ВРЕМЕННЫЕ РАССЛОЕНИЯ
(А за ней в шинели и каске Ты, вошедший сюда без маски,
Ты, Иванушка древней сказки,
Что тебя сегодня Томит? [3, с. 179] - описание формы солдата, к которому героиня обращается по самому русскому имени) и ВКРАПЛЕНИЯ (голос Вс. Князева перед самоубийством из «Главы Четвертой»), течение ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ ВРЕМЕННЫХ ОТРЕЗКОВ (новогодний вечер героини, маскарад), хотя по отношению к физическому времени сюжет протекает вне времени
(Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет... [3, с. 174]), что свойственно лирическим произведениям.
Пространство «Главы Первой» указано автором в ремарке, как в драматических произведениях: «Новогодний вечер. Фонтанный дом. <...> Белый зал». Ахматова прибегает к стяжению времени: одновременно она ждет гостя, приходят призраки из прошлого, вместе с которыми одновременно она становится свидетелем не трагической развязки между отношениями Князева и Глебовой-Судейкиной, а драматического представления (эффект параллельного течения времени или повторение истории). Этому предшествует смена пространства:
Но мне страшно: войду сама я Кружевную шаль не снимая,
Улыбнусь всем и замолчу [3, с. 173-174], - перед ней простирается театральная сцена, на которой разворачивается трагедия, вызванная ревностью.
Во «Главе Второй» также проявляется эпичность, но лиричность заменена воспоминаниями о Коломбине, которая и стала причиной самоубийства Пьеро. В общую «ткань» второй главы Ахматовой вплетены факты личной биографии.
Во второй главе уже отсутствует маскарад, нет разыгрывающегося на сцене представления, потому что «арапчата играют в снежки за окном» [3, с. 180], место действия -«спальня Героини» [3, с. 180], временная связь с прошлой главой достигается при помощи свечи («Горит восковая свеча» [3, с. 180]). Именно в ремарке ко второй главе указывается наступление нового, 1914 года: «Новогодняя полночь» [3, с. 180],— что наделено двумя смыслами: это 1914 года для Путаницы и Пьеро и наступивший 1941 год для героини.
В данной главе Ахматова прибегает к подробному, но фрагментальному [6, с. 56] описанию жизни О.А. Глебовой-Судейкиной (театр, свадьба, предметы быта, любовник).
Хотя пространство, описываемое автором, указано как спальня героини, в нем не происходит никакого движения, здесь содержится описательная, нарративная характеристика жизни Коломбины. Замкнутое, ограниченное место (сценическая обстановка), указанное в ремарке, противопоставлено пространству основного текста, явленное значительно шире в образе олицетворенного Петербурга: А вокруг старый город Питер, Что народу бока повытер (Как тогда народ говорил), -В гривах, в сбруях, в мучных обозах, В размалеванных чайных розах И под тучей вороньих крыл [3, с. 180].
Символы «вороньих крыл», «рокового хора» все ближе и ближе («до смешного близка развязка»), а напоминанием о произошедшем в первом действии (назовем первую главу именно так) служит выглядывающая «из-за ширм Петрушкина маска» [3, с. 181].
«Глава Третья» характеризуется наиболее однородным временем действия, так как Ахматовой в ремарке указано точное место и время: «Петербург 1913 года», что максимально эпично описывается Ахматовой, отмечаются черты города того времени, то есть это темпоральный прыжок в прошлое, разрушающий единство начавшегося действия еще в первой главе. В ремарке указывается на пустоту пространства, так как «ветер, не то вспоминая, не то пророчествуя, бормочет» [3, с. 185] о событиях того времени. Пронесшаяся арлекинада явила героине предвоенный год, «Настоящий Двадцатый Век» [3, с. 186], который откроется смертью Князева (поклонника Глебовой-Судейкиной) и Пьеро (персонажа драматического представления), - с этих смертей начнется мировое братоубийство, которое будет зеркально изображено в «Решке» и «Эпилоге», но значительно страшнее и суровее: «пытки, ссылки и казни», «по ту сторону ада мы».
Особенность «Главы Четвертой и последней» разноплановость времени: это и историческое время уже наступившего нового года, и театральное время последнего, четвертого, действия драмы. Эпичность в изображении последней встречи актрисы и ее поклонника присутствует наравне с максимальной лиричностью, которая выражена в репликах героини (она спустя более 20 лет осуждает предстоящий поступок «глупого мальчика») и в заключительном монологе, который произносится в зал, после чего умирает Пьеро. Его место смерти указано в ремарке: «Угол Марсова поля. Дом, построенный в начале XIX века братьями Адамини. В него БУДЕТ прямое попадание авиабомбы в 1942 году. Горит высокий костер. Слышны удары колокольного звона от Спаса-на-Крови. На поле за метелью призрак дворцового бала. В промежутке между этими звуками говорит сама Тишина» [3, с. 187] (выделено мной - С.Х.). В процитированном фрагменте Ахматова подчеркивает глаголом будущего времени, что время эпоса прошлое (1913 год), и, находясь в настоящем (1941 год), она знает, что будет в будущем (в 1942 году).
Ахматова прибегает к некоторому растяжению времени: оттягивая и показывая трагическую смерть Князева в конце каждой главы «Части Первой», тем самым обращая внимание на мотив греха и возмездия.
В «Послесловии» (26 декабря 1940) (произнесенном Ахматовой, взявшей «роль рокового хора») присутствует сцена медленной смерти Вс. Князева: кульминация драмы в четырех действиях (действия можно приравнять к актам, а текст делится на авторский и текст персонажей), объединенных одним местом и временем. Время представлено линейно, последовательно, как это характерно при восприятии зрителями сценического действия.
Сюжетное время «Части Первой» «Поэмы без героя» неоднородно: «Глава Первая» открывается кануном нового 1941 года, хотя главы «Части Первой» объединены А.А.Ахматовой под названием «Девятьсот тринадцатый год», и только «Глава Третья» отмечена в ремарке как «Петербург 1913 года», а все главы «Части Первой» связаны фабулой - самоубийством Вс.Князева.
В «Части Второй» («Решка») «Поэмы без героя» физическое время обозначено самим автором (5 января 1941 года), но фабульное время носит характер философских рассуждений и лишено определенного обобщающего действия, а маленькие части «Решки» несут свое собственное темпоральное значение.
Здесь черты БИОГРАФИЧЕСКОГО (Враг пытал: «... петь я В этом ужасе не могу» [3, с. 193]; и Я - тишайшая, я - простая, «Подорожник», «Белая стая... [3, с. 194];
ИСТОРИЧЕСКОГО
Торжествами гражданской смерти Я по горло сыта - поверьте... [3, с. 193];
ВОЕННОГО
Ты спроси у моих современниц,
Каторжанок, стопятниц, пленниц,
И к тебе порасскажем мы,
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы... [3, с. 198];
ИНФЕРНАЛЬНОГО
Сам изящный сатана... [3, с. 192]; «По ту сторону ада мы» [3, с. 198];
ОНЕЙЕРИЧЕСКОГО
А во сне все казалось, что это Я пищу для кого-то либретто, И отбоя от музыки нет. А ведь сон - это тоже вещица, Soft embalmer, Синяя птица, Эльсинорских террас парапет... [3, с. 192];
МИФОЛОГИЧЕСКОГО
И была для меня та тема,
Как раздавленная хризантема На полу, когда гроб несут [3, с. 194); и Как была я ему запретней Всех семи смертельных грехов [3, с. 195]; ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО (история создания «Поэмы без героя»); ЛИТЕРАТУРНОГО (имена драматургов (Софокл и Шекспир); ЧАРОДЕЯ (Калиостро); ХУДОЖНИКА(Эль Греко); БУДУЩЕГО
И тогда из грядущего века Незнакомого человека Пусть посмотрят дерзко глаза... [3, с. 196]; ЦИКЛИЧЕСКОГО
И проходят десятилетья Пытки, ссылки и казни... [3, с. 193]
ВРЕМЕНИ.
Время «Части Третьей» («Эпилог) обозначено автором в ремарке: 24 июня 1942, собственно эта часть и является посвящением осажденным ленинградцам: А веселое слово - дома -Никому теперь незнакомо [3, с. 201], а вся тема «Эпилога» может быть определена через призму «Реквиема» и войны. Ремарка, сделанная автором, представляет развернутое описание разрушенного Ленинграда, перед автором разворачивается пространственная перспектива, хотя Ахматова повествует, описывает город, находясь в Ташкенте: «Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного видно все как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары. В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клен) выбито, и за ним зияет черная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия. Но в общем тихо» [3, с. 199]. В этой части поэмы пространство выходит за рамки сюжета, оно шире, что выражается в следующих строках: Обуянная смертным страхом И отмщения зная срок, Опустивши глаза сухие И ломая руки, Россия Предо мною шла на восток [3, с. 202], -взгляд автора расширяется, ее взору представляется не только маленькая трагедия, произошедшая в «Части Первой», но глобальное братоубийство и разрушение места действия драматического представления, разыгранного Коломбиной и Пьеро.
В «Поэме без героя» наравне с лирическим временем присутствует эпическое время, а произведение характеризуется многоаспектными проявлениями форм как темпоральной категории, так и пространства.
Литература
1. Ахматова А.А. Стихотворения 1904-1941 гг. // Собрание сочинений: в 6 т. - М., 1998. т. 1.
2. Ахматова А.А. Поэма без героя // Собрание сочинений: в 6 т. - М., 1998. т. 3.
3. Ахматова А.А. Проза о поэме // Собрание сочинений: в 6 т. - М.,1998. т. 3.
4. Ахматова А.А. Соч.: В 2 т. / Сост. и подготовка текста М.М. Кралина. - М., 1990. С. 425.
5. Ильев С.П. «Петербургские повести» Андрея Белого и Анны Ахматовой («Петербург» - «Поэма без героя») // Ахматовские чтения. вып. 1. Царственное слово. -М., 1992.
6. Мусатов В. «В то время я гостила на земле...». Лирика Анны Ахматовой. М. -2007.
7. Чайковская И. В ахматовском зеркале // Нева. 2006. №3. С. 249-245.
8. «Я не такой тебя когда-то знала...»: Анна Ахматова. Поэма без героя. Проза о Поэме. Наброски балетного либретто: материалы к творческой истории / изг. подг. Н.И. Крайнева; под ред. Н.И. Крайневой, О.Д. Филатовой. - С. 1330.