CC BY
109
Северный Кавказ по структурообразующим характеристикам относится к полиэтничным и поликонфессиональным регионам. Этносы (нации и народности) региона формировались, как правило, в течение долгого исторического времени на конфессиональной основе, в результате чего этническое в регионе оказалось прочно увязанным с конфессиональным. В число известных признаков этносов (наций, народностей) и национальных культур оказались включены конфессиональные признаки, а этническая самоидентификация граждан региона стала практически невозможной без конфессиональной. Применительно к Северному Кавказу уместно вести речь не просто об этнических или конфессиональных общностях, а именно об этноконфессиональных группах (общностях) - христианских, исламских, иудейских, сектантских - сохранявших свою этнокультурную самобытность, самоидентификацию, но сумевших за время совместного проживания найти формы толерантного сосуществования.
Советское национальное строительство опиралось на реально сложившиеся этнокультурные общности в рамках территориально-этнического деления, но административными методами одни этнические общности консолидировались, а другие дифференцировались между различными политическими объединениями. В формирующиеся этнонации директивно были включены немногочисленные этнические группы, принадлежавшие к другим языковым группам. Так, многочисленные адыгские народности образовали три советские нации: кабардинскую, черкесскую и адыгейскую. Близкородственная карачаево-балкарская общность была институциализирована в карачаевскую и балкарскую нации в двухсубъектных автономных образованиях -Кабардино-Балкарской Республике и Карачаево-Черкесской области (1957). В состав аварцев в Дагестане были включены андо-цезские народы, а даргинцев - кайтагцы и кубачинцы, сохранявшие самостоятельное этническое самосознание. Кубанское казачество, украинско-русское по составу, в основном было идентифицировано с русскими. Особенно характерен пример Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. В обеих республиках титульные этнонации были представлены относящимися к неродственным языковым семьям адыгским этносом (кабардинцы и черкесы) и тюркскими народами (карачаевцы и балкарцы).
Государственно-правовая разностатусность этносов создавала объективные предпосылки для латентной межнациональной и межэтнической напряженности на основе исторических обид, экономических, территориальных и социальных противоречий.
Распад Советского Союза, системный кризис России, активизация связей с внутрироссийскими и зарубежными диаспорами актуализировали проблему этнической и конфессиональной идентификации, самоопределения, политической и государственноправовой институциализации народов региона.
Состояние этноконфессиональной конфигурации Северного Кавказа характеризуется беспрецедентной для РФ этнической, лингвистической и конфессиональной пестротой (мозаичностью). В лингвистическом отношении население Северного Кавказа представлено индоевропейской языковой семьей (русские, украинцы, белорусы, греки, осетины, армяне), северо-кавказской семьей (адыги и нахо-дагестанские народы), алтайской семьей (тюркские народы: карачаево-балкарцы, ногайцы, кумыки), причем к малочисленным народам (с численностью до 50 тыс. человек) большинство представленных в регионе лингво-этнических общностей не относится. Этническая
мозаичность (полиэтнизм): в регионе компактно проживают более 40 автохтонных народов, имеющих самостоятельные языки, в свою очередь включающие более 100 диалектов. Кабардино-Балкария - кабардинцы составляют около 50 %, русские и украинцы до 40 %, а балкарцы - более 9 %. Согласно переписи 1989 г., на территории Карачаево-Черкесской АО в составе Ставропольского края проживали представители 90 народов и национальностей, основную часть составляли русские - 42,3 %, карачаевцы -31,2 %, черкесы - 9,6 %, абазины - 6 %, ногайцы - 3,1 %. Полиэтничными являлись также формально моноэтнические Северо-Осетинская АССР (нынешняя Северная Осетия-Алания) и Адыгейская АО - анклав в составе Краснодарского края. Северо-Осетинская АССР вступала в стадию либерализации одной из 5 республик РСФСР, в которой доминирующим был титульный этнос - осетины составляли 57,9 % (русские - 28,8 %). По уровню социально-экономического развития, степени модернизации она была близка к собственно русским областям Российской Федерации и этим существенно отличалась от других Северо-Кавказских республик. Главная проблема - существование в осетинском языке двух диалектов - иронского, на основе которого он функционирует в форме литературного и государственного языков, и дигорского, усложнившаяся религиозными различиями между православными осетинами-иронцами и мусульманами осетинами-дигорцами (меньшинство). В Адыгейской АО в отличие от Северной Осетии титульный этнос - адыгейцы - составлял менее 23 %, а русские - 68 %. Религиозная ситуация на Северном Кавказе по праву относится к числу крайне запутанных. Религиозная принадлежность исторически стала важным этническим и этноидентификационным признаком в регионе, хотя соотношение религиозных и этнических общностей в современном мире не всегда и не везде совпадает. Для большинства этноконфессиональных групп региона характерно мощное влияние доисламских и дохристианских языческих архетипов, образующих региональный конфессиональный синкретизм. Это объясняется историей региона. Так, в государственной символике северокавказских народов отразились идеи, ценности и ориентиры, отвечающие новым политико-экономическим и социально-культурным реалиям постсоветского периода в истории российского государства, так и доисламские фольклорно-архаические идеи, ценности и ориентиры. О силе доисламских мотиваций и представлений свидетельствует также то, что имам Шамиль в 30-50-х гг. XIX в., как и весь возглавляемый им мюридский (военно-суфийский) вирд Накшбендия, реализовывал на позициях «шариатизма» концепцию исламского государства в Аварии и Чечне, противоположную пониманию государственности на основе адата. «Шариат» понимался как синоним «Корана», «ислама вообще». «Шариатская колонна» горцев активно сражалась за власть советов вместе с Красной армией. Напротив, оппозиционный, после примирения Шамиля с Россией, вирд «Кадирийя» больше исходил из местных, «адатных» порядков. Восстановленная в ходе выселения и активизировавшаяся при Д.М. Дудаеве радикальная часть «Кадирийи» продолжала эту линию. Воинственный культ волка («бордз») можно рассматривать как часть местной синкретичной символики, имеющей доисламские языческие корни. Имамат представляет собой один из первых проектов огосударствления вайнахов, основанный на радикальном учении исламского богослова Ибн Таймийа, сущность которого заключается в так называемом «открытии врат иджтихада». Формирование мазхабов (направлений в исламском праве) проходило в период, когда в раннем Халифате уже начались процессы
перерождения мусульманской уммы в имперскую систему Омейядов и Аббасидов. Мазхабы законсервировали переходное состояние, в котором переплелись между собой антагонистичные общинные и государственные начала («закрыли врата иджтихада»). Одним из первых мусульманских деятелей, «открывших врата иджтихада», был Ибн Таймийа, чья концепция стала основой для реформаторского учения, выдвинутого в середине XVIII века Мухаммедом ибн Абд аль-Ваххабом, развивавшим тезис Ибн Таймийа о том, что допустимо создавать отдельные исламские государства вне границ единого Халифата, каковым в то время считалась Османская империя. На пути строительства суверенного исламского государства основной преградой стали «родоплеменные пережитки». Начались аресты старейшин родов и племен, а вместо кровнородственного братства была введена система ихванства (или ваххабизма) -братства по религии, а не по крови. Таким образом, вопреки расхожему мнению, отождествляющему национальный политико-правовой идеал чеченцев с образом имамата и доктриной Ибн Таймийа, именно политика Шамиля нанесла сокрушительный удар по автохтонным принципам организации вайнахской общины. Пленение Шамиля стало своеобразным сигналом к началу антигосударственных выступлений вайнахов, свержению бюрократической системы имамата и возрождению чеченской этнонациональной государственности.
Новый «шариатизм» в конце 80-х - нач. 90-х гг. ХХ в. был связан с тенденцией подражания «первичному» арабскому исламу, своеобразной трактовке «джихада» как войны-«газавата», со стремлением к «халифату» - исламскому государству. Эти тенденции могли перекликаться или даже совпадать.
Просматривались связи инициаторов с некоторыми радикальными кругами в Саудовской Аравии, отчасти в Афганистане. Назревали противоречия между традиционными мусульманами разных регионов (включая мюридов на Северо-Восточном Кавказе) и «обновленцами», неверно называемыми «ваххабитами» («саудитами») либо «ханбалитами». В Астрахани на базарах стычки приезжих из-за торговых мест нередко осознавались как противостояние «ваххабитов» и «тарикатистов».
Усиливает уникальность этноконфессиональной конфигурации Северного Кавказа то, что в данном регионе есть этноконфессиональные группы, исповедующие иудаизм и ламаизм: таты и горские евреи, калмыки. В течение веков и тысячелетий, находясь в среде горских народов, таты-иудеи и горские евреи сохранили свою религиозную принадлежность, хотя и восприняли большинство обычаев и традиций соседних народов. Рассматривая религиозную пестроту Северо-Кавказского региона, нужно обратить внимание на вероисповедание калмыков - ламаизм (северная ветвь буддизма, смесь религии бон и махаяны). Эту религию они восприняли от монголов еще по месту своего основного этногенеза и сохранили до нынешних дней.
Не менее ярко, чем у адыгов, но несколько в ином аспекте, выражен доисламский народный комплекс у вайнахов. Так, у чеченцев сложилась и существует по настоящее время устойчивая и специфическая модель этнополитической организации общества, основанная на сочетании тайповой (этносоциальной) и вирдовой (этнорелигиозной) иерархий, отношения между которыми урегулированы мультиправовой нормативной системой. С известной долей условности такую систему можно назвать чеченской
этнонациональной государственностью, по целому ряду наиболее важных признаков несводимой к общепринятому понятию государства.
Основными принципами структуризации чеченской этнонациональной государственности являются принципы крови и веры. Для любого чеченца принадлежность к соответствующим этносоциальным («кровь») и этнорелигиозным («вера») структурам обладает настолько большим значением, что без соответствующей самоидентификации в каждом из двух указанных измерений он утрачивает «корни», связывающие его с общиной. Простейшим элементом этносоциальной организации чеченского этноса является малая семья, совокупность которых объединяется в «вар» (большую семью), состоящую из потомков единого предка в седьмом колене по мужской линии. Группа генетически родственных друг другу варов образовывает «тайп». Чеченский народ делится сегодня примерно на 165-170 тайпов, из них около 100 - горных и 70 - равнинных. Тайпы, живущие друг с другом в географическом соседстве, объединяются в «тукъхамы», представляющие собой новый уровень национальной иерархии вайнахов. Тукъхам - это своего рода военно-экономический союз (фратрия) определенных групп тайпов, не связанных между собой кровным родством, но объединенных в иерархически более высокую ассоциацию для совместного решения общих задач защиты от нападения противника и экономического обмена. Союз девяти тукъхамов вместе с тайпами, не входящими в тукъхамы, образовывал «нохчи къам» -чеченскую нацию. Всенародным органом управления и разрешения внутренних споров «нохчи къам» традиционно считался Мехк-Кхел (Совет страны).
Наряду с этносоциальной иерархией тайпов, у вайнахов сформировалась параллельная этнорелигиозная иерархия, серьезно повлиявшая на основные параметры чеченской этнонациональной государственности в целом. Этноконфессиональная структура чеченской общины может быть описана следующим образом (от частного к общему): сельская умма (мюриды) одного вирда во главе с муллой; вирд во главе с устазом; тарикат
- содружество нескольких вирдов во главе с шейхом; суфийское сообщество тарикатов; единая мусульманская умма. Наиболее политизированными ее элементами и активными субъектами этнополитического процесса в Чечне являются военно-религиозные ордена -вирды, входящие в тарикаты Накшбандийа и Кадирийа.
Таким образом, этносоциальная и этнорелигиозная организация чеченской общины генетически явилась основой институализации в Чечне целого ряда сугубо правовых феноменов и принципов, таких как адат (обычное право горцев), шариат (исламское право), коллективная ответственность и кровная месть (как особые механизмы «сдержек и противовесов»).
Нормативно-правовая сфера этнополитических процессов в Чечне может быть охарактеризована феноменом юридического плюрализма, интерпретируемого как сосуществование в рамках единого правового ареала элементов двух и более правовых систем. Этнический полиюридизм объясняется наличием в правовой системе вайнахов мощного пласта обычного права горцев (адата), популярного в обществах, основанных на принципах кровно-родственной организации. Религиозный полиюридизм возник изначально с проникновением христианства, а затем ислама с его кодексом поведенческих, в том числе юридических, норм - шариатом. Региональный полиюридизм связан с различиями в адатах разных тукъхамов, в первую очередь, с различиями в
обычном праве между горными и равнинными тукъхамами. Разительнее всего выражен в Чечне и всем Северо-Кавказском регионе административно-политический полиюридизм, связанный с эволюцией административных и государственных границ целого ряда государств и возникший как результат вхождения края в состав Российской империи, а затем и СССР. Наряду с двумя традиционными системами права - адатом и шариатом - в Чечне стала действовать еще одна европеизированная правовая система. В рамках полиюридической диалектики чеченской нормативно-правовой системы столкнулись между собой, с одной стороны, ее автохтонные элементы - адаты тайпов и тукъхамов, выполняющие функцию сохранения самобытных форм этнонациональной организации вайнахов, имеющих отчетливо внегосударственный характер, и с другой стороны, правовые системы государственного характера - шариат и светское законодательство, стремившиеся разрушить традиционное чеченское этнополитическое сообщество путем его огосударствления (включения в имамат, Российскую империю, РСФСР). Современная культурно-религиозная ситуация на Северном Кавказе может быть охарактеризована как достаточно сложная. В результате ослабления политико-экономической мощи России в регионе стали обостряться конфликты, имеющие политическую или экономическую подоплеку, но усилиями некоторых политических лидеров принимающие этнорелигиозную окраску. Положение осложнено попытками ряда мусульманских стран, используя религиозный фактор, усилить свое влияние в регионе.
В 90-е гг. XX в. происходит несомненный процесс религиозного возрождения. Десятилетия советской власти, казалось бы, подорвали материальную базу всех конфессий, через систему пропаганды и образования дискредитировали религиозное мировоззрение как архаичное. Однако процесс подъема религиозного сознания в постсоветский период показал мифологичность утверждений, что в СССР удалось построить государство, в котором утвердился повсеместный атеизм. За последнее десятилетие религиозная ситуация и государственно-религиозные отношения в России (и на Северном Кавказе особенно) существенно изменились. В России самой большой конфессией является православная, но темпы роста ее влияния отстают от других конфессий и религиозных групп. Если по состоянию на первое октября 1997 г. государственный реестр религиозных организаций, зарегистрированных Минюстом России и его территориальными органами, включал в себя 16 017 религиозных организаций, объединяющих верующих граждан 60 конфессий, то на первое января 2001 г. число зарегистрированных религиозных организаций составило 20 215, из них более 11 тыс. - объединения Русской православной церкви, более 5,5 тыс. - католические и протестантские, более 3 тыс. - мусульманские организации.
Сложность синкретической этноконфессиональной ситуации на Северном Кавказе усиливается тем, что русские, украинцы и белорусы составляют на Северном Кавказе около 69 % населения и образуют особую этноконфессиональную общность (комплекс групп). Традиционным вероисповеданием в данном комплексе является православие. Русская православная церковь на Северном Кавказе имеет четыре епархии: Ростовскую (Ростовская область), Краснодарскую (приходы Правобережья Краснодарского края), Майкопскую (приходы республики Адыгея и Левобережья Краснодарского края), Ставропольскую (приходы Ставрополья и республик Северного Кавказа, исключая Адыгею). Епархии объединяют около 700 приходов, в основном в Ростовской области,
Краснодарском и Ставропольском краях, Адыгее и Северной Осетии. В других субъектах
- национальных республиках - количество приходов значительно меньше, что соответствует численности русского, славянского населения и его последовательному снижению. В 90-е годы влияние ислама в республиках резко возросло, мусульманские ценности стали восприниматься как основа этноконфессионального возрождения горцев. Высочайшие темпы возрождения ислама на Северном Кавказе (иногда говорят о вторичной исламизации Северного Кавказа) объясняются не столько вакуумом в идеологической сфере после распада СССР, но и миссионерской деятельностью зарубежных религиозных организаций, диаспор, включая значительную финансовую поддержку. Наряду с традиционным исламом, в результате деятельности международных центров получают развитие новые для региона течения в исламе, в т.ч. ваххабизм. Его распространению способствовали как социально-экономический кризис, так и неразвитая религиозная инфраструктура традиционного ислама.
Литература
1. Белозеров В.С. Этническая карта Северного Кавказа. М., 2005.
2. Демографическая модернизация России 1900-2000 / Под ред. А.Г. Вишневского. М., 2006.
3. Цуциев А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774 - 2004). М., 2006.
4. Вакула И.М., Москаленко С.Г. Концепция политико-правового и культурно-
эстетического противодействия эскалации насилия в Северо-Кавказском регионе // Насилие в Северо-Кавказском регионе: политические, криминологические, уголовноправовые аспекты: Сборник материалов Международной научно-практической
конференции (29-30 сентября 2010 г.). Ростов н/Д, 2010.
5. Москаленко С.Г., Вакула И.М., Религиозный экстремизм на Северном Кавказе // Феномен экстремизма и ксенофобии в современной России: факторы генезиса, пути и способы противодействия: Материалы Всероссийской с международным участием научно-практической конференции (9-10 декабря 2010 г.) Краснодар: Краснодарский университет МВД России, 2010.
