CC BY
63
Лосев считает, что для мышления необходимо провести систему «самообосновывающихся эйдосов диалектики, необходимую для мышления вообще, а потом уже, в связи с теми или иными фактами <...> нанизывать на полученный скелет диалектики живое тело фактов и цельной действительности» [19, с.74].
Это вполне согласуется с уже продекларированным в «Философии имени» двойным структурным принципом - смысловым и меональным и связанным с ним пониманием диалектики как логоса выражения. "Диалектика, - как отмечает В.П.Троицкий,- однако, превращается в таком случае из логики «смысла» («логоса эйдоса») в логику «бытия» [20, с.96].
В подобной онтологической конструкции построение всеединства у Алексея Федоровича предполагает диалектическую схему, в которой мыслятся эйдосы, которые есть смысловые лики вещей. Лосев предлагает просто внимательнее вглядеться в контуры эйдоса, как бытия основанного на самом себе: «Надо его (эйдос) увидеть, - пишет он, - и это будет единственным доказательством его истинности» [21, с.71]. Это начало обоснования личностного бытия как такого уровня Единого, без которого мгновенно лосевско-парменидовская круглость, сферичность Единого начнет редуцировать до иерархии.
Так, в лосевском прочтении текстов немецкой классической философии и в полемике с диалектикой В. Гегеля и феноменологией Э.Гуссерля рождается диалектика Единого, бытия как такового, основанная на неоплатонической онтологии, которая приведет А.Ф.Лосева в его поздних работах к интуиции неоплатоническо-христианского синтеза.
Литература
1. Лосев А.Ф. Высший синтез. Неизвестный Лосев. - М.: Черо, 2005. - С.15.
2. Лосев А.Ф. Личность и Абсолют. - М.: Мысль, 1999. - С. 694.
3. Тахо-Годи А.А., Тахо-Годи Е.А., Троицкий В.П. А.Ф.Лосев - философ и писатель. К 110-летию со дня рождения. - М., 2003. - С. 78.
4. Лосев А.Ф. Личность и Абсолют. - М.: Мысль, 1999. - С. 704.
5. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. - М.: Мысль, 1984. - С. 607.
6. Лосев А.Ф. Русская философия/ Страсть к диалектике: Литературные размышления философа. - М.: Советский писатель, 1990. - С.8б.
7. Там же. - С. 86
8. Бибихин В.В. Часть I. Беседа от 19.4.1971 г./ Абсолютный миф АФ.Лосева. Из рассказов А.Ф.Лосева. // Начала, 1993. - № 2-4 (12-14).
9. Бибихин В.В. Часть I. Беседа от 30.4.1974 г./ Абсолютный миф АФ.Лосева. Из рассказов АФ.Лосева. // Начала, 1993. - № 2-4 (12-14).
10. Бибихин В.В. Часть II. Беседа от 2.05.1973 г./ Абсолютный миф АФ.Лосева. Из рассказов АФ.Лосева. // Начала, 1993. - № 2-4 (12-14).
11. Гусейнов Г.Г. Личность мистическая и академическая: АФ.Лосев о «личности» / / Новое Литературное Обозрение. 2005. - №76. - C.38.
12. Зеньковский В.В., прот. АФ.Лосев / / История русской философии: В 2 т. - Париж, 1950. Т. 2. - C.783.
13. Там же. С. 783.
14. Лосский Н.О. Сочинения. - М.: - C. 681.
15. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль, 1993.- С. 112.
16. Лосев А.Ф. Самое само. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. - С. 624.
17. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. - М.: Мысль, 1993. - С. 332.
18. Лосев А.Ф., Лосева В.М. «Радость на веки»: Переписка лагерных времён. - М.: Русский путь, 2005. - С. 251.
19. Лосев А.Ф. Высший синтез. Неизвестный Лосев. - М.: Черо, 2005. - С. 74.
20. Там же. - С. 96.
21. Там же. - С. 71.
УДК 130.1
ДМ.Коломыц, О.Г.Коломыц
СОЗДАНИЕ АНТИУТОПИЙ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ МИФОТВОРЧЕСТВА (НА ПРИМЕРЕ МИФОЛОГИЗАЦИИ СОЦИАЛИЗМА)
В статье рассматриваются постмодернистская философия как вид мифотворчества. Теоретики российского западничества начиная с конца 80-х годов XX века вышли на создание антиутопии социализма на основании антисоветских мифологем. Однако данная философия так и не стала господствующей в мировоззрении российского народа. Поэтому и антиутопия социализма оказывается, в конечном итоге, нежизнеспособной в историческом видении.
Ключевые слова: Россия, СССР, антиутопия, мифология, мифотворчество, миф, культура, искусство, кино, литература
Dmitriy Kolomytz, Olga Kolomytz THE CREATION OF ANTI-UTOPIA AS A KIND OF MYTHOGENESIS (BY THE EXAMPLE OF SOCIALISM MYTHOLOGIZING)
The article deals with the postmodern philosophy as a kind of mythogenesis. The theorists of the Russian West-ernism since the late 80-ies of the XX century came to the only productive for them way of asserting their views in the Russian society - the creation of anti-utopia of socialism on the basis of anti-Soviet mythologems. The soviet society was presented in their works as the world of complete, perfect anti-utopia based on all kinds of misdoings and injustices. The main method of evidence was the impact on the emotional stress, to make a person believe in the mythology of the antiSoviet bypassing facts and logic. The Soviet system was at the same denied time because it did not conform to the ideal of universal values in life and because it was trying to preach these values in art. However, this philosophy has not become dominant in the outlook of the Russian people. Therefore, anti-utopia of socialism is, ultimately, unsustainable in the historic vision.
Key words: Russia, USSR, anti-utopia, mythology, mythogenesis, myth, culture, art, cinema, literature
В начале XXI века можно утверждать, что постмодернизм проник в российскую культуру во время т.н. «перестройки». Тогда он приобрёл вид антиутопии социализма потому, что был использован для разрушения социалистической идеи. И, как всякая антиутопия, она выстроена на мифологии. Многие выдвинутые в то время идеи не изменились вообще. Любопытно проследить первые шаги антиутопии социализма и затем сравнить их с взглядами российских либералов начала XXI века.
Антиутопия представляет собой законченный вымышленный отрицательный мир, созданный на основе научных или мифологических представлений. В данной статье утверждается, что мифоло-гичность сознания человека XXI века с древних времён не изменилась, что позволяет создавать социальные антиутопии. Рассматриваемые мифы лежат вне религиозной веры. Склонность к мифологизации служит источником вненаучных концепций в гуманитарных науках. С другой стороны, понимание закономерностей исторического развития объясняет склонность мышления человека к большей научности.
При анализе данной проблемы вполне правомерно сделать вывод, что рассмотренные на этих страницах деятели культуры и журналистики пытались обосновать отрицание социализма на уровне переживания. Факты для них имеют второстепенное значение. Их задача - создать мир, который воспринимается только через переживание. В этом случае рассудок отключается. Описание действительности приобрело все черты мифологии. Мифология, описывающая общество, создаёт антиутопию, рассчитанную на восприятие её через переживание, отключая критическое мышление.
При чтении публицистических и научных философских, исторических, культурологических и прочих работ российских гуманитариев просматриваются два направления взглядов на прошлое. Первое - прошлое России тёмно и неразумно, второе - оно велико и загадочно. С первым направлением ассоциируется философия российского западничества, со вторым - российской самобытности. Публицистика «перестройки» представляла собой вид западничества и опиралась на проповедь обвинения социализма в преступлениях на основе общечеловеческих ценностей. Нравственность стала внеисторическим явлением. С этой позиции обвинить можно кого угодно в чём угодно. Крайне удобная точка для утверждения нужной концепции. Вот что написал А.Вахрамеев о событиях в Чехословакии в 1968 году: «„.ведь в ходе "Пражской весны" прямо был поставлен вопрос о том, что руководить государством, обществом, партией должны люди компетентные, образованные, авторитетные, в человеческом плане глубоко честные и порядочные» [1, с.232]. Точно такова «Памятная записка» А.Сахарова, адресованная Л.И.Брежневу. В ней требуется соблюдение законов (будто кто-то когда-то был против этого), ядерного разоружения (будто кто-то когда-то был против этого), а далее признание равной ответственности СССР и США за войну во Вьетнаме [4, с.566]. Такое доказательство главенства общечеловеческих ценностей должно выглядеть убедительным. Но тогда нужно доказать, что весь мир, кроме СССР следовал этим правилам. Так одностороннее утверждение внеистори-ческой морали создаёт мифический мир, которому не соответствовал только социализм. Но достаточно задать простой вопрос, где и когда в истории все перечисленные условия выполнялись? Это требование Вахрамеев предъявил только социализму, и поэтому его надо убрать из истории.
Мировоззренческие противоречия в российском обществе весьма заметны именно в области политической культуры. Среди сторонников левой идеологии, в противодействие политическим мифам современной буржуазной элиты, вспоминаются только положительные представления о советском прошлом. При этом недостатки советского времени отходят на задний план или забываются. На примере современной жизни многие люди видят преимущества той системы: уверенность в завтрашнем дне, социальная защищённость, доступность получения бесплатного жилья, лечения и образования и многое другое. Противоположные идеологические мифы опираются на выборочные исторические отрезки советского прошлого, представляемые крайне однобоко - гражданская война,
репрессии 1937 года, потери в Великой отечественной войне, цензура и пр.
Следующий пример антиутопии звучит как «Осмыслить культ Сталина», что было объявлено национальной задачей в годы «перестройки». Хотя понятие 'осмыслить' относится к любому важному историческому явлению: осмыслить Великую отечественную войну, Вторую мировую войну, «перестройку», ельцинизм, санкции, роль ООН и т.д. Выбор для осмысления Сталина был сугубо политическим. Он нужен был для демонизации социализма. Сталин был выбран на роль дьявола, и поэтому всё созданное до него, при нём и после него носит черты дьявольских деяний. Советский Союз стал миром завершённой антиутопии. Поэтому лучше всего отказаться от всего, что связано с социализмом и с Советским Союзом, в том числе от достижений по причине их дьявольской основы. Философское основание демонизации социализма заключено в признании советским народом своей вины в том, что мир не совершенен.
Однако оказалось, что советский народ перестал воспринимать свою страну как антиутопию. Об этом задумались и идеологи «перестройки». Б.Орешин и А.Рубцов уже в книге 1989 года писали, что «сказалась естественная утомлённость шокирующими разоблачениями и прямо противоположный эффект притупления остроты». Как написали эти авторы, то ли переперчённая публицистика, то ли недостаточно острые блюда. То есть вопрос заключается в том, чтобы продолжать повышать остроту переживаний. Как мы видим, к истине данные рассуждения отношения не имеют. Данные авторы оказались перед непростой задачей заставить снова поверить в антисталинские разоблачения. Поэтому они переходят к следующему шагу: осмыслить сталинизм без Сталина, как механизм, систему [2, с.547]. Вывод - социализм и сталинизм одно и тоже. Социализму они приписали все грехи человечества: иезуитство, охота на ведьм, инквизиция, «злобный и циничный» макиавеллизм, средневековое мракобесие, крепостное право, доэгалитаристская сословная стратификация и так «вплоть до деспотий». Целью индустриализации страны они объявили «в конечном счёте», «может быть» символизм укрепления «масштаба личности» Сталина [2, с.585]. Нагромождение мифологем даже на одну страницу не поддаётся исчислению. Не говоря уже о статьях и о книге в целом. Вывод Орешина и Рубцова состоит в том, что социалистические представления о самоотдаче, самопожертвовании и «идентификации с определёнными социальными, познавательными, идейно-нравственными системами» - этносом, государством, партией, школой и т.д. объявляются мифом. Отсюда - нетерпимость и агрессивность народа [2, с.588]. Правомерно сделать вывод, что общие размышления о мифологии на самом деле представляют собой суждения о социальности. Орешин и Рубцов обсуждают не мифологию, а основы общественной солидарности. Под видом осуждения социалистических мифов они отрицают общественные связи (2, с.588). Получается, что их сознательная или подсознательная задача - разрушить эти связи.
Для привлечения внимания от лица советской интеллигенции философ Г.Померанц предложил снова заняться решением мифологического вопроса, символически узнаваемого как «кто виноват?» и «что делать?». По мнению Г.Померанца, «утопия (социализма - Д.К.) пришла в Россию с Запада. Но Россия не была европейской страной, а только европеизированной». Из этого следовало у него то, что для Запада она была игрой, а «Россия, увлекаемая призраком окончательного решения мировых вопросов,... застряла...» [3, с.217]. Померанц писал, что советская «идеология практически держалась на общей ненависти, на образе врага» [3, с.218]. Приводить какие-либо доказательства этой ненависти с тех пор за почти 30 лет никто не удосужился. Померанц писал и о необходимости дальнейшего размежевания народов в Советском Союзе потому, что «призрак имперского величия, которым Сталин поманил русский народ, ничего этому народу не дал, кроме нищеты и нравственного оглушения» [3, с.323]. «Советская пропаганда, десятки лет разжигавшая пламя антиколониальных движений, пожинает свои плоды: вспышки интифады начались в нашей собственной Азии» [3, с.324]. Совершенно мифологическая картина мира Померанца замешана на типичных и обычных антисоветизме и русофобии. В мифологическом времени западников, либералов и всех сторонников антисоветизма есть два временных отрезка, которые непосредственно следуют друг за другом: сталинский режим - современность (имеется ввиду время, когда данный автор писал свой труд). Соответственно утверждается, что ничего с тех пор не изменилось потому, что между ними никакого другого времени не было. То же самое предлагал сделать А.Сахаров - законодательно разделить Советский Союз, что явочным порядком свершилось в Беловежских соглашениях, распустивших СССР. «Страшным результатом сталинского террора было не только уничтожение людей, но и дегуманизация оставшихся в живых, потеря ими человеческого облика», - писал в том числе по этому поводу В.Турчин [5, с.586]. Возводя собственные взгляды в ранг философских умозаключений, Турчин даёт оценку всему советскому обществу: «Нравственность. Совесть. Честь. Странное у нас отношение к
этим понятиям. Нельзя сказать, что мы отрицаем их вовсе... Но мы считаем их несерьёзными, старомодными, "немарксистскими"» [5, с.567]. Слово «мы» должно подчеркнуть невозможность отрицать данное утверждение. Но по прошествии 20 постсоветских лет оказалось, что советское общество держалось именно на нравственности.
С.Шведов пишет, что образ врага был очень важен для советского кино: «причина ненависти тоже может быть неявной: Нас ненавидят просто за то, что "мы - это мы"» [7, с.402]. Однако можно утверждать, что причина ненависти часто бывает неявной. Шведов не верит советским литературным героям потому, что они слишком проницательны, привержены группе, чувствуют природу, а литература в целом вырабатывает «умиротворяющий взгляд на мир» [7, с.403-405]. Мораль размылась потому, что «колоссальные изменения и кровавые события произошли у них перед глазами» [7, с.403]. Но XX век был вообще самым кровавым веком в истории человечества. Однако удар, по Шведову, пришёлся только по советскому человеку. Новая литература разнообразна, «не призвана вносить в душу спокойствие, вырабатывать всеобщее согласие, примирять читателя с действительностью». И читатель освобождается от «тяжёлого единообразного наследия» [7, с.408]. Шведов делает вывод, что в светской литературе сложилась «законченная целостная картина мира. устойчивость и правильность установленного миропорядка., вера в мудрость вождя, народа, истории. мир в основе своей справедлив.» [7, с.404]. Но это и вызывает крайнее недовольство Шведова. Но именно жизнеутверждение является целью искусства.
Мифология западников - обычные и ничем не подкреплённые суждения авторов остаются неизменными в произведениях писателей этого и схожих направлений уже около 30 лет. Это представления о России как недостаточно европейской стране, о Советском Союзе как нищем государстве и колониальной империи, о русском народе как недочеловечном (безнравственном, бессовестном, том, кого стали называть «совком»). Поскольку миф должен переживаться, то содержание мифа должно воздействовать на чувства, именно возбуждать сильные переживания, в обход рассудка и логических рассуждений. Все приведённые здесь примеры имеют одно основание - вызвать переживания возмущения, жалости и собственной вины. Тогда человек должен отринуть всё, что вызывает у него подобные чувства. Уместно вспомнить некоторые высказывания по поводу 'советского'. В 1931 году был запущен «несоветский поезд Москва-Ленинград», - сказал диктор «Вестей» (10.06. 2016 20.00) (имея в виду, очевидно, уровень комфорта). Но это же был советский поезд. В передачах о советских артистах часто можно услышать, что они имели «несоветскую внешность» (В.Тихонов, С.Светличная и другие). Что вообще значит «советская внешность»: этнический тип, выражение лица, неумение себя вести - или наоборот? Нам предлагают поверить в то, что мы жили в антиутопии.
С.Шведов объявил своё мнение о литературе истиной. Он распределил советских и русских писателей по собственному разумению на талантливых и гениальных и «вторичных», «несостоятельных», «беспомощных» [7, с.391]. К первым относятся Набоков, Платонов, Замятин, Булгаков, ко вторым - Иванов, Проскурин, Стаднюк, Алексеев, Марков, Черкасов. С.Фомин объявил своё сочинение «записками из подполья», видимо, представляя себя борцом за свободу творчества. 1970-е годы он описал как время «брежневского удушья», и время перестройки, когда пришла пора оценить происходящее с точки зрения, что всё плохо, но мы ещё не знаем насколько: время «куда более глубокой» пропасти, чем мы думаем, с неизмеримыми «масштабами потерь» в кинематографе [6, с.440], «бесславные и безнадёжные годы», когда «распинали наше кино». С. Фомин разбирает цензурные оценки урезанных или оказавшихся на полках советских фильмов. Многие из них появились только в годы перестройки или позже. Представленные автором цензурные документы в начале XXI века в России воспринимаются как вполне обоснованные. За постсоветские годы на советскую и русскую историю было обрушено столько унизительной лжи, что советские цензоры воспринимаются как здравые чиновники, понимающие важность своего дела. Так называемая «чернуха» настолько заполнила отечественный кинематограф, что сам он стал восприниматься только как «чернушный». С.Фомин назвал подход советских чиновников как «не позволим чернить русскую историю». Он посчитал, что у чиновников критика фильма «Андрей Рублёв» «вызывает пугающие ассоциации с современностью», не сказав, правда, какие. Он считает посягательством на свободу творчества то, что цензоры увидели слишком много насилия в фильме А.Тарковского «Андрей Рублёв» и в сценарии В.Шукшина «Степан Разин» [6, с.457]. То, что насилие на экране приводит к привыканию к нему в жизни, видимо, Фомину не известно. Это и были «колодки социализма». Фильм А.Аскольдова «Комиссар», который подавался Фоминым как прорыв к общечеловеческим ценностям, по выходе на экран так и не был воспринят зрителем. И «вся мировая и отечественная история» в советское время «столько раз переписывалась в угоду священному вероучению» [6, с.431]. Это миф для невежд потому, что любой ис-
торик с удовольствием обращается к учебникам и монографиям по истории, вышедшим в советское время, и каждый может увидеть, что никакого переписывания истории в советское время не было. Господствовало социально-экономическое видение истории. Оно и в XXI веке успешно развивается и в России, и за рубежом (Ф.Бродель, П.Рикёр, Р.Козеллек и др.). На самом деле Фомин осуждает советскую идеологию за её стремление к показу более совершенного и нравственного мира, чем он был, и за положительные исторические образы. Он осуждает стремление советского искусства к совершенствованию человека. Фомин стоит за показ «правды». Но его правда также однобока. Все перечисленные им фильмы в образном отношении положили начало постсоветскому кинематографу мрачного видения жизни, в особенности советской жизни. Этого зрители так и не восприняли. А режиссёры, мучимые советской цензурой, так и не сняли шедевров во время постсоветской «свободы».
Что же создали приверженцы правды, можно увидеть на примере постсоветского военного кинематографа: «Апостол», «Штрафбат», «Сволочи», «Паршивые овцы», «Последний бронепоезд», «Свои», «Гетеры майора Соколова» и др. - во всех этих фильмах доказывается, что советскую родину защищали только НКВДэшники, отщепенцы всех мастей или политические противники советской власти. Ни в одном из них нет того, кого можно назвать «простой солдат» в положительном смысле этого слова, то есть человек, который имел семью, работал и учился в СССР, а затем ушёл на фронт и защитил страну. В буржуазном обществе давление рынка оказалось сильнее любой цензуры. Но нет уже пророков типа Фомина, Орешина и пр., кто клеймил бы позором цензуру рынка. Главный довод один: поскольку эти авторы в чём-то правы, то они правы во всём. Хотя с точки зрения логики частичная правда есть ложь. А с точки зрения смысла они на основе частных фактов, к тому же сплошь и рядом ложных, создали ложную картину мира жизни в СССР. С тех пор мифология воспроизводит антиутопию социализма. Только со временем в ней всё меньше фактов и всё больше утверждений «как хорошо известно».
Таким образом, можно предположить, что общество в оценке искусства склонно поддерживать положительные образы. Пример «Голливуда» и «Болливуда» это также доказывают. Мы видим, что в постсоветское время только жизнеутверждающая философия принимается зрителем. Это ставшие общеизвестными фильмы «Брат» и «Брат 2», «Особенности национальной охоты» и все его продолжения и т.д. Создан и военный приключенческий кинематограф: «Под ливнем пуль», «СМЕРШ», «Военная разведка». Речь идёт о выборе мифологем - поддерживающих историческую истину или противоречащих ей. С одной стороны, отрицание социализма зиждется на том, что жизнь при нём и человеческие качества людей не соответствуют идеалу. С другой стороны, советская литература и соцреализм подвергаются уничижительной критике потому, что они стремятся к утверждению высокого уровня нравственности, не соответствующего обыденной действительности. Таким образом, представленная здесь критика советского общества не имеет ничего общего с обществоведением и представляет собой лишь мифологию антиутопии социализма. Миф складывается на основе как ложных, так и истинных представлений. Истина, лежащая в основе мифа, может потерять доказательность и проверяемость. Истина замещается чистой верой и становится полноценным мифом. Политические мифы, в основном, создаются сознательно. Поэтому их сложение чаще подчиняется логике своих создателей. Они строятся на идеологической задаче и их зависимость от политической культуры проявляется всегда достаточно ярко.
Внешне остаётся открытым вопрос: почему мифы часто сильнее науки. Можно говорить о мифологическом сознании как самостоятельном явлении. Оно обладает всеми свойствами цельности, то есть может существовать самостоятельно и полноценно. Прежде всего, мифологическое сознание, как и все иные виды мышления и познания, опирается на некоторую веру. Благодаря этому имеет внутреннюю силу убеждения, опирающуюся на свойственное данному мифу миропонимание. И, в конечном итоге, служит руководством к действию, то есть способствует укреплению этого мировоззрения. Мифологическое сознание свободно включает в себя любые виды знания, если оно не противоречит соответствующему мировоззрению. И ещё мифологическое сознание обладает достаточной гибкостью, чтобы свободно подключаться к другим видам мышления и познания, дополняя их в тех областях, где образуются лакуны непознанного. Этому способствует и наука, и идеология. Они нуждаются в мифах потому, что не могут ответить на все вопросы и убедить массы людей в истинности всех представляемых воззрений без значительной доли веры, цельно выражаемой в мифологемах. Таким образом, речь идёт о том, насколько общественное сознание подчинено мифотворчеству, основанному на ложных фактах. И на этом основании встаёт вопрос о важности опоры мировоззрения на доступную в конкретно-исторических условиях истинность. Искусство, свободное от необходимости строго следовать фактам, со времени своего возникновения призвано образно отражать
действительность. Кроме познавательной части, оно нацелено на создание общественного идеала. В этом отношении оно отражает то, что К.Г. Юнг назвал бы коллективным архетипом. В основе русского сознания лежит признание справедливости как закона общественного выживания и развития, и стремление к духовному смыслу.
Многие рассмотренные здесь представления об антиутопии ушли в прошлое, другие, как «культ Сталина» и обвинения социализма в несоответствии общечеловеческим ценностям, продолжают актуализироваться поздними либералами. Но осталась новая для русской культуры мифология искусства в виде эстетики постмодерна. Искусство постмодерна вовсе не является искусством. Постмодерн предлагает считать истину лишь интерпретацией. Поэтому любой взгляд на всё имеет право на существование и не может быть отвергнут. Постмодерн лишает искусство главного - идеи познания и идеи красоты. Искусство превращается в чистую мифологию. Искусство включает в себя мифологемы, но они встраиваются в эстетику прекрасного идеала, красоты, познания. Поэтому и антиутопия социализма оказывается, в конечном итоге, нежизнеспособной в историческом видении.
Литература
1.Вахрамеев А Не идя в ногу, но следуя примеру / Погружение в трясину (Анатомия застоя). - М.: Прогресс, 1991. - 704 с.
2.Орешин Б., Рубцов А. Сталинизм: идеология и сознание / Осмыслить культ Сталина. - М.: Прогресс, 1989. -656 с. З.Померанц Г. Живые и мёртвые идеи / Погружение в трясину (Анатомия застоя). - М.: Прогресс, 1991. - 704 с. 4. Сахаров А. Памятная записка / Погружение в трясину (Анатомия застоя). - М.: Прогресс, 1991. - 704 с.
5.Турчин В. Тоталитаризм. Выход на стационарный режим / Погружение в трясину (Анатомия застоя). -М.: Прогресс, 1991. - 704 с.
6.Фомин В. Эстетика Госкино, или Социалистический реализм в действии (записки из подполья) / Погружение в трясину: (Анатомия застоя). - М.: Прогресс, 1991. - 704 с.
7.Шведов С. Книги, которые мы выбираем (вчерашние бестселлеры и сегодняшние читатели) / Погружение в трясину: (Анатомия застоя). - М.: Прогресс, 1991. - 704 с.
УДК 008.009
М.В.Бубенкова
ОСОБЕННОСТИ ПЕРФОРМАНСА КАК ТЕАТРАЛИЗОВАННОЙ ФОРМЫ КУЛЬТУРЫ В КОНТЕКСТЕ ОСНОВНЫХ АСПЕКТОВ ПОСТМОДЕРНИЗМА
Перейдя из сферы искусства в сферу театрализованных форм, перформанс сохранил многие характерные качества: телесность, доминирование визуальных образов, синтез искусств, функционирование на границе реального и художественного, спонтанность, вариативность, соучастие аудитории. В то же время он унаследовал признаки основных аспектов постмодернизма: плюральности, ризоматичности, интертекстуальности. Взгляд автора статьи фокусируется на трансформациях и специфических особенностях перформанса как театрализованной формы культуры. Среди них - формирование новой задачи перформанса, повышение уровня сценарности, разделение роли автора и исполнителя, событийная основа, активное взаимодействие основных аспектов постмодернизма с упорядочивающими установками драматургии театрализованных форм (сценар-ностью) перформанса, монтажный принцип создания драматургической разработки, полифонический характер восприятия.
Ключевые слова: перформанс, постмодернизм, театрализованные формы культуры, уличный театр.
М-V.Bubenkova CHELYABINSK STATE INSTITUTE OF CULTURE SPECIFIC FEATURES OF THE PERFORMANCE AS A THEATREALIZED FORM OF CULTURE IN THE CONTEXT MAIN ASPECTS OF POSTMODERNISM
Switching from the field of art to the field of theatrealized forms, performance keeps many peculiar qualities: cor-porality, prevalence of visual images, synthesis of arts, functioning at the border of reality and art, spontaneity, variation, participation of the audience, at the same time inheriting the main aspects of postmodernism: plurality, rizome, intertex-tuality. The view of the author of the article focuses on the transformations and specific features of the performance as a theatrealized form of culture. They are defining a new aim of the performance, rising of the level of scriptuality, division roles of the author and the performer, the basis of the events, active interaction between main aspects of postmodernism and ordered system of drama of theatrealized forms of performance, the principle of montage, the polyphonic impression.
Keywords. Performance, postmodernism, theatrealized forms of culture, street theatre.
Театрализованной формой, в которой аспекты постмодернизма воплотились наиболее многообразно, является перформанс. Это объяснимо его формированием в эпоху постмодернизма. Пер-форманс рождался как своеобразный вид искусства и был им на протяжении нескольких десятков лет, вбирая в себя все идеи, принципы и установки постмодернизма. Наш научный интерес направлен на перформанс как на театрализованную форму культуры, определить особенности которой невозможно без обращения к его первоначальной сущности, связанной с искусством.
