СОВРЕМЕННЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ КОНЦЕПЦИЙ И СИЛОВЫХ ИНСТРУМЕНТОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО СДЕРЖИВАНИЯ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Современные трансформации

концепций и силовых инструментов стратегического сдерживания

Генерал-майор А.Е. СТЕРШИ

Полковник запаса А. А. ПРОТАСОВ, доктор военных наук

Полковник запаса C.B. КРЕЙДИН, доктор технических наук

АННОТАЦИЯ

Приводятся аргументы в пользу системного перехода к трехуровневой концепции стратегического сдерживания на глобальном, региональном и локальном уровнях с расширенной опорой на растущие неядерные боевые возможности стратегических наступательных сил.

ABSTRACT

The paper cites arguments in favor of a systemic transition to the three-tier conception of strategic deterrence on the global, regional and local levels relying increasingly on the growing conventional combat potential of strategic offensive forces.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

KEYWORDS

Силовые механизмы стратегического сдерживания, стратегические силы сдерживания, стратегические наступательные силы, стратегические ядерные силы, нестратегическое ядерное оружие, стратегическое неядерное оружие, противоракетная оборона, ракеты средней и меньшей дальности, силы общего назначения.

Power mechanisms of strategic deterrence, strategic deterrence forces, strategic offensive forces, strategic nuclear forces, non-strategic nuclear weapons, strategic conventional weapons, missile defense, medium- and short-range missiles, general-purpose forces.

В ПОСЛЕДНИЕ годы категория «стратегическое сдерживание» все чаще становится предметом доктринальных концепций и теоретических изысканий. Президент Российской Федерации В.В. Путин в ноябре 2017 года на серии совещаний в Сочи выразил суть нашей оборонной политики следующими словами: «Обеспечить гарантированное стратегическое сдерживание, а в случае потенциальной внешней угрозы — ее эффективную нейтрализацию».

Устоявшийся отечественный взгляд на понятие стратегическое сдерживание1 трактует его как систему различного рода мер, причем не

только силового характера, направленную на убеждение противника в бесперспективности реализации агрессивных планов против Россий-

ской Федерации. Базовым тем не менее является силовой механизм, без опоры на который всякие другие меры становились бы бессильными в прямом смысле этого слова. Из этих соображений сфокусируемся именно на силовых механизмах стратегического сдерживания. Проповедь силы — это не наш конек, но в современном мире без нее трудно обойтись. При этом мы не собираемся ни на кого нападать, и все наши военные приготовления носят исключительно миролюбивый характер, что еще раз подчеркнуто Президентом В.В. Путиным в обращении к Федеральному Собранию.

Политике «с позиций силы» давно привержены США. Недавно опубликованный ими «Обзор ядерной политики» еще раз это подтверждает. Нужно сказать, что принципиальной новизны в данном документе нет. В нем еще раз подчеркнуто традиционное американское стремление доминировать на всех ступенях «лестницы эскалации», в том числе:

• на глобальном уровне с опорой не только на стратегические наступательные силы (СНС), но и на растущие боевые возможности глобальной системы противоракетной обороны (ПРО);

• на региональном уровне с возможным применением нестратегического ядерного оружия (НСЯО);

• в локальных войнах с неядерными противниками с возможным нанесением быстрых / молниеносных глобальных ударов с использованием в том числе стратегического неядерного оружия (СНЯО).

С американской ядерной стратегией тесно связана ядерная стратегия блока НАТО, традиционными принципами которой являются:

• принцип возможного применения ядерного оружия первыми;

• принцип неопределенности ядерного порога.

После распада СССР в официальную ядерную стратегию НАТО был включен принцип меньшей зависимости от ядерных вооружений. Основой тому послужил вывод о том, что основные задачи альянса в сфере стратегического сдерживания могут быть решены с преимущественной опорой на боевые возможности развивающихся высокоэффективных обычных вооружений.

Акцент на новейшие неядерные вооружения не отрицает традиционной фундаментальной роли ядерных сил, они по-прежнему остаются незыблемым основанием военной безопасности альянса и входящих в него ядерных держав, что еще раз подчеркнуто в недавнем «Обзоре ядерной политики».

Проповедь силы — это не наш конек, но в современном мире без нее трудно обойтись. При этом мы не собираемся ни на

кого нападать, и все наши военные приготовления носят исключительно миролюбивый характер, что еще раз подчеркнуто Президентом В.В. Путиным в обращении к Федеральному Собранию.

Официальные воззрения Кремля по вопросам стратегического сдерживания внешней агрессии находят свое отражение в различных государственных документах, таких как:

• Концепция национальной безопасности;

• Военная доктрина;

• Указы Президента Российской Федерации;

• решения Совета Безопасности и другие источники.

В сущности, ядерные аспекты зарубежной и отечественной военной стратегии всегда составляли,

составляют и будут составлять основу стратегического сдерживания в проекциях, и это стоит особо подчеркнуть, крупных угроз военной безопасности.

В теоретическом плане стратегия ядерного сдерживания является интернациональной и базируется на двух основных принципах.

Первый связан с концепцией ядерного возмездия. Это страх неотвратимого наказания за ядерную агрессию. В сущности, это традиционный фундамент ядерного сдерживания с опорой на ответные действия ядерных сил.

В роли второго, не менее важного элемента в механизме ядерного сдерживания выступает концепция пресечения крупных неядерных угроз. Это те угрозы, которые не могут быть эффективно парированы силами общего назначения с применением обычного оружия.

Важно подчеркнуть, что стратегия пресечения крупных неядерных угроз является надстроечным элементом классического механизма ядерного сдерживания и работает только в связке с базисом эффективно реализуемой стратегии ответных действий. Надстройка без базиса неустойчива. Базисная стратегия ответных действий тормозит ядерную эскалацию агрессии. Убери фундамент, и все здание теряет устойчивость. Более того, надстройка, не подкрепленная необходимым фундаментом, в кризисных условиях из инструмента сдерживания превращается в свою полную противоположность и становится катализатором обоюдной игры на ядерное опережение, где стимулы слабой и сильной сторон к упреждающим действиям воспроизводятся по замкнутому кругу.

С одной стороны, стимулы слабой стороны обусловлены ее опасениями быстрой утраты единственного инструмента сдерживания при весьма

ограниченных возможностях стратегического выбора: или терпеть военное фиаско практически без сопротивления, или попытаться остановить агрессию оружием массового поражения. С другой стороны, опасение упреждающих действий слабой стороны создает явный стимул к упреждающим действиям сильной стороны. Это снова усиливает опасения быстрой утраты сдерживающего потенциала слабой стороной. Круг замыкается, цикл повторяется, обоюдные стимулы к упреждающим действиям нарастают как снежный ком. В целом, ситуация кризисного противостояния с опорой хотя бы одной из сторон только на стратегию упреждающих действий выглядит как неустойчивая или, как еще говорят, кризисно нестабильная. Классический рецепт обеспечения кризисной устойчивости или в широком смысле — стратегической стабильности — это взаимная опора стратегических игроков на эффективный базис ответных действий. Именно к этой форме взаимного сдерживания исторически пришли крупные ядерные полюсы в лице США и нашего государства.

Современные реалии стратегической стабильности возникли не в одночасье. Путь к ним проходил через исторически неизбежный период изначальной кризисной неустойчивости. На первых этапах гонки ядерных вооружений обе стороны соревновались в создании систем преимущественно упреждающего удара. После Карибского кризиса ситуация начала выправляться в направлении усиления опоры на стратегию ответных действий ядерных сил. В начале 1970-х годов стороны осознали целесообразность кооперативных договоренностей в области взаимного ограничения систем разоружающего удара. На это, в сущности, направлены все последующие договоры

в области стратегических наступательных вооружений.

На современном этапе эволюция стратегической стабильности выходит на новый виток, связанный с тенденциями многополярности и прогнозами принципиальной кризисной нестабильности в отношениях между крупными и мелкими ядерными полюсами. Принципиальной проблемой появления и развития новых ядерных полюсов является уязвимость малочисленных ядерных группировок при гипотетическом воздействии по ним, в том числе обычным оружием. Единственно реализуемой для мелких полюсов стратегией сдерживания внешнего военно-политического давления является опора на стратегию упреждающих действий с применением оружия массового поражения (ОМП). Это стимулирует обоюдную игру сторон на опережение в условиях кризиса и неизбежно порождает проблему кризисной нестабильности гипотетического вооруженного противостояния между крупными и мелкими ядерными полюсами.

Важно заметить, что в подобных ситуациях классические каноны сдерживания, основанные на обоюдных угрозах взаимного уничтожения в ответных действиях, увы, не работают. Поэтому Соединенные Штаты весьма активно демонстрируют всему миру свои возможности и решимость по части воспрещения попадания оружия массового поражения в руки недружественных режимов. Первый прецедент — операция «Буря в пустыне», которая по факту оказалась бурей в стакане неоправданных подозрений, поскольку следов производства оружия ОМП в Ираке обнаружить не удалось. А ведь именно на таких подозрениях строилась аргументация вооруженной агрессии. Порог чувствительности продемонстрирован. Дан недвусмысленный намек на активизацию силовых ин-

струментов обеспечения режима нераспространения ОМП и ракетных технологий.

Бряцание силовыми подходами и инструментами наблюдается и сегодня в отношениях между Вашингтоном и Пхеньяном. Северная Корея де-факто уже вошла в ядерный клуб. США не могут с этим смириться и периодически вбрасывают в информационное поле различные варианты угроз силовой дипломатии, такие как:

• специальная операция по установлению контроля над уже созданными северокорейскими ядерными боезарядами;

• подтягивание сил флота на боевые позиции под видом военных учений;

• упреждающие удары по объектам потенциального производства ядерного оружия и средств его доставки;

• развертывание элементов глобальной системы ПРО США близ Японии и приведение их в готовность к перехвату испытательных пусков северокорейских баллистических ракет.

Противоракетная программа США по замыслам Пентагона должна выполнить миссию дополнительного препятствия на пути реализации ракетно-ядерных программ недружественных режимов. Вашингтон рассматривает глобальную систему противоракетной обороны как важную составляющую силового механизма обеспечения режима нераспространения. Упреждающее развертывание системы ПРО призвано обесценить значимость баллистических ракет как стратегических козырей и ликвидировать стимулы стран третьего мира к их обретению. Применительно к Северной Корее данный замысел не сработал. В сложившемся раскладе противоракетная оборона может сыграть роль подстраховки силовых акций США, если будет при-

нято решение на их проведение. Однако сам факт обретения ядерного оружия Пхеньяном является мощным фактором сдерживания подобного решения.

С другой стороны, если система ПРО в состоянии отразить ракетный удар Северной Кореи по территории Японии или США, то Вашингтону особенно нечего опасаться, поскольку Пхеньян скорее всего не будет применять свои ракеты, если его не вынудят к тому неосторожные действия США. Если оставить Ким Чен Ына в покое, то он вряд ли отдаст приказ на боевое применение ядерных средств. В противном случае ничего исключать нельзя, при этом, пусть даже далекая от высоких гарантий, вероятность преодоления противоракетной обороны и доставки северокорейских ядерных боезарядов к целям обусловливает ненулевой риск колоссальных потерь от возможного подрыва даже одного ядерного боезаряда.

Безусловно, при выборе целей атаки и формировании полетных заданий ракет северокорейские специалисты не могут не принимать во внимание фактор ПРО, что, собственно говоря, вынужден делать и российский Генеральный штаб.

Камнем преткновения остается вопрос о влиянии глобальной системы ПРО на устойчивость традиционных стратегических балансов. В международных дискуссиях представители Вашингтона обычно заявляют, что цели развития как глобальной системы ПРО США, так и сил быстрого глобального удара, молниеносного глобального удара (БГУ/МГУ) не связаны со стремлением военного доминирования над признанными членами ядерного клуба, такими как Россия и Китай. Вместе с тем в военно-политических и военно-научных кругах тема угроз безопасности в свете глобальных военных амбиций Пен-

тагона не может не подниматься и пристально не изучаться.

На эту тему как накануне выхода США из Договора по ПРО, так и в последующие годы, в том числе после провозглашения американской концепции БГУ/МГУ, шли оживленные дискуссии. Основным аргументом в изначальных попытках воспрепятствовать американским противоракетным вожделениям явился тезис о дестабилизирующем влиянии противоракетной обороны на фундаментальные основы стратегической стабильности. Главные опасения высказывались по поводу возможного обретения перспективной системой ПРО США способности блокировать потенциал ответных действий китайских, а затем и российских стратегических ядерных сил (СЯС).

После того как Соединенные Штаты официально объявили о выходе из Договора по ПРО, официальная риторика российской стороны была скорректирована. Последовали заявления, в том числе на уровне Президента Российской Федерации, о том, что американская ПРО нам не страшна, поскольку мы располагаем богатым арсеналом мер и способов ее преодоления. С их учетом создание системы ПРО, способной блокировать ответные действия отечественных СЯС, является весьма сомнительным предприятием. Более того, такая система ввергла бы стратегический баланс между США и Россией в область кризисной нестабильности. Это напоминало бы известную русскую мудрость: за что боролись, на то и напоролись. Боролись, речь идет о Пентагоне, за решение проблемы кризисной нестабильности, порождаемой мелкими ядерными полюсами, а напоролись на ту же самую нестабильность, но уже для крупных полюсов. С позиций военно-стратегической логики подобную ситуацию иначе как глупой не назовешь.

Наряду с Договором по ПРО неудобства американским ястребам доставлял и Договор о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД). Он сковывал свободу создания новых средств БГУ/МГУ. Для России создание новых типов таких средств объективно не является столь насущной задачей. Поэтому именно США вышли из Договора о РСМД под предлогом бездоказательных обвинений России в его нарушениях. Пентагон декларирует нацеленность стратегии БГУ/МГУ на третий мир. Это дипломатическая риторика. В любом случае ответ России на шаги США по созданию и развертыванию РСМД во многом будет зависеть от географии их базирования.

Для достижения декларируемых целей создания глобальной системы ПРО США и сил БГУ/МГУ не требуются их непомерные боевые возможности. Здесь стратегически целесообразными являются ориентиры разумной достаточности силовых инструментов поддержания режима нераспространения. Понимание необходимости ограничения боевых возможностей ПРО и БГУ/ МГУ присутствует как в России, так и в США. К подобным заключениям и соответствующим рекомендациям правительству США пришла известная авторитетная фабрика американской мысли — Корпорация RAND (сокращение от Research and Development — научно-исследовательские разработки).

Другое дело, что законодатели и власти США далеко не всегда опираются на научные рекомендации. Поэтому наша задача — страховаться от заокеанских военно-стратегических глупостей и принимать достаточные меры по их нейтрализации. К их числу всецело относятся недавно названные Президентом РФ комплексы «Авангард», «Сармат», «Кинжал», а также новые системы

стратегического назначения с малогабаритными ядерными установками морского и воздушного базирования.

Отмечая опасность реализуемой США военно-технической политики, стоит все же отметить некоторые заслуживающие внимания элементы зарубежного опыта, связанные с интеграцией и централизованным управлением стратегическими наступательными и оборонительными силами под эгидой единого командования. В сущности, планирование наступательных действий с учетом боевых возможностей ПРО, реализует схему последовательных ударов с контролем их реализуемости. При этом действия обороны могут быть в реальном масштабе времени оптимизированы по критерию максимизации предотвращенного ущерба и адаптированы к фактической реализации заблаговременно спланированных ответных действий противостоящей стороны. Безусловно, эти тонкости должны приниматься во внимание, в том числе при уточнении методологии и методического аппарата оценки эффективности ответных действий СНС России в условиях развития глобальной системы ПРО США и средств БГУ/МГУ

Здесь нельзя как переоценивать, так и недооценивать опасность ПРО и БГУ/МГУ Более того, из зарубежного опыта целесообразно извлекать рациональные зерна и полезные начинания. Из таковых заслуживают внимания формулировки по части замысла и основных целей развития стратегических неядерных вооружений: должны ли они постепенно вытеснить ядерное оружие из всех сфер стратегического сдерживания? Соединенные Штаты во всех последних обновлениях своей ядерной стратегии дают однозначный ответ на этот вопрос: на современном этапе стратегические неядерные возможности дополняют ядерную триаду СНС, но не заменяют ее.

И это вполне понятно и объяснимо, поскольку ядерное оружие является безальтернативным инструментом глобального и регионального стратегического сдерживания ядерных, а также крупных неядерных угроз. И пока такие угрозы существуют, будет существовать и ядерное оружие. Вместе с тем наряду с отмеченными крупными угрозами военной безопасности в современном мире становятся все более актуальными очаговые, локальные угрозы, в том числе упомянутые угрозы распространения ядерного оружия и ракетных технологий, террористические угрозы, а также традиционные угрозы локальных вооруженных конфликтов и войн.

По большому счету локальные угрозы военной безопасности, также как глобальные и региональные, являются предметом стратегического сдерживания. А если угрозу сдержать не удалось, ее нужно пресечь. Собственно говоря, на потенциальной возможности пресечения неядерных угроз и зиждется их сдерживание. В этом смысле Вооруженные Силы в целом являются инструментом сдерживания угроз военной безопасности на основе потенциала их возможного пресечения. С этих позиций все последние обновления ядерной стратегии Пентагона выглядит как включение в ее сферу не только глобальных и региональных угроз, но и локальных угроз возможных столкновений с неядерными или околоядерными противниками. В духе американских традиций это способ устранения препятствий в отправлениях политики с позиции силы с недружественными режимами, стремящимися попасть в ядерный клуб и имеющими строго противоположные устремления — оградить себя от навязчивых глобальных амбиций Вашингтона. Известная американская забава: сна-

чала нужно породить угрозу, а затем героически с ней сражаться.

В отличие от США Россия не навязывает свою волю кому бы то ни было. Вместе с тем изначально американская идея о включении локальных угроз в концепцию сдерживания представляется вполне здравой и применимой в российском контексте. В последних американских новациях подобные угрозы включены в сферу механизма ядерного сдерживания, поскольку актуальные для них угрозы распространения имеют явно выраженный потенциальный ядерный оттенок. В российском контексте представляется целесообразным также вписать локальные угрозы в военную стратегию, но не в ядерную, как это сделано Вашингтоном, а в общую концепцию стратегического сдерживания, деэскалации и пресечения угроз военной безопасности России и ее союзников. Это шаг к более общей концепции, в которой механизм ядерного сдерживания выступает как частная составляющая.

В теоретическом плане отечественная концепция стратегического сдерживания рассматривается в качестве двухуровневой системы с условным выделением глобального и регионального уровней2. На первом уровне сдерживаются глобальные ядерные угрозы, от кого бы они ни исходили. Второй уровень ориентирован на сдерживание крупных региональных угроз с опорой на ядерное оружие, включая НСЯО. Для полноты картины предлагается дополнить традиционную двухуровневую систему глобального и регионального сдерживания еще одним, третьим уровнем, а именно: сдерживание локальных угроз военной безопасности неядерным оружием, в том числе стратегического назначения.

Предлагаемое видение обновленной концепции стратегического сдерживания охватывает весь

спектр угроз военной безопасности: от локальных до глобальных. Новое концептуальное прочтение состоит в том, что в арсенал сдерживания всего спектра угроз военной безопасности, в том числе локального масштаба, включается дополнительная опора на стратегические неядерные возможности. В сущности, это стратегический ресурс, легко проецируемый на неядерные угрозы безопасности, локализованные как на прилегающих к Российской Федерации территориях, так в удаленных военно-географических районах. Это создает благоприятные предпосылки для решения первоочередных задач локальных войн с неядерными противниками более компактными группировками сил общего назначения на угрожаемых направлениях.

Еще один аргумент в пользу использования стратегических неядерных возможностей в локальных войнах связан с базированием стратегических носителей вне зоны боевых действий. Базирование в стратегической глубине в совокупности с возможностями пуска дальнобойных средств поражения без захода носителей в зоны ПРО-ПВО практически исключает боевые потери носителей. Этого преимущества лишены объединенные стратегические командования группировок сил общего назначения, потери которых в военных действиях неизбежны. С учетом отмеченных выигрышных аспектов стратегического неядерного оружия, представляется целесообразным рассматривать его в роли основного средства завоевания стратегической инициативы в любой локальной войне. При этом на силы общего назначения ложится задача окончательного разгрома локального неядерного противники или принуждения его к капитуляции. В сущности, речь идет о стратегии гарантированного предотвращения локальных

войн с неядерными противниками, а при необходимости — пресечения их агрессии против Российской Федерации или ее союзников при минимальных потерях личного состава, вооружения и военной техники. Реализуемость и эффективность такой стратегии убедительно подтверждают, уже ставшие историческими, события в Сирийской Арабской Республике.

На региональном уровне потенциал СНЯО представляется целесообразным ориентировать на решение деэскалационных задач в попытках остановить военные действия с превосходящими противниками в неядерной фазе и в определенной мере смягчить резкость перехода от не-сработавшего в кризисных условиях сдерживания угроз к их пресечению крайними средствами. В этом смысле стратегическое неядерное оружие выступает как инструмент повышения гибкости механизма стратегического сдерживания крупных неядерных угроз, давая дополнительные шансы на деэскалацию военных действий до перехода ядерного порога в региональных войнах.

На глобальном уровне возможные задачи СНЯО могли бы быть связаны с созданием неядерных барьерных зон развертывания противостоящих стратегических сил, в том числе глобальной системы ПРО США, в частности ее морского эшелона, и силового контроля их боевых возможностей в интересах поддержания требуемого уровня эффективности ответных действий отечественных СЯС. Еще одной задачей могла бы явиться управляемая противоценностная эскалация военных действий. Она решается посредством поражения уязвимых к неядерному воздействию объектов, например объектов топливно-энергетических комплексов, воздействие по которым чревато нанесением ощутимого ущерба в дози-

рованных пределах. Потенциальная угроза наращивания мощи таких ударов с учетом перспективы возможных ядерных продолжений призвана дополнительно стимулировать превосходящих противников к воздержанию от реализации агрессивных планов и стремлений идти до победного конца любой ценой.

Нужно сказать, что по эффективности противоценностной борьбы стратегическое неядерное оружие не может создать тотальной военно-экономической альтернативы ядерному оружию. По этой причине основным инструментом глобального и регионального сдерживания по-прежнему остается ядерное оружие, превосходящее обычное оружие, в том числе и новейшее, по критерию «эффективность—стоимость». Этот вывод следует особо подчеркнуть: стратегическое неядерное оружие не является рациональной военно-экономической альтернативой ядерному оружию в решении задач глобального и регионального стратегического сдерживания. Отсюда следует, что поиск критериев достаточности стратегических неядерных возможностей целесообразно ограничить решением ключевых задач локальных войн. В первую очередь это задачи в борьбе за стратегическую инициативу: завоевание господства в воздухе и на море; изоляция района боевых действий; дезорганизация управления группировками противника, поражение ключевых объектов военной инфраструктуры и др.

Чтобы потенциальное участие России в той или иной локальной войне не провоцировало агрессии на других стратегических и операционных направлениях, представляется целесообразной концепция одновременного силового сдерживания (пресечения) двух локальных войн. Гипотетическая агрессия со стороны третьего локального противника

концептуально бы трансформировалась в крупномасштабную при соответствующей актуализации ядерного фактора обеспечения военной безопасности. Сверстанный под задачи локальных войн стратегический неядерный потенциал является многоцелевым ресурсом, применимым для решения в том числе деэскалацион-ных задач регионального и глобального сдерживания.

С учетом предлагаемого видения роли и места стратегических неядерных вооружений представляется уместной констатация объективной трансформации отечественной концепции стратегического сдерживания к трехуровневой модели (концепции). В ее рамках традиционный механизм ядерного сдерживания, дополненный стратегическими неядерными возможностями, парирует крупные ядерные и неядерные угрозы на глобальном и региональном уровнях. При этом стратегические неядерные возможности рассматриваются в роли гибкого инструмента парирования, в том числе локальных неядерных угроз военной безопасности России и ее союзников.

Основные цели и пути нейтрализации глобальных, региональных и локальных угроз военной безопасности в рамках трехуровневой концепции стратегического сдерживания отражают следующие основные положения:

• СЯС при поддержке нестратегического ядерного оружия и стратегического неядерного оружия обеспечивают глобальное ядерное сдерживание с опорой на эффективный потенциал ответных действий СЯС в любых условиях стратегической обстановки;

• ядерное оружие (СЯС и НСЯО) во взаимодействии с СНЯО выполняет роль сдерживания, деэскалации и пресечения крупных неядерных угроз, в том числе коалиционных;

• СНЯО дополняет механизм ядерного сдерживания, способствует достижению целей стратегического блокирования локальных неядерных угроз военной безопасности и обеспечивает невозможность сползания ядерного порога в сферу локальных войн и вооруженных конфликтов.

В предлагаемом видении СЯС, НСЯО и СНЯО выступают как централизованно управляемые ресурсы решения задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания, подлежащие совместной оптимизации без их традиционного разделения по сферам и уровням влияния, где СЯС решают задачи глобального сдерживания, НСЯО — регионального, а задачи локальных войн всецело возложены на силы общего назначения. В сущности, речь идет о системной интеграции разнородных ресурсов для решения разноплановых задач в новой постановке, открывающей новые горизонты дальнейших исследований в данном направлении.

В современном мире тенденции системной интеграции как в зарубежном, так и в отечественном военном деле набирают ход. В частности, данная тенденция проявляется в укрупнении форм стратегических действий Вооруженных Сил РФ при одновременном сокращении спектра отдельно выделяемых стратегических операций. Один из перспективных вариантов системы стратегических действий ВС РФ включает две стратегические операции:

• операция стратегических сил сдерживания (ОССС);

• операция сил общего назначения (ОСОН).

В перспективе, надо полагать, грани между ОССС и ОСОН сольются в единую стратегическую операцию. Предпосылки к тому уже сейчас проглядываются с позиций рассмотренных тенденций обновления рос-

сийской концепции стратегического сдерживания, деэскалации и пресечения угроз военной безопасности. В ней стратегические наступательные силы в лице СНЯО уже вписаны в традиционную сферу сил общего назначения в части решения задач локальных войн. В этом свете четкое разделение стратегических сил сдерживания и сил общего назначения между ОССС и ОСОН рушится. В сущности, это предвестие дальнейших интегративных объединений в направлении к единой стратегической операции.

Конечная цель такой операции проста и прозрачна: оптимизировать использование всех систем и средств вооруженной борьбы для обеспечения эффективного решения задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания агрессии, а при необходимости — локализовать ее масштабы и нейтрализовать.

Столь же проста и прозрачна единая цель развития всех систем и средств вооруженной борьбы: обеспечить эффективное решение задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания внешней вооруженной агрессии с учетом ограниченности выделяемых на оборону ассигнований.

Всякое деление, как известно, является условным. При любом варианте нарезки стратегических действий на частные операции Генеральный штаб всегда увязывал их единым замыслом. В этом смысле системный подход к стратегическому планированию, плохо или хорошо, по факту присутствовал с незапамятных времен, а именно — с момента создания отечественного Генерального штаба, датированного 25 января 1763 года. Но деление на ведомства в структуре Вооруженных Сил и на частные операции в системе их стратегических действий неизбежно создавали, соз-

дают и будут создавать известные барьеры на пути оптимальных системных решений. В конечном счете дело не в делении на части, а в том, чтобы эти части работали слажено, и во имя не своих частных, а именно общих целей. Именно в этом и состоит суть системного подхода.

Обновление российской концепции и силовых механизмов стратегического сдерживания идет, в сущности, в направлении системной интеграции инструментов глобального, регионального и локального сдерживания внешней агрессии против нашего государства и его союзников.

В свете предлагаемой трехуровневой концепции стратегического сдерживания неплохо просматриваются перспективы развития переговорного процесса в области стратегических вооружений:

• стратегические ядерные силы были и будут составлять основу глобального стратегического равновесия, и перспективы их дальнейшей трансформации всецело зависят от уровня развития стратегических сил противников, а также критериальных порогов достаточной эффективности гипотетических ударов возмездия;

• доминирование в обычных вооружениях объективно стимулирует НАТО к втягиванию Российской Федерации в дискуссии по проблемам ликвидации НСЯО, что входит в противоречие с нашими военно-экономическими возможностями в сфере регионального стратегического сдерживания;

Всякое деление, как известно, является условным. При любом варианте нарезки стратегических действий на частные операции Генеральный штаб всегда увязывал их единым замыслом. В этом смысле системный подход к стратегическому планированию, плохо или хорошо, по факту присутствовал с незапамятных времен, а именно — с момента создания отечественного Генерального штаба.

• в интересах нейтрализации конкурентных преимуществ США по части развития неядерных сил БГУ, а также парирования зарубежных инициатив ликвидации НСЯО, представляются целесообразными наши встречные инициативы по вопросу юридически обязательных ограничений обычных вооружений стратегического назначения.

В заключение следует отметить, что в отличие от США Россия не стремится к роли глобального военного лидера. Как говорится, мы мирные люди, а кто на нас с мечом пойдет, тот от меча и погибнет, вопрос лишь в том, на каком уровне это произойдет: локальном, региональном или глобальном.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Гареев МЛ. Проблемы стратегического сдерживания в современных условиях // Военная Мысль. 2009. № 4; Буренок В.М.3 Печатное ЮЛ. Стратегическое сдерживание. М.: Издательская группа «Граница», 2011; Хряпин А.Л., Матвичук В.В. Система

стратегического сдерживания в новых условиях // Военная Мысль. 2010. № 1.

2 Крейдин C.B. Глобальное и региональное ядерное сдерживание: к системе принципов и критериев // Военная Мысль. 1999. № 4; Хряпин АЛ., Матвичук В.В. Система стратегического сдерживания в новых условиях // Военная Мысль. 2010. № 1.