CC BY
467
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 29 (283).
Право. Вып. 33. С. 58-70.
Ю. А. Воронин, Т. А. Родионова
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОЙ ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
В статье рассматриваются современные тенденции развития транснациональной организованной преступности. Анализируется понятие организованной преступности, авторами выделяются существенные признаки, характерные для организованных преступных сообществ, и т. д.
Ключевые слова: организованная преступность, транснациональная организованная преступность, тенденции развития преступности.
Негативное развитие политической и социально-экономической ситуации во многих регионах мира создало сегодня необычайно благоприятный климат для расцвета организованной преступности. Одно из ярких подтверждений тому — огромные барыши, которые получают криминальные империи в результате нелегальных операций. По оценкам экспертов вашингтонского Национального стратегического информационного центра США, ежегодный доход «всемирной мафии» составляет сумму, почти равную американскому федеральному бюджету1. Существует, таким образом, острейшая необходимость в скоординированной глобальной стратегии, способной принять вызов и успешно противодействовать комплексу организационных форм и изощренных технологий, используемых в ходе криминальных операций мафии. Несомненным является и практическое значение международного обмена опытом борьбы с организованной преступностью, результатами ее научного исследования и формулирования прогнозов развития событий в данной сфере.
В последние годы ее динамика, размах и интенсивность приобрели драматическую окраску в связи с изменениями, произошедшими в мире. Во многих странах сегодня мафиозные структуры осуществляют фронтальную атаку на политическую и законодательную власть, подрывают социальные и экономические институты, а в конечном счете, веру в демократические процессы, в дееспособность государства и силу закона. Они оказывают разлагающее влияние на общество, коррумпируя должностных лиц, виктимизиру-ют население, играя на человеческой уязвимости и отравляя все социальные слои многообразными видами противозаконной деятельности2.
Многочисленные факты свидетельствуют
о том, что организованная преступность уверенно приспосабливается к новым политическим и экономическим реалиям. Она обращает
себе на пользу меры, принимаемые рядом правительств для укрепления региональных экономик, поглощает национальные ресурсы и подрывает благоприятный климат для иностранных инвестиций. Страны с транзитной экономикой, в которых предыдущие социально-экономические структуры практически разрушены, а новые, демократические, институты только развиваются, не в состоянии изыскать необходимые средства, чтобы эффективно разрешать возникающие проблемы. Естественно, что именно они оказываются практически беспомощными перед лицом мафиозных группировок. Яркий пример тому — республики бывшего Советского Союза, в которых организованная преступность стремительно наращивает свой потенциал на национальном уровне.
Наряду с этим во многих регионах мира нарастает транснациональная активность организованных преступных группировок, приобретающих характер глобально интегрированных структур. Они рекрутируют необходимый персонал в одной стране, осуществляют незаконные операции в другой, а затем инвестируют полученную прибыль в третьи страны. Одни только колумбийские кокаиновые картели имеют в своем годовом обороте приблизительно более двух миллиардов американских долларов. Суммарный же результат нелегальной активности крупнейших транснациональных преступных организаций специалисты сравнивают с «эффектом ограниченной войны», имея в виду объем экономических потерь и число унесенных человеческих жизней.
Представляется, что ни одна из стран мира пока не осознает полностью масштабов грозящей опасности. В равной мере ни одно из правительств сегодня не способно поставить заслон крупнейшим криминальным организациям как существенному элементу глобальной неуправляемости. Динамика международной угрозы со
стороны преступных группировок развивается ускоряющимися темпами. Мафиозные сообщества становятся все сильнее, распространяют свое влияние на этнические и религиозные конфликты. И в обозримом будущем криминальные сетевые структуры способны оказывать все более мощное воздействие на образ и качество жизни широких слоев населения.
Организованная преступность и олицетворение ее — криминальные организации — не являются чем-то исключительно новым, однако в криминологической и уголовно-правовой теории не разработано универсального, общепринятого их определения. Попытки сформулировать его предпринимались не раз, но каждая из них лишь усложняла проблему или порождала новые. Некоторые из подобного рода понятий появились на свет в ходе международного симпозиума по организованной преступности, состоявшегося в далеком 1988 г. в Сент-Кло, где тогда располагалась штаб-квартира Интерпола. 84 участника из 46 стран-членов Интерпола согласились принять в качестве базы для дальнейшей дискуссии рабочую формулировку «транснациональная организованная преступ-ность»3. Под нею было предложено понимать какое-либо предприятие или организованную группу лиц, занимающихся продолжительной криминальной деятельностью, имеющих в качестве главной цели получение доходов всюду, независимо от национальных границ государств. Необходимо отметить, что приведенное и множество других, сформулированных позже, определений при всех их различиях тем не менее традиционно включает следующие существенные элементы, типичные для мафиозных сообществ.
Во-первых, деятельность организаций, относящихся к анализируемой категории, является криминальной по своей природе, нарушает правовые запреты и должна влечь уголовное наказание в рамках соответствующих процедур, осуществляемых правоохранительными органами. Совершенно очевидно в этой связи, что большинство социальных систем расценивает так называемую неформальную (или теневую) экономическую активность, составляющую главное содержание организованной преступности, в качестве противоправной, пагубно влияющей на развитие экономики формальной, легальной. Правда, нетривиальным в этом смысле был опыт бывшего Советского Союза, в котором теневая, неформальная, экономика, помимо обычного не-
гативного эффекта, смогла внести определенный положительный вклад в качество жизни простых граждан. Во всяком случае, без довольно широкого ассортимента товаров и услуг, который предлагался в ее рамках теневыми предпринимателями, существование советского гражданина могло быть еще тяжелее. Хотя, конечно, четко вычленить позитивный или негативный вклад той или иной разновидности экономики весьма затруднительно. Как бы там ни было, большинство общественных систем прошлого и настоящего среди видов поведения, определяемого как преступное (скажем, убийство, торговля наркотиками, вымогательство, похищение людей и т. д.) выделяют и теневое, нарушающее закон, предпринимательство, существенно подрывающее нормальную экономическую активность. И эта «существенность» выступает необходимым элементом дефиниции организованной, в том числе транснациональной, преступности.
Во-вторых, преступники, осуществляющие эту разновидность криминальной активности, действуют организованно. Каким бы банальным ни выглядело подобное утверждение, представляется, однако, весьма важной констатация того факта, что вовлеченные в эту активность субъекты действуют не в одиночку, не наобум, не случайно. Данный вид экономической деятельности осуществляется расчетливо, намеренно объединившимися в группу людьми (а чаще — действующими в кооперации группами) под руководством устоявшихся лидеров. Организованность, таким образом, не является чем-то эфемерным и временным. Это ключевой, конституирующий элемент феномена и понятия преступных сообществ.
Очевидно, не существует унифицированной, стандартной организационной схемы для всех развитых криминальных группировок. Как и в легальном бизнесе, специфика целей и задач определяет особенности организационной структуры того или иного мафиозного сообщества. В частности, это может быть вертикальная, жестко контролируемая структура, присущая, например, колумбийским кокаиновым картелям. Либо это региональная, горизонтально структурированная организация, зачастую концентрирующая свою активность вокруг определенных видов криминального бизнеса, что свойственно, скажем, американской мафии (Ля Коза Ностро). Существуют более рыхло организованные криминальные структуры типа мафиозного объединения выходцев
из Ямайки в Англии. Некоторые группировки могут носить квазирелигиозный характер, что свойственно Китайским Триадам. Другие могут быть полуполитическими-полувоенными организациями, как, к примеру, так называемая Объединенная Армия Бирмы.
Специалисты служб безопасности, правоохранительных органов справедливо констатируют, что среди названных разновидностей криминальных сообществ именно высокоструктурированные организации обладают большей пластичностью, динамизмом и, следовательно, наиболее опасны. В этом смысле уже упоминавшийся колумбийский Кали картель представляется наиболее близким к формально жестким корпоративным структурам, поскольку базируется на четкой иерархии, функциональной специализации и постоянном стремлении к интеграции. Он же (Кали картель) является, очевидно, крупнейшим транснациональным преступным сообществом, консолидирующим в себе множество отдельных подгрупп, совместно осуществляющих глобальные операции. На противоположном полюсе находятся разрозненные, небольшие, но высокоподвижные нигерийские криминальные организации, выполняющие чаще всего роль транспортировщиков наркотиков или совершающие мошеннические действия с кредитными карточками и другие финансовые махинации.
В-третьих, существенной чертой транснациональных преступных сообществ, имеющей конституирующее значение, является содержание главной цели всего возможного спектра их деятельности. Внешне многие виды и цели деловой активности криминальных организаций бывают как будто эквивалентны обычным разновидностям легального бизнеса: экспорт и импорт, торговля оптовая и розничная, предоставление услуг с целью получения дохода, прибыли. Но, в отличие от формальных, законных организаций, криминальный бизнес оперирует за легальными рамками, используя незаконные методы, и нередко занят торговлей предметами и реализацией услуг, запрещенных в свободном обороте. Во многих случаях это откровенно преступная деятельность, не имеющая даже внешних аналогий с законным бизнесом. Экспертами принято считать, например, что российские криминальные группировки характеризуются самым широким спектром подобной активности. Им все равно — является ли перевозимый товар наркотиками, оружием, редкими металлами или
радиоактивными материалами. Важно, чтобы та или иная операция приносила прибыль. Столь же приемлемы для них в смысле приоритетной цели банковское мошенничество, вымогательство, проституция, кражи автомобилей и похищение людей. Но в любом случае основная, конечная цель упомянутых и не названных видов их деятельности — получение наживы.
Иногда криминальные сообщества — таковы, скажем Китайские Триады — используют свои структуры как для легальной, так и для нелегальной активности. Более того, по свидетельству исторических источников, многие из существующих криминальных организаций создавались не как преднамеренно задуманные преступные объединения, а как группы содействия социальным процессам или подпольные общества по оказанию поддержки преследуемым этническим и политическим движениям. Те же Китайские Триады или Сицилийская мафия, если заглянуть достаточно далеко в прошлое, берут свое начало отнюдь не от группировок, предназначенных для осуществления нелегальной экономической деятельности. Первоначально они возникли как организации по отстаиванию интересов членов определенных региональных и этнических общин в трудные для них времена. Защищая эти общины от анархии или произвола властей, подобные структуры, по сути, играли роль движений сопротивления. В народных легендах их участники слыли героями, по мнению же властей — просто бандитами. С течением времени грань между героическим сопротивлением несправедливости, с одной стороны, и криминальной активностью — с другой, постепенно стиралась, ибо группы, действующие вне закона и в оппозиции к существующему правительству, постепенно сосредоточивались главным образом на нелегальной и легальной активности, приносящей доход. И как только доминирующей целью деятельности становилась нажива, вся иная мотивация, в том числе политическая, отступала на второй план.
Конечно, не все криминальные сообщества возникали как результат перерождения групп сопротивления. Предшественниками многих из них являлись тривиальные шайки воров и бандитов. Но, даже будучи достаточно организованными, они отличались небольшой численностью, локализованной активностью и ограниченными приемами и средствами. Выросшие из них крупнейшие криминальные сообщества
того типа, который вызывает наибольшую озабоченность, в абсолютном большинстве представляют собой мощные предприятия с транснациональными связями, вовлекающие в сферы своей деятельности сотни, а порой и тысячи наемных работников. При всей специфике их генезиса, разнообразии спектра деятельности и возможных особенностях мотивации основной целью деятельности этих преступных «трестов» и «корпораций» является получение прибыли.
Четвертый сущностный элемент характеристики криминальных сообществ заключается в специфике способов достижения ими главной цели, а именно — в готовности использовать насилие и подкуп для реализации и защиты своих интересов. Насилие и подкуп зачастую сопутствуют друг другу, причем преступные организации применяют их обдуманно, взвешенно, в специфических случаях и для решения вполне конкретных задач.
В частности, насилие выступает как одно из рациональных средств ведения «бизнеса». Дело не обходится, конечно, без индивидуально инициированных насильственных действий (эксцессов исполнителей) или актов жестокости как проявлений личной недисциплинированности внутри мафиозной структуры. Но, по общему правилу, насилие используется лишь в целях реализации деловых интересов: для запугивания или устранения конкурентов; предотвращения угрозы сообществу извне; поддержания дисциплины внутри организации. Уровень применения насилия может варьироваться в различных криминальных структурах (скажем, Медельинский картель более склонен к его применению, чем Кали картель), но в любом случае оно выступает преимущественно как сознательно контролируемый инструмент достижения прагматических целей.
Использованию насилия со стороны криминальных сообществ сопутствует целенаправленный подкуп ими прежде всего функционеров правоохранительных и других государственных органов. Правда, выше уже отмечалось, что в ряде случаев преступная организация обладает большей властью, чем само государство. Типичный пример тому — так называемая Объединенная Армия Бирмы. Однако, по общему правилу, криминальные группировки все же не могут позволить себе прямого насилия в отношении представителей официальных органов. Вместо этого они коррумпируют правоохрани-
тельные структуры во избежание нежелательных расследований, чтобы ускользнуть от ответственности. Обладание огромными суммами готовой наличности позволяет преступным организациям с необычайной легкостью использовать власть денег для подкупа официальных лиц высших эшелонов государственного управления, включая министров и глав правительств. Во многих регионах мира взяточничество, коррупция превратились в норму жизни, а организованная преступность выступает лишь как одна из форм бизнеса с использованием подкупа для реализации деловых интересов.
Пятой характерной, хотя и не во всех случаях присутствующей чертой является так называемая семейная, или этническая, основа, на которой строятся многие крупнейшие криминальные, в том числе транснациональные, организации. Поскольку преимущественно они существуют и действуют как замкнутые, внутренне интегрированные общества, то семейные узы (реальные или как своеобразная форма организации), особенно в обстоятельствах, когда все члены «семьи» могут нести ответственность за нелояльность одного из них перед организацией, представляют собой практическое решение проблемы обеспечения преданности и повиновения. Кодексы верности и ритуалы посвящения в члены организации, впечатляющие религиозные церемонии, наконец, этнические рамки независимо от семейных связей также помогают обеспечивать повиновение и лояльность участников группировки. В дополнение к перечисленным аксессуарам в мафиозных сообществах принято использовать жесткие процедуры отбора новых членов, снижающие возможность враждебных проникновений в их ряды. Кроме того, сам факт вовлеченности в подобную организацию, по сути ставящий субъекта вне закона и создающий угрозу его ареста, психологически помогает укреплению связи с мафиозной структурой. В тех же случаях, когда все упомянутое оказывается тщетным, убийство служит последним средством, гарантирующим лояльность и молчание.
Все это вполне объяснимо: члены криминальных сообществ нуждаются в доверии друг к другу. Противозаконный характер их деятельности, постоянное стремление правоохранительных органов внедриться в ряды преступных организаций и пресечь их существование делают необходимыми всякого рода персональные
ограничения, жизненно важные для обеспечения безопасности и физического выживания криминальных структур. Совершенно очевидно, что гораздо легче добиться этого внутри группы, члены которой хорошо знают друг друга, связаны узами родства, расовой, этнической общностью. Отсюда вытекает, кстати, одно из преимуществ, которым обладают этнически сплоченные транснациональные криминальные организации, когда они действуют за пределами места их происхождения. Специфические язык и культура создают дополнительные барьеры для проникновения в них извне, помогают обеспечить успех операций, минимизировать потери.
Таким образом, по своим основным характеристикам традиционные преступные сообщества мафиозного типа представляют собой спонтанно возникшие (нередко на семейной или этнической основе) или трансформировавшиеся из политических и религиозно-националистических течений, а также предумышленно сформированные организационные структуры, действующие за рамками закона в целях наживы с применением подкупа и насилия для реализации и охраны общегрупповых интересов. Подобное определение не добавляет ничего особенно нового в описание преступных организаций, существовавших столетиями. Вместе с тем целый ряд особенностей, присущих им сегодня, поднимает на новый (транснациональный) уровень ту опасность, которую они представляют для глобального социального порядка и стабильности государств, образующих мировое сообщество наций.
Организованную преступность конца ХХ в. характеризуют три новые существенные особенности: глобальный размах операций, заключающийся в традиционной криминальной активности, но в гораздо более широком контексте; рост связей, в том числе транснациональных, между криминальными сообществами, а также между этими структурами, с одной стороны, и другими общественно опасными группировками, не входящими в организованную преступность,— с другой; наконец, способность угрожать стабильности целых государств, препятствуя их экономическому развитию и подрывая демократические институты, торпедируя их союзнические отношения с другими странами. Эти характеристики, взятые в отдельности или вместе, отражают рост мощи криминальных (прежде всего транснациональных) синдикатов и заслуживают более подробного анализа.
В частности, способность осуществлять глобальные операции отличает транснациональные криминальные организации от традиционных мафиозных сообществ. Традиционные преступные группировки вросли своими корнями в национальную почву конкретных стран и, даже обладая в ряде случаев зарубежными связями, не оперируют на широком международном уровне. Их активность распространяется на территории, регионы или города преимущественно в рамках национальной юрисдикции одного государства. В частности, Американская мафия, именуемая также Ля Коза Ностра, представляет собой хорошо известный пример подобного типа криминального синдиката. Коза Ностра возникла в 30-е гг. двадцатого столетия в результате конфликта между бандами сицилийских иммигрантов в американских городах. Несмотря на то, что ее члены привнесли в новое сообщество традиции своего этнического происхождения, Ля Коза Ностра никогда не была орудием или подспорьем сицилийской мафии. Это сугубо американская криминальная организация. И хотя Ля Коза Ностра не обходилась без транснациональных связей, они выражались главным образом в покупке алкоголя и героина у зарубежных нелегальных структур. По своему организационному строению, спектру активности и территориальному контролю это внутринациональное, региональное мафиозное сообщество.
Новые транснациональные преступные группировки существенно отличаются от национальных внутренних организаций прежде всего тем, что были созданы или трансформированы специально для высокоуровневой криминальной деятельности международного масштаба. Наиболее характерными из таких организаций являются колумбийские картели. Они представляют собой вертикально интегрированный глобальный бизнес, обслуживаемый десятками тысяч наемных специалистов и ассоциированных сотрудников. В равной мере к транснациональной генерации преступных группировок относятся Китайские Триады, хотя и менее жестко структурированные, но интенсивно осуществляющие заграничные операции, зачастую в кильватере усиливающейся китайской эмиграции. Названные и им подобные транснациональные криминальные сообщества крупнее и гораздо прибыльнее, чем традиционные мафиозные объединения. В частности, по оценкам ФБР, если Коза Ностра к началу ХХ1 столетия состояла
лишь из 25 «семей» общей численностью около 2 тыс. членов, то колумбийская кокаиновая индустрия насчитывала примерно 100 тыс. человек, не считая Перуанского и Боливийского филиалов. Хотя и не все из ее участников были вовлечены непосредственно в преступную деятельность, численный их состав свидетельствует об огромных потенциальных возможностях новых преступных организаций. Размер денежной массы, получаемой ими в результате нелегальной деятельности, также превосходит доходы традиционных групп. Одни только колумбийские картели, представленные более чем 500 компаниями, извлекают из торговли наркотиками в США более 20 млрд долл. ежегодной прибыли. Китайские Триады не в состоянии получить такие же прибыли, как колумбийские картели, тем не менее их доходы превышают суммы выручки большинства традиционных организованных криминальных структур.
Транснациональные связи новых крупнейших мафиозных сообществ с другими преступными группировками, а также с террористическими, партизанскими и тому подобными организациями и даже с определенными кругами легального бизнеса — еще одна чрезвычайно характерная их черта. Хотя и традиционные криминальные организации также могут быть связаны с такими же группами за пределами своих стран, но, по общему правилу, они не осуществляют интенсивных заграничных операций, ограничиваясь эпизодическими контактами. Напротив, транснациональные преступные сообщества фокусируют свою активность в международной сфере, вступая в деловые связи с широким спектром субъектов. Эти контакты весьма разнообразны: иногда достаточно сложны по своей природе, иногда довольно натянуты и временны. Но зачастую преобладает тенденция к установлению взаимоотношений тесного делового сотрудничества с тремя вышеупомянутыми разновидностями партнеров. Остановимся на особенностях существующей между ними кооперации более подробно.
Как уже отмечалось, первый тип взаимоотношений транснациональных преступных сообществ строится с другими криминальными организованными группами. Скажем, в Андах организации наркодельцов из Боливии и Перу действуют в качестве региональных филиалов колумбийских картелей. Для развития системы транспортировки и переброски кокаина в США
колумбийцы укрепляют связи с группировками организованной преступности в Мексике. В целях освоения европейского рынка они используют аналогичные контакты с сицилийской мафией и другими европейскими криминальными структурами. Подготавливая потенциальные каналы для отмывания грязных денег, они же устанавливают связи с преступными сообществами в странах Восточной Европы и государствах бывшего Советского Союза.
Наблюдается и встречное движение. В частности, развитие событий свидетельствует, что колумбийские картели вступили в прямой союз с российской мафией с целью осуществления совместного наркобизнеса в Карибском бассейне. Другой пример подобного рода: члены итальянской и российской мафиозных структур договорились о разделе сфер влияния и видов активности. В соответствии с соглашением итальянские группы используют Чехословацкую Республику для рекреационных целей и организации операций поддержки; для российских структур — это место сделок с оружием, транспортировки наркотиков, вымогательства, организованной проституции и отмывания грязных денег. Даже если подобное соглашение не расценивать как стратегический союз, все равно оно является средством кооперации и ограничения конфликтов между транснациональными криминальными организациями.
Указанный тип контактов заметно расширяет спектр и операционные возможности транснациональных преступных сообществ и, что еще важнее, позволяет им обмениваться информацией об операциях правоохранительных ведомств в международных масштабах, о технике прикрытия этих операций, а также способствует гибкости, быстроте и творческой приспособляемости организованной преступности в ходе противостояния правоохранительным службам. В частности, после успешных попыток правоохранительных органов США перекрыть героиновый поток из Турции благодаря кооперации целого ряда криминальных группировок возникли новые источники поставок из Юго-Восточной и Юго-Западной Азии, а также из Мексики. Была зафиксирована необычайная гибкость и избирательность поставщиков наркотиков в отношении маршрутов и видов транспортных средств в зависимости от методов и направлений деятельности правоохранительных структур. Когда американским властям удалось поставить надежный
заслон наркопотоку во Флориду из Карибского бассейна, транспортировка наркотиков резко возросла через Центральную Америку и Мексику. Оперируя на международной арене, пересекая межгосударственные границы там, где им заблагорассудится, транснациональные преступные сообщества способны совместными усилиями расстраивать локальные мероприятия правоохранительных органов. При этом диверсификация деятельности, локализация или рассеивание риска неизмеримо усиливают способность транснациональных организаций преступников восстанавливаться после понесенных потерь и продолжать нелегальный бизнес, используя бреши в международном сотрудничестве государств по борьбе с преступностью.
Крупнейшие транснациональные криминальные структуры не исчерпывают, однако, свои связи лишь рассмотренным типом контактов. Они проявляют довольно настойчивую активность в сфере установления взаимоотношений с целым рядом террористических организаций, в частности, с отрядами Сендеро Люминозо в Перу, с Революционными Вооруженными Силами Колумбии и др. Обе названные группировки именуют себя коммунистами-подполь-щиками, или партизанами, ведущими долговременную вооруженную борьбу против перуанского и колумбийского правительств. И хотя зачастую конкурентная борьба за «лакомые» сферы выливается в острые, сопровождающиеся насилием конфликты между террористами и мафиози, все же комплекс деловых (хотя и не простых) взаимоотношений между ними развивается. Почвой для таких отношений является общий противник — национальные правительства и громадные прибыли, извлекать которые позволяют производство, транспортировка и торговля наркотиками. Именно поэтому вышеназванные террористические организации заключили соглашение с колумбийскими картелями, обязавшись оказывать им дополнительную помощь в размещении посевов наркокультур, создании условий для осуществления других стадий наркобизнеса в обмен на получение наличных денег. Формально такое соглашение можно расценивать как своеобразное налогообложение, но для картелей это всего лишь элемент себестоимости их товара.
Похоже, что различие между террористическими группами, декларирующими главным образом политические цели, и транснациональ-
ными криминальными сообществами, руководствующимися экономическими интересами, становится все более размытым. Конфронтация террористических организаций с государственной властью, утрата ими поддержки со стороны широких слоев населения заставляет их искать альтернативные источники финансовой подпитки своей деятельности. Транспортировка наркотиков и другие виды криминальной деятельности являются, очевидно, наиболее подходящими для таких источников. Кроме того, по мнению отдельных экспертов, некоторые из транснациональных преступных сообществ сегодня рассматривают заманчивую возможность широкомасштабного шантажа, открывающуюся в связи с контрабандным получением радиоактивных материалов от террористических организаций. Так или иначе, все это усиливает процесс конвергенции криминального бизнеса и политического терроризма или, как минимум, все чаще стимулирует установление кооперативных связей между ними.
Следует добавить также, что новые глобальные преступные синдикаты интенсивно развивают транснациональные связи не только с криминальными предприятиями и партизанско-террористическими организациями, но временами и с некриминальными деловыми группами, не гнушающимися использованием возможностей «нелегального потенциала». Иначе говоря, легальные структуры, в свою очередь, стимулируют способность преступных сообществ создавать принципиально новые рынки товаров и услуг. Кроме того, международная экспансия транснациональных преступных группировок исключает дополнительный импульс от использования «деловых» контактов в связи с созданием новых «продуктов», скажем, таких, как «крэк», который в середине 80-х гг. минувшего столетия революционизировал кокаиновый рынок в США. Чрезвычайно эффективным было также открытие новых рыночных пространств для традиционного и модернизированного видов этого наркотика. Это удалось осуществить, в частности, латиноамериканским кокаиновым картелям в Европе, установив связи с европейскими криминальными сообществами.
Таким образом, ясно, что стратегические международные контакты (а иногда и целые союзы) транснациональных криминальных сообществ, а также их связи с другими упоминавшимися здесь группами стали вполне типичными. Они
рассчитаны на добывание и обмен информацией, совместное блокирование деятельности правоохранительных ведомств на национальном и международном уровнях, подрыв общественного порядка и средств социального контроля над организованной преступностью и, прежде всего, реализацию «деловых» перспектив криминального бизнеса. Извлекая взаимные выгоды из подобного альянса, его субъекты укрепляют и усложняют свой потенциал, расширяют деловые возможности, представляя тем самым новую серьезную угрозу мировому сообществу.
Некоторые специалисты усматривают в этом даже развитие некоего мафиозного пакта, имеющего целью поделить мир на криминальнофеодальные вотчины. Однако тщательный анализ свидетельствует, что реальную ситуацию следует оценивать в менее грандиозных и более прозаических категориях, чем «всемирная мафия» или «глобальная организованная преступность». На деле речь может идти скорее о вза-имоудобном, базирующемся на четких экономических соображениях сосуществовании преступных объединений, но не о всемирном криминальном заговоре. Не существует глобального криминального сообщества. Просто многие преступные организации вовлечены в нелегальную деловую активность, связанную с пересечением границ. Нередко они конкурируют друг с другом, но это не умаляет значения их кооперации, основанной на понимании того, что она резко повышает способность транснациональных преступных группировок обходить правительственный контроль.
Третья существенная особенность организованной преступности конца ХХ в. неразрывно связана с двумя предыдущими. Дело в том, что криминальная деятельность транснациональных мафиозных сообществ в комбинации с активностью мощных, хорошо финансируемых и представляющих постоянную угрозу государственного переворота партизанских групп представляет собой двойной вызов авторитету многих национальных правительств, ответить на который последние просто не в состоянии. Последствиями такого противостояния являются нанесение урона экономике и разрушение общественного порядка. Рассмотрим эту ситуацию более предметно.
Прежде всего, было бы неверно игнорировать существенный вред общественному порядку и легальному бизнесу, наносимый традицион-
ными, базирующимися в национальных пределах конкретного государства криминальными организациями. Как показывает опыт, чаще всего этот вред выражается в коррумпировании представителей власти, проникновении в профсоюзы, отмывании денег, насильственных актах в ходе борьбы за сферы влияния, торговле наркотиками и т. п., т. е. во всей той многообразной криминальной деятельности, которая традиционно осуществляется в целях получения наживы. Однако какими бы богатыми и мощными ни были обычные преступные группировки, объективно их активность в целом не представляет прямого вызова политическому устройству, судьбе государства. Официальные власти способны поставить им эффективный заслон. Это наглядно подтверждает успех правоохранительных служб США, нанесших парализующий удар и деморализовавших ряды Коза Ностра.
Иное дело — крупнейшие транснациональные криминальные сообщества. Они представляют более серьезную угрозу, которая определяется масштабами охвата ими транснационального пространства и неуемной наглостью в «стрижке купонов». В частности, Медельинский картель в недавнем прошлом чувствовал себя настолько мощным, что бросил прямой вызов суверенитету и целостности колумбийского государства, а с ним и всему международному сообществу. И хотя за минувшие годы ожесточенной борьбы ему был нанесен существенный урон с потерей части кадрового состава и капитала, колумбийские кокаиновые дельцы не только избежали полного уничтожения, но продолжают процветать и диверсифицировать свою деятельность. Самостоятельно или в кооперации с различными партизанскими группами из Колумбии и Перу они по-прежнему способны контролировать огромные районы Анд, подменяя официальную власть. Реанимированный картель продолжает поставки огромного количества наркотиков через Карибский бассейн и Мексику в США. Даже в тоталитарной Кубе ему удалось коррумпировать должностных лиц на всех ступенях иерархии, включая высокопоставленных военных и министров. Но эта способность манипулировать правительствами или бросать прямой вызов нациям и международному праву является лишь частью представляемой ими угрозы.
Существуют также весомые доказательства того, что крупнейшие транснациональные криминальные сообщества способны оказывать
глубокий негативный эффект на местные экономики. В Андах, например, отвлечение трудовых ресурсов в нелегальную активность, использование огромных посевных площадей для выращивания наркосодержащих культур, инспирирование инфляционного давления — все работает на подрыв надежности местной экономики, которая и так не очень уж сильна, особенно в Перу и Боливии. Так, Латинской Америке и Азии наряду с упомянутым и многими другими регионами преимущественного выращивания наркокультур приходится расплачиваться резким подъемом местного потребления наркотиков и, как следствие, деформацией систем социальной поддержки и медицинского обслуживания населения. В частности, в Пакистане и Афганистане в последние годы взлетел уровень наркомании, породив упомянутые деформации. Аналогичная ситуация складывается в Южном Китае, где властям всего лишь несколько лет назад как будто удалось сократить поставку и потребление наркотиков. В Иране, Индии, Нигерии, странах Карибского бассейна, Мексике, России наблюдается такое же положение.
Картину дополняют последствия проникновения транснациональных криминальных организаций на финансовые рынки многих стран, в международную банковскую систему. Коррумпирование финансовых институтов вызывает все возрастающую озабоченность в связи с тем, что транснациональные мафиозные сообщества используют международные финансовые сети для отмывания денег и для прикрытия дальнейшей нелегальной деятельности. Даже крупнейшие развитые страны не обладают соответствующим иммунитетом. Французское правительство, например, чрезвычайно обеспокоено финансовой экспансией итальянской мафии на юг страны и наращивает потенциал служб безопасности с целью остановить экономическую агрессию. Подобными же соображениями руководствовалось Британское правительство, учредив специальную уголовноразведывательную службу.
Но существует, вероятно, еще большая и долговременная угроза, чем прямой вызов официальным властям и интегральности финансовой системы со стороны транснациональных преступных организаций. Разрушительным следствием такого неповиновения законным правительствам и коррумпирования их должностных лиц и целых государственных институтов яв-
ляется подрыв веры широких слоев населения в реальность государственного руководства как такового. В ситуациях, когда правительства не способны обеспечить исполнение традиционных для государственного управления функций, правовые институты перестают эффективно соответствовать жизненным реалиям, появление мощных, жизнеспособных криминальных структур превращает официальную государственную власть в фикцию. В некоторых регионах мира, в частности, в Южной Азии и Андах мафиозные сообщества вообще являются единственной формой управления, когда-либо известной многим из проживающих здесь людей. Другой пример — ряд независимых государств, некогда союзных республик в составе бывшего СССР. Полностью базирующиеся на национальной основе криминальные организации могут там уже всерьез конкурировать с правительствами в осуществлении некоторых государственных функций. В частности, они способны предложить многим отчаявшимся гражданам доступ к дающей хоть какой-то заработок экономической активности. Как только этим группировкам удается установить взаимовыгодные контакты с крупнейшими транснациональными преступными организациями и обучиться технике расширения своего рынка, они стремительно начинают наращивать мощь и влияние, не оставляя шансов официальной власти на эффективный контроль за социальноэкономической ситуацией.
При тех обстоятельствах, когда авторитет официальной власти слаб или отсутствует, некоторые мощные криминальные сообщества подают себя в качестве легитимного политического авторитета. Тот же Медельинский картель рассматривает себя как квазиправительственную организацию в контролируемом им регионе. Активно влияя на исход общенациональных выборов, он жестко использует свою мощь с целью заставить правительство Колумбии осуществить назначения «нужных людей» на ключевые государственные посты на долевых с картелем началах. Ряд подобных же, но именующих себя «национально-либеральными» движений, очевидно связанных с нелегальной торговлей наркотиками, также сформулировал соответствующую политическую философию, с помощью которой надеется добиться государственной власти. Причем политический способ ее получения здесь настолько же принудителен, как и эконо-
мический. По мере того как крупнейшие транснациональные преступные организации сознают степень своей влиятельности и мощи перед лицом слабых правительств, они устремляют свои усилия за пределы мягкой нейтрализации или полуоткровенного контроля государственных, в том числе правоохранительных, ведомств к прямому присвоению себе правительственных функций.
Сложившаяся ситуация обусловлена комплексом обстоятельств как глобального, так и национального уровней.
Прежде всего, стремительный рост транснациональных криминальных группировок в значительной мере является результатом глубоких перемен в глобальной экономике и политике. Возникновение и развитие «мировой деревни» (по расхожему выражению лидеров мировой политики, в частности, бывшего президента США Б. Клинтона) во второй половине ХХ — начале ХХ1 в. фундаментально изменило контекст, в котором оперируют как законный, так и преступный бизнес. Соответственно, целый ряд социальных, политических тенденций наложил отпечаток на формирование нового жизненного пространства, в котором функционирует организованная преступность.
К их числу следует отнести, в частности, тенденцию развития коммуникационных технологий, а также связанные с этим усложнение методов и общий размах глобальных финансовых операций с ежедневным движением в трансфертной финансовой сети триллионов долларов. С одной стороны, системы электронного трансферта фондов, факсы и сотовые телефоны до минимума упрощают деловые контакты. С другой стороны, они же создают невиданные ранее возможности для транснациональной криминальной активности, затрудняют контроль над движением мировых денег, предоставляют преступным группировкам новые средства для осуществления нелегальных операций с большей легкостью и неуязвимостью. По мнению многих экспертов, это резко стимулировало компьютерную преступность, порнографию и проституцию, торговлю на черном рынке радиоактивными материалами, контрабанду мигрантов, поставку наркотиков и оружия, торговлю человеческими донорскими органами, отмывание грязных денег и многое другое. Таким образом, побочным (негативным) результатом достигнутых успехов в технологиях и международных коммуника-
циях стало существенное затруднение государственного мониторинга криминальной активности, облегчение контактов между транснациональными преступными организациями, общий рост транснациональной организованной преступности.
Другая характерная тенденция последнего десятилетия — проницаемость национальных государственных границ и таможенных барьеров, уменьшение их значения. В частности, границы огромной протяженности практически открыты между США и Канадой, США и Мексикой, между странами Европейского сообщества, между республиками бывшего Советского Союза. Открытие тысячемильных свободных торговых зон с очень слабым таможенным контролем и символической пограничной охраной создали благоприятный климат для деятельности транснациональных криминальных сообществ. Люди, товары, деньги и оружие циркулируют, в сущности, в пространствах без границ.
Следующая тенденция глобального характера, наложившая отпечаток на развитие организованной преступности,— неуклонный рост иммиграционных потоков. Именно с этим обстоятельством, прежде всего, связано разрастание этнических криминальных сообществ, довольно жестко коррелирующее с иммиграционными моделями. В минувшее десятилетие экономический пресс и широко распространившиеся этнические беспорядки стимулировали интенсивный поток беженцев и иммигрантов именно из тех регионов, где главным образом базируются транснациональные преступные группировки. Речь идет преимущественно о Восточной Европе, Азии и Ближнем Востоке. Именно там наблюдается активный «исход» беженцев в развитые государства. Не случайно к началу ХХ1 в. азиатское население одних только Соединенных Штатов по сравнению с началом 80-х гг. выросло на 108 % — с 3,5 до 7,3 млн человек. Китайское население США увеличилось на 104 % — с 806 тыс. до 1,6 млн человек. Аналогично выглядит ситуация в Российской Федерации.
Хотя подавляющее число иммигрантов законопослушно, криминальные организации эксплуатируют иммигрантские общины самыми различными способами. Они предоставляют нелегальным иммигрантам убежище. В свою очередь, иммигрантские общины служат кадровым резервом для преступных организаций. Этому способствует постоянный страх нелегальных
(да и легальных) иммигрантов попасть в поле зрения правоохранительных ведомств, поскольку недавний горький опыт в стране происхождения побуждает подобных лиц избегать сотрудничества с полицией и в новых странах. Более того, полиция «новой родины» традиционно не расположена к тому же уровню взаимоотношений с иммигрантами, что и с коренными гражданами. У иммигрантов нет достаточных политических связей, к тому же полиция находит слишком обременительным сотрудничество с ними, учитывая особенности их культуры и языка. Вполне обоснованно, на наш взгляд, многие эксперты предсказывают дальнейший рост транснациональной криминальной активности со стороны выходцев из республик бывшего Советского Союза, бывшей Югославии, целого ряда стран Азии и Африки.
К числу факторов глобального уровня, стимулирующих расцвет транснациональных преступных организаций, несомненно, относится громадный мировой «аппетит» к наркотикам, особенно к кокаину, генерирующий огромные суммы. Они обрушиваются на современное общество, коррумпируют все вокруг, подрывают мировую финансовую систему. Подобная ситуация, в свою очередь, рождает новые, беспрецедентные возможности для транснациональной криминальной активности. Именно в контексте этих обстоятельств запрещенные наркотики приобрели характер мирового товара невероятного значения. По приблизительным оценкам специалистов, их мировой оборот составляет около одного триллиона долларов, т. е. сумму, превышающую годовой объем торговли нефтью.
Очевидно, незаконный оборот наркотиков является одним из главных видов мировой экономической активности, и очень похоже на то, что в недалеком будущем запрещенные наркотики приобретут еще большую товарную значимость. Для мелких фермеров и крестьян во многих странах мира избрание для выращивания именно наркосодержащих культур имеет огромный экономический смысл, поскольку рынки других сельскохозяйственных продуктов малоприбыльны и более нестабильны. Часто даже там, где существует необходимая маркетинговая структура и экспертиза, правительственный контроль затрудняет или делает невозможным для крестьян проникновение на легальный рынок. Зато наркопредприниматели сегодня сравнительно легко проникают даже на те рынки, где наркотики
в прошлом не были популярным товаром. Это означает, что при отсутствии кардинальных перемен в отношении к данной проблеме сырьевые запасы для наркоиндустрии будут по-прежнему охотно предлагаться их производителями.
Существенное влияние на динамику транснациональной организованной преступности оказывает также фактор «международной неуправляемости». По мнению экспертов, интенсивность транснациональной криминальной активности находится в корреляционной связи с глобальной тенденцией неуправляемости, т. е. с падающей способностью правительств управлять современным государством, предоставлять адекватное, эффективное обслуживание обществу. В целом ряде случаев криминальные сообщества оказались способны наращивать свою мощь лишь потому, что огромные регионы (такие как Афганистан, Анды, районы Амазонки и Латинской Америки) находились практически вне контроля центральных правительств. И сегодня преступные организации продолжают свою экспансию в глубь упомянутых регионов, по сути, осуществляя основные формы управления на большей части их территории. Другим проявлением анализируемой тенденции является прямое отвоевывание криминальными группировками у центральных правительств функции контроля над регионами. Подобное происходит, к примеру, в Бирме и Перу, где государственная власть фактически утратила свой авторитет частично или полностью. Однако такая ситуация не ограничивается только малыми государствами. Существует достаточно свидетельств того, что огромные районы Центральной Азии, Афганистана, Пакистана, Южного Китая, Мексики оказались за пределами правительственного контроля, став местом интенсивного культивирования наркокультур. К сожалению, специалисты в области политической географии предсказывают продолжение глобальной фрагментации и, как результат, создание еще более благоприятных условий для преступных организаций в плане осуществления активности в районах, ключевых для транспортировки наркотиков и контрабанды живого товара.
Мировому распространению и развитию транснациональных криминальных сообществ способствует также относительная дезорганизованность правоохранительных структур, наблюдающаяся сейчас почти повсеместно на национальном уровне и тесно корреспондирующая
с фактором «международной неуправляемости». Предупреждение, пресечение и успешное расследование деятельности организованных преступных группировок всегда было достаточно трудным делом во всех странах даже в лучшие времена. И потому многие традиционные криминальные сообщества выживали под натиском правоохранительных ведомств в течение десятилетий. Теперь же государства столкнулись с опасностью, представляемой транснациональными преступными организациями и, как уже отмечалось, эти сообщества гораздо мощнее, чем большинство их предшественников. Они оперируют в глобальных масштабах, что делает весьма проблематичной возможность для правоохранительных служб любой отдельно взятой юрисдикции нейтрализовать важнейшие сферы криминальной активности. По совпадающей оценке опрошенных специалистов, сегодня нет оснований считать, что правоохранительные органы любой отдельно взятой страны, включая США или любое другое мощное государство, достаточно оснащены и подготовлены, чтобы эффективно принять вызов новой «генерации» организованной преступности.
Другой важнейший фактор, существенно стимулирующий рост транснациональных криминальных организаций, опять-таки связан с национальным, внутригосударственным уровнем детерминации. Речь идет, в частности, о том, что в рамках национального уровня преступные группировки наращивают зарубежную активность прежде всего там, где правительства коррумпированы, ослаблены, раздираемы внутренними противоречиями. Ярким свидетельством подобной ситуации служит стремительный расцвет транснациональных преступных группировок в тяжелейших социальных, политических и экономических условиях, в которых оказались правительства республик бывшего СССР, ряда других государств Восточной Европы, Азии.
Вообще говоря, «слабое» правительство — это лишь одна из категорий правительств, которые позволяют поставщикам наркотиков, транснациональным криминальным организациям оперировать безнаказанно. Существует и другая их разновидность — «молчаливо примиряющиеся» с подобной ситуацией правительства, которые скорее не хотят, чем не могут предпринять контрмеры в отношении преступных сообществ то ли из-за опасения неприятных для себя последствий, то ли потому, что расценивают «чистый»
эффект от транснациональной криминальной активности как приносящий определенную пользу их стране. В Пакистане и Афганистане, например, власти практически не препятствуют производству опиума, его транспортировке, фактически потворствуя наркодельцам. Это выражается, в частности, и в минимальном числе случаев расследования подобных дел, которые к тому же не имеют логического, с точки зрения правосудия, завершения в смысле привлечения виновных к ответственности. Подобная атмосфера попустительства является идеальной для базирования преступных организаций.
Так называемые коррумпированные правительства представляют собой третью разновидность в анализируемой классификации. Их специфика определяется тем, что члены этих правительств так основательно наживаются, в частности, от операций с наркотиками, что просто не заинтересованы в воспрепятствовании или полном блокировании криминальной активности.
Наконец, четвертая, тесно связанная с предыдущей категория определяется специалистами однозначно — «наркократия», т. е. правительства, которые сами глубоко увязли в торговле наркотиками и иных формах преступной деятельности. В частности, в Боливии в ранние 80-е гг. «наркократия» представляла собой, вероятно, самый яркий пример прямой связи правительства с преступной организацией, занимавшейся торговлей наркотиками. Специалисты утверждают, что невозможно было провести грань между военным боливийским правительством и поставщиками наркотиков4. Разница между косвенно и прямо сотрудничающими с мафиозными структурами правительствами заключается, таким образом, лишь в степени вовлеченности властей в наркоиндустрию или другие формы преступной деятельности.
Очевидно, что некоторые правительства могут характеризоваться одновременно и как слабые, и как коррумпированные. В частности, слабость многих посткоммунистических правительств идет рука об руку с их коррумпированностью. В результате государственная власть, сфера бизнеса и криминальные структуры становятся все более переплетенными, срастаются в единый чудовищный конгломерат. И чем он монолитнее, прочнее, тем раскованнее функционируют транснациональные преступные организации, не опасаясь серьезных препятствий со стороны
служб безопасности. Самоопределившись в качестве автономной единицы, транснациональное криминальное сообщество может заниматься затем незаконным бизнесом, прекрасно понимая, что даже если некоторые из видов его нелегальной активности будут блокированы, то организации в целом ничего серьезного не грозит. Кроме того, суверенитет «родного» государства, в котором базируется сообщество, а с ним и национальные симпатии, становятся серьезным препятствием на пути других государств, пытающихся пресечь преступную деятельность или нанести сокрушительный удар по этой организации. Свидетельство тому — непростые отношения между правительствами некоторых латиноамериканских стран, в частности, Колумбии, служащих прибежищем для транснациональных мафиозных структур, и Соединенными Штатами Америки, не оставляющими попыток нейтрализовать активность наркокартелей.
Таким образом, возросшее взаимодействие между странами, облегчение международного общения, проницаемость межгосударственных границ и глобализация финансовых сетей, усиление иммиграционных потоков, а также факторы международной неуправляемости и относительной дезорганизованности действий правоохранительных структур прямо или косвенно стимулировали создание всемирного рынка для транснациональных преступных организаций. В свою очередь, усиление международной экономической активности во многом облегчило сокрытие незаконных сделок, транспортировку нелегальных товаров, поскольку службы безопасности и таможенные органы любой из стран не способны с достаточной эффективностью инспектировать большую часть транспортных потоков, грузов и людей, прибывающих на их территорию. В конечном итоге современные транснациональные криминальные структуры осуществляют получение и размещение доходов от своей противозаконной деятельности
с невиданной скоростью, легкостью и безнаказанностью, чему существенно способствует слабость, коррумпированность многих национальных правительств.
При этом не только объективные мировые тенденции способствовали транснациональной активности криминальных группировок (как, впрочем, и легальных международных корпораций), но, к сожалению, и сам криминальный характер этих организаций оказался чрезвычайно удобным в ходе использования ими вышеуказанных тенденций. Коль скоро транснациональные мафиозные сообщества оперируют в обход правил, норм и законов внутренней юрисдикции отдельных стран, их мало беспокоит нелегальный характер пересечения тех или иных национальных границ. Они существуют и действуют вне обычных (легальных) структур власти, управления или мировой политики, используя и развивая изощренные стратегические подходы с целью обойти правоохранительные барьеры отдельных государств или контроль со стороны мирового сообщества в целом.
Более пристальное внимание мирового сообщества к сложившейся ситуации представляется чрезвычайно важным как для понимания наметившихся тенденций, так и для развития соответствующих контрмер в отношении угрозы транснациональной организованной преступности.
Примечания
1 См., напр.: Воронин, Ю. А. Транснациональная организованная преступность. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. юрид. акад., 1997. 72 с.; Транснациональная организованная преступность : дефиниции и реальность / под ред. В. А. Номоконова. Владивосток : Изд-во Дальневост. ун-та. 2001. 375 с.
2 См. напр., данные исследований организованной преступности : Режим доступа : http://www.organized-спше ^еЛМех. Ыш1
3 См. : Гуров, А. И. Организованная преступность — не миф, а реальность. М., 1990. С. 19.
4 Воронин, Ю. А. Указ. соч. С. 26.
