Научная статья на тему 'Современные квазидемократии'

Современные квазидемократии Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
1742
237
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Рябушкина Валентина Аркадьевна

Отталкиваясь от составленного Л.Даймондом перечня ключевых компонентов либеральной демократии, В.А.Рябушкина вводит и обосновывает концепт квазидемократии, позволяющий идентифицировать и описывать режимы, претендующие на демократичность, но при этом отклоняющиеся от модели либеральной демократии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Современные квазидемократии»

*пщ

а/Ц^^си

В.А.Рябушкина

СОВРЕМЕННЫЕ КВАЗИДЕМОКРАТИИ

«Демократии с прилагательными»

1 Даймонд 1999: 16; Table 2007.

2 О «волнах демократизации» см.

Хантингтон 2003.

3 Fukuyama 1992.

4 Закария 2004: 89; см. также Zakaria 1997.

Последняя треть XX — первые годы XXI в. стали временем триумфального шествия демократии по планете. Если в 1974 г. на статус демократических могли претендовать лишь 39 стран мира, то к 1995 г. их число увеличилось до 117, а к 2007 г. — до 1241. «Третья волна демократизации» настолько превосходила по масштабам предыдущие2, что некоторые ученые заговорили о наступлении эры либеральной демократии, у которой не осталось «жизнеспособных альтернатив»3. Однако довольно скоро обнаружилось, что так называемый «демократический транзит» отнюдь не всегда ведет к утверждению либеральной демократии западного образца. Во многих из вступивших на этот путь стран сложились режимы, воспроизводящие институциональный дизайн западных демократий, но наполняющие его иным содержанием. Более того, оказалось, что формальные демократические процедуры могут исполнять роль фасада, за которым скрываются авторитарные практики.

Попытку осмыслить природу подобных режимов предпринимали многие исследователи. Для обозначения их специфики использовались понятия «фасадная демократия», «ограниченная демократия», «управляемая демократия» и т.д., что привело к появлению огромного числа «демократий с прилагательными».

Так, исследуя состояние демократии в современном мире, Фарид Закария пришел к выводу, что как минимум в половине демократизирующихся стран «перемешаны выборность и авторитаризм»4. Такого рода «гибриды» были определены им как «нелиберальные демократии», то есть демократии без конституционного либерализма.

На возникновение в ходе «третьей волны демократизации» гибридных режимов, соединяющих в себе элементы демократии и авторитаризма, обращал внимание и Филипп К. Шмиттер. Им было выделено два типа таких режимов — «демократура» и «диктабланда». Согласно его заключению, данные гибриды появляются в условиях инициированного или навязанного сверху транзита, когда «прежние правители пытаются защитить свои интересы путем „прививки" авторитарных приемов вновь возникающему режиму». В случае проведения либерализации без демократизации (то есть предоставления гражданам некоторых индивидуальных прав без согласия на подотчетность власти), складывается диктабланда. Если же демократизация не сопровождается либерализацией (выборы проводятся, но при гарантированной победе правящей партии, исключении из участия в электоральном процессе

' Шмиттер б.г.

6 Jaggers, Gurr 1995: 478.

7 Ibidem.

8 Carothers 2002: 9—10.

определенных общественно-политических групп и/или лишении выборных структур реальной власти), возникает демократура5.

Сходная тенденция была зафиксирована Тэдом Гарром и Кейтом Джаггерзом. Пытаясь разработать систему критериев, позволяющих отделять демократии от автократий, они обнаружили довольно большую группу политий, «институциональная структура которых не полностью авторитарна, но и не полностью демократична»6. Подразделив подобного рода «несвязанные политии» на «несвязанные демократии» и «несвязанные автократии», исследователи отнесли к первой категории политические системы, где при наличии важнейших институтов демократии налагаются серьезные ограничения на политическое участие, соревнование и/или гражданские свободы, а ко второй — политические системы, которые, несмотря на авторитарный характер основных структур, предоставляют определенные возможности для политического участия и соревнования и/или обеспечивают защиту гражданских прав7.

Несколько иную трактовку «переходных» режимов предлагает Томас Каротерз. Констатировав, что из примерно 100 существующих сегодня «переходных» стран к либеральной представительной демократии движутся только 20 (государства Центральной Европы и Балтии, Тайвань, а также некоторые латиноамериканские страны, в частности Чили и Уругвай), он включает остальные страны в так называемую «серую зону». Обладая рядом атрибутов демократического режима (наличие оппозиционных партий и независимого гражданского общества, регулярные выборы, демократическая конституция), эти страны страдают от серьезного дефицита демократии, выражающегося в слабом представительстве гражданских интересов, низком уровне политического участия, игнорировании закона официальными лицами, нарушениях свободы и справедливости выборов, ставящих под вопрос их легитимность, недоверии граждан к государственным институтам и неизменно плохом функционировании таковых8.

По оценке Каротерза, «зависание» в «серой зоне» может быть следствием как бесформенного плюрализма (feckless pluralism), так и однозначного доминирования некоей политической силы (dominant-power politics). В случае «бесформенного плюрализма» в обществе сохраняется достаточный высокий уровень политической свободы, регулярно проводятся выборы и у власти чередуются различные политические группировки, но при этом политическое участие основной массы населения сводится лишь к голосованию на выборах, а большинство группировок, борющихся за власть, коррумпированы, неподотчетны гражданам и заботятся только о своей выгоде. В свою очередь, в режимах с доминирующей политической силой, несмотря на наличие основных институтов демократии и определенного уровня политического участия, не происходит чередования политических элит, что нередко приводит к стиранию грани между правящей партией (лидером и т.п.) и государством.

Особая разновидность модифицированной демократии была описана Гильермо О'Доннеллом. Проанализировав ситуацию, сложившуюся

9 ОДоннелл б.г.

10 Diamond 1997:

11.

11 Даймонд 1999:

13.

12 Diamond 1997: 18.

13 Даймонд 1999: 15.

_жпсжрш п ж Аошпзшга_

в ряде стран Латинской Америки, он обозначил сформировавшиеся там режимы как «делегативную демократию». В отличие от либеральной демократии, «делегативная демократия» исходит из представления, что «победа на президентских выборах дает победителю право управлять страной по своему усмотрению»9. Главная особенность подобной демократии — отсутствие горизонтальной подотчетности исполнительной власти, что связано с низким уровнем институционализации властных отношений и формальным характером законодательной власти. Неразвитость системы сдержек и противовесов превращает президента в высшего толкователя интересов нации, свобода рук которого ограничена лишь неформальной расстановкой сил в стране и установленными конституцией сроками пребывания в должности.

Собственная классификация «новых демократий», не дотягивающих до уровня либеральных, была предложена также Ларри Даймон-дом, который подразделил их на электоральные демократии и псевдодемократии. К электоральным демократиям им были отнесены системы, в которых «законодательная и исполнительная власть формируется посредством регулярных, честных, многопартийных выборов»10 и обеспечивается определенный минимум «гражданских свобод, необходимых, чтобы состязательность и участие имели реальный смысл»11. Режимы же, где «существование формальных демократических политических институтов, таких как многопартийные выборы, маскирует (зачастую для того, чтобы легитимировать) реальность авторитарного доминирования»12, квалифицировались им как псевдодемократии.

Среди обширной категории псевдодемократий Даймонд выделяет полудемократии, «сближающиеся с электоральными демократиями по уровню плюрализма, конкурентности и гражданских прав», «системы с гегемонистской партией», в которых «институционализированная правящая партия широко использует принуждение, патронаж, контроль над средствами массовой информации и другие средства, чтобы свести оппозиционные партии до положения заведомо второстепенных сил», «персоналистские и плохо институционализированные режимы», а также целый ряд промежуточных вариантов13. Главное отличие подобных режимов от автократий — это готовность терпеть оппозиционные партии, что, по мнению Даймонда, создает основу для прорыва к электоральной демократии.

Приведенные выше определения, взятые в совокупности, охватывают, пожалуй, все существующие на сегодняшний день отклонения от либеральной демократии. Это, однако, не снимает потребности в выработке общей системы критериев, на основе которой можно было бы четко идентифицировать такие отклонения. Облегчить решение этой задачи, как мне кажется, способен предлагаемый в настоящей статье концепт квазидемократии. Его использование позволяет не только выявлять соответствующие режимы, но и сравнивать их между собой, что, в свою очередь, необходимо для ответа на вопрос, почему многие демократии «третьей волны» так отличаются от западных.

Квазидемократия: определение понятия

14 Schumpeter 1944: 269.

15 Пшеворский

2000: 31.

16 Там же: 28.

Термин «квазидемократия», на мой взгляд, лучше всего подходит для обозначения режимов, претендующих на демократичность, но при этом так или иначе отклоняющихся от модели либеральной демократии, поскольку позволяет охватить все их подвиды. Ведь если исходить из значения латинского слова quasi (как бы, якобы, без малого), то квазидемократия — это и ложная, мнимая демократия, и почти демократия. Однако в любом случае речь идет о сравнении с демократией, поэтому, чтобы раскрыть содержание данного понятия, прежде всего следует определить, что здесь подразумевается под демократией.

Строго говоря, демократия — это не более чем идеалтипическая модель политического устройства. Реально существовавшие в разные времена и у разных народов (а также в теоретических построениях разных авторов) модели демократии значительно отличались друг от друга и по своим элементам, и по условиям функционирования. Версия демократии, принятая в современных западных странах, соединяет в себе ряд важнейших составляющих этих моделей.

Первое обязательное условие демократии — это наличие процедурного минимума, зафиксированного в «минималистской дефиниции» Йозефа Шумпетера, трактовавшего демократию как порядок «достижения политических решений, при котором индивиды обретают власть решать путем конкурентной борьбы за голоса народа»14. Позднее этот «минимум» был дополнен еще двумя процедурными условиями, предполагавшими непредрешенность исхода выборов и невозможность пересмотра их результатов. Сформулировавший эти требования Адам Пшеворский определял демократию как систему «организованной не-определенности»15, или систему, «при которой партии проигрывают выборы»16.

Помимо «процедурного» измерения, у современной западной демократии имеется и либерально-конституционное (верховенство права, разделение властей, жесткое соблюдение базовых прав и свобод граждан, защита прав меньшинств и др.). Подобный сплав демократии и либерализма (либеральная демократия) и выступает сегодня мерилом принадлежности конкретных режимов к категории демократических.

Для выявления возможных отклонений от данной модели целесообразно воспользоваться перечнем ключевых компонентов либеральной демократии, составленным Л.Даймондом. Одно из достоинств этого перечня заключается в том, что включенные в него характеристики во многом совпадают с критериями, которыми руководствуется «Freedom House» в своих ежегодных обзорах состояния свободы на планете, что позволяет использовать данные этой организации для идентификации квазидемократий.

Согласно Л.Даймонду, либеральная демократия обладает следующими свойствами.

«1.Реальная власть принадлежит — как фактически, так и в соответствии с конституционной теорией — выборным чиновникам и назначаемым ими лицам...

2. Исполнительная власть ограничена конституционно, а ее подотчетность обеспечивается другими правительственными институтами...

3. В либеральной демократии не только не предопределены заранее результаты выборов, не только при проведении последних велика доля оппозиционного голосования и существует реальная возможность периодического чередования партий у власти, но и ни одной придерживающейся конституционных принципов группе не отказано в праве создавать свою партию и участвовать в избирательном процессе...

4. Культурным, этническим, конфессиональным и другим меньшинствам, равно как и традиционно дискриминируемым группам большинства не запрещено (законом или на практике) выражать собственные интересы в политическом процессе и использовать свои язык и культуру.

5. Помимо партий и периодических выборов, имеется множество других постоянных каналов выражения и представительства интересов и ценностей граждан...

6. В дополнение к свободе ассоциаций и плюрализму, существуют альтернативные источники информации, в том числе независимые СМИ...

7. Индивиды обладают основными свободами, включая свободу убеждений, мнений, обсуждения, слова, публикации, собраний, демонстраций и подачи петиций.

8. Все граждане политически равны... а упомянутые выше личные и групповые свободы эффективно защищены независимой внепартийной судебной властью...

9. Власть закона ограждает граждан от произвольного ареста, изгнания, террора, пыток и неоправданного вмешательства в их личную

17 Даймонд 1999: жизнь...»17

13—14 Режимы, где отсутствуют какие-то из перечисленных выше

свойств, не могут считаться либерально-демократическими. Вместе с тем не все они являются и квазидемократиями. У квазидемократии, как и у демократии, имеется «минимальное условие» — наличие формальных демократических институтов (всеобщих выборов, разделения властей, политических партий). Иными словами, квазидемократия — это тип политического устройства, так или иначе искажающий содержание либеральной демократии при сохранении ее внешних форм.

Исходя из данного определения, к квазидемократиям можно отнести как политии, вплотную подошедшие к либеральной демократии, так и системы, в рамках которых демократия носит откровенно фасадный характер. Из рассмотренных в предыдущем разделе вариантов режимов за пределами этой категории остается лишь часть «несвязанных автократий», не отвечающих «процедурному минимуму» квазидемократии.

Классификация современных квазидемократий

18 Table 2007.

19 Diamond 2000: 415.

Режимы, охватываемые понятием «квазидемократия», настолько разнообразны, что требуют некоей внутренней классификации. При построении такой классификации имеет смысл воспользоваться данными упоминавшейся выше международной организации «Freedom House»18. Как известно, в ежегодных обзорах «Freedom House» «Свобода в мире» государства подразделяются на «свободные», «частично свободные» и «несвободные». Уровень свободы определяется по семибалльным шкалам политических прав и гражданских свобод, где 1 обозначает наибольшую степень свободы, а 7 — наименьшую. «Свободными» считаются страны, набравшие не более 2,5 баллов; «частично свободными» — те, чей средний рейтинг составляет от 3 до 5,5; страны же с рейтингом от 5,5 оцениваются как «несвободные».

Страны, отнесенные «Freedom House» к категории «свободных», нередко отождествляются с либеральными демократиями, «полусвободные» квалифицируются как демократии электоральные, в то время как «несвободные» в принципе исключаются из числа демократий. Подобный подход, на мой взгляд, нуждается в уточнении. Во-первых, как справедливо заметил Л.Даймонд, страны со средним баллом 2,5 обычно имеют рейтинг 3 по шкале гражданских свобод, что сигнализирует о недостаточно жестком соблюдении принципа верховенства закона и неполной защите прав индивида19, а значит, о серьезном отклонении от либеральной демократии. Поэтому на статус либерально-демократических могут претендовать лишь страны со средним баллом не выше 2-х. Во-вторых, среди выделенных «Freedom House» «несвободных» стран лишь меньшая часть не принимает демократические принципы и институты хотя бы в качестве «дизайна». Большинство же таких стран (44 из 69) провозглашают себя демократическими, в них формально существует институт выборов, разделение властей, оппозиция. Иначе говоря, эти страны соответствуют «процедурному минимуму» квазидемократий и должны быть включены в их число.

В настоящее время, как уже говорилось, в мире насчитывается (по критериям «Freedom House») 124 демократии, 46 из которых не дотягивают до уровня либеральных (см. табл. 1). Если добавить к ним 44 «несвободные» квазидемократии, то окажется, что квазидемократическими сегодня являются 46% всех независимых государств. Особенно большое распространение квазидемократии получили в Южной Америке, на территории бывшего Советского Союза, в Восточной, Юго-Восточной, Южной Азии, а также в Африке южнее Сахары.

Как видно из табл. 1, в Латинской и Южной Америке преобладают электоральные демократии. Такая же ситуация в Восточной и Центральной Европе, причем благодаря близости к Западной Европе и постепенному включению в ее экономическое, политическое и культурное пространство страны этого региона имеют высокие шансы на переход к либеральной демократии. На территории бывшего СССР (кроме Прибалтики) доминируют «несвободные» квазидемократии. В Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии соотношение электоральных и

Таблица Р 20 Таблица состав- п Регион лена на основе таблицы из статьи Л.Даймонда «The Global State Число государств Число демократий (по критериям «Freedom House») Число «свободных» государств Число либеральных демократий

of Democracy» „ „ (Diamond 2000); Заладим Европа данные обновлены и англоговорящие страны 28 28 (100%) 28 (100%) 28 (100%)

по состоянию латинская Америка на 2007 г. „,.,.„ и страны Карибского бассейна 21 20 (95%) 16 (76%) 13 (62%)

Южная Америка 12 12 (100%) 6 (50%) 5 (42%)

Восточная и Центральная Европа + государства Балтии 16 16 (100%) 12 (75%) 11 (69%)

Бывший СССР (без стран Балтии) 12 3 (25%) 1 (8%) 0

Восточная, Юго-Восточная и Южная Азия 24 10 (42%) 6 (25%) 4 (17%)

Острова Тихого океана 12 9 (75%) 7 (58%) 7 (58%)

Африка южнее Сахары 48 24 (50%) 10 (21%) 9 (19%)

Средний Восток + Северная Африка 20 2 (10%) 1 (5%) 1 (5%)

Всего 193 124 (64%) 87 (45%) 78 (40%)

«несвободных» квазидемократий примерно одинаково. В Африке южнее Сахары велика доля «несвободных» квазидемократий, и шансы на становление здесь либеральной демократии очень малы: сложившиеся в регионе квазидемократические режимы страдают от недостатка стабильности, неразвита демократическая политическая культура, крайне слабы демократические институты. Недаром либеральными признаны только 9 из 24 формальных демократий региона. В Центральной Азии и Северной Африке представлены преимущественно «несвободные» квазидемократии, едва дотягивающие до «процедурного минимума», необходимого для включения в эту категорию.

Хотя, как уже отмечалось, используемая «Freedom House» классификация не совсем точно отражает границы между либеральными, квази- и недемократиями, обращение к ней может оказаться весьма полезным при выделении типов квазидемократий.

Очевидно, что страны, признанные «Freedom House» «свободными», но получившие средний рейтинг 2,5 (Мексика, Сальвадор, Ямайка, Гайана, Сербия, Украина, Индонезия, Индия, Лесото, Сенегал, Гана), представляют собой совершенно особый тип квазидемократий. Эти страны вплотную приблизились к либеральным демократиям и

imoKPflTiH п жюмпжпа

имеют наивысшие шансы на консолидацию демократического режима. Исключение их из числа либеральных демократий обычно связано с не до конца преодоленным синдромом «бесформенного плюрализма» и, как следствие, недостаточной стабильностью в политической сфере и некоторыми ограничениями либо нарушениями гражданских свобод и/или прав меньшинств.

«Бесформенный плюрализм» — главная проблема и большинства стран, являющихся, по оценке «Freedom House», «частично свободными» (Молдовы, Боснии и Герцеговины, Эквадора, Боливии, Гватемалы и др.). Для подобных стран типичны нарушения не только гражданских свобод, но и некоторых политических прав индивидов и меньшинств, а также слабая институционализация демократического режима. Хотя формальные «правила игры» открыто не нарушаются, демократические институты там еще очень неустойчивы. Поэтому режимы в таких странах подвержены частым кризисам.

Практически для всех «несвободных» стран (в частности, для Нигерии, Эфиопии, Египта, Сингапура, России и Казахстана), в свою очередь, характерно наличие доминирующей политической силы. Сходная ситуация наблюдается и в ряде «частично свободных» африканских государств (например, в Мозамбике, Замбии и Мадагаскаре). В квазидемократиях данного типа демократические институты играют сугубо декоративную роль, в то время как реальный ход политического процесса определяют структуры автократического толка.

Примерная схема типов квазидемократических режимов представлена на рис. 1.

Рисунок 1 /-

КВАЗИДЕМОКРАТИИ

( \

«Несвободные» государства

V_ J

«Электоральные демократии»

Постсоветские квазидемократии (на примере Казахстана, Украины и России)

_жпсжрш п ж Аошпзшга_

Для выявления тенденций развития квазидемократий целесообразно обратиться к опыту трех государств постсоветского пространства с квазидемократическими режимами — Казахстана, Украины и России. Анализ этого опыта, на мой взгляд, позволяет понять некоторые важнейшие причины возникновения самого феномена квазидемократий.

Казахстан. Подобно другим постсоветским государствам, Республика Казахстан возникла в ходе «третьей волны демократизации», к 1991 г. докатившейся до СССР. Конституция страны была принята на референдуме 30 августа 1995 г. Первые выборы в парламент состоялись в марте 1994 г. Первые президентские выборы — в январе 1999 г. Вплоть до этого момента функции президента независимого Казахстана исполнял президент Казахской ССР Нурсултан Назарбаев, подтвердивший свои полномочия на выборах 1999 и 2005 гг.

Посмотрим, как действуют в Казахстане основные демократические институты и в какой мере там соблюдаются принципы либеральной демократии.

1. Несмотря на наличие института выборов и многопартийности, избирательный процесс в Казахстане полностью подконтролен президентской власти. Возглавляемая президентом партия «Нур Отан» безусловно доминирует на электоральном поле. Оппозиционные партии преследуются (так, в 2005 г. была запрещена партия «Демократический выбор Казахстана») и отстраняются от борьбы за власть (7-процентный заградительный барьер, запрет на образование предвыборных коалиций и т.д.). В ходе выборов активно используется административный ресурс. Электоральные результаты легко предсказуемы. На президентских выборах 2005 г. действующий президент набрал более 90% голосов. На парламентских выборах 2007 г. заградительный барьер не преодолела ни одна оппозиционная партия, и «Нур Отан» оказалась единственной партией, прошедшей в Мажилис.

2. Предусмотренное Конституцией разделение властей носит имитационный характер. Налицо однозначное доминирование президентской власти. Конституционная реформа 2007 г., формально преобразовавшая казахстанский режим из президентско-парламентского в премьер-президентский с правительством, ответственным перед парламентом, пока никак не сказалась на реальном положении дел в стране. Показательно, что, наряду с расширением полномочий парламента, эта реформа предоставила действующему президенту право баллотироваться на этот пост неограниченное число раз подряд.

3. Поправки, внесенные в законы о партиях (прежде всего увеличение минимального числа членов, требуемых для регистрации партии, с 3-х до 50-ти тыс.) и о некоммерческих организациях (ужесточение государственного контроля над деятельностью НКО, получающих финансирование из зарубежных источников), привели к сужению каналов выражения и представительства интересов граждан. Свобода СМИ,

гарантированная Конституцией, ограничивается. В частности, действует цензура в отношении негативных высказываний о президенте и его семье, в том числе и в интернете. В рейтинге свободы прессы «Freedom House» Казахстан занимает 170-е место (из 195)21.

4. На уровне Конституции за гражданами Казахстана закреплены многие права и свободы, свойственные странам либеральной демократии. Однако на практике они не всегда соблюдаются. Верховенство закона существует лишь в теории. Судебная власть подчинена президенту, который фактически назначает судей всех рангов. Широкое распространение получили коррупция и политическая пристрастность при принятии судебных решений. Присутствует негласная дискриминация этнических меньшинств (русских) и женщин22.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Другими словами, в Казахстане в той или иной мере искажаются либо нарушаются все принципы либеральной демократии. В соответствии с классификацией «Freedom House», он относится к числу «несвободных» стран (рейтинги 6/5). Казахстанский режим можно квалифицировать как квазидемократию с доминирующей политической силой.

Украина. Украина стала независимым государством 24 августа 1991 г. 1 декабря того же года состоялись президентские выборы, победу на которых одержал Леонид Кравчук. Первые парламентские выборы в независимой Украине прошли в 1994 г. В 1996 г. была принята Конституция, закрепляющая новый демократический режим.

В декабре 2004 г. в Конституцию Украины были внесены поправки, существенно расширившие полномочия Верховной Рады. В результате этой конституционной реформы действовавший в стране пре-зидентско-парламентский режим был преобразован в премьер-президентский.

Попробуем оценить степень реализации на Украине принципов либеральной демократии.

1. Выборы на Украине носят свободный и конкурентный характер. От участия в электоральной борьбе не отстранена ни одна партия. Исход выборов не известен заранее. В Верховной Раде представлены партии различной политической ориентации. Вместе с тем в 1990-е — начале 2000-х годов имели место фальсификации электоральных результатов. Особых масштабов такие фальсификации достигли в ходе второго тура президентских выборов 2004 г. Прокатившиеся по стране акции протеста и давление со стороны ряда европейских стран и США вынудили правящую группировку согласиться на проведение повторного голосования, в ходе которого победу одержал кандидат от оппозиции Виктор Ющенко. С тех пор выборы проводятся относительно честно.

2. Исполнительная власть ответственна перед парламентом. Однако внутриполитическая ситуация на Украине нестабильна. Парламентские коалиции неустойчивы. Отношения между парламентом и президентом порой принимают форму острого противостояния, как это произошло, в частности, весной 2007 г., когда под надуманным предлогом

21 Global Press Freedom 2008.

22 Country Report 2007.

23 Global Press Freedom 2008.

24 Essential Background 2008.

25 Подробнее см. http://hrw.org/ russian/docs/2008/ 01/31/ukrain 17923.htm.

26 См. Гельман 2007.

27 http://www. freedomhouse.org/ template.cfm?page= 21&year=2008.

(смена рядом депутатов своей фракционной принадлежности, что было квалифицировано как нарушение волеизъявления избирателей) В.Ющенко распустил Верховную Раду. Аналогичная ситуация сложилась и после указа о досрочных выборах, изданного им 9 октября 2008 г. в связи с неспособностью Верховной Рады создать правящую коалицию.

3. Существует множество каналов (как партийных, так и непартийных) выражения интересов граждан. Происходит укрепление гражданского общества. СМИ не подвергаются цензуре со стороны государства. Тем не менее известны случаи преследования журналистов на региональном и местном уровнях. В рейтинге свободы прессы Украина занимает 110-е место23.

4. Политические права и гражданские свободы по большей части не нарушаются. В то же время международные наблюдатели отмечают нарушения прав заключенных, иммигрантов24, ВИЧ-инфицированных, а также женщин и детей25. Еще хуже обстоит дело с верховенством закона. По-прежнему сильна коррупция, суды далеко не полностью ограждены от вмешательства со стороны других ветвей власти. Так, в октябре 2008 г. в нарушение Конституции президент освободил от должности судью Окружного административного суда Киева, по иску Блока Юлии Тимошенко приостановившего действие указа о досрочном прекращении полномочий Верховной Рады и назначении внеочередных выборов.

Нарушения прав меньшинств, отступления от принципа верховенства закона и регулярные сбои в системе разделения властей свидетельствуют о квазидемократичности современного украинского режима. «Бесформенный плюрализм», характерный для политического развития Украины в 1990-х — начале 2000-х годов26, так до конца не преодолен. Однако после «оранжевой революции» 2004 г. страна заметно продвинулась в направлении либеральной демократии, и ее шансы на переход в эту категорию существенно возросли. В докладе «Freedom House» за 2008 г. Украина признана «свободной» страной (рейтинги 3/2)27.

Россия. Российская Федерация была объявлена независимым государством 25 декабря 1991 г. Президентом РФ стал Борис Ельцин, занимавший пост президента РСФСР. Первые выборы в Государственную Думу состоялись в декабре 1993 г. Тогда же на всенародном референдуме была принята Конституция, установившая в стране президент-ско-парламентскую систему. Первые президентские выборы прошли в июне 1996 г.

Если в 1991—2004 гг. в докладах «Freedom House» Россия квалифицировалась как «частично свободная» страна, то с 2005 г. ее относят к категории «несвободных» (рейтинги 6/5). Иными словами, по мере развития трансформационных процессов РФ все дальше отходила от стандартов либеральной демократии.

1. Последние парламентские и президентские выборы показали, что институт выборов приобрел сугубо «фасадный» характер. Изменение

28 См. Зазнаев 2007: 153, 156.

29 Кынев 2006: 147.

30 Global Press Freedom 2008.

31 Гельман 2007: 100.

партийного законодательства, сделавшее практически невозможным создание оппозиционных партий; снижение до 5% доли подписей, недостоверность которых влечет за собой отказ в регистрации избирательного списка, что позволяет Центризбиркому отсекать от выборов неугодные партии и нежелательных кандидатов; запрет на создание избирательных блоков; введение 7-процентного заградительного барьера; отмена минимального порога явки, сводящая на нет эффективность такого инструмента давления на власть, как бойкот выборов, с одновременной отменой голосования «против всех»; широкое использование административного ресурса, фальсификация итогов голосования сделали выборы псевдосостязательными, а их результаты — полностью предсказуемыми.

2. Хотя, согласно Конституции, президент РФ является главой государства, но не главой правительства, de facto он возглавляет всю систему исполнительной власти в стране. Фактическое закрепление за президентом права назначать премьер-министра и членов кабинета лишает Государственную Думу рычагов влияния на исполнительные органы, превращая ее в «декоративный» институт, не способный служить реальным противовесом президенту28. Не случайно сложившийся в России режим многие считают «суперпрезидентским».

3. Повышение минимальной численности федеральной партии до 50-ти тыс., а региональных отделений — до 250 человек (при запрете на вступление в региональные отделения не по месту жительства)29 и ужесточение государственного контроля над деятельностью некоммерческих организаций и общественных объединений заметно сузили каналы выражения интересов граждан. Все больше ограничивается и независимость масс-медиа. Большинство важнейших российских СМИ контролируются государством. Все федеральные телевизионные каналы находятся на государственном финансировании. В рейтинге свободы прессы «Freedom House» Россия, как и Казахстан, занимает 170-е место30.

4. Значительная часть зафиксированных в Конституции прав и свобод граждан существует лишь на бумаге. Помимо свободы слова и права на объединение, о нарушении которых упоминалось выше, нередко нарушаются права собственности. Ущемляются права ряда категорий граждан (лиц, находящихся под следствием, ВИЧ-инфицированных, женщин, некоторых этнических и сексуальных меньшинств). Фикцией является и верховенство закона. Судебная власть полностью подчинена исполнительной власти и не может служить инструментом защиты интересов граждан.

Таким образом, в России, как и в Казахстане, искажены либо выхолощены все принципы либеральной демократии. Однако если в Казахстане квазидемократия с доминирующей политической силой сложилась уже в первой половине 1990-х годов, то Россия пришла к ней от «бесформенного плюрализма» после полутора десятилетий режимных изменений31.

Причины возникновения квазидемократий

32 Крыштановская 1995: 65.

Как было показано выше, Казахстан, Украина и Россия пока остаются квазидемократиями. Вместе с тем степень их квазидемократичности не одинакова. Существенно различаются и направления их эволюции. Почему, начав трансформацию из единой точки и в одно и то же время, эти страны пошли разными путями? И почему ни одна из них так и не смогла достичь уровня либеральной демократии? Чтобы ответить на эти вопросы, попытаемся выделить факторы, повлиявшие на политические режимы исследуемых стран.

Структура элит. На первых этапах режимных преобразований во всех рассматриваемых странах элита рекрутировалась преимущественно из старой советской номенклатуры. В России начала 1990-х годов к этому слою принадлежало почти 70% новой элиты32, в том числе и первый президент РФ. Сходным образом обстояло дело и в Казахстане. Не имея навыков работы в конкурентной среде, такая элита продолжала действовать по привычным для нее правилам, что неизбежно накладывало отпечаток на функционирование внешне демократических институтов. Не случайно возникшие в РФ и РК партии власти («Единая Россия» и «Нур Отан») по целому ряду параметров близки к КПСС.

Несколько иная ситуация наблюдалась на Украине. Хотя в составе ее элиты тоже преобладала советская номенклатура, эта номенклатура с самого начала не была монолитной. В стане сложились два мощных финансово-промышленных «клана» — «донецкий» (Ринат Ахметов, Виктор Янукович) и «днепропетровский» (Леонид Кучма, Виктор Пинчук, Юлия Тимошенко), которые строили свои взаимоотношения по принципу «картельных соглашений»33. Этот раскол, усиленный разделением элиты на западно- и восточно-украинскую, способствовал привнесению конкурентности в политическую жизнь страны.

Институциональный выбор. После обретения независимости во всех трех странах были установлены президентско-парламентские режимы с сильными президентами, наделенными очень значительным объемом полномочий. Между тем, как считают многие исследователи, подобного рода моноцентричные режимы (как и чисто президентские) в гораздо меньшей степени, нежели полицентричные парламентские и премьер-президентские режимы, благоприятствуют утверждению принципов либеральной демократии, создавая в странах с неокрепшими демократическими институтами почву для персонализации власти и ' Linz 1990. сосредоточения ее в руках единоличного лидера34. И хотя справедливость этого тезиса признается далеко не всеми35, едва ли случайно, что среди демократий «третьей волны» наибольших успехов добились именно парламентские и премьер-президентские республики.

В связи с этим правомерно предположить, что, перейдя от прези-дентско-парламентской к премьер-президентской системе, Украина существенно облегчила свое продвижение в направлении либеральной демократии. Тот факт, что аналогичный переход никак не отразился на функционировании казахстанского режима, по-видимому, объясняется тем, что, несмотря на формальное перераспределение полномочий

33 Гельман 2007.

35 См., напр. Горовиц б.г.

лтокрптпя п ж/Ю1фаиш1ж

36 См., в частности, Lipset 1981; Rowen 1995.

7 Хантингтон 2003: 77.

38 Ross 2001.

39 По мнению Пше-ворского и Лимон-жи, такую гарантию дает ВВП на душу населения, превышающий 6 тыс. долларов; напротив, при ВВП на душу населения меньше тыс. долларов у демократии практически нет шансов на выживание (Przeworski, Limongi 1997).

40 Инглхарт 2002: 126.

между президентом и парламентом, реальная власть по-прежнему остается в руках Назарбаева, который полностью контролирует законодательный орган с помощью возглавляемой им партии «Нур Отан».

Экономические факторы. Значительная часть политологов сходится в том, что чем богаче страна, тем выше вероятность установления в ней демократического режима36. Вместе с тем существует и другая закономерность, на которую еще в начале 1990-х годов обратил внимание С.Хантингтон: богатство, полученное за счет экспорта сырья, прежде всего углеводородов, не только не создает стимулов для демократизации, но и препятствует таковой37. Изучив данные по 113 странам за период с 1971 по 1997 г., американский политолог Майкл Росс описал несколько конкретных «эффектов» нефтяных доходов, негативно сказывающихся на процессе демократизации. Первый из таких «эффектов» обозначен им как «налоговый»: правительства богатых нефтью стран используют поступления в казну для уменьшения социальной напряженности, препятствуя ее перерастанию в напряженность политическую. Вторым является «эффект госрасходов»: доходы от экспорта нефти позволяют государству увеличить «попечительские» социальные расходы, тем самым ослабляя давление в пользу демократизации. Третий «эффект» — «социально-групповой»: с помощью «нефтедолларов» режим в состоянии затруднить формирование независимых социальных групп, которые, как правило, активнее всего заявляют о своих политических правах. Четвертый «эффект» — «репрессивный»: власть может, не считая, тратить деньги на полицию и спецслужбы, используя их против демократических движений. Наконец, пятый «эффект» — «антимодернизационный»: наличие «легких денег» снижает стимулы к профессиональной специализации, урбанизации, повышению образовательного уровня, то есть к развертыванию тех процессов, которые увеличивают способность граждан к самоорганизации, выдвижению коллективных требований и координации действий38.

Все три анализируемые в этой статье страны перешагнули планку, при которой, согласно Адаму Пшеворскому и Фернандо Лимонжи, они уже могут не опасаться реставрации авторитаризма39. Однако у двух из этих стран — России и Казахстана — существенную часть ВВП составляют доходы от экспорта нефти и газа. Показательно, что именно в них демократия носит откровенно «фасадный» характер.

Политическая культура. Как справедливо заметил Рональд Инглхарт, «демократию нельзя учредить с помощью институциональных перемен и манипуляций правящей элиты. Ее выживание в основном зависит от ценностных установок и убеждений простых граждан»40.

Демократическая политическая культура не возникает в одночасье. В каждой стране существуют свои традиции, ценности, культурные установки, которые не всегда благоприятствуют демократическим преобразованиям.

На протяжении многих столетий в России господствовала подданническая политическая культура. В период массового подъема конца 1980-х — начала 1990-х годов в нее были привнесены новые,

41 Галкин 2008: 41.

' Там же.

43 Мирский 2004.

44 Подробнее об украинской политической культуре см. Окара 2007.

демократические, элементы (которые, конечно, не до конца были усвоены большинством населения). В результате современное российское общество оказалось глубоко сегментированным в ценностном отношении. Среди свойственных ему антиномий исследователи выделяют такие, как «„модернизация/фундаментализм", „западничество/почвенничество", „элитарность/социальность", „авторитаризм/демократия"»41. Имеются и другие линии размежевания, отражающие «разорванность сознания значительной части граждан»42.

Политическая культура Казахстана, где сохранились сильные пережитки традиционного общества, еще больше отличается от западной. Важнейшими ее составляющими являются коллективизм, подчинение интересов индивида интересам общины, склонность к персонификации власти, традиция почитания начальства. Существенный отпечаток на эту культуру накладывает также деление Казахстана на три племенных конгломерата — «жуза», принадлежность к которым до сих пор во многом определяет идентичность казахского населения43.

В украинской политической культуре подданнический компонент выражен слабее, чем в российской, не говоря уже о казахской44. Вместе с тем вследствие геокультурного раскола Украины на Западную и Восточную эта культура носит фрагментированный характер. Предпринимавшиеся в последние годы попытки выработать «общеукраинскую идею», способную объединить нацию, пока не увенчались успехом, что затрудняет продвижение страны к либеральной демократии.

* * *

Позволяя понять, что мешает утверждению в ряде стран принципов либеральной демократии, перечисленные факторы тем не менее не раскрывают причин появления собственно квазидемократий. Почему, в отличие от первых двух «волн демократизации», «третья волна» завершилась не «откатом» и восстановлением в большинстве затронутых ею государств авторитарных порядков, а искажением сути демократии? Ответ на этот вопрос, как мне кажется, заключается в том, что на рубеже XX—XXI вв. демократия действительно превратилась в универсальный политический шаблон, в единственно возможный вариант интеграции в глобальные политико-экономические сети. В ситуации, когда от наличия демократической атрибутики зависит положение в «мировом сообществе», включение в мировую торговлю, объем иностранных инвестиций и т.д., государства, не способные следовать принципам демократии, не спешат отказываться от ее внешних форм. Именно поэтому «откатные» тенденции проявляются сегодня не в открытой реставрации 45 Puddington s.a. авторитаризма, а в ухудшении «качества» демократии45.

Рассматривая варианты дальнейшей эволюции квазидемократических режимов, исследователи обычно выделяют три возможных сценария:

— сохранение демократического дизайна без усвоения «духа» демократии;

лтокрптпя п ж/Ю1фаиш1ж

' См., напр. Мер-кель, Круассан 20)0)2: 27-28.

— трансформация в либеральную демократию;

— свертывание «фасадных» демократических институтов и переход к неприкрытой автократии46.

Приведенные выше соображения позволяют предположить, что по последнему пути пойдет лишь незначительная часть современных квазидемократий. Едва ли велико будет и число квазидемократий, которые сумеют быстро преодолеть все препятствия, мешающие реализации в них либерально-демократических принципов. В связи с этим наиболее распространенным, во всяком случае в краткосрочной перспективе, вероятно, окажется первый сценарий. В то же время, поскольку наличие даже сугубо формальных, имитационных демократических институтов способствует закреплению соответствующих ценностей, есть основания надеяться на постепенное наполнение квазидемократической оболочки подлинно демократическим содержанием.

Библиография Галкин А.А. 2008. Инновационное развитие и проблемы совре-

менной России // Полития. № 3.

Гельман В.Я. 2007. Из огня да в полымя? (Динамика постсоветских режимов в сравнительной перспективе) // Полис. № 2.

Горовиц Д.Л. Различия демократий (http://old.russ.ru/antolog/ ргеёе1у/2-3/ёет26.Ы:т).

Даймонд Л. 1999. Прошла ли «третья волна» демократизации? // Полис. № 1.

Зазнаев О. 2007. Индексный анализ полупрезидентских государств Европы и постсоветского пространства // Полис. № 2.

Закария Ф. 2004. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. — М.

Инглхарт Р. 2002. Культура и демократия // Культура имеет значение. — М.

Крыштановская О.В. 1995. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. № 1.

Кынев А.В. 2006. Политические партии в российских регионах: взгляд через призму избирательной реформы // Полис. № 6.

Меркель В., Круассан А. 2002. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (II) // Полис. № 2.

Мирский Г. 2004. Политическая культура Казахстана — симбиоз Запада и Востока (http://www.g1oba1affairs.ru/artic1es/2461.htm1).

О'Доннелл Г. Делегативная демократия (http://o1d.russ.ru/ anto1og/prede1y/2-3/dem01.htm).

Окара А.Н. 2007. Украинские дискурсы и российская парадигма // Полития. № 3.

Пшеворский А. 2000. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. — М.

Хантингтон С. 2003. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. — М.

Шмиттер Ф. Угрозы и дилеммы демократии (http://old.russ.ru/ antolog/predely/1/dem2-2.htm).

Carothers T. 2002. The End of the Transition Paradigm // Journal of Democracy. Vol. 13. № 1.

Country Report. Kazakhstan. 2007 (http://freedomhouse.org/ modules/mod_call_dsp_country-fiw.cfm?year=2007&country=7204).

Diamond L. 1997. Is the Third Wave of Democratization Over? An Empirical Assessment // The Kellogg Institute for International Studies, University of Notre Dame. Working Paper № 236.

Diamond L. 2000. The Global State of Democracy // Current History.

Dec.

Essential Background: Overview of Human Rights Issues in Ukraine. 2008 // Human Rights Watch. 31.01 (http://hrw.org/russian/docs/2008/01/ 31/ukrain17923.htm).

Fukuyama F. 1992. The End of the History and the Last Man. — N.Y. Global Press Freedom. 2008 (http://www.freedomhouse.org/uploads/ fop08/FOTP2008Tables.pdf).

Jaggers K., Gurr T.R. 1995. Tracking Democracy's Third Wave with the Polity III Data // Journal of Peace Research. Vol. 32. № 4.

Linz J. 1990. The Perils of Presidentialism // Journal of Democracy. № 1. Lipset S.M. 1981. Political Man: The Social Bases of Politics. — Baltimore.

Przeworski A., Limongi N.P.F. 1997. Modernization: Theories and Facts // World Politics. Vol. 49. № 2.

Puddington A. 2008. Freedom in Retreat: Is the Tide Turning? Findings of Freedom in the World (http://www.freedomhouse.org/uploads/ fiw08launch/FIW080verview. pdf).

Ross M.L. 2001. Does Oil Hinder Democracy? // World Politics. Vol. 53. № 3.

Rowen H.S. 1995. The Tide Underneath the «Third Wave» // Journal of Democracy. Vol. 6. № 1.

Schumpeter J. 1947. Capitalism, Socialism and Democracy. — N.Y. Table of Independent Countries. 2007 (http://www.freedomhouse.org/ template.cfm?page=365&year=2007).

Zakaria F. 1997. The Rise of Illiberal Democracy // Foreign Affairs. Vol. 76. № 6.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.