CC BY
52
УДК 34
DOI 10.24411/2078-5356-2019-10235
Арзамасов Владислав Юрьевич Arzamasov Vladislav Yu.
преподаватель колледжа
Российский университет кооперации (141014, Московская область, Мытищи, ул. В. Волошиной, 12/30) teacher of the college
Russian University of cooperation (12/30 V. Voloshina st., Mytishchi, Moscow region, Russian Federation, 141014)
E-mail: [email protected]
Современное состояние модели правового регулирования, устанавливающей уголовную ответственность за нарушение норм лесного законодательства
The current state of the model of legal regulation establishing criminal liability for violation of the norms of forest legislation
В статье рассмотрены действующие модели ле-соохраны. Автор приходит к выводу, что Лесной кодекс Российской Федерации не определяет точной юридической ответственности за лесонарушения, а отсылает к нормам административного, уголовного и гражданского законодательства. В законодательстве отсутствуют важные понятия «лес», «массовая рубка» и др. Ставится вопрос: какая же модель правового регулирования лесоохраны является оптимальной?
Для создания такой модели предлагается разработать новые методики определения юридической ответственности за лесонарушения, а для повышения эффективности уголовной ответственности за нарушение норм лесного законодательства автор предлагает внести необходимые изменения в уголовное и лесное законодательство, что подтверждает анализ составов преступлений за нарушение норм лесного законодательства. Отмечается, что новая модель правового регулирования, устанавливающая уголовную ответственность за нарушение норм лесного законодательства, должна быть многоуровневой, при ее разработке необходимо учитывать как позитивные, так и негативные отклонения от действующей правовой конструкции. Создавать такую оптимальную модель должны не только специалисты в области уголовного и лесного законодательства, но и норморайтеры — профессионалы в области нормотворчества.
Ключевые слова: модель правового регулирования, механизм лесоохраны, лесное законодательство, уголовное законодательство, уголовная ответственность, нормы лесного законодательства, норморайтер.
The article deals with the current models of forest protection. The author comes to the conclusion that the Forest Code does not define the exact legal responsibility for forest disturbances, but refers to the norms of administrative, criminal and civil legislation. In the legislation there are no important concepts of «forest», «mass cutting», etc. The question is: which model of legal regulation of forest protection is optimal?
To create such a model, it is proposed to develop new methods for determining the legal liability for forest disturbance, and to increase the effectiveness of criminal liability for violating the norms of forest legislation, the author suggests making the necessary changes to the criminal and forest legislation, which is confirmed by an analysis of the offenses for violation of forest law. It is noted that a new model of legal regulation that establishes criminal liability for violating the norms of forest legislation should be multi-level, in its development it is necessary to take into account both positive and negative deviations from the current legal framework. Such an optimal model should be created not only by experts in the field of criminal and forestry legislation, but also by normo-professionals who are professionals in the field of rule-making.
Keywords: model of legal regulation, forest protection mechanism, forest legislation, criminal legislation, criminal liability, norms of forest legislation, normoreiter.
© Арзамасов В.Ю., 2019
В системе современного российского права уголовное и лесное законодательство тесно взаимосвязаны. При этом нормы уголовного закона не просто дополняют положения норм Лесного кодекса Российской Федерации (далее — ЛК РФ), но также способствуют выстраиванию целостного механизма лесоохраны. При этом мы придерживаемся точки зрения Е.И. Неми-ровского, который под правовой охраной лесов предлагает понимать совокупность норм юридической ответственности за нарушения лесного законодательства и государственного управления в области охраны и использования лесов [1, с. 9—15]. Данный тезис подтверждает глава 26 «Экологические преступления» Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ).
Проведенный анализ показал, что конструкция механизма регламентации наказания за нарушение лесного законодательства в нашей стране смоделирована таким образом, что без санкций охранительных норм УК РФ он не сможет работать. Следовательно, институт уголовной ответственности за нарушение норм лесного законодательства в Российской Федерации выступает определенным структурным элементом уголовного закона, без которого общественные отношения в сфере лесоохраны окажутся фактически не урегулированными.
Современной теории и практике как отечественного, так и зарубежного нормотворчества известны такие способы изложения норм права, как прямой способ, ссылочный и бланкетный. При прямом способе нормы права располагаются в самом нормативном правовом акте (законе, указе, постановлении, инструкции, административном регламенте и т. д.). При ссылочном имеется ссылка либо на статью или пункт, если это касается нормативных указов Президента, а также нормативных правовых актов федеральных органов исполнительной власти, этого же нормативного правового акта, либо в ссылочной норме четко указано название акта, на который идет ссылка. При бланкетном способе и соответственно в бланкетной диспозиции прямой ссылки нет, но она (ссылка) вытекает из анализа содержания данной нормы. По мнению И.А. Михайловой, «особенности бланкетных норм, заключающиеся в том, что описание признаков состава преступления содержится не только в уголовном законе, но и в нормативных правовых актах иных отраслей права» [2, с. 3].
Сообразно с выбранными способами изложения норм права выстраиваются и модели правового регулирования тех или иных общественных отношений.
Между тем в отечественной науке недавно появилось совершенно противоположное рассматриваемому термину понятие — «отклонение от правовой модели». Как подчеркивает профессор Ю.А. Тихомиров, авторы данного понятия «стремились показать влияние социальных конфликтов на ход реализации моделей, с ними органически связаны проблемы выявления и преодоления конфликта интересов в публичном и частном праве. Причинами таких противоречий служат как дефекты в праве, так и сложный механизм противоправного поведения» [3, с. XIV].
Анализ норм российского законодательства, если в данное понятие включать все федеральные нормативные правовые акты, свидетельствует о том, что классической моделью правового регулирования в современной России является модель, разработанная по формуле «федеральный закон —подзаконный нормативный правовой акт — правоприменительный акт». Довольно часто для регулирования общественных отношений применяются такие варианты указанной модели, как: «федеральный закон — постановление Правительства — правоприменительный акт»; «федеральный закон — ведомственный нормативный правовой акт — правоприменительный акт».
Однако в российской теории и практике нормотворчества возможны и такие формулы моделирования: «указ Президента Российской Федерации — постановление Правительства — правоприменительный акт»; «Постановление Правительства — ведомственный нормативный правовой акт — правоприменительный акт».
Как видим, примеры моделей правового регулирования довольно разнообразны и перечисление их можно продолжать. Первичные (отправные) нормы могут содержаться не только в федеральных законах, но и подзаконных актах высших органов государственной власти (нормативных указах Президента, постановлениях Правительства) и даже в нормативных актах федеральных органов исполнительной власти (ведомственных актах).
Однако такие правовые модели могут навести нас на мысль о нарушении принципа разделения властей в Российском государстве. Конкретный ответ на данный вопрос 30 апреля 1996 года дал Конституционный Суд Российской Федерации, в постановлении, которого «По делу о проверке конституционности пункта 2 Указа Президента Российской Федерации от 3 октября 1994 г. № 1969 "О мерах по укреплению единой системы исполнительной власти в Рос-
сийской Федерации" и пункта 2.3 Положения о главе администрации края, области, города федерального значения, автономной области, автономного округа Российской Федерации, утвержденного названным указом» говорилось, что не противоречит Конституции Российской Федерации издание Президентом России «указов, восполняющих пробелы в правовом регулировании по вопросам, требующим законодательного решения, при условии, что такие указы не противоречат Конституции Российской Федерации и федеральным законам, а их действие во времени ограничивается до принятия соответствующих законодательных актов» [4].
В регламентации отношений лесоохраны в Российской Федерации также существует не одна модель правового регулирования, созданная по формуле «федеральный закон — федеральный закон — акт применения права», а различные модели. Хотя превалирует здесь модель, согласно которой первичные нормы ЛК РФ содержат ссылочную, если сказать более точно, бланкетную диспозицию, отсылающую к санкциям норм УК РФ, на основе которых, при наличии установленных сотрудниками Следственного комитета обстоятельств дела, судья выносит приговор за преступления в сфере лесоохраны.
Как показал проведенный нами анализ, модели правового регулирования лесоохраны не ограничиваются рассмотренной выше конструкцией. В данном случае под такой конструкцией мы понимаем определенное средство нормот-ворческой юридической техники, применяемое для создания специальной структуры нормативного материала, которое соответствует определенному виду правоотношений и форме ответственности юридически обязанных лиц.
Зачастую исследование и выбор правовой модели осуществляется в так называемом «имитационном режиме». Однако что же делать законодателю, если модель правового регулирования «дает сбой», неэффективно регулирует общественные отношения?
Методологическое решение в данном вопросе должно быть следующим. Перед совершенствованием модели правового регулирования следует рассматривать и учитывать разные факторы влияния на правовую конструкцию, как явные (основные), так и неосновные. Данные факторы могут носить и совершенно противоположный характер. Для того чтобы найти оптимальный вариант такого вида правового воздействия на общественные отношения, как правовое регулирование, необходимо проводить комплексный анализ. При этом нужно
учитывать не только негативные, но и так называемые позитивные отклонения, в которых, по мнению Ю.А. Тихомирова, «...выражается сложность юридико-познавательного процесса. Возникают новые правовые явления, взгляды и позиции, выявляются пробелы и ошибки в правовом регулировании, на основе социального опыта появляется много инициативных способов саморегулирования»[3, с. XIV].
В статье «Моделирование в праве: проблемы и перспективы» Е.Н. Салыгин предложил два возможных варианта решения данной проблемы. Так, он отмечает: «если модель не дает истинных, достаточных данных и не позволяет достигнуть намеченных целей, то она должна быть скорректирована или заменена на другую». Для проверки «истинности (верификации)» правовой модели, автор предлагает использовать «экспертные опросы, социальные эксперименты» [5, с. 28]. Иными словами, он указывает на необходимость шире использовать социологические методы в правовом регулировании. В этой связи С.А. Балашенко правильно, на наш взгляд, предупреждает, что «.изменения в модели могут также привести к ее неэффективности, и велика вероятность, что предполагаемые результаты не будут достигнуты» [6, с. 95].
Здесь следует заметить, что проблема эффективности правового регулирования возникла не сегодня, к ней неоднократно обращались разные ученые (теоретики права, представители уголовного, административного, экологического и других отраслей права). Ее истоки уходят еще в советское время, однако и сегодня данная проблема является актуальной, что позволяет нам говорить о необходимость повышения эффективности правового регулирования лесоохраны. Несомненно, что данная проблема актуальна и нуждается в самостоятельном изучении. В этой связи возникает справедливый вопрос: какая же модель правового регулирования лесоохраны является оптимальной? И может ли она быть единой, унифицированной?
Структурное разнообразие моделей правового регулирования связано, прежде всего, с определением меры уголовного наказания. На практике у правоприменителей нередко появляется необходимость обращаться к другим нормативным правовым актам для решения задачи в форме привлечения виновного к уголовной ответственности. Анализ норм ЛК РФ показывает, что в нем нет никакой информации по данному вопросу, а административные и уголовные правонарушения часто пересекаются и имеют смежный характер, поскольку отграничиваются друг
от друга лишь степенью общественной опасности и размерами степени материального вреда.
В этой связи для эффективного правового регулирования появляется необходимость обращения не только к актам, обладающим высшей юридической силой федерального закона, но и к подзаконным нормативным правовым актам, например, таким как постановление Правительства Российской Федерации от 19 февраля 1996 года № 158 «О Красной книге Российской Федерации». В соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 30 июля 2004 года № 400 «Об утверждении Положения о Федеральной службе по надзору в сфере природопользования и внесении изменений в постановление Правительства Российской Федерации от 22 июля 2004 г. № 370» функции по ведению Красной книги Российской Федерации возложены на Федеральную службу по надзору в сфере природопользования.
Более того, при рассмотрении дел, касающихся экологического законодательства, судам необходимо в каждом отдельном деле выяснять размер нанесенного ущерба, так как аналогия в данном вопросе просто недопустима [1], поскольку существует огромная разница между преступлениями, совершенными в заповеднике, на территории земель городского леса или же в тайге.
Сегодня большинство современных ученых, как и российский законодатель, отрицают аналогию в уголовном праве, так, например, Р.Р. Гали-акбаров отмечает, что «...по наличии аналогии в законодательстве можно судить в определенной мере о состоянии законности в государстве» [7, с. 92—93]. Между тем и в учебной литературе [8, с. 48], и в диссертационных исследованиях мы находим высказывания в поддержку применения аналогии в уголовном праве [9].
Ключевое значение в ответе на данную проблему имеет стоимость и ценность различных пород деревьев и какую роль они играют для общества и страны в целом. Поскольку цена одной редкой голубой ели, находящейся в красной книге, может в несколько раз превышать стоимость сосны. В этой связи при установлении объема возмещения экологического вреда и расчета ущерба необходимо следовать как централизованно утвержденным методикам подсчета и установленным таксам, так и региональным нормам, конкретизирующим положения норм федерального законодательства [10].
Таким образом, в регламентации отношений лесоохраны в нашем государстве применяются и такие довольно сложные модели правового регулирования, как «федеральный закон — фе-
деральный закон — постановление Правительства — постановление Правительства — акт применения права»; «федеральный закон — федеральный закон — постановление Правительства — нормативный правовой акт субъекта Российской Федерации — акт применения права».
Проведенный нами анализ позволяет сделать ряд предложений, направленных как на повышение эффективности правового регулирования лесоохраны, так и методологического характера. Считаем, что необходима разработка и применение новых методик определения юридической ответственности за лесонару-шения, в том числе обязательно должны быть внесены изменения в уголовное и лесное законодательство, а также в постановление Правительства Российской Федерации от 8 мая 2007 года № 237 (ред. от 11.10.2014, с изм. от 02.06.2015) «Об исчислении размера вреда, причиненного лесам вследствие нарушения лесного законодательства» (далее — постановление № 237) [11], поскольку в настоящий момент данные акты устарели, пробельны, следовательно, они не соответствуют современным реалиям. Рассмотрим данную проблему более подробно.
Во-первых, ЛК РФ не определяет точной юридической ответственности за лесонаруше-ния, а отсылает к нормам административного, уголовного и гражданского законодательства.
Во-вторых, отсутствует норма-дефиниция, раскрывающая понятие «массовая рубка», не говоря уже про само законное определение леса. Такой по существу терминологический пробел затрудняет применение уголовной ответственности, поскольку за данное нарушение, на наш взгляд, должно быть установлено наказание, адекватное содеянному.
В-третьих, отсутствие в законодательстве ответственности за вырубку редких и особо охраняемых растений и деревьев, хотя в свою очередь в УК РФ встречаются статьи: статья 2581 «Незаконные добыча и оборот особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов, принадлежащих к видам, занесенным в Красную книгу Российской Федерации и (или) охраняемым международными договорами Российской Федерации» и статья 259 «Уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу Российской Федерации», является пробелом в уголовном законе и нуждается в законодательном восполнении.
В-четвертых, в законодательстве имеется явный терминологический пробел, поскольку норма-дефиниция, раскрывающая понятие
«массовая рубка» в отечественном законодательстве отсутствует. Российский законодатель ни в одном из нормативных правовых актов не раскрыл данное понятие, поэтому вопрос определения массовости рубки ложится опять же на правоохранителей, что создает очередные прецеденты. Помимо этого, такое положение вещей выступает определенным коррупциоген-ным фактором, поскольку предоставляет широкие возможности для судейского усмотрения.
В-пятых, в связи с вышеперечисленными проблемами возникла другая проблема, а именно исчисление нанесенного ущерба экологии и государству в целом, поскольку в постановлении № 273 были упущены вопросы регламентации массовой вырубки, а также вырубки редких растений. В данном документе речь идет лишь о разделении на хвойные породы деревьев, кустарники и лианы, а редкие виды растений фактически выпали из данного перечня. Казалось бы, что такое «перечень»? Это чисто технический прием! Но в результате, что мы имеем на практике? Правонарушитель за уничтожение редких растений и распространенных повсеместно растений несет одинаковое наказание, что в реальности нарушает как общеправовой, так и отраслевой принцип справедливости.
Данный пример ярко подтверждает мысль, высказанную профессором В.М. Барановым о том, что «правотворчеством должны заниматься профессионалы». В этой связи, сетуя на то, что «системного обучения этой специальности в реальности нигде не ведется и диплом соответствующего образца не существует» [12, с. 19], профессор В.М. Баранов предлагает интересное решение — профессионалов готовить специально и именовать «норморайтера-ми» [12, с. 19]. Для того чтобы придать большую значимость данной профессии и наполнить ее структуру необходимыми компетенциями, он предлагает «разработать профессиональный стандарт норморайтера» [ 12, с. 20].
Что же касается лесоохраны, то важным решением этой проблемы, на наш взгляд, будет даже не создание нового кодекса, чем должны заниматься норморайтеры в области лесного и уголовного законодательства, а внесение дополнений в существующее законодательство в форме необходимых норм-дефиниций. Без специальных знаний лесного, уголовного законодательства и без определенных знаний, умений и навыков применения средств нормотворческой юридической техники в решении этого вопроса не обойтись. Это обусловлено, прежде всего, тем, что статьи ЛК РФ в вопросах применения
наказания имеют форму исключительно бланкетной структуры, соответственно в этих нормах отсутствует как таковая санкция, необходимая для привлечения данного лица к уголовной и административной ответственности. В этом отношении следует отметить, что норморайтеры должны обладать навыками и приемами формулирования норм права в различных областях.
Конечно, для создания новой модели лесоохраны нужна политическая воля руководства страны, но, как справедливо подчеркивает В.М. Баранов, «миссия юриста — преобразовать политическую волю государственных руководителей в выгодную правовую форму» [12, с. 25]. Осуществление данной задачи под силу только высокообразованным норморайтерам.
Вернемся к анализу норм лесного законодательства. В главе 13 «Ответственность за нарушение лесного законодательства» в статье 99 «Административная, уголовная ответственность за нарушение лесного законодательства» говорится лишь о том, что «лица, виновные в нарушении лесного законодательства, несут административную, уголовную ответственность в порядке, установленном законодательством Российской Федерации». Таким образом, законодатель из ЛК РФ намеренно исключил санкцию из данной статьи. Такая же ситуация обстоит и с другими статьями ЛК РФ.
Конкретный уголовный запрет и санкции за нарушение норм лесного законодательства мы находим в статье 260 УК РФ «Незаконная рубка лесных насаждений». Рассмотрим с формально-юридических позиций состав данного преступления.
Во-первых, определим объект указанного преступления. В качестве объекта выступают лесные насаждения. Однако неконкретное, нечеткое понятие лесных насаждений привело к необходимости официального нормативного толкования, которое осуществил Пленум Верховного Суда Российской Федерации. В пункте 15 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 октября 2012 года № 21 «О применении судами законодательства об ответственности за нарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» (далее — постановление № 21) предметом преступлений, предусмотренных статьями 260 и 261 УК РФ, он определил «лесные насаждения, то есть деревья, кустарники и лианы, произрастающие в лесах, а также деревья, кустарники и лианы, произрастающие вне лесов (например, насаждения в парках, аллеях, отдельно высаженные в черте города деревья,
насаждения в полосах отвода железнодорожных магистралей и автомобильных дорог или каналов)». При этом высший судебный орган отметил, что «не имеет значения, высажены ли лесные насаждения или не отнесенные к лесным насаждениям деревья, кустарники, лианы искусственно либо они произросли без целенаправленных усилий человека» [13].
Также в анализируемом постановлении подчеркивалось, что «не относятся к предмету указанных преступлений, в частности, деревья, кустарники и лианы, произрастающие на землях сельскохозяйственного назначения (за исключением лесных насаждений, предназначенных для обеспечения защиты земель от воздействия негативных (вредных) природных, антропогенных и техногенных явлений), на приусадебных земельных участках, на земельных участках, предоставленных для индивидуального жилищного, гаражного строительства, ведения личного подсобного и дачного хозяйства, садоводства, животноводства и огородничества, в лесопитомниках, питомниках плодовых, ягодных, декоративных и иных культур, а также ветровальные, буреломные, сухостойные деревья, если иное не предусмотрено специальными нормативными правовыми актами». Однако в постановлении также говорилось, что «рубка указанных насаждений, а равно их уничтожение или повреждение при наличии к тому предусмотренных законом оснований могут быть квалифицированы как хищение либо уничтожение или повреждение имущества».
Объективную сторону состава рассматриваемого преступления составляет деяние в форме противоправного виновного преступного действия, каким является незаконная рубка насаждений. Согласно статье 16 ЛК РФ, рубками лесных насаждений (деревьев, кустарников, лиан в лесах) признаются процессы их валки (в т. ч. спиливания, срубания, срезания), а также иные технологически связанные с ними процессы (включая трелевку, частичную переработку, хранение древесины в лесу).
Согласно нормативному толкованию, осуществленному постановлением № 21, в которое постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 мая 2015 года № 19 были внесены изменения, «незаконной является рубка насаждений с нарушением требований законодательства, например рубка лесных насаждений без оформления необходимых документов (в частности, договора аренды, решения о предоставлении лесного участка, проекта освоения лесов, получившего положи-
тельное заключение государственной или муниципальной экспертизы, договора купли-продажи лесных насаждений, государственного или муниципального контракта на выполнение работ по охране, защите, воспроизводству лесов), либо в объеме, превышающем разрешенный, либо с нарушением породного или возрастного состава, либо за пределами лесосеки». Помимо этого, Пленум призвал «обратить внимание судов на то, что договор аренды лесного участка или решение о предоставлении лесного участка на иных правах для заготовки древесины либо других видов использования лесов не являются достаточным правовым основанием для проведения рубок лесных насаждений. В частности, рубка лесных насаждений арендатором лесного участка считается незаконной в тех случаях, когда у такого лица отсутствуют документы для рубки лесных насаждений на арендованном участке (например, проект освоения лесов, получивший положительное заключение государственной или муниципальной экспертизы) либо были вырублены деревья, рубка которых не предполагалась проектом освоения лесов или произведена с нарушением сроков».
Субъектом данного состава преступления являются вменяемые лица, достигшие к моменту совершения преступления возраста привлечения к уголовной ответственности, то есть шестнадцати лет.
Однако на практике было много вопросов связано с привлечением к уголовной ответственности лиц, действующих организованной группой. В этой связи Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении № 21 по данной проблеме в пункте 19 дал следующее официальное толкование: «При квалификации незаконной рубки, совершенной организованной группой (ч. 3 ст. 260 УК РФ), следует учитывать, что под организованной группой понимается устойчивая группа из двух и более лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений». Помимо этого, в данном интерпретационном акте высшей судебной инстанции в Российской Федерации подчеркивалось, что «действия всех членов организованной группы, принимавших участие в подготовке или в совершении незаконной рубки насаждений, независимо от их фактической роли следует квалифицировать по части 3 статьи 260 УК РФ без ссылки на статью 33 УК РФ».
Помимо этого, у правоприменителей (дознавателей, следователей, судей, прокуроров) нередко возникали вопросы привлечения к ответ-
ственности лиц, которые сами непосредственно не совершали рубку леса, но являлись организаторами таких преступных деяний. Решить данную проблему Верховный Суд также попытался с помощью нормативного толкования, указав в пункте 20 анализируемого нами постановления, что «если лицо совершило незаконную рубку лесных насаждений, посредством использования другого лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств (в том числе в связи с прекращением в отношении этого лица уголовного дела за отсутствием в деянии состава преступления), его надлежит привлекать к ответственности как исполнителя преступления, предусмотренного статьей 260 УК РФ».
По нашему мнению, лицо, организовавшее рубку леса, следует привлекать к уголовной ответственности именно как организатора, а не как исполнителя преступления, что фактически является подменой юридических понятий и смягчением уголовной ответственности.
Субъективную сторону рассматриваемого состава преступления составляет, прежде всего, такая форма вины, как прямой умысел субъекта, осуществляющего незаконную рубку. Целью данного преступления является незаконное завладение вырубленными деревьями, кустарниками, либо лианами, если это касается незаконной рубки, производимой в лесах. Что касается мотивов как составных элементов субъективной стороны преступления, то они в рассматриваемом составе преступления могут быть разными. Например, это может быть жажда наживы, нанесение вреда окружающей среде, расчистка площадки под строительство жилых, промышленных зданий, для сдачи в аренду и т. п. Хотя, с другой стороны, для квалификации рассматриваемого преступления судами, мотивы данного вида преступления на практике особого значения не имеют.
Также необходимо указать на статью 261 УК РФ для конструктивного решения обозначенной проблемы. Данная статья регламентирует уголовную ответственность за уничтожение или повреждение лесных насаждений и иных насаждений в результате неосторожного обращения с огнем или иными источниками повышенной опасности.
Причем часть 3 данной статьи устанавливает уголовную ответственность за уничтожение или повреждение лесных насаждений и иных насаждений путем поджога, иным общеопасным способом либо в результате загрязнения или иного негативного воздействия.
При этом законодатель, по мнению Ю.А. Тимошенко, «описывая объективную сторону составов данных преступлений, использовал одно и то же отглагольное существительное "повреждение". Данный термин может трактоваться и как процесс (равнозначно глаголу "повреждать") и как результат этого процесса, деятельности (исходя из значения глагола "повредиться"). В такой ситуации точный смысл должен выясняться исходя из общего контекста уголовно-правового запрета» [14, с. 202].
H.А. Лопашенко, рассматривая составы статей 260 и 261 УК РФ, утверждает, что обязательными признаками объективной стороны состава преступления, предусмотренного статьей 261 УК РФ, выступают: деяние в двух альтернативных формах (уничтожение и повреждение лесных и иных насаждений) и способ их совершения — неосторожное обращение с огнем или иным источником повышенной опасности [15, с. 234].
В отличие от статьи 260, где субъективной стороной преступления является вина в форме прямого умысла, в статье 261 формой вины выступает, как правило, небрежность в виде легкомыслия. Однако на практике при квалификации данного состава преступления может быть и альтернатива.
Анализ норм статей 260 и 261 УК РФ дает основание сделать следующие выводы.
I. Структура норм, содержащихся в статьях 260 и 261 УК РФ, имеет схожий характер, так как состоит из трех необходимых для охранительной нормы права элементов — гипотезы, диспозиции и санкции.
2. Санкции норм рассмотренных статей также имеют схожий характер, однако они недостаточно строги для правонарушителей, поскольку не носят сдерживающий от преступлений характер. В этой связи необходимо, помимо основного уголовного наказания в виде штрафа либо лишения свободы, привлекать лиц, совершивших преступления, предусмотренные статьями 260 и 261 УК РФ, к лесовосстанови-тельным работам. Такая санкция по своей природе будет кумулятивной, поскольку предусмотренный в ней вид дополнительного уголовного наказания, если не в полной мере, то хотя бы частично способствует восстановлению лесных массивов, уничтоженных правонарушителями в процессе совершенных преступлений.
3. Норма-дефиниция, раскрывающая в УК РФ понятие «крупный ущерб», является дефектной. Она не конкретная, не ясная, так как мы можем под крупным размером понимать два, три или десять и более деревьев.
4. Нормы уголовного закона России, регламентирующие уголовную ответственность за нарушение лесного законодательства, не отвечают современным требованиям, предъявляемым к содержанию норм уголовного права, и нуждаются в серьезных корректировках, направленных на совершенствование механизма лесоохраны.
Резюмируя сказанное выше, можно сделать вывод, что современное состояние российской модели правового регулирования лесоохраны не является оптимальным. Данная модель сложна, запутана, пробельна как в терминологической части, так и в части установления санкций, предусматривающих уголовную ответственность за нарушение норм лесного законодательства. Актуализируется проблема создания эффективной многоуровневой модели правового регулирования лесоохраны, для разработки которой необходимо учитывать как позитивные, так и негативные отклонения от действующей правовой конструкции. Создавать такую оптимальную модель должны не только специалисты в области уголовного и лесного законодательства, но и норморайтеры — профессионалы в области нормотворчества. Здесь следует согласиться с мнением профессора В.М. Баранова, который отмечает, что только высокообразованные специалисты «переориентируют правотворческую политику и станут непреодолимой преградой для эффективного правотворчества» [12, с. 28].
Примечания
1. Немировский Е.И. Правовая охрана лесов. М., 1987.
2. Михайлова И.А. Бланкетные нормы в уголовном законе и их применение органами внутренних дел: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009.
3. Акопян О.А., Власова Н.В., Грачева С.А. и др. Правовые модели и реальность: монография / отв. ред. Ю.А. Тихомиров, Е.Е. Рафалюк, Н.И. Хлудене-ва. М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, 2014.
4. Собрание законодательства РФ. 1996. № 19, ст. 2320.
5. Салыгин Е.Н. Моделирование в праве: проблемы и перспективы // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2013. № 3. С. 12—35.
6. Балашенко С.А. Правовое моделирование как метод правотворческой деятельности // Весык БДУ Се-рыя 3, Псторыя. Эканомка. Права. 2015. № 3. С. 94—97.
7. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / под ред. РР Галиакбарова. Саратов, 1997.
8. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996.
9. Кауфман М.А. Пробелы в уголовном праве и способы их преодоления: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2009.
10. Красная книга редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных и растений Бурятской АССР Улан-Удэ, 1988.
11. Российская газета. 2012. 31 октября.
12. Баранов В.М. Норморайтер как профессия // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2017. № 6. С. 16—29.
13. Тимошенко Ю.А. Уголовная ответственность за уничтожение или повреждение лесных насаждений: вопросы квалификации // Российский журнал правовых исследований. 2016. № 2 (7). С. 202—207.
14. Лопашенко Н.А. Экологические преступления: комментарий к гл. 26 УК РФ. СПб., 2002.
References
1. Nemirovsky E.I. Legal protection of forests. Moscow, 1987. (In Russ.)
2. Mikhailova I.A. Blanket norms in the criminal law and their application by the bodies of internal affairs. Author's abstract... candidate of legal sciences. Moscow, 2009. (In Russ.)
3. Akopyan О.А., Vlasova N.V., Gracheva S.A. and others. Legal models and reality: monograph / otv. ed. Yu.A. Ti-khomirov, E.E. Rafalyuk, N.I. Khludeneva. Moscow: Institute of Legislation and Comparative Jurisprudence under the Government of the Russian Federation, 2014. (In Russ.)
4. Collection of legislative acts of the RF, 1996, no. 19, art. 2320. (In Russ.)
5. Salygin E.N. Modeling in law: problems and prospects. Right. Journal of Higher School of Economics, 2013, no. 3, pp. 12—35. (In Russ.)
6. Balashenko S.A. Legal modeling as a method of law-making activity. Bulletin of the BDU. Economic. Rights, 2015, no. 3, pp. 94—97. (In Russ.)
7. Criminal law of the Russian Federation. A common part / ed. R.R. Galiakbarov. Saratov, 1997. (In Russ.)
8. Naumov A.V. Russian criminal law. A common part. Lecture course. Moscow, 1996. (In Russ.)
9. Kaufman M.A. Gaps in the criminal law and ways to overcome them. Dissertation... doctor of legal sciences. Moscow, 2009. (In Russ.)
10. Red book of rare and endangered species of animals and plants of the Buryat ASSR. Ulan-Ude, 1988. (In Russ.)
11. Russian gazeta, 2012, October 31. (In Russ.)
12. Baranov V.M. Normoreiter as a profession. Bulletin of the Saratov State Law Academy, 2017, no. 6, pp. 16—29. (In Russ.)
13. Timoshenko Yu.A. Criminal liability for the destruction or damage of forest plantations: qualification issues. Russian Journal of Legal Studies, 2016, no. 2 (7), pp. 202—207. (In Russ.)
14. Lopashenko N.A. Ecological crimes: a comment to ch. 26 of the Criminal code. St. Petersburg, 2002. (In Russ.)
