CC BY
41
Вестник ПСТГУ
Прилуцкий Александр Михайлович, д-р филос. наук, зав. кафедрой истории религий и теологии РГПУ им. А. И. Герцена Российская Федерация, 119186, г. Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, 48, корп. 20 alpril@mail.ru ОИСГО: 0000-0002-7013-9935
Серия I: Богословие. Философия.
Религиоведение.
2020. Вып. 88. С. 103-120
БО1: 10Л5382Мш1202088Л03-120
Лебедев Владимир Юрьевич, д-р филос. наук, профессор кафедры теологии Тверского государственного университета Российская Федерация, 170100, Тверская область, г. Тверь, ул. Желябова, 33 semion.religare@yandex.ru
ОИСГО: 0000-0003-4840-3135
Современное движение непоминающих священников:
ОПЫТ СЕМИОТИЧЕСКО-РЕЛИГИОВЕДЧЕСКОГО АНАЛИЗА
Аннотация: Статья посвящена семиотическому и религиоведческому анализу дискурсивной среды движения «непоминающих священников» — фундаменталистского течения в современном православии, сторонники которого считают иерархию Русской Православной Церкви Московского Патриархата и других каноничных Православных Поместных Церквей «безблагодатными». Основанием для этого являются обвинения в «сергианстве», экуменизме, принятии документов, содержащих биометрию, церковном модернизме. Движение включает в себя мирян и священнослужителей первых двух степеней священства. Семиотическим маркером данного движения является непроизношение имени патриарха и местного архиерея во время богослужения. Статья представляет пример первого опыта изучения дискурса непоминающих на основе контент-анализа и интент-анализа. Источниками исследования являются оригинальные тексты и материалы, опубликованные представителями указанного движения в интернете. Основываясь на проведенном исследовании, авторы показывают, что движение непоминающих должно быть отнесено к современному православному фундаментализму, поскольку в программе этого движения много типичных фундаменталистских установок. Используя семиотический инструментарий, последователи рассматриваемого движения создают сложные семиотические фикции, призванные доказать каноничность движения и легитимность соответствующих теологических постулатов. В частности, для этого идеологи движения используют ссылки на исторические прецеденты, которые семиоти-зированы как символы или метафоры. Таким образом, создаются знаки, в которых область денотации специально сделана предельно неопределенной. В ста-
А. М. Прилуцкий, В. Ю. Лебедев
тье также анализируется семиотический дрейф в соответствующем дискурсе, крайними точками которого являются символ и метафора. Особое внимание авторы уделяют анализу эсхатологических мифологем, популярных среди адептов движения, и их семиотическому оформлению. На семиотическом уровне формированию эсхатологической мифологии движения соответствует семиотический дрейф, полюсами которого являются символ и метафора. Кроме того, семиотический дрейф оказывается инструментом апологетики. Также используются семиотические цепочки, позволяющие поместить в эсхатологический контекст явления и феномены изначально эсхатологически нейтральные. В заключение делаются предположения о перспективах дальнейшего развития данного движения.
Ключевые слова: фундаментализм, современное православие, семиотика религии, семиотическая фикция, семиотический дрейф, антиэкуменизм, антиглобализм, религиозные гонения.
Современное движение непоминающих священников объединяет отдельных клириков, рукоположенных преимущественно в Русской Православной Церкви Московского Патриархата, которые отказываются во время богослужений молитвенно поминать имена патриарха и своих правящих архиереев, поскольку считают последних еретиками-экуменистами. Непоминание иерархов рассматривается ими как символический акт прекращения церковно-канонического общения с еретиками. Анализу данного явления с семиотических позиций посвящено настоящее исследование. Оно актуально не только из-за деструктивного влияния практики непоминающих на церковную жизнь, но и ввиду прогностических задач. Кроме того, семиотический анализ этого праксисиса дает возможность описания менталитета некоторого сектора общества, что важно для понимания и деятельности самого сектора, и иных секторов социального пространства, поскольку их структурно-функциональная связь делает вероятным взаимовлияние, в том числе за счет массивного использования современных информационных ресурсов.
Выбор семиогерменевтической методики данного исследования обусловлен рядом факторов. Во-первых, дискурс непоминающих, прежде всего его эсхатологические и экклесиологические структурные компоненты, обладают сложным символизмом, изучение которого предполагает использование семиотического инструментария. Во-вторых, апологетические тексты непоминающих часто основаны на использовании семиотической мимикрии, которая приобретает значение своеобразной апологетической стратегии.
Кроме того, семиотическая дескрипция как метод исследования позволяет не только дать четкий и последовательный образ, но выявить тот паттерн самопредставления, который будет использоваться для самопропаганды и самоапологетики, а также, что очень важно, разрыва между реальным обликом и обликом, специально сконструированным в апологетически-самопрезентационных целях (он транслируется по информационным каналам, по А. Молю, необходимо эффективное удержание потребителя в информационном поле, при отсутствии этоса, который предупреждал бы некорректную подачу и разные ва-
рианты манипуляции)1. Наконец, семиотический подход позволяет выявить определенный набор психологических и связанных с ними поведенческих характеристик, что открывает возможность к уточнению психологического облика людей, склонных к «экстремальным» экклезиологическим сомнениям и действиям, причем как активным, так и виктимно-пассивным; можно создать ряд типологических портретов, применимых в практических интересах (семиотическая методология предостерегает в этом случае от произвольного и расплывчатого психологизма).
Движение непоминающих священников в современной Русской Православной Церкви в настоящее время еще находится в стадии формирования, поэтому оно характеризуется наличием серьезных внутренних противоречий как догматического, так и канонического характера, низкой степенью структуризации, отсутствием устойчивых внутрисистемных связей и отношений. Не ставя, по крайней мере открыто, перед собой цели создания собственной юрисдикции (фактически такие тенденции присутствуют), данное движение заявляет о своей канонической принадлежности Русской Православной Церкви Московского Патриархата: «Мы из РПЦ никуда не уходили, и нас никто не выгонял». При этом непоминающими отвергается каноническая власть епископата и патриарха, что, естественно, создает совершенно исключительную церковно-каноническую ситуацию. В качестве исторического аналога указывают почти исключительно на ситуацию, бывшую в Церкви во время правления и вскоре после смерти свт. Тихона (о чем будет речь идти далее). Современное движение непоминающих представлено преимущественно фундаменталистами из числа приходского духовенства Русской Православной Церкви и его ближайшего окружения, общины часто организуются по сектантскому типу, миряне (за исключением небольшого числа преимущественно «интернет-активистов») не играют существенной роли, в целом движение носит выраженный «пресвитерский» характер. Религиозные группы, акцентирующие «всеобщую соборность Церкви» и критикующие священноначалие РПЦ за излишний консерватизм, к практике непоминания как раз не склонны. Правомочность отнесения непоминающих к фундаменталистам подтверждается наличием в программе непоминающих общефундаменталистских установок и выраженным эсхатологизмом оценок современности: «противники ИНН, универсальной электронной карты (УЭК) и штрих-кодов, видящие в них "печать антихриста" / начало пути к "печати антихриста"2, а также антиэкуменисты, отстаивающие тезис "экуменизм — религия антихриста", могут идентифицироваться в качестве фундаменталистов, поскольку обращаются/ возвращаются к эсхатологической перспективе»3. В той степени, в которой эку-
1 Моль А. Социодинамика культуры. М., 2005. С. 332-334, 347.
2 См., напр.: Цифровое клеймо римского права. Апостасия экуменизма. Открытое письмо о. Георгию. URL: https://www.youtube.com/watch?v=cseFCueYo5I&t=2464s (дата обращения: 24.12.2019); Никодим, иеромон. Мы не ослы! Нам не нужна биометрия, экуменизм. URL: https://www.youtube.com/watch?v=UY3R9gasIgs (дата обращения: 24.12.2019).
3 Головушкин Д. А. Современный православный фундаментализм or псевдофундаментализм? // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Политология. Религиоведение. 2018. Т. 25. С. 96.
менизм связан с глобализмом, антиэкуменизму свойственен антиглобализм4, включая радикальный эскапизм.
Термин «религиозный фундаментализм», подобно многим гуманитарным терминам, сегодня не имеет общепринятой дефиниции. В широком смысле фундаментализм часто понимается как синоним любой радикальной религиозной программы, обладающей элементами экстремизма. Прагматическая полно-мочность использования в данном (и схожих) случае термина «фундаментализм» еще не абсолютна. Эта лексема генетически связана с протестантским дискурсом и двумя основными взаимосвязанными элементами: литеральным пониманием Писания и верностью неким базовым (фундаментальным) принципам, список которых варьировался у самих фундаменталистов, как менялось и словоупотребление среди самих крайних протестантов5. Однако использование этого термина применительно к ряду маргинальных групп и движений непротестантского характера, возможно, требуется лишь, в частности, тщательная лимитация понятия по отношению к православию (иногда как терминологический эквивалент используется слово «традиционализм», что тоже не вполне безупречно семантически, но в случае использования как самоназвание он вполне реципируем для исследователя). В специальном (собственно терминологическом) значении религиозный фундаментализм чаще всего понимается как «определенные религиозные убеждения и обусловленные ими современные политические стремления, состоящие в ориентации на искусственный возврат обществ к исходным архаическим, средневековым традиционным религиозным (конфессиональным) системам идей, ценностей и принципов, в ликвидации появившихся в ходе их развития всевозможных привнесений и "ересей" и восстановлении первоначальной "чистоты", "возвращении к истокам" конкретного религиозного учения»6. Понимаемый таким образом религиозный фундаментализм характеризуется строго избирательным отношением к традиции, верой в возможность однозначной интерпретации авторитетных религиозных текстов, попытками интерпретации религиозной этики в категориях насильственного принуждения человека следовать ее нормам, верой в возможность и необходимость очищения религиозной культуры от различных «наслоений» и «привнесений», которые понимаются исключительно широко7. Поэтому для религиозного фундаментализма характерно представление об истории религии как истории деградации первоначального вероучения и соответствующих практик, деградации, которую можно и необходимо искусственно остановить и преодолеть.
Исходя из основного тезиса о тотальном отступничестве архиереев, глобальном антиправославном заговоре жидомасонов, тайном католичестве па-
4 Радецкая В. Антиэкуменизм в современном православии // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2010. Т. 11. № 3. С. 42.
5 Ср.: Мс1пйге С. Т. Фундаментализм // Теологический энциклопедический словарь / ред. У. Элвелл. М.: Ассоциация «Духовное возрождение», 2003. С. 1305-1308.
6 Сергун Е. П. Соотношение понятий «религиозный экстремизм» и «религиозный фундаментализм» // Правовая культура. 2012. № 2 (13). С. 99-103.
7 Рязанов Д. С. Религиозный экстремизм, религиозно-политический экстремизм и религиозный фундаментализм: общее, особенное, единичное // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Политология. Религиоведение. 2014. Т. 7. С. 177-184.
триарха и подобных мифотеологем, непоминающие священники в качестве основного маркера принадлежности к их движению используют отказ от поминания иерархов Русской Православной Церкви во время богослужения. На этом основании сформировалось и общепринятое название всего движения, а само прекращение поминания патриарха в соответствующем социолекте стало означаться словосочетанием «выйти в непомин». При этом вопросы о действенности таинств у «поминающих», а следовательно, и валидности собственной хиротонии, совершенной почти исключительно в РПЦ МП, или решаются компромиссно, или не решаются вовсе (исторически они восходят к сакрамен-тологическим дискуссиям, инициированным РПЦЗ, и еще ранее — к сакра-ментологии старообрядцев-беглопоповцев). Иногда, что не менее интересно, для их решения адепты задействуют апокрифическо-эсхатологические концепты, выраженные в модальностях эсхатологической профетики: грядущий русский царь наведет порядок в Русской Церкви и тогда «всё станет ясно»8. Встречаются и попытки обозначить в качестве точки «утраты благодати РПЦ МП» какое-либо событие, последовавшее после рукоположения конкретного непоминающего священника: в этом случае он получает формальное право утверждать действенность своей хиротонии, ведь «отпадение произошло позже». Как уже было отмечено, среди непоминающих популярны радикально-монархические, эсхатологические, эскапистские и конспирологические настроения. Популярны среди них и неканонические культы царебожнического паттерна: почитание Г. Е. Распутина9, «Царя-Искупителя», «Царя-мученика Ивана Грозного»10 и др.
Сам «выход в непомин», как правило, сопровождается обращением к правящему архиерею с декларативно-обличительным заявлением11, в котором используется весьма ограниченный набор аргументов: в качестве доказательств длительного и длящегося отступничества своеобразно интерпретируется речь патриарха Алексия II на встрече с раввинами в Нью-Йорке в 1991 г., участие патриарха Кирилла во Всемирном саммите религиозных лидеров в 2006 г., участие РПЦ в деятельности Всемирного совета церквей, встреча патриарха Кирилла и папы Франциска в 2016 г. (так называемая «Гаванская уния»), отдельные высказывания патриарха Кирилла по частным вопросам. Все перечисленные события семиотизируются в качестве символических маркеров наступления апостасии и, как следствие, безблагодатности мирового право-
8 О грядущем православном Русском Царе. О последнем православном царстве в преддверии антихриста. URL: http://www.pokaianie.ru/article/11498/read/12989 (дата обращения: 24.12.2019).
9 Лебедев В. Ю., Прилуцкий А. М., Светлов Р. В. К вопросу о культе «св. Григория Нового» (Г. Е. Распутина) в маргинальном православии // Вестник славянских культур. 2018. Т. 47. С. 27-39.
10 Воронцов А. В., Головушкин Д. А., Прилуцкий А. М. Социосемиотическая специфика современного мифа об Иване Грозном // Социологические исследования. 2017. № 8. С. 12-19.
11 Исследованные доказательства того, что Алексей Ридигер есть во истину еретик и отступник и слуга сатаны, а не как о нем думают некоторые, что он де Патриарх Московский и Всея Руси. URL: http://oprich-nsk.narod.ru/material/rpc_mp/rideger.htm (дата обращения: 24.12.2019).
славия12. В результате этого усиленно гиперкатегориальное значение перечисленных символов совпадает, формируются семиотические синонимы — перечисленные символы становятся принципиально взаимно заменимыми (с учетом прагматической специфики).
Для деклараций о выходе в непомин характерен начетнический дискурс: набор «искусственно связанных друг с другом цитат»13 из отцов Церкви и канонических правил, долженствующий доказать еретичность современной иерархии. Не вызывает сомнений, что формирующаяся антиэкуменическая повестка «основывается, во-первых, на традиционном антикатолицизме и в особенности на антисектантстве; во-вторых, на критике модерна и всех его проявлений, связанных с современными формами общественной жизни»14 и в известной степени является фундаменталистской реакцией на «экспансию постмодерной культуры»15. Крайне характерным семиотическим актом является размещение в интернет-сети обращения или «разоблачительной передачи».
Очевидно, что публичный характер и провокативный тон подобных заявлений не может не повлечь канонических действий: от запрета в служении до лишения сана, что, в свою очередь, становится информационным поводом для заявления о «начавшихся гонениях». Интент-анализ соответствующих публикаций (текст заявлений обязательно предается максимальной гласности самими заявителями, публикуется на форумах в интернете, записывается на видео и т. д.) позволяет с большой степенью вероятности предположить наличие именно про-вокативной цели — не только привлечь к себе внимание и спровоцировать беспокойство и алармистские настроения, но и вызвать канонические санкции. Сам фактор гонимости в дискурсах непоминающих выступает в качестве семиотического маркера принадлежности к «истинной церкви», а отсутствие информационных поводов развивать дискурс о гонениях способен спровоцировать кризисные явления в общинах непоминающих. Поэтому гонения превращаются в пустое рамочное понятие, которое может быть заполнено любым нар-ративом — от описания действий зловредной епархиальной власти, отправившей под запрет очередного непоминающего священника, до заявления о начале гонений «в форме непонимания» истинных намерений очередного священника или «незаметной подмены» истинного вероучения неистинным. Даже увольнение с прихода, совершенно неизбежное в этом случае, при необходимости может рассматриваться как проявление гонений, а сам факт подобных гонений превращается в символический эквивалент истинности.
12 См. материалы: Движение непоминающих. Аналитика событий. URL: https://www. youtube.com/channel/UCql8z99xa5QH8nSdkfnzIkw/videos (дата обращения: 24.12.2019).
13 Шаталова-Давыдова Е. В. Тенденция развития общественно-религиозно-политической деятельности РПЦ: православный фундаментализм // Диалог мировоззрений: жизненный путь личности, общества, государства: Материалы XIV международного симпозиума. 2018. С. 57.
14 Костюк К. Н. Православный фундаментализм // Полис. Политические исследования. 2000. № 5. С. 135.
15 Губман Б. Л. Разум и вера: перспектива постметафизического мышления // Новое в психолого-педагогических исследованиях. 2010. № 3. С. 44.
Разумеется, в качестве исторического прецедента непоминающие обращаются к событиям русской церковной истории начала ХХ века, а именно к реакции части православных иерархов на церковную политику заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и, прежде всего, на его знаменитую Декларацию 1927 г., в результате которой часть иерархов и священников заявили о прекращении литургического поминания митрополита Сергия. Ситуация того периода часто подразумевала апелляцию к переходу на неопределенное время к автономному управлению епархиями. Однако если не-поминающими начала ХХ в. были и епископы, и священники, и монашествую-щие16, то среди сторонников современного непомина епископы, имеющие каноническое посвящение и право совершать архиерейское служение, отсутствуют полностью. Интересное исключение некоторое время составлял знаменитый Димид (Дзюбан), однако среди современных непоминающих особым авторитетом он не пользуется и его имя в дискурсах непоминающих сегодня практически не встречается. Обращение же к авторитету смещенного с патриаршества Иерусалимского патриарха Иринея, которого некоторые непоминающие, например последователи схиархимандрита Даниила (Филиппова), объявляют «своим архиереем»17, призвано решать скорее апологетические функции, нежели может рассматриваться как попытка реального формирования церковной иерархии. То же самое можно сказать относительно лишенного сана сербского архиерея — епископа Рашко-Призренского Артемия18, однако очевидно, что канонически ни Иерусалимский патриарх, ни сербский епископ не могут рассматриваться в качестве законных иерархов на канонической территории Русской Православной Церкви, даже если бы последние сохраняли весь объем церковно-канонической власти в своих Поместных Церквах.
В плане психосемиотики подобные действия делятся на несколько основных типов:
— действие с преобладанием спонтанности, ему должно предшествовать накопление растерянности и озабоченности, совершается оно обычно на фоне низкой культуры, может быть подражательным или внушенным, в том числе и со стороны групп активно-агрессивных мирян;
— экклезиологическая растерянность — сочетает невозможность внятно осмыслять экклезиологические реалии с сильной, вплоть до паники сотерио-логической озабоченностью, что компенсируется избранным «экклезиологиче-ским шаблоном», не просто относящимся к прошлому, но часто и мифологизированным, где действительно имевшиеся факты невозможно отличить от позднейших «благочестивых дорисовок»;
— экклезиологический и сопряженный с ним сотериологический страх, который может перерастать в ужас и действия, близкие к панике; непоминание,
16 Васильева О. Ю. Образ новомучеников в истории России // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2008. Т. 26. № 3-4 (44-45). С. 21.
17 Послание патриарха Иерусалимского Иринея. URL: https://www.youtube.com/channel/ UCql8z99xa5QH8nSdkfnzIkw/featured (дата обращения: 24.12.2019).
18 Выступление иеромонаха Гавриила Кондрашова (О. Гавриил. Часть 3). URL: https:// www.youtube.com/watch?v=E04wGyufFZI (дата обращения: 24.12.2019).
с одной стороны, выглядит как предпринятое действие, что уменьшает страх, а с другой — является все же обратимым в случае, если события пойдут иным путем;
— форма шантажа в адрес представителей церковной иерархии, в этом случае прагматика действий вполне ясна;
— способ заявить о своей экклезиологической эксклюзивности путем не открытого и полного отделения, а через «малые действия», в том случае, когда полное каноническое отделение было бы слишком скандальным и непродуктивным (здесь возможно и попутное появление людей, роль которых все более напоминает функции епископа).
Действия индивидов, соединяющих протестные намерения разной степени серьезности и продуманности с неуверенностью, непоминание для них оказывается более мягкой (и опять же, обратимой) мерой, по сравнению с более серьезными шагами. Так, в послереволюционной Российской Православной Церкви отказ от поминания имени заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) некоторыми епископами и священниками являлся достаточно мягкой формой протеста против канонической сомнительности как самой должности заместителя местоблюстителя, так и проводимой им церковной политики при нежелании формально выходить за канонические границы существующей Церкви. Однако такое положение дел рассматривалось как исключительное и временное. В качестве же канонического обоснования возникающих в связи с этим изменений в организации церковной жизни часто использовалось и используется до сих пор постановление Святейшего Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 г., что обосновывается утверждениями об индоктринации современных церковных институтов «всеересью экуменизма и сергианством»19. Кроме того, регулярно используется и апелляция к 15-му правилу Двукратного Константинопольского собора20. Область применимости этих канонических норм произвольно расширяется. При этом обращение к постановлению 1920 г. фактически превращается в инструмент канонической легитимации современных расколов при помощи апелляции к авторитету св. патриарха Тихона в условиях фактической канонической и исторической неграмотности адептов. А. Беглов21 описывает изоляционистский паттерн поведения как в целом типичный для неоднозначных исторических периодов, но в случае непоминания последовательного изоляционизма не наблюдается, хотя бы на данный момент, а отдельные случаи бегства (в отдаленную местность и т. п.) — скорее краевое явление для непоминания, а не его центр. Создание канонической
19 См., напр.: Разъяснения Архиерейского Собора РПЦЗ(В-Ф) относительно постановления Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 года за № 362. Принято 15 сентября 2016 г. URL: http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=122159 (дата обращения: 24.12.2019).
20 Апология непоминающих, или применение 15-го правила Двукратного Собора в нынешней церковной ситуации. URL: https://3rm.info/publications/10440-apologiya-nepomi-nayushhix-ili-primenenie-15-go.html (дата обращения: 24.12.2019).
21 Беглов А. В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М., 2008. С. 90—99.
фикции становится возможным благодаря предшествующему формированию в дискурсах раскола фикции семиотической, построенной на узурпации символического потенциала авторитета патриарха Тихона. Активное почитание святителя Тихона — явление радостное, но среди его разнообразных форм есть и такие, которые откровенно содержат семиотику эсхатологического алармизма, за которым легко следуют конструкции, подобные распространенным в РПЦЗ: Тихон — последний патриарх, митр. Петр (Полянский) — последний действительный предстоятель, далее следует вакантность предстоятельского престола и эсхатологическая ситуация, правда затянувшаяся на несколько десятилетий: «Тройка (а теперь четвёрка. — И. К.)22 лжепатриархов Московских — Сергий, Алексий и Пимен — идут один за другим, ступая точно в след предшественника. Тайная договоренность со властью Сергия — закон для последующих лжепатриархов. В свое время чекисты-следователи не могли воздержаться от похвал митр. Сергию. Они восхищались его умом: "Как он сумел и церковных канонов не нарушить и Церковь богоборству подчинить?!" И поэтому они старались подчеркнуть свое особое благоволение к несчастному, называя его "наш митрополит Сергий"! А чтобы понять атмосферу, царившую в то время в высших кругах советской церкви, напомним еще раз слова ближайшего сотрудника митр. Сергия, архиеп. Серафима (Александрова): "Как партия раздавила свою оппозицию, так и мы должны раздавить свою!" Под этим мы он понимал: сергианскую, проболь-шевистскую, проантихристову лжецерковь...»23
Неслучайно и появление странной иконографии свт. Тихона, выдержанной в характерном стиле, напоминающем живопись К. Васильева или даже Рериха. Например, Патриарх движется в каком-то сине-сером пустом пространстве, глядя вдаль и сопротивляясь встречному ветру (его облачение развевается). Стилистика вполне соответствует эстетике вагнеровского типа, для которой как раз своеобразная эсхатология (гибель богов) была вполне органичной. Сам отрешенно-сосредоточенный взор святителя, совсем не характерный для его достаточно обширной фотоиконографии, должен передавать сбой всей системы знаков, то есть ситуацию если и не эсхатологическую, то предельно близкую к ней (образ человека, решившегося на нечто беспрецедентное). Сюда же следует отнести и легенды о намерении последнего императора совместить царское и святительское служение. Такое беспрецедентное нарушение семиотики (и не только) выглядит оправданным со стороны тех, кто видит в этом разрушение всего привычного с наступлением эсхатологического времени, чему, например, соответствует и «исключительный чин святости», усвоенный в соответствующих группах за Николаем Вторым — «царь-искупитель». Например: «Об искупительном подвиге Царя Николая II. Об именно искупительном подвиге Царя Николая II говорят многие пророчества, которые, кстати, Государь знал. Это и от Авеля-прорицателя, и от прп. Серафима Саровского, от блаженной старицы Паши Саровской, а впервые даже от отшельника Теракуто в Японии в 1891 году, когда Николай Александрович был еще цесаревичем. Причем речь идет об ис-
22 Текст написан в 1980 г.
23 Епифаний, схимонах. [Без названия]. иКЪ: http://true-orthodox.narod.ru/library/epifany/ gkch.html (дата обращения: 24.12.2019).
куплении единственного греха — измены клятве Русского народа, данной от имени всех сословий на Поместно-Церковном Соборе 1613 года. Того греха, которому он, как Царь из Рода Романовых не причастен... Хочется также сказать о том, что "Духовный образ Святой Руси, а как следствие, «воскресшего» Царя, воскресшего духовенства, воскресшего русского народа — это великий Святой Иоанн Предтече!" В его образе заложен духовный путь и Божий промысел о нас. Путь Святой Руси, Царя, русского народа, духовенства — это путь Св. Иоанна Предтече! Святая Русь как венец многовекового пути России, находясь в пике своего могущества и величия, так же как и Св. Иоанн, встанет смиренно на колени перед Богом и скажет всему миру: "идет вслед за мною СИЛЬНЕЙШИЙ, БОЖЕСТВЕННЫЙ СВЕТ ОТ НЕГО, а я перед НИМ лишь предтече, а я пред НИМ лишь никто! Ибо грядет Он судить Великим Судом живых и мертвых!" Эти слова скажет и Грядущий Царь, скажет воскресшее духовенство и воскресший русский народ»24.
В результате крушение «доэсхатологической» семиотики делает возможным возникновение самых невиданных и диких новшеств и псевдоморфозов, потому что понятая эсхатология их заранее оправдывает и отсекает любые возражения. То, чего не могло быть «до», теперь стало возможным. Отменяется вся привычная синтактика с ее областями допустимых и недопустимых для данной структуры элементов. На эсхатологию можно списать практически все.
Вообще практика непоминания связана семиотически и психологически с эсхатологическими эксцессами — с апокалиптическим квиетивом робкой воли, по Флоровскому25, когда все постоянное делание христианина в мире концентрируется лишь в самом конце (индивидуальной жизни, всего мира или того и иного вместе). Такое напряжение и эсхатологические страхи порождают и массу образов, укладывающихся в ограниченное количество стандартных структур и сценариев, в которые и входит непоминание как частный случай разрыва узкого кружка «аутентичных православных» с «неаутентичным сообществом», в той или иной мере якобы утратившим свою сущность и подлинность. Непоминание входит в набор действий, характерных для эсхатологического энтузиазма, эсхатологического алармизма, поскольку он предполагает семиотическую инверсию: все, что было подлинным (будь то манифест об отречении от престола Николая Второго26, его мощи27, равно как и мощи св. Серафима Саровского), перестанет быть таковым, а значит, от него нужно еще и ритуально отделиться. Установка на тотальную неподлинность — элемент мировосприятия культуры
24 Слово о богоданной царской власти и болезненной ереси новейших цареборцев. URL: https://3rm.info/publications/36753-slovo-o-bogodannoy-carskoy-vlasti-i-boleznennoy-eresi-noveyshih-careborcev.html (дата обращения: 24.12.2019).
25 Флоровский Г. В., прот. В мире исканий и блужданий // Он же. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 194—195.
26 Искупительная жертва святого царя Николая II — залог неминуемого воскресения Руси. URL: https://3rm.info/publications/8992-car-iskupitel-nikolaj.htmI (дата обращения: 24.12.2019).
27 Остановить фальсификацию! «Все должны это знать! пусть наших останков не ищут, их нет!» URL: https://3rm.info/publications/36753-slovo-o-bogodannoy-carskoy-vlasti-i-boleznennoy-eresi-noveyshih-careborcev.html (дата обращения: 24.12.2019).
модерна, семиотики неограниченного воспроизведения любого текста, любой реалии, выступающей как знак.
При этом сама подлинность религиозного феномена обретает семиотическое измерение: в зависимости от семиотического контекста она может развивать семиотические характеристики символа или метафоры. При этом метафорическая подлинность легко трансформируется в «неподлинность», тогда как подобная трансформация символа оказывается затруднительной. Семиотический дрейф по полюсам символ—метафора оказывается инструментом конфессиональной апологетики. Так, например, мифоидеологема о том, что Николай II не подписывал манифеста об отречении, в рамках символической герменевтики формирует символ неподлинности (через апелляцию к контексту, знаменитому высказыванию «кругом измена, и трусость, и обман»). Далее, уже в рамках метафорической герменевтики символ трансформируется в метафору онтологической неподлинности всех послереволюционных, в том числе и церковно-значимых событий. В этом отношении эсхатологический алармизм современного непоминания вполне соответствует семиотике нового общества и постгутен-берговской культуры. Сюда же относится и сам страх неподлинности, подмены, подделки и проч. Поэтому вплетание информатизационных мотивов в рисунок эсхатологической картины следует признать существенно новым моментом. Ситуация болезненной стыковки разных культурных эпох вполне предсказуемо сделала подобные страхи по меньшей мере понятными и объяснимыми, что распространилось и на эсхатологические страхи. Следующее действие в семиосфе-ре эсхатологической перевернутости — приобретение значимости теми, кто ею не обладал. Это могут быть и самосвятства, и превышение власти, и явление новых «богословов», праведников, прозорливцев и пророков, и активный процесс формирования новых реликвий, молитв и акафистов, чудотворных икон, апокрифических текстов. К инверсии добавляется и разрушение семиоструктуры вообще, структурные отношения расщепляются, образуя своего рода «веер» с поливалентным замещением позиций семиотических элементов самыми разными элементами, неопределенным множеством таковых; синтактика испытывает слом и размывание. Это можно отдаленно уподобить превращению молекулярной структуры в свободный радикал. Неподлинность и в самом деле описывается в Апокалипсисе Иоанна как обязательная часть эсхатологического завершения, проблема в другом: периоды активного эсхатологического энтузиазма были уже неоднократно, и каждый раз ситуация перевернутости и инверсии подлинного/неподлинного казалась немалому числу людей совершенно очевидной, имелись частные суждения уважаемых людей о приближении последних времен, но указанного в Писании финала не наступало. Однако же один раз референция эсхатологических пророчеств и предзнаменований все же должна состояться, все должно сбыться. Но наступил уже именно этот момент или нет — неясно, так что соответствующее напряжение не находит удовлетворительного разрешения, что толкает ряд верующих к эсхатологическому экстремизму. При этом эсхатологические вопросы едва ли не наиболее затруднительные для облечения в догматические формы, в эсхатологии всегда остается элемент гадательности, а ряд вопросов так и не обретает окончательных догматических форм, о чем мас-
сы верующих могут и не знать (так, вопрос о «частном суде» после смерти или ожидании всех умерших момента конца времен так и остается в православном богословии не решенным окончательно).
Непоминание становится для многих компенсаторным актом в ситуации паники, неуверенности не только в правоте своих ожиданий и предчувствий, но вообще при полной неясности, что надлежит и что можно сделать. Эсхатологическая паника тяжелее иных видов панического поведения тем, что возникает страх ошибиться «раз и навечно» без возможности исправить неверные действия. В таких психологически тяжких случаях компенсирующие действия и распространены, и для многих почти необходимы. Апелляция к эсхатологическим концептам позволяет отчасти решать и канонические проблемы: коль скоро мы живем в «последние времена» и в условиях всеобщего торжества ереси, то нормальное применение каноники становится невозможным. В связи с этим разрабатывается новое каноническое учение, не имеющее обоснования в авторитетных канонических источниках, но достаточно частотно представленное в текстах непоминающих, согласно которому канонические нормы предназначены для регулирования церковных отношений в спокойной, «нормальной» обстановке, тогда как в обстоятельствах чрезвычайных канонические нормы могут нарушаться в связи с возникающими обстоятельствами. В качестве аргументации используется принцип аналогии: коль скоро в юриспруденции существует военное и осадное положение, при котором обычные законы перестают действовать, подобный аналог чрезвычайного положения должен существовать и в каноническом праве (принцип necessitas non habet legem существует в католической канонике, но и там он совершенно не означает санкционированного самоуправства). При этом критерий, позволяющий рассматривать возникающие обстоятельства как чрезвычайные, принципиально не артикулируется, это создает возможность для самых широких канонических и герменевтических маневров. При этом, разумеется, в тех случаях, когда существует возможность сохранить видимость каноничности, даже при помощи различных фиктивных концептов, ею не пренебрегают. Каноническая аргументация заменяется формирующимися семиотическими фикциями: коль скоро наступает эсхатологическое завершение, то все элементы концептосферы, включенные в эсхатологический контекст, могут претендовать на исключительный символический статус, которым не обладают стандартные канонические нормы.
В других случаях, когда наличие эсхатологического контекста не столь очевидно и выход за пределы каноники нежелателен, семиотическая фикция — например, упомянутое выше поминание архиереев, не имеющих канонического отношения к данной епархии, — в ритуалосфере непоминающих используется для формирования фикции канонической: создания видимости наличия у них трехчастной иерархии, без чего православные приходы не могут сколько-нибудь длительное время полноценно существовать. При этом вопрос о том, почему священник РПЦ, демонстративно заявляющий о своей к ней канонической принадлежности, поминает имена иерархов, не имеющих отношения к РПЦ МП, не рассматривается вовсе или декларативно объясняется тем, что данные архиереи являются единственно истинными. В итоге это делает возможным
создание целых фиктивных иерархий, канонически несостоятельных28. Если их существование становится длительным, то сам факт их бытия с более или менее устоявшимся церковным бытом, правилами, традициями и т. д. выступает косвенным доводом в пользу законности их существования. То, что длительно существует, обладает некоторой популярностью и респектабельностью, самим своим существованием оправдывает сомнительные основания этого же существования, делая их заимствование и распространение более легким (прецедентный семиотический эффект — длительно и относительно стабильно существующая семиосистема воспринимается как существующая правильно и обоснованно, в том числе законно, а значит, и пригодная для копирования). Эта закономерность ярче выражена применительно к социальным системам. Так, комплекс симптомов болезни при длительном существовании может восприниматься как привычный, но редко воспринимается как нормальный и пригодный для распространения (копирования). Социальные практики в этом отношении легализуются и чаще, и быстрее. Принятое Синодом решение о недопустимости каких-либо ограничений в богослужебном поминовении и допущении к церковным таинствам верующих, носящих национальные имена, традиционные для других Поместных Православных Церквей (или имена в иных национальных звучаниях), не случайно уже интерпретируется в публикациях непоминаю-щих как «изменение правил крещения». Таким образом, создается очередная семиотическая фикция — символ апостасии с принципиально неопределенным денотативным полем, так как «изменение правил крещения» должно интерпретироваться именно как «искажение таинства», «профанация», которое если и не делает таинство априорно недействительным, то в любом случае символизирует продолжающееся отступничество. Очевидно, что подобная семиотическая фикция рассчитана на людей мало информированных, однако это не мешает, но скорее способствует тому, что в условиях эсхатологического напряжения вынесенная в заголовок текста броская фраза «Синод принял решение об изменении правил крещения» способна запустить информационный каскад, используемый в выраженных полемических целях. Структурно-семиотической основой является следующая семиотическая цепочка: антихрист изменит символ веры29 — Крещение упомянуто в Символе веры — «Синод изменил крещение» — «Синод изменил символ веры».
Очевидно, что движение непоминающих и далее будет трансформироваться в юрисдикцию, создавая собственные конкурентные иерархические структуры. Так, недавняя архиерейская хиротония одного из лидеров движения непомина-ющих священника Алексея Мороза, полученная им в одном из неканонических осколков РПЦЗ, свидетельствует в пользу этого сценария. Что касается самой тенденции, то она в значительной степени будет зависеть от компонентов ситуации: действий церковной власти, отношения масс верующих и проч. В церков-
28 Даниил (Филиппов), схиархим. Еще раз о катакомбных архиерейских хиротониях. URL: https://www.youtube.com/watch?v=780UQup97L0&t=797s (дата обращения: 24.12.2019).
29 О грядущем православном Русском Царе. О последнем православном царстве в преддверии антихриста. URL: http://www.pokaianie.ru/article/11498/read/12989 (дата обращения: 24.12.2019).
ном организме могут в большей или меньшей степени проявляться общесоциальные процессы дифференциации и стратификации, их интенсивность, как и в обществе в целом, флуктуационна, а сами процессы полифакторны. Периоды рубежа веков, в том числе и нынешний, полностью не завершившийся, обычно дают усиление дифференциации, что позволяет непоминающим и подобным маргинальным группам обособляться в пределах социально-религиозной страты, обретать самоидентификацию, программу практических действий, включая самопрезентацию с использованием информационных каналов и устойчивого семиотического образа. Можно полагать, что наиболее последовательные представители указанной культуры обретут привычные черты протестной культуры. Однако она будет семантически и прагматически выхолащиваться именно из-за своей частотности и привычности, что может в итоге привести к ее пародийно-иронической интерпретации30. Периодически небольшие сообщества, наиболее алармистски настроенные, будут покидать ограду Церкви с появлением очередной волны апологетики своих действий, включая и жанрово стандартные интернет-материалы. Следует предположить и появление страты «умеренных», включающей и вполне лояльных Церкви людей, ангажированных эсхатологическими страхами из-за случайных причин, в частности индивидуально-психологических, наличия чувствительности к определенной эсхатологической семиотике (что порой может сочетаться и с высоким интеллектуальным уровнем). Далее эта страта будет специфицироваться, давая более частные, но и менее многочисленные субстраты, порой без достаточно четких границ. Уже квалитативный фактор почти исключает серьезное влияние индивидов и групп, объединенных в этих стратах, на церковную и общесоциальную жизнь. Единственная заметная активность может проявляться только уже упомянутыми наиболее активными и последовательными группами с тенденцией к интенсивному и четкому стратовому обособлению. В условиях информационного общества привлечение внимания к себе с помощью стандартных и проверенных семиотических паттернов самопредставления у маргинальных групп объективно более значительно, что повышает возможности задуманного воздействия. В следующей фазе флуктуационных изменений маргинализация представителей указанной стратовой группы имеет перспективы только вырасти.
Источники
Апология непоминающих, или применение 15-го правила Двукратного Собора в нынешней церковной ситуации. URL: https://3rm.info/publications/10440-apologiya-nepominayushhix-ili-primenenie-15-go.html (дата обращения: 24.12.2019). Выступление иеромонаха Гавриила Кондрашова (О. Гавриил. Часть 3). URL: https://www.
youtube.com/watch?v=E04wGyufFZI (дата обращения: 24.12.2019). Даниил (Филиппов), схиархим. Еще раз о катакомбных архиерейских хиротониях. URL: https://www.youtube.com/watch?v=780UQup97L0&t=797s (дата обращения: 24.12.2019). Движение непоминающих. Аналитика событий. URL: https://www.youtube.com/channel/ UCql8z99xa5QH8nSdkfnzIkw/videos (дата обращения: 24.12.2019).
30 Ведмецкая Л. В. Протестная культура Франции и современный мир // Вестник РФО. 2019. Вып. 1—2. С. 52—57.
Епифаний, схимонах. [Без названия]. URL: http://true-orthodox.narod.ru/library/epifany/ gkch.html (дата обращения: 24.12.2019).
Исследованные доказательства того, что Алексей Ридигер есть во истину еретик и отступник и слуга сатаны, а не как о нем думают некоторые, что он де Патриарх Московский и Всея Руси. URL: http://oprich-nsk.narod.ru/material/rpc_mp/rideger.htm (дата обращения: 24.12.2019).
Искупительная жертва святого царя Николая II — залог неминуемого воскресения Руси. URL: https://3rm.info/publications/8992-car-iskupitel-nikolaj.html (дата обращения: 24.12.2019).
Никодим, иеромон. Мы не ослы! Нам не нужна биометрия, экуменизм. URL: https:// www.youtube.com/watch?v=UY3R9gasIgs (дата обращения: 24.12.2019).
О грядущем православном Русском Царе. О последнем православном царстве в преддверии антихриста. URL: http://www.pokaianie.ru/article/11498/read/12989 (дата обращения: 24.12.2019).
Остановить фальсификацию! «Все должны это знать! пусть наших останков не ищут, их нет!» URL:https://3rm.info/publications/36753-slovo-o-bogodannoy-carskoy-vlasti-i-boleznennoy-eresi-noveyshih-careborcev.html (дата обращения: 24.12.2019).
Печать Антихриста. URL:http://www.pokaianie.ru/article/from_reader/read/43525 (дата обращения: 24.12.2019).
Послание Патриарха Иерусалимского Иринея. URL: https://www.youtube.com/channel/ UCql8z99xa5QH8nSdkfnzIkw/featured (дата обращения: 24.12.2019).
Разъяснения Архиерейского Собора РПЦЗ(В-Ф) относительно постановления Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 года за № 362. Принято 15 сентября 2016 г. URL: http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=122159 (дата обращения: 24.12.2019).
Слово о богоданной царской власти и болезненной ереси новейших цареборцев. URL: https://3rm.info/publications/36753-slovo-o-bogodannoy-carskoy-vlasti-i-boleznennoy-eresi-noveyshih-careborcev.html (дата обращения: 24.12.2019).
Цифровое клеймо римского права. Апостасия экуменизма. Открытое письмо о. Георгию. URL: https://www.youtube.com/watch?v=cseFCueYo5I&t=2464s (дата обращения: 24.12.2019).
McIntire C. T. Фундаментализм // Теологический энциклопедический словарь / ред. У. Элвелл. М.: Ассоциация «Духовное возрождение», 2003. С. 1305—1308.
Список литературы
Беглов А. В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви; «Арефа», 2008.
Васильева О. Ю. Образ новомучеников в истории России // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2008. Т. 26. № 3-4 (44-45). С. 21-88.
Ведмецкая Л. В. Протестная культура Франции и современный мир // Вестник РФО. 2019. Вып. 1-2. С. 52-57.
Воронцов А. В., Головушкин Д. А., Прилуцкий А. М. Социосемиотическая специфика современного мифа об Иване Грозном // Социологические исследования. 2017. № 8. С. 12-19.
Головушкин Д. А. Современный православный фундаментализм or псевдофундаментализм? // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Политология. Религиоведение. 2018. Т. 25. С. 92-102.
Губман Б. Л. Разум и вера: перспектива постметафизического мышления // Новое в психолого-педагогических исследованиях. 2010. № 3. С. 40-50.
Костюк К. Н. Православный фундаментализм // Полис. Политические исследования. 2000. № 5. С. 133-154.
Лебедев В. Ю., Прилуцкий А. М., Светлов Р. В. К вопросу о культе «св. Григория Нового» (Г. Е. Распутина) в маргинальном православии // Вестник славянских культур. 2018. Т. 47. С. 27-39.
Моль А. Социодинамика культуры. М.: КомКнига, 2005.
Радецкая В. Антиэкуменизм в современном православии // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2010. Т. 11. № 3. С. 39-45.
Рязанов Д. С. Религиозный экстремизм, религиозно-политический экстремизм и религиозный фундаментализм: общее, особенное, единичное // Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Политология. Религиоведение. 2014. Т. 7. С. 177184.
Сергун Е. П. Соотношение понятий «религиозный экстремизм» и «религиозный фундаментализм» // Правовая культура. 2012. № 2 (13). С. 99-103.
Флоровский Г. В., прот. В мире исканий и блужданий // Он же. Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998. С. 194-195.
Шаталова-Давыдова Е. В. Тенденция развития общественно-религиозно-политической деятельности РПЦ: православный фундаментализм // Диалог мировоззрений: жизненный путь личности, общества, государства: Материалы XIV международного симпозиума / под ред. А. В. Дахина. 2018. С. 57-58.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia I: Bogoslovie. Filosofiia. Religiovedenie. 2020. Vol. 88. P. 103-120 DOI: 10.15382/sturI202088.103-120
alpril@mail.ru ORCID: 0000-0002-7013-9935
Vladimir Lebedev, Doctor of Sciences in Philosophy, Tver' State University, 33 Zhelyabova Str., Tver' 170100, Russian Federation, semion.religare@yandex.ru ORCID: 0000-0003-4840-3135
Alexander Prilutskiy, Doctor of Sciences in Philosophy, Herzen State Pedagogical University of Russia, 48/20 Naberezhnaya Moiki, St. Petersburg 119186, Russian Federation,
Contemporary Movement of Priests who Do Not Pray for the Patriarch: an Attempt of Semiotic and Religious Analysis
A. Prilutskiy, V. Lebedev
Abstract: This article analyses from the perspective of semiotics and religious studies the milieu of the movement of "non-mentioning priests", a fundamentalist movement in the present-day Orthodoxy, the adherents of which regard the hierarchy of the
Russian Orthodox Church of Moscow Patriarchate and other canonic Orthodox local churches as "graceless". The grounds for this are accusations of "Sergianism", ecumenism, adoption of documents that contain biometrics, church modernism. The movement includes laity and clergy of the first two ranks of priesthood. A semiotic marker of this movement is not pronouncing the patriarch's and local bishop's names during church service. The article is a first attempt of studying the discourse of the non-mentioning; it draws on the content- and intention-analysis. The sources of the study are original texts and materials published by representatives of this movement in the Internet. The article shows that this movement should be regarded as the present-day Orthodox fundamentalism because its programme contains many elements of a typically fundamentalist agenda. Using a semiotic inventory, the followers of this movement generate complex semiotic fictions designed to prove the canonic character of the movement and the lawfulness of the relevant theological claims. In particular, the ideologists of this movement make use of references to historical precedents which are semioticised as symbols or metaphors. Consequently, there appear signs whose sphere of denotation is purposefully made extremely indefinite. The article also analyses the semiotic drift in the relevant discourse, the extreme points of which are symbol and metaphor. Particular attention is paid to the analysis of exchatological myths, popular in the movement, and of their semiotic design. On semiotic level, the formation of an eschatological mythology is corresponded by the semiotic drift, the poles of which are the symbol and metaphor. Besides, the semiotic drift is an instrument of apologetics. Semiotic chains are also used; they allow one to place in the eschatological context those concepts and phenomena which are initially neutral in terms of eschatology. In its conclusion, the article discusses prospects of further development of the movement in question.
Keywords: fundamentalism, modern Orthodoxy, semiotics of religion, semiotic fiction, semiotic drift, anti-ecumenism, anti-globalism, religious persecution.
References
Beglov A. (2008) Vpoiskakh "bezgreshnykh katkomb". Tserkovnoe podpol'e v SSSR [In search of "sinless catcombs". Church underground in the USSR]. Moscow (in Russian).
Golovushkin D. (2018) "Sovremennyi pravoslavnyi fundamentalizm ili psevdofundamentalizm?" [Contemporary Orthodox fundamentalism or pseudo-fundamentalism?]. Izvestiia Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia: Politologiia. Religiovedenie, 25, pp. 92—102 (in Russian).
Gubman B. (2010) "Razum i vera: perspektiva postmetafizicheskogo myshleniia" [Intellect and faith: perspective of post-metaphysical thinking]. Novoe v psikhologo-pedagogicheskikh issledovaniiakh, 3, pp. 40—50 (in Russian).
Kostiuk K. (2000) "Pravoslavnyi fundamentalism" [Orthodox fundamentalism]. Polis. Poli-ticheskie issledovaniia, 5, pp. 133—154 (in Russian).
Lebedev V., Prilutskii A., Svetlov R. (2018) "K voprosu o kul'te 'sv. Grigoriia Novogo' (G. E. Rasputina) v marginal'nom pravoslavii" [On the Cult of "St. Gregory the New" (G. Rasputin) in the marginal Orthodoxy]. Vestnikslavianskikh kul'tur, 47, pp. 27—39 (in Russian).
Mol' A. (2005) Sotsiodinamika kul'tury [Sociodynamics of culture]. Moscow (in Russian).
Radetskaia V. (2010) "Antiekumenizm v sovremennom pravoslavii" [Anti-ecumenism in modern Orthodoxy]. Vestnik Russkoi khristianskoi gumanitarnoi akademii, 11, 3, pp. 39—42 (in Russian).
Riazanov D. (2014) "Religioznyi ekstremizm, religiozno-politicheskii ekstremizm i religioznyi fundamentalizm: obshchee, osobennoe, edinichnoe" [Religious extremism, religious-
political extremism and religious fundamentalism: general, specific, individual]. Izvestiia Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia: Politologiia. Religiovedenie, 7, pp. 177—184 (in Russian).
Sergun E. (2012) "Sootnoshenie poniatii 'religioznyi ekstremizm' i 'religioznyi fundamentalizm'" [The correlation of the concepts of "religious extremism" and "religious fundamentalism"]. Pravovaia kul'tura, 2 (13), pp. 99—103 (in Russian).
Shatalova-Davydova E. (2018) "Tendentsiia razvitiia obshchestvenno-religiozno-politicheskoi deiatel'nosti RPC: pravoslavnyi fundamentalism" [Tendency of development of the socio-religious and political activities of the Russian Orthodox Church: Orthodox fundamentalism], in Dialog mirovozzrenii: zhiznennyi put' lichnosti, obshchestva, gosudarstva Materialy XIV mezhdunarodnogo simpoziuma [Dialogue of worldviews: life path of an individual, society, state. Materials of the 14th international symposium]. Pp. 57—58 (in Russian).
Vasil'eva O. (2008) "Obraz novomuchennikov i istorii Rossii" [The image of the new martyrs and the history of Russia"]. Gosudarstvo, religiia, tserkov'vRossiiizarubezhom, 26, 3—4, pp. 21—88 (in Russian).
Vedmetskaia L. (2019) "Protestnaia kul'tura Frantsii i sovremennyi mir" [French protest culture and the modern world"]. Vestnik RFO, 1—2, pp. 52—57 (in Russian).
Vorontsov A., Golovushkin D., Prilutskii A. (2017) "Sotsiosemioticheskaia spetsifika sovremen-nogo mifa ob Ivane Groznom" [Social and semiotic specificity of the modern myth of Ivan the Terrible]. Sotsiologicheskie issledovaniia, 8, pp. 12—19 (in Russian).
