CC BY
46
3. Соколова О.И. Глагольная система диалекта (на материале говора и произведений устного народного творчества Пудожского района Карельской АССР): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самарканд, 1970. С. 10.
4. Артёмова Н.В. Полевая организация глагольной лексики в современном русском языке. М.: Прометей МШУ, 2003. С. 17.
5. Романов Д.А., Красовская Н.А. Материалы к словарю тульских говоров. Тула: Изд-во ТГПУ им. Л.Н.Толстого. Вып. 1. 2008. Вып. 2. 2009. Вып. 3. 2010. Вып. 4. 2011.
N.A. Krasovskaya
CRITERIA OF ANTHROPOCENTRIC VERBS EXPOSURE (BASED ON TULA REGION DIALECT)
Basic ways and criteria of anthropocentric verbs exposure out of Tula region dialect verbs lexemes are analyzed, examples of verbs that do not belong to the anthropocentric sphere are given.
Key words: dialect vocabulary, Tula region dialects, verb, anthropocentric sphere, verb meaning.
Получено 12.10.12
УДК 821.511.132-14
А.В. Малева, млад. науч. сотр., 57-61-93, malana84@mail.ru (Сыктывкар, ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН)
СОВРЕМЕННАЯ ЖЕНСКАЯ КОМИ ПОЭЗИЯ: НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВОПЛОЩЕНИЯ «Я» ЛИРИЧЕСКОЙ ГЕРОИНИ
Рассматриваются формы выражения «Я»-сознания лирической героини современной коми женской поэзии. Особенности художественного воплощения «Я»-сознания позволяют сформировать представление о принципах характерообразования в лирическом произведении, охарактеризовать используемые автором тропы в их функциональной многозначности, обнаруживая при этом их взаимосвязь с особенностями мироосмысления героини.
Ключевые слова: современная коми поэзия; женская лирика; лирическая героиня; «Я»-сознание; лирические проекции, трансцендирование, экстериоризация, интери-оризация, олицетворение, метафорическое и символическое миромоделирование.
Публикация подготовлена в рамках проекта программ Президиума РАН № 12-П-6-1013 «Опыт развития коми литературы: творческая индивидуальность и художественный процесс»
По справедливому, на наш взгляд, замечанию Т.М. Марченко, лирический герой как интегративный фактор структуры лирического стихотворения представляет «сложное структурно-семантическое образование, реализуемое на уровне целостной структуры поэтического текста» [1, с. 2]. Под интеграцией исследовательница понимает двустороннюю - содержа-
тельно-формальную - категорию. Как отмечает А.В. Штраус, единство семантических и структурных составляющих образа лирического героя -неизменное условие существования данной категории: «... репрезентация героя в тексте с помощью определенного набора приемов и наличие некого образа в сознании читателей является необходимыми полюсами существования лирического героя» [2].
О текстовом воплощении образа лирического героя упоминает Л. Гинзбург: «лирический герой есть единство личности, не только стоящей за текстом, но и воплощенной в самом поэтическом сюжете и наделенной цельной характеристикой» [3, с. 157]. Общее представление о текстовых и внетекстовых средствах структурного воплощения образа лирического героя дают О.Н. Николенко и А.Н. Чеботарева: «<...> различными могут быть и средства создания образа лирического героя: собственно текстовые (метафоры, эпитеты, риторические вопросы, восклицания, композиционные и сюжетные решения и т.д.) и внетекстовые (комплекс связанных с образом лирического героя тем, мотивов, проблем, символов, циклов стихотворений, жанровых особенностей, интертекстуальных отношений и т.д.)» [4, с. 18].
Формы художественного воплощения «Я»-сознания лирического героя составляют одну из сторон поэтики его образа и дают представление о принципах характерообразования в лирическом произведении. Особенности самовыражения лирической героини позволяют выявить некоторые черты ее характера, в основе которого лежит определенное миропонимание, мирочувствование и мироотношение. Как отмечает С.И. Ермоленко, «применительно к лирике следует, наверное, говорить не столько об образе мира, сколько о некоем образе мироотношения, точнее миропереживания <...> Ведь в центре лирического стихотворения <...> "созерцающая и чувствующая душа" <...> Но душа не изолированная от мира, а в ее, подчас сложных, отношениях с ним» [5, с. 32].
В ходе анализа поэтического текста мы пришли к заключению, что в современной женской коми поэзии, наряду с непосредственно-открытым самовыражением лирического «Я» героини, как отмечает Б.О. Корман, «прямо-оценочная точка зрения есть открытое соотношение объекта со взглядами, принципами, понятиями субъекта сознания <...> Для лирики характерен субъект сознания с преобладанием прямооценочной точки зрения» [6, с. 154], значительную роль играет и опосредованное, связанное с обращением к различным средствам ее образной самопрезентации. Это ассоциативные лирические проекции и миромоделирование, в основе которых - обращение к разным видам тропов (олицетворению, метафоре, символу).
Лирические проекции имеют двойственную природу: можно говорить об экстериоризации и интериоризации сознания лирической героини. В психологии и философии экстериоризация определяется как «процесс, в
результате которого внутренняя психическая жизнь человека получает внешне выраженную (знаковую и социальную) форму своего существования» [7]. Экстериоризацию собственного "Я" и интериоризацию Другого в лирике М. Цветаевой отмечает Г.Ф. Ситдикова [8, с. 229]. Первый тип подразумевает выход за пределы «Я»-сознания, или ассоциативное переложение ментальных и эмоциональных свойств и качеств внутреннего мира героини на окружающий мир, в основе которых - непременное обращение к олицетворению, антропологизированию неодушевленного пространства. Степень экстериоризации «Я»-сознания героини зависит от степени его трансцендирования, феномена, под которым понимается «процесс выхода субъекта вовне, за пределы существующей системы отношений <...> ...это процесс превращения человеком себя в объект своей собственной деятельности <...> Человек, выходя за пределы своей наличной действительности, стремится к себе-иному, стремится приобрести свое-иное, еще не действительное, но уже существующее» [9, с. 93-94]. То есть степень экстериоризации зависит от расстояния между «Я» и миром объектов. Можно наблюдать проекцию части себя (наделение окружающего мира собственной речью, собственным мироотношением, мирочувствованием и переживанием мировоздействия); воплощение себя как единого целого в ментально-эмоциональных образах - феноменах внутреннего мира человека и, наконец, максимальное отстранение, абстрагирование от себя обуславливает самовыражение героини в форме третьего лица. Интериориза-ция «Я»-сознания героини подразумевает принятие образов этого мира, которую условно можно назвать образными метаморфозами. Метафорическое и символическое миромоделирование подразумевает воплощение героини самой себя в контексте конкретного временного пространства, особенность интерпретации которого - в многозначности его понимания. Наряду с предметно-вещественными и отвлеченными образами, которые часто становятся средством ассоциативного выражения взаимоотношений героини с окружающим ее миром, преобладающая, национально обусловленная роль в лирических проекциях и миромоделировании принадлежит образам природы.
Образы неодушевленного пространства, созданные на основе проекций миропереживания «Я»-сознания становятся средством, во-первых, максимально зримой (визуальной) и осязаемой передачи личных ощущений, во-вторых, выражения ее к нему отношения. Схематически данную форму существования сознания героини можно представить как «Я - здесь и Я - вовне (Я - в нем, в образе)». Рассмотрим на примере лирики Анастасии Шомысовой, в которой наблюдаем выраженную в образах тесную взаимосвязь окружающего мира и сознания лирической героини, а потому олицетворение в ее поэзии в большей степени выступает как средство передачи собственного мироощущения и мироотношения. Так, ощущения одиночества, душевного холода и даже некоторой растерянности, вызван-
ные разлукой с любимым, героиня проецирует на облик дома («Кык юрлос пуки...» - «Две подушки положила...», 2006: «А шойовошом керкаыслон / Лолыс / Кодзало.» - «Душа / Растерянного дома / Стынет.»); невыносимость страданий как характеристика интенсивности мировоздействия находит выражение в гиперболизированном образе страдающей земли («<...>муыс ота-модтог дзор. / И майшасьо, и висьодчо, и бордо.» -«<...>земля друг без друга седая. / И тревожится, и прихварывает, и плачет.» («Руд синъяса апрельыс нем эз тод.» - «А сероглазый апрель ничего и не знал.», 2006); образ ветра, ударившего по лицу, также дает возможность осмыслить ощущение неожиданности происшедшего и растерянности героини («ПалялЬ» - «Осознала», 2006). Нежность и любовь героини по отношению к любимому, ее потребность находиться рядом с ним как характеристика ее мироотношения «впитана» образами утра, солнца и неба: «Тэно, Мусаос, окалас асылыс <.> Тэно, Мелюс, садьмодас шондшс. / Ясыд енэжыс нюмъевтас чоломон» - «Тебя, Милого моего, поцелует утро <.> Тебя, Ласкового моего, разбудит солнце. / Ясное небо улыбнется с приветствием». При наличии одного субъекта действия достигается эффект «вуалирования» сознания героини за пейзажной, с первого взгляда миниатюрой:
(Ан. Шомысова «Бордо ошинь (Ан. Шомысова «Плачет у окошка
В данном случае сознание героини выявляется подтекстуально, через анализ отношений «вечер - мама»: чувство любви и нежности героини по отношению к маме воплощено в абстрактно-природном образе вечера. При использовании семантического параллелизма, т. е. при наличии двух и нескольких субъектов с образно синонимичным мышлением или действием, наблюдаем не только эффект двойственного, усиленного лирического воздействия на читателя через отождествление окружающего мира состоянию собственного «Я», но и эффект визуального восприятия переживаемого: «Талун бара отнам ме / Войсо колляль / Сомын конко ылын зэв / Вой тов омлялю» - «Сегодня я опять одна / Ночь коротала. / Только где-то очень далеко / Завывал ночной ветер» («Эг чайт» - «И не ожидала», 2006). Переживание героиней тоски находит визуальное воплощение в образе завывающего ветра, который изначально вызывает ассоциации с одиночеством, неким беспокойством и страданием.
В лирике А. Ельцовой мир природы также выражает мироощущение самой героини: доминирующая унылость находит воплощение в преобладающих образах плачущего неба, беспокойного, воющего ветра, засыхающего цветка:
Бордо ошинь дорын мамо. Дыр нин шогало. Рытыс чужомбансо сылысь Нора окало.
Плачет у окошка мама. Давно уже горюет. Вечер лицо ее С грустью целует.
дорын мамо», 2006)
мама», 2006)
Кыдзи и пытшкосын, ставыс сщзи жо: Как в душе, так и все вокруг: Шори потома ывла выв. Надвое раскололась улица
(А. Ельцова «Потом ошинь», 1997) (А. Ельцова «Треснутое окно», 1997) Предметные образы выполняют функцию визуализации переживаемого посредством использования семантического параллелизма: «И кор орис да разалю сикотш, / Тюрис-исковтю моль борся моль, / Ставыс пась-муш-жугал1 дзикодз.../ Менам шудысь сэк нином эз коль» - «И когда порвалось и рассыпалось ожерелье, / Покатилась бусинка за бусинкой, / Все вокруг полностью рухнуло-разбилось. / Ничего тогда не осталось от моего счастья» («Киссьом сикотш» - «Рассыпанное ожерелье», 1997).
Однако не всегда олицетворение окружающего мира становится средством для вспомогательного, усиленного самовыражения герони: оно может отличаться большей независимостью от ее внутреннего мира. В основе олицетворения в данном случае - одухотворение окружающего пространства, видение жизни в неживом, а не наделение ею посредством проецирования на него собственного миропереживания. В таких случаях олицетворение выступает как средство формирования адресата, реже - собеседника, а созданный образ обладает статусом полноценного героя лирики (тип отношений «Я - Он(а,о)»). Так, в лирике Н. Павловой и Л. Втюриной героиня и образ окружающего (предметного, абстрактного или природного) пространства часто выступают именно как адресаты. К примеру, образ дома в стихотворении Н. Павловой антропологизирован, наделен полноценной характеристикой человеческого облика: внешностью, речью, субъективным взглядом - душой:
Гажтома дзоргоны ошиьяс - синъяс, Восьса пу чужомсо воймодю дой.
- Эновтан? Эмось, дерт, кыпыдджык инъяс, Коть, эсько, абу на ме керка шой.
(Н. Павлова «Гажтома дзоргоны ошиьяс - синъяс...», 2006)
Тоскливо и пристально окна глядят, Обнаженное деревянное лицо почернело от боли.
- Покидаешь? Есть конечно места веселее, Хоть я еще и не совсем развалина.
(Н. Павлова «Тоскливо и пристально окна глядят.», 2006) Посредством лирических проекций достигается эффект многогерой-ности в лирике: «текст говорит многими голосами» [10, с. 112]. Рассматривая явление многогеройности в поэзии С. Есенина, Е.А. Яковлева и А.С. Кудрякова отмечают, что она «в какой-то степени помогает передать сложную структуру личности самого автора, поскольку в каждом персонаже, как в искаженном зеркале, отражается он сам» [11, с. 45]. Так, образ плачущей березы в ее скромности, нежности, ранимости становится косвенной (опосредованной, образной) характеристикой героини
Л. Втюриной, олицетворением ее души: «Кыдзьяс бордоны состом войтон. / Борда ачым, и небзьо лов» - «Плачут березы чистыми слезами. / Плачу сама, и смягчается душа» («Муслун» - «Любовь», 2006).
Проекция речи лирической героини вовне, как правило, подразумевает акцентированное внимание на собственных переживаниях и выражает потребность в помощи от окружающего мира в разрешении душевных конфликтов. За репликой носителя речи (олицетворенного образа) скрывается подтекстуально выраженная авторефлексия (тип отношений «Я - Я»). В данном случае прием олицетворения обусловлен ситуацией одиночества и выражает потребность героини в контакте, поддержке, совете - в собеседнике, отсутствие которого и приводит к косвенно выраженной автокоммуникации, в основе которой - самоутешение, самоконтроль как средство воздействия на саму себя. Героиня выражает недовольство собой, высказывает осуждение состояния душевной дисгармонии, настраивается на преодоление трудностей (Л. Втюрина «Буродом» - «Утешение»; «Тарыт» -«В этот вечер», 2006).
Керка бияслон югорыс Луч домашнего света
менсьым янодас лолос: пристыдит мою душу:
«Удитан на му модарас. «Успеешь еще на ту сторону.
Таладорын вай олышт!» Поживи еще здесь!»
(Л. Втюрина «Лабич вылын», 2006) (Л. Втюрина «На крылечке», 2006)
В ходе проекции олицетворением внутреннего мира героини становится также определенная часть ее личностного сознания (сердце, душа), а также эмоциональная (тоска, скорбь) и ментальная сферы личности (мысли, разум). Душа и сердце определяются С.В. Смирновой как квазиорганы, феномены внутреннего мира человека, «которые предстают перед нами людьми, действующими по своему усмотрению; этим феноменам свойственны особые черты поведения: они всегда становятся alter ego личности» [12, с. 88]. Данное явление отмечено Г.Ф. Сидтиковой в лирике М. Цветаевой: «В поэзии Цветаевой героиня очень часто встречается со своей душой как с чем-то иным, отстраненным» [8, с. 227]. В основе - переживание себя как Другого, взгляд на себя со стороны, антропологизиро-вание собственной ментальной и эмоциональной сферы миропереживания, превращение невидимого глазу лирического «Я» в визуально воспринимаемого героя лирики: «Взгляд на себя со стороны есть способ самопознания...» [13]. На наш взгляд, достигается эффект восприятия лирического героя не только через особенности речевой характеристики, ритмомелодической тональности, лирического хронотопа и других элементов лирики, но в образе. Как правило, данный прием вызывает ощущение раздвоенности сознания героини, эффект противорчивости ее характера: собственная ментальная и эмоциональная сферы воспринимаются не только как нечто отстраненное, самостоятельное, равнотождественное «Я», но и
как обладающее собственным миро-переживанием, собственным знанием мира.
Мый ме корся? Мем лолой оз висьтав,
Гогорвотомон сьоломой тыр...
(Ан. Шомысова «Дзикодз пемдю...», 2006)
Что я ищу? Мне душа моя не говорит,
Неясностью полно мое сердце...
(Ан. Шомысова «Совсем стемнело.», 2006) Максимальную степень абстрагирования от самой себя героиня достигает посредством самовоплощения в образе третьего лица. Так, героиня Ан. Шомысовой проецирует себя на образ девушки, взятой в плен зимней ночью, что дает возможность представить собственную беззащитность не только перед окружающим миром, но и перед собственным внутренним - собственными переживаниями и размышлениями. Героиня А. Мальцевой под одинокой, полной грусти голубкой, сломанное крыло которой не дает воспарить в небо и обрести частичку счастья, думается, подразумевает саму себя («Шудтор, эсько, коло да» - «Частичка счастья бы нужна», 2006): в попытках помочь раненой голубке обрести частичку счастья героиня неявно проецирует себя на ее образ («Отка мича гулюлы...» - «Одной красивой голубке.», 2006). Героиня А. Ельцовой во сне наблюдает за одинокой, покинутой на берегу, никем не услышанной и непонятой, проливающей слезы девушкой, в которой, просыпаясь, узнает саму себя («Корко аддзы-влом вот» - «Когда-то видела сон», 2006).
В лирике коми пространство природы («ывла») не только выступает в качестве источника настроения лирической героини, ее поэтических ассоциаций или сосуществует параллельно (наравне) с лирической героиней как полноправный субъект ее жизненного пространства, полноценный персонаж коми лирики. Часто сама героиня становится частью природного мира, словно принимая и «примеривая» его облики. Природа для героини становится уже не фоном, а средой обитания, личным, жизненным пространством (А. Ельцова «Ми тэкод - кык ю» - «Мы с тобою - две реки», 1997; «Корко» - «Когда-то», 1997), выражая тем самым особенности национального мироосвоения, в частности, черты анимистического мировоззрения. Подобные образные трансформации, как правило, становятся результатом отождествления себя с качествами и свойствами избираемых природных и физических объектов и выражают потребность героини не только слиться с миром природы как средоточием гармонии (Л. Втюрина «Чужан сикто ветлЬ» - «Ездила в родное село», 2006: «<...> Изьва гыяслон небыд сывъясын / ыджыд чери моз потто дз нежитчи» - «<...> В мягких объятиях волн Ижмы / нежилась досыта крупной рыбою»), но и обрести доступную ей особую независимость, свободу перемещения и неуловимость:
Косъян - Хочешь -
Пыжон тэныд лоа, - Стану для тебя я лодкой, -
Кывтам тэкод ыло-ыло. Уплывем с тобой мы далеко-далеко.
Косъян - Хочешь -
Толон лоа, - Ветром стану, -
Сомын кутны мено удит. Только сумей меня удержать. Косъян - Хочешь -
Кодзулон ме лоа, - Звездочкой я стану, -
Мено судзод. Ты достань меня.
(Н. Обрезкова «Косъян.», 2001) (Н. Обрезкова «Хочешь.», 2001)
Моделирование ситуаций - еще один прием образной самопрезентации лирической героини современной коми лирики, в основе которого лежит метафора и символ. Как замечает Ю.В. Кравцова, «интерес к изучению сложных механизмов метафорического отображения реальности и моделирующей роли метафоры объясняется стремлением к постижению сущности индивидуального, национального и общечеловеческого мышления.» [14]. По мнению исследовательницы, метафорическое миромоде-лирование в широком смысле слова «это способ познания, концептуализации, категоризации и репрезентации реального и ирреального мира на базе образно-ассоциативного мышления, отражающий национальное и личностное самосознание.» [14]. В женской лирике коми героиня «погружает» себя в вымышленные, искусственно смоделированные ситуации с метафорически и символически зашифрованным смыслом: мы наблюдаем способ передачи чувств и ощущений в визуальных, наполненных фантазией изображениях и картинках. Такова глубоко символическая в своей основе картина «ухода» лирической героини в зиму и «выхода» из нее (Ан. Шомысова «Кусом сисьяс дука толыс вуно.» - «Забывается зима запаха свечей.», 2006), в которой зима становится олицетворением душевных невзгод героини, или ощущений холода, одиночества, однообразия красок и чувств. В данном случае символическое или метафорической мироотра-жение выражает, на наш взгляд, желание героини избежать мотивации истоков данного душевного состояния. Смоделированным в женской лирике коми часто становится ирреальное пространство - сон. Сон выступает средством реализации идеального мира и воплощения идеальных желаний героини, недоступных в земной жизни:
<.> Здук мод кежло ойбыртмунла. <.> Вздремну на мгновение-другое. Вотнад быдлао тай волан, Во сне всюду ведь бываешь,
Ачыд узян, лолыд оло. Сам спишь, а душа живет.
<.> Вор сай лэччыла да кая, <.> За лес спущусь и поднимусь,
Муслун ватлан тырыс вая. Полное ведро любви принесу.
Сэсся, енэжтас кон югдо, Затем там, где светлеет горизонт,
Мывкыд гумовтышта шудкод. Зачерпну разма и счастья.
(Н. Павлова «Сьолом, кывзыв, (Н. Павлова «Сердце, послушай,
видзышт ино...», 2006) сбереги пока.», 2006)
В творчестве Н. Обрезковой образное - метафорическое и символическое - выражение жизненных событий часто становится средством формирования импрессионистичной, афористичной мысли: «Кыподш аслыд керка, / джуджыд, / да ичот ошиня./ Гажтом сэн лоо овныто. / Кыпода аслым керка, / ичот, / да ыджыд ошиня. / Гажтом лоо - / ме доро волы» -«Поднял ты себе дом, / высокий, / да с маленькими окнами. / Тоскливо там будет жить. / Подниму себе дом, / маленький, / да с большими окнами. / Станет тоскливо - / приходи ко мне» («Кыподш аслыд керка.», 2007).
Символическое выражение героиней собственной судьбы - также частый прием в женской лирике коми. Хаотичность жизни героини Н. Обрезковой выражена в плутании между двух берегов в подверженной бурному потоку реки лодке, в основе которого - поиск собственного предназначения и счастья («Вуджод мено, пыжаной, модлаполас...» - «Перевези меня, лодочка, на другой берег.», 2007). Гармония, воплощенная в пространстве воспоминаний о детстве, малой родины и природы дает героине Л. Втюриной ощущать прочную основу под ногами, а потому она «плывет по жизни в прочной лодке» («Олом вын» - «Сила жизни», 2006). Активное жизненное начало героини Н. Павловой, ее адаптированность к внезапным поворотам судьбы находит воплощение в картине стойкого перенесения падений и взлетов в волнах небесной реки в лодке-месяце («Толысь пыж вылын пемыд вать..» - «В лодке-месяце по темным водам.», 2007); в принятии образа земляники, которая пустила прочные корни в олицетворяющем земную жизнь героини «развалившемся» огороде («Оти пиос чужтыл1, отикос и быдтыл1...» - «Одного сына родила, одного и вырастила», 2006).
Таким образом, наблюдаемые нами два основных способа образного воплощения «Я» лирической героини обнаруживают многофункциональность испо льзуемых автором тропов в зависимости от особенностей миро-переживания лирической героини. Так, лежащее в основе лирических проекций олицетворение становится, во-первых, средством выражения мироощущения, мироотношения и переживания мировоздействия. Во-вторых, средством «создания» собеседника, адресата, героя собственного жизненного пространства в силу переживаемого героиней одиночества, потребности реализации экстраверсии и одухотворения окружающего жизненного пространства. И, наконец, в-третьих, средством формирования цельного образа собственного визуально воспринимаемого «Я». Метафорическое и символическое миромоделирование, в отличие от лирической проекции, не только выражает особенности авторского ассоциативного мышления, но и формирует образный контекст ощущений лирической героини, становится средством образного воплощения вызвавшей их ситуации и тяготеет к вы-
ражению определенной глубоко значимой для автора мысли, требующей читательской расшифровки. В данном случае измерение расстояния между «Я» героини и миром объектов заменяется позицией «Я» в центре смоделированного мира.
Список литературы
1. Марченко Т. М. Образ лирического героя как интегративный фактор структуры лирического стихотворения. Вологда, 1991. 15 с.
2. Штраус А. В. Лирический герой (теоретический термин в современной поэтической практике). [Электронный ресурс]. URL: http://philolog.pspu.ru/module/magazine/do/mpub_6_122 (дата обращения: 22.10.2011).
3. Гинзбург Л. Я. О лирике. Л.: Советский писатель, 1974. 320 с.
4. Николенко О. Н., Чеботарева А. Н. Лирический герой в поэзии Осипа Мандельштама. Полтава: ООО «АСМИ», 2010. 180 с.
5. Ермоленко С. И. К теории лирического жанра: основные проблемы изучения // Семантическая поэтика русской литературы: Сб. науч. тр. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т., 2008. 348 с.
6. Корман Б. О. Проблема автора в художественной прозе Ф. М. Достоевского // Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск: изд-во Удм. ун-та, 1992. С. 149-160.
7. Легенчук Д. В. Принцип экстериоризации индивидуального опыта обучаемых как одна из основ концепции реформирования системы многоуровневого профессионального образования. [Электронный ресурс]. URL: http://vernadsky.tstu.ru/pdf/2011/01/19.pdf (дата обращения: 20.09.2011).
8. Ситдикова Г. Ф. Поэтика лейтмотива одиночества в лирике М. Цветаевой и М. Лермонтова // Творчество М. И. Цветаевой в контексте европейской и русской литературной традиции: материалы Третьих Международных Цветаевских чтений / под общей ред. проф. Разживина А.И. Елабуга: ЕГПУ, 2006. С. 224 - 230.
9. Нечаев А. В. Онтология одиночества: Рассуждения о природе человеческого одиночества. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2004. 282 с.
10. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб, 1996.
846 с.
11. Яковлева Е. А., Кудрякова А. С. Генристическая поэтика: новые аспекты изучения лирического героя (на примере поэзии С. Есенина) // Семантика и прагматика слова в художественном и публицистическом дискурсах. Томск, 2008. С. 37 - 47.
12. Смирнова С. В. Внутренний мир лирического героя А.П. Кутилова в словесных природно-образных ассоциациях // Вестник Омского университета. 2006. №3. С. 86 - 90.
13. Ранчин А. М. От бабочки к мухе: два стихотворения Иосифа Бродского как вехи поэтической эволюции. [Электронный ресурс]. URL: http://www.portal-slovo.ru/philology/43831 .php?PRINT=Y (дата обращения: 15.09.2011).
14. Кравцова Ю. В. Метафорическое моделирование мира в поэзии и прозе А. Ахматовой.[Электронный
ресурс]. URL: http://www.nbuv.gov.ua/portal/Natural/Vdpu/Movozn/2009_15/ article/20.pdf12.04.2009 (дата обращения: 22.07.2011).
A.V. Maleva
THE MODERN KOMI FEMALE POETRY: SOME FEATURES OF POETIC REALIZATION (PERSONIFICATION) OF "I"-CONSCIOUSNESS OF THE LYRICAL HEROIN
The author of article considers forms of expression of "I"-consciousness of the lyrical heroine in the modern коми female poetry. It allows to represent principles of character formation in the poetry and to characterize tropes, which used by the author, as a multifunctional. It gives an opportunity to find out their interrelation with world-interpretation features of heroine.
Key words: modern коми poetry; the female lyrics; the lyrical heroine; "I"-consciousness; lyrical projections, exteriorization, interiorization, personification, metaphorical and symbolical world-formation.
Получено 12.10.2012
УДК 801
О.Н. Мищук, аспирант, 8-910-582-20-60, oksana mishchuk@yahoo.com (Россия, Тула, ТулГУ)
РЕЧЕВОЗДЕЙСТВУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ И РИТОРИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДИСКУРСА
Посвящена исследованию трактовки некоторых важнейших понятий при изучении речевоздействующей функции дискурса - риторической ситуации, широкой и узкой трактовки компонентов риторического триединства.
Ключевые слова: речевое воздействие, риторическая ситуация, риторическая проблема, риторическая аудитория, логос, этос, пафос.
Дискурс в качестве своей важнейшей задачи имеет осуществление речевого воздействия (далее - РВ). Последнее может осуществляться даже вне постановки специальных задач: РВ имеет место не только в случае дискурса убеждения, но и в случае, например, информирования - уже потому, что в последнем с помощью дискурса может произойти изменение одной из составляющих когнитивной сферы адресата: энциклопедических знаний. При этом трактовка РВ как убеждения для нас более привычна. На самом же деле информирование обычно сопутствует убеждению, о чем свидетельствуют изыскания в области риторики (особенно западной).
