CC BY
147
Том 157, кн. 3
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Гуманитарные науки
2015
УДК 930(470+574)
СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ И КАЗАХСТАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ФУНКЦИЯХ БИЕВ В КАЗАХСКОМ
ОБЩЕСТВЕ
Ж.С. Мажитова
Аннотация
В статье анализируется современная российская и казахстанская историография проблемы функциональных особенностей бийского института в казахском традиционном обществе. Проводившееся учеными изучение вопросов внутренней и внешней политики Казахского ханства позволяет прийти к выводу о том, что бии не только играли роль связующего звена между всеми структурными уровнями казахского общества, но и обеспечивали своей деятельностью его укрепление и развитие. Исследователи подчеркивают, биям удалось стать той силой, с мнением которой считались не только простые кочевники, но и верховные правители крупных племенных объединений.
Ключевые слова: российская и казахстанская современная историография, обычное право, институт биев.
Современные биеведы подчеркивают, что все вопросы как внутренней, так и внешней политики казахского традиционного общества находились в руках биев-родоправителей. Являясь одной из серьезных политических сил в обществе, бии оказывали непосредственное влияние на политику верховных правителей. Сезонные перекочевки, отдаленность маршрутов кочевания, разбросанность пастбищных угодий не позволяли центральной власти в лице правителей (ханов) в полной мере и повсеместно контролировать зависимую от времени года жизнь общинников. В таких условиях все полномочия власти на местах соединяли в своих руках лидеры-предводители, которые обеспечивали жизнедеятельность родового коллектива, в первую очередь - сохранение кровнородственных отношений, служивших фундаментом существования общины.
Кровнородственные отношения, связывая родичей в силу обычая и традиции в единый организм, превращают род в основную социальную и в то же время административную единицу кочевого общества. Взаимоотношения в родовой общине определяли принципы, требующие подчинения младших старшим, всех родственников тому, кто, обладая необходимыми знаниями и умениями, мог представлять интересы общины перед окружающим миром. Постепенно в руках таких лиц - биев - концентрируется власть над мелкими и крупными родовыми объединениями, а со временем из этих людей формируются органы власти, влияющие на все сферы жизнедеятельности родовой группы.
Серьезный вклад в изучение внешне- и внутриполитической роли бийского института вносят работы известного правоведа Б. Куандыкова [1]. В них ученый исследует роль и значение таких органов управления, как совет биев и ханский совет. По его мнению, совет биев как орган управления народом берет начало в сакскую эпоху и функционирует на территории степных районов на протяжении всей истории евразийских кочевников. Исследователь выделяет несколько особенностей в работе этого органа. Во-первых, его деятельность зависела от внутри- и внешнеполитических факторов: она то затухала, особенно в мирное время, то вспыхивала, в связи с осложнявшейся в обществе обстановкой. Во-вторых, на работу совета биев влияло субъективное начало, потому что усиление роли совета напрямую зависело от власти правителя: чем авторитетнее была верховная власть, тем значительнее в глазах соплеменников выглядела деятельность совета. Так, Б. Куандыков приводит примеры верховных правителей - Моде-шаньюй , ханов Аз-Жанибека, Касыма, Есима, Тауке, при которых совет биев играл роль не только совещательного органа, поскольку его полномочия были достаточно широкими.
По мнению Б. Куандыкова, одной из проблем современного биеведения является разграничение понятий «совет биев» и «ханский совет». Несмотря на то что недостаточное количество исторических источников значительно затрудняет решение этой проблемы, исследователь разделяет эти понятия следующим образом. По его мнению, ханский совет упоминается в источниках под названием «Малый совет» - орган, в который входили ближайшие советники хана, помогающие ему в решении повседневных государственных вопросов. Совет биев, или «Большой совет», объединял видных родоначальников: биев, батыров и старшин; круг вопросов совета охватывал все сферы жизнедеятельности кочевого социума, в том числе и внешнюю политику ханства. При всяком появлении послов присутствие биев, старшин, батыров было обязательным. Наличие в казахском обществе политических сил, которые в материальном выражении значительно превосходят хана, приводило к тому, что последний был вынужден считаться с мнением этих людей, которые «опекали» его в интересах тех кочевых коллективов, которые они представляли.
Кроме того, Б. Куандыков проводит сравнение совета биев и ханского совета с аналогичными органами управления соседних государств и пытается найти схожие и различные черты: «К примеру, в древнерусском государстве был "Совет бояр", в Новгороде и Пскове такой орган назывался "Оспода", в Ростове-Суздале при князе - "Совет Князя". А в централизованном русском государстве существовала "Боярская дума". В истории Литовского государства был орган "Литовский Вальный Сейм", в Молдавии - орган из семи бояр - "Боярский Совет". В Грузии государственный орган - "дарбази" - делился на два совета» [2, б. 351].
Большой совет во времена Тауке-хана выполнял роль органа, сосредоточивающего законодательную, совещательную, а в случаях крупных межродовых войн и столкновений - высшую судебную функции. Б. Куандыков в компетенцию совета биев включает: вопросы управления казахскими жузами (принятие и
1 Шаньюй - верховный правитель в гуннском государстве.
2 Перевод наш. - Ж.М.
утверждение законов и др.); вопросы войны и мира; согласование военных предводителей во время военных действий; суд и расправу над известными батырами и биями; вопросы внешнеполитической деятельности Казахского ханства; решение межродовых конфликтов, наносящих урон материальному благополучию кочевых общин; принятие апелляций на судебные решения биев; выборы хана и др.
Существенный вклад в современную историографию проблемы внес правовед и журналист К. Омарханов [3]. Он много и плодотворно исследовал те области традиционного права казахского народа, которые касались бийства. К. Омарханов полагает, что особенностью казахского общества являлись неделимость власти и сосредоточение ее в руках лиц, которые, зная традиции и обычно-правовые нормы своего народа, управляли на всех таксономических уровнях казахского общества. Иными словами, если рассматривать вертикаль властных уровней, то бии были представлены на каждом из них.
Ученый подчеркивает, что функции биев были достаточно объемными. Бии обладали даром предвидения будущего, они предупреждали народ о грядущих переменах, могли влиять на развитие всего общества. Исследователь считает, что в истории казахов есть множество примеров, когда, начиная от легендарного Майкы би (XIII в.), прогнозы биев влияли на правителей и предупреждали нежелательные последствия их действий. К. Омарханов приводит одну из легенд об Асане Кайгы (конец XIV в. - 60-е годы XV в.) - советнике откочевавшего из Узбекского улуса Жанибек-султана, согласно которой он на верблюдице Желмая на протяжении своей жизни искал землю обетованную - Жер-Уюк, где люди живут без горя и нужды. Философские назидания советника хана Асана Кайгы и его толгау (размышления) о будущем народа оказывали воздействие на выработку внешнеполитического курса казахских султанов Жанибека и Керея по объединению разрозненных племен в единый улус - Казахское ханство.
По мнению К. Омарханова, бии активно возглавляли дипломатические миссии казахов в Российскую империю, Джунгарию и Китай. В Степи действовал известный принцип: «Елдес^рмек - елшщен, жауластырмак - жаушыдан» («Дружба зависит от посла, вражда - от гонца»). Смысл этой пословицы в том, что хороший посол может решить любое дело мирным путем, а неумелый гонец может стать причиной войны. В соответствии с этим принципом представителям бийской группы, знающим внутреннюю ситуацию в государстве и обладающим даром красноречия, который в силу развития устных традиций кочевников очень высоко ценился, доверяли представлять интересы Казахского ханства на внешнеполитической арене. Так, в 1741 г. был захвачен в плен к джунгарам Абылай-султан, что послужило одним из поводов к отправке российской стороной посольства во главе с К. Миллером. Посольская миссия увенчалась в целом успехом, султан был вызволен из плена и вернулся в родные степи. Однако Галдан-Церен (1727-1745) потребовал оставить в аманатах батыра Жапека, что вызвало протест со стороны возглавлявшего казахскую делегацию Казыбек-бия. При этом бий обратился к правителю джунгаров с такими словами: «Мы - казахи, в степи пасем скот. Никому не угрожаем, мы -мирный народ. Чтоб счастье и удача не покинули нас, чтобы враг невзначай не ринулся на нас, мы держим копье наготове и знаем цену доброго слова. Мы -народ, верный в дружбе, мы гостеприимны и щедры, а в грозный час, когда это
нужно, ханские юрты обрушим мы! Сын, рожденный от достойного отца, никогда рабом не станет. Дочь, рожденная честной матерью, рабыней не станет. Мы вольные люди, дети степи, сыновей и дочерей своих в неволе содержать не станем. Вы, калмыки, отчаянный народ, но в честном бою мы вам не уступим. Если вы железо, мы расплавим вас. Мы за мир, не за вражду, коль надо - схлестнемся в открытом бою. И клинком, и мечом отстоим свою честь. И храбрых джигитов в степях не счесть. Ты - леопард-кабылан, я - лев-арыстан. Ты - ска-кун-тулпар, я - горный сокол-сункар. И спуску вам не дадим. С добром пришли -добром ответь! Не хочешь мира - получишь войну!» [4, б. 89-90]. К. Омарханов уверен: смелые слова молодого бия послужили поводом к успешному окончанию посольской миссии.
А.Л. Перфильев исследовал способы урегулирования межродовых конфликтов в казахской степи в 1780-1860-х годах, а также роль Российской империи в решении этих столкновений [5]. Анализируя причины увеличения числа разбоев и краж скота среди казахов в указанный период, ученый подчеркивает, что этому способствовало множество факторов, среди которых он выделяет: ослабление ханской власти, которая в этот период переживала кризис; земельный кризис, вызванный строительством крепостей и военных линий; восстания казахов, которые приводили к нападениям сторон.
Для решения споров российские власти широко использовали такие традиционные институты казахского общества, как суд биев, основанный на нормах обычного права, и помощь «белокостных» представителей - султанов. Однако данные меры не смогли полностью упорядочить межобщинные конфликты, что подтолкнуло власти к проведению съездов наиболее влиятельных султанов, биев и старшин конфликтующих сторон, где третьей силой, гарантирующей исполнение судейских решений, выступала региональная администрация.
А.Л. Перфильев обратил внимание на то, что во второй половине ХУШ -начале XIX в. барымта как институт правового регулирования, призванный подталкивать стороны к компромиссному решению конфликта, начинает постепенно вырождаться. В этой связи необходимо рассмотреть особенности ба-рымты как санкционированного бийским судом легитимного способа решения возникшего конфликта. В данном случае легитимность барымты состояла в ее правомерности с точки зрения норм обычного права при соблюдении определенных процессуальных моментов.
В казахском обществе ввиду отсутствия аппарата принуждения к исполнению решения суда биев барымта использовалась как один из видов самопомощи в рамках действующего обычного права. Барымту можно квалифицировать как особый правовой институт, позволяющий потерпевшей стороне легально захватить имущество обидчика. Причины барымты могут быть различными: желание призвать ответчика к разбирательству, заставить его выполнить решение суда, вынудить противную сторону к пересмотру решения суда, самоуправство против убийцы (желание утолить жажду мести) и т. д. На самом деле причин для захвата чужого имущества предостаточно. Значение термина «барымта» настолько широко, что его часто применяли к различным актам насильственного угона скота. В действительности это не совсем правильно: нужно отличать барымту как легальный акт захвата движимого имущества от простого разбоя,
воровства, конокрадства. Задача непростая, если учесть, что между этими понятиями существует тонкая грань. Однако различие установить возможно.
Законы хана Тауке, дошедшие до наших времен, позволяют говорить о том, что барымта начинает регулироваться государством, следовательно, становится узаконенным правовым институтом. Отменять или заменять ее другим правовым актом в условиях кочевого скотоводческого хозяйства представлялось невозможным, она позволяла власти контролировать отношения между общинами путем придания этому институту характера законности. В дореволюционных источниках барымта рассматривается как средство урегулирования конфликтов, возникающих по самым разным вопросам. Существовало несколько критериев, позволявших обществу признать правомерность претензий истца и его действия по отгону скота. Как пишет Я.П. Гавердовский, «когда удовлетворение, или пеня, по суду положенная, обвиненными не совершается и когда родоначальник скрывает преступника и сам уклоняется разбирать дело, тогда обиженные имеют право, собрав к себе сотоварищество из ближних своих, скот, следующий в пеню, или мзду, за преступление, тайно отгонять от аула виновного; но по прибытии с оным в свое жилище должно тотчас объявить о сем старейшине и на пути встречающимся почетным людям. Сие возмездие названо барантою» [6, с. 390].
Таким образом, к критериям, придающим барымте законный характер, относятся: наличие обоснованного иска, нежелание бия аула ответчика приступать к рассмотрению дела или его бессилие понудить ответчика выполнить решение суда, отказ ответчиков от рассмотрения иска в суде биев, затягивание дела. Эти факторы служат основанием для возникновения у истца права прибегнуть к барымте как единственному средству решения своей проблемы и для санкционирования ее государственной властью в лице родового бия. Зачастую скот отгонялся даже не у самого обидчика, а у авторитетного человека из той же кочевой общины, для того чтобы привлечь внимание родственников ответчика, заставить их согласиться на судебное разбирательство.
Существовало несколько условий, при которых барымта признавалась правомерной. По мнению Я.П. Гавердовского и А.И. Левшина, барымта производилась с разрешения старейшины аула. В рапорте поручика Аитова от 26 февраля 1846 г. написано: «Когда по решению Бия претендатель не получит удовлетворения, по запирательству ли подозреваемого, или по недостатку на уличение его доказательств, но имеет уверенность, что он действительно сделал у него кражу, тогда возвращается в свой аул, объявляет о сем своим родственникам и одноаульцам и о своем предположении произвести в ауле виновного баранту, которую при удобном случае совершает с приглашенными им ордынцами» [7, с. 101]. Суть подобного поступка заключается в том, что участвующие в барымте родственники в равной доле с истцом участвуют в разделе добычи. Ведь барымта - это не только желание удовлетворить обоснованный иск, но и возможность обелить честь своего рода. Не случайно одним из оснований правомерности барымты является предъявление предварительной претензии самому ответчику и его родственникам (зачастую в возмещении претензии участвовал весь родовой коллектив обидчика). Необходимо было поставить в известность о готовящемся нападении все попадающиеся навстречу аулы, а на обратном пути извещать о совершенном набеге, что придавало барымте общественный
характер, она становилась социально-признаваемым правовым актом. Барымта зачастую становилась последней возможностью для окончательного решения взаимных претензий, но она не предполагала длительной и затяжной войны между родами, хотя часто перерастала в таковую.
Во второй половине XVIII в. происходит постепенное измельчание барымты как элемента обычного права казахов. Это связано в первую очередь с земельным кризисом в казахской степи, с осложнением русско-казахских отношений в приграничных районах. Хотя стоит отметить, что отношение к барымте российского правительства менялось в зависимости от политики руководства региональной администрации, методов колониальной политики, характера самой барымты. И если на первоначальном этапе российская администрация спокойно относилась к барымте как средству урегулирования отношений между кочевыми коллективами, то впоследствии, начиная с 20-х годов XIX в., она относит этот вид деятельности к уголовно наказуемым преступлениям. Однако меры правительства, направленные на искоренение барымты для защиты интересов крупных родовых правителей, привели к появлению барымты мелкого масштаба, бороться с которой было некому. Иными словами, наряду с барымтой как процессуально-правовым институтом возник другой ее вид, несанкционированный государственной властью, - грабеж и разбой, губительно сказывающийся на положении простого народа.
Экскурс в историю понятия «барымта» свидетельствует о значительной роли, которую играл этот правовой институт в казахском обществе, что позволяло родовым правителям - биям - «держать руку на пульсе» кочевого коллектива. Как пишет А.Л. Перфильев, большой знаток обычного права А.К. Гейнс считал барымту естественным и проверенным средством при урегулировании всех вопросов жизнедеятельности кочевников [5, с. 53]. Кроме этого, мы согласны с мнением Ж.О. Артыкбаева: «Любые столкновения между родами, а также казахская барымта (курсив наш. - Ж.М.) могут быть квалифицированы как структурообразующие, дисциплинирующие факторы» [8, с. 219].
Однако стремление истца с помощью барымты забрать чужое имущество встречало естественное осуждение царской администрации, так как законы Российской империи рассматривали частную собственность как неприкосновенность. Поэтому барымта расценивалась как свидетельство вандализма, недалекости и непросвещенности казахского народа. Непонимание сути этого правового института со стороны официальной власти привело к причислению ба-рымты к уголовно наказуемым преступлениям, что было ошибкой российского правительства.
А.Л. Перфильев, безусловно, прав, когда отмечает, что все названные выше требования к барымте постепенно перестают соблюдаться. Кризис ханской власти, произошедший отчасти вследствие падения престижа и значения народных собраний, где рассматривались вопросы крупных родовых и межродовых конфликтов, способствовал тому, что барымта постепенно начинает перерождаться в разбой.
В целом исследование А.Л. Перфильева, основанное на анализе большого количества архивных и исторических материалов, вносит определенный вклад в изучение истории Казахстана в дореволюционный период и заслуживает
внимания ученых. Но, на наш взгляд, А.Л. Перфильев не в полной мере рассмотрел влияние реформ XIX в. на падение роли и значения традиционного народного суда биев, которое, в свою очередь, привело к нарастанию межродовых столкновений и невозможности решить споры вследствие упадка статуса бийского правосудия.
Итак, исследователи, о которых мы упоминали выше (Б. Куандыков, К. Омар-ханов, А.Л. Перфильев), считают, что роль биев в общине многофункциональна, и по этой причине сложно определить, какая функция в управлении общиной являлась приоритетной. Некоторым диссонансом по сравнению с указанной точкой зрения звучат высказывания академика С.З. Зиманова и директора Казахского научно-исследовательского института по проблемам культурного наследия номадов И.В. Ерофеевой, в которых биям отводится узкоспециализированная функция, связанная прежде всего с судебной деятельностью в кочевой общине. Так, И.В. Ерофеева отмечает, что бии как привилегированное сословие занимали «чрезвычайно важное место» и осуществляли функции судебной власти в кочевых коллективах [9, с. 40]. Привилегированность их положения определялась выполняемой ими функцией правового регулирования и посредства. Решая межродовые и межклановые споры, бии приобретали немалый вес и значительное могущество в кочевом обществе, что позволяло им воздействовать на верховную власть.
В свою очередь, академик С.З. Зиманов, опираясь на дореволюционные письменные источники, данные этнографических экспедиций, утверждает: «Бии выделились в особую группу людей, больше связанных с правосудием. В этом состоит коренное отличие казахских биев от беков-биев в других тюркоязычных ближних и дальних странах. В тех исторических степных условиях судебная власть имела двойное значение - отправление правосудия и нормотворческое. Казахские бии были и судьями, и законодателями» [10, с. 74]. Усиление биев, начавшееся в эпоху Касым-хана, способствовало их выделению из общей массы кочевников в группу судебных функционеров и привело к повышению их статуса и роли во внутриродовых и в общеполитических делах государства.
Сопоставление употребления терминов «бий» и «бек» в среднеазиатских государствах и в казахском обществе приводит академика С.З. Зиманова к выводу, что в среднеазиатских государствах данные термины имели значение «власть, властвовать», в то время как в казахском обществе термин «бий» обозначал обладателя судейских полномочий.
Итак, в современной историографии сложилось представление о биях как о лицах, которые сосредоточивали в своих руках всю полноту власти. Углубленное изучение вопросов внутренней и внешней политики Казахского ханства позволяет утверждать, что бии являлись связующим звеном между структурными уровнями казахского общества и обеспечивали его укрепление и развитие. Соединяя все нити по управлению родоплеменными коллективами, бии смогли стать той силой, с мнением которой считались не только простые кочевники, но и верховные правители крупных племенных объединений. Однако наряду с этой точкой зрения в современной историографии существует другая, согласно которой бийская власть объединяла правотворческое дело и отправление правосудия.
Summary
Zh.S. Mazhitova. The Modern Historiography of Russia and Kazakhstan on the Functions of Biys in the Kazakh Society.
The paper analyzes the modern historiography of Russia and Kazakhstan on the issue of functions carried out by the institution of biys in the Kazakh traditional society. The studies of the internal and foreign policy of the Kazakh Khanate allow concluding that biys did not only form a connecting link between the structural levels of the Kazakh society, but also enabled its development and strengthening. It was emphasized that biys managed to become the power respected by both common nomads and leaders of large tribal alliances.
Keywords: modern historiography of Russia and Kazakhstan, common law, institution of biys.
Литература
1. Куандыков Б. Эйтеке бидщ когамдык саяси кайраткер ретщдеп емршщ басты-басты Ke3e4Aepi // Казахстан. журн. междунар. права. - 2000. - № 3 (3). - С. 61-66.
2. Куандыков Б. ДэстYрлi казак когамындагы билер кенеи: калыптасуы мен дамуы // Казактын ата зандары: К^жаттар, деректер жэне зерттеулер: 10 т. / Бас. ред. С.З. Зи-манов. - Алматы: Жеп жаргы, 2004. - Т. 2. - Б. 350-361.
3. Омарханов К. Казак елшщ дэстYрлi к¥кыгы. - Астана: Елорда, 2003. - 280 б.
4. Омарханов К. ДэстYрлi к¥кыктагы билер соты: 2 штап. - Алматы: Ютап «Зан» Ме-диа-корпорациясы, 2008. - 320 б.
5. Перфильев А.Л. Межродовые конфликты казахов и их урегулирование: 80-е гг. XVIII в. - 60-е гг. XIX в.: Дис. ... канд. ист. наук. - Томск, 2011. - 226 с.
6. Гавердовский Я.П. Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 2-я), или Описание страны и народа киргиз-кайсакского // История Казахстана в русских источниках XVI - XX веков: в 10 т. / Сост.: И.В. Ерофеева, Б.Т. Жанаев. - Алматы: Дайк-пресс, 2007. - Т. V: Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. - С. 285-495.
7. Аитов. О киргизских обычаях, имеющих в степи силу закона // Материалы по казахскому обычному праву: Сб. / Сост. Т.М. Культелеев, М.Г. Масевич, Г.Б. Шакаев. -Алматы: Жалын, 1998. - 464 с.
8. Артыкбаев Ж.О. Кочевники Евразии в калейдоскопе веков и тысячелетий. - СПб.: Мажор, 2005. - 319 с.
9. Ерофеева И.В. Хан Абулхаир: полководец, правитель и политик. - Алматы: Санат, 1999. - 334 с.
10. Зиманов С.З. Казахский суд биев - уникальная судебная система. - Алматы: Атам^ра, 2008. - 223 с.
Поступила в редакцию 10.12.14
Мажитова Жанна Сабитбековна - кандидат исторических наук, докторант, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия. E-mail: [email protected]
