CC BY
65
ББК 81.2стд1-3 YAK 811.161.1
А.Ю. МАЛАФЕЕВ
A.YU. MALAFEEV
СОВРЕМЕННАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ПРОПОВЕДЬ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЛЕШИЯ: ЛЕКСИКА И ПРАГМАТИКА
A MODERN ORTHODOX SERMON AND A PUBLIC LECTURE: LEXIS AND PRAGMATICS
В статье рассматриваются жанры проповеди и общественной лекции в современном православном дискурсе, их коммуникативная специфика (участники, условия, цели, стратегии, роли и ожидания), а также лексические особенности.
In the article the genres of a sermon and a public lecture in modern orthodox discourse are under discussion; their communicative specific features (participants, conditions, aims, strategies, roles and expectations) as well as lexical characteristics are under research.
Ключевые слова: православный дискурс, проповедь, общественная лекция, лексические особенности проповеди и общественной лекции.
Key words: orthodox discourse, a sermon, a public lecture, lexical characteristics of a sermon and a public lecture.
За последние два десятилетия отечественное языкознание все чаще стало обращаться к понятию религиозный дискурс. Актуальность рассмотрения данного явления во многом обусловлена его непрерывным влиянием на общечеловеческую культуру с древнейших времен до нашего времени. Феномен религиозного дискурса сложен и многогранен, поэтому в его рассмотрении часто применяется междисциплинарный подход. С точки зрения современной лингвистики наиболее перспективным представляется исследование когнитивного и коммуникативного аспектов религиозного дискурса. Когнитивный аспект предполагает описание общерелигиозной языковой картины мира, а также раскрытие особенностей концептуализации и категоризации, присущих носителям конкретных религиозных воззрений. С другой стороны, исследование религиозного дискурса с коммуникативной точки зрения сосредоточено на присущих ему жанровых, функциональных и прагматических особенностях, например, основных речевых стратегиях, характерных для данного дискурса.
Многообразие реализуемых подходов к исследованию религиозного дискурса обусловливает различия в точках зрения ученых на это явление. Так, В.И. Карасик определяет религиозный дискурс как тип институционального общения в рамках общественного института церкви [4]. В.С. Григорьева отмечает, что помимо признаков институционального общения, религиозный дискурс обнаруживает также свойства персонального общения, позволяющие продуцентам конструировать тексты, отражающие внутренний мир авторов, содержащие обсуждение мировоззренческих проблем, направленных на формирование религиозного мировосприятия, корректировку картины мира [2, с. 27]. По мнению Е.В. Бобыревой, «религиозный дискурс представляет собой сложный коммуникативно-культурный феномен, основу которого составляет система определённых ценностей, который реализуется в виде определённых жанров и выражается посредством определённых языковых и речевых средств» [1, с. 162 - 167].
Возникает вопрос о методологии анализа дискурса. Как отмечает Т.В. Романова, «дискурс-анализ не располагает в традиционном смысле «методом». Он не имеет формально определимого набора процедур» [5, с. 179].
Дискурс - это коммуникативное событие, поэтому при дискурс-анализе исследуются его время, место, участники события и характеристики ситуации коммуникации (эмоциональные, психологические, исторические, социальные и т. д.) [там же]. Другими словами, дискурс-анализ подразумевает рассмотрение всех конститутивных признаков дискурса, которые, по В.И. Кара-сику, «включают участников, условия, организацию, способы и материал общения, т. е. людей в их статусно-ролевых и ситуационно-коммуникативных амплуа, сферу общения и коммуникативную среду, мотивы, цели, стратегии, канал, режим, тональность, стиль и жанр общения и, наконец, знаковое тело общения (тексты и/или невербальные знаки)» [3, с. 12].
Православный дискурс можно рассматривать как разновидность дискурса религиозного [6]. Творцами материальной составляющей этого дискурса, то есть устных и письменных текстов, выступают носители православной картины мира, которых объединяет принятие определённых ценностных установок и убеждений, а также отождествление себя с Православной церковью. Система жанров православного дискурса включает в себя формы и разновидности:
- молитвы (тексты церковных богослужений; тексты, используемые священнослужителями при совершении различных обрядов; молитвы, заимствованные из текстов книг Ветхого и Нового заветов; молитвы, составленные авторитетными представителями Церкви и зафиксированные в специальной литературе - молитвословах; молитвы, произносимые верующими спонтанно и создаваемые заново, как правило, на основе прецедентных текстов и др.);
- проповеди (проповеди священнослужителей с церковного амвона; огласительные беседы; катехизические лекции; миссионерские проповеди и общественные апологетические лекции; рассказы непрофессиональных проповедников о вере в частных беседах; душеназидательные беседы или письма и др.);
- тексты академического богословия (в областях экзегетики, то есть толкования Священного Писания; патристики, то есть анализа учения Святых Отцов Церкви, наиболее авторитетных её представителей; церковного права; литургики; апологетики; нравственного богословия; сотериологии, то есть учения о спасении; эсхатологии и др.);
- исторические тексты и предания (тексты о церковной истории; летописи; жития святых; патерики, или предания о жизни древних Отцов Церкви; рассказы о чудесах и др.);
- публицистику и полемику (тексты преимущественно полемической направленности: выступления в церковных и светских СМИ; выступления на конференциях и межконфессиональных встречах; дискуссии в рамках Соборов и заседаний церковных комиссий и комитетов и др.);
- официальные церковные документы и обращения (например, «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» 2000 г., обращения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси и др.);
- православную художественную литературу и поэзию;
- церковный фольклор (анекдоты и др.).
Представленная классификация жанров и поджанров не претендует на полноту и даёт лишь общее представление о всей сложности и многогранности православного дискурса. Следует отметить, что каждому из жанров присущи уникальные языковые особенности, обусловленные, в основном, экстралингвистическими факторами, такими как цели и стратегии коммуникации, а также её пространственно-временные характеристики (типичные хронотопы). С другой стороны, по-видимому, все перечисленные жанры предоставляют коммуникантам известную свободу речетворчества, что позволяет говорить о возможности анализа индивидуально-авторской речевой специфики в рамках любого из жанров. Действительно, если рассматривать, например, жанр проповеди, легко убедиться в том, что духовно-нравственные поу-
чения, звучащие с церковного амвона, сильно отличаются друг от друга, а их форма и содержание во многом зависят от личного опыта, характера, уровня образования и даже речевой компетенции проповедника (а также других факторов). Поэтому мы разделяем точку зрения В.С. Григорьевой на религиозный дискурс (и, в частности, на православный), признавая за ним не только институциональные признаки (ведь «институциональное общение - это коммуникация в своеобразных масках» [3, с. 12]), но и признаки персонального дискурса [2].
В данной публикации мы рассмотрим два жанра православного дискурса, которые обладают как рядом сходств, так и существенными различиями: проповедь и общественная лекция. Рассмотрим сначала наиболее значительные экстралингвистические характеристики этих жанров:
1. Участники коммуникации. Проповедь произносится священником (в Православной Церкви, в отличие от западных конфессий, с церковного амвона проповедуют только члены клира) и направлена, прежде всего, на верующих людей, в особенности на регулярных прихожан храмов, более или менее знакомых с Православием. Что же касается общественной (особенно апологетической) лекции, её адресант может быть как священником, так и мирянином, а адресаты, по крайней мере, целевая аудитория в общем случае - это люди, знающие о Церкви относительно немного и лишь интересующиеся Православием (в отличие от т. н. «практикующих» православных христиан).
2. Условия. Проповедь интегрирована в церковное богослужение, и произносится в храме с церковного амвона, т. е. всегда в более торжественной обстановке, чем общественная лекция. Одно из частных, но показательных следствий этого - использование юмора. В проповеди юмор практически недопустим, тогда как в общественной лекции он может достаточно широко использоваться, когда это уместно (ср., например, лекции проф. А.И. Осипо-ва, протодиакона Андрея Кураева).
3. Цели и стратегии. Если целью проповеди является, прежде всего, морально-нравственное воздействие на слушателей, то общественная лекция ставит своей задачей дать адресатам информацию (так, чтобы заинтересовать и, в идеале, побудить их к осознанному обращению в Православие). При этом, разумеется, и проповедь выполняет функцию информирования о вопросах веры и христианской жизни, и общественная лекция часто находит возможным взывать, что называется, к совести аудитории, но это второстепенные задачи данных жанров. Основные же цели предполагают применение соответствующих коммуникативных стратегий и тактик (например, в проповеди - побуждение к действию, апелляция к сфере эмоций и нравственному чувству слушателя; в общественной лекции - убеждение, аргументация, полемика).
4. Роли/ожидания (институциональный аспект). Рассматриваемым жанрам присущи определенные роли и ассоциируемые с ними ожидания коммуникантов. Так, проповедник должен взывать к совести и увещевать, а не (например) рассуждать о политике с церковного амвона; лектор должен раскрыть заявленную тему в меру своей компетентности; прихожане должны применять слова проповедника к своей жизни (уже в процессе слушания проповеди), давать мысленную оценку своим поступкам и желаниям; аудитория должна активно получать и критически воспринимать предлагаемую информацию, а при необходимости задавать вопросы лектору.
Что касается лингвистического уровня коммуникации, жанрам проповеди и общественной лекции присущи определённые языковые особенности, во многом обусловленные, как уже было сказано, экстралингвистическими факторами. Наиболее ярко эти особенности представлены на уровне лексики и синтаксиса. В данной публикации мы рассмотрим лексическую специфику указанных жанров.
На лексическом уровне они обладают рядом сходств. Так, и для проповеди, и для общественной лекции характерно широкое употребление религиозной лексики (Бог, вера, душа, молитва, ад, рай, церковь и др.), что свойственно православному дискурсу в целом. Многие из этих лексических единиц достаточно часто употребляются и вне религиозного дискурса (душа, грех, ад, рай, исповедь и др.), преимущественно в переносном смысле. При этом диапазон реализуемых в обыденной речи смыслов довольно широк - ад может означать любые нравственные и физические страдания (Она прошла через ад) или нежелательную ситуацию (Уборка для него - сущий ад); грех это любой поступок, который не одобряется по тем или иным соображениям (У тебя работа - грех жаловаться; грех не воспользоваться такой возможностью) и т. д. В религиозном же дискурсе эти и подобные слова употребляются, как правило, в прямом смысле, обладают чётко определённым планом содержания и в этом смысле сближаются с научными терминами. Лексема ад обычно используется в значении «посмертная форма существования людей, отвергнувших Бога», а грех - это «причинение вреда человеком своей душе», или «нарушение Божьей воли» (то есть Божественных заповедей). Особенно характерен в этом отношении узус прилагательного духовный в православном контексте в отличие от светского понимания этого слова. В православных текстах духовный означает «стремящийся к Богу» (духовная жизнь, духовный рост) и производится от слова дух в значении «высшее начало человека, свойство его души»; кроме того, лексема духовный может иметь и другое значение: «невидимый, таинственный, но реально существующий» (духовная борьба, духовный мир). В светском же употреблении прилагательное духовный чаще всего ассоциируется с нравственными ценностями и традициями, а также такими проявлениями культуры, как наука и искусство.
С другой стороны, некоторые общеупотребительные, не собственно «религиозные» лексические единицы характеризуются особыми значениями в православном дискурсе: страсть - «порок, дурная склонность, приводящая в конечном итоге к страданию человека», мир (иногда по традиции пишется через 0 - «совокупность человеческих страстей и пороков», враг - «дьявол», гордость - «одна из главных страстей человека», с отрицательной коннотацией, ср. Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать (1Пет.5:5), скорбь - «испытание, которое нужно претерпеть и которое в конечном итоге может привести к духовному возрастанию», подвиг - «аскеза» и др.
Другой лексической особенностью, общей для жанров проповеди и общественной лекции, является частое использование в речи библеизмов, особенно новозаветного происхождения (блудный сын, ветхий человек, бесплодная смоковница, благоразумный разбойник, нести свой крест, мытарь и т. д.). При этом они употребляются как в прямом значении, относящемся к конкретным библейским событиям и реалиям, так и в переносном, применительно к современной жизни. Библеизмы в переносном смысле часто встречаются в сравнительных оборотах: будем поступать как благоразумный разбойник, что является лексико-синтаксической особенностью рассматриваемых жанров. Частотность подобных лексических единиц обусловлена их семантической ёмкостью и образностью и связана с такой характеристикой религиозного дискурса, как аллюзивность.
Наряду с вышеприведенными примерами библеизмов в речи адресантов проповедей и общественных лекций нередко встречаются прецедентные имена собственные, как библейского, так и более позднего происхождения. Характерными примерами топонимов могут послужить Содом и Гомор-ра, Ниневия, Иерусалим, Вифлеем, Гефсимания, Кана Галилейская (библейские), а также Византия, Константинополь, Дивеево, Троице-Сергиевская Лавра и др. Употребление топонимов обусловлено как необходимостью рассказать или напомнить об определённых событиях с указанием места, где они происходили, так и обилием ассоциаций, вызываемых этими словами в сознании слушателей.
Антропонимы употребляются в текстах проповедей и общественных лекций ещё чаще, чем топонимы, что связано, во-первых, с уже упомянутой аллюзивностью, а во-вторых, с обилием цитат в православных проповедях и лекциях. Аллюзивные антропонимы служат для ёмкого указания на целую ситуацию или контекст и, в основном, имеют библейское происхождение (Адам и Ева, Каин, Моисей, Иов, Иоанн Креститель, Лазарь, Марфа и Мария, Фетр, Ирод, Иуда, Понтий Пилат и др.). С другой стороны, другой разряд антропонимов, как библейских, так и более поздних, широко используется при цитации, для ссылки на источник (Христос, Павел, Иоанн Богослов, свт. Иоанн Златоуст, преп. Иоанн Лествичник, свт. Игнатий (Брянчанинов) и др.). Использование антропонимов в этой роли служит для подкрепления мысли проповедника или лектора авторитетным мнением святых, апостолов или самого Христа.
Ещё одной особенностью, общей для обоих жанров, является обилие возвышенной и книжной лексики (лик, вкушать, торжество, взирать, дерзновение, благоговение и т. д.). Лексика сниженная, как правило, вовсе не употребляется или употребляется крайне редко. Эта стилистическая особенность связана с благоговением проповедника или лектора перед предметами или событиями, о которых он говорит, в особенности, если речь идёт о Боге, богослужении, Библии, Церкви, святых или основах православного вероучения. Здесь же необходимо упомянуть и о частотности лексем с абстрактной семантикой, особенно обозначающих пороки и добродетели, как ещё одной особенности проповедей и общественных лекций (любовь, милосердие, терпение, смирение, алчность, зависть и т. п.). Необходимость употребления подобных лексических единиц диктуется нравственным посылом проповеди или лекции.
Рассмотрим также некоторые характерные лексические отличия этих двух жанров. Для проповеди в большей мере, чем для общественной лекции, характерно употребление церковнославянизмов (доброта (с ударением на второй слог) в значении «красота»), живот (в значении «жизнь»), огнь, сребролюбие, плевел и др.). Это связано с тем, что в большинстве случаев проповедник-священнослужитель обращается к более воцерковленной аудитории (прихожанам храма), знакомой с подобными словами. Впрочем, характерная особенность общественной лекции в православном дискурсе в том, что её аудитория может быть весьма различной, что во многом зависит от внешних обстоятельств. Таким образом, иногда лектор, выступая перед во-церковленными людьми, может использовать в речи церковнославянизмы, если сочтёт это необходимым. Основная функция подобных лексических единиц - оказание эмоционального воздействия на адресата текста.
Более часто в проповедях употребляются и лексемы, обозначающие реалии церковного быта, например, праздники (Успение, Троица, Усекновение главы Иоанна Предтечи и др.), церковную утварь (иконостас, кадило, лжица, плат, купель и т. д.), Таинства и обряды (Причащение, соборование, миропомазание, водосвятие, крестный ход и др.). Подобные лексические единицы относительно редко встречаются в общественной лекции, кроме случаев, когда они прямо соотносятся с её тематикой.
Ещё одна особенность проповеди - более частое по сравнению с общественной лекцией употребление пословиц, особенно таких, в которых встречается религиозная лексика (Пока гром не грянет, мужик не перекрестится; человек предполагает, а Бог располагает; Бог видит, кто кого обидит; Бог дал два уха, один язык; Бог дал, Бог и взял (первоисточник - ветхозаветная книга Иова); богат, да не Богу брат; чужая душа потёмки и т. п.). Вероятно, это связано со стремлением священнослужителей сделать свою речь более доступной для простого народа, особенно на сельских приходах.
С другой стороны, в общественных лекциях, особенно в апологетических и направленных на образованную аудиторию, чаще встречаются научные термины (эволюция, синергия, телеология, генезис, антропный прин-
цип и др.). Представляется, что употребление подобных лексических единиц помогает лектору установить контакт с соответствующей аудиторией и вести разговор о религии на привычном для высокообразованных людей языке.
В общественных лекциях, особенно обращённых к молодёжи, встречается более современная лексика, чем в проповедях (конфессия, экуменизм, виртуальный, манипулирование, деструктивный, зомбирование и т. п.). Кроме того, лекторы часто «переводят» традиционные церковные термины на современный язык, чтобы сделать речь более доступной для нево-церковленной аудитории (повреждение природы человека вместо первородный грех или грехопадение; счастье вместо блаженство; обращение к Богу вместо молитва или прошение; сборщик податей вместо мытарь; разврат вместо блуд; уподобившийся Богу вместо преподобный и т. п.).
Ещё одно отличие общественной лекции от проповеди заключается в употреблении апеллятивов. Если проповедник традиционно обращается к пастве формулой возлюбленные братья и сестры, то лектор использует более «светские» формы обращения, например, (дорогие) друзья.
Таким образом, мы рассмотрели основные лексические особенности проповеди и общественной лекции в православном дискурсе, обусловленные природой этих жанров, спецификой целевых аудиторий и интенцией говорящего.
Литература
1. Бобырева, Е.В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения) [Текст] / Е.В. Бобырева. - Волгоград : Перемена, 2007. - 375 с.
2. Григорьева, В.С. Дискурс как элемент коммуникативного процесса: прагма-лингвистический и когнитивный аспекты : монография [Текст] / В.С. Григорьева - Тамбов : Тамб. гос. техн. ун-т, 2007. - 288 с.
3. Карасик, В.И. О типах дискурса [Текст] / В.И. Карасик, В.И. Шаховской // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс : сб. науч. тр. / ВГПУ. - Волгоград : Перемена, 2000. - С. 5-20.
4. Карасик, В.И. Религиозный дискурс [Текст] / В.И. Карасик, В.И. Шаховской // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики : сб. науч. тр. / ВГПУ. - Волгоград : Перемена, 1999. -С. 5-19.
5. Интент-анализ политического дискурса [Текст] / Т.В. Романова [и др.] // Язык. Текст. Дискурс : научный альманах Ставропольского отделения РАЛК. - Ставрополь : ПГЛУ, 2007. - Вып. 5. - С. 177-188.
6. Чурилина, Л.Н. Современный православный дискурс: проблемы лексикографического представления [Текст] / Л.Н. Чурилина, М.Г. Абрамзон // Проблемы истории, филологии, культуры. - СПб, 2009. - № 2. - С. 377-383.
