CC BY
186
ФИЛОСОФИЯ
УДК 323.1 (470) «1929/41»
I СОВЕТСКАЯ ЭТНОПОЛИТИКА МЕЖДУ ИДЕОЛОГИЕЙ И РЕАЛЬНОСТЬЮ (1929-1941 ГОДЫ)
Аманжолова Дина Ахметжановна, доктор исторических наук, профессор, [email protected],
Институт туризма и гостеприимства, ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», Москва
The author pays attention to the main directions and Soviet ethnopolitics implementation means during the Stalinizm period, points out characteristic features as well as social and historical effects of Soviet nation building on intraethnic development and interethnic relations and underlines a Soviet national policy ambivalent character.
Автор акцентирует внимание на основных направлениях и средствах реализации советской эт-нополитики в период сталинизма, показывает ее трансформацию в условиях «развернутого наступления социализма», выделяет характерные черты и социально-исторические последствия советского нациестроительства для внутриэтнического развития и межэтнических отношений, подчеркивает амбивалентный характер советской национальной политики.
Keywords: ethnopolitics, USSR, administrative and territorial structure, intercultural integration, national minorities
Ключевые слова: этнополитика, СССР, административно-территориальное устройство, межкультурная интеграция, национальные меньшинства
В конце 1920-х — 1930-е годы сложный период экспериментов и интенсивных преобразований постепенно заменяется более последовательным и системным встраиванием эт-нополитики в общую схему укрепления жестко централизованной власти и унификации всех уровней и звеньев управления. Административно-территориальное деление, государственно-правовой статус, степень экономической самостоятельности, обеспечения культурной и языковой идентификации народов СССР рассматривались властью как составные части политики «развертывания наступления социализма по всему фронту» и демонстрации неоспоримых преимуществ нового строя. После принятия Конституции СССР 1936 года отдел национальностей ВЦИК был упразднен, как и должности представителей автономных республик и областей при ВЦИК. Национальным вопросом занимался Президиум Совета национальностей, но его фактическая роль в конце 1930-х годов сводилась к минимуму.
Перекройка административно-территориальной карты страны была связана с крупными социально-экономическими трансформациями, направленными на строительство социализма, в том числе с индустриализацией и урбанизацией, радикальными изменениями социального состава населения, масштабными миграциями, землеустройством и т. д. Власть стремилась упорядочить систему управления в стране, укрепить механизм централизованного подчинения областей, краев и республик и объединения их в единый народнохозяйственный и политический организм. Одной из задач было выравнивание уровней социально-экономического и культурного развития разных регионов, сильно отличавшихся по хозяйственному потенциалу, этнокультурному составу населения, природным, кадровым, социальным ресурсам и возможностям. В конечном счете, совокупность внутриполитических мероприятий направлена на формирование качественно новой надэтничной и надконфессиональной
гомогенной социальной общности, долженствующей представлять миру единственно верный пример и образец всестороннего прогресса. Скрупулезное проведение в жизнь принципа территориальной регламентации этничности приводило к заметным различиям в размерах, численности и плотности населения, социально-культурных особенностях и других параметрах национально-территориальных образований. Противоречие между экономическими интересами и национально-административным принципом было в определенной мере преодолено, но командно-силовые и бюрократические методы управления и преобразований имели негативные последствия.
Как правило, максимального совпадения границ расселения титульных этносов и территорий их республик добиться было невозможно. Более того, определение таких территорий сопровождалось спорами и взаимными претензиями, в основе которых были не только притязания местных руководителей на овладение пространством, но и объективные проблемы — смешанный состав населения, сложные межрегиональные хозяйственные взаимосвязи, традиционное разделение труда и ресурсов и т. д.
«Переселение» национально-государственного образования из одной «матрешки» в другую, наделение управленческого люда той или другой, не очень большой «матрешки», более высоко котировавшимися в советской номенклатуре статусными регалиями, декларировалось как дополнительный и оправданный рычаг для скорейшего и успешного прогресса этнической общности. В 1930 году Каракалпакская АО, входившая в состав Казахской АССР, непосредственно вошла в состав РСФСР. В январе 1932 года Оргбюро ЦК ВКП (б) констатировало, что Казкрайком и Средазбюро не приняли нужных мер к экономическому и партийному укреплению Каракалпакии, и 23 февраля 1932 года Политбюро ЦК партии решило преобразовать область в автономную республику «ввиду большой удаленности ... от промышленных центров и от Москвы, а также ее особой экономической и культурной отсталости» [3, с. 685—688]. Однако в новом статусе республика не могла развиваться вне регионального контекста, не связанного прямо с РСФСР, и 5 декабря 1936 года была включена в состав Узбекской ССР.
Заложенные в основу административно-территориального разграничения регионов
страны по этническому признаку, который во многом искусственно привязывался к определенной местности, проблемы координации и распределения полномочий, средств, кадров, ресурсов и ответственности постоянно сопровождали жизнедеятельность субъектов федерации и их управленцев. Повышение статуса национальной территории связывалось не только с общим переформатированием административной карты страны, оно объяснялось «обострением классовой борьбы» в условиях коллективизации и положением аналогичных приграничных регионов. 30 октября 1930 года решением Политбюро ЦК ВКП (б) Хакасский автономный округ преобразован в автономную область. Приводились доводы о лучших условиях области в сравнении с округом «для окончательной ликвидации влияния и агитации байско-кулацкой верхушки против национальной политики советской власти», формально достаточный удельный вес титульного этноса (53%) на территории округа-области — примерно такой же был в Ойратии, Карачае, Ингушетии и др., а также перспективы лучшего промышленного развития в новом статусе. Механизм принятия подобных решений исключал какой бы то ни было учет мнения населения. Объект управленческих манипуляций, очевидно, должен воспринимать такие реформы через агитационно -пропагандистские инструменты воздействия как заведомое благо для каждого рядового обывателя. Поэтому последним пунктом докладной записки секретаря фракции А. Киселева значилось соответствие преобразования «желаниям трудящихся масс Хакассии» [3, с. 647—648]. Численное преобладание титульного этноса было обязательным условием создания «субъекта» федерации и повышения его статуса. Этнополитическое руководство на местах стремилось использовать конъюнктурные обстоятельства для получения более выгодных условий финансирования и развития через переход на более высокую ступень административно-территориальной пирамиды.
С принятием Конституции «победившего социализма» союзный статус приобрели Казахстан (об этом уже говорилось выше) и Киргизия, входившие как автономные в состав РСФСР. В 1937 году на основе специальных ходатайств Таджикская, Киргизская, Туркменская, Грузинская, Армянская, Азербайджанская и Узбекская союзные республики получили союзно-республиканские наркоматы лег-
кой и пищевой промышленности, а некоторые из них — еще и наркоматы совхозов и леса. Титульные этносы всего Советского Союза были представлены во всех структурах власти соответствующих субъектов федерации, причем процесс тщательно контролировался. В состав РСФСР к 1935 году входили 10 автономных республик, 10 автономных областей, 10 автономных округов, созданных для коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока. Грузинская, Азербайджанская и Армянская союзные республики уже не входили в ЗСФСР, упраздненную в том же году.
Оставаясь по форме союзным, договорным, то есть федеративным государством, СССР фактически превратился в унитарное образование с командно-административным типом управления. Конституция узаконила ведущую тенденцию в развитии государства — расширение компетенции союзных органов власти, усиление централизованного руководства всеми сферами жизни общества. Свою государственность в той или иной форме получали около 40 народов, объединившихся в 11 союзных республик. На территории РСФСР образовано 17 автономных республик и автономных областей. Автономные республики и области имелись в составе Грузии, Азербайджана, Украины, Узбекистана и Таджикистана. Кабардино - Балкарская, Северо -Осетинская и Чечено-Ингушская автономные области были преобразованы в автономные республики. Их нормативные отношения с краевыми властями не были четко определены. Азово-Черноморский край в 1937 году разделили на Краснодарский край, в том числе Адыгейскую автономную область с центром в Краснодаре, и Ростовскую область с центром в Ростове-на-Дону. В 1938 году Орджоникид-зевскому краю переданы затеречные земли из Дагестана, границей между ними стала р. Терек. Конец 1930-х — начало 1940-х годов характеризуется расширением советской федерации за счет присоединения территорий и сравнительно больших этнополитических образований. В 1940 году из части Молдавской АССР, входившей в состав УССР, и части территории, переданной СССР Румынией, образована Молдавская ССР. Бывшие независимые Латвия, Литва и Эстония стали союзными советскими республиками. В состав УССР вошла Черновицкая область, образованная из части переданной Румынией территории.
Процесс этнической консолидации рассматривался властью как объективно заданный и однонаправленный, как, впрочем, и другие социальные процессы.
Советская идеология и политическая практика тесно связали этничность с административными образованиями. Формы политического самоопределения народов СССР в определенной степени содействовали инсти-туционализации этнических общностей, давая импульс форсированной перестройке этносоциальных структур и отношений, обновлению и интеграции национальных политических элит в общесоюзную систему устройства власти. Но заданная центром иерархия этнических территорий и их регламентация не означали подчинение пересекающихся и пластичных социально-культурных пространств жизнедеятельности народов «матрешечному» каркасу. Соблюдение и совершенствование принципов федерализма во многом стало одной из деклараций, призванных идеологически обеспечивать справедливость и безусловную прогрессивность развития огромного многонационального государства в сравнении с капиталистическим миром, жестко поделенным на метрополии и подвергавшиеся ими грабежу колонии.
В самом деле, это сравнение было далеко не в пользу противников реального социализма: в СССР быстрыми темпами осуществлялась социально-культурная модернизация народов. Хозяйственные связи между субъектами федерации, строительство многочисленных индустриальных объектов в ранее отсталых регионах с сопровождавшим его интенсивным перемещением больших групп трудовых ресурсов объективно укрепляли межэтническую интеграцию и гражданское единство всех этнических общностей. Однако столь грандиозные преобразования могли проводиться только при сильной и жестко централизованной системе управления, циничной эксплуатации патерналистской социальной психологии, традиционных для народной культуры ценностей коллективизма и терпения, трудолюбия, милосердия, уважения к старшим. Культивирование приоритетов общественного блага, социального и гендерного равенства, политического, идейного и культурного превосходства СССР нивелировали зачатки демократического самоуправления, свободомыслия и личной инициативы. Этнокультурная самобытность, как и любая иная, имели право на проявление лишь в строго очерченных и не-
усыпно контролируемых рамках «социалистического интернационализма». При этом в каждом этносообществе находились как те, кто рьяно следовал заданным координатам движения к светлому будущему, так и те, кто погружался во внутреннюю эмиграцию, более или менее успешно демонстрируя симулякры социальной активности, лояльности власти, удовлетворенности жизнеустройством и личной судьбой.
В рамках комплексной социально-культурной модернизации народов СССР усилиями государства обеспечены формирование систем образования и здравоохранения, ликвидация безграмотности, в том числе создание у многих народов национальной письменности; распространение русского языка как инструмента межкультурного общения; массовая подготовка кадров учителей, врачей, инженеров и иных квалифицированных специалистов, развитие профессионального искусства и литературы. Массовый характер и однонаправленность просветительной работы породили не только особые формы общения с коренным населением (культпоходы, передвижные школы, библиотеки и медпункты, красные юрты, кочевые театры, кинопередвижки и т. д.), но и выравнивание и унификацию культур. Поощрение местных языков и распространение русского языка были объективно неизбежны и прогрессивны в связи с индустриализацией регионов. Русский язык был средством усвоения ценностей и смыслов советского индустриального общества, обеспечения политической лояльности властям.
Индустриализация и коллективизация, массовый голод и массовые репрессии 1932— 1933 годов против «националов» обусловили серьезный поворот в этнополитике сталинского режима. Он получил оформление в посвященном хозяйственным проблемам постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области» от 14 декабря 1932 года, прямо связанном с этнокультурным многообразием и идентичностью людей. «Небольшевистская украинизация» объявлялась причиной срыва хлебозаготовок и подлежала корректировке с усилением русского языка во всех сферах и изгнанием «буржуазно-националистических элементов» из всевозможных организаций. Весной 1933 года Политбюро приняло постановление «Об извращении национальной политики ВКП (б) в Белоруссии», где «всяческая поддержка строительству национальной по форме
и интернациональной (пролетарской) по содержанию культуры... в условиях растущего подъема (торжества) национальной культуры» связывалась с расширением сферы применения русского языка [3, с. 696—698, 702—703].
В целом все народы обрели новое, востребованное в конкретно-исторических условиях качество социально-культурного развития. К 1939 году на 1000 человек населения насчитывалось: в Грузии — 165 человек со средним и высшим образованием, в Армении — 128, на Украине — 120, в Казахстане — 83, Узбекистане — 55, Киргизии — 46, Туркменистане — 65, Таджикистане — 40. В автономиях на 1000 жителей: в Чувашии приходилось 99 человек со средним и высшим образованием в Коми — 96, в Татарской АССР и Якутии — по 89, в Кабардино-Балкарии — 86, в Удмуртии — 82, в Башкирии — 67, в Бурятии — 86, в Марийской АССР — 73, в Чечено-Ингушетии — 71, в Мордовии — 68, в Дагестане — 63, в Калмыкии — 51 [2, с. 189]. С учетом политики «коренизации» кадров, создания и унификации письменности для 89 народов в культуре всех народов СССР произошли впечатляющие прогрессивные перемены. Это имело принципиальные последствия для дальнейшего роста качественных показателей этно-сообществ, создания условий к их дальнейшему развитию. Но нивелирование этнокультурной самобытности, заложенное в основу советской политики, деформировало систему социально-психологических ориентиров, выстраивало новые модели поведения и картину мира.
Во многом благодаря политике корениза-ции большевикам удалось совместить лозунг «права наций на самоопределение» с требованием единства государства. Набор инструментов для достижения поставленной цели был более или менее универсальным. Для создания руководящих и квалифицированных кадров из представителей местных народов предусматривалось широкое привлечение их в систему среднего и высшего образования. Подготовленные специалисты-националы имели преимущество при занятии должностей в административном аппарате и в промышленности.
Трагическую часть истории всех народов СССР составляет коллективизация. В Казахстане, Средней Азии и у ряда народов Сибири она связана с переходом от кочевого к оседлому образу жизни, проведенному насильственно и обернувшемуся гибелью миллионов людей, колоссальным уроном для животноводства,
вспышками сопротивления. Урон, нанесенный коллективизацией, был общенациональным, пострадали буквально все народы СССР, в большинстве своем состоявшие из крестьян. В 1930 году особенно активное сопротивление коллективизации оказывали крестьяне Украины, Центрально-Черноземного района, Северного Кавказа, Нижнего и Среднего Поволжья.
Стереотипное представление о направленности сталинских репрессий, прежде всего, против отдельных этнических групп не подтверждается статистикой. В большей степени подвергались репрессиям русские и белорусы. В составе заключенных в сравнении с данными по населению страны отдельные этнические группы составляли: русские — 60,3 / 58,0%, украинцы — 16,8 / 16,3%, белорусы — 4,8 / 3,0%, узбеки — 3,5 / 2,8%, евреи — 1,5 / 1,7%, грузины — 0,5 / 1,2%, армяне — 0,6 / 1,2%. Доля других групп была меньше 0,5% [1, с. 69].
Большой террор 1937—1938 годов велся, прежде всего, против партийно-государственной элиты и других частей номенклатуры, в том числе национальной, репрессии носили открыто политическую мотивацию. Смена идеологических акцентов с интернационалистского на патриотический привела к переформатированию государственности с закреплением в конституции 1936 года. Утверждение концепции «старшего брата» означало отступление от прежнего проекта межэтнической интеграции за счет уступок со стороны русского большинства в пользу социально-экономического и культурного прогресса других народов, предоставления им ранее невиданных управленческих и статусных возможностей. Руководящая роль русских, складывавшаяся исторически, реализовалась в новом социальном и идеологическом контексте и в рамках жестко иерархизированной этнополитической конструкции. Русская культура была основой интернационального «сближения и расцвета социалистических наций». Межкультурная интеграция еще более последовательно подвергалась администрированию по вертикали, что далеко не всегда означало точную реализацию властного проекта в практике разнообразных меж- и еще более внутриэт-нических социально-культурных, межпоколен-ческих, гендерных отношений.
Весь комплекс проводившихся государством мер в отношении коренных малочисленных народов обеспечил их мощный культурный прогресс. Программа модернизации
нацменьшинств реализовалась в контексте общих преобразований в стране и предполагала дальнейшее сокращение реальных рычагов самоуправления и самодеятельности сверху донизу. Национальные советы представлялись хорошим способом совмещения инициативы граждан и основополагающих принципов формирования новой системы политического и административно-территориального устройства. В них должны были наиболее зримо воплощаться принципы социальной справедливости, реального участия «простого» человека во всех сферах общественной жизни — экономике, управлении, культуре и т. д., а также преимущества этнополитического равенства «больших» и «малых» народов. Приоритет формальных показателей, служивших критерием успешности государственного курса и залогом карьерного благополучия местных руководителей, заставлял симулировать всяческую активность и навязывать этнические критерии организации там, где на первое место естественным образом выходили кооперация труда, образовательный потенциал, лидерские качества.
Грандиозный замысел требовал ювелирного мастерства от его исполнителей и в центре, и особенно на местах. Однако создавать советы приходилось, на ходу рассчитывая и подправляя лекала, втискивая в наспех скроенный советский костюм крайне мозаичное и «непослушное» этносоциальное полотно. Ошибки и многочисленные перекройки были неизбежны. В целом в ходе административно-территориальных реформ численность низовых органов самоуправления сокращалась. Вплоть до 1936 года наблюдается последовательная централизация системы управления, в рамках которой национальные автономии, районы и советы должны были не только способствовать социально-экономическому подъему малочисленных этнических общностей, но и стать органической частью институтов власти, обеспечивать единство и целостность хозяйственного организма, социальную гомогенизацию общества. Упразднение округов, краевых аппаратов также обеспечивало управляемость мест, большую стройность и прозрачность вертикали власти для нужд командной мобилизационной экономики. В 1933 году в СССР создано 250 национальных районов и 5300 сельсоветов.
Во второй половине 1930-х годов все яснее становилась невозможность простым кар-
тографированием этничности упорядочить и тем более сделать управляемой многоцветную этнокультурную реальность. С 1932 года проводился ежегодный учет национального состава рабочих и служащих в промышленности, строительстве, совхозах, МТС, государственных и кооперативных учреждениях каждой автономии в РСФСР, с 1934 года — по всему СССР. С 1933 года введен ежегодный учет национального состава учащихся техникумов, рабфаков, вузов и втузов, в общесоюзных наркоматах и центральных управлениях при составлении планов и сводных материалов по каждой автономии и национальным округам народов Севера. 31 декабря 1934 года по докладу Отдела национальностей Президиум ВЦИК отменил специальное бронирование мест в учебных заведениях для коренных народов автономных республик и областей, а также для нацменьшинств. ЦИКам автономий и центральным ведомствам одновременно поручено комплектовать учебные заведения по плановой потребности, с улучшением предварительной подготовки выпускников в школах, на рабфаках и подготовительных отделениях. Объявлен конкурс советов нацменьшинств. По инициативе Отдела в план Всесоюзного переселенческого комитета на 1936 год включены мероприятия по землеустройству цыган. При этом собственно советское строительство становилось второстепенной задачей: индустриализация и особенно коллективизации поглощали все силы. В фокусе этнополитики рассматривались успехи в просвещении и образовании.
Апогей сталинизма отмечен «окончательным решением национального вопроса» и в отношении советов. 17 декабря 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило решение о ликвидации национальных районов и сельсоветов как искусственно созданных «врагами народа» с вредительскими целями. К этому времени в СССР было 23 национальных района и 677 таких сельсоветов, и больше всего «врагов народа» в новой обстановке «обнаружено» в немецких, финских и греческих локусах [3. Кн. 2, с. 311-314].
Доктрина пересотворения мира на началах социальной справедливости предполагала новые ценностные и институциональные «нормативы» прогресса, среди которых немаловажное место заняли органы местного самоуправления. В этнокультурном отношении местные советы в системе целенаправленно создаваемых поли-
тических и общественных сетей получили дополнительную нагрузку, наряду с реализацией социально-инженерных проектов формирования советской идентичности. Национальные советы должны были не только олицетворять политизацию этничности выстраиванием искусственных и не оправданных административно-территориальных границ и этнократической местной бюрократии, но и на низовом, самом приближенном к конкретному человеку уровне зримо воплощать преимущества социализма в удовлетворении партикулярных интересов эт-носообществ. Однако жесткий контроль со стороны центра, общая профанация идеи самоуправления, силовой характер модернизации экономики и переформатирования социальной структуры общества лишали национальные и другие советы возможностей всерьез выполнять свои конституционные полномочия.
В то же время многообразная и сложная социальная практика в каждом конкретном случае модифицировала и адаптировала общую схему советизации управления и самоуправления. Советы, в том числе низовые, созданные по этническому принципу конструирования политического ландшафта СССР, в общественном мнении представали не в классовом облике, предназначенном для них изначально, а начинали функционировать в соответствии с традиционной культурой организации общественных взаимоотношений. Именно главы сельсоветов были чаще всего неотъемлемой частью местного общества, обладали практически той же организационно-политической культурой и психологией, что и их подопечное население.
Сами советы фактически нередко играли роль национально-культурной автономии. Они были дополнительным рычагом политики административного регулирования этнических процессов и межэтнических отношений. Не случайно во второй половине 1930-х годов, когда были созданы основные параметры сталинской системы единовластия и декларативной демократии, потребность в таких органах самоуправления фактически отпала. Реальная жизнь быстро расставила приоритеты — для каждого было очевидно, что решение любого мало-мальски значимого вопроса на всех этажах социальной иерархии от советов зависит в минимальной степени.
Форматирование советскости на «микроуровне» администрирования территорий
и культур — пример грандиозной по замыслу, масштабам, усилиям и сохраняющимся до сего дня разнообразным последствиям технологии создания единой поликультурной системы консолидации социальных страт и политических акторов, внедрения рациональных инструментов этнокультурного развития, взаимодействия общества и власти в соответствии с вызовами времени, понятыми и интерпретированными в рамках заданной идео-
логической догматики. Культурная модернизация была одной из самых важных целей советской власти, но ее осуществление оказалось неразрывно связано со всеми другими, не менее запущенными, проблемами развития народов СССР. Фетишизация политического способа решения этнокультурных проблем сделала заложниками этнонациональной квазигосударственности и руководство страны, и сами народы.
Литература
1. Красильников С.А. На изломах социальной структуры: Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 — конец 1930-х гг.). Новосибирск: Наука, 1998.
2. Советский народ — новая историческая общность людей. Становление и развитие. Отв. ред. М.П. Ким, В.П. Шерстобитов. М.: Политиздат, 1975.
3. ЦК РКП (б) — ВКП (б) и национальный вопрос. Кн. 1. М.: РОССПЭН, 2005.
УДК 1:37.036
I ОСОБЕННОСТИ ПРОЯВЛЕНИЯ ВЕЧНОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ В РЕКЛАМЕ
Иванова Ирина Сергеевна, кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии и культурологии, [email protected],
ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», Москва
The article reveals peculiarities of advertising using femininity images, their link with K.G. Yung's and Z. Freud's doctrines and with historical approach to beauty ideals. The author points out prospects for such kind of advertising development, offers a number of typical femininity images, considers the "criterion" and "segment" concepts, suggests the "transcendental object in advertising" term, gives the "essential components of Eternally Feminine" definition and recommends to take them into consideration while making advertisements.
В статье раскрыты особенности рекламы с использованием образов женственного, их связь с учениями К.Г. Юнга и З.Фрейда, с историческим подходом к идеалам красоты. Указаны перспективы развития рекламы данного вида, представлен ряд типичных образов женственного, рассмотрены понятия эталон, сегмент, предложен термин трансцендентный объект в рекламе, дано определение существенных компонентов Вечно Женственного и рекомендовано обратить на них внимание при создании рекламы.
Keywords: advertising, archetypes, subconsciousness, charisma, femininity
Ключевые слова:реклама, архетипы, подсознание, харизма, женственность
Особое место среди услуг в сервисологии занимает реклама товаров женщинами и реклама товаров при помощи элементов женственного и сексуального. При этом женственность сво-
дится к сексуальности, что с точки зрения философского учения о Вечной Женственности не совсем верно.
Для того чтобы понять, какие компоненты
