CC BY
80
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ СОЦИОЛОГИИ
УДК 316
М. Ю. Смирнов
СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ТРУДАХ Р. П. ШПАКОВОЙ
Профессор Санкт-Петербургского государственного университета Римма Павловна Шпакова (Девяткова) по праву может быть отнесена к числу ученых, сделавших заметный и признанный вклад в отечественную социологию. За свою, к сожалению, не столь уж и долгую жизнь (17.10.1939-29.06.2006) она обрела в профессиональной среде устойчивый и заслуженный авторитет вдумчивого, знающего и творческого исследователя [1].
В библиографии печатных изданий Р. П. Шпаковой около 150 публикаций, включая написанные на немецком языке и переводы нескольких ее работ на некоторые другие языки. Основная их тематика — история западной социологии (в особенности, немецкой), а также актуальные проблемы современной зарубежной и отечественной теоретической социологии. Со времени первой большой публикации Риммы Павловны, статьи 1968 г. «Макс Вебер и проблема западной рациональности», и до последних трудов 2005-2006 годов одним из заметных направлений ее исследовательского интереса была проблематика социологии религии.
Данное обстоятельство требует особого ракурса рассмотрения. Современная социология религии в России характеризуется, среди прочего, повышенным вниманием к теоретическому тезаурусу, опыту эмпирических и прикладных исследований иностранных авторов. Нынешнее поколение российских социологов религии неплохо владеет понятийным аппаратом, методиками и техникой социологической работы, сформировавшимися в зарубежной науке. Свой вклад в освоение западных социологических теорий религии внесла и Р. П. Шпакова. Благодаря ее трудам более доступным стало понимание основных идей социологии религии М. Вебера.
В то же время Р. П. Шпакова принадлежала к тем отечественным исследователям, которые достигли научной зрелости и значимых результатов еще в советский период и вполне убежденно руководствовались усвоенной в то время методологией, основанной на диалектическом и историческом материализме. Ныне эта методология остается вне основного содержания образования и теоретических разработок нового поколения специалистов по социологии религии в нашей стране [2, с. 73-76].
Отчасти это оправдано тем, что в советские времена проводившиеся тогда социологические исследования религиозности и атеизма находились под строгим идеоло-
© М. Ю. Смирнов, 2011
гическим контролем и были ориентированы не только и не столько на научные результаты, сколько на обоснование политического тезиса о неуклонном преодолении религии и победе массового атеизма в СССР. До сих пор в определенных ситуациях на репутации отдельных исследователей религии с советской научной биографией негативно сказываются (иногда, впрочем, вполне заслуженно) принятые в ту пору обозначения — «марксистско-ленинский», «научно-атеистический» и т. п. Поэтому напоминание о действительном научном вкладе тех или иных авторов, чьи многие труды пришлись на советские годы, нередко вызывает скептическую реакцию у кого-то из нынешних представителей социологии религии.
Тем не менее, непредвзятый взгляд обнаруживает, что научная добросовестность и профессионализм при любых обстоятельствах могли привести к вполне достойным результатам. Считаю, что именно в этом ракурсе следует посмотреть на постановку и решение вопросов социологии религии в трудах столь серьезного и проницательного ученого как Римма Павловна Шпакова.
I
Впервые к проблематике социологии религии, взятой преимущественно на теоретико-методологическом уровне, Р. П. Шпакова (тогда еще Девяткова) обратилась в конце 60-х годов прошлого столетия. Это было связано с разработкой ею темы кандидатской диссертации «Некоторые аспекты социологии М. Вебера (критический анализ)» (1969 г.).
Научной заявкой темы стала упомянутая выше статья «Макс Вебер и проблема западной рациональности», где в числе различных аспектов веберовской концепции рациональности затрагивались взгляды немецкого мыслителя на роль религии в формировании европейской капиталистической системы [3].
Разумеется, диапазон содержания диссертации был намного шире, поскольку перед автором стояла задача целостного рассмотрения всего круга социологических воззрений М. Вебера. Четко сформированная структура диссертации объединила три основных составляющих, ставших главами работы, — выявление идейно-теоретических истоков социологии Вебера, анализ логико-методологических принципов этой социологии (на примере категории «идеальных типов»), характеристику веберовской политической социологии (прежде всего, связанной с описанием разных типов господства). Уже в первой главе Римма Павловна обратилась к самому, пожалуй, знаменитому труду Вебера — «Протестантская этика и дух капитализма», раскрыв веберовскую интерпретацию соотношения экономики и элементов идеологии в эпоху раннего капитализма. Далее в диссертации был поднят вопрос о смысле обращения Вебера к социологии религии. В сжатой формулировке автореферата он получил следующее разъяснение: «Постановка Вебером вопроса об “обратной причинной связи” отдельных элементов общественного сознания, прежде всего религии и материального производства, безусловно, заслуживает внимания. <...> Именно в этом смысле Вебер рассматривает свою сравнительную социологию религий» [4, с. 5]. Анализ трудов немецкого ученого по социологии религии позволил автору сделать вывод, что рациональность по Веберу — это «способ мышления и деятельности, сформировавшейся под влиянием религиозной идеологии определенного типа.» [4, с. 6].
Следует признать, что для своего времени и тема диссертации, и уровень рассмотрения этой темы свидетельствовали о научной дальновидности автора. При этом
Римма Павловна выстраивала свое изложение и привлекала аргументацию вполне в соответствии марксистским положениям, что отражало, очевидно, и ее собственные философские приоритеты, и позиции участников обсуждения диссертации1. Показательно однако, что все ее рассуждения касательно религии, как в веберовском освещении этого предмета, так и в целом, не содержали никаких «разоблачительных» инвектив, чем отличались от распространенной в те годы антирелигиозной риторики.
Это исследование стало первым личным опытом освоения Р. П. Шпаковой вопросов социологии религии. Но оно имело и общее научное значение для советских обществоведов. В советской литературе того времени трудов, содержавших более или менее адекватное воспроизведение классики в области социологии религии, было ничтожно мало. Самой известной можно считать работу Ю. А. Левады «Социальная природа религии» (1965 г.), которая не только пополнила научный багаж советских авторов рядом идей представителей западной социологии религии — Э. Дюркгейма, И. Ваха, Ч. Глока, Г. Ле Бра, — но и привлекла внимание к методологическим проблемам исследования религии: природе религиозного отчуждения, структуре религиозного культа, месту и роли религиозных идеологий в общественном сознании, социальным факторам секуляризации [5]. Диссертация Риммы Павловны и сделанные вскоре в развитие ее положений научные публикации существенно повысили уровень освоения теоретического наследия М. Вебера как одного из основоположников социологии религии.
Таким образом, «точкой отсчета» в формировании круга интересов Р. П. Шпако-вой по отношению к социологии религии явилось изучение трудов выдающегося немецкого исследователя социальных процессов и экономической истории общества Максимилиана Карла Эмилия Вебера (1864-1920). Чем бы ни занималась далее Римма Павловна в своих научных исследованиях, она постоянно возвращалась к «веберовской теме», и это не только стало лейтмотивом многих ее публикаций, но и повлияло на теоретико-методологические воззрения профессора Шпаковой.
II
Нельзя сказать, что взгляды М. Вебера на религию и его работы были неведомы или совсем недоступны отечественным исследователям. Известно внимание, которое еще до 1917 года в России вызвала к себе постановка Вебером проблемы соотношения религиозного начала и хозяйственной жизни общества. Одним из первых и весьма основательно откликнулся на то, что позднее стали именовать «тезисом Вебера» [6, с. 260-261], С. Н. Булгаков в статье 1909 года «Народное хозяйство и религиозная личность», где впервые, пожалуй, была по аналогии с «Протестантской этикой.» предпринята серьезная попытка рассмотрения связи «духа капитализма» и трудовой этики православия [7, с. 348-367].
После революции в нашей стране был период (20-е годы), когда даже публиковались переводы отдельных произведений Вебера, включая «Протестантскую этику.» и работу «Хозяйственная этика мировых религий. Попытка сравнительного исследования в области социологии религии. Введение». В научной периодике имели место и аналитические комментарии веберовских трудов (прежде всего, статьи А. И. Неусы-
1 Научным руководителем этой работы был И. С. Кон, автор получившей тогда широкую известность книги «Позитивизм в социологии: Исторический очерк» (Л., 1964), официальными оппонентами выступили профессор Н. М. Кейзеров и член-корреспондент АН СССР Б. А. Чагин.
хина). В последующие годы каких-то специальных «табу» на имя М. Вебера господствовавшая идеология не устанавливала. Но все-таки он не входил в официально санкционированный для упоминания набор имен «прогрессивных зарубежных ученых», а сам уклад советского обществоведения на несколько десятилетий сделал невозможным творческое освоение и применение идей немецкого мыслителя.
Востребованность идей М. Вебера обозначилась на рубеже 60-70-х годов, когда у многих в СССР стали развеиваться некие гуманистические упования, вызванные периодом «оттепели», а сложившийся строй советского общества, да и институции «западного мира», все более подходили под описание с помощью понятий его социологической теории (например, его трактовки бюрократии). На волне своеобразного «веберовского ренессанса» за рубежом стали переиздаваться труды Вебера, выходить многочисленные исследования взглядов этого теоретика. Тогда же и в нашей стране началась постепенная публикация (с 1972 г.) переводов ряда наиболее значительных произведений М. Вебера, в том числе относящихся к его социологии религии (велика заслуга в этом М. И. Левиной и сотрудников Института научной информации по общественным наукам АН СССР).
И здесь надо напомнить, что именно Р. П. Шпакова, с ее работами конца 60-х годов, оказалась «пионером» возобновившегося изучения веберовского наследия, включая социологию религии. Только в середине 70-х годов, спустя несколько лет после ее диссертации, стали защищаться кандидатские диссертации по социологии религии М. Вебера (Л. Л. Бельцер в Москве, А. А. Кузнецов в Ленинграде), и для их авторов труды Риммы Павловны уже были обязательными в перечне использованных советских исследований2.
Конечно, были и другие советские обществоведы, которые в 70-е и 80-е годы обращались к трудам Вебера и в ту пору сделали немало полезного для освещения его социологической теории (А. Г. Здравомыслов, Б. Г. Капустин, В. П. Макаренко и др.). Но не будет преувеличением сказать, что среди них Р. П. Шпаковой принадлежит заметная роль в научном освоении веберовских идей. Это подтверждается перечнем и содержанием ее публикаций «доперестроечных» лет о воздействии социологии Вебера на современную социальную мысль3. Веберовская социология религии также нашла здесь свое место — особое значение в ней Шпакова придавала проблеме харизматического лидерства, представленной Вебером на примерах из жизни различных религиозных сообществ.
Имеет смысл немного остановиться на статье Р. П. Шпаковой «Критика теории харизматического лидерства», опубликованной в 1974 г. Эта работа вполне показательна для понимания неоднозначности мыслительных практик советских обществоведов «эпохи социализма». Статья экипирована всеми необходимыми тогда политико-идеологическими атрибутами — есть несколько подобранных к месту цитат из произведений К. Маркса и В. И. Ленина, ссылки на печатный орган ЦК КПСС журнал «Коммунист», встречаются клишированные фразеологизмы советской публицистики.
2 Бельцер Л.Л. Социология религии Макса Вебера (Критический очерк): автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 1975; Кузнецов А. А. Критика социологии религии Макса Вебера: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Л., 1975 (в тексте диссертации этого автора встречается не меньше пяти ссылок на публикации Р. П. Девятковой и цитаты из них).
3 См.: Список опубликованных трудов профессора Р П. Шпаковой // Макс Вебер и современная социология: Памяти Риммы Павловны Шпаковой / под общ. ред. А. О. Бороноева, Н. Г. Скворцова. СПб., 2008. С. 223-231.
Использованы и научные публикации некоторых советских авторов. Выдержана общая тональность принципа партийности, который вполне разделялся автором и имел не только «ритуальное» значение, но и методологический смысл. Однако внутри этих идеологизированных рамок весьма органично размещается исследовательский разбор основных положений веберовской теории харизматического лидерства, подвергнутой скрупулезному аналитическому рассмотрению.
Свою реконструкцию этой теории Р. П. Шпакова проводит на текстах оригинальных немецких изданий базовых произведений М. Вебера по социологии религии — главы «Социология религии» в труде «Хозяйство и общество» и комплекса работ из знаменитого трехтомного собрания сочинений по социологии религии (при этом цитаты Вебера даются ею в собственном переводе). Очень точно воспроизводятся трактовка Вебером феномена «харизмы», логика его рассуждений о типах господства и природе харизматического лидерства, веберовское объяснение социального смысла религиозной харизмы. Последнее, очевидно, вызывало углубленный интерес автора, поскольку именно сопряжению религиозного и социального в веберовском толковании посвящена добрая треть статьи.
Для современного читателя, компетентного в социологии М. Вебера, многое из содержания статьи не будет, конечно, открытием. Но следует отдать должное Р. П. Шпа-ковой — ряд ее оценок и выводов заслуживает быть учтенным и в современных исследованиях. Например, по ее мнению, уже в анализе Вебером религиозного харизматического господства четко выделяется одно весьма существенное противоречие, как она пишет: «харизматическое лидерство, открыто манифестирующее свое “отвращение от мира”, тем не менее ставит своей главной задачей “прорыв” именно “мирской” традиционности, претензию на совершение переворота в земных отношениях. В этой связи остается неясным вопрос о причине возникновения харизматического религиозного движения...» [8, с. 77]. Содержательна и критическая характеристика Шпаковой веберовской интерпретации протестантского мирского аскетизма как стимула к рационализации общественной жизни и формирования западноевропейского капитализма.
Интересен в статье и еще один момент — комментарии исследовательницы к взглядам Вебера в нескольких местах перерастают в достаточно явное выражение собственных социальных представлений, возникавших, безусловно, из личного понимания обстоятельств и процессов современного ей общества. Приведем лишь одно авторское высказывание такого рода: «Реальная история показывает, . что не любые идеи способны организовать массовое движение. Произвольные построения рано или поздно вытесняются, даже если им удается благодаря удачному стечению обстоятельств некоторое время пользоваться известной популярностью и получить распространение. Верх берут всегда в конечном итоге те новые идеи, которые органически соответствуют требованиям конкретного исторического периода, даже если им приходится проходить через многие промежуточные фазы, даже если их утверждение происходит иногда в измененном виде» [8, с. 80].
Глубокое освоение зарубежной, прежде всего немецкой, социологии было применено Р. П. Шпаковой в преподавательской деятельности. С середины 1970-х годов она использовала материалы своих исследований в учебном процессе при чтении общих и специальных лекционных курсов по социологическим дисциплинам в Ленинградском государственном университете. В 1976 году на философском факультете университета она стала читать курс лекций по современной зарубежной социологии [9]. Тогда
это было одной из немногих возможностей дать студентам адекватное представление о современном уровне социологической мысли, да и заодно проверить в аудиторной обстановке звучание собственных размышлений и выводов.
Своего рода рубежной вехой в развитии социологических воззрений Р. П. Шпа-ковой стала ее докторская диссертация «Основные направления современной социологии ФРГ» (1982 г.). Защите диссертации предшествовал выход в свет монографии, содержавшей наиболее важные положения и результаты исследования [10]. И в этой книге, и в диссертации, наряду с главным предметом рассмотрения — состоянием социологической мысли в ФРГ, были реализованы и наработки Шпаковой в области изучения зарубежной социологии религии. В частности, отмечалась специфика распространенной на Западе так называемой «религиозной социологии» и, в ее контексте, христианской «церковной социологии» (социологической саморефлексии церковных организаций). Были также проведены интересные сопоставления идей веберовской социологии религии и трактовки религии в структурах повседневности феноменологической социологией Альфреда Шютца.
Можно сказать, что к середине 80-х годов Р. П. Шпакова достигла того уровня профессиональной квалификации и исследовательского опыта, который позволил ей в дальнейшем уверенно перейти от преимущественного аналитического разбора достижений социальной мысли зарубежной и отечественной науки к выражению собственных взглядов в области социологии.
III
«Харизма есть великая революционная сила в связанных традициями эпохах. В отличие от революционизирующей силы “ratio”, которая действует или извне (путем изменения жизненных обстоятельств и жизненных проблем и посредством этого изменения отношения к ним), или путем интеллектуализации, харизма может быть преобразованием изнутри, которое, будучи рожденным из нужды или воодушевления, означает изменение главных направлений мышления и действия при полной переориентации всех установок ко всем отдельным жизненным формам и к “миру” вообще», — эта цитата из книги М. Вебера «Grundriß der Sozialökonomik» содержит один из базовых тезисов его теории харизматического господства.
Данный тезис и другие пространные рассуждения Вебера о харизматической основе легитимности разных видов власти стали доступны отечественному читателю благодаря переводу на русский язык главы из этой книги, сделанному Р. П. Шпаковой. В 1988 году журнал «Социологические исследования» впервые напечатал большой по журнальным меркам перевод веберовского текста, озаглавленный «Харизматическое господство» [11, с. 139-147]. Римма Павловна перевела этот текст задолго до данной публикации, использовала его отдельные фрагменты в своих работах, а журнальный вариант перевода сопроводила аналитической статьей «Типы лидерства в социологии Макса Вебера».
Эта работа стала продолжением ее размышлений о феномене харизматического лидерства, изложенных в рассмотренной выше статье 1974 года. В развитие предыдущих трактовок, автор формулирует тезис о харизме, как некой «матрице», сложившейся в контексте религиозного сознания, но имеющей разнообразные проекции во все сферы общества — в политику, социальные отношения, хозяйственную деятель-
ность, семейную жизнь и т. д. Фактография статьи уже не ограничивается примерами «из Вебера». Шпакова как бы прикладывает веберовскую интерпретацию «диалектики» рационального и харизматического к различным реалиям XX века и выстраивает сложный образ харизматического лидерства в современном обществе. В этом образе ею особо подчеркивается трансформация харизматического начала, которая происходит в условиях нарастающей рациональности общественных институтов, а именно — угасание и «обудничивание»4 харизмы.
Написанная в разгар «перестройки», статья по-своему фиксирует окончательное угасание «харизматического импульса» в рационализированном механизме партократии советского общества и постепенное вызревание нового «харизматического всплеска», уже на совершенно иной идейной основе. Подчеркиваются сильные и слабые стороны харизматического лидерства переходной эпохи. В целом, рассуждение носит более политологический, чем социологический характер. Но есть в нем и ряд мотивов, выводящих мысль автора на тематику социологии религии. Это не только комментарии к проводимым Вебером параллелями харизматичности с магией и религией «дорационалистиче-ских» обществ античности и средневековья. Шпакова дает экспликацию целого набора религиозно ориентированных социальных явлений. В ее статье получили пояснение «религиозные виртуозы» и «религиозно немузыкальные» субъекты социального действия, религиозная вера как основа легитимности харизматического типа власти, превращение харизмы в «мертвящую неподвижность» при укреплении религиозной традиционности, переход от сакрализации к секуляризации обществ [12, с. 134-138].
Объем статьи не позволил автору осветить все интересовавшие ее тогда аспекты темы, поэтому дополнительные положения были сформулированы в еще одной публикации того же года — статье «Проблемы харизматической власти в социологии права М. Вебера», где затрагивался, в частности, вопрос о религиозной обусловленности правовых систем в обществах разного типа [13].
Выход обеих статей выпал на год, когда случилось событие, «промаркировавшее» принципиальные изменения статуса религии и религиозных организаций в нашей стране — празднование 1000-летия «Крещения Руси». Для Р. П. Шпаковой происходившее в религиозной сфере тогда еще советского общества стало побудительным мотивом к выработке теоретического объяснения наблюдаемых перемен.
К реализации этого намерения она приступила в те же «перестроечные» годы, наполненные дискуссиями о советском прошлом и грядущем возможном будущем, что неизбежно отразилось на содержании ее работ. Теоретико-методологическим инструментарием Шпаковой стала социология религии М. Вебера. В 1989 году она публикует статью «Концепция харизматической власти в социологии религии М. Вебера и современность», где прежний ее стиль — комментирование обозреваемой социальной реальности с помощью веберовских понятий, уже заметно отходит на второй план перед непосредственным изложением собственных оценок и выводов.
Прежде всего, она пытается дать нечто вроде прогноза перспектив религиозного влияния в обществе. «Религиозная власть санкционирует дозволенное и запрещенное, относящееся только к “значимому” для общества, для его самосохранения» [14, с. 149], — пишет она о социальных функциях религиозных институтов в случае их уси-
4 Словом «обудничивание» Р. П. Шпакова перевела термин М. Вебера «VeraUtaglichung»; другими переводчиками чаще используется слово «рутинизация».
ления в структуре отношений государства и общества. Пока это состояние не достигнуто, важнейшую роль может играть фигура харизматического лидера, убедившего население в своих сверхобычных способностях; при этом многое зависит от характера традиционного в стране религиозного уклада. Как замечает Шпакова: «Сакрализация “образа вождя” в рамках ломающихся традиционных социальных структур выступает как этап в политическом становлении ряда обществ. <...> Ясно, что разобраться в истоках харизматического ореола, окружающего некоторых политических деятелей, невозможно без анализа религиозных представлений.» [14, с. 152].
Вновь обращаясь к социологической трактовке харизмы, она подчеркивает центральное место этого понятия в социологии религии Вебера. Более того, Р. П. Шпакова сочла необходимым дать свой перевод веберовскому определению харизмы из труда «Хозяйство и общество»: «Харизмой следует называть качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она предстает как одаренная сверхъестественными или сверхчеловеческими или, по меньшей мере, специфически особыми силами и свойствами, не доступными любому другому. Она, эта личность, рассматривается как посланная Богом и потому — как “вождь”» [14, с. 147].
Аналитический обзор зарубежной и советской литературы привел Шпакову к выводу о том, что «сам термин “харизма”, введенный Вебером, сегодня далеко перешагнул границы социологии религии и социологии вообще» [14, с. 153]. Вместе с тем, она отметила существенный недостаток в наличной к тому времени литературе по социологии религии, оперирующей понятием харизмы. По ее словам: «из веберовской концепции харизматической религиозной власти выпадают наиболее ценные аспекты, например, вся стадия магии, включая и генезис религиозной власти» [14, с. 154].
К завершающим публикациям Р. П. Шпаковой советского времени относится ее совместная с профессором М. Я. Корнеевым брошюра «Социология и новое мышление», вышедшая в 1990 г. Здесь она весьма нелицеприятно пишет об «обнаружившихся недостатках и просчетах нашего обществоведения» и об отсутствии доверия общества к социальной науке [15, с. 3, 4, 8, 9]. Какие-то собственные иллюзии (впрочем, не только ей тогда присущие) еще дают себя знать, когда высказывается надежда на «переход нашего общества в качественно новое состояние — от авторитарно-бюрократической системы к гуманному демократическому социализму». Одновременно прозвучало и оправданное беспокойство за дальнейшую судьбу социологии — уже становилось обычным игнорирование полученных научными способами знаний о состоянии общества, стал нарастать контингент самодеятельных «знатоков общества» («не секрет, что. в ряды социологов “рекрутируются” представители не только смежных, но и отдаленных профессий»). До сих пор очень актуально высказанное тогда Р. П. Шпако-вой напоминание о, быть может, главной для социологии функции предупреждения, названной М. Вебером «функцией тревоги». Все эти опасения вполне подтвердились в самом начале 90-х годов, как в социологии в целом, так и в становящейся российской социологии религии [16, с. 146-150].
В непростой идеологической и социальной атмосфере того времени все активнее заявлял о себе так называемый религиозный фактор. Требовалось найти точное понимание его смысла и роли в постсоветском обществе. Размышляя над этим, Р. П. Шпакова выделяет два важных, по ее мнению, аспекта в научной позиции по отношению к религии. Первый аспект — умение вести диалог с представителями разных мировоззрений, включая в свой исследовательский аппарат и круг идей из обла-
сти религиозной мысли. Об этом она писала в одной из статей 1990 году [17]. Второй аспект — разработка отечественными учеными социологической теории религии, которая не только учитывала бы зарубежный научный опыт, но и отражала особенности религиозной ситуации в России. Такая постановка вопроса следовала из общего контекста ее статьи 1991 года «Проблемы теории в современной западной социологии» [18], где обзор взглядов современных иностранных исследователей был предпринят именно для того, чтобы выяснить степень применимости их концепций в российской социологии.
IV
Первая половина 1990-х годов в России стала временем радикальных перемен не только в политической, но, прежде всего, в социально-экономической структуре общества. Начали утверждаться способы хозяйственной деятельности, связанные с широким спектром институтов частной собственности, рыночной экономики, капиталистического предпринимательства. Одновременно в духовной жизни России реанимировались религиозные настроения, расширились масштабы конфессиональных интересов, религия вышла за пределы храмов и молитвенных домов и обнаружила свое заметное присутствие в мотивации социального поведения. В российском обществе происходило формирование нового типа верующих — людей, социально активных, стремящихся к эффективному образованию и деловому профессионализму, реализующих себя на разных поприщах, включая сферу экономики.
В этой обстановке отечественным социальным исследователям представилась возможность на российском материале проверить действие классических концепций взаимосвязи религии с «духом капитализма», определить степень уместности и специфику их применения в России. Рубрика «религия и капитализм», с широким тематическим диапазоном, стала в 90-е годы весьма популярной среди российских ученых. Немало точных и интересных наблюдений в этом направлении содержат выходившие в эти годы труды таких исследователей как П. П. Гайденко, Ю. Н. Давыдов, Н. Н. Зарубина, А. И. Кравченко, М. О. Мнацаканян, А. В. Патрушев и ряда других авторов. Но будет справедливым заметить, что одна из самых первых работ постсоветских лет по данной тематике была написана Р. П. Шпаковой. Это небольшая брошюра в жанре учебнометодического пособия для студентов и аспирантов Санкт-Петербургского государственного университета «Религия и этика предпринимательства» (1993 г.).
Динамика взаимодействия религиозного и предпринимательского начал в истории и современном обществе была в поле научного внимания Р. П. Шпаковой в силу ее исследований социологии М. Вебера и других социологических теорий, трактующих хозяйственную жизнь в свете тех или иных религиозных традиций. Непосредственно при создании учебного пособия она использовала тексты на немецком языке нескольких трудов М. Вебера и В. Зомбарта, два десятка переведенных работ зарубежных авторов и столько же публикаций советских исследователей по вопросам религии и экономики.
Первый параграф называется «Религия и экономика» и носит общетеоретический характер. В основном здесь содержится обзор зарубежных концепций связи религиозной и хозяйственной этики. Главным предметом рассмотрения Шпакова избирает ценностный аспект этой связи. По ее мнению, лейтмотив большинства концепций состоит в выделении последовательности: этическая (ценностная) позиция субъектов экономики — экономические стандарты мышления — практическая экономическая
деятельность. В этой «цепочке» первое звено формируется мировоззренческими и духовными факторами, одним из которых выступает религия. Как замечает автор, «ею во многом определяются принципы деловой этики, которыми руководствуются предприниматели, — даже тогда, когда сами они не принадлежат ни к какой конкретной общине. Религиозное мировоззрение прямо и косвенно влияет на реальное поведение, социальные ориентации и установки. <...> Различия в типах религиозной идеологии следует рассматривать как различия в способах “религиозного” регулирования человеческих отношений, в соотношении этих способов с другими регуляторами» [19, с. 3-4]. Иными словами, ключевое значение для осмысления отношений религии и экономики придается выделению этических максим каждой религии и соотнесению их с хозяйственной деятельностью.
Характеризуя зарубежные подходы, Р. П. Шпакова во многом разделяет их логику и аргументацию. Однако она не согласна с безоговорочным принятием линейной последовательности в указанной «цепочке». Не только первая, но и другие составляющие этой последовательности при конкретно-исторических обстоятельствах могут играть роль определяющего фактора по отношению к остальным. «Рационализированное общество, в котором процесс секуляризации по-прежнему силен, склонно сдвинуть роль религии на периферию бытия», — замечает она и продолжает: «Кроме того, нельзя снимать со счетов и связанную с религией проблему социокультурного контекста, социальной сферы и ее разных уровней, национальных ценностей, традиций и т. п. » [19, с. 8-9]. Исходя из этой констатации, Шпакова строит содержание двух следующих параграфов своей работы.
Второй параграф посвящен христианству, точнее основаниям предпринимательской этики в протестантизме и католицизме. Хорошая эрудиция в истории христианства позволила Р. П. Шпаковой использовать для раскрытия этой темы отсылки к Библии и к текстам религиозных мыслителей (от Фомы Аквинского до Г. Кюнга). Подробно излагаются также воззрения М. Вебера и В. Зомбарта на религиозную подоплеку европейского капитализма как «исторического культурно-экономического феномена». При этом автор формулирует и несколько критических замечаний, ставящих под сомнение универсальную применимость веберовских трактовок. Главное из них, — отсутствие у Вебера объяснения возникновению духа капитализма как «способности и предрасположенности людей к определенному виду практически-рационального образа жизни» [19, с. 14]. В то же время, она считает вполне подтверждающимся суждение Вебера: «Чем выше социальное положение предпринимателей, тем менее они вообще склонны к развитию религии», то есть мирская религиозность вполне уживается с безразличием к религии в практической экономике.
Третий параграф построен на религиозной и исследовательской литературе о буддизме и синтоизме. Нельзя сказать, что здесь присутствует доскональное знание духовной жизни восточных обществ. Впрочем, как отмечается специалистами, и в трудах М. Вебера о религиозных традициях Востока много далеко не точных, приблизительных или вообще не соответствующих действительности рассуждений5. Тем не менее, Р. П. Шпаковой удалось выявить и нечто существенное в интересующем ее сопостав-
5 См.: Карелова Л. Б. Этика «торгового сословия» в Японии ХУШ-ХК веков и концепция протестантской этики Макса Вебера // Философия и современные философско-исторические концепции: Критический анализ / отв. ред. Т. А. Клименкова. М., 1990; Кульпин Э. С. Макс Вебер и Китай: что и почему не увидел великий ученый? // Проблемы Дальнего Востока. М., 1990. № 3-5.
лении этических мотиваций разных религий. «Отличие буддизма от протестантизма, точнее, от тех этических максим, которые определяют мотивацию предпринимателя-протестанта, состоит в том, что последний принципиально иначе воспринимает мир и действует в нем. Вместо приспособления — активное действие, господство над миром, идеал постоянного преобразования мира; вместо патернализма — личный договор между предпринимателями как основа отношений в промышленности, торговле, праве, управлении; вместо настороженности к “чужим” — доверие ко всем братьям по вере», — замечает она [19, с. 20].
Резюмирующие суждения Р. П. Шпаковой в этой работе любопытны с точки зрения современной российской ситуации вокруг религии и экономики. «Нужно считаться. с тем, что в область бизнеса сегодня идут люди, не испытывающие влияния религиозных этических воззрений. <.> Нынешний предприниматель в обращении с ценностями и нормами религии более гибок и пластичен, расчетлив в сравнении со своими предшественниками. <.> .надо изучать именно его, как он ориентируется не только в мире товаров, их производства и предложения, но и в мире страстей, воли, интересов и действий других людей» [19, с. 9, 22, 23]. На фоне регулярных высказываний политического руководства страны о «социальной ответственности бизнеса» и почти шаманских взываний некоторых видных и хорошо обеспеченных религиозных лидеров к приоритету духовного (в конкретной конфессиональной форме) над материальным, остается актуальным поставленный Р. П. Шпаковой вопрос: «есть ли связь между здоровой экономикой и этическими установками предпринимателей».
V
В середине 90-х годов, после периода некоторой деструкции, возобновляется деятельность российских религиоведов и социологов, изучающих религиозную ситуацию в обществе. Проводятся опросы общественного мнения на темы религии, активнее работают академические и вузовские исследователи. Развивается эмпирическая социология религии. В то же время обнаруживается существенный пробел в теоретических основаниях и методологии социологии религии. Усиливается популяризация ненаучных трактовок места и роли религии в истории и современной жизни России. Эти проблемы получили свое отражение и в трудах Р. П. Шпаковой. Как не раз прежде, отправной точкой для высказывания своего понимания происходящего она избирает социологию М. Вебера.
В 1994 году журнал «Социологические исследования» публикует ее небольшую статью, что-то вроде отчета о деловой поездке в Австрию — «Макс Вебер в Вене». Речь там идет о розысках автора в австрийских архивах материалов, связанных с лекционным курсом, прочитанным Вебером по приглашению в Венском университете в 1918 г. Принято считать, что это были лекции по социологии религии. Действительно, как установила Р. П. Шпакова, тема религии и общества присутствовала в лекциях и коллоквиумах приглашенного профессора. Однако подлинное название курса и большая часть лекционного материала соответствовали более емкой задаче, над которой трудился тогда Вебер — созданию обширного труда «Хозяйство и общество», где социология религии занимала очень скромное место [20, с. 152]. Главное внимание лектора было посвящено «позитивной критике материалистического понимания истории», то есть полемике с социальными воззрениями марксизма. Сравнивая опубликованные,
известные и найденные ею архивные материалы, Шпакова делает вывод о той роли, которую отводил Вебер социологии религии в общей системе своей теории, а именно — об опыте применения выработанной им методологии к анализу одной из граней жизни общества, каковой выступает религия. Такой вывод не умалял приоритет, новизну для своего времени и последующее научное значение веберовской социологии религии. Но он указывал на принципиальную необходимость вписать социологическое изучение религии в некую базовую теорию общества, вне которой исследования остаются фрагментарным занятием с неясной результативностью.
Дополняя этот вывод, Р. П. Шпакова обращается к методологическому и аксиологическому аспектам социологических исследований. В том же 1994 году она публикует статью «Макс Вебер о проблеме ценностей в социальном знании», где рассматривает веберовский «принцип свободы науки от ценностей». Из насыщенного разными сюжетами содержания этой статьи обратим внимание на извлеченную ее автором квинтэссенцию веберовского подхода, выраженную в словах немецкого ученого: «.исследователь должен безусловно разделять эмпирические факты и свою позицию, практически оценивающую эти факты» [21, с. 124]. Брать предмет исследования таким, как он есть (точнее, как он «позволяет» себя видеть), а не «вчитывать» в него свои, зачастую априорные, представления — такой вывод напрашивается и из реконструкции рассуждений Вебера, и из комментариев к ним Р. П. Шпаковой.
Религиозная ситуация в постсоветской России требовала не только решения теоретико-методологических задач, но и постоянной научной социографии явлений, связанных с религией. Понимая это, Р. П. Шпакова предпринимала собственные изыскания в этой области. В начале 90-х годов ею совместно с немецким социологом из Гамбурга профессором А. Дайкселем было проведено исследование. Это был опрос курсантов одного из военно-морских училищ Санкт-Петербурга после их участия в торжественном богослужении в Николо-Богоявленском соборе по случаю окончания учебного заведения. Опрос показал, констатировали исследователи, «полную беспомощность» курсантов при объяснении ими причин добровольного прихода в храм, и прежде всего — отсутствие среди этих причин явно выраженного религиозного мотива. Главным побудительным фактором, как выяснилось, была происходившая на фоне распавшегося советского государства активизация по сути архетипического образа Русской православной церкви, «уходящего корнями в судьбы и жизнь давно исчезнувших поколений» предков молодых людей, выросших вне системы религиозного воспитания [22, с. 127]. Появление в храме засвидетельствовало не столько какой-то внезапный мистический порыв молодых военных, — вряд ли такое состояние в качестве массового могло иметь место в той среде, — сколько их почти инстинктивную потребность ощутить связь с историей своей страны, укорененность в культуре своего народа. В этом, собственно, и обнаруживается один из показателей социального функционирования религии. Соотнося себя с устойчивыми образами национальной духовной традиции (в данном случае — с институтами и практиками русского православия), люди обретают и социальную устойчивость. «Боги потому столь прочно связаны с людьми, что исповедуемый людьми культ ведет к их объединению и формированию очень сильных систем образов, которые влияют на мировоззрение и поведение», — утверждали исследователи [22, с. 121].
Впечатление от этого опроса подтвердило для Р. П. Шпаковой сложившееся уже у нее убеждение в том, что обращение к религии для современных людей больше ори-
ентировано в сторону социальных запросов и этнокультурной идентичности, нежели являет какие-то мистико-сотериологические потребности. Дополнило и расширило такие представления изучение зарубежного эмпирического материала по социологии религии. Некоторые результаты этого изучения были представлены ею на научной конференции в Санкт-Петербурге (1995 г.). Свой доклад «Социология религии сегодня: религия и молодежь» она посвятила проблемам нетрадиционной религиозности, новых религиозных движений и отношения к ним молодежи на Западе и в России. Проанализировав эмпирические данные зарубежных исследователей (Германия и США), она обобщила полученную картину выводом о заметном падении нормативной силы «официальных религий» в молодежной среде развитых обществ. Шпакова согласилась с мнением западных коллег, что можно говорить об антиинституциональной струе в отношении молодежи к религии, о становлении «самодельного варианта эвдемонизма», идущего на смену «тихо испаряющемуся христианству традиционного образца». По ее словам: «Обращение молодежи к религиозным новым течениям является своеобразным протестом против официальной рационально-бюрократической церковной системы, далекой и в культе, и в своей деятельности от настроений в молодежной среде» [23, с. 69].
VI
По складу ума, научной биографии и кругу исследовательских интересов Р. П. Шпакова была прежде всего аналитиком. Ее отличала очень чуткая реакция на новые концепты в социологии. В своей специализации она не пропускала ни одного сколько-нибудь заметного труда, зарубежного или отечественного и всегда старалась как-то отразить свежие идеи в собственных произведениях.
Рассматривая проблему теоретического содержания социологии религии, Шпакова внимательно следила за наиболее интересными изданиями в этой области. Одно из них — вышедшая в 1995 году в Германии коллективная монография «Социология религии в 1900-х годах» (из докладов на конференции социологов религии в Висбадене в 1993 г.) — стало предметом ее научного рецензирования. Совместно с известным российским религиоведом профессором Н. С. Гордиенко она написала аналитический обзор этой книги, опубликованный в «Социологическом журнале» в 1997 году.
Характеризуя состояние социологии религии, авторы указали, что «не только в отечественной, но и в западноевропейской социологической литературе отсутствует анализ материалов, касающихся такой важной сферы общественного бытия, как церковная жизнь, религиозные движения, секты» [24, с. 238]. Была отмечена фрагментарность появляющихся исследовательских описаний религиозных сообществ, что рецензенты объяснили неразработанностью современной социологической теории религии. Между тем, по их мнению, социология религии изначально была не узко национальным, а международным научным явлением. Судьба наследия классиков этой науки — Э. Дюркгейма и М. Вебера — показывает продуктивность теории, когда она развивается с учетом не только локально-государственных, но также региональных и международных процессов в религиозной жизни общества.
С одним из редакторов и авторов рецензируемой книги — Х. Тюреллем, доктором социологии, профессором Билефельдского университета (Германия), — Р. П. Шпако-вой были установлены плодотворные научные контакты, результатом которых стало
появление в «Журнале социологии и социальной антропологии» в 1999 году сделанного ею перевода большой статьи этого немецкого ученого о феномене «интеллектуальной религиозности» (в частности, там рассматриваются «религиозно-социологические» элементы творчества Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского) [25].
Среди других научных тем, затрагивающих вопросы социологии религии, в исследованиях Р. П. Шпаковой второй половины 1990-х — начала 2000-х годов следует назвать анализ теорий немецких социологов Ф. Тенниса (в том числе о неформальном статусе религии на уровне общины и формальном на уровне общества) [26] и В. Зом-барта (различие его подхода с взглядами М. Вебера в трактовке соотношения религии и капитализма) [27], а также подробное рассмотрение рецепций научного творчества О. Конта в современной социологии [28].
В последней работе была поставлена проблема принципиальной важности. Суть ее Шпакова видела в том, что «неудовлетворенность нынешним состоянием общественных наук — одна из причин обращения исследователей к фундаментальным основаниям и историческим истокам своих научных дисциплин» [28, с. 114]. Мыслители вроде О. Конта, М. Вебера, У. Джеймса, по характеристике Шпаковой, — не только ученые, от которых берут начало влиятельные научные направления, распространившие свои методологические предпосылки в разных областях науки, но и носители целостного стиля мышления, миропонимания и практической деятельности. Поэтому, считала она, «задача современных исследователей состоит в том, чтобы на основании имеющихся документов, сравнения концепций и т. д. выделить в особый предмет изучения. общность содержательных религиозно-социологических теорий Конта, Джеймса и Вебера. <.> В данном случае речь идет о роли религии в глубинных социальных преобразованиях.» [28, с. 116].
Как видно, тема современной теоретической социологии в целом, и социологической теории религии, в частности, их содержание и познавательные возможности серьезно занимали Р. П. Шпакову в последний период ее деятельности. Не случайно этому были посвящены ее публикации 2000-х годов в российских социологических журналах [29, 30]. При всех объективных и субъективных сложностях Римма Павловна говорила о перспективах развития социологии религии с уверенной надеждой ученого. А «надежда, — как закончила она доклад на одной из международных конференций, — это искусство жизни, жизни, исполненной чести и добродетели» [31, с. 45].
Литература
1. Бороноев А. О., Скворцов Н. Г Римма Павловна Шпакова. Творчество и жизненный путь // Макс Вебер и современная социология: Памяти Риммы Павловны Шпаковой / под общ. ред. А. О. Бороноева, Н. Г. Скворцова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 3-8.
2. Смирнов М. Ю. Очерк истории российской социологии религии. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. 141 с.
3. Девяткова Р. П. Макс Вебер и проблема «западной рациональности» // Вестн. Ленингр. унта. Серия: Экономика. Философия. Право. 1968. № 17. Вып. 3. С. 17-27.
4. Девяткова Р. П. Некоторые аспекты социологии М. Вебера (критический анализ): автореф. дис. . канд. филос. наук. Л., 1969. 16 с.
5. Левада Ю. А. Социальная природа религии. М.: Наука, 1965. 263 с.
6. Смирнов М. Ю. Социология религии: Словарь. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2011. 412 с.
7. Булгаков С. Н. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Избранные статьи. М., 1993. С. 348-367.
8. Шпакова Р. П. Критика теории харизматического лидерства // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. Экономика. Философия. Право. 1974. № 23. С. 75-84.
9. Шпакова Р. П. Критика методологии буржуазной социологии: программа курса и методические указания. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. 12 с.
10. Шпакова Р. П. Тупики социологической теории в ФРГ (Критика основных направлений буржуазной теоретической социологии). Л., 1981. 193 с.
11. Вебер М. Харизматическое господство / пер. с нем. Р. П. Шлаковой // Социолог. исследования. 1988. № 5. С. 139-147.
12. Шпакова Р. П. Типы лидерства в социологии Макса Вебера // Социолог. исследования.
1988. № 5. С. 134-138.
13. Шпакова Р. П. Проблемы харизматической власти в социологии права М. Вебера // Советское государство и право. 1988. № 11. С. 18-25.
14. Шпакова Р. П. Концепция харизматической власти в социологии религии М. Вебера и современность // Философия в современном мире / под ред. М. Я. Корнеева, Ф. Ф. Вяккерева. Л.,
1989. С. 146-154.
15. Корнеев М.Я., Шпакова Р. П. Социология и новое мышление. Л., 1990. 64 с.
16. Смирнов М. Ю. Современная российская социология религии: откуда и зачем? Часть вторая // Религиоведение. Научно-теоретический журнал. 2007. № 2. С. 145-154.
17. Шпакова Р. П. Проблемы диалога в философии // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. 6. 1990. Вып. 1. С. 13-17.
18. Шпакова Р. П. Проблемы теории в современной западной социологии // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. 6. 1991. Вып. 2. С. 19-25.
19. Шпакова Р. П. Религия и этика предпринимательства: учеб.-метод. пособие. СПб., 1993. 26 с.
20. Шпакова Р. П. Макс Вебер в Вене // Социолог. исследования. 1994. № 2. С. 151-154.
21. Шпакова Р. П. Макс Вебер о проблеме ценностей в социальном знании // Проблемы теоретической социологии / отв. ред. А. О. Бороноев. СПб.: Петрополис, 1994. С. 118-125.
22. Дайксель А., Шпакова Р П. Торговая марка как система образов // Социология и социальная антропология / под ред. В. Д. Виноградова и В. В. Козловского. СПб., 1997. С. 117-127.
23. Шпакова Р. П. Социология религии сегодня: религия и молодежь // Философия религии и религиозная философия: Россия. Запад. Восток / редкол.: А. Н. Типсина (отв. ред.) и др. СПб., 1995. С. 69-70.
24. Гордиенко Н. С., Шпакова Р П. [Рецензия]: Krech V. Tyrell H. (hrsg.) Religionssoziologie um 1900 (Würzburg, 1995) // Социологический журнал. 1997. № 1/2. С. 238-241.
25. Тюрель Х. Интеллектуальная религиозность, семантика «смысла», этика братства — Макс Вебер и его отношение к Толстому и Достоевскому / пер. с нем. Р. П. Шпаковой // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. 2, № 4. С. 23-32.
26. Шпакова Р П. Фердинанд Теннис: забытый социолог? // Социологические исследования. 1995. № 12.
27. Шпакова Р. П. Вернер Зомбарт: в ожидании признания // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Т. 4, № 1.
28. Шпакова Р. П. Вместе с Огюстом Контом и вопреки ему // Социологический журнал. 1999. № 3. С. 114-120.
29. Шпакова Р. П. Теоретическая социология: темное пятно науки // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Т. 3, № 1.
30. Шпакова Р. П. Теоретическая социология в России // Социологическое обозрение. 2003. Т. 3, № 3.
31. Шпакова Р. П. Стоицизм в поворотное время // Макс Вебер и современная социология / под общ. ред. А. О. Бороноева, Н. Г. Скворцова. СПб., 2008. С. 37-45.
Статья поступила в редакцию 26 июня 2011 г.
