УДК 316.77
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ МЕДИАРЕАЛЬНОСТИ: ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ ПОДХОД
Ним Евгения Генриевна, кандидат социологических наук, доцент кафедры теории и практики журналистики
Алтайский государственный университет, г. Барнаул, Россия [email protected]
Статья посвящена рассмотрению пространственного подхода к социологическому анализу медиареальности. Выделяются три измерения медиапространства (медиированное, медиатизированное и медийное), детально раскрываются возможные направления социологического изучения медийных репрезентаций физических и социальных пространств и мест.
Ключевые слова: медийные коммуникации; медиапространство;
медийные репрезентации пространства; социологический анализ медиапространства.
SOCIOLOGICAL ANALYSIS OF MEDIA REALITY: SPATIAL APPROACH
Nim Evgeniya, Ph.D in Social sciences, assistant professor of the chair of theory and practice of journalism
Altai State University, Barnaul, Russia [email protected]
The article considers a spatial approach to the sociological analysis of the media reality. Three dimensions of mediaspace (mediated, mediatized and media) have been identified; possible directions of the sociological study of media representations of physical and social spaces and places have been discussed in detail.
Keywords: media communication; media space; media representations of space; a sociological analysis of media space.
Мы живем в реальности, где медиа перестали быть просто посредниками, превратившись в саму среду существования человека. Впрочем, среду тоже можно рассматривать как медиум, подобно воздуху, в котором распространяется солнечный свет. Современное общество не только пронизано медийными коммуникациями, но и в значительной мере сформировано ими. Новые информационные технологии стремительно меняют пространственновременной порядок жизни общества, воздействуя тем самым на все его «поля»
- экономическое, политическое, культурное и пр. Эффекты медиа тотальны, социальная реальность приобретает качество медиареальности, онтологический статус которой определить весьма непросто.
Медиа исследуются как технология опосредования социальных взаимодействий, как порождающая смыслы и значения культурная форма, как инструмент политического и идеологического влияния, как производимый и потребляемый товар - во многих предметных ракурсах и теоретических перспективах. В этой статье нам хотелось бы раскрыть возможности пространственного подхода к изучению современных медиа. Все медиакоммуникации совершаются в пространстве, и все (точнее, многие) пространства опосредуются и конструируются медиакоммуникациями. Понятие медиапространства, используемое отечественными социологами по большей части для обозначения системы СМИ (национальной, региональной, местной) или медийной картины мира (как совокупности медиатекстов) представляется
нам слабо разработанным. Зарубежные исследователи часто ассоциирует его только с киберпространством и цифровыми медиа. Здесь мы намерены показать сложные взаимосвязи медиакоммуникаций и пространства и некоторые новые направления их социологического анализа.
Прежде всего, на наш взгляд, можно выделить несколько значений понятия медиапространства:
1. Медиированное пространство - это «переданное», то есть репрезентированное посредством медиа пространство - как физическое, так и социальное (в английской версии «mediated space»). В этом случае мы имеем дело с медиаобразами и медиатекстами, как результатом медийного «картографирования» реальности. В частности, основная функция массмедиа -наблюдение и описание действительности, т.е. освещение событий, происходящих в разных «местах». Эти места имеют географические и/или социокультурные координаты: «в Москве», «на Марсе», «в странах третьего мира», «в местах обитания тигров», «в среде шоу-бизнеса», «на улицах города» и т.д. Массмедиа не просто отображают эти пространства и места. Они приписывают им определенные значения и смыслы, побуждая аудиторию воспринимать эти места особым образом - как прекрасные, желанные, опасные, экзотические, ничем не примечательные и т.д. Это пространства и места, понимаемые как сообщения, как предмет коммуникации, или иначе говоря -медийные репрезентации, отражающие и формирующие представления и чувства участников коммуникации в отношении разных пространств и мест, реальных и воображаемых (sense of place).
2. Медиатизированное пространство - любой тип социального пространства, предполагающий использование технических средств связи в коммуникативных практиках агентов, действующих в его пределах («mediatized space»). То есть это среда распространения медийных технологий, меняющих природу и конфигурацию самих этих пространств. Именно в этом смысле можно говорить, например, о медиатизации публичного и частного
пространства: медиатизации политики, религии, работы и отдыха, дружеских отношений и т.д. В принципе, практически любое медиатизированное пространство стремится стать медиированным, т.е. «видимым» (отображаемым), ведь, в конечном счете, общество есть и среда распространения информации, и содержание сообщений. В то же время, не всякое медиированное пространство является медиатизированным: мы можем любоваться видами иных планет или морских глубин, снятыми со спутника, но это не означает, что данные пространства медиатизированы. Важно также отметить, что некоторые социальные пространства возникают именно благодаря медиа, то есть медиатизированы изначально: например, Интернет-сообщества друзей, единомышленников или коллег.
3. Медийное пространство - это, прежде всего, материальное пространство информационно-коммуникативных сетей и потоков. Если медиированное пространство соотносится с контентом, медиатизированное - со средой его распространения и потребления, то медийному пространству соответствуют каналы передачи информации, то есть сами медиа и система их взаимосвязей. Медийное пространство может иметь как физическую, так и виртуальную географию. Например, у многих традиционных СМИ (газеты, журналы, телекомпании и радиостанции) сегодня есть свои Интернет-версии, ряд СМИ изначально создается как онлайновые медиа. Появляются конвергентные редакции, интегрирующие в своей работе все типы имеющихся форматов -печатный, онлайновый, мобильный и вещательный. Медийное пространство -это система не только массовых, но и межличностных коммуникаций с помощью технических средств связи. Социологический анализ «медиарынка» или «медийного ландшафта» какого-либо региона является традиционным вариантом эмпирического изучения медийного пространства в этом понимании. Особый интерес для современных исследователей представляет киберпространство и действующие на базе Интернет-технологий «новые медиа».
Описанные нами три возможности интерпретации медиапространства не исключают, а скорее, напротив, с необходимостью предполагают друг друга; они отражают разные уровни и направления пространственного социологического анализа медиакоммуникаций. В данной статье мы более детально раскроем содержание первого направления - изучения медиарепрезентаций пространства - поднимая при этом ряд вопросов теоретического и методологического характера.
Начнем с предварительных замечаний о социологическом понимании пространства. Формат статьи не позволяет нам детально осветить дискуссии социологов, философов и социальных географов на эту тему, и здесь мы просто обозначим свою позицию в данном вопросе: не все пространство социально, есть множество разных пространств, природа всякого пространства реляционна, пространства динамичны, «текучи» и взаимопроницаемы.
К не-социальным можно отнести, в первую очередь, физические пространства, не освоенные человеком: водные, горные, пустынные,
космические и т.д. В отличие от них, физическое пространство города является одновременно социальным, поскольку оно есть проекция социальных отношений. Согласно П. Бурдье, «социальное пространство - не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно» [1, с. 39]. Пространство города - это пространство смысла, возникающее в результате социальных взаимодействий, то есть символическое пространство. Однако это применимо только к людям: для иных обитателей городских улиц, крыш, подвалов и канализаций город остается физическим пространством. Город - это место, где пересекается множество пространств, социальных и несоциальных.
Вероятно, формула «одно место - много пространств» («one place - many spaces») звучит менее привычно, чем пространство как всеобъемлющее «место мест». Ведь пространство как раз ассоциируется с движением от места к месту,
а место - с выделенной, «фиксированной» частью пространства. Однако, как мы видим, одно может легко переходить в другое.
Британский социальный географ и социолог Найджел Трифт в одном из своих эссе рассматривает пространство китов как пример пространства «бытия с другими» [2]. Жизненное пространство китов пересекается с пространством криля (и это благо для китов), но также и с пространством людей, местных китобоев, для которых они сами становятся добычей. То есть природная территория обитания китов одновременно является социальной (промышленной) территорией китобойного промысла. Эта же территория становится пространством контроля и надзора со стороны международной организации Гринпис, стремящейся к тому, чтобы жизненное пространство китов оставалось по возможности именно природным, а не социальным. Это прекрасная иллюстрация взаимоналожения и сосуществования нескольких пространств в пределах одного географического региона. И, возвращаясь к проблематике медиарепрезентаций, когда нам демонстрируют сюжеты о жизни китов, это представление физического или социального пространства? Аналогичным образом, туристическая реклама, призывающая к покорению и созерцанию мест, где «нет цивилизации» - горных вершин, девственных лесов, морских глубин - это репрезентации природы или культуры? А как быть с принципиально нечеловеческим и недоступным простому взгляду пространством микромира, которое благодаря приборам и компьютерному моделированию визуализируется, приобретая свойства гиперреальности, и становится объектом внимания широкой аудитории?
Наш ответ таков: всякое медиированное пространство является
социальным конструктом и культурным феноменом, независимо от его онтологического статуса. Это пространство-репрезентация, медийный образ мест, территорий и миров, могущих иметь как физическую, так и социальную природу (а по большей части, видимо, гетерогенную), как реальных, так и воображаемых. Такое пространство становится текстом, требующим дискурс-
анализа в качестве инструмента его эмпирического изучения, и/или изображением - в этом случае необходим визуальный анализ медийных образов. Фотография моря в лучах закатного солнца, которая снята и прислана по мобильному телефону - это не просто отражение физического пространства. Это медиатизированное «ощущение места», связанное с человеческими ценностями красоты, гармонии, романтизма и т.д. В основе «ощущения места» как места проживания или пребывания лежат различные критерии его оценки и восприятия, поэтому исследователи наблюдают его разные проявления [3]: «социальное» (когда для человека важны, прежде всего, сложившиеся в данном месте социальные отношения и связи), «инструментальное» (когда место оценивается с точки зрения возможностей работы, развлечений, уровня жизни), «ностальгическое» (образ места связан с переживаниями прошлого), «театральное» (место воспринимается как сцена, на которой разворачивается драма жизни), «инвайроментальное» (когда важен эстетический опыт и чувство единения с природой) и т.д. Все эти представления и оттенки чувств, возникающие у «обитателей» конкретных мест в их повседневной жизни, могут усиливаться и направляться воздействием медийных коммуникаций. Газеты, радио и телевидение, туристическая реклама, сайты городов и регионов, брендинг территорий, любительские фотографии и видео вносят свой вклад в формирование этих образов - не только «своего» места, но и «чужих», иных мест.
На макроуровне изучение медийных репрезентаций территорий предполагает анализ геополитического дискурса, дискурсов глобализации и регионализации. И здесь, на свежем примере «арабских революций» мы видим, как одна и та же территория (место) может быть маркирована как пространство диктатуры или порядка, свободы или хаоса - в зависимости от политических предпочтений коммуникатора. Более того, так оно и есть для тех, кто находится по разные стороны баррикад. Вот как реагировали противники ливийского лидера Муамара Каддафи на то, чтобы дать ему возможность оставить власть в
обмен на гарантии безопасности: «Если Каддафи останется в стране, это уже чревато напряженностью, а если его семье разрешат заниматься политикой -это вызовет неизбежный взрыв... Спросите любого в Бенгази или Мисурате, и вам ответят: мы боролись не за это». И совершенно симметрично в части аргументации выглядит ответ сторонников Каддафи: «Если лидер сочтет нужным отказаться от власти, мы примем его мудрое решение и будем поддерживать его сына. Однако чтобы полностью передать власть прозападным собакам - такого не будет. Спросите любого в Триполи или Сирте
- все готовы с оружием в руках защищать лидера и его семью от этих колонизаторов» (газета «Коммерсантъ», №120 (4661), 05.07.2011, курсив наш -Е.Н.). Там, где одни связывали «переход к поистине демократическому способу развития» с превращением Ливии в территорию свободы, другие видели угрозу ее колонизации. Газета «Коммерсантъ», позиционируемая как качественное издание, конечно же, приводит мнения обеих противоборствующих сторон (и упомянутая симметричность аргументов в виде апелляции к мнению жителей востока и запада страны здесь не случайна). Но, в то же время, обе цитаты даны в контексте обвинения Россией сил НАТО в превышении выданного им мандата, и сам «Коммерсантъ» представляет происходящее в Ливии скорее не в терминах свободы / тирании, а легитимности / нелегитимности военного вмешательства НАТО, проявившегося в прямой поддержке одной из сторон ливийского конфликта. Понятно также, что СМИ государств-участников конфликта имеют свою интерпретацию этих событий и свое видение этого «взорванного» (во всех смыслах) социального пространства.
Мы полагаем, что применительно к анализу массмедийного контента можно ввести новый термин: «пространственная» повестка дня. Внимание исследователей практически всегда сосредоточено на событийном, содержательном аспекте медийных сообщений. Иначе говоря, исследуется тематическая повестка дня. Однако все, что происходит, происходит где-то - и место действия (события, происшествия и т.д.) в обязательном порядке
обозначено в любом медиатексте. СМИ проблематизируют не только определенные явления или события, включая их в повестку дня - они проблематизируют также и конкретные места, территории, придавая им статус благополучных или неблагополучных, обычных или экзотичных и т.д. При этом, очевидно, что образы регионов могут быть клишированы и стереотипизированы, одни регионы становятся зоной постоянного внимания, в то время как другие практически не появляются в ней. Работы в этом направлении уже существуют, социологам было бы полезно освоить некоторые ресурсы имажинальной географии [4]. Большой интерес для анализа представляют медийные способы конструирования границ или безграничности, открытости или закрытости, целостности или фрагментарности, статичности или динамичности, одномерности или многомерности, симметричности или ассиметричности того или иного пространства - этот ряд можно продолжить.
Место, как и пространство - чрезвычайно многозначное понятие (выше мы упоминали, что одно может становиться другим). Это не только место проживания, или вообще какое-либо территориально обозначенное место: работы, отдыха, покупок, прогулок, встреч. Место может означать позицию в социальном пространстве, занимаемую индивидом или группой в зависимости от вида и объемов имеющихся у них капиталов, и соответствующие этой позиции социальные практики (П. Бурдье). И поскольку социальное пространство тяготеет к воплощению в физическом, упомянутые выше места отдыха, встреч покупок и т.д. напрямую связаны с социальным статусом агентов этих практик. Богатые и бедные, как прекрасно показал З. Бауман, практически не имеют шансов встретиться в одном физическом пространстве -разве что на продажах подержанных автомобилей, где они выступают в ролях продавцов и покупателей соответственно. Еще они могут встречаться в мыльных операх и боевиках. В реальности сильные мира сего неуловимы и невидимы для простых смертных, они всегда отделены от них границей,
причем самой что ни на есть материальной - мощными ограждениями и стенами с системой видеонаблюдения и охраной.
Однако медиа транслируют свою версию социального пространства, и в ней частная жизнь владельцев особняков и замков словно приоткрывается взгляду людей с улицы, безусловно, в определенных ракурсах и дозволенных пределах. В то же время жизненная среда и повседневные маршруты рядового обывателя не очень интересны журналистам в качестве предмета освещения (и самим обывателям тоже). Сегодня многие наблюдают за перемещением немногих - знаменитостей. Эти последние, как пишет Бауман, «могут принадлежать к миру политики, спорта, науки или шоу-бизнеса... Однако все знаменитости, попадающие на экран, кто бы они ни были, занимаются демонстрацией мира знаменитостей - мира, чьей главной отличительной чертой является как раз то, что за ним наблюдает множество людей во всех уголках света: они - «глобалисты» благодаря своей способности находиться под наблюдением» [5, с. 78-79]. Одним из главных атрибутов современной глобальной элиты является мобильность - возможность неограниченного перемещения именно в физическом пространстве, в отличие от тех, кому доступны только виртуальные путешествия.
Медиа конструируют свои «классы на бумаге» (выражение Бурдье, подчеркивающее теоретический характер его социального пространства), причем практически в буквальном смысле - на бумаге глянцевых журналов, массовых газет, на телеэкранах и компьютерных мониторах. Социальное пространство «по Бурдье», вместе с его классовыми перегородками, позициями и диспозициями, вертикальными и горизонтальными измерениями, реконструируется или реартикулируется медиа в соответствии с медийной логикой и идеологией их владельцев и рекламодателей (тех самых «немногих»). Проводя анализ медиа в этом направлении, следует не просто выявлять стереотипный образ элиты, маргиналов или представителей среднего класса, но и отслеживать, как конструируются их пространственные практики.
Собственно, пространственные практики (spatial practice), точнее, их репрезентацию, можно изучать и в качестве неких «чистых типов», без строгой привязки к статусу их носителей. Это понятие использовал французский социолог Анри Лефевр в своей работе «Производство пространства» [6]. Энтони Гидденс, уделяющий большое внимание проблематике пространства, формулирует понятие «локала», отражающее пространственную имманентность любой социальной практики, ее физическое «здесь» [7]. Любые визуальные медиа могут выступать в качестве пособия по поведению в определенной социальной ситуации, которая всегда имеет пространственные координаты, физический контекст. Это еще один вариант исследования формирования «чувства места»: массмедиа учат индивидов распознавать ситуации взаимодействия как латуровские гетерогенные пространства сетей, где социальное тесно сплетено с материальным.
Все дальше удаляясь от чисто географического понимания места и пространства, рискнем также обратить внимание читателя на общеизвестный факт: массмедиа в погоне за сенсацией сообщают, прежде всего, об аномальных, разрушающих рутину повседневности событиях: стихийных бедствиях, катастрофах, преступлениях, конфликтах и т.д. То есть, места, демонстрируемые зрителю, имеют статус мест происшествий. Это места прорывов, дыр, искривлений «нормального» социального пространства, как бы оно ни понималось. Места разломов и утечек базового мира повседневной жизни, проявляющих, что составляло его «нормальность» до того, как она была разрушена. Это не относительно стабильные места-территории или места-локалы: они возникают внезапно и ставят стабильные места под угрозу. Однако в силу того, что «места происшествий» доминируют в каждых новостях, они сами обретают стабильность и становятся некой пустой формой, всегда готовой к заполнению: «место ДТП», «место убийства», «место землетрясения», «место военных действий». Они работают как фреймы,
позволяющие отбирать, интерпретировать и упаковывать информацию в специфическом формате.
Здесь есть еще один важный момент: медийные репрезентации
пространства практически неотделимы от пространственных характеристик и практик самих медиа - например, организации экранного пространства как места действия. И дело здесь не только в наличии планов, ракурсов и других выразительных средств экрана, включая технологии 3D, 4D и т.п. В случае с массмедиа «реальные» пространства могут специально создаваться с целью их медиации, они симулированы и вне этой медиации существовать не могут. Это временные декорации, создающие пространство медийного перформанса. Таковы студийные пространства дискуссии в телевизионных ток-шоу (эксплуатирующие архетип древнегреческой агоры) или замкнутые пространства реалити-шоу (жизнь «в периметре» участников «Дома-2»), пространства-симулякры рекламных роликов и музыкальных клипов. Иначе говоря, это игровые пространства с заранее заданной драматургией. Впрочем, само присутствие камеры практически любое социальное пространство превращает в игровое. Моделирование социального и физического пространства в компьютерных играх (виртуальных мирах) - еще один интересный объект для исследования способов репрезентации пространств, их восприятия и «переживания».
Итак, резюмируем описанные выше направления исследования медиированного пространства:
1) анализ медийных репрезентаций пространств и мест, а также медийных способов конструирования «ощущения места»;
2) выявление пространственной повестки дня, формируемой как «старыми», так и «новыми медиа»;
3) исследование дискурсов глобализации - локализации - глокализации в массмедиа, а также медиадискурса мобильности;
4) анализ медийных репрезентаций «социального пространства» в аспекте пространственных практик его агентов;
5) изучение пространственных характеристик и практик самих медиа, влияющих на способы представления социальной реальности.
В дальнейших своих работах мы намерены развить методологию социологического изучения медиапространства, включающую анализ всех трех его форм: медиированного, медиатизированного и, собственно, медийного пространства.
Литература
1. Бурдьё П. Социология политики / пер. с фр. М.: Socio-Logos, 1993. 336 с.
2. Thrift N. Space // Theory, Culture & Society. L.: SAGE Publications, 2006. Vol. 23(2-3). Pp. 139-155.
3. Buchanan C. Sense of place in the daily newspaper // Aether: the Journal of Media Geography. Northridge, 2009. Vol. 4. Pp. 62-84. [Электронный ресурс]. URL: http://geogdata.csun.edu/~aether/pdf/volume_04/buchanan.pdf
4. Замятин Д. Гуманитарная география: пространство, воображение и взаимодействие современных гуманитарных наук // Социологическое обозрение. 2010. Т. 9. № 3. С. 26-50.
5. Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и общества / пер. с англ. М.: Весь Мир, 2004. 188 с.
6. Lefebvre H. The Production of Space. Oxford: Blackwell, 1991. 464 p.
7. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации / пер. с англ. М.: Академический Проект, 2005. 528 с.
Рецензент:
Коростелева Ольга Тимофеевна, доктор социологических наук, доцент кафедры общей социологии Алтайского государственного университета