С. Н. Алехина
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ СМЫСЛЫ СТРАННИЧЕСТВА
Статья посвящена рассмотрению феномена странничества в русской культуре и его социокультурных смыслов. Странничество, массовое явление в русской православной традиции, содержало разные мотивы: религиозное паломничество, страсть к путешествиям, стремление к идеальному месту на земле, бегство от закона и социальных обязанностей и другое, но его цель, как правило, была одна - поиск религиозной святости. Ключевые слова: теория культуры, странничество, странник, русская ментальность, дом, дорога, русская философия, христианство.
This article is devoted to consideration phenomenon of traveling in Russian culture and its social-cultural senses. Traveling, the popular appearance in Russian orthodoxy heritage, was kept different causes: religious pilgrimage, passion for travel, aspiration for ideal locality on the earth, flight from law and social responsibilities and other, but its purpose, as a rule, was only - the retrieval to religious sanctity. Keywords: theory of culture, traveling, traveler, Russian mentality, home, way, Russian philosophy, Christianity.
Давно известно, что русский характер амбивалентен. Русская философская традиция начала XX столетия (Н. А. Бердяев) наиболее полно охарактеризовала эту национальную особенность. Приверженность русского человека двум совершенно разным тенденциям в поведенческих практиках, существование одновременно на двух полюсах бытия только придает русской ментальности неповторимое своеобразие и объясняет повышенный интерес к ней других культур. Так, например, в русском православии присутствуют две основные традиции — странничество и, наоборот, оседлость (привязанность к дому). Причем эти традиции не взаимоисключают друг друга, а вполне органично сосуществуют.
Православная практика привязанности к дому, месту своего пребывания, «сидения на одном месте», - это, прежде всего, опыт вхождения «во внутрь своего сердца». Известно, что душа человека как бы «вживается» в родную местность, в конкретный ландшафт, привыкает к климату своей местности. По словам прот. Б. Ничипорова: «...процесс самоотнесения собственной души с родным ликом земли есть у всякого человека, неважно, сознательный он или несознательный» (7, с. 89). Еще в Библии человек и земля связаны неразрывными узами: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его
дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт. 2,7).
Однако дом - есть оборотная сторона и локализованный полюс дороги, в связи с этим существует такая закономерность: чем дольше путь, тем дороже благословенный дом. Дорога - есть путешествие, странствие. Русский человек, несмотря на самозабвенную любовь к своему месту пребывания, все же слабо прикреплен к своему дому и быту, что и отмечал Н. А. Бердяев. Мыслителя всегда удивляла та легкость, с которой русский человек покидает свое родное место, меняет место проживания. Бердяев объясняет это явление доминирующим женственным началом в русской национальной стихии, отсутствием необходимой твердости духа, мужественности, умения организовывать свой быт. По мнению философа, «.путь земной представляется русскому народу путем бегства и странничества» (1, с. 47). В данной статье нам хотелось бы поразмышлять над явлением странничества в русской христианской традиции, выявить его основные социокультурные смыслы.
В истории русской культуры странничество получило распространение как достаточно массовое явление. Странники покидали родной дом, разрывали естественную связь с родственниками и соседями и ходили по земле Русской. Цели странствий у этих людей были раз-
личны: служение Богу, поиск лучшей доли, просто интерес к путешествиям. Но их объединяло одно: для всех этих людей родной дом переставал быть жизненно значимой ценностью, а их личное жизненное пространство не имело больше воплощения в смысле конкретного места пребывания. Можно предположить, что этим жизненным пространством становилась вся Русь. Ряд современных исследователей характеризует странничество как «самобытную форму русского мессианства, замешанного на христианском учении», а сам феномен — как «задающий образ пророческой, скитальческой Руси» (12, с. 20). Странничество тем самым предстает как интенсивный духовный процесс, духовный подвиг, искреннее, бескорыстное продвижение к Грядущему Граду - дому духовного бытия.
Следует отметить, что в русском Средневековье частые переезды с места на место, переходя иной раз в страсть к бродяжничеству, считались немалой добродетелью. Сам киевский князь В. Мономах призывает в своем «Поучении» «привечать» гостя. Вследствие этого странничество в средневековой Руси принимало порою настолько массовый характер, причем стихийный, иррациональный, что Московское государство и Русская православная церковь, несмотря на все сочувствие паломникам, вынуждены были иногда принимать запретительные меры (11, с. 300). Создается впечатление, что если бы народной вере и народной Руси дали полную волю ходить, куда она хочет, то русское государство рано или поздно распалось.
Однозначный ответ на вопрос, что искали все эти люди, снявшиеся с места и бродившие по дорогам России, дать сложно. В странничестве сплетались разные мотивы, разные социальные слои и человеческие судьбы. Но главное, что побуждало русского человека в путь, -это, конечно, поиски религиозной святости. Можно предположить, что русский народ - по всей России - искал ее, Рос-
сию, в идеализированном образе Святой Руси. Порой ее приходилось выдумывать, домысливать, воображать. С давних пор на Руси складывались всевозможные версии о существовании какой-то идеальной земли, спрятанной внутри страны или за ее пределами. Широчайшей известностью пользовалась легенда о святом граде-Китеже, который скрылся из человеческих глаз при татарском нашествии, да так и остался незримым до конца света. Вокруг озера Светлояр, где, согласно преданию, расположен чудный город, собирались толпы молящихся. Многие из них надеялись с помощью Божьей увидеть в прозрачном озере отражение Китежа или услышать его колокольный звон. Легенда о граде-Китеже, в сущности, говорит нам о том, что Россия, при всех своих грехах и беззакониях, в своей глубине продолжала осознавать себя Святой Русью, пусть даже недостижимой.
Вместе с тем, русское странничество не сводилось только к посещению прославленных святынь и общению с избранными духовными лицами. Странствуя, русский человек чувствовал себя на земле пришельцем, чужестранцем, отрывался от житейских забот и пребывал в Небесной Отчизне. Весь мир для него таинственно преображался. В Евангелии сказано: «...Царствие Божие внутрь вас есть» (Лука, 17, 21). Вот как об этом, через свой персональный опыт, свидетельствовал в XIX столетии благочестивый странник из крестьян: «Сделался я какой-то полоумный, нет у меня ни о чем забот, ничто меня не занимает, ни на что бы суетливое не глядел и был бы все один в уединении.» (11, с. 303).
Странник, безусловно, является человеком странным, сам его образ жизни странный. Странник - это также человек «не на своем месте», без метки общества, он не соблюдает общественных законов, не вписывается в общество и отторгается им, но вместе с тем вызывает у него к себе интерес и даже уважительное почтение.
Само понятие странничества одновременно заключает в себе разные смысловые оттенки. Так, В. И. Даль приводит три толкования этого феномена: 1) от старослаб, «странствовати» - значит страдать, болеть; 2) от слова «странничать» в значении чудить, отличаться от людей странностями; 3) от слова «страница» — сторонний, посторонний, нездешний (2). Таким образом, странники - это люди, отличающиеся от окружающего большинства - либо болезненностью, либо самобытной уникальностью, или будучи просто чужими, приезжими в той или иной местности. Странник всегда являет собой неоднозначное соотношение нормативного и маргинального в культуре.
В XX веке странничество стало связываться исключительно с формой религиозного подвижничества, а сам странник - пониматься исключительно как богомолец. Например, словарь Ожегова дает страннику такое определение: «человек, странствующий пешком, обычно на богомолье» (8). Однако социокультурные смыслы странничества намного шире, чем существующее значение этого слова сейчас. Так, если в русском языке странствование означает выбор своего уникального пути, самоценного и самого по себе вызывающего уважение и почитание, то в европейских языках блуждание по этому пути воспринимается как выражение утраты твердой устойчивости, как проявление отсутствия четкой ориентации, приводящее к за-блужде-нию или являющееся его результатом (3). Таким образом, мы видим два разных отношения к странничеству, два различных толкования этого социокультурного феномена.
Человек, избравший жизненный путь странничества, отличается от других и по своему отношению к основным априорным формам бытия - пространству и времени. Именно это делает странника всегда и везде чужим и иным - вечным -гостем. Но, как уже упоминалось, к гостю на Руси было особое благожелатель-
ное, добродушное отношение, как к тому, кто не входит в постоянный установившийся круг с его твердо признанными, легитимизированными порядками и основами, а лишь временно, сохраняя свою особую автономию, соприкоснулся с ним. Приход странника зачастую освящал принимаемый его дом. Проявить гостеприимство и угостить гостя «чем Бог послал» считалось естественным проявлением христолюбия. Именно в христианстве сформировалась установка видеть в каждом нищем и утомленном путем госте Христа. Отсюда берет свое начало особо отличающая русскую культуру традиция странноприимства: любой русский всегда мог пригласить к себе странника в дом переночевать, а богатые люди даже строили особые «дома странноприимства», то есть гостиницы для странников. Благодетельное отношение к странникам заповедано самим Христом: «И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, при-шед, найдет бодровствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и подходя станет служить им» (Лк., 12, 36-37).
Первоначально странничество было связано со сравнительно узким кругом монахов, пустынников и отшельников. Однако в дальнейшем оно уже распространяется как социокультурный феномен. Любой человек, не отказываясь от привычного образа жизни, мог удовлетворить свою потребность в выполнении христианских заповедей в отношении странничества тем, что сам на время становился странником, совершающим паломничества к «святым местам». Паломничество исходило из признания, что в мире есть места, особо выделенные благодатью Бога благодаря подвигам святых, в них живших, а поэтому, вставая на путь к этим местам и непосредственно приобщаясь к ним, человек совершает некое очищение, преображение, про-
светление себя. Это Иерусалим, Афон, Троице-Сергиева Лавра, Оптина Пустынь и многие другие. Собственно, само слово «паломник» произошло от слова «пальма» - веточки из Иерусалима. Такие паломничества люди совершали время от времени, но были и те, кто посвящал паломническому подвигу всю жизнь. Еще во времена Древней Руси существовали так называемые «калики перехожие», то есть профессиональные паломники, всю жизнь проводившие в благочестивых скитаниях и за это особо почитаемые в народе.
Странник — это человек «не от мира сего», его образ несет в себе символическую нагрузку трансцендентного, а поэтому не может быть полностью принят миром. Странник является, таким образом, и оборотной стороной русской христианской культуры, и одновременно ее органической составляющей. О странничестве, как воплощающем в себе двойственность положения в общем «нормированном» воспроизводстве культуры, хорошо сказал известный исследователь данного феномена в России и Западной Европе Д. Дорофеев: «Одним из характерных свойств культуры является ее способность порождать явления, которые выпадают из нее и изнутри подтачивают ей же устанавливаемые правила. Подобная "хитрость" культуры позволяет ей сохранять динамичность и пластичность, столь необходимые для любых целостных образований. Феномен странничества в русской и западноевропейской культурах - яркий пример такого трансгрессивного явления» (4, с. 208).
Явление странничества вызывало огромный исследовательский интерес в русской философской мысли. О нем писали П. Я. Чаадаев, западники и славянофилы, Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, В. В. Розанов и др. Глубокое осмысление странничество получило и у русских философов-эмигрантов, покинувших Советскую Россию после Октябрьской революции 1917 года, — Н. А. Бердяева, С. Л. Франка, И. А. Ильина,
Г. П. Федотова и др. Восприятие последними данного феномена было не лишено эмоциональной окраски. Дело в том, что странничество невольно, неосознанно отождествлялось мыслителями с эмигрантским бытием. Большинство представителей русского зарубежья покинули Отечество не по своей воле, это было «вынужденное скитальчество», странствие в «чужой земле». В связи с этим философы предпринимают попытку представить русское странничество не как легкомыслие или безответственность, а именно как подвиг — религиозный, социальный, жизненный.
Так, Н. А. Бердяев, характеризуя феномен странничества, обращается к антиномиям русского характера. Парадоксально, но русский человек, несмотря на большую привязанность к Родине, мог сравнительно легко покинуть ее, уехать за ее пределы, либо бесконечно странствовать по необъятным русским землям. И даже русский нигилизм является, подобно странничеству, уходом из мира, лежащего во зле, разрывом с семьей и со всяким установившемся бытом.
По мнению И. А. Ильина, причины склонности к странничеству, паломничеству и бродяжничеству лежат во всеотк-рытости и в созерцательности русской души (5, с. 59). Склонность наших соотечественников к разгулу и к странствованиям объясняется им особенностями природы России: в той бесконечной равнине, среди которой протекает жизнь русских, ничто не приковывает к себе человека. Благодаря самому однообразию окружающей природы он не чувствует себя прикрепленным к какому-либо определенному месту. Отсюда в связи с бедностью жизни необыкновенная подвижность русского человека: чем меньше удовлетворяет его окружающая действительность, тем сильнее в нем влечение к беспредельному, тем больше манит его дальняя дорога.
Странником сам себя называл и В. В. Розанов (10, с. 78). В его статье «Русская
церковь» можно обнаружить пессимистичные размышления философа по поводу того, что «теплота своего угла, поэзия родного крова - непонятные русскому слова» (9, с. 17).
С. Л. Франк, называя русских обездоленными и бесприютными странниками, ставит вопрос шире: а разве человек на Земле не есть, в более глубоком смысле, всегда бездомный и бесприютный странник? Жизнь его часто лишена смысла. Философ тут же находит выход: чтобы жизнь скитальцев снова приобрела смысл, необходимо погружение наших корней в родную почву.
Характерно, что в Библии сама жизнь человека осознается как странствие. Царь Давид говорит в псалмах: «Странник я на земле» (Пс. 118, 19). А апостол Петр назидает: «И если вы называете Отцем Того, Который нелицеприятно судит каждого по делам, то со страхом проводите время странствования вашего» (1 Петр. 1, 17).
Своим присутствием странники создавали особую атмосферу, которой проникнуто древнерусское общество, а своим символическим значением в глазах народа они способствовали становлению той особой «культуры сердца» (М. Ше-лер), которая отличает мироощущение древнерусского человека от средневекового европейца. Странник есть явление именно древнерусской культуры, в нем воплотился уникальный образ человека, решившегося в скитаниях обрести свою форму жизни, понимаемую как вечный поиск Бога на дорогах мира. И здесь отрешенность от мира и связанность с ним неповторимо дополняют друг друга. Очень важно подчеркнуть, что именно русское странничество открывает для себя ценность природы, с которой постоянно находится в теснейшем соприкосновении, как раскрывающей через себя Божью благодать. Отказываясь от связанности с каким-либо местом, устоем, нормированным жизненным порядком, соотнесенностью с другим человеком, странник приобретает способность ина-
че, более свободно и непредвзято, воспринимать природный мир, который принимается благодаря воспитанному дорогой смирению, во всем и всегда, как милостивая благодать Бога. По мнению И. А. Ильина: «.при отшельничестве разворачиваются в человеке новые силы, новые способности. Это - чудодейственное обращение к природе, знание ее целительной силы, райский сад с птицами и зверями.» (6, с. 169). В молитве и одиночестве странник получает нужные ключи к природе и человеку. В Житиях святых можно найти немало примеров мирного сосуществования подвижников с дикими животными, установления между ними отношений взаимопонимания и согласия.
Странник в глазах русского человека имел некоторое духовное превосходство, чем бы само странничество ни было вызвано: неприятием власти, личным выбором, житейскими невзгодами или подвижничеством. В странниках видели как конкретных людей, так и носителей неких абстрактных принципов, которые вызывают почтение, но вследствие своей причастности трансцендентной ина-ковости воспринимаются как что-то инородное, чуждое, далекое. Однако именно в этом «непонятном, но должном» и нуждалась русская культура, именно через подобные свойства странников она устанавливала для себя ориентиры и принципы развития. В этом смысле странничество на Руси можно назвать «народной религией», а самих странников - «народными святыми» (4, с. 222). Они были свободны от власти как государственной, так и религиозной. Одновременно они были близки народу, так как не отделялись от него, постоянно были у него на глазах. Именно в таких странниках обнаруживала свои идеалы народная историческая память, и каждый оставлял за собой возможность приобщиться к этим идеалам, даже самому стать странником.
Таким образом, русская культура, породив феномен странничества, не про-
сто осуществляла через него связь с неким трансцендентным началом, а проницала себя его духом, в этом смысле являясь формой его самоосуществления. Однако с петровских времен феномен
странничества постепенно утрачивает свое символическое значение в русском сознании, а с середины XIX века странничество в народе постепенно перестает быть массовым явлением.
Примечания
1. Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века / Н. А. Бердяев // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. — М., 1990.
2. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. Даль. — М.: Русский язык, 1978. — Т. 3.
3. Дорофеев Д. Введение в историю странничества в западноевропейской и русской культурах [Электронный ресурс] / Д. Дорофеев. — Режим доступа: <Ьир:// anthropology.rchgi.spb.ru/dok16.htm>
4. Дорофеев Д. Феномен странничества в западноевропейской и русской культурах / Д. Дорофеев // Мысль: философия в преддверие XXI столетия. — СПб., 1997.
5. Ильин И. А. Пророческое призвание Пушкина / И. А. Ильин // Одинокий художник. — М., 1993.
6. Ильин И. А. Сущность и своеобразие русской культуры. II. Вера / И. А. Ильин // Москва. — 1996. — № 2.
7. Ничипоров Б., прот. Интуиция тела и мистика земли / Б. Ничипоров, прот. // Человек. — 1998. — № 1.
8. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка [Электронный ресурс] / С. И. Ожегов. — Режим доступа: <http://arbitr.msk-arbitr.ru
9. Розанов В. В. Русская церковь / В. В. Розанов // В темных религиозных лучах. — М., 1994.
10. Розанов В. В. Уединенное / В. В. Розанов // Опавшие листья: Лирико-философс-кие записки. — М., 1992.
11. Синявский А. Д. Иван-дурак: Очерк русской народной веры / А. Д. Синявский. — М., 2001.
12. Шапошникова Л. В. Новое планетарное мышление и Россия / Л. В. Шапошникова // Май. Научно-художественный журнал. — 1998. — № 2.
И. В. Колинько
СТРАТЕГИЯ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОГО РАЗВИТИЯ РЕГИОНА
Стратегия государственного управления должна строиться на системном социокультурном анализе всех видов ресурсов, в целях правильного прогнозирования, проектирования, планирования деятельности организаций, отраслей и общества в целом. Ключевые слова: теория культуры, социально-культурное развитие, международное культурное сотрудничество, мировое социокультурное пространство, социально-культурная политика, масштабные управленческие технологии, программирование, проектирование, внедрение инноваций, система стратегического управления подготовки и переподготовки кадров.
The strategy of the sate control should be based on systems social-cultural analysis of the all kind of recourses, with a view to forecast, to plan the work of the organization and fields, society in general. Studying the character of the national, regional, local cultural policy, it should be marked the necessity of coordinative elaboration of new strategy, reforming purpose and tasks for national control in modern society. Keywords: theory of culture, social-cultural development, international cultural cooperation, global social-cultural area, social-cultural policy, global control technologies, programming, projection, innovation introduction, strategy on management system personnel training and retraining.