зрителя мысли к цельному состоянию героя синкретического действия.
Социальный аспект трагедии в том, что, будучи вначале священным состязанием, трагедия потом была повернута в сторону привлечения внимания народа, всех и превратилась в систему идеологической обработки народа. Но исходно она подразумевала иной тип социального проекта, когда элита и власть в стране, опережающие общую массу народа по своему развитию, пройдут первыми путь самоформирования и будут «усилителями» народа на том же пути. Понятно, что элита формируется на базисе своего богатства, начитанности, военного мастерства, хитрости в интригах. Все это прямо противоречит духу трагедии, требующей от героя подвига, синкретизма. Герой и есть эталон для элиты. Но элита в Афинах оказалась не способной повести народ по проекту трагедии. Можно констатировать, что социальная возможность, открытая трагедией, не была реализована. «Человек-мысли» стал только испорченной, но надеющейся копией героя трагедии, синкретического в своем действии. Однако видение в трагедии характера синкретического героя давало духовное возвышение частичной личности. Зритель видел, что он слабее и частич-нее, и, прикасаясь к герою трагедии, восхищался и отчасти
УДК 130.2
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПАРАМЕТРЫ ПЕРСОНОРАЗМЕРНОЙ МОДЕЛИ МОНИТОРИНГА*
В статье выявляется специфика текучей модели идентичности, анализируется процесс ее формирования и функционирования в культуре. Описываются способы репрезентации идентичности в социокультурном пространстве. Обосновывается взаимозависимость дискурсивной и повседневно-практической репрезентации идентичности. В статье показаны преимущества анализа текучей идентичности с помощью теории потоковых структур.
Ключевые слова: идентичность, культура, человек, персона, мониторинг, модерн, постмодерн.
восстанавливал синкретизм в себе, возвращал себе чувство и способность ощущать синкретизм.
Таким образом, наблюдательство зрителя происходит из желания компенсировать частичность «человека-мысли» в сторону восстановления синкретизма, присущего характеру героя трагедии. Интересно, что такое наблюдательство в трагедии дано как взгляд на уже известное прошлое, однако, безусловно, сам зритель должен был примерять характер на собственную жизнь и будущее. Характер, таким образом, - способ самоформирования, противопоставленный надежде и ее воображению.
1. Тахо-Годи А. А., Лосев А. Ф. Греческая культура в мифах, символах и терминах. СПб. : Алетейя, 1999. 718 с.
2. Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 3. От Еврипида до Александрии. М. : Искусство, 1992. 227 с.
3. Шеллинг Ф. В. Й. Философия искусства. М. : Мысль, 1999. 608 с.
4. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Собр. соч. : в 4 т. М. : Мысль, 1984. Т. 4. С. 645-680.
© Николин В. В., 2017
C. H. Oeoâoea S. N. Ovodova
SOCIO-CULTURAL PARAMETERS OF THE PERSONALIZED MODEL OF MONITORING*
The article reveals the specificity of the fluid model of identity, analyzes the process of its formation and functioning in culture. The ways of representation of identity in socio-cultural space are described. The interdependence of discursive and everyday-practical representation of identity is justified. The article shows the advantages of analyzing fluid identity using the theory of flow structures.
Keywords: identity, culture, man, person, monitoring, modern, postmodern.
В традиционной культуре существовали онтологические ценности, предельные смыслы, в соответствие с которыми человек выстраивал свою жизнь. В современной культуре эти онтологические ценности не обладают всеобщей значимостью, в культуре начала XXI в. человек сам выбирает или конструирует ценностную модель, которая является наполнением его жизни. Современная культура дает возможность конструировать «текучую» идентичность,
в противовес «жестким» моделям идентичностей модерна. «Текучий» характер идентичности заключается в том, что в течение жизни человек не просто сменяет одну идентичность за другой, а одновременно идентифицирует себя с разными социокультурными группами, ценности которых могут вступать в противоречие.
Эпоха модерна характеризуется ускоряющимся темпом жизни, сокращением пребывания в настоящем [1], быст-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ (Отделение гуманитарных и общественных наук) и Правительства Омской области, проект № 17-13-55002.
* The research has been carried out with the financial support provided by RFBR (Department of Humanities and Social Sciences) and Government of the Omsk region, project № 17-13-55002.
рой сменой культурных идеалов и социальных ориентиров в истории. В эпоху модерна возникает феномен тотальной мобилизации, обеспечивающей реализацию мегапроектов. Идея доминирующей мировой системы, великих прорывов в науке, производстве, культуре, покорение космоса, успешная жизнь по образу американской мечты - все эти проекты рассчитаны на сверхрациональное расходование сил и времени человека. Мегапроекты модерна требовали от человека усилий, во многом превосходящих возможности человеческой природы. В модерне человек должен работать на достижение сверхцели, которая невоплотима в пределах его жизни. Великие проекты модерна находятся за гранью как жизненного пути, так и усилий отдельно взятого человека. Культуру эпохи модерна З. Бауман называет «жесткой», «твердой»: «Тот вид современности, который был мишенью, а также когнитивным фреймом классической критической теории, при ретроспективном анализе поразительно отличается от того, который задает фрейм жизни современных поколений. Та современность кажется «тяжелой» (по сравнению с нынешней «легкой» современностью); а еще лучше - «твердой» (в отличие от «жидкой», «текучей» или «расплавленной»); плотной (по сравнению с диффузной или «капиллярной») и наконец системной (в отличие от сетевой). Эта тяжелая/твердая/плотная/системная современность эпохи «критической теории» таила в себе тенденцию к тоталитаризму» [2 с. 32]. Метафора «жесткой» современности в противовес современности «текучей» позволяет осмыслить переход от четко структурированных и закрепленных в социуме моделей идентичности к изменяемой и подвижной идентичности современности.
Постколониальный дискурс способствовал размыванию границ между культурами, расами, гендерными моделями поведения, антропологическими проектами, что с неизбежностью актуализировало вопрос об идентичности и поиски оснований своей самости. В постколониальном дискурсе проявляются видовые антропологические параметры культуры, списанные с видимых свойств человеческой природы: возраст, раса, гендер.
Одним из ключевых понятий постмодернистской философии является деконструкция, характеризующаяся разрушением привычных смыслов. Культура постмодерна деструктивна и раздроблена. Разрушая, ломая привычное, человек постмодерна не в полной мере готов взять на себя ответственность за создание принципиально новых культурных смыслов и антропологических проектов. Культура постмодерна - это культура оправдывающихся доминирующих цивилизаций, культур, рас, «оправдывающихся отцов» [3; 4, с. 69], которые брали ответственность за совершаемые в культуре кардинальные перевороты. В постмодерне становится значимой инклюзивность, ценится разнообразие, раздвигаются границы нормы и дееспособности, ранее вытесняемые на периферию культурные явления и поведенческие практики более не считаются маргинальными, а понимаются как уникальные. Социокультурные проекты и модели поведения, конструируемые стихийно или целенаправленно, могут иметь доминирующий или маргинальный статусы. Помимо распространенности, значимость социокультурного проекта может быть определена тем, насколько он изменяет ключевые родовые характерис-
тики человека. Глобальные культурные тенденции, в частности, такие как биотехнологии, гибкий рынок труда, формирование прекариата, мультикультурализм, распространение дизайна, увеличение ценности творческой деятельности в противовес деятельности трудовой вносят изменения в доминирующие поведенческие модели человека и влияют на ключевые характеристики антропологического проекта. Воплощение указанных социокультурных тенденций и антропологических проектов сопряжено с необратимыми трансформациями принципиальных основ бытия, поэтому актуальным является вопрос о допустимых пределах видоизменения человека. Антропологическая ситуация в современной культуре складывается из социокультурных проектов модерна и постмодерна.
Идентификационные модели «текучей» современности конструируются как из существующих в культуре моделей идентичностей, так и из вновь возникающих. Основное отличие «жесткой» модели идентичности от «текучей» состоит в поверхностном контемпоральном характере последней.
Пребывание в настоящем сокращается, как отмечает Г. Люббе, настоящее быстро устаревает, что провоцирует разрыв с историческим опытом [1]. Быстрая смена настоящего требует погружения в сиюминутность, дабы остаться в настоящем, так как оно слишком быстро ускользает. Уже нет необходимости оглядываться назад и искать основы своей идентичности в общей культурной памяти. Современный человек все в меньшей степени считывает символы культуры, так как хуже знает исторический опыт, но все чаще и с большей легкостью распознает бренды и реконструирует модели поведения и символический ряд, скрывающийся за логотипом. Бренд - это ментальная конструкция, содержащая символическое послание и ценностную модель, которую разделяет лояльное бренду сообщество. Замена онтологических ценностей ценностями бренда демонстрирует выхолащивание и коммодификацию символической стороны культуры. В отличие от «жестких» моделей идентичности, предлагаемые брендами идентификационные модели быстро сменяют друг друга. «Текучие» модели идентичности не сводятся исключительно к брендам, это всего лишь один из примеров, позволяющий пояснить особенности «текучей» идентичности.
Социокультурный вызов побуждает человека современности приспосабливаться к новым условиям жизни, встраиваться в постоянно трансформирующийся социокультурный контекст. Будет некорректным утверждать, что социокультурные проекты модерна остались в прошлом. Они перестали быть доминирующими и универсальными, но при выстраивании идентичности могут быть заимствованы отдельные элементы и ценности «жестких» моделей идентичностей. Модели идентичности модерна, «жесткие» идентичности также конструировались, но этот процесс был целенаправленным. Культурная инженерия периода модерна работала над воплощением конкретного проекта, который задавался и конструировался государством, нацией или религиозной организацией. «Текучие» идентичности легко подхватываются и сменяются, они самостоятельно собираются своими носителями из элементов социокультурной реальности, происходит поиск проекта, а не воплощение заданной извне идентичности. Возможные основания построения
идентичности выхватываются из потока быстро сменяющихся тенденций. «Если быть кратким, «индивидуализация» состоит в преобразовании человеческой «идентичности» из «дано» в «найти» и возложении на отдельных людей ответственности за выполнение этой задачи и за последствия» [2, с. 39]. Отход от нормативности и обязательности приобщения исключительно к доминирующим идентичнос-тям влечет за собой одновременно свободу выбора модели идентичности и необходимость самостоятельного конструирования личной ценностной модели. Некогда нами было обосновано, что антропокультурная реальность обладает следующими сущностными свойствами: конструируемость, контемпоральность, контекстуальность, интегративность, человекоразмерность [5, с. 78-79; 6]. Модель современной идентичности встраивается в эту общую рамку антропосо-циокультурной реальности, поэтому также является конструируемой. Современный человек может теряться в многообразии идентичностей и в процессе выбора наиболее привлекательной потерять свою самость.
В связи с неструктурированностью и изменчивостью «текучая» идентичность сложно определима и описываема, так как она постоянно находится в трансформации. Проблема изучения подвижной, текучей идентичности состоит в том, что для выявления модели идентичности по-прежнему используются старые механизмы и схемы понимания, предполагающие, что человек соотносит себя с конкретной социокультурной группой и реализует доминирующие и приемлемые для данной группы модели поведения. «В сущности, класс и гендер были «явлениями природы», и задача самоутверждения большинства людей состояла в том, чтобы «втиснуться» в определенную нишу через поведение, свойственное другим ее обитателям» [2, с. 41]. Реализуемых человеком моделей поведения и идентичностей в действительности может быть множество. Социальные «ниши», с которыми нужно соизмеряться, оказались подвижными и текучими, была осознана конструируемость социальной реальности, отчего идентичность оказалась нестабильной, конструируемой, контекстуальной и «текучей». Смена форм и моделей идентичности может быть обусловлена социокультурным контекстом, в котором пребывает индивид. Как отмечает А. Усманова, причины, которые обусловливают смену идентичностей в современной культуре, сложно разделить на глубинные и поверхностные, долговременные и краткосрочные [7]. Процесс актуализации в социокультурном пространстве разных моделей идентичности и зависимость их от общего символического пространства и доминирующих дискурсов ставит перед нами проблему репрезентации в культуре моделей идентичности.
Для представителей Бирмингемского центра современных культурных исследований культура - пространство борьбы дискурсов и репрезентаций идентичности [8, с. 18]. По мнению исследователей, борьба за каналы коммуникации представляет собой борьбу за контроль над дискурсами идентичностей. Представленность в дискурсе позволяет лоббировать интересы социокультурной группы, а иногда просто заявлять, что такая группа существует. Во второй половине XX века к созданию письменных текстов допущено молчаливое большинство, ранее исключенное из процесса создания истории. Это множество людей оказалось
неоднородным по своему составу, интересам, моделям поведения. Вследствие лингвистического поворота получив доступ к работе с текстами, молчаливое большинство стало дифференцироваться и демонстрировать (порой только в тексте) уникальность и ценности каждой отдельной вновь выявляемой социальной группы. В современной культуре начала XXI идентичности сначала репрезентируются в языке, а потом в повседневных социокультурных практиках. Показательным примером является томское судебное дело 2011 г. о признании текста «Бхагавад-гита как она есть» экстремистским материалом. Борьба за текст, в которую включилось все мировое сообщество индуистов, демонстрирует борьбу за представленность в дискурсе. Судебное дело не запрещало религиозную практику, стоял вопрос о запрете текста. Однако идентичность у религиозного сообщества выстраивается на основе базового текста, исключение его из дискурса являлось бы равнозначным исключению из социальной практики религиозной организации, так как она лишилась бы своего языка. Репрезентация идентичности в дискурсе это не просто отражение, но и создание, конструирование идентичности, в тексте проговариваются и уточняются ключевые основания идентификационной модели.
При самоописании идентичности происходит соотнесение с идеальным образом, образцом, к которому субъект апеллирует и которому пытается соответствовать. Механизм конструирования идентичности связан с отсылкой к системе авторитетов, социальных институтов, образов. Стоит отметить, что идентификация себя с какой-либо социокультурной группой является идентификацией с воображаемым сообществом. Размышляя о национальной культуре, Б. Андерсон говорит о нации как о воображаемом сообществе: «Оно воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности» [9, с. 47]. Следовательно, мы можем продолжить его рассуждение и сделать вывод, что любая идентичность - это процесс соотнесения себя с умозрительным образом социокультурной группы, свойства и ценности которой мы реконструируем, исходя из опыта общения с отдельными представителями группы или из образа группы, репрезентируемого в дискурсе. Осмысление современных практик идентификации сопряжено с рассмотрением дискурсивных репрезентаций, высказываний. Анализ самоописаний идентичности позволяет выявить устойчивые повторяющиеся конструкты, отражающие ценностное наполнение различных моделей идентичности.
Идентичность связана не только с самоощущением. Когда мы говорим об идентичности человека, в частности, о принадлежности его к какой-либо религиозной организации, надо помнить о том, что идентичность складывается из трех составляющих: 1) самоощущение; 2) дискурс, язык, на котором говорит человек; 3) повседневная практика. Главная проблема в третьей составляющей. Идентификация с определенной религией может присутствовать, может также присутствовать первичное освоение языка религиозной конфессии, но о повседневной практике, которая представляет собой реализацию этих норм, уже речи не идет. Человек может признавать себя православным, но
при этом не ходить в храм. Дискурсивность и самоощущение могут расходиться с социокультурной практикой или эта социокультурная практика может быть неосмысленна ее носителем, из-за чего и неартикулирована.
В связи с заявленной проблемой встает закономерный вопрос: как изучать идентичности? Каковы методологические основания изучения «текучей» идентичности?
Для анализа принципов формирования нестабильной идентичности продуктивным будет обращение к теории потоковых структур. «Теория потоковых структур актуальна в мире, где вместо постоянных ценностных ориентаций и идентичностей жизнь людей все чаще структурируют проекты. <..> Вместо характерного для институтов повторения привычных образцов (паттернов) предсказуемость и упорядоченность поступков и ситуаций обеспечиваются характерным для потоковых структур непрерывным обновлением целей и ориентиров деятельности. Теория потоковых структур нужна там, где вместо групп объединяют людей ивенты» [10, с. 13]. Теория потоковых структур объясняет нестабильность идентичности. Перетекание участников от одних ценностных моделей к другим схоже с перетеканием из одних проектов и ивентов к другим, не зафиксированность жестких моделей поведения, присущих отдельной идентичности, неартикулируемость идентичности демонстрирует изменение направленности и интенсивности потоков. На движение потоков влияют тенденции, которые актуализируются в повседневности. Вокруг одного тренда могут собираться разные идентичности. «Текучая» современность является сетью, сотканной из потоковых структур, где плотность, интенсивность и направленность потоков меняется, что отражается на ценностях, основаниях консолидации социокультурных групп. В результате «перетекания» от одних ценностей к другим складываются нестабильные временные модели идентичности, которые могут трансформироваться в иные модели или распадаться.
На примере анализа формирования новых социальных городских движений рассмотрим принципы функционирования потоковых структур в обществе. Автором статьи было осуществлено эмпирическое исследование ценностной самоидентификации нового городского социального движения Омска, проведенное в стратегии «понимающей» социологии качественными методами: с января 2016 по июнь 2017 г. Результаты исследования показали, что новые социальные движения продолжают развиваться и в современной социальной ситуации рубежа XX-XXI веков приобретают сетевой характер, помимо отказа от иерархии, внеинституализации они представляют собой потоковые текучие структуры. Для описания такого нового состояния движения Д. В. Иванов предлагает термин «сверхновые социальные движения» [10]. В отличие от традиционных социальных движений, где есть четкие ценности движения и каждый под них подстраивается, в новых социальных движениях ценности и идеалы движения изменяемы. Представители новых социальных движений не должны соответствовать конкретному образу и стилю жизни для того, чтобы идентифицировать себя с движением. «Организационная структура движений представляет собой внутренний способ функционирования новой идентичности. Структурная децентрализация, самоуправление, горизонтальная сеть
коммуникаций являются организационными коррелятами ценностей-целей, которые исповедуют Новые движения. Они сознательно противопоставляют свое организационное строение иерархически-бюрократическим структурам институциональных организаций и старых движений. В соответствии с этими тенденциями Новые движения ориентированы на создание небольших неформальных групп, соединенных горизонтальными связями координации и информации» [11, с. 113]. В новых социальных движениях нет четко выраженных лидеров, руководителей много, между ними распределены обязанности, руководители могут сменять друг друга. Участники могут беспрепятственно присоединяться к движениям и также спокойно перестать ему сочувствовать. Новое городское социальное движение Омска является сетевым, не институализированным, не формализованным, горизонтальным по принципу организации. Оно состоит из ряда городских сообществ и проектов, участники и руководители которых перемещаются между проектами: заканчивает функционировать один проект, начинается другой, они участвуют одновременно в деятельности разных проектов и городских сообществ. В ходе интервью информанты отмечали единство активных горожан, хоть и не имеющее структурированного характера и не наделенное общими лидерами. Участники движения не могли четко и в полной мере объяснить, как они себя идентифицируют, при этом они указывали на наличие единого сообщества. Благодаря теории потоковых структур в разрозненных социальных практиках можно увидеть общность, которая формируется посредством соотнесения участников отдельных проектов и ивентов с воображаемым сообществом.
Устоявшиеся подходы к исследованию идентичности -это представления об устойчивой, фиксированной, постоянной идентичности, которая сейчас находится в кризисе. О кризисе идентичности написано больше, чем о самой идентичности. Наш подход снимает проблему кризиса идентичностей и их разнообразия, это нормальное состояние, это не кризис идентичности, это новый процесс ее формирования и существования.
1. Люббе Г. В ногу со временем. Сокращенное пребывание в настоящем / пер. с нем. А. Григорьева, В. Куренного, под науч. ред. В. Куренного. М. : Издат. дом Высшей школы экономики, 2016. 456 с.
2. Бауман З. Текучая современность / пер. с англ. под ред. Ю. В. Асочкова. СПб. : Питер, 2008. 240 с.
3. Зайцев П. Л. Феноменология религии : учеб. пособие : в 3 ч. Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та, 2015. Ч. I: Инициация. 272 с.
4. Зайцев П. Л. Агональный конфликт: Мужские инициа-ционные практики и конфликты в современном мире. Омск : Амфора, 2011. 156 с.
5. Оводова С. Н. Антропокультурная реальность: от парадокса к проекту : моногр. Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та, 2016. 190 с.
6. Оводова С. Н. Антропокультурная реальность: сущность и способы ее репрезентации : дис. ... канд. филос. наук. Омск, 2015. 23 с.
7. Усманова А. Гендер и культура в парадигме культурных исследований : учеб. пособие / ХЦГИ. СПб. : Алетейя, 2001. Ч. 1. С. 427-464.
8. Куренной В. Исследовательская и политическая программа культурных исследования // Логос. 2012. № 1(85). С. 14-79.
9. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма / пер.
УДК 130.2
СМЫСЛЫ ПОНИМАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СУДЬБЫ
В статье рассматриваются смыслы понимания судьбы человека как философской проблемы. Судьба - это концепт культуры, явление жизни человека, огромный пласт бытия. Смыслы понимания человеческой судьбы по-разному открываются в социокультурном контексте изменений.
Ключевые слова: человеческая судьба, социокультурный контекст, смыслы понимания судьбы.
Проблема судьбы в данной статье лишь только обозначается в постановочном плане как проблема философской антропологии и социальной онтологии, как проблема бытия человека и бытия общества. Научное решение проблемы обусловлено рядом спорных моментов, отсутствием широкомасштабных и протяженных во временном, территориальном и социокультурном континуумах дискуссий, недостаточной разработанностью устоявшегося рабочего определения понятия «судьба человека». Что, в свою очередь, стимулирует необходимость специального философско-антропо-логического исследования. Потребность в философском анализе судьбы осмысливается и трансформируется в проблему смыслов понимания человеческой судьбы.
Смысл в философском понимании есть разумное основание чего-либо; конечная цель; внутреннее содержание, сущность; идея, значение, постигаемое разумом. Смысл -субъективный образ, возникающий при понимании текста; структурное представление процессов понимания. В нашем случае речь идет о смыслах понимания человеческой судьбы как философской проблемы, рассматриваемой в историческом процессе социальных трансформаций. Смыслы судьбы становятся понятными и заключаются в общественной значимости индивидуальной жизни человека, которая включена в социокультурный контекст перманентных изменений.
Судьба - это концепт культуры, явление жизни человека, огромный пласт его бытия. Судьба, несмотря на смену представлений человека о самом себе, о мире, в котором он существует, осмысляется прежде всего в двух направлениях. С одной стороны, судьба - это представление о предопределенности, об обусловленности, о неотвратимости событий и поступков, определяющих бытие человека. С другой стороны, человек сам кузнец своего счастья и творец своей судь-
с англ. В. Г. Николаева, под ред. С. П. Баньковской. М. : Куч-ково поле, 2016. 416 с.
10. Иванов Д. В. К теории потоковых структур // Социологические исследования. 2012. № 4. С. 8-16.
11. Здравомыслова Е. А. Парадигма западной социологии общественных движений, СПб. : Наука, 1993. 172 с.
© Оводова С. Н., 2017
В. Г. Пузиков V. G. Puzikov
THE MEANINGS OF UNDERSTANDING OF HUMAN DESTINY
The article considers the meanings of understanding of the men's destiny as a philosophical problem. Destiny is a concept of culture, a phenomenon of human life, a huge layer of being. The meaning of understanding of human destiny opens up in different ways in the socio-cultural context of changes.
Keywords: human destiny, socio-cultural context, senses of destiny understanding.
бы, будущего - того, что произойдет, случится с ним. Вместе с тем в человеческой судьбе закреплен опыт философского понимания категорий свободы и необходимости применительно к общественному бытию, в них разум видит механизмы, которые управляют индивидуальным бытием.
На протяжении какого-то, возможно, длительного периода времени одинокой жизни человек предпринимает попытки прояснить неведомое, наполнить смысловым содержанием собственное индивидуальное бытие. Однако осуществить этот замысел в гордом одиночестве не представляется возможным. Требуется выход за пределы индивидуального бытия посредством общения, установления контактов, связей и отношений с другими индивидами, можно сказать, что этот выход образует совокупность взаимодействующих между собой людей - общество, общественное бытие. В реальности человек и общество существуют не одномоментно и полярно, а перманентно и интегративно как некое возникающее и выделенное в результате взаимодействия связующее звено под названием «социальное» в различных его формах, характеризующих общественное бытие, проявляющееся в социокультурном контексте перманентных изменений. Человек творит судьбу общества, а общество творит судьбу человека.
В процессе социальных трансформаций общества термин «судьба» подвергается переосмыслению, возникает необходимость приведения содержания понятий «судьба человека» или «человеческая судьба» в соответствии с теми изменениями, которые происходят в социальной реальности. Изучение человеческой судьбы продолжает оставаться актуальным независимо от политического строя, экономической и социокультурной ситуации. И в третьем тысячелетии существование человека по-прежнему связано с пробле-