CC BY
67
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2016. № 4
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДА
Л.А. Манерко,
доктор филологических наук, профессор кафедры теории и практики английского языка Высшей школы перевода (факультета) МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ СХЕМАТИЗАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННОГО ОПЫТА В ПЕРЕВОДЕ С АНГЛИЙСКОГО НА РУССКИЙ ЯЗЫК
В статье представлены этапы переводческого процесса как часть коммуникативной теории, опирающегося на социокультурные и когнитивные механизмы. Раскрывается понятие «когнитивная схематизация человеческого опыта» и показывается её влияние на процесс перевода с английского на русский язык. Данное понятие является базовым в когнитивной лингвистике, так как основано на понятии «образная схема» М. Джонсона. Применительно к переводу с английского языка, где эксплицируются образные схемы ИСТОЧНИК — ПУТЬ — ЦЕЛЬ, КОНТЕЙНЕР, НИЗ — ВЕРХ, ТОЧКА, ПЛОСКОСТЬ, в некоторых случаях те же схемы использованы в русском языке, но разница состоит в их социокультурном и когнитивно-семантическом наполнении.
Ключевые слова: коммуникативная модель перевода, когнитивное переводове-дение, образная схема, пространственный опыт.
Larissa A. Manerko,
Dr. Sc. (Philology), Professor at the Department of the Theory and Practice of Teaching the English Language, Higher School of Translation and Interpretation of Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: [email protected]
SOCIOCULTURAL PECULIARITIES OF SPATIAL EXPERIENCE SCHEMATIZATION IN INTERPRETATION FROM ENGLISH INTO RUSSIAN
The article reveals stages in the process of interpretation described through the cognitive theory, in which sociocultural and cognitive mechanisms are postulated. The author illuminates the notion of "cognitive schematization of human experience" and shows its impact on interpretation from English into Russian. This particular notion is basic in Cognitive Linguistics, based on "image schema" introduced by M. Johnson. Corresponding to the translation from English in which image schemas SOURCE — PATH — GOAL, CONTAINER, BOTTOM — TOP, POINT, and SURFACE are explicated, in some cases the same image schemas are used in Russian, where the same notions are postulated, but the difference lies in the sociocultural and cognitive-semantic embodiment.
Key words: communicative model of translation and interpretation, Cognitive theory of translation and interpretation, image schema, spatial experience.
Специалистами в области языкознания неоднократно отмечается тот факт, что при описании речемыслительной деятельности человека формирование значения складывается не только на основе знания отдельного слова и его семантических характеристик, но и понимания более широкого контекста, в котором используемая языковая единица превращается в речевую единицу. Эта же мысль звучит и в трудах переводоведов, когда они пытаются описать единицу перевода. В частности, как подмечено Т.А. Казаковой, суть ошибки начинающего переводчика «состоит в подмене представлений о характере переводимых знаков: вместо речевых единиц, которые собственно и подлежат переводу, переводчик механически подставляет языковые единицы, в то время как в разных языках состав той или иной речевой единицы может не совпадать» [Казакова, 2006: 27]. Единица перевода, будучи категорией переменной, может рассматривать слово в зависимости от описываемой ситуации с разных сторон, учитывая принадлежность к уровням языка [Бархударов, 1975: 189]. Но такая точка зрения больше подходит как один из этапов подготовки будущих лингвистов и переводчиков, а также позволяет объяснить способы выполненной интерпретации с одного языка на другой. Но подобный способ объяснения совершенно не устраивает специалистов, рассматривающих переводческий процесс, под которым понимается «процесс сохранения и частичного, но неизбежного преобразования системы смыслов», заключённого в знаках исходного языка при её передаче знаками языка перевода [Гарбовский, 2007: 257]. То есть получается, что человек, участвующий в коммуникативной деятельности (а переводчик участвует именно в таком процессе), учитывает разные действия со знаками языка и передаваемыми смыслами. Нам также необходимо учитывать то, что происходит сначала в его сознании, когда формируется и происходит создание внешнего речевого высказывания.
В отечественных учебниках по переводоведению среди множества существующих теорий особо выделяется коммуникативная модель перевода, а описание процесса перевода строится на основе двух основных этапов:
1) восприятие (рецепция) текста на исходном языке, включающее допереводное восприятие произведения и собственно переводное восприятие, последнее опирается на пословное понимание и понимание по синтагмам идеи текста, создание образа и его понятийное наполнение деталями;
2) воссоздание смысла текста на переводящем языке через его перевыражение и идентификацию (ср. [Виноградов, 2006: 30—35]).
Развитие коммуникативной модели мы наблюдаем в трудах отечественных и зарубежных учёных. Для большинства исследователей процесс понимания исходного текста связан с обработкой разнообразных данных, как и процесс порождения, в котором вычленяются совсем другие пошаговые операции. Для нас интерес представляют те описания, в которые вписываются социо- и психолингвистические моменты, в том числе и когнитивные составляющие, находящие отражение в процессе коммуникации.
Одной из таких моделей является социолингвистическая процессуальная модель перевода Д. Коукли (sociolinguistically sensitive process model), учитывающая экстралингвистические (социолингвистические, культурные) факторы и психолингвистические (чувственные) данные [Cokely, 1992]. В ней выделяются семь этапов в процессе перевода с одного языка на другой, причём первые три этапа связаны с обработкой информации на уровне восприятия и понимания исходного текста, а последующие этапы — с созданием текста на переводящем языке. Перечислим указанные этапы:
1) восприятие сообщения (на уровне поступления аудио- и зрительных данных и регистрируемых сенсорно через распознавание и фокусировку внимания звучащего отрывка текста);
2) предварительный этап обработки данных (в зависимости от лексического багажа знаний в долговременной памяти на исходном языке, умения вычленять синтаксические конструкции);
3) участие кратковременной памяти, заключающейся в способности сохранения лексических и фразовых структур, и предложений в зависимости от уровня дискурса (на этом уровне важными оказываются такие психолингвистические процессы как повторяемость и неиспользуемость (decay) каких-то языковых средств, которые способны влиять на состав лексикона человека);
4) оформление в сознании семантического намерения автора исходного текста в зависимости от настройки долговременной памяти (через понимание ассоциативных и контекстуальных связей, семантического и синтаксического знания, культурного опыта человека);
5) выделение семантического эквивалента (через межлингвистическую и лингвистическую компетенции в долговременной памяти на основе семантической, синтаксической, культурной и контекстуальной информации);
6) формулировка синтаксически правильного сообщения на переводящем языке в сознании переводчика, учитывающего лингвистические и социолингвистические данные (маркеры) в долговременной памяти;
7) производство сообщения в виде устного или письменного высказывания (на основе физических, психолингвистических и межмодальных употреблений) [Cokely, 1992: 121—125].
Отметим также исследование М. Гарсиа Ланда, который отмечает, что во время осуществления синхронного перевода переводчик должен в своём сознании разделить на части сложную фразу, восприняв поток звуков и переведя эту линейную цепочку в фонемный и морфосинтаксический реконструкт, связанный с семантическим потенциалом сказанного. Данный сложный процесс совершается им за 250 миллисекунды [Landa, 2001: 402—405], причём сенсорно воспринимаемые отрезки учитывают ноэтическое (перцептуальное) пространство и прагматический эффект, влияющий на процесс восприятия информации человеком. Эта «многоэтапная переработка воспринимаемого («входного») сигнала (потока звуков или последовательности графем)» как значимого сигнала [Залевская, 1999: 237] оказывается связанным с тем, как в человеческом мозгу происходит восприятие и понимание лингвистической цепочки. Там, как отмечает С. Вьяджио, «в глубинах ментальной лаборатории все другие стимулы, сопровождающие именно восприятие речи, включаются в общую игру комплексного пышного облачения знания и опыта. Конечным продуктом данной алхимии становится новый речевой перцепт» [Viaggio, 2006: 24]. Столь образное и многократное сравнение непосредственно связано с тем, что происходит в сознании человека (переводчика), а именно то, что этот процесс «при восприятии речи со слуха и при чтении подчиняется некоторым общим законам переработки информации, получаемой через различные сенсорные каналы» [Залевская, 1999: 238], которые интегрируются со значениями в «ментальном лексиконе» человека. Анализ и синтез поступающей информации позволяет выделить «условно-дискретный фрагмент континуальной и многомерной индивидуальной картины мира во всём богатстве связей и отношений, полнота которых обеспечивается в разной мере осознаваемой опорой на прямые и / или опосредованные выводные знания и переживания разных видов» [там же: 245]. Ф. Пёхекер упоминает разнообразные виды знания, включающие лексическое, синтаксическое, прагматическое, энциклопедическое и др. [Pöchhacker, 2004: 119].
Эти процессы, описанные современными учёными, оказываются похожими на то, как описывает Л.С. Выготский продуцирование мысли, которое происходит на основе движения «от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию её во внутреннем слове, затем — в значениях внешних слов и наконец, в словах» [Выготский, 1982: 358]. И этот многоуровневый процесс, детально описанный в работах А.А. Ле-
онтьева, Н.И. Жинкина и других специалистов в области психолингвистики, также происходит на основе синтеза разных видов знания, но уже в другом языке через внутреннюю речь и воплощение смысловой структуры в словах, которые способствуют переходу от «синтаксиса значений к словесному синтаксису» [Залевская, 1999: 214].
В когнитивной теории перевода, опирающейся на металингвистический аппарат когнитивной лингвистики, ориентированной на воплощение антропоцентрического взгляда в языке, уделяющего внимание формированию языкового значения через его соотнесённость со структурами социальных и этнокультурных знаний, используются два других понятия. Этими понятиями являются — понятие концептуализации (осмысления) получаемой информации и понятие концепта. Именно они встречаются в концептуальной модели Т. А. Фесенко [Фесенко, 2002].
Концептуализация является «моделью понимания текста как результата естественной обработки языковых данных» [Кубрякова, 1996: 56—57]. При этом в процессе концептуализации определяется цель и интенции автора, анализируются социальные рамки высказывания и особенности «коммуникативной среды» [Фесенко, 2002: 135]. Концепт или единица «ментальных или психических ресурсов сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека» [Кубрякова, 1996: 90] является основополагающим термином в когнитивной лингвистике и когнитивной теории перевода. Знание и опыт человеческого бытия в мире могут быть выражены как вербально, так и невербально, что говорит о многообразии человеческого знания, то есть концепт указывает на то, что «индивид знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира» [Павилёнис, 1983: 101—102], об окружающем пространстве и связанных с ним явлениях.
Попробуем показать, какие именно определяющие этапы могут наблюдаться в понимании когнитивных механизмов, сопровождающих процесс перевода с одного языка на другой язык. Раскрытие данных механизмов тем более является важным в настоящий момент, так как, как отмечается Х. Ли-Янке, подобной «основе познания — представлениям пока уделялось недостаточно внимания в междисциплинарных исследованиях, связанных с переводом» [Ли-Янке, 2013: 55].
Рождение личностных смыслов, происходящих в одной лингво-культуре, и поиски соответствующих им языковых форм происходит на основе следующих основных лингвистических и когнитивных процессов:
1. Первичный процесс обработки данных звучащей или письменной речи связан с получением информации (восприятием, первичной категоризацией и концептуализацией), то есть с опознанием знаковых и незнаковых сущностей, вычленением минимальных (фонетических, морфосинтаксических) единиц и первичным «схватыванием» некоторой идеи, представленной в исходном отрывке текста через призму ряда экстралингвистических факторов.
2. Вычленение и более чёткое оформление некоторой центральной идеи, формируемой на основе связей и отношений между знаками языка, которые высвечиваются исходным отрывком текста и внешними факторами. А.А. Залевская считает, что понимание не может быть обозначено какой-либо «дискретной единицей», но в сознании человека следует обратить внимание на «более или менее чётко определённый участок на многомерном перцептивно-когнитивно-аффективном континууме» целостного образа мира [Залевская, 1999: 247]. То есть на данном уровне происходит концептуализация и формируется некий концепт-образ того, что понято, и то, что находит более чёткое воплощение в виде «квантов» знания, воплощённых в смысле воспринятого и осознанного через понимание принадлежности концепта к конкретной области знания и оформления его структуры.
3. Создание на основе вычлененного концепта и его связей, почерпнутых из лингвистических (семантико-синтаксических) и коммуникативных данных, а также ситуации общения целостного образа авторского замысла. В теории психолингвистики и когнитивного переводоведения данное представление отдельного участка картины мира принято изображать в виде фреймовой модели [Хайруллин, 2009]. Следует отметить, что подобная фреймовая структура может видоизменяться в зависимости от фокусировки внимания на том или ином её отрезке мира при выделении необходимых ей элементов, почерпнутых переводчиком из динамики дискурса, для заполнения фреймовых слотов, превращающих статическую модель в сценарную, динамическую модель, соответствующую авторскому замыслу и понятную реципиенту исходной культуры [Манерко, 2015]. Вследствие этого, помимо фреймового представления концептуальной и лингвистической информации могут фиксироваться и другие способы вычленения данных, например, пропозиции, схемы, скрипты, сценарии и т.д.
4. Переключение в концептуальную систему другой культуры, которая связана с предыдущей, благодаря поиску аналогий и возможности социализации культурно-обусловленных знаний. Эта новая концептуальная система, по мнению Т.А. Фесенко, также строится
на основе концепта, который представляет собой некоторую репрезентацию реальной действительности в новой реальности [Фе-сенко, 2002: 131]1. В.З. Демьянков считает, что в настоящее время мы можем вести речь о трансфере знаний из одного языка в другой, когда происходит порождение людьми и использование определённых типов знаний «при продуцировании мыслей» [Демьянков, 2016: 40]. На данный процесс оказывает влияние культурное наследие, которое способно выделить «определённые потенции и ограничения человеческой когнитивной системы», при этом наблюдается то, что «культурная репрезентация и когнитивный процесс влияют друг на друга» [там же: 40—41].
5. Создание мотива высказывания на основе осознания места концепта и его составляющих в другой лингвокультуре и в зависимости от целей и интенций рождающегося дискурса на переводящем языке.
6. Понимание замысла переводящим субъектом с привлечением основных семантико-синтаксических звеньев осмысляемого во внутренней речи на основе категоризации, когда наблюдается проекция «после "когнитивной обработки" в языковой уровень сознания» в процессе переводческой деятельности, что обусловлено «психосемиотическими характеристиками переводчика» [Фесенко, 2002: 131]. То есть та или иная единица мысли воплощается в знак или совокупность знаков на основе личностного опыта говорящего, социокультурных знаний о мире и тех, которые обусловлены коммуникацией, то есть знаний о «коммуникативном событии, лингвистические знания и предполагаемые знания адресата» [Манерко, 2015: 392].
7. Оформление высказывания в зависимости от цели и типа дискурса на переводящем языке.
1 Считаем важным обратить внимание на то, что на каждом этапе переводческой деятельности происходит когнитивная обработка информации на основе социокультурной, лингвистической, текстовой, концептуальной и коммуникативной констант [Фесенко, 2002]. Социокультурная константа проявляется в максимальном сохранении культурных реалий, лингвистическая константа формируется речевыми и языковыми нормами и вербальными системами исходного языка (ИЯ) и языка перевода (ЯП), а текстовая константа отражает жанрово-стилистическую специфику текста в обоих языках. Вместе с тем, переводчику следует обратить внимание на коммуникативную константу, относящуюся к «коммуникативной адекватности» текста ЯП в контексте его ориентации на реципиентов, и концептуальную константу перевода. Последняя константа репрезентируется при переводе характером «ментальных операций... в границах вербальных систем определённых лингвокультурных сообществ», взаимодействием ментальных пространств автора оригинала и «когнитивно-психологическими структурами мышления переводчика» и, наконец, «лингво-ментальными моделями» исходного текста (ИТ) и концептуального текста [Фесенко, 2002: 131—135].
Далее мы попытаемся показать, как социокультурная информация оказывается связанной с пространственным восприятием человека действительности и как происходит схематизация полученного опыта. По мнению американского философа М. Джонсона, «...схематизация — функция человеческого воображения, ...но воплощённый процесс человеческого создания значения, ответственный за порядок, качество и важность — в терминах которых мы в состоянии понять наш опыт. Способность к воображению — это не отдельная способность, а многоаспектный процесс вычленения и использования структуры в рамках нашего опыта» [Johnson, 2005: 17]. Схематизация становится тем самым когнитивным механизмом, который направляет мысль человека при обработке информации пространственного характера, связав её с концептуализацией как более широким понятием (см. об этом более подробно [Манерко, 2014]).
В дальнейшем в статье будут проанализированы отрывки из англоязычной литературы и Британского национального корпуса. В них показывается схематизация пространственного опыта на основе сопоставления социокультурной информации, находящей отражение в лингвистических средствах выражения на английском и русском языках.
Попытаемся показать, какую именно семантическую нагрузку несёт одна и та же языковая единица в составе высказывания. Сначала мы обратим внимание на то, что в последующих предложениях фиксируется некто (он или Том — то есть участник события), но внимание привлекается отнюдь не к этому участнику, а к глагольной единице, которая воплощает пространственный опыт схематизированно, и этим влияет на концептуализацию социокультурной специфики высказывания на английском языке. В качестве примера использован исконный английский глагол to spring:
(1) He sprang to his feet and rushed after her (= stood up suddenly «вскочить на ноги»).
(2) Tom sprang out of bed and ran downstairs (= leap out of «вскочить с кровати»).
Глагол spring чаще всего употребляется в прошедшем времени с наречием или предлогом, как в наших примерах (1) и (2) и является фразовым глаголом движения. Значение, зафиксированное в предложениях, встречается в словарных источниках первым по списку, ср.: to move suddenly and quickly in aparticular direction, especially by jumping [Longman Exams Dictionary, 2009: 1494], то есть «подпрыгнуть», «подскочить» [АРС, 1980: 657] и — что чрезвычайно важно — продолжить движение в определённом направлении. Данный глагол можно отнести к особому классу глаголов, он пред-
полагает действие, не отличающееся преднамеренностью (изначальным замыслом), зависимым от ситуации и события. Ср. другие глаголы с интенциональной (3) или неинтенциональной семантикой (4):
(3) I run/jog a mile every day to keep fit;
(4) The car (time) is running fast [Голубкова, 2002: 22].
Это ещё раз подтверждает мысль о том, что смысл отдельного речевого комплекса может раскрываться в зависимости от окружения языковой единицы, в рамках репрезентации «грамматического кодирования» на уровне глагольной фразы или сложного номинативного комплекса [Pechman, 1994], участвующих в создании семантики предложения. При этом нельзя не согласиться с точкой зрения Н.К. Гарбовского, который указывает, что «в некоторых случаях понимание наступает только после восприятия группы предложений» посредством выделения определённых «единиц ориентирования» [Гарбовский, 2007: 258, 263], которые в свою очередь опираются на конкретный контекст, представляющего описываемое событие.
В нашей статье попробуем раскрыть, как происходит процесс перевода на основе понятия «схемы» и схематизации человеческого опыта, с тем, чтобы применить его к описанию происходящего в сознании переводчика. Переводчик, восприняв смысл прочитанного или услышанного высказывания, создаёт его первичный образ в своём сознании на основе выделения особой единицы ориентирования на уровне предложения или небольшого связного целого (абзаца, сверхфразового единства), он способен подобрать необходимую языковую единицу, выведя её на уровень речевого высказывания и создав свой перевод на переводящем языке.
Здесь следует отметить, что в нейронауке акцентируется внимание на том, что «нервная система пользуется топологическим и топографическим структурированием среды. Другими словами, организмы выстраивают в своём сознании некие нейронные «отображения» (neural maps)» [Johnson, Rohrer, 2007: 26]. Подобные нейронные карты не являются внутренними репрезентациями, они появляются «у человека специально для того, чтобы организм их использовал точно для структур воспринимаемого мира» ("are for that organism precisely structures of its experienced world!") [ibid.: 31]. Подобные отображения обеспечивают основу для концептуализации и мышления. Другое исследование обращает внимание на то, что существуют две системы восприятия информации — когнитивная и сенсомоторная. Они являются «двумя нейрологическими картами видимого мира», так как они одновременно владеют различными пространственными ценностями ("two neurological maps of the visual
world... can simultaneously hold different spatial values") [Johnson, Rohrer, 2005: 33]. Когнитивная система способна охватить информацию, благодаря своей высокой чувствительности она фиксирует небольшие перемещения объектов в наблюдаемом мире, используя своё относительное движение или положение в пространстве как ключа, но взамен на свою чувствительность, эта система способна указывать лишь на приблизительные расстояния в пространстве. Другая, сенсомоторная карта отвечает за осознание визуальной информации «здесь и сейчас», соотносимой с информацией, связанной со зрением и действием. Б. Бриджмен предполагает, что эти «две системы взаимодействуют, но как оказывается, в потоке информации могут направляться только одним маршрутом — от когнитивной к моторной системе» [Bridgeman, 1999: 37—38]2. Эта идея получает наглядное отображение на рис. 1:
Рис. 1. Визуальный поток информации
Возвращаясь к предложениям (1) и (2), можно указать, что оба высказывания получают разное воплощение в концептуальной системе человека через когнитивную (а не сенсомоторную) систему, представленную на рисунке 1. Эти предложения показывают сильную зависимость от пространственного восприятия человеком наблюдаемого. В первом предложении: He sprang to his feet and rushed after her он резко вскочил на ноги (неинтенционально) и столь же быстро побежал (кинулся бежать) за ней. Действие начинается с какой-то точки на плоскости (на кресле, диване, стуле, скамейке и т.д.), то есть воображение понявшего данное высказывание рисует образную схему, достаточно известную из работ М. Джонсона: ИСТОЧНИК — ПУТЬ — ЦЕЛЬ, где профилируются первые два элемента схемы — источник, то есть (резко) встать вертикально на ноги, и путь — бежать за девушкой. Помимо указанной схемы мы
2 Более подробно о когнитивных картах и когнитивной проекции (см. [Манерко, 2012]).
наблюдаем участие ещё одной образной схемы М. Джонсона — НИЗ — ВЕРХ, представленной как резкое движение вверх.
В оригинале и переводе мы находим полное совпадение смысла оригинала и переведённого предложения, указывающего своей морфологической структурой (приставка в- у глагола) и сопоставлением feet («нога, ступня» во множественном числе в английском языке) с более содержательным названием резкого действия с участием нижних конечностей у человека, уже входящих в состав семантики русского глагола «бежать», «кинулся бежать» (см. рис. 2).
Во втором примере Tom sprang out of bed and ran downstairs некто Том также подскочил с кровати и побежал вниз по лестнице. Картинка, связанная с предлогом out of, предлагает также неожиданное (неинтенциональное) движение под влиянием некоторых внешних обстоятельств из некоторого контейнера (вместилища) в английском языке, которым выступает кровать, то есть здесь происходит наложение схемы контейнера на образ ИСТОЧНИК — ПУТЬ — ЦЕЛЬ (рис. 3).
ВЕРХ ВЕРХ
ИСТОЧНИК \
ИСТОЧНИК - ПУТЬ - ЦЕЛЬ - ПУТЬ \
НИЗ - ЦЕЛЬ \
НИЗ ■
КОНТЕЙНЕР
He sprang to his feet and rushed after her Tom sprang out of bed and ran downstairs
(= stood up suddenly «вскочиь на ноги»). (= leap out of «вскочиь c кровати»).
Рис. 2. Пространственное восприятие Рис. 3. Пространственное восприятие человеком наблюдаемого в примере (1) человеком наблюдаемого в примере (2)
В примере 2 (рис. 3) фиксируется источник (кровать) и есть схематизация пути вниз — ran downstairs, но не представлена цель пути. В русском языке мы можем перевести «подскочил (вскочил) с кровати», сохранив резкое и неожиданное движение вверх, но потеряв образное представление контейнера (кровать в русскоязычной картине мира не связана с объёмом). При переводе «Том вскочил с постели» мы также теряем схематический образ, связанный с контейнером, заменяя объем на двухмерную плоскость (постель), которая в сознании русскоязычного говорящего связана с глаголом «стелить», но сохраняется соприкосновение с плоскостным объектом.
Раз уж была затронута этимология слова «постель» от «стелить», то следует напомнить и о происхождении слова to spring, в древне-
английском языке глагол springan относился к сильным глаголам 3 класса (past tense sprang, past participle sprungen) в значении "to leap, burst forth, fly up", а также обладает другим значением — "spread, grow". Этот глагол имел родственные связи в древнеисландском, древнефризском springa, древневерхненемецком springan, в свою очередь восходя к протоиндоевропейскому *sprengh- "to move, hasten, spring" [Online Etymological Dictionary].
Данная история развития глагола в языке и его второе значение также представлено и в современном состоянии языка. Неожиданно, читая статью Ж. Фоконье, посвящённую описанию методов в когнитивной лингвистике [Fauconnier, 1999: 96], я натолкнулась на следующий пример, который интересен не только в плане построения схематизированного образа, но и участия метафоры:
(5) Did it all just spring up in the fertile mind of cognitive linguists, giving the man unlimited supply of new notions to draw from in order to explain some linguistic facts that they wish to talk about? («Разве всё это не прорастает (появляется) на плодородной почве сознания когнитивных лингвистов, предоставив им неисчерпаемый источник новых понятий для объяснения языковых фактов, о которых они жаждут рассказать?»).
В английском предложении опять упоминается английский фразовый глагол spring up, указывающий на движение вверх (у М. Джонсона представлена образная схема НИЗ — ВЕРХ), но здесь речь идёт о значении глагола «прорастать, давать ростки», и в сочетании с наречием up «расти, появляться (о цветах, почках и т.п.)» [АРС, 1980: 657]. Может показаться, что здесь забыто исходное и одновременно прототипическое значение в концептуальной структуре глагола to move suddenly and quickly in a particular direction, но «прорастать, давать ростки» также связано с движением вверх, усиленного частицей up. По мнению Е.Е. Голубковой, «конфигурация процесса, задаваемого при помощи глагола» для частицы up представляет собой проекцию пути на вертикальную ось, что обозначает «область ориентированного физического пространства, канонически совпадающего с вертикальным положением человеческого тела» [Голуб-кова, 2002: 66]. Тогда зачем английскому языку необходим постпозитивный элемент up? Ответить на этот вопрос можно, вспомнив, что в английском языке существуют более частотно употребляемые существительные, которые и привели к тому, что изначальное значение глагола, от которого посредством конверсии они были образованы, содержат движение вверх, например: 1) spring «источник, ключ, родник» ("source of a stream аrriver, flow of water rising to the surface of the earth from below", родственное древневерхненемецкому sprung "source of water"), которое вначале употреблялось
в древнеанглийском языке в составе сложных слов — wyllspring "well spring", espryng "water spring", содержащие в своём схематическом образе неинтенциональное движение по траектории вверх. В среднеанглийский период (в XIII веке) существительное spring приобрело новые оттенки, указывающие на источник чего-либо "source or origin of something". Ср. например, второе значение у существительного spring в значении «весна» [АРС, 1980: 657], оно употреблено впервые в 1520 году, потому что до этого, вплоть до конца XIV века использовалась фраза springing time "season following winter" (буквально «период появления первых ростков»), которое в свою очередь возникло от spring of the leaf или spring of dai ("sunrise"). Появление слова spring «весна», а также «начало, расцвет» привело к вытеснению лексемы Lent «великий пост», которая также выступала в качестве синонима к springing time [Online Etymological Dictionary].
Схематизация образа как когнитивного механизма системы наблюдения и восприятия пространства оказывается важным фактором, способным раскрыть взаимоотношения между прототипическим значением концептуальной структуры, где глагольная семантика влияет на развитие значения существительного, и знание и понимание данных процессов необходимо в процессе переводе.
Не менее интересным оказывается существительное mind, зафиксированное в предложении (5). Слово изначально имело отношение к древнеанглийскому gemund "memory, remembrance, state of being remembered", постепенно приобретающему новые смыслы к XII веку. Эта лексема, указывавшая на память или воспоминание, используется в сочетании с прилагательным, например: "conscious mind" или его противопоставлением — subconscious mind «бессознательный разум», ср.:
(6) To start with, you might have to go through the whole exercise in order to relax again... and, because the link is permanently there in your subconscious mind, you will immediately begin to feel more peaceful, both mentally and physically [British National Corpus]. Семантика представления качеств мыслительной деятельности сознания расширяется до указания на бессознательность процесса. Слово mind начинает использоваться с метафоризированным атрибутивным компонентом для репрезентации оценочного смысла, как в примере (5) Ж. Фоконье: in the fertile mind of — «на плодородной почве сознания». Кроме того, в предложении (5) происходит сопоставление двух областей знания, с одной стороны, сферы деятельности когнитивистов — когнитивная лингвистика и методы анализа, используемые в ней, а с другой стороны, эта область интересов сравнивается посредством участия метафоры со знанием человека
0 сельскохозяйственной сфере, где плодородная почва помогает взрастить полноценный урожай. Вследствие этого, единицей ориентирования может выступать некая концептуальная область функционирования знания.
Мы можем наблюдать, что всё чаще и чаще существительное mind указывает на концептуальную схему КОНТЕЙНЕР, связанную с телом человека, причём рядом с атрибутивным компонентом, который способствует усилению необходимого смысла. Ср. пример:
(7) As for the future, Clayton hopes to produce a book of selected work and is trying to convince his superiors to let him cover sport full time for the SMH, though he keeps an open mind [British National Corpus]. В данном примере «он сохраняет открытым свой ум» схема КОНТЕЙНЕР подразумевает, что голова как некое вместилище открывается для новых идей и информации. Происходит не только расширение значения основного элемента mind, как результата мыслительной деятельности ("your thoughts or your ability to think, feel, imagine things") в виде сформированной совокупности взглядов. Ориентиром для объекта оценки выступает знание об открытости границ пространства. В переводе схематический образ также находит отражение.
Последующий пример также представляет схему «вместилище», например:
(8) My mind is _ full of dark thoughts and evil yearnings, terrible images which move me to wickedness, as if to some obscure crime which perhaps
1 have committed already... [British National Corpus], В описании всё той же головы или человеческого сознания в данном примере указывается на заполненность вместилища, обладающего чётко определёнными границами («Мой разум полон тёмных мыслей»), причём образная схематизация представлена и в переводе на русский язык.
Интересным также представляется пример, также встреченный в Британском национальном корпусе английского языка:
(9) Put yourself into an elevated frame of mind and listen to the year passing away bell by bell, five minutes earlier than anywhere else in the time zone, В этом примере следует обратить внимание на две вещи. Первая связана с пространственной семантикой слова elevated, которое указывает на протяжённость (перемещение) по вертикальной оси вверх ("raised off the ground or higher up than other thing"), то есть в примере показывается схематическое представление о движении вверх (опять схематизация образа движения НИЗ — ВЕРХ), а сочетание frame of mind репрезентирует настроение как ментальное состояние. Знание о вертикальной оси геометрической плоскости инкорпорировано в семантику прилагательного на основе нижней границы этой линии. Вторая особенность употребления слова
mind, замеченная в этом примере — это то, что в нём эксплицируется соотнесённость с категорией времени, которая подчёркнута следующими фразами из предложения the year passing away, bell by bell, five minutes earlier, the time zone, что позволяет воспринимать весь смысл этой фразы через когнитивную область — «время».
Примеры со словом mind дают представление о нескольких интересных положениях как для специалиста в области когнитивной лингвистики, так и в плане перевода с английского на русский язык. Схематизация человеческого опыта на основе существительного говорит о том, что каждое последующее его значение представляет собой развитие предыдущего сенсомоторного опыта, имеющего дело с движением от конкретного к абстрактному пониманию семантики. Новое мыслится на основе имеющего у человека социокультурного опыта и некоторого когнитивно-семантического знания области. Эти знания имеют некое основание, в данном случае таким основанием выступает понятие КОНТЕЙНЕР, который затем приобретает новые смыслы, перестраивая на новый лад существующие стереотипные схемы. Ещё один момент, на который следует обратить внимание, — это то, что в случае метафорического переноса область источник может проецироваться на области мишени (термины Дж. Лакоффа), при этом неоднократно фиксируются фразы в предложении, отсылающие к области источника и давая тем самым проекцию в новую область знания.
В целом, в статье была сделана попытка определить основные этапы переводческого процесса, в рамках которого уделяется внимание определённым когнитивным механизмам и социокультурным особенностям коммуникации. Считаем важным подчеркнуть связь о том, что изначально в человеческом опыте существует концептуальная схематизация восприятия объектов, их движений и признаков в пространстве. Схематизация является основанием для концептуализации и категоризации смыслов высказываний в зависимости от типа дискурса. Концептуальные признаки представлены образными схемами — ИСТОЧНИК — ПУТЬ — ЦЕЛЬ, НИЗ — ВЕРХ, ТОЧКА, ПЛОСКОСТЬ, КОНТЕЙНЕР, закрепляя пространственный опыт человека в виде соответствующих знаков и их совокупностей в языке. Некоторые элементы схематизации получают своё развитие в языке в зависимости от области знания.
В процессе работы с межъязыковыми соответствиями при переводе с одного языка на другой, в частности, с английского языка на русский, переводчик опирается на единицу ориентирования. Он учитывает разнообразные знания, оказывающие влияние на процесс перевода — лингвистические, экстралингвистические данные, данные о коммуникативной ситуации. Ему приходится также
учитывать расширение значений и метафорический перенос, фиксирующийся в языковых средствах выражения. Автор попытался показать, что единицей ориентирования при переводе является не только то, что выражено в отрывке текста, но и те концептуальные образы и смыслы, которые складываются в сознании переводчика в зависимости от понимания области знания, и в соответствии с ней он выбирает необходимые средства на русском языке, основываясь на явлениях концептуализации и категоризации в переводящем языке.
Социокультурная составляющая оказывает влияние на организацию знания, которая проявляется «в виде специфических способов построения высказываний в английском и русском языке» [Хайруллин, 2010: 28]. Трансфер знаний из одной концептуальной системы (например, английского языка) в другую концептуальную систему (переводящего языка, например, русского языка) помогает сопоставить те виды знания, которые находят воплощение в представлениях и концептах, трансформирующихся в мыслительной и речевой деятельности человека в зависимости от цели высказывания и интенции говорящего. Сопоставление концептуальных схем в двух разных языках позволяет понять, что большинство схем в языках сохраняется, но меняется их наполнение за счёт социокультурных данных, находящих отражение в средствах переводящего языка.
Список литературы
Бархударов Л.С. Язык и перевод. М., 1975.
Barhudarov, L.S. Yazyk i perevod [Language and translation], Moscow, 1975 (in Russian).
Виноградов В.С. Перевод: Общие и лексические вопросы. Книжный дом:
Университет, 2006. 240 с. Vinogradov, V.S. Perevod: Obshchie i leksicheskie voprosy [Translation: general
and lexical issues], Knizhnyj dom: Universitet, 2006. 240 pp. (in Russian). Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2. М., 1982. Vygotskij, L.S. Sobranie sochinenij [Collected papers]: v 6 t. T. 2, Moscow, 1982 (in Russian).
Гарбовский Н.К. Теория перевода. Учебник, 2007. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 2007.
Garbovskij, N.K. Teoriya perevoda: [Theory of translation], 2007. 2-e izd. Moscow:
Izd-vo MGU, 2007 (in Russian). Демьянков В.З. Об антропоцентрическом направлении в когнитивной лингвистике // Когнитивные исследования языка / Гл. ред. Н.Н. Болдырев. Вып. XXVII: Антропоцентрический подход в когнитивной лингвистике: сб. науч. тр. / Отв. ред. В.З. Демьянков. М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Изд. Дом. ТГУ им. Г.Р. Державина, 2016. С. 36—45. Dem'yankov, V.Z. Ob antropocentricheskom napravlenii v kognitivnoj lingvis-tike [On the anthropocentric tendency in Cognitive linguistics]: Kognitivnye
issledovaniya yazyka, Gl. red. N.N. Boldyrev. Vyp. XXVII: Antropocentricheskij podhod v kognitivnoj lingvistike: sb. nauch. tr., Otv. red. VZ. Dem'yankov. Moscow: In-t yazykoznaniya RAN; Tambov: Izd. Dom. TGU im. G.R. Der-zhavina, 2016. P. 36—45 (in Russian).
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: РГГУ, 1999. 382 с.
Zalevskaya, A.A. Vvedenie v psiholingvistiku [Introduction to psycholinguistics], Moscow: RGGU, 1999. 382 pp. (in Russian).
Казакова Т.А. Практические основы перевода: English Russian. Учеб. пос. СПб.: Союз, 2006.
Kazakova, T.A. Prakticheskie osnovy perevoda: English Russian [Practical basis of translation: English Russian], Ucheb. pos. St. Petersburg: Soyuz, 2006 (in Russian).
Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. М., 1996.
Kubryakova, E.S. i dr. Kratkij slovar' kognitivnyh terminov [Short dictionary of Cognitive terms], Pod red. E.S. Kubryakovoj. Moscow, 1996 (in Russian).
Ли-Янке Х. Законодатели мод и ключевые этапы в междисциплинарном, ориентированном на процесс, переводе: познание, эмоция, мотивация // Вестник МГУ. Серия 22: Теория перевода. 2013. № 1. С. 36—68.
Li-Yаnke, H. Zakonodateli mod iklyuchevyeehtapy v mezhdisciplinarnom, ori-entirovannom na process, perevode: poznanie, ehmociya, motivaciya [Tendencies and milestones in interdisciplinary process-oriented translation: cognition, emotion, motivation], Vestnik MGU. Seriya 22: Teoriyaperevoda. 2013, No 1. P. 36-68.
Манерко Л.А. «Когнитивная проекция» и «когнитивная карта» в исследованиях по семантике и функционализму // Актуальные проблемы английского языкознания. К юбилею проф. О.В. Александровой / Под ред. Т.А. Комовой, Д.С. Мухортова. М.: МАКС Пресс, 2012. С. 49-69.
Manerko, L.A. "Kognitivnaya proekciya" I "kognitivnaya karta" v issledovaniyah po semantike I funkcionalizmu ["Cognitive mapping" and "a cognitive map" in studies of semantics and functionalism], Aktual'nye problem anglijskogo yazykoznaniya. K yubileyu prof. O.V Aleksandrovoj, Pod red. T.A. Komovoj, D.S. Muhortova. Moscow: MAKS Press, 2012. P. 49-69. (in Russian).
Манерко Л.А. «Воплощённость» и схематизация человеческого опыта как основание методологического инструментария когнитивной лингвистики // Когнитивные исследования языка. Вып. XVII: Актуальные проблемы взаимодействия мыслительных и языковых структур: Сб. науч. трудов. М.: Ин-т языкознания РАН, Тамбов: Изд. Дом ТГУ имени Г. Р. Державина, 2014. С. 92-101.
Manerko, L.A. "Voploshchyonnost'" i skhematizaciya chelovecheskogo opyta kak osnovanie metodologicheskogo instrumentariya kognitivnoj lingvistiki ["The embodiment" and schematization of human experience as a foundation of methodological instrumentarium of Cognitive linguistics]. Kognitivnye issledovaniya yazyka. Vyp. XVII: Aktual'nye problemy vzaimodejstviya myslitel'nyh i yazykovyh struktur: Sb. nauch. Trudov. Moscow: In-t yazykoznaniya RAN, Tambov: Izd. Dom TGU imeni G.R. Derzhavina, 2014. P. 92-101 (in Russian).
Манерко Л.А. Модели перевода современности через призму социообус-ловленности и мультимодальности знания в теории дискурса // Вестник МГЛУ. Серия: Языкознание и литературоведение. (6) 717: Дискурс как социальная деятельность: Приоритеты и перспективы: Материалы 2-ой междунар. научной конференции 16—17 ноября 2014 г. М.: Изд-во МГЛУ, 2015. С. 389-400. URL: http://vestnik-mslu.ru/Vest-2015/Vest15-717z.pdf
Manerko, L.A. Modeli perevoda sovremennosti cherez prizmu socioobuslovlen-nosti I mul'timodal'nosti znaniya v teorii diskursa [Modern models of translation and interpretation through the prism of social conditions and multi-modality of knowledge in the theory of discourse]. Vestnik MGLU. Seriya: Yazykoznanie I literaturovedenie. (6) 717: Diskurs kak social'naya deyatel'nost': Prioritety i perspektivy: Materialy 2-oj mezhdunar. Nauchnoj konferencii 16— 17 noyabrya 2014 g. Moscow: Izd-vo MGLU, 2015. P. 389-400. (in Russian), available at: http://vestnik-mslu.ru/Vest-2015/Vest15-717z.pdf
Павилёнис В.И. Проблема смысла. М.: Прогресс, 1983.
Pavilyonis, V.I. Problema smysla [Problem of sense]. Moscow: Progress, 1983 (in Russian).
Фесенко Т.А. Специфика национального культурного пространства в зеркале перевода. Тамбов: Изд-во ТГУ имени Г.Р. Державина, 2002.
Fesenko, T.A. Specifika nacional'nogo kul'turnogo prostranstva v zerkale perevoda [The specificity of the national cultural space in the mirror of translation]. Tambov: Izd-vo TGU imeni G.R. Derzhavina, 2002 (in Russian).
Хайруллин В.И. Перевод и фреймы: учебн. пос. М.: Либроком, 2009.
Hajrullin, V.I. Perevod i frejmy [Translation and frames]: Uchebn. pos. Moscow: Librokom, 2009 (in Russian).
Cokely, D. Interpretation: A Sociolinguistic Model. Burtonsville, MD: Linstok Press, 1992.
Bridgeman, B. Vertical modularity in the visual system, Stratification in Cognition and Consciousness. B. Bridgeman; Ed. by B.H. Challis, B.M. Velich-kovsky. Amstredam; Philadephia, 1999. P. 31-42.
British National Corpus. Available at: http://www.natcorp.ox.ac.uk/
García Landa, M. Teoría de la traducción. Vertere, Monográficos de la revista Hermeneus núm. 3. Soria, 2001. P. 402-405.
Johnson, M. The philosophical significance of image schemas, From perception to meaning: image schemas in cognitive linguistics / Ed. by B. Hampe in cooperation with J. Grady. Berlin: Mouton de Gruyter, 2005. P. 15-34.
Johnson, M., Rohrer, T. We are Live Creatures: Embodiment, American Pragmatism, and the Cognitive Organism, Body, Language, and Mind / M. Johnson, T. Rohrer; Ed. by J. Zlatev, T. Ziemke, F. Roz, R. Dirven. Berking: Мouton de Gruyter, 2005. Vol. 1. pp. 22-46.
Longman Exams Dictionary. Pearson Press, 2009.
Online Etymological Dictionary. Available at: http://etymonline.com
Pechmann, Th. The Sprach production. Wiesbadener Verlag, 1994.
Pochhacker, F. Introducing Interpreting studies. London; New York: Routledge, 2004.
Viaggio, S. A General theory of interlingual mediation. Berlin: Frank & Timme, 2006.
