CC BY
63
С. А. Емельянов
Социокультурная динамика и проблема критерия общественного прогресса
Со времен зарождения основ социологии в середине XIX века О. Контом, К. Марксом, Г. Спенсером, Э. Дюркгеймом и др. трансформация общества («социальная динамика» в терминологии О. Конта) рассматривается наряду с «социальной статикой» как одна из двух фундаментальных тем социологии. Однако существует различие между классической (XIX - начало XX века) и современной (с середины XX века) социологией в подходах к исследованию общественных трансформаций.
В работах основоположников социологии «прогресс» в качестве неотъемлемого компонента предмета конституировал новую науку. Это объяснялось тем, что закономерное развитие общества от менее совершенной организации к более совершенной без всяких колебаний воспринималось как объективная данность, подлежащая изучению. В анализе процесса трансформации общества доминировали понятия «прогресс», «эволюция», «история», с применением которых изучаемый процесс становился непрерывным и универсальным.
Эта самоочевидность для социологов XIX - начала XX века универсального, закономерного и неотвратимого процесса трансформации общества и есть идея развития, лежащая в основании всех классических теорий трансформации общества.
На первый взгляд идеи социального развития и социальных изменений кажутся тождественными, а принцип неуклонного прогресса представляется самоочевидным и суть его кажется ясной. На самом же деле в настоящее время это понятие имеет достаточно сложный смысл, а его идея формировалась в течение столетий, постепенно обогащая свое содержание. Идея прогресса позволяет сравнивать одни общества и эпохи с другими по количественным и качественным характеристикам, по принципу сложности и совершенства. Данная идея помогает также пониманию того, что прогресс не может иметь всеобщего характера, не может протекать без соответствующих внутренних и внешних причин и условий; кроме того, в реальности он неразрывно связан с регрессом и застоем.
Концепция развития и прогресса смягчает экзистенциальное напряжение между реальностями и желаниями, жизнью и мечтами, проецируя надежду на лучшую жизнь в будущее. В этом отношении данная концепция тесно связана с феноменом социальной перспективы и социального времени.
Формирование представлений о времени вообще и об историческом времени в частности имело свою специфику у разных народов. Представления о времени как о времени жизни индивида, земледельческой деятельности, смене времен года и т. д. существовали практически всегда. Освоение же социального времени как продолжительности жизни социальных образований, а также исторического времени как времени жизни всего человеческого общества произошло лишь только тогда, когда мыслители прошлого стали воспринимать общество как целое, как результат культурной взаимосвязи поколений, опосредованно связанный с жизненной перспективой каждого индивида.
В Древней Греции склонность ума к завершенности отдельного (в отличие от принципа «незавершенности» на Востоке), отражающая и обуславливающая в том числе и структуру полисного социума, привела к расцвету уникального явления в истории древности — греческой науки. Наука, как и миф, достигает полноты, а достигшее полноты по логике вещей требует смены парадигмы. Но именно парадигмы, а не Пути. Спустя века наука вновь возрождается в лоне христианства (Фома Ак-винский, Николай Кузанский). Это подтверждает, что Целое, причастное к Истине, не исчезает полностью и, время от времени возвращаясь, направляет умы в намеченном направлении.
Другое дело, что чувство Целого может притупляться, и поколения, лишенные его, живут по ошибкам своих предков. Западная парадигма, западный Путь следовал закону отрицания отрицания еще задолго до того, как последний был сформулирован Г. В. Ф. Гегелем. Греческие философы, включая Аристотеля, признавали первичность кругового движения по сравнению с линейным, поскольку считали его более простым и совершенным. Но склонность к порядку, устанавливаемому человеком по законам формальной логики, силлогистики, вера в первопричину, первотолчок — начало движения, разворачивающегося в виде последовательного, причинно-следственного ряда, не могли не привести со временем к концепции прогресса1.
Лишь у человека средневековья возникло представление не только о «колесе времени», но и «стреле времени». Появились более полные знания не только о циклических процессах, но и о процессах необратимых изменений, процессах развития.
Круговороты и циклы античного мировосприятия в христианстве сменяются линейным движением от начала творения до второго пришествия. Если круг означает вечное возвращение к началу, то линия имеет начало и конец. Таким образом, безысходность круговорота, при котором нет надежды на наступление чего-то нового или избавление от страда-
1 Григорьева Т. П. Дао и Логос. - М., 1992. - С. 52-53.
387
ний, в христианстве заменяется оптимизмом надежды на счастливое будущее. В понятии конечного времени заключен чрезвычайно важный потенциал, который выводит отдельного человека за пределы его индивидуальной судьбы и дает ему перспективу «спасения» и улучшения.
Таким образом, в христианском средневековье оформился перспективный взгляд, как на судьбу отдельного человека, так и всего общества. Согласно влиятельному представителю патристики Августину Блаженному, текущее время измеряется событиями, а вечность - ценностями. Всякое преходящее время выступает лишь как средство наиболее полного раскрытия ценностей, которые знаменуют вечность, а вечность - Бога. Именно с этого момента время стало приобретать свойства социальной перспективы, т. е. выходить за рамки только количественных параметров деятельности и включать в себя качественные, социально-ценностные характеристики, к которым стали стремиться как отдельные индивиды, так и целые сообщества.
Новый толчок осознанию социального (исторического) времени как перспективы дала эпоха Возрождения и становления буржуазных отношений. Время, представляемое как социальная перспектива, открывает перед человеком практически неограниченные возможности реализации, в первую очередь, своих индивидуальных целей и способностей, что является в конечном итоге причиной социального прогресса. В этическую систему включается новая ценность точного следования времени и его соблюдения. Все это формирует в последующем новый тип психологического отношения к фактору времени: «время - деньги». Первым, кто сформулировал такого рода принцип, был один из творцов идеологии возникающего западного общества Б. Франклин. Но деньги стали заменять не только время, но и почти все остальное. Деньги в современном западном обществе как бы заменяют саму жизнь, и видно, какое это поразительное явление, если сравнить его с идеологией XVIII века - идеологией капиталистического, торгового общества, но еще гораздо более традиционного.
Антропоцентристское философское мышление того периода и деловая активность человека в рамках земной жизни расширяло человеческий кругозор и укрепляло власть человека над природой. Открытие Н. Коперника, опровергающее представления об исключительном характере Земли и человечества, указывали на то, что размеры земного пространства, на которых может осуществляться экспансия делового человека, в конечном итоге ограничены.
Незадолго до начала эпохи Возрождения провозвестник опытной науки Нового времени Р. Бэкон выдвинул свой знаменитый лозунг «Знание - сила».
Рационалисты и эмпиристы эпохи Нового времени являются сторонниками освобождения мышления от всех авторитетов, за исключением авторитета Разума и, тем самым, непримиримыми врагами всего, что хоть немного опирается на традиции, навык, обычай. Представители Нового времени подвергают сомнению любую веру, любое мнение, любой обычай, так как полагают, что сил разума достаточно для познания истины и выработки собственных принципов поведения.
Рационалистом в политике был Государь, которому адресовывал свои советы Н. Макиавелли, западноевропейская буржуазия, стремившаяся к радикальному изменению политического строя, американские колонисты, закладывавшие основы нового общества.
Мир ощутил, что он идет навстречу разумному и справедливому обществу и полон сил для его достижения. Общественная мысль поднимающейся буржуазии была овеяна светлым историческим оптимизмом. В центр социального прогресса была поставлена идея о восходящем развитии человеческого разума. Эта идея нашла свое отражение в трудах таких просветителей XVIII века, как А. Тюрго, Ж. Кондорсе, М. Кант, Г. В. Ф. Гегель. Ученые XVIII века решали задачу философского обоснования того, что совокупность отдельных исторических событий представляет собой в действительности необходимый, целенаправленный, обладающий постоянной внутренней логикой и последовательностью процесс. Мыслители же ХК столетия О. Конт, К. Маркс, Г. Спенсер и их последователи решали задачу научного объяснения - построения каузальной теории этого процесса, сам факт которого уже не являлся предметом анализа.
Даже философская критика идеи прогресса на рубеже XIX и XX веков не поколебала социологической идеи развития. В трудах таких радикальных критиков идеи прогресса, как Ф. Ницше и О. Шпенглер отказ от представления о прогрессе как поступательном развитии компенсируется представлениями о «жизни», «становлении», «вечном возвращении», т. е. хотя и о циклическом, но все же развитии. В критике идеи прогресса проблематизируются направленность и значение, ценность развития, но онтологически развитие как универсальный и непрерывный процесс трансформации остается практически беспроблемным.
Продолжением «теоретической» критики идеи прогресса, можно считать работы К. Поппера, Р. Нисбета, Р. Будона. Итоговой вехой формирования в теоретической социологии умонастроения и дискурса отрицания идеи развития можно считать работу Петра Штомпки «Социология социальных изменений». Описание Штомпкой ситуации в социологической теории выглядит как сбалансированный подход, основанный на принципе историзма: «... невозможно понять современные взгляды на социаль-
ные изменения без знания того, из каких более ранних концепций они вытекают и каким теориям противопоставляются»1.
Классические концепции развития и современные концепции изменения (к последним отнесены, например, концепции модернизации и глобализации) для Штомпки предстают как две интеллектуальные традиции в социологии. Они рассматриваются как два идеала теории, каждый из которых по-своему привлекателен. Идея прогресса для П. Штомпки представляет интерес ориентированностью теоретических построений на совершенствование и гуманизацию общества. П. Штомпка выражает желание сохранить идею прогресса, несмотря на то, что на стороне критиков идеи прогресса не только теоретические аргументы, но и фактическая определенность: обострение груза экологических проблем, распространение гедонизма и пассивности2.
Понятие прогресса, широко используемое как целевое в социологии, философии, экономике и политологии, не отличается точностью и определенностью. Словарь иностранных слов трактует прогресс как «развитие нового, передового; движение к более совершенному состоянию, изменение к лучшему, переход на более высокую ступень развития». Большая советская энциклопедия определяет прогресс как «переход от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному». Но нетрудно заметить, что каждый из поясняющих терминов не вполне однозначен и сам нуждается в пояснении. В самом деле, как определить, что является лучшим, более совершенным, передовым и высоким? Что прогрессивнее - либеральная свобода мелкотоварного производства с нерегулируемым рынком или массовое производство, развернутое и планируемое государством? Что выше - «вечные» ценности индивидуализма или кооперативные консолидированные интересы общественных групп и государства? Что лучше - неограниченное потребительство и свобода от повседневного труда или добровольное самоограничение и культ трудолюбия и самопожертвования?
Можно в целом согласиться с рассуждениями известного ученого И. Р. Шафаревича по данной проблеме: «Жизнь становится лучше» - это точка зрения в высшей степени неопределенная. Все зависит от оценки. Если мы оцениваем качество жизни по количеству киловатт-часов, вырабатываемых обществом, то оценка будет одна. А если оценивать по чистоте воздуха - оценка будет другая. С чьей точки зрения мы смотрим?
1 Штомпка П. Социология социальных изменений. - М., 1996. - С. 13.
2 Там же. - С. 57-58.
Если с точки зрения английских переселенцев в Америку, оценка будет одна. Если с точки зрения аборигенов, индийцев, оценка будет другая»1.
Для человечества не безразлично, кем и во имя чего созидается прогресс. Мир сотворенный неизбежно несет на себе печать творца. Думали, во имя прогресса можно поступиться чем угодно, все окупится: во имя благой цели, светлого будущего все средства хороши. Но, в конечном счете, больше Света на всей планете Земля не стало, а в некоторых местах сгустилась Тьма. Так было во все времена, когда одно приносилось в жертву другому, даже не задумываясь над тем, имеет ли кто на это право в глубинном смысле, решая судьбу не только другого человека или народа, но и другого обычая и языка.
Ученые уже давно пытались найти такие элементы общества, которые выступали бы показателем или критерием прогресса, т. е. признаком, на основании которого производится оценка, мерилом оценки. В таком качестве выдвигались самые разные элементы: от роста населения до развития идей, от культуры до уровня потребления. Но при этом возникало много проблем. В первую очередь, сказывалась естественная трудность «разъятия» такой сложной системы, как общество.
Так как социальная система слишком сложна и взаимосвязана, то в ней не может быть постоянно доминирующего фактора прогресса, так как выступая причиной изменений в обществе, он сам попадает под их обратное воздействие. Поэтому трудно надеяться на получение некоторого критерия, т. е. своего рода «термометра» прямого показания. Представляется, что, скорее всего, можно говорить лишь об измерителе, постигаемом путем сложного анализа и который не будет выражаться чисто количественно.
К. Маркс, являясь прогрессистом и философским учеником Гегеля, взял в качестве критерия развития общества параметр, который легко можно измерить. Это были достаточно хорошо известные производительные силы. В частности, средства производства - производственная техника, а также тонны стали, чугуна, нефти, киловатты электроэнергии. История, по Марксу, должна двигаться прогрессивно, следовательно, каждый следующий этап более прогрессивен, чем предыдущий. При этом человек оказывается фактически не только целью исторического развития, но и средством. Однако в рамках исторического материализма так и не удалось связать развитие производительных сил с переходом от одной формации к другой.
Если учитывать то обстоятельство, что производительные силы неразрывно связаны с окружающей географической средой, причем в конце XX
1 Шафаревич И. Р. Духовные основы российского кризиса ХХ в. - М., 2001. -С. 27.
века это взаимодействие стало приобретать вполне зримые черты экологической катастрофы, то для масштаба всемирной истории уровень развития мировых производительных сил в определенной степени можно считать критерием прогресса.
Но не следует забывать при этом, что, во-первых, основным элементом производительных сил является не техника, а человек, и нельзя поэтому представлять производительные силы только как технику, так как в истории бывают случаи, когда при совершенствовании техники цивилизации остаются неподвижными или клонятся к упадку; возможны также и противоположные случаи, когда техника пребывает в застывшем состоянии, в то время как цивилизации не остаются неподвижными и движутся либо вперед, либо назад; и, во-вторых, производительные силы лишь с промышленным переворотом стали приобретать способность к саморазвитию, требуя количественного и качественного расширенного производства. Для доиндустриальных эпох это качество было в большей степени лишь потенциальным.
Поэтому в качестве критерия социального развития в отдельных странах нужен другой критерий, учитывающий национальную специфику той или иной страны.
Учитывая, что в мировых координатах картина социального прогресса выглядит несколько иначе, чем в каждом конкретном обществе, необходимо оттенить и учитывать следующее обстоятельство: определение критерия социального прогресса, особенно начиная со второй половины XX века, следует производить не только в русле Внутренней Логики Социального развития (ВЛСР), но и в контексте так называемой Большой Логики Социоприродной Эволюции (БЛСЭ).
Историческая логика человечества складывается в форме диалектики взаимодействия ВЛСР и БЛСЭ (эти понятия впервые в научный оборот были введены А. И. Субетто). При этом «Внутренняя Логика» есть историческая логика движения «внутренних детерминант развития», а «Большая Логика» есть «логика движения», включающая действие «внешних» (за пределами общества и экономики) «детерминант развития».
Практически все объяснительные обществоведческие схемы (форма-ционная логика К. Маркса, цивилизационный подход одного из идеологов славянофильства Н. Я. Данилевского, логика «длинных» экономических циклов Н. Д. Кондратьева, логико-теоретические схемы Дж. М. Кейнса и Дж. Гэлбрейта, все «экономиксовые» и социологические теории) так или иначе исследуют ВЛСР. БЛСЭ находилась при этом, как правило, вне «поля зрения» общественных наук.
БЛСЭ так же действовала в Истории. Но она не была в «фокусе» внимания ученых-обществоведов, хотя значительная часть катастроф (около 30%) имела экологический характер.
БЛСЭ выдвигает на передний план в качестве основания стадиали-зации истории человечества энергетический базис хозяйствования человека на Земле. По этому основанию история человечества, его хозяйства и экономики состоялась как «малоэнергетическая история», что и позволило ей, несмотря на в определенной мере разрушительный характер, реализоваться. Основными видами энергии были энергия мускулов человека, домашних тягловых животных, ветряных и водяных мельниц. Промышленная революция, сопровождающая капиталистическую формаци-онную революцию в странах западной Европы и США, в целом не изменила ситуацию по отношению к человечеству.
В ХХ веке произошел измеряемый несколькими порядками энергетический скачок и трансформация «вещественной цивилизации» в «энергетическую цивилизацию». Стихийная, рыночно-капиталистическая форма мирохозяйствования человечества в единстве с энергетическим базисом большой мощности поставили человечество на край экологической катастрофы1.
Очевидно, что в контексте диалектики ВЛСР и БЛСЭ для «разведения» понятий «социальный прогресс» и «социальные изменения» следует выделять два аспекта критерия социального развития: 1) «человеческий» и 2) «экологический».
«Человеческий» аспект критерия общественного развития национален: на Западе, опирающемся на традиции эпохи Возрождения, под социальным развитием понимается объективно направленный процесс, основной причиной которого является приращение знаний. В России под социальным развитием подразумеваются ценностно-нагруженные социальные преобразования, находящиеся в русле православной традиции и в то же время означающие определенный позитивный сдвиг в направлении нравственного совершенствования членов общества.
«Экологический» критерий социального развития наднационален: в русле БЛСЭ социальным развитием можно считать только процесс социальных преобразований, не наносящий ущерба Природе (т.е. обеспечивающий «устойчивое развитие»), которая не имеет национальных границ.
Следует заметить, что этимология слова «природа» говорит о том, что для российского сознания было характерно своеобразное обожествление природы, начиная с доисторических времен и кончая современностью. В древнерусском мировоззрении существовал целый пантеон бо-
1 См.: СубеттоА. И. Основания и императивы стратегии развития России в XXI в. - С. 82-84.
гов, с именами которых связывался сам Космос, его устройство и происхождение. Главным божеством и родоначальником древнерусских и древнеславянских богов был Род - бог Вселенной, прародитель мира и человека, божество всей природы и плодородия. Он олицетворял Космическую Жизнь до того, как появились в мире Свет и Солнце, Земля и Небо, вода и суша, люди и звери. Человеческий род ведет свою родословную от этого верховного божества Рода. Имя этого бога было на Руси настолько значимым, что оно и в настоящее время живет в русской речи. Как бог Род породил все живое и неживое во вселенной и саму Вселенную, так и слово (корень «род») породило целую семью однокоренных понятий, имеющих непреходящее значение для русских людей: «природа», «родина», «народ», «родня», «порода», «родник», «родить» и т.д.1
Славянский языческий мир был включен в российский христианский космос, но в преображенном греческом вероисповедальном виде. Это была попытка создания органичного, многоединого общества, основанного на соединении разнородных начал.
Очевидно, что эти два способа различения социального развития и социальных изменений и следует использовать в качестве инструмента анализа тех теорий трансформации общества, которые наиболее популярны в социологическом сообществе на рубеже XX и XXI века - теории модернизации и тесно с ней связанной концепцией глобализации.
1 См.: Демин В. Н. К звездам быстрее света. Русский космизм вчера, сегодня, завтра. - М., 1993. - С. 12.
