CC BY
81
Вестник Челябинского государстеенногоуниеерситета. 2015. № 20 (375). Филология. Искусствоведение. Вып. 97. С. 46-51.
УДК 821.161.1
ББК 83.3(2)
Н.Л. Зыховская
СОЦИАЛЬНЫЕ ЗАПАХИ В ПРОЗЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА
Рассматривается творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина через важную составляющую: воссоздание социальных запахов. Анализируются различные ольфакторные приемы, при помощи которых Салтыков-Щедрин представляет модель общественной жизни. Выявляются ключевые характеристики запаха героев произведений, выстраивается сквозная ольфакторная оппозиция: «вонь» - «благоухание».
Ключевые слова: проза, творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина, социальные запахи, олъ-факция.
Отношение человечества к запахам составляет одну из устойчивых доминант культуры. Однако оценка запаха как части традиционной культурной системы в анализе русской художественной прозы носит эпизодический характер, не претендующий на актуальное комплексное решение указанной задачи. Формируя представление о картине мира, человек перерабатывает информацию, полученную при помощи разных органов чувств. Известно, что 90 % этой информации он получает через зрительные ощущения, но не говорить о других 10 % - значит не представить цельную, законченную картину мира. Речь в предлагаемой статье пойдет об ольфакторности - совокупности обонятельных впечатлений, которые в ходе коммуникативной практики нуждаются в языковом воплощении: в литературных произведениях русской национальной традиции.
Растущий интерес к проблеме вербализации запахов в тексте (хотя и не в полной мере) отражен в комплексно-обобщающих научных подходах и концепциях и осознается большинством исследователей как назревшая необходимость. Среди всех пяти органов чувств обоняние занимает далеко не равную позицию. Видеть и слышать - две главные функции, которые обеспечивают безопасность, обоняние в этой связи оказывается ощущением факультативным. Без него в принципе можно обойтись, его можно рассматривать как рудимент, доставшийся нам от животных предков, чье обоняние было развито лучше и выполняло всю ту же защитную роль. Но осмысление запаха всегда занимало человеческое сознание. История культивирования обонятельных реакций может рассматриваться как процесс «приручения» и «окультуривания» естественного рецеп-
тора: вся история парфюмерии есть история воплощения искусственного в сфере запахов (вплоть до искусственных заменителей природных источников запахов).
В оппозиции «естественное» - «культурное» обоняние может рассматриваться как площадка непрекращающегося эксперимента, что и объясняет во многом настойчивое стремление человека перевести на язык простой ментальности сложную рецепторную работу обоняния. Общая теория обоняния создана и освоена, понятны механизмы распознавания запахов, раскрыта связь восприятия запаха с деятельностью центральной нервной системы, в общих чертах воссоздана физиологическая обонятельная картина. Однако психическая составляющая, в том числе и коммуникативный потенциал запахов и их распознавание, во многом остается неизученной областью. И именно литературный текст призван восполнить эту лакуну, ведь его главная задача - включение запаха в общую стереокартину мира, которую он стремится создать, максимально стирая знаки собственной искусственности.
К наиболее концентрированным попыткам «обнаружения запаха в тексте» мы можем отнести исследование лексики восприятия в романах М. А. Булгакова, осуществленное Е. В. Свинцицкой [11]; анализ сенсорной лексики в произведениях Ю. Н. Куранова в исследовании Л. О. Овчинниковой [7], изучение прилагательных, образующих домен «запах» в английском и русском языках у Л. В. Лаен-ко [5]; попытки реактуализации одорической лексики в художественном тексте в работе А. В. Дроботун [2], значимый труд по выявлению общих характеристик лексико-семантиче-ского поля «запах» в русском языке Н. С. Пав-
ловой [8]; изучение поэзии Серебряного века с позиций ольфакторности Н. А. Рогачевой [9]; интересные философско-культурологиче-ские интерпретации ароматов работы на стыке культурологии у И. А. Манкевич [6].
В настоящей статье осуществлен анализ ольфакторных метафор, при помощи которых представлено описание общественной жизни в творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина. Описание «миазмов» общественной жизни - важнейшая задача автора. Его чувствительность к запахам в конечном счете сказывается в развитости метафорического ольфактория: «Всякому, вероятно, случалось, проходя мимо клоаки, не только зажимать нос, но и стараться не дышать; точно такое же насилие должен делать над собой человек, когда вступает в область, насыщенную празднословием и пошлостью. Он должен притупить в себе зрение, слух, обоняние, вкус; должен победить всякую восприимчивость, одеревенеть. Только тогда миазмы пошлости не задушат его» [10. Т. XIII. С. 165] («Господа Головлевы»),
Запах денег иногда оказывается «реализованной метафорой»: «А сверх того, Разуваев имеет простодушно-наглое убеждение, что стоит только помахать у помещика под носом ассигнацией, чтоб он сейчас же, от одного ассигнационного запаха, впал в изнеможение» [10. Т. XIII. С. 347] («Убежище Монрепо»); «- Это бывает, - ответил он, - в моей практике я и не такие чудеса видел. Позвали меня однажды к попу. Прихожу, лежит мой поп, как колода, языком не владеет, не слышит, не видит, только носом нюхает. Домашние, разумеется, в смятении; приготовляют горчиш-ники, припарки. «Не нужно, говорю, ничего, а вот поднесите ему к носу ассигнацию». И что ж бы вы думали? как только он нюхнул, вдруг вскочил как встрепанный! Откуда что полезло: и заговорил, и прозрел, и услышал! И сейчас же водки попросил» [10. Т. XI. С. 459] («Благонамеренные речи»), У Салтыкова-Щедрина частотными являются и случаи использования выражения «пахнуть чем-то» в значении метафорического описания какого-то человека, события, качества, явления: «От Прелестнова пахло публицистикой, просонками и головною болью» [10. Т. X. С. 385] («Дневник провинциала в Петербурге»); «легко пишутся проекты, в которых реформаторские затеи счастливым образом сочетаются с запахом сивухи и с тем благосклонным отношением к жульничеству, которое доказывает, что жульничество - сила
и что с этой силой необходимо считаться» [10. Т. X. С. 497] («Дневник провинциала в Петербурге»); «Как только появилась моя тень, так тотчас же комната присяжных наполнилась тем острым «запахом миллиона», который в наши дни решает судьбу не гарантированных правительством предприятий...» [10. Т. X. С. 495] («Дневник провинциала в Петербурге»); «- И богатство есть, и фабрики, и заводы; даже полиция есть. Но чтоб была цивилизация - вот с чем я никогда не соглашусь! Плоха, брат, та цивилизация, от которой мертвечиной пахнет, в которой жизни духа нет!» [10. Т. XI. С. 424] («Благонамеренные речи»); «Отправился ретивый начальник по начальству. Видит: дом, где начальник живет, новой краской выкрашен; швейцар - новый, курьеры - новые. А наконец и сам начальник - с иголочки. От прежнего начальника вредом пахло, а от нового - пользою» [10. Т. XV. С. 195].
Салтыков-Щедрин отыскивает самые разные смыслы ольфакторных фрагментов. Запах тления от человека означает консерватизм и неактуальность мышления («Жарь! - вот извечный секрет непочатых, но уже припахивающих тлением людей, секрет, в котором замыкается и идея возмездия, и идея поучения. Всех жарь, а в том числе и их, прохвостов, ибо они и своей собственной шкуры не жалеют» - «Письма к тетеньке» [10. Т. XIV. С. 325]); тот же смысл и в выражении «запах несвежей провизии»: «Они, Пафнутьевы, Дракины, Хлобыстовские, которые уж в качестве лудильщиков успели наполнить вселенную воплями? Тетенька, да разве они «свежие»? помилуйте! ведь от них уже с которых пор несвежей провизией припахивает! Но припахивает или нет, а они явились» [10. Т. XIV. С. 323] («Письма к тетеньке»). Восприятие одного и того же запаха в разное время обитания в нем становится метафорой смены отношения к жизни: «Я ничего не читал в газетах о подвигах вашего Пафнутьева, но слышал, что он был в Петербурге и нюхал. Сначала находил, что пахнет амбре, потом, по мере того как надежды на «проникновение» померкали, стал относиться к запахам с притворным равнодушием и, наконец, пустился в почтительное сквернословие. И так как Петербург нынче переполнен Пафнутьевыми, которые все приехали понюхать, чем пахнет, то у всех у них ваш Пафну-тьев был с визитом и всем говорил, что надобно «взглянуть на положение вещей серьезно», и прежде всего начать с оздоровления корней» [10. Т. XIV. С. 325] («Письма к тетеньке»).
«Вонь», как и в других примерах, приведенных выше, оказывается метафорой безнравственности: «В это же время бодрствует в своей конуре и шпион. Он приводит в порядок собранные матерьялы, проводит их сквозь горнило своего понимания и, чувствуя, что от этого «понимания» воняет, сдабривает его клеветою» [1. Т. XIV. С. 67] («Зарубежом»),
Запах вообще может выступать метафорой сути того или иного явления: «- Ну, теперь, благодаря мсье Корепанову, вы, верно, уж достаточно знакомы со всем крутогорским обществом? - перебила княжна Анна Львовна, садясь возле меня. - Нет еще, княжна, - отвечал Корепанов, - Николай Иваныч покамест более познакомился со мной, нежели с здешним обществом... Впрочем, здешнее общество осязательно изобразить нельзя: в него нужно самому втравиться, нужно самому пожить его жизнью, чтоб узнать его. Здешнее общество имеет свой запах, а свойство запаха, как вам известно, нельзя объяснить человеку, который никогда его не обонял. - Вы злой человек, мсье Корепанов!» [10. Т. II. С. 283] («Губернские очерки»). Настолько же метафорично выражение «вонь и грязь»: «И между тем - замечательная вещь! - даже личность, одаренная наиболее деликатными нервами, редко успевает отделаться от сокрушительного влияния этой миниятюрной и, по наружности, столь непривлекательной жизни! Не вдруг, а день за день, воровски подкрадывается к человеку провинцияльная вонь и грязь, и в одно прекрасное утро он с изумлением ощущает себя сидящим по уши во всех крошечных гнусностях и дешевых злодействах, которыми преизобилует жизнь маленького городка» [10. Т. II. С. 78] («Губернские очерки»), В последнем примере мы наблюдаем буквальное соответствие выражению «по уши в грязи», где совпадает представление об онтологической грязи, отличающей провинциальный быт, и грязи нравственной, как и в другом месте того же произведения: «Приедешь иной раз в город - ну, такая, братец, там мерзость и вонь, что даже душу тебе воротит! Кляузы, да сплетни, да франтовство какое-то тупоумное!.. А воротишься в деревню - какая вдруг божья благодать всю внутренность твою просветлит!» [10. Т. II. С. 292] («Губернские очерки»). То, что пустота провинциальной жизни выступает как «нравственное зловоние», показательно для образной манеры Салтыкова-Щедрина, более того, обонятельное отвращение переходит в «пищеварительную» реакцию - от
этого «запаха» тошнит. Интересно, что Щедрин избегает натуралистических описаний запахов, настоящей вони, а использует все эти «сильные» ольфакторные образы исключительно в переносном смысле: «О, вы, которые живете другою, широкою жизнию, вы, которых оставляют жить и которые оставляете жить других, - завидую вам! И если когда-нибудь придется вам горько и вы усомнитесь в вашем счастии, вспомните, что есть иной мир, мир зловоний и болотных испарений, мир сплетен и жирных кулебяк - и горе вам, если вы тотчас не поспешите подписать удовольствие вечному истцу вашей жизни - обществу!» [10. Т. II. С. 226] («Губернские очерки»),
«Зловонными испарениями» называет Салтыков-Щедрин «лесть и ласкательство» в том же произведении. В том же смысле вводит он окказионализм «злоуханный» (встречается только у Салтыкова-Щедрина: «Обитатель Монрепо потухает сам собой, естественно, неизбежно. Потухает с отрадным убеждением, что последние его мерцания не отравили окрестности запахом злоуханной гари, которая при других, менее благоприятных условиях непременно вконец измучила бы человека, заменив подлинную жизнедеятельность искусственным калечеством» [10. Т. XIII. С. 325] («Убежище Монрепо»).
Отметим также и эпитет «пахучий», применяемый к самым разным предметам в разных смыслах. Внимание к обонянию как значимому органу, доставляющему не только «органо-лептическую», но «высшую», нравственную «информацию», позволило Салтыкову-Щедрину развить образ человека «вынюхивающего».
Здесь «вынюхивать» означает «разведывать», узнавать скрытые обстоятельства: «Вот вам и вся эпопея пафнутьевского пребывания в Петербурге. Рассказал мне ее один из недоню-хавшихся нюхателей, который и в палкинском бунтовстве запевалой был, но успел счастливо ускользнуть, да вдобавок еще и ложку, впопыхах, в карман запрятал» [10. Т. XIV. С. 307] («Письма к тетеньке»); «Кровопийца! - так и вертелось на языке у Анниньки. Но она сдержалась, быстро налила себе стакан воды и залпом его выпила. Иудушка словно нюхом отгадывал, что в ней происходит» [10. Т. XIII. С. 167] («Господа Головлевы»); «Молчит Фейер, только усами, как таракан, шевелит, словно обнюхивает, чем пахнет. Вот и приходит как-то купчик в гостиный двор в лавку, а в зубах у него цигарка» [10. Т. II. С. 31] («Губернские
очерки»); «Или, бывало, желательно губернии перед начальством отличиться. Пишут Фейеру из губернии, был чтоб бродяга, и такой бродяга, чтобы в нос бросилось. Вот и начнет Фей-ер по городу рыскать, и все нюхает, к огонькам присматривается, нет ли где сборища» [10. Т. II. С. 28] («Губернские очерки»).
Не просто принюхивание, но даже «под-нюхивание» (окказионализм, основанный на значении глагола «подглядывать») оказываются главным действием героев-«шпионов»: «Во-вторых, мы, глуповцы, хотя и простодушный народ, но имеем чутье острое и цепкое. Мы как раз поднюхаем, что ты не впрямь глуповец, а только прикидываешься им. А под-нюхавши, мы скажем друг другу: «Эге! да он мошенник! да к тому же, слава богу, и трус!»» [10. Т. III. С. 281] («Сатиры в прозе», «К читателю»); «.. .у глуповца имеется своего рода чутье; он нюхает день, нюхает два, и наконец подню-хивает-таки в вас нечто несродное Глупову. И с этой поры он вас ненавидит, хотя и продолжает целовать ваши руки; он ненавидит вас тем сильнее, что любовь к картам и снисхождение к водке кажутся ему с вашей стороны лишь преднамеренным притворством» [10. Т. III. С. 472] («Сатиры в прозе», «Клевета»).
Близко к самому этому процессу «подню-хивания» стоит и поиск «духа», враждебного общему взгляду начальства: «Даже несомненно консервативные «корни и нити», которыми он еще так недавно щеголял, показались ему мелкими и презренными. Все это пустая и лишняя процедура. Ему нужно совсем не то; ему нужен не факт, а «дух»... - Я этот «дух» уничтожу! - вопиял он на всех перекрестках и распутиях. - Я этот «дух» из них выбью! И вслед за тем давал Ноздреву поручение подню-хать, чем пахнет. Но ни он, ни Тарас Скотинин не могли определить, в чем состоит тот «дух», который они поставили себе задачею сокрушить: «Тайные помышления бог судит, ибо он один в совершенстве видит сокровенную человеческую мысль...» Нынче все так упростилось, что даже становой, нимало не робея, говорит себе: «А дай-ка и я понюхаю, чем в человеческой душе пахнет!» И нюхает. Я сижу дома и, запершись от людей, Поль де Кока читаю, а становой уже нечто насчет «превратных толкований» умозаключил!» [10. Т. XI. С. 116] («Благонамеренные речи»).
Описание человека в мире Салтыкова-Щедрина с точки зрения ольфакторной поэтики обычно негативно или условно-негативно. Это
всегда резкие, неприятные запахи, эпитеты «пахучий», «вонючий» применяются к самым разным источникам запахов. Важной чертой ольфактория становится сопоставление «благополучия» и «вони». Именно неприятные запахи, маркирующие жилище героев и их самих, есть одновременно и символ жизни, не-смерти, которая сама по себе обычно обозначается отсутствием запахов, запахами заброшенности, пустоты, покинутости. В то же время для ольфакторной картины мира Салтыкова-Щедрина значим «второй этаж смыслов» - переносные значения понятий «вонь», «благоухание». Но в большей степени, конечно, именно «вонь». Именно она и обозначает нравственное неблагополучие жизни, именно она и является ольфакторной доминантой существования людей - подглядывающих, подслушивающих, «поднюхивающих». Салтыков-Щедрин, несомненно, ближе к традиционной ольфакторной вертикали, чем Толстой или Тургенев. Но тем не менее и в его творчестве мы видим усиление натуралистической, физиологической составляющей.
Список литературы
1. Вежбицкая, А. Семантические универсалии в описании языков / А. Вежбицкая // Яз. рус. культуры. - М., 1999. - 780 с.
2. Дроботун, А. В. Лексика обоняния в языке художественной прозы М. А. Шолохова : автореф. дис. ... канд. филол. наук/ А. В. Дроботун. - М., 2006. - 24 с.
3. Жаркова, О. С. Лексика ощущения, восприятия и чувственного представления как средство номинации и предикации в поэмах С. Есенина : автореф. дис. ... канд. филол. наук / О. С. Жаркова. - М., 2005. - 22 с.
4. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. - М., 2002. -264 с.
5. Лаенко, Л. В. Перцептивный признак как объект номинации / Л. В. Лаенко // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. - 2004. - № 2. Филология. Журналистика. - С. 71-77.
6. Манкевич, И. А. Поэтика обыкновенного: опыт культурологической интерпретации / И. А. Манкевич. - СПб., 2011.-712 с.
7. Овчинникова, Л. О. Сенсорная лексика как средство выражения ценностной картины мира Ю. Н. Куранова : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Л. О. Овчинникова. - Калининград, 2010. - 22 с.
8. Павлова, Н. С. Лексика с семой «запах» в языке, речи и тексте : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Н. С. Павлова. - Екатеринбург, 2006,- 18 с.
9. Рогачева, Н. А. Ольфакторное пространство русской поэзии конца XIX - началаXX в.: проблемы поэтики / Н. А. Рогачева. - Тюмень, 2010.-404 с.
Ю.Салтыков-Щедрин, М. Е. Собрание сочинений : в 20 т. / М. Е. Салтыков-Щедрин. -М., 1965-1977.
11. Свинцицкая, Е. В. Реализация художественно-эстетического потенциала лексики восприятия в романах М. А. Булгакова : автореф. дис. ... канд. филол. наук/Е. В. Свинцицкая. - Самара, 2004. - 18 с.
Сведения об авторе
Зыховская Наталья Львовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы Южно-Уральского государственного университета (национальный исследовательский университет) (Челябинск). [email protected]
Bulletin ofChelyabinskState University. 2015. No. 20 (375). Philology. Arts. Issue 97. Pp. 46-51.
SOCIAL SMELLS IN THE PROSE OF SALTYKOV-SHCHEDRIN
N. L. Zykhovskaya
Southern Ural state university (national research university), [email protected]
The article is devoted to the understanding of creativity of Saltykov-Shchedrin through the important component - the reconstruction of social odors. The author analyzes the different olfactory methods which Saltykov-Shchedrin used to represent a model of social life. Author identifies key characteristics of character's smell. This helps to build sequentially olfactory opposition, "stink" - "savor".
Keywords\ prose, M. E. Saltykov-Shchedrin's creativity, socialsmells, olfaction.
References
1.Vezhbickaya A. Semanticheskie universalii v opisanii yazykov [Semantic universale in the description languages]. Yazyki russkoj kul'tury [Languages Russian culture]. Moscow, 1999. 780 p. (In Russ.).
2. Drobotun A.V. Leksika obonyaniya vyazyke hudozhestvennojprozyMA. Sholohova [Vocabulary smell in the language of fiction Sholokhov]. Moscow, 2006. 24 p. (In Russ.).
3. Zharkova O.S. Leksika oshchushcheniya, vospriyatiya i chuvstvennogo predstavleniya kak sredstvo nominacii i predikacii v poehmah S. Esenina [Vocabulary sensation, perception and sense-perception as a means of nomination and predication in the poems of Esenin], Moscow, 2005. 22 p. (In Russ).
4. Karaulov Yu.N. Russkijyazyk i yazykovaya lichnost' [Russian language and linguistic identity]. Moscow, 2002. 264 p. (In Russ.).
5. Laenko L.V. Perceptivnyj priznak kak ob"ekt nominacii [Perceptual features as an object of nomination], Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta, Serija «Lingvistika I mezhkul'turnaja kommunikacija» [Bulletin of VGU, Series "Philology. Journalism"], 2004, no. 2, pp. 71-77. (InRuss.).
6. Mankevich I.A. Poehtika obyknovennogo: opyt kul 'turologicheskoj interpretacii [The poetics of the ordinary: the experience of cultural urological interpretation], St. Petersburg, 2011. 712 p. (In Russ.).
7. Ovchinnikova L.O. Sensornaya leksika kak sredstvo vyrazheniya cennostnoj kartiny mira Yu.N. Kuranova [Touch vocabulary as a means of expressing the value picture of the world Kuranova]. Kaliningrad, 2010.22 p.(In Russ.).
8. Pavlova N.S. Leksika s semoj "zapah" v yazyke, rechi i tekste [Vocabulary meaning "odor" in language, speech andtext]. Ekaterinburg, 2006. 18 p.(In Russ.).
9. RogachevaN.A. Ol'faktornoeprostranstvo russkojpoehziikoncaXIX-nachalaXXw.:problemy poehtiki [Olfactory space Russian poetry of the end of XIX - early XX centuries: problem of poetics]. Tyumen, 2010. 404 p. (In Russ.).
lO.Saltykov-Shchedrin M.E. Sobranie sochinenij : v 20 tomah [Collected works in 20 volumes]. Moscow, 1965-1977. (In Russ.).
11. Svincickaya E.V. Realizaciya hudozhestvenno-ehsteticheskogo potencíala leksiki vospriyatiya v romanah M.A. Bulgakova [Implementation of artistic and aesthetic potential of language perception in the novels ofBulgakov]. Samara, 2004. 18 p. (In Russ.).
