CC BY-NC-ND
15
Г.А. Цветкова А.А. Бесполитов
СОЦИАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ КАК ФАКТОРЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕСТНОГО СООБЩЕСТВА1
Примерно полтора десятилетия назад местное самоуправление в России получило независимость. Однако изменение его официального статуса практически не изменило жизнь членов муниципального сообщества. Разительно увеличилось расслоение, появились глубокая отчужденность, апатия и пассивность. В результате нарушился баланс социальных различий, предопределяющий общественные отношения и социальную интеграцию. Между тем эти вопросы имеют стратегическое значение и на деле оборачиваются крупными издержками и просчетами. Вот почему целью данной статьи является выявление и анализ деятельности субъектов, обладающих определенными социальными различиями.
При этом мы исходим из посыла, что нет человеческого сообщества без социальных различий. Тот или иной исторический этап формирует определенный баланс социальных различий, стимулирующий или препятствующий развитию социально-экономических процессов. Учитывая это, попробуем через степень социальных различий выявить их реальный баланс. Кроме того, учитывая динамику приоритетности современных социальных различий, определим основные социальные группы, или слои, потенциально влияющие на баланс социальных различий.
В качестве критерия выделения социальных групп как структурообразующих элементов общества будем использовать их ресурсы и возможности, позволяющие определить влияние социальных групп на современные процессы. Взяв за основу базовые сферы жизнедеятельности людей, условно объединим социальные различия в три группы (табл.). Это позволит взглянуть на ситуацию сверху и всесторонне оценить совокупность имеющихся проблем в различных областях. Что касается логики изложения материала, то в ее основу положим приоритет различий в определенной сфере.
Итак, анализ и обобщение эмпирических данных базового исследования - мониторинга всероссийского исследования «Демократия и местное самоуправление» (1995, 1999, 2005)2 -позволили выявить следующие особенности современной жизни местного сообщества:
1) социальные различия касаются всех групп и слоев общества - богатых и бедных, руководителей и подчиненных, работников, занимающихся физическим или умственным трудом, и др., поэтому потенциально и реально они все могут быть основными субъектами местного самоуправления и тем самым влиять на положение дел;
2) степень социальных различий дифференцирована и неустойчива;
3) резкие различия охватывают как вертикальные, так и горизонтальные общественные связи;
4) количественная дифференциация различий наблюдается в разных сферах: наибольшее количество их видов в социальной (6), наименьшее - в общественно-политической сфере (2);
5) приоритетность различий в экономической сфере присутствует на протяжении последних 10 лет.
Следовательно, социальные различия вносят в общественные связи муниципального уровня дисбаланс и неустойчивость взаимоотношений. Основной очаг напряженности они образуют в экономическом секторе. Учитывая это, остановимся на различиях в экономике более подробно.
Что же здесь вызывает тревогу?
Во-первых, различия в доходах, предопределяющие расслоение населения на богатых и бедных. На злободневность этой проблемы в той или иной степени указало большинство экспертов во всех замерах: 1995 г. - 91,3%; 1999 - 90,4%; 2005 - 90,5% (см. табл.). Следовательно, в общественном сознании сформировались устойчивые представления о том, что состояние экономики сложное и тревожное.
Во-вторых, заставляет задуматься острота данной проблемы: трехкратная разница оценок различий доходов в сравнении с другими различиями. Если в 1995 г. большую степень различий в доходах подчеркнуло более 50% респондентов, то на различия между начальником и подчиненным указали 17,6%, на различия в образовании - 15,5% респондентов, что указывает на глобальность кризиса в экономике.
В-третьих, тревожит и то, что ситуация усугубляется: если в 1995 г. высокую степень проблемы отмечали 52,7% опрошен-
ных, то в 2005 г. - 65,5%. Доказательством актуальности проблемы может быть и другой факт - постоянное сокращение числа тех, кого проблема различия в доходах ранее не беспокоила: 1995 г. - 7,5%; 1995 - 4,1%; 2005 - 3,6%.
Таблица
Различия, разделяющие людей на муниципальном уровне (% от общего числа опрошенных)
Социальные В большой степени В определенной Ни в какой
различия степени степени
1995 1999 2005 1995 1999 2005 1995 1999 2005
Группа № 1 Экономичес-
кая сфера:
в доходах 52,7 56,4 65,5 38,6 34,0 25,0 7,5 4,1 3,6
между началь- 17,6 15,8 20,4 63,2 53,7 48,7 16,8 22,0 17,1
ником и под-
чиненным
между 8,6 8,6 - 57,4 42,4 - 31,3 40,5 -
людьми физического
и умственного
труда
Группа № 2 Общественно-
политическая
сфера:
между теми, 15,8 19,4 18,8 61,5 55,8 53,4 20,0 17,3 15,0
кто стремится к обществен-
ным переме-
нам и кто пре-
пятствует им
политических 9,4 13,3 10,7 51,8 56,6 44,0 35,6 23,0 30,9
взглядов
Окончание таблицы
Социальные В большой степени В определенной Ни в какой
различия степени степени
1995 1999 2005 1995 1999 2005 1995 1999 2005
Группа № 3
Социальная
сфера
в образовании 15,5 8,8 16,6 60,2 55,4 51,2 21,8 27,2 18,2
между 10,2 7,4 13,1 57,0 48,8 44,1 30,3 35,4 28,1
старыми и
молодыми
в социальном 8,6 8,4 16,1 40,6 36,5 38,7 48,5 46,7 31,3
происхож-
дении
между русско- 6,2 5,4 - 27,2 24,4 - 61,4 60,4 -
язычным и
иноязычным
населением
религиозных 4,1 3,5 4,0 31,1 26,3 32,7 61,9 60,6 47,3
взглядов
в расовом и 3,9 5,0 7,9 35,6 27,7 32,1 58,1 58,0 45,6
этническом
происхож-
дении
Источник: данные мониторинга всероссийского исследования «Демократия и местное самоуправление» (1995, 1999, 2005).
Подтверждением результатов социологических замеров служат данные официальной статистики и результаты сопоставляемых социологических исследований ведущих социологических центров России. На конец 1999 г. за чертой бедности (ниже прожиточного минимума) жило 30% населения: в городах - до 29%, на селе - до 52%. С учетом субъективных оценок доля живших на уровне прожиточного минимума и ниже составляла 75-80%.
Об особенно резком разрыве между массовыми слоями и верхушкой общества, превратившейся в олигархию, заявили 32% опрошенных, которые из четырех предложенных им на выбор моделей стратификации указали на ту, где верхушка общества резко отделена от остальной его части [1].
Характерным было и то, что большинство респондентов, оценивая свое материальное положение как среднее, в действительности расходовали на питание основную часть денежных средств: 1995 г. - 49,0%, 1998 - 51,3%, 2001 - 45,9%, 2002 - 41,7%, 2003 - 37,7%, 2004 - 36,0%. Тех, кто тратил на еду больше трети заработной платы было свыше 80%. Крайнюю нужду испытывали в 1995 г. - 30%, в 1998 - 51,5%, в 2001 - 25,4%. В 2000-2003 гг. различия в доходах населения не только не сократились, но и выросли. Коэффициент Джини составил в 2003 г. 0,400 (в 2000 г. -0,395), а коэффициент фондов - 14,3 раз (в 2000 г. - 13,9 раз) [2].
Мало изменились обстоятельства и в последние годы. Согласно результатам масштабного исследования «Социальное неравенство в социологическом измерении», проведенного в 2006 г. Институтом социологии РАН, особенно большое недовольство у опрошенных вызвал разрыв между богатыми и бедными. О том, что ситуация обостряется, заявило 47% опрошенных. Причем свое неодобрение выражали не только те, кто едва сводил концы с концами, но и вполне обеспеченная в материальном отношении часть жителей. Около 70% утверждали, что дифференциация доходов неоправданно велика, и еще почти 20% с этим утверждением были «скорее согласны, чем не согласны» [3]. Аналогичные результаты получены и при опросе высокооплачиваемых работников ОАО «Нытва», полагающих, что их труд оплачивается несправедливо, поэтому заработную плату нужно повысить [4].
Тенденция, отражающая глобальное расслоение людей выявлена и членкором РАН В. Ивановым [5]. Изучение им эмпирических данных вскрыло низкий уровень материального достатка и серьезное расслоение общества по доходам. В ранжированном ряду десяти наиболее важных проблем острую озабоченность вызывала бедность, которой были обеспокоены различные категории населения. Каждый седьмой опрошенный (13,5%) отнес себя к категории людей с крайне низкими доходами, едва сводящими концы с концами. Каждый пятый (21,1%) посчитал, что он является представителем группы «с низкими доходами, которым на всем приходится экономить». Каждый третий респондент (32,7%) отнес себя к людям «с доходами ниже среднего, которые не могут себе многого позволить». Только менее трети опрошенных (30,5%) заявили, что относят себя к людям «с доходами среднего достатка, живущими не хуже других». И лишь единицы респондентов (2,3%), как подчеркивает ученый, указали на то, что относят себя к категории людей «с доходами выше среднего, живущими вполне благополучно».
Следовательно, на местном уровне вот уже на протяжении десяти лет основным очагом напряженности является экономическая сфера. Основой, разделяющей членов местного сообщества и тем самым создающей условия для пауперизации населения, служат различия в доходах. Тенденция их многократного превосходства над другими видами различий сохраняется, что создает дисбаланс потребления: вынужденное «отступление» от «высших» потребностей во имя обеспечения насущных. Эти и подобные факты могут свидетельствовать, что отношение населения к результатам экономических реформ неоднозначное. Наш вывод подтверждают данные и других исследований, вскрывающие негативный прогноз на будущее, поскольку большинство жителей далеко не уверены, что их материальное положение в ближайшее время изменится.
Важно и то, что уменьшение количества людей, не испытывающих материальных затруднений, и одновременное увеличение удельного веса тех, кому стало жить труднее, заметны не только в общей массе респондентов. Эта тенденция затронула как старшие возрастные группы, так и людей среднего возраста -30-49 лет, как с высшим, так и средним и средним специальным образованием, а также жителей всех типов муниципальных образований [6]. Это свидетельствует о том, что экономические реформы локального уровня дают сбои.
Каковы же истоки и тенденции выявленной проблемы? Что в основном влияет на дифференциацию доходов населения?
Во-первых, низкий уровень оплаты труда. Если в 1990 г. заработная плата в общей сумме доходов составляла 76,4%, то в 1991 г. лишь 59,7%, в 1992 - 69,9%, 1993 - 60,5%, 1994 - 46,4%, 1995 - 30,7%; далее несколько повысилась: 1996 г. - 43,4%, в 2004 - 64,9% [7]. Согласно данным Т.И. Заславской, средняя заработная плата отечественных работников в 5-7 раз отстает от уровня европейских пособий по безработице. Доля же заработной платы работников в стоимости конечной продукции в России втрое ниже, чем в США [8]. Это свидетельствует о том, что отечественные работники жестоко эксплуатируются руководителями предприятий и организаций.
Во-вторых, наслоением проблем стала несправедливость в оплате труда, когда за один и тот же труд люди получали разную оплату или когда высококвалифицированный специалист получал равную или даже меньшую оплату, чем работник низкой квалификации. По отдельным данным, разница оплат достигает 30-кратного размера. Максимальную оплату труда имеют такие отрасли экономики, как банковский сектор, связь,
строительство и лесное хозяйство. Минимальная - в электроэнергетике, химии и нефтехимии, промышленности стройматериалов. По сути, деформация заработной платы превратила ее в пособие, поддерживающее жизненный процесс человека, но не обеспечивающее даже воспроизводства рабочей силы. Данная тенденция сохраняется.
В-третьих, фактором, способствующим расслоению жителей, стала и просроченная задолженность по заработной плате: в конце 1994 г. она достигала 4747 млрд руб., в ноябре 1997 г. -55 569 трлн руб. В 1996-1998 гг. не получал вовремя зарплату каждый второй работник. В 2000 г. оплату за труд несвоевременно получали около четверти работающих. На начало 2004 г. задолженность по зарплате составляла 24,4 млрд руб.; численность работников, перед которыми имелась задолженность, равнялась 4,2 млн человек [9]. Данная тенденция имеет место и сегодня, что указывает на отклонение от распределения и обмена, от экономических законов и производственных связей.
В-четвертых, решающую роль в поляризации местного сообщества сыграли другие виды доходов. Согласно данным статистики, в составе денежных доходов 2004 г. после оплаты труда (64,9%) следовали социальные выплаты (12,9%), доходы от предпринимательской деятельности (11,7%), доходы от собственности (8,3%). Хотя, по расчетам А.Ю. Шевякова, приоритетную роль играли доходы от собственности, выросшие в 131,1 раза. Далее шли доходы от предпринимательства: в низкодоходной группе доходы были в 24,1 раза ниже, чем доходы в высокодоходной группе. Если судить по этим данным, то труд не является определяющим фактором в доходах населения, что также деформирует поведение и деятельность субъектов производства.
В-пятых, на различия доходов населения влиял и такой фактор, как место жительства. Парадоксально, но самые большие различия в доходах населения зафиксированы в муниципальных образованиях, имеющих высокий уровень развития. Превышение дохода 20% самых богатых над доходами 20% самых бедных (коэффициент фондов) имело максимальное значение в 2003 г. в Москве, где оно составило 51,8 раз, муниципальных образованиях Тюменской области - 20,6 раза, в том числе в городах Ханты-Мансийского округа - 19,6, в муниципальных образованиях Ямало-Ненецкого округа - 17,8 при среднероссийском показателе 14,3 раза.
На наш взгляд, ощутимые разрывы в оплате труда работников различных отраслей промышленности и работников, проживающих в различных муниципальных образованиях,
трудно объяснить с общественной точки зрения. Человек, не получающий достаточных средств существования, теряет свои достоинства, не имеет возможности общаться на равных с другими, быть мобильным, распоряжаться своими способностями, использовать опыт и практику для собственного развития и развития членов своей семьи. В этих условиях труд перестает играть роль созидателя материального и духовного богатства. Подтверждением этому может служить и то, что денежный дефицит сменил товарный дефицит, т. е. произошло кардинальное изменение сути социально-экономических процессов (форм дефицита), что обострило дефицит потребления и увеличило расслоение населения.
Что касается социальных групп, потенциально являющихся конфликтными, то ими могут быть как богатые, так и бедные. Если учитывать статусное положение и сопричастность к власти, то это богатые, а если оценивать их количественно, то это бедные. В этом контексте вызывает интерес образ богатого человека в представлениях людей. Большинство (76,0%) считают, что человек не может стать богатым, если он честен. При этом к чужому богатству жители относятся достаточно терпимо, утверждая, что богатые должны заботиться о своих близких, о своих работниках, о своем городе, о стариках (от 87,0 до 90,0%) и о государстве (66,0%) [10]. Таким образом, пока среди членов местного сообщества присутствуют упрощенные рыночные стереотипы, сформированные в советский период.
Основными субъектами муниципального уровня являются руководители и подчиненные. Различия между ними в определенной степени тревожили в 1995 г. более 60% экспертов. Через десять лет уровень тревог понизился почти до 49% опрошенных. В целом же разница между начальником и подчиненным в большой степени беспокоила от 16 до 20% респондентов. Приблизительно такое же количество экспертов данный вопрос никогда не волновал (см. табл.).
Соотносятся с данными результатами и материалы изысканий Т.В. Хлопова и М.П. Дьякович [11]. Практически 47% специалистов и служащих заявили о негативном отношении к ним администрации предприятия. Неудовлетворена ими и значительная часть руководителей (46,7%). Судя по всему, позиции рабочих разделяют и инженерно-технические работники, что указывает на различия внутри группы, объединяющей руководящий состав работников, ибо приватизация предприятий превратила управленцев, в том числе и линейный менеджмент, в наемную рабочую силу, ослабив их позиции в статусной иерар-
хии. Акционерами предприятия являются лишь 37% начальников цехов, среди мастеров процент акционеров еще меньше -25%. Директора же предприятий имеют акции управляемых ими предприятий в 57% случаев [12].
Серьезный разрыв в отношениях между руководителями и подчиненными выявлен и при опросе уральских рабочих, что наглядно демонстрируется в их высказываниях: «Случись что - сам виноват. Хозяину наплевать». И это несмотря на то что предприятие возглавляли управленцы, оставшиеся с советских времен, но уже использующие жесткий, эгоистичный, без оглядки на трудовое законодательство и без учета мнения рабочих ранее неприемлемый стиль управления. Характерный ответ получен от рабочих и на вопрос: «Что, по вашему мнению, ожидает от вас руководство предприятия?». «Дисциплины и качественной работы», - заявило большинство опрошенных. При этом они не допускали даже мысли о какой-либо возможности общения с руководством [13].
Каковы же истоки социальных различий между этими субъектами?
Во-первых, проблемы организации управления: более высокие темпы роста численности аппарата управления по сравнению с численностью всех рабочих и служащих. Эти факты регистрировались учеными уже в 1970-1980 гг., причем в больших размерах, чем на предыдущих этапах советского времени, что вызывало разногласия и недовольство со стороны рабочих. По оценке специалистов, к началу 1980-х годов в управлении всех сфер народного хозяйства работало 18,6 млн человек, в том числе в управлении хозяйством - 15,3 млн. В этот же период общая численность рабочих и служащих составляла 22,7 млн (соответственно 18 694 и 4051) [14]. И эта тенденция сохраняется: если руководителей управления в 2000 г. было 2646 тыс., то в 2004 г. - 4995 тыс., т. е. произошло увеличение на 2349 тыс. (в 1,9 раза). Общая численность занятых в экономике за этот период увеличилась лишь на 3130 тыс. (2000 г. - 64 255 тыс., 2004 г. - 67 385 тыс.) [15].
Во-вторых, деформировала отношения, создавая резкие различия, и другая проблема управления: неоправданное сокращение некоторых важных управленческих функций, поскольку состав работников управления существенно лимитировался. На предприятиях нередко сокращались должности экономистов, нормировщиков, работников информационных служб, что заметно уменьшало аналитические возможности управленческого состава и приводило к сокрытию реального положения дел.
И эта тенденция сохраняется, хотя используются другие формы: сокращение работников за счет совмещения разных
функций, за счет упразднения должностей (сокращены контролеры, учетчики, функции которых стал выполнять бригадир) или за счет усложнения оборудования, увеличения общих объемов производства и расширения ассортимента продукции. Причем зачастую это делается без официального оформления статуса, что также создает среди руководителей и подчиненных глубокие противоречия и напряженность, правоцируя в трудовых коллективах кризисные ситуации.
Подтверждением ограничения количества управленцев служат и эмпирические данные. Из 35 участвующих в опросе начальников цехов телекоммуникационного предприятия и завода строительных материалов 32 отметили, что объем выполняемых ими функций и ответственность увеличились [16]. Согласно статистическим данным, в 1990 г. численность служащих составляла 3991 человек; в 1991 - 3844; в 1992 - 3676; в 1993 - 3224; в 1994 - 3239; в 1995 - 3006, т. е. сокращение достигло почти тысячи человек.
В-третьих, на остроту отношений между руководителями и подчиненными повлияли кризисные условия, когда повсеместно происходили структурные изменения: осуществлялись реорганизации, закрывались или сокращались объемы производства, нарушались процессы, связанные с устойчивостью, определенностью и перспективами, ведущие к трансформации ценностей и ориентиров работников. Серьезную роль в формировании различий сыграли и материальные вопросы, включая характер отношений собственности.
Все это стало основой трудовых конфликтов, нарушавших стрессоустойчивость и сокративших психофизиологический потенциал работающих. Результаты анализа уровней риска возникновения заболеваний показали, что среди руководителей -самый низкий удельный вес практически здоровых (46%) и самый высокий составляющих группу риска (54%). У рабочих чаще встречается риск возникновения функциональных расстройств желудочно-кишечного тракта, а у руководителей - артериальной гипертонии.
Выявленные факты можно объяснить и спецификой видов деятельности. К примеру, постоянное психоэмоциональное напряжение у руководителей снижает стрессоустойчивость до уровня ниже среднего в 2 раза больше (23,1%), чем среди рабочих (10,6%), специалистов и служащих (11,7%). В то же время удельный вес руководителей, полностью удовлетворенных работой, наиболее высокий (46,7%) против 31,8% - у рабочих и 28,1% - у специалистов и служащих [17].
В-четвертых, важно отметить и то, что проблема «руководитель-подчиненный» - одна из самых актуальных. Основной причиной этого на протяжении многих столетий была тесная взаимозависимость капитала и труда. Отсюда взаимоотношения людей, покупающих и продающих труд, всегда были тесно и неразрывно переплетены, и поэтому вырабатывалась определенная модель их сосуществования, которая в той или иной степени отвечала общим интересам.
На исходе XX в. учеными (П.А. Игнатовский, М. Грэновет-тер, З. Бауман и др.) были выявлены новые процессы, отражающие рассогласование отношений труда и капитала: произошло обособление финансового рынка и так называемой реальной экономики, основу которой составляет производство [18]. Кардинально изменились условия труда, сам труд и соответственно трудовые отношения между руководителями и подчиненными. На выбор форм взаимоотношений стали влиять такие черты, как свобода и мобильность, предопределившие переход от «долгосрочной к краткосрочной ментальности». В настоящее время деятельность в трудовом коллективе в течение пяти лет считается долговременной, в то время как в советский период одобрялась работа только на одном месте. Поэтому ситуация в сфере производства уже не такова или, по крайней мере, быстро перестает быть таковой. Ни один разумный человек не предполагает провести всю свою трудовую жизнь или ее значительную часть на одном предприятии.
Таким образом, символом современных отношений между начальником и подчиненным все в большей мере становится гибкость, означающая изменение привычного вида трудовой деятельности и переход к работе по краткосрочным контрактам. Вот почему, исследуя современные трудовые отношения, М. Грэ-новеттер пришел к убеждению, что наше время является эпохой «слабых связей», а Р. Сеннет предположил, что быстро исчезающие формы сотрудничества более полезны для людей, чем долгосрочные связи [19].
В-пятых, другим важнейшим фактором перемен в сфере отношений между начальником и подчиненным стала неопределенность. Как в свое время заметил М. Крозье, свобода от неудобных уз, неловких обязательств и сдерживающих движение зависимостей всегда были действенным и излюбленным орудием господства руководителей. Однако сегодня возможности их применения превзошли все мыслимые границы. В этих условиях идея общности трудовых интересов оказалась размытой. Это стало основой формирования новой тенденции, отражающей
сокращение ресурсов солидарности на локальном уровне, отсутствие учета исторической уникальности и самобытности населения.
Наряду с этим необходимо отметить и то, что, согласно социологическим опросам, большинство членов муниципального сообщества отмечает преимущества коллективистских начал жизни над индивидуалистскими, высказывая предпочтения коллективной собственности перед частной, чувства коллективизма и взаимопомощи как фактора развития личности перед индивидуализмом, обеспечение общего порядка - перед расширением личных свобод жителей. Более того, озабоченность респондентов общественными проблемами выше, чем местными [20], что указывает на противоречивость сознания членов местного сообщества.
В-шестых, существенное значение для усугубления различий между руководителями и подчиненными имеет специфика их деятельности и поведения. Это массовое уклонение от налогообложения, отказ от официальной регистрации результатов (в том числе и доходов) своей работы, уход от инвестиций в производство, вкладывание средств в торговлю с целью получения «быстрых» денег и пр. При этом широко распространенными стали такие неправовые практики, как оплата труда в конвертах и уход от выплат социальных льгот рабочим.
И как итог в сознании работников зафиксирован нерегулируемый процесс развития экономики, когда благополучие обеспечивается путями, не имеющими отношения к официально провозглашаемому социально-экономическому курсу. Более того, согласно утверждениям Ж.Т. Тощенко, П.А. Игнатовского и других ученых, в сознании руководителей устойчиво формируется представление, что жить можно в некоем параллельном мире обмена и распределения без участия в нем производства и что такой порядок может приносить сверхвысокий достаток, независимо от трудового вклада [21].
Таким образом, полученные данные свидетельствуют, что сознание как руководителей, так и их подчиненных постоянно деформируется реальной практикой, и тем самым формируется дисбаланс различий. Большинство рабочих, которые надеялись на то, что с внедрением рыночных условий их труд будет по достоинству оценен, были разочарованы и деморализованы. Они стали пассивными и безразличными не только к работе, но и в отношениях с администрацией предприятия, что предопределило отчужденность работников от управления социально-экономическими процессами.
К основным субъектам муниципального уровня относятся также люди физического и умственного труда, под последними понимаются инженерно-технические работники (ИТР), в профессиональную структуру которых входят группы не только по профессиям, но и специальностям.
На наличие различий между этими работниками в той или иной степени указало в 1995 г. 66,0%, в 1999 - 51,0% экспертов, т. е. к концу 1990-х годов злободневность проблемы значительно снизилась. Эта же тенденция была выявлена и в ответах тех, кого данное различие не беспокоило: если в 1995 г. об этом заявило 31,3%, то в 1999 г. - 40,5% опрошенных (см. табл.).
Почему же данная проблема тревожит людей? На наш взгляд, в целом это связано с рядом факторов.
Во-первых, проблема имеет глубокие политические корни. В первой половине XX в. был принят курс на строительство нового, бесклассового общества, состоящего из рабочих, крестьян, и интеллигенции. Различия между ними должны были стираться, как и экономические, профессиональные и политические противоречия. Курс широко пропагандировался в 1950-1970-х гг. Его важность и значимость подчеркивались на XXVII съезде КПСС [22].
Курс был важным, но механизм его реализации не был до конца продуман, поскольку преодоление различий провозглашалось через повышение уровня образования рабочих до уровня интеллигенции, а не в результате интенсивного роста численности интеллигенции и постепенного ею поглощения рабочего класса, что было бы куда эффективнее и рациональнее. Подтверждением этого посыла служит практика, где структура инженерно-технических кадров, отражающая развитие производительных сил, возникновение новых отраслей и перераспределение рабочей силы, обусловленных совершенствованием науки и техники, была чрезвычайно динамичной. Если в 1927 г. насчитывалось 14 инженерных специальностей, то в конце 1980-х гг. вузы готовили инженеров по 65 специальностям. И эта тенденция сохраняется. В настоящее время число инженерных и технических специальностей еще более увеличилось.
Что касается рабочих, то в 1920 г. лишь 73,5% горожан и 37,8% селян в возрасте от 9 до 49 лет были грамотными, т. е. огромное количество необразованных, малокультурных людей вышло на историческую арену. Сложность положения проявлялась и в том, что в начале 1920-х годов из 11 млн промышленных рабочих (1913 г.) осталось всего 1,7 млн, среди них кадровых было не более 40%, т. е. 700 тыс. человек [23].
В то же время уже в конце 20-х гг. XX в. доля рабочих в составе студентов увеличилась с 18 до 47%, доля служащих сократилась, а прочие исчезли совсем. Более заметные изменения произошли в структуре студентов вузов. Здесь доля рабочих составляла 70%, крестьян - 8, служащих 18% [24]. В результате в 1960-е гг. преобладающая часть рабочих имела начальное, в 1970-х гг. - неполное среднее, в 80-х гг. - полное среднее и высшее образование, т. е. образовательный и профессиональный уровень рабочих рос с каждым годом. В 1985 г. рабочих с высшим и средним специальным образованием насчитывалось более 2,5 млн, в 1990 г. - 3,5 млн человек.
Что касается современного периода, то с 1995 г. выпуск квалифицированных рабочих профессиональными учреждениями из года в год стал сокращаться: 1995 г. - 840,6 тыс. человек; 1996 - 821,3, 1997 - 799,6, 1998 - 748,8, 1999 - 769,6, 2000 -762,8, 2001 - 758,6, 2002 - 745,3, 2003 - 721,5, 2004 - 708,0 тыс. человек [25].
При этом ученые (С.Ф. Фролов, Е.В. Волков, Р.Г. Яновский и др.) неоднократно подчеркивали, что повышение образовательного уровня рабочих не всегда сопровождалось повышением культуры, ибо по существу у большинства из них знания были формальными, да и техническая оснащенность производства находилась на низком уровне. Не стали рабочие и реальными, а не потенциальными субъектами трудовой и общественно-политической жизни.
Однако в силу производственной необходимости работники физического труда получали заработную плату более высокую, не соответствующую их трудовому вкладу, и тем самым происходило и происходит формирование социальных иждивенцев. В 70-80-х гг. XX в. работники физического труда могли получать 300 руб. и выше, в то время как заработная плата инженера достигала лишь 120 руб., т. е. их деятельность недооценивалась. Хотя в конце 1980-х годов насчитывалось свыше 42 млн работников, занятых преимущественно умственным трудом [26], и эта тенденция сохраняется.
Таким образом, анализ и обобщение материалов позволяют признать, что социальная структура рабочих обладала динамичностью, поскольку объединяла рабочих многих специальностей и профессий, но по сравнению с социальной структурой ИТР она как проигрывала, так и проигрывает. Современный переход к рынку еще более усложнил структуру рабочего класса и инженерно-технических работников, поскольку дифференциация на различные слои и группы продолжается.
Во-вторых, возрастание роли ИТР по сравнению с рабочими было связано не только с политическими особенностями развития страны, но и действием других факторов - сокращением прироста трудовых ресурсов, освоением Сибири и Дальнего Востока. Спад рождаемости в 1961-1969 гг. значительно уменьшил пополнение промышленного производства молодежью. В 11-й и 12-й пятилетках прирост трудоспособного населения по сравнению с 10-й пятилеткой сократился в 3-4 раза.
В-третьих, различия материального обеспечения между работниками физического и умственного труда усугубил и выбор пути развития России, ориентированный на капитализм эпохи первоначального накопления капитала. Разрыв в оплате труда увеличился. Повсеместно стал наблюдаться процесс девальвации ученых степеней и званий. Понизился и статус инженерных кадров в представлениях людей, что подтверждено результатами опросов, проведенных Центром исследований и социальной статистики научной интеллигенции. Доказательством может служить сокращение мотивации современной молодежи для получения инженерной специальности в технических вузах.
И как итог в настоящее время рынок труда не сбалансирован: при большом предложении рабочей силы спрос на квалифицированных работников не удовлетворяется. Вот почему многие специалисты высшей квалификации теряют профессиональный уровень и даже деградируют как личности, пополняя ряды других социальных групп и даже безработных.
В-четвертых, не менее важными источниками неэффективного использования трудового потенциала работников умственного труда являются недостатки в управлении трудовыми ресурсами со стороны институтов власти. Вот эти упущения: недооценка места и роли человеческого фактора в экономике, индифферентное отношение к состоянию промышленного, научно-технического и интеллектуального потенциала, отсутствие превентивных программ занятости населения и слабая работа предприятий по созданию новых рабочих мест. Таким образом, недоиспользование трудового потенциала, диспропорции в структуре и качестве трудовых ресурсов прямо влияют на деятельность и поведение людей умственного труда.
В-пятых, согласно позиции Р.Г. Яновского, и с ним нельзя не согласиться, разрыв в культурно-техническом уровне между ИТР и рабочим классом выступает как проявление существенных различий между умственным и физическим трудом, сущность этих различий, заложенная в уровне развития производительных сил и производственных отношений, носит социальный
характер. Различия между людьми физического и умственного труда проявляются не только на уровне профессий, но и в неодинаковых условиях труда, особенностях социальной психологии и образа их жизни. Так, Райч выделяет группу «рутинных работников», привязанных к сборочному конвейеру либо к компьютерным сетям и электронным автоматизированным устройствам. Ученый полагает, что именно эти люди, способные к максимальной численной экспансии, оказываются легкодоступными и взаимозаменяемыми элементами экономической системы. Предъявляемые к ним требования не предполагают каких-либо особых навыков и форм общения с клиентами, и именно поэтому таких работников легче всего заменить, отсюда их способность торговаться носит ничтожный характер. Они понимают, что заменимы и потому не видят смысла в каком-либо прочном привязывании себя к рабочему месту, в обременении себя обязательствами и вступлении в тесные связи с коллегами по работе.
Вероятно, это связано со спецификой современного периода, когда главным источником прибылей, в особенности крупных, причем во все большей мере становятся идеи, а не материальные предметы. Идея подается лишь один раз, после чего начинает приносить доходы в зависимости от количества покупателей, клиентов или потребителей, а не от количества работников, занятых на предприятии. Когда ставится задача сделать идеи прибыльными, конкурентная борьба идет за потребителей, а не за производителей. Неудивительно, что современный капитал стремится устанавливать связи прежде всего с потребителями. Только в этом контексте рассуждения о «взаимной зависимости» людей физического и умственного труда не лишены смысла.
В целом же в настоящее время человеческие ресурсы ценны не сами по себе, а как ресурсы для получения прибыли. Даже прямые затраты на работников, согласно изысканиям П.В. Безю-кова, крайне невелики. В частности, затраты на оплату труда в структуре себестоимости колеблются от 6 до 45% и составляют в среднем всего 22%. Социальный пакет отсутствует на каждом третьем предприятии [27]. Не задействованы работники и в управлении производством. Многое делается в отношении нарушения их прав, к примеру суды лишены независимости и тем самым перекрыт канал справедливого решения споров работников и работодателей. В трудовом законодательстве утверждено положение, допускающее наличие заработной платы ниже прожиточного минимума.
В-шестых, что касается специфики различий работников разных муниципальных образований, то в первую очередь броса-
ется в глаза высокий уровень дифференциации их трудоустройства. В условиях конкуренции на рынке труда найти работу удается далеко не всем. В то же время вторичная занятость способствует перераспределению рабочих мест в пользу более «продвинутых» групп работников и становится фактором социальной дифференциации рабочих [28].
Почему это происходит? Каковы мнения московских рабочих о причинах отсутствия у них дополнительной работы? На первом же месте - отсутствие знакомых, связей, необходимых для того, чтобы устроиться на дополнительную работу (49%). На втором - ограниченность времени (41%). Примерно каждый десятый сослался на здоровье, возраст и столько же - на сложные семейные обстоятельства. В результате в Москве, где больше возможностей для трудоустройства, доля рабочих, включенных во вторичную занятость, вдвое меньше, чем в провинции.
Заметим, что в целом стремление работать лучше и интенсивнее у рабочих высокое: большинство из них (66% в Москве и 80% в провинции) считают, что они могли бы работать интенсивнее, если бы оплата труда соответствовала трудовому вкладу. Об этом заявили 28% рабочих в Москве и 22% - в областных центрах [29].
Итак, анализ и обобщение материалов позволяют прийти к следующему заключению: муниципальная экономика является основной сферой напряженности, проявляющейся через различные формы социальной деформации. Развитие рыночных отношений вытесняет административные и сословные методы регулирования иерархических отношений. При этом резкая поляризация различий между субъектами производства не только не стимулирует экономический рост, но и препятствует ему. Из общего числа основных субъектов, выявленных в ходе исследования, лишь отдельные становятся реальными субъектами местного самоуправления.
И как следствие идет глобальная и невосполнимая растрата трудовых ресурсов и социального потенциала муниципальных образований. Однако несмотря на это в основу современной стратегии положено управление, ориентированное на дробление и обособление производства, ущербное для самой природы экономичности интересов местного сообщества. Управление же экономикой должно быть в первую очередь управлением трудом, обеспечивающим потребности и интересы жизнедеятельности людей. Лишь в этом случае возможен определенный баланс различий, обеспечивающий развитие способностей, опыта и профессионализма, нравственности и культуры человека труда и муниципального сообщества в целом.
Примечания
Статья подготовлена в рамках научно-исследовательского проекта № 0503-03229а при поддержке РГНФ.
Изыскания проводились в основных экономико-географических районах России: Владимирской, Волгоградской, Белгородской, Калужской, Кемеровской, Горьковской, Новгородской, Новосибирской, Орловской, Пензенской, Псковской, Рязанской областях, Краснодарском, Красноярском, Приморском и Хабаровском краях и республиках Башкортостан, Карелия, Татарстан и Марий-Эл. По единой методике выполнены четыре замера: в 1992 г. - в 36 городах и районах; в 1995 - в 76; в 1999 - в 67; в 2005 г. - в 49 городах и районах. В каждой точке опроса опрашивалось 15 экспертов: 5 - от исполнительной власти (главы администраций и их заместители, руководители управлений и ведущих отделов); 5 - от представительной (руководители советов и их заместители, руководители комитетов, депутаты советов и т. д.); 5 - от общественных движений и местных отделений политических партий. Объем выборки в разные периоды составлял соответственно 480, 1069, 998 и 719 экспертов.
1
2
Литература
1. Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М., 1999. С. 63; Заславская Т.И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации. М., 2004. С. 157-161.
2. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М., 2001. С. 128-129; Рывкина Р.В. Драма перемен. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С. 22; Материалы социологического мониторинга массового сознания, осуществленного Социологическим центром РАГС; Делягин М.Г. Россия после Путина. Неизбежна ли в России «оранжево-зеленая» революция? М., 2005.; Спирова Э. Психопатология социальной жизни // Вестник аналитики. 2007. № 2(28). С. 212; Российский статистический ежегодник 2005: Стат. сб. / Госкомстат. М., 2006. С. 187.
3. Андреев АЛ. Ценностные и мировоззренческие аспекты социального неравенства // СОЦИС. 2007. № 9. С. 44.
4. Лейбович О.Л., Шушкова Н.В. Промышленные рабочие на уральском заводе // СОЦИС. 2005. № 6. С. 75.
5. Иванов В. Формирование гражданского общества // Наука. Культура. Общество. 2007. № 3. С. 45-46.
6. Митрошенков О.А. Правовая культура населения России: состояние и тенденции формирования (результаты социологического анализа) // Социология власти. 2003. № 1. С. 40.
7. Социально-экономическое положение России. М., 1996. № 12. С. 185.
8. Заславская Т.И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации. М., 2004. С. 159.
9. Жуков В.И. Модернизация социальных отношений в России: замыслы, итоги, возможности // СОЦИС. 2005. № 6. С. 26.
10. Лейбович О.Л, Шушкова Н.В. Указ. соч. С. 74
11. Хлопова Т.В., Дьякович М.П. К оценке трудового потенциала предприятия // СОЦИС. 2003. № 3. С. 70-71.
12. Гончарова Н.В. Интеграция линейного менеджмента в управленческую структуру // СОЦИС. 2007. № 5. С. 40.
13. Лейбович О.Л, Шушкова Н.В. Указ. соч. С. 73.
14. Игнатовский П.А. Экономика, человек и государство. М., 1998. С. 195.
15. Российский статистический ежегодник. 2005: Стат. сб. / Госкомстат. М., 2006. С. 152.
16. Гончарова Н.В. Указ. соч. С. 39.
17. Хлопова Т.В., Дьякович М.П. Указ. соч. С. 70-71.
18. Игнатовский П.А. Динамизм труда и его влияние на социально-экономический прогресс // Экономист. 2005. № 1.
19. Sennett R. The Corrosion of Character: The Personal Conseguences of Work in the New Capitalism. N. Y., 1998. P. 42-42.
20. Попков Ю.В, Костюк В.Г., Тюгашев Е.А. Народы Сибири в социокультурном пространстве Евразии: ценностные предпочтения и межэтнические установки // СОЦИС. 2007. № 3. С. 65; Губина Н.В. Уровень проблемности жизни как показатель социального тонуса // СОЦИС. 2006. № 9. С.125.
21. Тощенко Ж.Т. Указ. соч. С. 133.
22. Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского Союза. М., 1997. С. 155-156.
23. Народное хозяйство СССР. 1922-1982. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1982.; Лацис О. Перелом // Знамя. 1988. № 6.
24. Гудков Л. Негативная идентичность. М., 2004. С. 714.
25. Российский статистический ежегодник. 2005. С. 258.
26. Социальное развитие советской интеллигенции / Под ред. Р.Г. Яновского. М., 1986. С. 30.
27. Бизюков П.В. Служба управления персоналом: функции, типология, модели // СОЦИС. 2007. № 5. С. 60.
28. Бессокирная Г.П. Стратегия выживания рабочих // СОЦИС. 2005. № 9. С. 50.
29. Там же. С. 53.
