Верхний средний слой. Основной и дополнительный, доходы этого слоя в 5,2 раза выше, средних доходов российских, работников. При этом в 1993—1995 гг. темпы роста его реальных доходов были в 3 раза выше средних (45 против 16%). В связи с повышенной семейной нагрузкой реальный душевой доход этого слоя выше среднего, в 4,4 раза. За. два года он вырос на: 31%. Естественно, что столь процвета.ющий слой отличается наиболее высокими притязаниями к доходам: называемая его представителями стоимость прожиточного минимума на 30%, а представления о "нормальном" (достаточном) уровне доходов — на 82% выше, чём у остальной части общества. К тому же запросы этого слоя к -уровню "нормальных" доходов возрастают в 1,2 раза быстрее средних. Несмотря на высокий уровень притязаний, степень удовлетворенности верхнего среднего слоя своими доходами наиболее высока: его представители считают "нормальным" доход, превышающий нынешний лишь на ■ 1/4. ■
Средний слой. Доходы данного слоя, вопреки его наименованию, значительно превышают средние. Основной и дополнительный доход его представителей почти на 70%, а душевой семейный — на 60% выше среднего, уровня. Наиболее обеспеченной группой этого слоя являются мелкие предприниматели, а наименее обеспеченными выглядят кадровые военные, если не учитывать их натурального довольствия. Динамика доходов, среднего слоя в 1993—1995 гг. была наименее'благоприятной: реальное содержание семейных душевых доходов выросло здесь всего на 7%, а реальные денежные заработки работников, вообще остались стабильными. Динамика материального положения относящихся к этому слою групп была существенно различной. Реальные душевые доходы администраторов непроизводственной сферы выросли на 60%, полупредпринимателей — на 22,/военных — на 20%, в то время как у рабочей элиты они снизились на 10%, а у мелких предпринимателей ^ даже на 25%. В результате разница в благосостоянии групп, составляющих средний слой, сократилась с 5 раз в 1993 г. до 2,3 раза в 1995 г.
Запросы среднего слоя к .прожиточному минимуму и "нормальному" доходу, равно как и его представления о "расстоянии" между этими величинами, превышают соответствующие средние показатели соответственно на 11, 20 й 8%. Косвенная самооценка получаемого работниками дохода, выражаемая отношением фактического заработка (ОДД) к минимально необходимому, составляет 119% (против 75% в среднем). Это свидетельствует, с одной стороны;
о наличии хотя бы минимальной удовлетворенности, а с другой — о том, что она именно минимальна и более чем вдвое отстает от верхнего среднего слоя. Соотношение фактического душевого дохода относящихся к этому слою семей судоходом, рассматриваемым в качестве "нормального", составляет лишь 42% Между тем если средний для всех опрошенных СДД увеличился за два года почти на 1/ 4, то у среднего слоя он на 3% снизился. Таким образом, уровень благосостояния наиболее квалифицированной части работников, могущей служить "локомотивом" модернизационных реформ, обеспечивает- удовлетворение лишь элементарных потребностей. Неудовлетворенность:представителей этого слоя своим материальным положением весьма высока и продолжает расти. В первую очередь это относится к мелким предпринимателям и полупредпринимателям, положение которых ухудшается. . -
Базовый слой. Место этого слоя на стратификационной шкале заметно ниже среднего уровня-,Уровень заработков работников составляет 70%, а . душевых доходов семей — 76% среднего для России. Разница между этими показателями связана с меньшей, семейной нагрузкой, характерной для малооплачиваемых групп. В 1993—;1995 гг. личные доходы представителей базового слоя'выросли на
17%, а семейные — на 23%, что совпадает со средними темпами для. страны.. . , -.ь - ...... "■
Представления рассматриваемого .слоя о стоимости и вещественном содержаний--прожиточного минимума, а также его -запросы к "нормальному";, или-достаточному, доходу несколько ниже среднего уровня (соответственно 93 и 88%). "Расстояние" между прожиточным минимумом и. "достаточным" доходом здесь относительно короче, чем у вышестоящих слоев, что характеризует меньший уровень притязаний, более скромное представление о своем положении в обществе. Основной й дополнительный доход принадлежащих к базовому слою работников составляет менее 3/5 называемого ими минимально необходимого заработка, а средний душевой доход их семей — менее 1/3 "нормального" или достаточного. Неестественность такой ситуации острее всего ощущается массовой интеллигенцией. Вместе с тем в рассматриваемый период наблюдалась адаптация базового слоя к новой экономической ситуации, выразившаяся в снижении-реального содержания дохода, признаваемого "нормальным". За-два года оно снизилось на 12%, в то время как у среднего слоя тот же показатель возрос на 10, а у верхнего среднего — на 22%. .... ~ ■ — - - ’ ‘
Нижний слой. Для этого слоя характерны те же тенденции и закономерности формирования доходов,‘что и для базового, с той разницей, что здесь они выражены острее. Так, уровень ОДД нижнего слоя составляет немногим более. 1/ 2,-а СДД — 2/ з среднего уровня. Однако в течение последних двух лет эти показатели выросли со-, ответственно на 33 и 31%. Представления нижнего слоя о минимально необходимом заработке-и "достаточном" душевом доходе идентичны, с базовым слоем. Поэтому степень фактического удовлетворения его запросов является наиболее низкой. Фактический заработок работников (ОДД) составляет 44% "минимально необходимого" дохода, а душевые доходы семей — менее .25% полагаемых "достаточными"^
Ю.А.ЛЕВАДА
Социально-пространственная структура ‘ российского общества: центр и регионы*
Актуальные и принципиальные аспекты "регионализации" России. Развитие социально-политической ситуации в период избирательных кампаний 1995—1996 гг. придает ситуативную остроту "извечной" и чрезвычайно глубокой проблеме сцецифической социально-пространственной структуры страны. Как это обычно бывает в условиях кризисных разломов; латентные структуры' выступают на поверхность, скрытые — приобретают’очевидность (которая, впрочем, бывает обманчивой). Современная "регионализация" предстает прежде всего продуктом распада централизованной экономики и государственно-политических структур, нараставшего практически непрерывно с начала 90-х годов. Этот пр>оцесс, естественно, стимулирует тенденции локальной-самоорганизации различных социальных, экономических, коммуникативных и властных структур. Кроме того, постоянные попытки союзного, а потом российского политического руководства сохранить ' влияние на административные регионы в этих условиях постоянно приводили к усилению локальных элит и привилегий (конституиро^
* Расширенный вариант доклада на международном симпозиуме "Куда' идет Россия?.. Социальная трансформация постсоветского пространства",, проведенном Интерцентром . в январе 1996 г.. . ; • \ ‘
Таблица 1
Соотношение голосов основных политических течений на выборах по партийным спискам в Государственную Думу 17 декабря 1995 г. (В % к числу участвовавших в ________голосовании; данные Центризбиркома.)___________
Регионы Реформисты* Консерваторы**
Север и Северо-Запад
области 57,4 49,3
республики 54,1 45,7
. Центральный 42,8 56,7
Волго-Вятский
области 44,0 ' 55,7
республики 34,1 66,1
Центрально- Черноземный 28,5 ■ 71,2
Приволжский
области 37,0 63,8
республики 59,6 40,9
Северный Кавказ
края, области 35,0 65,5
республики 42,9 57,3
Урал -■
области 52,7 47,3
республики 40,9 59,1 ■
Западная Сибирь
края, области 36,2 63,7
республики 59,5 40,1
Восточная Сибирь
края, области , 43,0 57,2
республики 40,1 59,0
Дальний Восток
края, области 41,0 59,2
республики 49,6 50,6, -
С.-Петербург 67,6 32/ :
Москва 69,3 31,0
* Центристы и демократы.
•* Коммунисты и национал-патриоты.
ванных, в частности, в верхней палате нынешнего парламента).
Данные .многочисленных исследований ВЦИОМ позволяют оценить некоторые направления современной регионализации российской общественной жизни, поскольку они действуют и могут фиксироваться на массовом уровне. Местным властям доверяют больше, чем центральным, местные телепрограммы смотрят, а местные газеты читают чаще, чем московские. Для значительной части населения реальности "местной1' жизни, отношения с местной администрацией, содержание местных СМИ и т.д. заметно более важны, чем отношения с отдаленным (точнее, принадлежащем иному социополитическому и социокультурному измерению) центром. Опросы показывают, что растет и локальная идентификация населения: люди.чаще связывают себя с "малой родиной", т.е. местом, где они родились и выросли.
В этом можно видеть неизбежный результат крушения принудительного жестко централизованного единообразия жизни и интересов, навязанного обществу. Но также и то, что эта внешне жесткая стандартизация нормативных образцов никогда не была на деле всеобъемлющей и всемогущей: под покровами —или даже под прикрытием
—• заданных "центром" шаблонов поведения и сознания во все времена действовали иные, повседневные, в большой мере укорененные в обыденном поведении образцы и ориентации. При этом дело не в тех или иных собственно "местных" особенностях быта, культуры, этничности и прочего, а в различии нормативно-ценностных образцов, принадлежащих разным социокультурным слоям или типам. В России, включая советский период, эта разнослойность всегда имела свое пространственное "геосоциальное" измерение.
Самое очевидное проявление регионализации сейчас
— "покраснение" российского политического пейзажа, притом преимущественно периферийного. •
Получается, что сторонники реформистских сил находятся в большинстве в столичных-городах, на Северо-Западе, в республиках Поволжья и Дальнего Востока; на территориях остальных субъектов федерации преобладают антиреформистские ориентации (табл. 1). За 1993—1995 гг. доля голосов, поданных за КПРФ, почти повсеместно увеличилась в 1,5—2 раза, единственным исключением; является Москва, где электорат коммунистов не вырос (20,6% в 1993 г. и 21,1% в 1995 г. — от числа голосовавших). Создается картина сжимающегося "красно-консервативного" кольца вокруг Москвы, С.-Петербурга и еще немногих "демократизированных" очагов в стране, охваченной ретроградными настроениями, некоей электоральной "всероссийской Вандеей". Отображения этой картины составляют фон президентской избирательной кампании.
Сопоставим сводные результаты мониторинговых исследований 1994—1995 гг. по двум позициям — оценке респондентами сложившейся жизненной ситуации и отношению к продолжению экономических реформ (табл. 2).
Отметим некоторые особенности распределения пока-: зателей в табл. 2. (Данные объединенного мониторинга не являются строго репрезентативными в рамках указанных регионов, а лишь позволяют представить характерные тенденции.) Наиболее распространенный во всех регионах средний показатель оценки ситуации — "жить трудно, но можно терпеть" — в то же время наиболее стабилен для различных регионов. Сильнее различия в крайних оценках, которые в значительной мере коррелируют с отношением к экономическим реформам.
В свою очередь,, это отношение может быть соотнесено с наличием или отсутствием у соответствующей группы возможностей для активной адаптации к реалиям современной жизни (табл. 3). >
Как можно полагать, детерминирующим фактором оптимистической оценки своих перспектив в данной ситуации служит наличие возможностей," которые характерны скорее для развитых регионов и крупных городов.
Фактор урбанизации. Официальные данные Избиркот ма не позволяют учесть, особенности голосования городских и сельских жителей. В значительной мере влияние реформаторских ориентаций в России, несомненно, связано с урбанизационными факторами (табл. 4).
Население крупных городов и агломераций значительно более демократически развито и ориентировано, чем "традиционно-советские" сельские регионы и поселки, что постоянно подтверждают и опросы общественного мнения. Но это справедливо прежде всего по отношению к урбанизационным процессам интенсивного, "европей-ски"-цивилизованного типа, которые формируют развитую социокультурную урбанизованную среду*. Иные ситуации возникают, как следствие чисто экстенсивной урбанизации, характерной для одностороннего индустриаль-
* См.: Долгий В.М., Левада Ю.А., Левинсон А.Г. Урбанизация
как социокультурный процесс: Урбанизация7 мира // Вопросы географии. Сб. 96.'М., 1974.
1 • - Таблица 2
Оценка ситуации и отношение к реформам (в % к числу опрошенных; объединенный мониторинг 1994^-1995 гг.;
' данные о затруднившихся с ответом не приводятся)
;* Регионы ' "Можно жить" "Можно терпеть" Терпеть . невозможно" Рефо рмы... Число опрошенных
продолжать прекратить
Москва 17 52 25 46 '' 18 1688
С-Петербург 18 45 27 39 16 , 792
Север и Северо-Запад 11 45 ' 34 35 22 1848
Центральный 10 50 31 29 . 29 4046 ■
Волго-Вятский .9 59 26 31 28 1642
Центрально-Черноземный 6 50 40 18 36 1528
Северо-Кавказский 11 50 34 •34 29 - 1697 •
Поволжский 11 52 32 31 . 28 2943
Урал 9 50 34 29 . .24 2832
I Западная Сибирь 8 46 42 27 34 1876 •
Восточная Сибирь ■ 10 48 36 26/ 33 1617
Дальний Восток 8 45 39 31 31 1518
| Всего 10 49 34 30 29 26809
Таблица 3
Сможете ли Вы найти свое место в новой экономической системе?
(В% к числу опрошенных по региону; N=2551 человек; ноябрь, 1995 г,).. . _______________
Регион Да* Нет** : Затруднились с ответом
Север 20 43 .37
Северо-Запад 33 42 25
Центральный . 25 •45 30
| Волго-Вятский 15 ,56 29
Центрально-Черноземный ' ’ . 27 56 17
Поволжский 24 59 17
Северно-Кавказский 30 , - ‘43 26
Урал .. 25 ’ 35 39
1 V г Западная Сибирь 21 50 28
Восточная Сибирь 32 43 .25
Дальний Восток 22 48' 30 .. ’ •
Москва и С.-Петербург > 36 42 22
Большие города . ^ 25 46 29
Малые горюда - ’ 24 46 • 30
Села 20 51 29'
Доля в общей численности опрошенных .. . . 25 , 47 28
* Сумма ответов "да" и 'скорее, да".
** Сумма ответов "скорее, нет" и "нет". > ' -
Таблица 4
Урбанизованность и оценки ситуации (в % к числу опрошенных; N=26809 человек; 1995 г.)
.Суждения Всего Москва и 'С.-Петербург Большие города Малые города Села
"Можно жить" ю 17 11 9. . 7 '
"Можно терпеть" , 49' • ,, 50 47 50 50
"Терпеть невозможно" 34 ' 26 35 34 ' . ' 36
Затруднились с ответом 7 . 7 7 7 7
'Реформы... продолжать зо • ■' 42 34' 29 23
прекратить 29 . " 18 27 29 34 1
| Затруднились с ответом 41 38 40 42 , , 43 ’ ' |
Таблица. 5
Насколько возможны _ (в?% к числу опрошенных по .региону; объединенный мониторинг 1994—1995 гг.; . N=26809-человек; данные о затруднившихся с ответом не приведены)
. Регионы Массовые выступления Ваше участие в них
возможны маловероятны скорее, да скорее, нет
Москва . _ 38 49 10 80
С.-Петербург ' 34 53 11 78
Север и Северо-Запад 23 57 23 . 58
Центральный 25'." 59 24 ’ 60
Волго-Вятский 24 ■ 58 23 60
Центрально-Черноземный 25 » 56 22 ■ 61
Северо-Кавказский 28- 57 25 62
Поволжский 25 ■•. 56: 20 62 -
Урал ■ 30 . 53 25 ' 55
Западная Сибирь 28 58 22 65
Восточная Сибирь 30 53 29 52 ,
Дальний Восток 36“ 50 37 48
Всего 28 55 24 60
ного -—: собственно, военно-промышленного или топливносырьевого — роста, приводившего к возникновению поселений типа гигантских рабочих поселков без диверсификации типов занятрсти, без развитой коммуникативной и культурной инфраструктуры и т.д. Наиболее острые напряжения сейчас возникли именно в таких "гиперурбани-зированных" (на деле — примитивно, формально урбанизированных) регионах Дальнего Востока и Сибири. ,
,г ' Следует учесть, что различные уровни и типы урбани-зационных процессов не составляют особых, тем более организованных и юридически оформленных субъектов государственно-политической системы; такими оказываются региональные субъекты федерации.
•Потенциал протеста в пространственном измерении.
. Оценка населением возможностей массовых протестов против экономической политики властей обнаруживает некоторые "географические" особенности. Обратимся к данным . объединенного .мониторинга :(табл; 5).
В основном, региональные показатели довольно близки друг к другу: Несколько’ выделяются заявленной готовностью участвовать в протестах регионы Восточной Сибири и Дальнего Востока — регионы однобокой военно-промышленной урбанизации с преобладанием антиреформистских настроений. Причем только на Дальнем Востоке показатель готовности участвовать в выступлениях столь же высок, как показатель возможности таких выступлений. В то же время недовольные реформой Черноземье или Северный Кавказ не выказывают "вышесредней" готовности к протестам. В Москве и С.-Петербурге ожидание протестов выражено сильнее, но готовность- прини-: мать в них участие — гораздо слабее, чем в других регионах. Видимо, дело в-разной природе этих показателей: в столицах тревожньГе ожидания связаны скорее с политизированной атмосферой, чем с социально-эко-'. номическим положением предприятий и работников. Это встревоженность "идеологическая", а не социальная.
"Центр" и "периферия" в социально-пространственной структуре. Несколько замечаний общетеоретического порядка. Функциональное обособление центральных и периферийных структур в том или ином виде присуще различным обществам*. Принципиальная схема отношений
1970.
См. статью Э.Шилза в книге: Американская социология. М.,
— конечно, в предельном упрощении — выглядит примерно так: "центр''' задает нормативно-ценностные образцы, цели и рамки-жизнедеятельности, "периферия" исполняет адаптивные функции. В качестве "центральных" структур могут выступать правящие и культурные элиты, социальные институты. Пространственная локализация "центра" в подобных моделях не обязательно значима (скорее, как это обычно бывает в функционалистских социальных концепциях, работают аналоговые модели физиологического или нейрофизиологического происхождения: центральная и периферийная нервная система). В развитых обществах функции "центра" и "периферии" вообще могут не быть локализованы географически, во многих старых и новых государствах политико-административные, экономические, культурные центры различны. В России же на протяжении последних столетий происходит разворачивание, раскладывание социальных структур в географическом пространстве. Это связано не только с протяженностью и соответствующим временем коммуникаций, но также с запоздалой и государственно-централизованной модернизацией. Отсюда, в частности, совмещение и жесткая "столичная" локализация экономического, административного и культурного центра в обществе. Но отсюда и характерный феномен всех глубоких институциональных кризисов российского общества — обнажение и трансформация социально-пространственных связей, прежде всего их осевой центро-периферий-ной структуры.
Последний по времени такой кризис развивается с начала 90-х годов, т.е. после того, как был исчерпан потенциал централизованной "горбачевской" перестройки, осуществлявшейся по канонам государственной -модернизации. Этим канонам соответствовали характер самого процесса директивной трансформации (сверху вниз, от "центра" к "периферии"), концентрация сил властвующей элиты и ее символического подкрепления (демонстративная элита, масскоммуникативная "перестроечная" интеллигенция), наконец, довольно широкий фон безальтернативной эмоциональной поддержки. Демонстративное низложение партийной номенклатуры во многих регионах в период выборов 1989—1990 гг. — наиболее заметный^ на деле последний шаг в этой фазе трансформации общества. В данном случае нет нужды обсуждать истоки ограниченности действовавшего централизованного трансформационного механизма ("революции
"сверху"), отметим лишь; что всё разнонаправленные инициативы последующегоПериода пытались опереться на региональные и центробежные силы ("против верха"). Таким можно считать и "парад суверенитетов'' (за лидерство в котором боролись тогда Б.Н.Ельцини КПРФ), и дополнявший его "новоогаревский процесс" 1991' г., приведшие суммарно к- распаду. Союза ССР. Экономическая реформа Гайдара, сломав- систему централизованного планово-ра'спредели-■тельного хозяйства, неизбежно открыла шлюзы для "низовой" самоорганизации- экономики и региональной жизни. (Нынешняя сверхконцентрация капиталов и банков в Москве не означает их централизации, столица выступает не в качестве "верха", а, скорее, как наиболее'готовая стартовая площадка — и субъект — все той же регионализации.) Преследовавшие как будто центростремительные цели а;кции властей — от авторитарного конституционного законодательства до авторитарнейших средств "восстановления конституционного строя" в Чечне — своим результатом имеют реальное ослабление "центра" и усиление центробежных тенденций. И наконец, "восстание" консервативных по своим политическим симпатиям регионов против "реформаторского центра" ("Вандея")-— по типу это тоже процесс регионализирующий. Вопрос в том, куда направлен и к чему может привести зтот процесс. -
Кстати; в слабодифференцированной и центростремительной структуре советско-российского общества элитарная мобильность во всех сферах деятельности означала приближение к универсальному "центру" — принятие, одобрение и прочее, реализуемые через параллельные каналы партийного "лифта". Притом сама эта однонаправленная вертикаль становилась самоценной, более того, предельной ценностью. В заданных этим условиях происходило постоянное отсасывание человеческих ресурсов в "центр", ориентированный на выживание, а потому неспособный к само-воспроизводству. Концентрируясь в "черной дыре" "центра", элитарные группы обрекали себя на взаимоуничтожение, бесплодие и ввиду этого постоянно нуждались в притоке новых сил.Эта закономерность выдвижения и вырождения сохраняла свое значение в советский и постсоветский периоды. Сейчас можно видеть, что судьбу "застойно"-со-ветских элитарных групп разделила и первая ("перестроечная'1) война постсоветской элиты.
Пространственная структура и субстрат. Развернутая в пространстве структура общества неизбежно обнажает не только его текущие связи,.но и его "корневую систему" — прежде всего, типы сочетания официальных структур с повседневными, современных —-с предшествующими. Так, на советских социальных просторах можно было наглядно представить особенности "советско-российского", "советско-азиатского" и ,"советско-за-падного" типов общества и общественного человека, отличавшихся именно; характером субстрата, на который на1 кладывался общий шаблон. В. регионах исламской или клановой, тейповой и других-культур такой субстрат составляли системы традиционных локальных, межличностных и межгрупповых отношений.. Советский "Запад" (в .основном, регионы, индивидуалистической протестантской культуры,- с несколько более коротким
— разница в одно поколение-— периодом советизации). В собственно же российских или русифицированных регионах, составлявших, основу всей советской социе-тальной структуры; в качестве субстрата можно было рассматривать только структуры межличностной повседневности и закрепленные в них нормативно-ценностг ные рамки. Именно здесь в результате многочисленных итераций "советские" авторитарно-патерналистские и
— на последних стадиях — умеренно-толерантные рамки жизни оказались наиболее приближенными к ограниченности запросов, а потому и наболёёжизнеспособ-
' 1. Трблица 6
Отношение к восстановлению бывшей коммунистической системы (в % к числу опрошенных по региону, N=2426 человек; январь, 1996 г.; данные о затруднившихся с ответом не приведены)
Регионы Согласны - Не согласны
Москва и С.-Петербург - 20 • г.,,. , ' V - ■ ' ■ '■'!/ 79
Север . 38' 59
Юг 47 52
Предуралье и Урал -т. 29 66
Сибирь и - ■ • Дальний Восток ; 43 ' 54
' Северный 23 .74
Северо-Западный • ' 27 .73 '
Центральный ■' - 35 ' 63,
Волго-Вятский ’’ ' 44' • ' 1 52 '
Центрально- черноземный • Г 52 . 48 _
Поволжский ' ,: / .... 35 62
• Северо-Кавказский 48 52
Уральский ,. .' 28 67
Западно-Сибирский , 38 . . . 62
Восточно-Сибирский 41 •' 53 - '■
Дальний. Восток .51 42
большие города’:: . 28 69 .
Малые города 39 ' 58
Села 48 " 50
ными. И именно они составили тот социальный и человег ческйй . субстрат,. который воспринимает или отторгает веяния, исходящиё из "центра".
г Сегодня этот "советский" субстрат в значительной мере определяет пределы демократии, возможной в постсоветском российском обществе. Видимый упех эмоциональной демократической волны конца 80-х годов объясняется скорее слабостью и дискредитацией официального слоя общества (то же вырождение элиты), чем готовностью "субстрата" к восприятию радикальной модернизации. Не создав сколько-нибудь устойчивой институциональной структуры,! отечественная демократия- ;— как тенденция,, а не как движение или организация —: оказалась зависимой от состояния "всероссийской массы" настроений и голосов. Нескончаемые издержки реформ и просчетов властей не создают, но усиливают эту зависимость, г Конечно, никакая теоретическая функциональная схема не исчерпывает, и.не ,определяет реальные,варианты социально-политического развития в конкретный период; можно лишь с известным приближением судить о более или менее вероятных рамках таких вариантов.-Принципиальный предмет общенационального, не зависящего от намерений и настроений лидеров и электоратов, выбора сейчас в том, в какой мере и в какой форме могут быть восприняты в российскрм социально-политическом пространстве результаты перемен последнего десятилетия. На этом поле решается вопрос о выигрыше, проигрыше, разгроме, "реванше" и т.д. различных, сил.
Имеющийся в распоряжении исследователей общественного мнения эмпирический материал позволяет судить о том, что в стране доминируют настроения политического протеста, но не готовность к восстановлению партийно-советского режима (табл. 6). Кем и как будут использованы такие настроения — вопрос для электората и политических сил.