CC BY
46
УДК 81 СОЦИАЛЬНО-КОММУНИКАТИВНАЯ ИЕРАРХИЯ АКТАНТОВ ТЕКСТА: ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ
Карпухина В.Н.
Статья посвящена лингвоаксиологическим стратегиям когнитивного моделирования текста в социальных ситуациях внутриязыковой и межъязыковой коммуникации. Объектом рассмотрения в статье является художественный текст. Предмет исследования - лингвоаксиологические стратегии текстовой интерпретации. Основная цель исследования - определение социальнокоммуникативной иерархии актантов для предикатов художественного текста. Научная новизна работы заключается в том, что лексические и грамматические трансформации единиц текста в ситуации межъязыковой коммуникации исследуются как лингвоаксиологические стратегии текстовой интерпретации, работающие на социальную аккультурацию или остранение текстов в семиосфере иной культуры. В качестве основных методов исследования выступают метод когнитивного моделирования текста, методы компонентного и концептуального анализа. В ситуации внутриязыковой коммуникации наиболее приоритетную позицию в иерархии одушевленности актантов занимает человек, называемый именем собственным, далее следуют имплицитный повествователь и аудитория. Ситуативной приоритетной стратегией может быть названо повышение статуса актантов, позиции которых занимают живые одушевленные существа. Данные существа имеют определенную референцию и соотносятся с так называемым идеальным референтом, то есть обозначают существ, обитающих в ирреальном мире сказочной истории. В условном мире «нарратива о нарративе» они соотносятся с неживыми объектами, вещами. Двойная референция данных актантов позволяет обыгрывать возможности их одушевленности / неодушев-
ленности в условных мирах текста. Переводчики в ситуации межъязыковой коммуникации в основном сохраняют авторские абсолютные и ситуативные аксиологические стратегии, относящиеся к коммуникативному рангу актантов рассматриваемого текста. В тексте перевода Б. Заходера высший коммуникативный статус в «нарративе о нарративе» получает дополнительный «всезнающий» повествователь, функцию которого выполняет переводчик текста А.А. Милна на русский язык. Эффект остранения, присущий постмодернистскому переводу В. Руднева, проявляется в области лексикализации и концептуализации части актантов и сирконстантов, а также в области изменения коммуникативного ранга актантов пропозиций рассматриваемого текста.
Ключевые слова: текст; дискурс; лингвоаксиологические стратегии; социальная аккультурация.
THE SOCIOCOMMUNICATIVE TEXT ACTANTS HIERARCHY: THE COGNITIVE LINGUISTICS ASPECT
Karpukhina V.N.
The article deals with the axiological strategy of construing the sociocommunicative text actants hierarchy. The object under consideration is a fiction text. The subject analyzed is the text interpretation axiological strategies used in the social situations of intralingual and interlingual communication. The article aims in defining the sociocommunicative text actants hierarchy. The article’s novelty considers the translator’s lexical and grammar transformations in the situation of interlingual communication as the axiological linguistic strategies aiming in social acculturation or “foreigning” of the translated texts. The main methods using in the article are cognitive modeling, component and concept analysis. The work results in the list of absolute and situational axiological linguistic strategies used in intralingual and interlingual communication (e.g., the absolute axiological strategy of keeping to
the actants communicative hierarchy of the source text, the situational axiological strategy of getting higher communicative rank for some text actants, the situational axiological strategy of adding to the target text the new narrator in the “narration about narration”, the situational axiological strategy of some actants lexicalization in a “foreigning” way).
Keywords: text; discourse; axiological linguistics strategies; social acculturation.
С нашей точки зрения, лингвоаксиологические стратегии, действие которых определяется набором аксиологических параметров, составляют базу когнитивного моделирования процессов порождения и интерпретации текста и дискурса. Объектом рассмотрения в нашей статье является художественный текст. Предмет исследования - лингвоаксиологические стратегии текстовой интерпретации в социальных ситуациях внутриязыковой и межъязыковой коммуникации. Основная цель исследования - определение социальнокоммуникативной иерархии актантов для предикатов художественного текста в ситуации когнитивного моделирования процессов текстовой интерпретации. Научная новизна работы заключается в том, что традиционно рассматриваемые действия переводчика в ситуациях межъязыковой и межкультурной коммуникации (лексические и грамматические трансформации единиц текста) исследуются как лингвоаксиологические стратегии текстовой интерпретации, работающие на социальную аккультурацию или остранение интерпретируемых текстов в семиосфере иной культуры. В качестве основных методов исследования выступают метод когнитивного моделирования текста, методы компонентного и концептуального анализа.
В самом общем смысле под стратегией понимается «некоторый способ приобретения, сохранения и использования информации, служащий достижению определенных целей в том смысле, что он должен приводить к определенным результатам» [2, с. 136]. Несколько иначе понимается стратегия в ситуации
интерпретации художественного текста: это, скорее, «общая инструкция для каждой конкретной ситуации интерпретации» (см.: [4, с. 10]).
Моделируемый универсум художественного текста достаточно часто оказывается более сложным объектом интерпретативной деятельности субъекта, чем реализующиеся в ситуациях речевой коммуникации фрагменты какого-либо типа дискурса. Это происходит за счет многоплановости и намеренно задаваемой автором многоуровневости смыслов художественного текста, основные из которых оказываются выявленными именно за счет стратегических решений интерпретатора, реконструирующего авторские стратегии текстопорож-дения и выстраивающего когнитивные модели интерпретации текста в соответствии со своими лингвоаксиологическими стратегиями. В ситуации межъязыковой коммуникации стратегические решения переводчика вербализуют именно ту область лингвистической реальности, которую «высвечивает» его точка зрения на текст оригинала [6]. В качестве лингвоаксиологических стратегий текстовой интерпретации в нашем исследовании выступают построение предикатно-аргументной структуры текста, определение иерархии предикатов и их актантов в тексте, определение центральных концептов текста. «Интерсубъектно разделяемое» знание в социальных практиках интерпретации текста помогает выделить характеристики аутентичного или неаутентичного жизненного проекта того или иного субъекта-индивида [12, с. 87-88]. При этом выстраивается социально-коммуникативная «Мы-перспектива» [12, с. 133], являющаяся основанием для постмодернистского, синтезирующего взгляда на текст в рамках дискурса как пространство пересечения социальных норм, ценностей и интерпретаций речевых практик Другого.
Рассмотрим действие такой общей лингвоаксиологической стратегии интерпретации текста, как выстраивание иерархии актантов, принадлежащих текстовым предикатам. В качестве аксиологических параметров для данной стратегии выступают коммуникативный статус актантов, дейктическая и референтная отнесенность актантов (см.: [3, с. 116]; [7]; [10]). Имеющие наиболее при-
оритетные позиции актанты позволяют определить в рассматриваемых текстах центральные концепты с субстанциональными характеристиками. Факторы, воздействующие на создание иерархии актантов, рассматриваются нами в следующем порядке:
а) сравнительная коммуникативная значимость актантов, имеющихся в «падежной рамке» предиката (ср. иерархию глубинных падежей в: [7]; [10]; [11]): агенс > экспериенцер > пациенс > прочее (или: говорящий > слушающий > прочее);
б) иерархия индивидуальности / одушевленности актантов, основанная на модифицированном «дереве Порфирия» - семиологической таксономии имен существительных [9, с. 76]:
- все актанты: объекты > метазнаки (непредметы),
- объекты: живые > неживые (вещи),
- живые объекты: одушевленные > неодушевленные (растения),
- одушевленные живые объекты: лица (люди) > нелица (животные). Добавим еще одно основание для иерархии, релевантное для типологии
имен в рассматриваемых текстах:
- лица (люди): человек, имя собственное > человек, имя нарицательное.
в) собственно референциальные характеристики актантов [1, с. 350]; [7]:
- определенность > неопределенность,
- референтность > нереферентность,
- автономность референции > контекстно-связанная референция. Необходимо отметить, что подвергаются анализу не только именные
группы, относящиеся к предикатам, но и дейктические элементы (например, артикли), указывающие на определенность / неопределенность референции именной группы, что дает возможность провести комплексный анализ текстовых стратегий при интерпретации текстов.
В ситуации внутриязыковой коммуникации использование данной стратегии дает возможность увидеть выделенные (в когнитивном смысле) актанты и группы актантов разных текстовых предикатов, чтобы их можно было использовать далее в качестве центральных субстанциальных концептов интерпретируемого текста. В ситуации межъязыковой коммуникации выстраивание иерархии актантов, принадлежащих предикатам текста перевода, раскрывает приоритетные стратегии переводчика по выбору основных предметных имен текста оригинала, соотносящихся с системой ключевых концептов текста. Кроме того, иерархические отношения актантов текста перевода показывают зачастую происходящее при переводе перераспределение актантных ролей и перегруппировку актантов, принадлежащих разным предикатам, в зависимости от ситуативных приоритетных стратегий переводчика.
Рассмотрим иерархию актантов для предикатов первой главы повести А.А. Милна «Winnie-the-Pooh». С точки зрения коммуникативной значимости актантов наиболее приоритетный статус в пропозициональной структуре первой главы текста получает агенс Кристофер Робин, следующими по значимости являются агенсы повествователь-наблюдатель и адресат / аудитория (в некоторых предложениях они имеют нулевой коммуникативный ранг, то есть присутствуют имплицитно, в некоторых - выражены с помощью местоимений I и you). Далее в коммуникативной иерархии следуют актанты, занимающие как позиции агенса, так и позиции экспериенцера (Winnie-the-Pooh > Piglet > Rabbit). При этом актант Winnie-the-Pooh при использовании кореферентных актантов Edward Bear = Bear = Sanders занимает более приоритетную позицию как по количеству упоминаний в тексте главы и книги в целом, так и по своему коммуникативному статусу (чаще всего имя основного вымышленного персо-нажа-животного занимает позицию агенса). Прямые объекты name, game, story, oak-tree (= tree), honey, song, nests, prickles, thing, ballon, gun, umbrella занимают более приоритетные позиции, чем многочисленные косвенные объекты (of (his) head, of the fire, to a story, of the forest, of the tree, of (another) song, to the
branch и т.д.). Остальные члены пропозиций, сирконстанты (локативы, темпо-ративы, сирконстанты цели, количества и образа действия, атрибуты), с точки зрения коммуникативного статуса являются периферийными, но позволяют выделить в качестве актанта-субъекта текста скрытый субъект - повествовате-ля-наблюдателя. Именно с точки зрения скрытого повествователя-наблюдателя дается перспектива местонахождения основного субъекта-агенса с помощью постепенно «открывающихся» взгляду объектов: downstairs - behind Christopher Robin - at the bottom; in a forest - in the middle (of a forest) - at the foot (of a tree) - on (that) branch - on to the (next) branch - through the (next six) branches -into a gorse-bush - out of the gorse-bush и т.п. Временная перспектива, также обозначаемая в речи повествователя-наблюдателя, касается в основном моментов речи основных персонажей и обозначает ближайшие к этим моментам точки на временной оси (this time, the day before, that day). Исключением являются темпоратив more than a week, обозначающий временную перспективу дальнейшего развития действий (повествователь выступает в данном тексте как «всевидящий», демиургический, и поэтому знает, как события будут развиваться дальше), и темпоратив once upon a time, a very long time ago, about last Friday , в котором традиционному сказочному зачину противопоставляется уточнение, противоречащее его смыслу и рассчитанное на достижение комического эффекта.
С точки зрения иерархии одушевленности актанты рассматриваемых предикатов распределяются следующим образом. Наиболее приоритетную позицию в иерархии одушевленности актантов занимает человек, называемый именем собственным, - Christopher Robin, далее следуют имплицитный повествователь и аудитория, в которую иногда включается главный адресат - Кристофер Робин, обозначаемый с помощью местоимения you. Следующими в иерархии одушевленности актантов оказываются живые одушевленные существа Winnie-the-Pooh = Bear, Piglet, Rabbit, получающие в условном мире текста Милна, в соответствии с авторской ситуативной приоритетной стратегией, не-
сколько повышенный статус: происходит индивидуализация некоторых нарицательных имен и превращение их в имена собственные (ср. похожую авторскую стратегию, использующуюся в текстах Р. Киплинга). Далее следует «вымышленное в квадрате», возможно, одушевленное существо Heffalump, придуманное персонажами вымышленной истории о Винни-Пухе. На периферии остаются актанты, обозначающие живых (но не животных) существ, воспринимаемых персонажами как антропоморфизированные и даже получающие высокий статус существ, имеющих собственные имена (the bees, the Queen Bee, a fly), хотя использование в качестве анафорического элемента к каждому из представителей этих существ местоимения it свидетельствует о восприятии их повествователем-наблюдателем как неодушевленных. Остальные актанты можно отнести либо к живым, но неодушевленным объектам (вещам), которые создают так называемый «фон» (background) [Langacker, 2000, p. 2] для существования основных субъектов-агенсов, экспериенцеров и пациенсов. Повествователь оказывается в двойственной позиции: в условном мире рассказывания Кристоферу Робину истории про Винни-Пуха он занимает позицию диегетиче-ского, принадлежащего миру текста повествователя. В дважды условном мире текста самой истории он становится имплицитным, экзегетическим, то есть условному миру текста не принадлежит и своей «всевидящей» позиции в нем никак не мотивирует, хотя она и выражается с помощью его проспективных способностей видеть будущее и мотивы действия основных актантов-субъектов текста.
Референциальная отнесенность актантов рассматриваемых предикатов текста оценивается как неопределенная только в тех случаях, когда объект (a house, a (large) oak-tree, a gorse-bush) упоминается в коммуникативной ситуации впервые. Поскольку в рамках той же ситуации эти объекты достаточно часто упоминаются далее вторично, они приобретают определенность референции (грамматический показатель - определенный артикль). То, что некоторые объекты выступают в предложениях текста сначала в качестве неопределенных, а
позже определенных объектов или локативов, свидетельствует об эмфатическом уточнении «стереоскопической перспективы». Одушевленные существа (животные), выполняющие функции агенсов, экспериенцеров и пациенсов в предложениях текста (Winnie-the-Pooh, Piglet, Rabbit), имеют определенную референцию и соотносятся с так называемым идеальным референтом, то есть обозначают существ, обитающих, с одной стороны, в ирреальном мире сказочной истории. С другой стороны, в условном мире описания нарратива, или рассказывания этой истории, они соотносятся с неживыми объектами, вещами, то есть игрушками Кристофера Робина. Двойная референция данных актантов позволяет обыгрывать возможности их одушевленности / неодушевленности в условных мирах текста: в описании нарратива возникает игровая ситуация звучания голоса игрушечного медведя, возможно, имитируемого рассказчиком или самим Кристофером Робином («Winnie-the-Pooh wasn’t quite sure,» said Christopher Robin. - «Now I am,» said a growly voice). Референциальная соотнесенность повествователя с местоимением I, а Кристофера Робина как внутреннего адресата, в описании нарратива сливающегося с внешним адресатом - возможной аудиторией текста, с местоимением you, исчезает в самом нарративе, где персонажи-субъекты соотносятся только с действующими лицами рассказываемой сказки о некоем мальчике по имени Кристофер Робин и его друзьях, живущих в лесу. Это позволяет утверждать, что определенные объекты, выступающие в роли локативов, хотя и соотносятся с реальными предметами, но существуют в нескольких условных (ирреальных, вымышленных) мирах текста, поскольку они занимают менее приоритетную позицию по отношению к одушевленному существу. Имплицитный повествователь оказывается точкой пересечения реального и ирреальных (текстовых) миров: в самом нарративе он обладает нулевым коммуникативным рангом, неопределенной референцией, но создает движущуюся и меняющуюся стереоскопическую перспективу текстового мира, в описании нарратива (нарративе о нарративе) он обладает статусом субъекта ре-
чи, принадлежит условному миру текста и создает новые условные миры посредством рассказывания о них.
Рассмотрим лингвоаксиологические стратегии переводчиков данного текста на русский язык с точки зрения иерархии распределенности актантов в пропозициональной структуре. Б. Заходер [5] сохраняет абсолютные стратегии автора текста оригинала и коммуникативный статус агенсов Кристофер Робин, Винни-Пух, экспериенцеров и пациенсов Пятачок и Кролик. Однако наивысший коммуникативный статус в «нарративе о нарративе» получает дополнительный «всезнающий» повествователь, функцию которого выполняет переводчик текста Милна на русский язык. Именно он обращается к «внешнему» адресату, или аудитории текста перевода. Он вводит в текст перевода собственное предисловие, а в текст первой и последующих глав вводит номинацию рассказчика, своего заместителя, что в тексте оригинала оказывалось лишь фоновым знанием (подтекстом). Этот рассказчик именуется папа (папа Кристофера Робина), а личное обращение рассказчика к Кристоферу Робину на ты уходит только в моменты диалогической речи, не переходя в нарратив о нарративе, как это было в тексте Милна. Таким образом, в модернистской версии перевода милновского текста, осуществленного Б. Заходером, за несколько десятилетий до появления перевода В. Руднева была применена макростратегия остранения текста. Данная макростратегия реализовалась в коммуникативном плане за счет отделения коммуникативного пространства рассказчика и его адресата от аудитории текста перевода. В дважды условном рассказе самой сказки о Винни-Пухе (собственно нарративе) таких кардинальных изменений коммуникативной структуры не наблюдается: все персонажи сохраняют свой коммуникативный ранг в соотвествии с авторскими абсолютными стратегиями. В тексте перевода Заходера повышается референциальный статус актанта Piglet за счет введения в текст референциальной замены данного актанта - имени собственного Пятачок. Оценивание статуса актанта Пятачок происходит при сопоставлении его с коммуникативным рангом других актантов, и в данном случае экспериенцер
занимает более приоритетную позицию. Повышение коммуникативного статуса наблюдается и при обозначении неопределенного множества Родных и Знакомых Кролика (ср. в тексте оригинала: one of Rabbit’s relations), из которого происходит выделение очень маленького Родственника и Знакомого. В данном случае Б. Заходер для достижения комического эффекта использует превращение имени нарицательного в имя собственное, применяя ситуативную приоритетную стратегию индивидуализации субъекта. Неодушевленные и одушевленные объекты, составляющие «фон» для существования актантов-субъектов (агенсов и экспериенцеров), практически не изменяют свой ранг по сравнению с пропозициональной структурой предложения текста оригинала. Сохранение высокого коммуникативного ранга объекта-результатива Песня полностью соответствует стратегии автора текста оригинала (a Song), однако снижение статуса актанта, кореференциального данному актанту, происходит при словообразовательных трансформациях (песенка-пыхтелка), когда добавление уменьшительно-ласкательного суффикса и приложения иронически снижает статус поэтического произведения Винни-Пуха в тексте перевода.
С точки зрения иерархии одушевленности, переводчик использует в основном абсолютные стратегии передачи характеристик актантов и сирконстан-тов. Единственным исключением является актант-агенс пчелы, который в тексте перевода получает гораздо более определенную характеристику одушевленности, чем в тексте оригинала: пчелы что-то подозревают, они ведут себя подозрительно, разве знаешь, что пчелам в голову придет, тогда пчелы нам лучше поверят и т.п. Антропоморфизация живых существ (насекомых) происходит за счет приписывания им предполагаемых умственных характеристик человека, и отсутствие явного маркера неодушевленности (в тексте оригинала для одной из пчел этим маркером было анафорическое местоимение it, соотносящееся только с неодушевленным объектом) свидетельствует о повышении статуса актанта-агенса пчелы в тексте перевода.
В тексте перевода Заходера происходят достаточно существенные изменения в области референциальной отнесенности актантов и сирконстантов текстовых пропозиций. Референциальная отнесенность основного персонажа сказки, Винни-Пуха, меняется в соответствии с используемой Заходером макростратегией адаптации текста оригинала: субъект-агенс получает кореференциальное наименование, соответствующее фоновым знаниям аудитории текста перевода (вместо Edward Bear ( = Teddy Bear) - мишка ( = плюшевый мишка)). Еще одно кореференциальное наименование данного актанта, наоборот, увеличивает значимость его социального статуса и определяет его национальную отнесенность (вместо under the name of Sanders - «Мистер Сандерс»). Референциальная отнесенность еще одного основного актанта Piglet меняется (происходит лексическая трансформация модуляции): название части объекта - Пятачок - становится названием самого объекта. Данная ситуативная стратегия может быть объяснена использованием приемов языковой игры в тексте детской художественной литературы. Неопределенность референции локатива oak-tree ‘дубовое дерево’ в переводе Заходера снимается за счет лексической трансформации генерализации, объект именуется дуб или дерево. С точки зрения передачи референции живых неодушевленных объектов и сирконстантов-локативов, в тексте перевода Заходера происходит детализация описываемого условного мира сказки (сам объект-результатив сказка тоже является переводческой конкретизацией англоязычного story): при описании действий в лесу основного агенса нарратива, Винни-Пуха, возникают добавления-локативы на полянку, на траву, к (одной знакомой) луже. Адаптационная макростратегия используется переводчиком при объяснении способа и цели действий Кристофера Робина и Винни-Пуха: и оба отправились в поход. То же происходит при объяснении причин получения Кристофером Робином двух воздушных шариков: в тексте оригинала о маленьком персонаже говорится being really too young to go to a party, в тексте перевода появляется адаптированное к русским реалиям был еще такой маленький, что его не взяли в гости. Приближение текста к детской аудитории
достигается с помощью применения такой ситуативной стратегии переводчика, как использование уменьшительно-ласкательных форм существительных (ср.: Песня - песенка-пыхтелка, дождь - дождик, листик, лапы - лапки, ветка -веточка, веревочка, дощечка и т.п.). Смена референциальной отнесенности ак-танта-пациенса (название того объекта, который персонаж изображает, становится наименованием самого персонажа) происходит за счет повышения коммуникативного статуса пациенса, т.е. его индивидуализации в тексте перевода: and one bee sat down on the nose of the cloud - а одна пчела вдруг на минутку присела на нос Тучки. В целом, можно отметить применение Б. Заходером в процессе передачи коммуникативного статуса актантов и характеристик их одушевленности / неодушевленности соблюдение абсолютных стратегий автора текста оригинала. Референциальная отнесенность многих актантов, однако, оказывается изменена за счет применения переводчиком макростратегий адаптации и остранения, большого количества добавлений актантов-объектов, сир-константов места, образа действия и атрибутов.
В переводе анализируемой первой главы текста Милна, сделанного В. Рудневым, наблюдаются следующие иерархические отношения среди актантов рассматриваемых предикатов. Переводчиком соблюдается абсолютная стратегия сохранения коммуникативного ранга актантов, однако макростратегия ост-ранения, применяемая Рудневым, работает на выделение одного из субъектов-агенсов за счет весьма специфического англо-русского наименования: Winnie Пух (см. обоснование применения данной стратегии [8, с. 54-55]). Текст Руднева, создаваемый как альтернатива уже существующему и, более того, прецедентному переводу Б. Заходера, использует все возможности аналитического перевода для противопоставления данному прецедентному тексту. Коммуникативное остранение текста перевода Руднева от детской русскоязычной аудитории заключается не только в использовании коммуникативных фрагментов речи персонажей, автоматически перенесенных на языке оригинала в текст на языке перевода или транскрибированных в тексте на языке перевода (в первой
главе это в основном речевые клише и звукоподражательные элементы, например, bump, bump, bump; Crack! или Хэлло). Коммуникативная равнозначность статуса таких актантов-агенсов, как Edward Bear и Эдуард Бэр, представляется достаточно спорной, поскольку имя собственное игрушки Кристофера Робина в тексте оригинала оценивается как ироническое «повышение» статуса плюшевого медведя до взрослого человека, а в тексте перевода это транскрибированное имя собственное требует переводческого комментария для оценивания авторской языковой игры. Имя собственное экспериенцера Поросенок, созданное в противовес уже существующему варианту в переводе Заходера, абсолютно точно передает в переводе Руднева коммуникативный ранг персонажа. Достаточно серьезным отступлением от соотнесенности коммуникативного ранга актантов в тексте оригинала является, с нашей точки зрения, абсолютно неуместное и фамильярное обращение Кристофера Робина к Винни-Пуху в момент выстрела по воздушному шарику: «Извини, старик». В данном случае наблюдается снятие коммуникативной дистанции между общающимися персонажами, снисходительно-пренебрежительное отношение одного из субъектов-агенсов к другому, что полностью противоречит сочувственному тону реплики Кристофера Робина в тексте оригинала: «I’m so sorry» и его вопросу-переспросу в завершающем фрагменте «нарратива о нарративе», не сделал ли он больно Пуху.
Рудневым соблюдается абсолютная стратегия сохранения характеристики одушевленности с выдвижением в приоритетную позицию одушевленных существ-лиц (Кристофер Робин, повествователь) и одушевленных существ-животных (Winnie Пух, Поросенок, Кролик), так же, как и ситуативная авторская стратегия по индивидуализации данных существ и повышению коммуникативного ранга данных актантов. Передача наименования «вымышленного в квадрате» существа Heffalump (Слонопотам в переводе Заходера) с помощью латиницы в тексте перевода делает его принадлежащим к миру англоязычного Winnie Пуха, с одной стороны, и указывает на идеальный референт этого существа, принадлежащий к миру иной культуры, с другой стороны.
В тексте Руднева повышается коммуникативный статус сирконстанта-локатива в Лесу (происходит индивидуализация названия места), и это можно оценить как ситуативную стратегию переводчика. С точки зрения референтной отнесенности, объект oak-tree передается на русский язык достаточно точно с помощью обозначения объекта (дерево) и его атрибута (дубовое). Однако с точки зрения узуса русского языка концептуализация английской лексемы oak-tree с помощью словосочетания ?дубовое дерево представляется не совсем удачной версией переводчика. То же самое можно отнести и к концептуализации многих сирконстантов-локативов и сирконстантов образа действия с сохранением грамматических конструкций, присущих английскому языку: coming downstairs now ... on the back of his head, behind Christopher Robin - в данный момент спускающийся по лестнице ... затылочной частью своей головы, позади Кристофера Робина; spun round three times, and flew gracefully into a gorse-bush -перевернулся три раза в воздухе и грациозно свалился в куст утесника и т.п. К референциальным заменам можно отнести замену локатива in the Blue (= in the sky) на локатив в Голубом Краю, пародирующий романтический штамп русского стихосложения. Метонимическая замена происходит при передаче локатива, осложненного объектом (in front of the fire - перед камином). Лексическая трансформация конкретизации производится переводчиком при замене объек-та-результатива house на уточняющее наименование медвежьего дома - берлога. Все вышеупомянутые трансформации происходят в пределах поэтических фрагментов текста первой главы (о стратегиях передачи Рудневым поэтических фрагментов текста Милна см. [Руднев, 2000, с. 56]; [Карпухина, 2010]).
Таким образом, можно отметить, что переводчики в основном сохраняют авторские абсолютные и ситуативные аксиологические стратегии, относящиеся к коммуникативному рангу актантов первой главы рассматриваемого нами текста Милна. В коммуникативной иерархии приоритетные позиции занимают одушевленные существа (люди (лица) и одушевленные животные) и повествователь, сохраняющий свой нулевой коммуникативный ранг в собственно нарра-
тиве и «всевидящую» точку зрения в обоих переводах. В тексте перевода Б. За-ходера происходит остранение «нарратива о нарративе» за счет помещения повествователя, соотносимого с субъектом-переводчиком текста, в приоритетную позицию субъекта речи. Соответственно, меняется и референт аудитории текста Милна: текст перевода оказывается обращенным к русскоязычной детской аудитории. Именно с этим оказываются связанными приемы макростратегии адаптации текста перевода, активно применяемые Заходером: использование словообразовательных средств языка, приближающих номинации актантов-объектов и локативов к воспринимающей текст детской аудитории, использование объяснительного перевода или кореференциальных наименований субъектов-агенсов, соответствующих фоновым знаниям аудитории текста перевода.
Лексические трансформации конкретизации, генерализации и модуляции производятся в тексте перевода Руднева, в отличие от текста перевода Заходе-ра, в основном в поэтических текстовых фрагментах первой главы повести о Винни-Пухе. К ситуативным стратегиям переводчика, связанным с изменением референции актантов, можно отнести двуязычный способ наименования актанта-субъекта Winnie Пух (используется макростратегия остранения текста перевода) и англоязычный способ наименования вымышленного объекта-пациенса Heffalump, маркирующий его принадлежность к лингвистической реальности иной культуры. В качестве ситуативных стратегий, используемых при переводе Рудневым, можно рассматривать также концептуализацию многих сирконстан-тов-локативов и сирконстантов образа действия с сохранением грамматических конструкций, присущих только английскому языку. Эффект остранения, присущий постмодернистскому переводу В. Руднева, проявляется именно в области лексикализации и концептуализации части актантов и сирконстантов, а также в области изменения коммуникативного ранга актантов пропозиций рассматриваемого текста.
Список литературы
1. Бергельсон М.Б., Кибрик А.Е. Прагматический «принцип Приоритета» и его отражение в грамматике языка // Известия АН СССР. Серия Литературы и Языка. 1981. Т.40. №4. С. 343-355.
2. Брунер Дж. Психология познания: За пределами непосредственной информации. М.: Прогресс, 1977. 413 с.
3. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: Прогресс, 1993. 528 с.
4. Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.
312 с.
5. Заходер Б.В. Избранное: Стихи, сказки, переводы и пересказы. М.: Астрель: АСТ, 2001. 688 с.
6. Карпухина В.Н. Трансформации хронотопных характеристик в переводческом дискурсе // Вестник Воронежского государственного университета. Серия «Лингвистика и межкультурная коммуникация». 2012. №1. С. 182-187.
7. Падучева Е.В. Эгоцентрические валентности и деконструкция говорящего // Вопросы языкознания. 2011. № 3. С. 3-18.
8. Руднев В.П. Винни Пух и философия обыденного языка. М.: Аграф, 2000. 320 с.
9. Степанов Ю.С. Имена, предикаты, предложения: Семиологическая грамматика. М.: Наука, 1981. 360 с.
10. Успенский Б.А. Ego Loquens: Язык и коммуникативное пространство. М.: РГГУ, 2007. 320 с.
11. Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. М.: Прогресс, 1981. С. 496-530.
12. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. 417 с.
13. Langacker R.W. Grammar and Conceptualization. Berlin; New York: Mou-ton de Gruyter, 2000. 427 p.
References
1. Bergel’son M.B., Kibrik A.E. Izvestiya AN SSSR. Seriya Literatury i Yazyka 40, no. 4 (1981): 343-355.
2. Bruner Dzh. Psykhologiya poznaniya: Za predelami neposredstvennoi informatsii [On knowing: Beyond the information given]. Moscow: Progress, 1977. 413 p.
3. Byuler K. Teoriya yazyka. Reprezentativnaya funktsiya yazyka [The language theory. The representative function of the language]. Moscow: Progress, 1993. 528 p.
4. Deik T.A. van Yazyk. Poznanie. Kommunikatsiya [Language. Cognition. Communication]. Moscow: Progress, 1989. 312 p.
5. Zakhoder B.V. Izbrannoe: Stikhi, skazki, perevody i pereskazy [The select works: Poems, fairy-tales, translations and renderings]. Moscow: Astrel’: AST, 2001. 688 p.
6. Karpukhina V.N. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya “Linguistika i mezhkul’turnaya kommunikatsiya”, no. 1 (2012): 182-187.
7. Paducheva E.V. Voprosy yazykoznaniya, no. 3 (2011): 3-18.
8. Rudnev V.P. Vinni Puh i filosofiya obydennogo yazyka [Winnie-the-Pooh and the everyday speech philosophy]. Moscow: Agraf, 2000. 320 p.
9. Stepanov Yu.S. Imena, predicaty, predlozheniya: Semiologicheskaya grammatika [Names, predicates, sentences: The semiological grammar]. Moscow: Nauka, 1981. 360 p.
10. Uspenskii B.A. Ego Loquens: yazyk i kommunikativnoe prostranstvo [Ego Loquens: The language and the communication space]. Moscow: RGGU, 2007. 320 p.
11. Fillmor Ch. Novoe v zarubezhnoi linguistike, vol. 10. Moscow: Progress, 1981. pp. 496-530.
12. Khabermas Yu. Vovlechenie drugogo. Ocherki politicheskoi teorii [The Other’s involving. The essays in political theory]. St-Petersburg: Nauka, 2001. 417 p.
13. Langacker R.W. Grammar and Conceptualization. Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 2000. 427 p.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ
Карпухина Виктория Николаевна, доцент кафедры иностранных языков для специального обучения, докторант кафедры общего и исторического языкознания филологического факультета, кандидат филологических наук
Алтайский государственный университет
ул. Димитрова, д. 66, г. Барнаул, Алтайский край, 656049, Россия e-mail: vkarpuhina@yandex.ru
DATA ABOUT THE AUTHOR
Karpukhina Viktoriya Nikolaevna, Associate Professor of Foreign Languages for Special Studies Department, Postdoctoral Student of General and Historical Linguistics of Philology Faculty, Ph.D. in Philological Science.
Altai State University
66, Dimitrova street, Barnaul, Altai Region, 656049, Russia e-mail: vkarpuhina@yandex.ru
Рецензент:
Савочкина Елена Александровна, кандидат филологических наук, доцент,
и.о. зав. кафедрой иностранных языков для специального обучения филологического факультета Алтайского государственного университета
