CC BY
74
Мерзаканов Сергей Айтечевич
кандидат социологических наук (тел.: 88612584110)
Социально-экономическая нестабильность как фактор криминализации российского общества
Аннотация
В материале отмечается, что переходные периоды в жизни общества сопровождаются кризисными процессами, большинство из которых, в том числе, и его криминализация, окрашены в негативные тона.
Annotation
In material is noted that connecting periods crisis process are accompanied in lifes society, majority from which, including, and his(its) криминализация, are painted in negative tone.
Ключевые слова: социально-экономическая нестабильность, нравственный кризис, социальные риски, стрессогенный потенциал.
Key words: social-economic instability, moral crisis, social risks, стрессогенный potential.
В
переходные периоды жизни общества кризисный уровень во всех его видах и формах неизбежно повышается. Это объясняется, согласно П. Штомпке [1], ростом неопределенности, последствиями социальной травмы, связанной со сменой ценностных ориентаций. В такие периоды происходит размывание социальных ожиданий, снижение регулятивного потенциала принятых ранее норм. В то же время кризис в обществе нельзя рассматривать как нечто однозначно негативное для выживания системы в целом. Кризис выполняет интегративную социальную функцию, на основе синергетического эффекта, стимулируя мобилизацию человеческих ресурсов в условиях более сложной для адаптации реальности. Переходные периоды, периоды ломки устоявшихся институтов, хотя и связаны с нарастанием кризисности, одновременно ознаменованы интенсивным социальным творчеством, активным поиском инновационных путей развития. В этих социокультурных условиях происходят изменения в процессе социализации, вырастают поколения людей, рассматривающих риск как неотъемлемое и необходимое свойство социальной среды.
Социум, ставший опасным для своих членов, социальная среда, отличающаяся враждебностью - эти характеристики современного российского общества являются, к сожалению, реальностью, а не гиперболой. При кризисном состоянии общественных отношений
резко увеличивается и количество факторов, вызывающих стресс, связанных с резко возросшей уязвимостью членов данного общества в когнитивном, социопсихологическом, социокультурном и социоэкономическом измерениях социума, общественных отношений, что вынуждает индивидов и группы корректировать свои приспособительные реакции к социальной среде, характеризующейся новыми, расширившимися и увеличившимися угрозами и рисками.
В обществах, попавших в такую ситуацию, имеет место аксиологический вакуум, образующийся в силу расшатывания традиционно устоявшейся системы ценностей. Состояние аксиологического вакуума характеризуется, прежде всего, общим снижением ценностного статуса морали, нравственности, размытостью ориентиров в понимании добра и зла. Упадок социального авторитета традиционных ценностей сопряжен с общим разочарованием, личностной резигнацией, профанизацией идеи личной ответственности и личного выбора.
Конфликт усугубляется и дисбалансом между навязываемыми сегодня квази-потребностями (К. Левин), и возможностями их удовлетворения, что не может не усугублять ситуацию социальной неудовлетворенности, напряженности в обществе, внося свой вклад в общую стрессогенность социальных отношений и в их брутализацию. Ведь в мотивации поведения, как отмечал Парсонс, "главной целью действия
171
является обеспечение личных потребностей или удовлетворенность личности" [2, с. 39]. То есть если может быть навязанная потребность, то может быть и навязанная стратегия ее удовлетворения. Создание квази-потребности потребления чего-либо также представляет собой возникновение некой "заряженной системы", которая стремится к своей разрядке. Не находя ее, система переходит в деструктивный, разрушительный режим функционирования, еще глубже брутализируя общественные отношения. Стратегии удовлетворения потребности, которая "не по силам", известны ? зачастую это криминальная деятельность, которой наиболее подвержены молодые люди. Невозможность ее удовлетворения социально приемлемым способом и неудовлетворение ее способом социально неприемлемым (преступным) создает значительный по степени своего напряжения стрессогенный потенциал - "заряженную динамическую систему", которая находит свою разрядку в агрессии и деструкции того или иного вида.
Тем самым агрессия и насилие являются производными от конкретных социальных обстоятельств, в которых "застигает себя" индивид и/или общество. Условия затяжного социального кризиса как пролонгированной провоцирующей ситуации создают благоприятную обстановку для рутинизации и институционализации насилия в качестве само собой разумеющейся практики общественных отношений. Брутальность превращается в своего рода ценность, что отражается в сфере социального дискурса на разных уровнях коммуникации и усугубляется конфликтом созданных в обществе потребностей и ресурсов их удовлетворения, что не может в долгосрочной перспективе не вести к дальнейшей социоантропологической деградации общества. Так из "простого" адаптационного ресурса брутальность переходит в статус социально одобряемых и поддерживаемых жизненных стратегий, что выглядит вполне естественным, поскольку требования среды по-прежнему репродуцируют именно такой тип выстраивания общественных отношений в российском социуме.
Одним из подвидов агрессии и насилия является феномен криминализации, который рассматривается нами в социологическом смысле как принятие определенных (неправовых) практик в качестве не только допустимых, но и наиболее адекватных, и реабилитация преступного образа жизни как такового. Разница заключается в том, что родовой феномен агрессии носит часто ситуативный эксплозивный, а значит
- иррациональный характер, в то время как видовое явление криминализации выступает долговременной стратегией, которая носит часто сознательный, то есть рациональный характер. Криминализация в любом случае является сущностным выражением насилия, то есть допущения возможности и непосредственного причинения вреда как физического, так и психического другому. Проблема в том и заключается, что, точно так же как агрессия и насилие вообще, криминальное содержание не только становится нормой повседневности в любой сфере социальной активности, но и перестает восприниматься как нечто однозначно порочное и неблаговидное, что находит свое выражение и в повседневных интеракциях. Понятно, что ситуация, сложившаяся в стране, вынуждает людей защищаться, условия боевой психической патологии вызывают соответствующие приспособительные реакции, и человек ведет себя так, как по его представлениям вести себя сегодня наиболее адекватно. Если тебя не защищает государство, защищайся сам, а значит - постоянно демонстрируй собственную агрессивность. Тем самым агрессивное поведение всегда взаимообусловлено и строится по правилам социальной коммуникации, в которой всегда есть отправитель и получатель, адресант и референт, обменивающиеся соответствующими наборами символов, или "откликов" (Дж.Г. Мид). Вместе с тем брутальность может стать жизненной стратегией не только личности или группы, но и феноменом институционального порядка, практикой государства, например, что наглядно подтверждается спецификой политического дискурса.
Пролонгированности кризисной
(провоцирующей) ситуации в сегодняшнем российском обществе делает агрессивные реакции индивидов если и не бесконечными, то, по крайней мере, сверхчастотными. Самым очевидным следствием этого является феномен рутинизации насилия, превращения его из чего-то из ряда вон выходящего в нечто обыденное и само собой разумеющееся. В пределе эта трансформация может закончиться тем (если уже не закончилась), что насилие, агрессия как брутальные формы адаптационного поведения превратятся в самую настоящую ценность с соответствующим мотивационным содержанием. В этом случае уже нельзя будет вести речь о проблематизированных социализационных возможностях общества, поскольку социализация как таковая будет иметь место в любом случае, однако направленность ее будет
__________________________________172
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ 2009 №4
значительно скорректирована с учетом новых -брутальных - ценностей-целей и ценностей-средств. Другими словами, в условиях социетального кризис агрессия принимает также социетальный характер.
Видимо, к такому состоянию социума американский социолог Эдвин М. Шур применил понятие "Преступное общество". Его можно расценивать как оценочное понятие для обозначения глубокой криминогенности того или иного общества, обусловленной его социальной сущностью, а не отдельными социальными пороками или просчетами в управлении делами общества. Подобное общество не может представлять собой благоприятную среду проживания, чувство тревожности и неуверенность в своем будущем постоянно сопровождают его граждан. Согласно результатам исследования, проведенного И.В. Задориным и Л.В. Шубиной, общий уровень тревожности россиян оказался довольно высоким: более половины граждан (66%) считают, что жизнь в стране становится в последнее время более опасной. На сегодняшний день ситуация в России выглядит в общем неудовлетворительно: более половины (59%) населения декларируют неуверенность в своем будущем, об уверенности заявляют существенно меньше - 36% россиян [3]. Показательным является то, что практически на уровне 1996 г. сохранилась доля респондентов (2006 г.), испытывающих страх перед "криминализацией общества".
И только как кратковременную тенденцию мы можем характеризовать ситуацию осени 2008 г., когда 26% респондентов отнесли рост преступности к процессам в российском обществе, вызывающим у них наибольшую тревогу. В тоже время по сравнению с тем же 2006 г. 63% респондентов осенью 2008 г. отдали безоговорочный приоритет в своих тревогах росту цен на товары и услуги, тогда как осенью 2006 г. на них акцентировали свое внимание 51%. В целом же 57% россиян отметили рост напряженности в обществе [4, с. 11].
Если в сентябре 2008 г. 39% опрошенных
полагали, что напряжение в обществе либо снижается, либо остается на том же уровне, что и раньше, то к февралю 2009 г. доля оптимистов сократилась до 16%. Напротив, подавляющее большинство россиян (78%) склонялись к мнению, что "температура" в стране повышается, причем из числа около 40% были уверены, что весьма существенно [5, с. 23]. И это состояние в ближайший год-полтора, по нашему прогнозу, будет возрастать наряду с ухудшением экономической и криминогенной ситуации в стране.
Таким образом, мы вынуждены констатировать, что кризисные состояния, которые российское общество переживало неоднократно на протяжении последних двадцати лет, являлись фактором, перманентно стимулирующим криминализацию индивидуального и массового сознания, что мы и наблюдаем в рассматриваемый исторический период.
Не является исключением и кризисные процессы последнего периода времени, которые, как показывает уголовная практика, явились факторами, спровоцировавшими противоправную деятельность в сфере крупного бизнеса, а также в сфере государственного управления.
Литература
1. См.: Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социологические исследования. 2001. № 1; Штомпка П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе // Социологические исследования. 2001. № 2.
2. Парсонс Т. Современное состояние и перспективы систематической теории в социологии // Современная западная теоретическая социология. М., 1994.
3. Задорин И.В., Шубина Л.В. Восприятие россиянами социальных рисков и угроз: состояние и динамика за 10 лет // Полития. 2006. № 3.
4. Чего опасаются россияне? Аналитический доклад Института социологии РАН. М., 2008.
5. Россия на новом переломе: страхи и тревоги / под общ. ред. М.К. Горшкова и В.В. Петухова. М., 2009.
173
