CC BY
277
УДК 159.99
СОЦИАЛЬНАЯ ЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ И СТИЛЬ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМЬЕ
У.Г.Кондратьева
Институт естественных и социальных наук Новосибирского государственного педагогического университета, [email protected]
Анализируется соотношение социальной желательности как особого психологического образования и преобладающего типа межличностных отношений в семье. Социальная желательность рассматривается в контексте культурно-исторической парадигмы в качестве одного из факторов, обеспечивающих успешное социальное развитие личности в онтогенезе. Представлены материалы исследований, которые показывают зависимость социальной желательности детей от тенденции к доминированию-подчинению, дружелюбию-враждебности в отношениях родителей с людьми, а также некоторые гендерные особенности социальной желательности.
Ключевые слова: социальная желательность, межличностные отношения, гендерные различия
This article analyzes the correlation of social desirability as a special psychological formation and the predominant type of interpersonal relationships in a family. Social desirability is considered in the context of the cultural-historical paradigm as one of the factors for successful social development of personality in ontogenesis. The article contains research materials that show the dependence of social desirability of children on the tendency to dominance-submission and friendliness-hostility in relationships of their parents with other people, and also some gender-specifics of social desirability.
Keywords: social desirability, interpersonal relationships, gender division
Важной особенностью сегодняшней мировой социокультурной ситуации является интенсивное столкновение и смешение культур и субкультур, которое носит как интегративный и адаптивный, так и де-задаптивный, иногда конфликтный характер. В России эти процессы имеют большую остроту, поскольку всего несколько десятилетий назад произошел распад на субкультуры единой «унифицированной» русской культуры, опиравшейся на государство, и культура как механизм социального унифицирования самоисчерпа-ла себя. В современных социально-экономических и политических условиях, культура начинает действовать как механизм социальной дифференциации [1,2].
Следствием этого является постепенное замещение культурных образцов и мифологем середины века образцами массовой и коммерческой культуры, а также лавинообразная социальная дезинтеграция. С одной стороны, современное общество характеризуется полиморфностью и вариативностью, многообразием и богатством выбора и свободой, с другой стороны, наблюдается размывание системы общественных ценностей, культурных и социальных образцов и моделей поведения, знаковых изменений в когнитивной и эмоционально-личностной сферах людей, сопровождающихся изменением образцов поведения,
которые приобретают откровенно потребительский характер [1,3]. При этом социологи, культурологи и психологи отмечают «разбалансированность» и неравномерность культурных изменений в сфере информации, потребления, формирования культурных потребностей и возможностей их реализации, а также столкновение архетипов, которое выражается в эксплуатации средствами массовой культуры в коммерческих целях знаков и символов, имеющих глубинное значение для российского сознания [4]. В свою очередь это ведет к усилению ощущения незащищенности, снижению уровня социальной компетенции и возрастанию уровня агрессии [5].
Социологические обследования начала XXI в. выявили феномен, получивший название «парадоксального человека», который заключается в том, что в сознании современных молодых людей представлены противоположные по своей ориентации установки и идеи. Для личности такого типа характерен специфический способ организации социальных связей, взаимодействия и отношений с людьми в условиях неопределенности, когда социальная направленность деятельности и взаимодействий между людьми вытесняется «производством самого риска» и носит случайный спонтанный характер [6,7].
В этой ситуации на первый план выступают вопросы социального развития личности и ее интеграции в различные социальные общности, механизмы вхождения личности в новые социальные ситуации. Особое значение приобретает изучение ориентировочных действий, которые позволяют не только воспроизводить, но и анализировать социальные нормы, произвольно относиться к собственному поведению, находить решения в новых ситуациях, а на более поздних этапах — сознательно относиться к существующим социальным образцам и моделями.
Отечественная психология рассматривает личность как социальное по своей природе образование. В культурно-историческом контексте личность понимается как особая реальность, особый «элемент» системы, обеспечивающей ориентировку в мире общественных отношений и собственное развитие, преобразование образа жизни [8,9].
В качестве одного из основных факторов развития личности выделяется историогенез, т. е. освоение социального и культурного опыта, накопленного человечеством [10]. Развитие личности — это прежде всего социальное развитие [11], при котором натуральное, биологическое в личности в процессе ее развития превращается в социальную форму.
Вхождение в новую социальную ситуацию или новую общность предполагает овладение новыми культурными образцами и идеальными формами, присвоение которых будет определять успешность как социальной адаптации, так и социальной индивидуализации. По мнению Д.И.Фельдштейна [5], помимо присвоения новых социальных норм происходят такие содержательные изменения психики, которые исследователь называет развитием социального, т. е. таких свойств, качеств, которые, с одной стороны, соответствуют природе человека, а с другой стороны, позволяют реализовывать себя в социуме.
Однако в рамках культурно исторической парадигмы вхождение личности в новую социальную ситуацию не сводится только к адаптации к системе новых норм и правил. Новая социальная ситуация требует освоения новой системы отношений, овладения новыми социальными ролями, обретения нового социального статуса, внедрения в новую социальную общность. Успешность в социальных видах деятельности исследователи связывают с явлением «социальной желательности», т. е. особыми социальными способностями, которые к настоящему времени представляются недостаточно исследованными.
Термин социальная желательность является относительно новым для отечественной науки, однако этот феномен активно исследуется с середины прошлого века в западной науке, которая трактует это понятие неоднозначно. Первое описание этого феномена принадлежит А.Л.Эдвардсу [12], который назвал его «эффектом фасада», предполагая, что человек всегда в большей или меньшей степени хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле. В этом плане социальную желательность можно рассматривать, как стремление соответствовать идеальным образцам, принятым в обществе. Не случайно в его определении подчеркивалось, что социальная желательность ориентирована на
образцы, которые относительно редко встречаются в жизни, но к ним стремятся — или по крайней мере демонстрируют такое стремление — многие люди.
Современные зарубежные исследователи понимают социальную желательность не только как артефакт, но и как компонент индивидуальности человека, как черты, способствующие социальной успешности человека, а также как отражение реальной альтруистической тенденции в поведении человека.
Н.Г.Салмина, Т.Е.Иовлева и И.Л.Тиханова [13] исследовали феномен социальной желательности в рамках культурно-исторической парадигмы и предположили, что социальная желательность актуализируется при переходе в новую социальную ситуацию и способствует выстраиванию в ней отношений личности со значимыми участниками. Наиболее важными моментами в экспериментальной части исследования этих авторов представляется фиксация момента появления социальной желательности в онтогенезе личности, а также выявление волнообразного характера проявления социальной желательности.
Можно предположить, что социальная желательность включает в себя два компонента: формальный и содержательный. Формальный компонент является внешним, атрибутивным выполнением норм. Функция этого компонента заключается в следующем: человек заявляет о себе в определенной социальной роли, например «школьника», получая определенные сигналы в виде оценок и отношения значимого другого к себе в этой роли, и формирует самооценку себя в этой роли. Содержательный компонент помогает понять смысл той или иной нормы. На первом этапе вхождения в новую социальную ситуацию или в новую социальную общность система норм и правил рассматривается как необходимое условие для получения социального статуса. Ценностный смысл культурных норм и образцов может открываться для человека и наполнять их значительно позже, и тогда социальная желательность может выражаться как в социально желательном поведении, так и в некоторых видах социально нежелательного поведения, например в таких видах девиации, как инновация. Социально желательное поведение поддерживается верой в ценности, принятые в обществе и стремление к участию в социально одобряемой деятельности [14]. Однако в ситуации аномии ориентация на смыслы культурных норм и образцов позволяет личности сохранить свою индивидуальность.
Таким образом, социальная желательность связана с ориентацией не только на формальное выполнение общепринятых норм, но также и на ценностное отношение к миру, которое может проявляться в тенденциях межличностного поведения, таких как альтруизм, эгоизм, дружелюбие, активность, агрессия, подчинение и т.д. Можно предположить, что становление социальной желательности личности в онтогенезе связано как с отношением к социальным нормам в семье, так и с типом межличностного взаимодействия родителей.
Для изучения связи социальной желательности с поведенческими тенденциями родителей нами проведено исследование, задачей которого было выявить
соотношение между социальной желательностью родителей и их детей и составить «профиль» отношений в семье, влияющих на становление социальной желательности у детей.
Выборку испытуемых составляли семьи студентов 1-го курса Новосибирского государственного медицинского университета. Первокурсники были выбраны как молодые люди, которые уже прошли подростковый кризис, но совсем недавно стали членами новой социальной общности. Предположительно они переживают кризис адаптации к новым социальным требованиям и установкам, а вместе с тем имеют свой социальный опыт снятия и присвоения культурных образцов и моделей, полученный ими в семье и в школе.
Для определения уровня социальной желательности у студентов и у их родителей была использована «шкала мотивации одобрения» Д.Марлоу и Д.Кроуна [15]. Эта методика была применена нами в модификации Ю.Л.Ханина [16], который адаптировал ее для России.
В ходе исследования определялся уровень социальной желательности (СЖ) у студентов 1-го курса НГМУ в двух выборках: в июне 2010 г. опрошено 24 человека, в мае 2011 г. — 41 человек. Средний возраст обследованных — 18,5 года. Было обнаружено, что показатели СЖ колеблются от 1 до 18 баллов (при максимально возможном значении 20), а средний ее уровень составил 17,45±1,4 балла.
Для дальнейшего анализа были выделены две группы, первую из них составили студенты с низкими показателями СЖ (НСЖ — от 0 до 10 баллов), а вторую — с высокими показателями (ВСЖ — от 11 и выше). Соотношение студентов с НСЖ и ВСЖ составляло приблизительно 1:1 (52% и 48%).
Более детальный анализ выявил ряд важных обстоятельств.
1. В семьях, где родители обладают одинаково низким уровнем СЖ, дети могут иметь высокий или низкий уровень этого показателя в пропорции, близкой к 1:1.
2. В семьях, где родители обладают разнородными характеристиками в этом плане, дети имеют преимущественно низкую СЖ в пропорции 1:2 (тенденция к воспроизводству детей с низкой СЖ).
3. В семьях, где родители обладают одинаково высоким уровнем социальной желательности, дети гораздо чаще имеют высокую СЖ в пропорции 1:3 (тенденция к воспроизводству детей с высокой СЖ).
Для исследования характеристик взаимодействий между родителями и детьми в семьях студентов была использована методика, разработанная в 1957 г. Т.Лири [17]. Многомерные шкалы Лири позволяют работать в малых группах и выявлять преобладающий тип отношений людей в самооценке и во взаимооцен-ке, т. е. проводить «интерперсональную диагностику». При этом выделяются два фактора: «доминирование-подчинение» и «дружелюбие-агрессивность (враждебность)», которые и определяют общее впечатление о человеке в процессах межличностного восприятия.
По результатам анализа анкет, в которых студенты 1-го курса давали оценку своим родителям
(тест Лири — 12-балльная шкала), были выявлены отчетливые различия в преобладающих характеристиках каждого из родителей при взаимодействиях в семье. Для вычисления достоверности различий в исследованных выборках использовался «точный критерий Фишера» [18] и показано (при р = 0,05), что статистически значимо отличались следующие показатели: матери оценивались как более недоверчивые (7,2) и зависимые (8,2) в своих установках, чем отцы (4,2 и 4,8 соответственно); отцы же — как заметно более дружественные (8) по сравнению с матерями (6,1).
При этом максимальные значения обнаружены в характеристиках «неконформности» по Лири, что свидетельствовало о преимущественно авторитарном типе взаимодействий обоих родителей (10,5 у матерей и 9,6 у отцов). Минимальные значения в этой группе параметров у матерей в уровне агрессивности (5,5), а у отцов — в уровне подозрительности (4,2). В группе «конформных» характеристик максимальные значения установлены по уровню альтруистичности (у матерей 9,3, у отцов 8,6). Минимальные значения выявлены по уровню «зависимости — подчинения» (у матерей 5,4, у отцов 4,8).
Сопоставление восприятия студентами стиля межличностных отношений в семье с самооценками родителей свидетельствует, что отцы и матери видят свою собственную позицию как более жесткую — авторитарную (10,1 отцы и 10,5 матери), эгоистичную (6,4 отцы, 6,7 матери). Но дети их авторитарность оценивают гораздо ниже — 8,5 у отцов и 6,9 у матерей, а эгоистичность — 5,4 у отцов и 4,4 у матерей. Они считают своих родителей гораздо более дружелюбными во взаимодействиях, чем родители в самооценках (8,5 — студенты о матери и 6,6 — матери о себе; 9,9 — студенты об отце и 8 — отцы о себе).
У студентов с низким уровнем СЖ заметна тенденция к преувеличению доминирующей роли матери. Но авторитарность показана только как статистически недостоверная тенденция, в то время как эгоистичность и недоверчивость (октанты «эгоизм» и «подозрительность») — это характерные черты матери, которые явственно подтверждаются статистически. В группе с низкой СЖ отцам довольно часто приписывается склонность к подчиненности и зависимости. Характерно, что абсолютные значения оценки уровня агрессивности у отцов среди студентов этой группы выше, чем у отцов студентов с высокой СЖ (на 46%).
Девушки с высокой СЖ характеризуют свою мать как альтруистичную и дружелюбную, юноши же выделяют такие черты матери, как недоверчивость, агрессивность, эгоистичность и авторитарность.
Характеризуя своих отцов, девушки с высокой СЖ выделяют их дружелюбие и застенчивость, тогда как юноши подчеркивают высокий уровень зависимости, покорности своих отцов.
Детальный анализ гендерных различий детей в онтогенетическом импринтировании социальной «желательности» или «нежелательности» свидетельствует, что юноши и девушки различной степени чувствительны к стилю поведения отца и матери.
Таким образом, достоверно установлено, что стиль межличностных отношений в семье, а также позиция матери и отца в этих взаимодействиях влияют на характер и уровень социальной желательности у их детей.
1. Ямпольский М. Россия: культура и субкультуры // Общественные науки и современность. 1993. №1. С.58-67.
2. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологии. М: Ключ-С, 1999. 224 с.
3. Фельдштейн Д.И. Детство как социально-психологический феномен и особое состояние развития // Вопросы психологии. 2010. №3. С.47-56.
4. Листвина Е.В. Современная социокультурная ситуация: сущность и тенденции развития. Саратов: Научная книга, 2001. 164 с.
5. Фельдштейн Д И. Психологические особенности становления личности в подростковом возрасте // Вопросы психологии. 1988. №5. С.31-41.
6. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. 2-е изд. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008. 543 с.
7. Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильямс К. Молодежь в обществе риска. М.: Наука, 2003. 161 с.
8. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975. 177 с.
9. Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического исследования. М.: Изд-во МГУ, 1984. 104 с.
10. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. Основы теоретической психологии. М.: Инфра-М, 1998. 525 с.
11. Анцыферова Л.И . Личность в трудных жизненных условиях // Психологич. журн. 1994. №1. С.3-18.
12. Edwards A.L. The social desirability variable in personality assessment and research. N.Y.: The Dryden Press, 1957. 177 р.
13. Салмина Н.Г., Иовлева Т.Е., Тиханова И.Л. Методика диагностики социально желательного поведения, исследование феномена социально желательного поведения в дошкольном возрасте // Психологическая наука и образование. 2006. №4. С.81-94.
14. Hirshi Travis. Causes of Delinquency. Berkeley, Calif., 1969. P.62.
15. Crowne D.P., Marlowe D. A new of scale of social desirability independent of psychopathology // J. Consult Psycho. 1960. P.8-16.
16. Ханин Ю.Л. Шкала Марлоу — Крауна для исследования мотивации одобрения: Метод. письмо. Л.: НИИ физической культуры, 1976. 10 с.
17. Leary T. The Interpersonal Diagnosis of Personality. N.Y.: Ronald Press Co., 1957. 503 р.
18. Поллард Дж. Справочник по вычислительным методам статистики. М.: Финансы и статистика, 1982. 344 с.
Bibliography (Translitirated)
1. Jampol'skijj M. Rossija: kul'tura i subkul'tury // Obshhe-stvennye nauki i sovremennost'. 1993. №1. S.58-67.
2. Lebedeva N.M. Vvedenie v ehtnicheskuju i kross-kul'turnuju psikhologii. M: Kljuch-S, 1999. 224 s.
3. Fel'dshtejjn D.I. Detstvo kak social'no-psikhologicheskijj fenomen i osoboe sostojanie razvitija // Voprosy psikhologii. 2010. №3. S.47-56.
4. Listvina E.V. Sovremennaja sociokul'turnaja situacija: sushhnost' i tendencii razvitija. Saratov: Nauchnaja kniga, 2001. 164 s.
5. Fel'dshtejjn D I. Psikhologicheskie osobennosti stanovlenija lichnosti v podrostkovom vozraste // Voprosy psikhologii. 1988. №5. S.31-41.
6. Toshhenko Zh.T. Paradoksal'nyjj chelovek. 2-e izd. M.: JuNITI-DANA, 2008. 543 s.
7. Chuprov V.I., Zubok Ju.A., Uil'jams K. Molodezh' v obshhe-stve riska. M.: Nauka, 2003. 161 s.
8. Leont'ev A.N. Dejatel'nost'. Soznanie. Lichnost'. M.: Politizdat, 1975. 177 s.
9. Asmolov A.G. Lichnost' kak predmet psikhologicheskogo issledovanija. M.: Izd-vo MGU, 1984. 104 s.
10. Petrovskijj A.V., Jaroshevskijj M.G. Osnovy teoreticheskojj psikhologii. M.: Infra-M, 1998. 525 s.
11. Ancyferova L.I . Lichnost' v trudnykh zhiznennykh uslo-vijakh // Psikhologich. zhurn. 1994. №1. S.3-18.
12. Edwards A.L. The social desirability variable in personality assessment and research. N.Y.: The Dryden Press, 1957. 177 р.
13. Salmina N.G., Iovleva T.E., Tikhanova I.L. Metodika di-agnostiki social'no zhelatel'nogo povedenija, issledovanie fenomena social'no zhelatel'nogo povedenija v doshkol'nom vozraste // Psikhologicheskaja nauka i obrazovanie. 2006. №4. S.81-94.
14. Hirshi Travis. Causes of Delinquency. Berkeley, Calif., 1969. P.62.
15. Crowne D.P., Marlowe D. A new of scale of social desirability independent of psychopathology // J. Consult Psycho. 1960. P.8-16.
16. Khanin Ju.L. Shkala Marlou — Krauna dlja issledovanija motivacii odobrenija: Metod. pis'mo. L.: NII fizicheskojj kul'tury, 1976. 10 s.
17. Leary T. The Interpersonal Diagnosis of Personality. N.Y.: Ronald Press Co., 1957. 503 р.
18. Pollard Dzh. Spravochnik po vychislitel'nym metodam sta-tistiki. M.: Finansy i statistika, 1982. 344 s.
