УДК 811.512.32+811.512.31 ББК 81
СОСТАВ ПАДЕЖНЫХ ФОРМ ДАГУРСКОГО И БУРЯТСКОГО ЯЗЫКОВ
Ж. Б. Бадагаров
Падежные формы в монгольских языках выработались в процессе исторической эволюции как следствие диалектического взаимодействия тенденций, с одной стороны, к усложнению языка в результате размытия физических оболочек служебных слов в ходе грамматикализации и, с другой стороны, к упрощению в ходе интуитивного парадигматического выравнивания отдельных уровней и подуровней языка. В этом процессе тесно взаимодействуют все ярусы естественного языка, поэтому полноценный многофакторный анализ его представляется достаточно сложной, но перспективной задачей. Сравнение пар языков одной группы, в данном случае дагурского и бурятского, дает ценный материал, на основе которых можно делать определенные частные выводы и обобщения, а также сформулировать вопросы для дальнейшего углубления в проблематику. Проблематика дагурско-бу-рятских языковых связей и ее проявление в именных категориях рассматриваемых языков была затронута в [Бадагаров 2000, 2002]. На более широком материале категория склонения в монгольских языках была подробно рассмотрена в монографии С. М. Трофимовой [2009: 97-198]. Перспективным также представляется анализ отдельных явлений дагурского и бурятского языков в контексте тюрко-монгольских языковых контактов [Рассадин, 2006].
Материалом для исследования послужили работы советских [Поппе 1930; Тода-ева 1986], китайских [Zhong Suchun 1965; Namcarai, Qaserdeni 1983; Engkebatu 1983,
1984, 1985] и западных [Kara 1996] ученых. Для удобства дагурский материал передается кириллицей без диакритических знаков. Латиница использовалась только в тех случаях, когда требовалось передать особенности действующей орфографии, основанной на китайской латинице пиньинь. Бурятский язык передается средствами действующей кириллической орфографии. Примеры из диалектов Внутренней Монголии также даны на кириллице без диакритических знаков.
В дагурском языке большинство исследователей выделяет от восьми до четырнадцати падежей. Н. Н. Поппе определил в дагурском языке следующие падежи:
1) неопределенный, 2) родительный, 3) винительный, 4) дательно-местный, 5) исходно-отложительный, 6) соединительносовместный, 7) орудный, 8) продольный (пролатив) [Поппе 1930: 151-154]. Десять падежей в дагурском языке находит Чжун Сучунь: 1) именительный, 2) родительный, 3) дательно-местный, 4) винительный, 5) орудный, 6) совместный, 7) меры, 8) цели (целевой аккузатив. — Ж. Б.), 9) направительный и 10) места исхода (неопределенноисходный. — Ж. Б.) [2Ьо^ 1965]. В более поздней работе Чжун Сучунь объединил родительный и винительный падежи в один родительно-винительный, а также дополнил список исходным (в первой публикации Чжун Сучунь не выделяет исходный падеж, считая, что он совпадает с орудным). Таким образом, общее количество падежей осталось прежним [2Ьо^ 1982: 34-39].
Намцарай и Хас-Эрдэни выделяют восемь падежных форм: 1) именительный,
2) родительный, 3) дательно-местный,
4) винительный, 5) исходный, 6) совместный, 7) орудный, 8) предельный [Кашеага^ Qaserdeni 1983: 110]. Эти же восемь падежей выделяет Б. Х. Тодаева [Тодаева 1986: 39-46].
Так как долгое время дагурский язык был недоступен для ученых из других стран, а его изучение осуществлялось силами ученых КНР, то до недавних пор полемика ученых КНР относительно падежей дагурского языка была неизвестна. Обзор всех существовавших на тот момент взглядов приведен в работе Энхэбату, который предлагает свою наиболее полную систему падежных форм дагурского языка, состоящую из семи основных и семи неосновных1 падежей [Б^кеЬаШ 1985: 504]. К основным он относит именительный, родительный,
1 В терминологии Энхэбату: undusun 'основные' и undusun Ъши 'неосновные'.
дательно-местный, винительный, исходный, орудный, совместный падежи, а к неосновным — падеж меры, определенного места, неопределенного места, места исхода (неопределенно-исходный. — Ж. Б.), падеж направления, направительный падеж, определительный падеж.
В бурятском языке обычно выделяется семь падежей: 1) именительный, 2) родительный, 3) дательно-местный, 4) винительный, 5) орудный, 6) совместный, 7) исходный [Грамматика бурятского языка 1962: 75]. У некоторых авторов упоминается падеж меры и степени, который имеет ограниченное употребление. На наш взгляд, можно также говорить о наличии сложившейся формы экватива в бурятском языке.
Именительный падеж. В дагурском языке именная основа в именительном падеже не имеет конечного -н. По данному признаку его можно объединить с собственно монгольскими диалектами (халха-мон-гольским и внутреннемонгольскими). В бурятском языке именная основа в именительном падеже, в отличие от дагурского, не теряет конечный -н. Данный признак можно считать классификационным [Binnick 1987: 186]: конечный -н наличествует в бурятском, ойратском, хамниганском, некоторых диалектах и говорах Внутренней Монголии. Некоторые дагурские слова имеют конечный -н. Это такие слова, как хэйн ‘ветер’, эулэн ‘облако, облака’, адоочин ‘табунщик, пастух’, алардаан ‘тушканчик’, амитан ‘животное’, арджаан ‘хорошая молочная водка’ (ср. монг. арза), аркан ‘спина’, арслан ‘лев’, айаан ‘место слияния двух рек’, барчин ‘место напротив; противник’, баркан ‘бог’, бареэчин ‘костоправ’, дэлкин ‘селезенка’ и т. п.
Слово хэйн соответствует бур. хии ‘воздух; ветер’, х.-монг. хий, калм. ки, письм.-монг. kei ‘id.’ Среднемонгольские данные также показывают отсутствие конечного -н в данном слове: TUig kei ‘id.’ [Tumurtogoo, Cecegdari 2006: 440], TPhag kei ‘id.’ [Tumurtogoo, Cecegdari 2010: 156], MA kei ‘id.’ [Поппе 1938: 213]. Это слово также, без конечного -н, встречается в говорах эвенкийского языка [Чимитдоржиева 2012: 104, 124, 129]. Таким образом, форма с конечным -н присуща только дагурскому языку. Это, по-видимому, единственный случай, когда конечный -н наличествует только в дагурском слове, тогда как в остальных монгольских языках это же слово зафиксировано без конечного -н.
Есть также ряд слов, в которых дагур-ский также имеет конечный -н в тех словах, в которых его нет в халха-монгольском, однако оно имеется в бурятском и калмыцком. Это такие слова, как даг. дэлкин ‘селезенка’ < *delikin < *delikün > *deligün > х.-монг. дэлуу ‘селезенка’, наряду с даг. дэлуу ‘id.’, ср. бур. дэлюун, калм. дэлYн ‘id.’; эулэн ‘облако’ < *egülen > бур. уулэн, х.-монг. уул, ср. бур. YYлэн, калм. уулн ‘id.’ и т. п. Первое из приведенных слов представляет большой интерес с точки зрения исторической фонетики, так как оно, на наш взгляд, является отражением одного из древнемонгольских диалектов, о котором до сих пор мало что известно. Это один из тех древнемонгольских диалектов, который не отражен в языке монгольской письменности. Это же слово есть в тунгусо-маньчжурских языках [Цинциус 1975: 233] в виде дэлкин ‘селезенка, диафрагма’. В солонском, с которым да-гурский язык находится в тесном контакте на протяжении нескольких столетий, данное слово имеет форму дэлкии ‘селезенка’.
Родительный падеж. В дагурском языке, согласно официально принятой орфографии2 на основе пиньинь (китайской латиницы), наличествуют следующие аффиксы родительного падежа: 1) -ei, который присоединяется к основам, оканчивающимся на согласный (кроме j, q, x). Например: biteg + ei — bitegei ‘книги’, heleg + ei — helegei ‘печени’, adus + ei — adusei ‘скота’, aol + ei — aolei ‘горы’; 2) -ii, присоединяется к основам, оканчивающимся на j, q, x: kaiq + ii — kaiqii ‘ножниц’, orj + ii — orjii ‘соски’, tulx + ii — tulxii ‘дров, хвороста’; 3) -i, который присоединяется к основам, оканчивающимся на краткую гласную: mori + i — morii ‘коня’, nowu + i — nowui ‘собаки’, danga + i — dangai ‘табака’; 4) -yi, к основам, оканчивающимся на долгую гласную и дифтонг. Например: akaa + yi — akaayi ‘брата’, kasoo + yi — kasooyi ‘железа’, dao + yi — daoyi ‘песни’. Фонетически четыре орфографических варианта реализуются в виде двух: после согласных и редуцированных гласных
— «-i:»; после долгих гласных и дифтонгов
— «-ji:». При присоединении к основам с кратким гласным краткая гласная редуцируется, но не дает гласной «-i:» аффикса смягчить предшествующий согласный. В кириллических книгах 1950-х гг., изданных Д. Карой [Kara 1995], «-i:» в таких случаях передается буквой ы.
2 Данная орфография была кодифицирована в Кратком дагурско-китайском словаре
[Engkebatu 1983].
В литературном бурятском языке наблюдается такое же несовпадение орфографии и живой речи. Орфографически в бурятском языке имеется пять разновидностей аффиксов: 1) после основ на гласную, кроме и, —
-ын; 2) после основ на гласную и----иин; 3)
после долгих гласных, кроме ы, и согласной
-н со скрытой -г, т.е. -н(г)-гай3; 4) после
дифтонгов и гласных -ии и -ы--н; 5) после основ на согласную, кроме -н(г),---ай3;
хотя фактически фонетических вариантов три: «-in», «-&:» и «-у». Согласный -г в третьем аффиксе представляет собой соединительный согласный. Как показал Н. Н. Поппе, все эти три аффикса могут быть возведены к праформе *п (с протетической гласной после согласных) [Poppe 1987: 187-189].
Бурятские диалекты знают другие формы генитива. Первый тип генитива в целом совпадает с ойратским и дагурским, хотя есть небольшие отличия от последнего:
1) -и после согласных при атрибутивном употреблении, -аэ, -оэ, -эи — при предикативном употреблении слова в родительном падеже3; 2) -ги или -йи — после долгих гласных; 3) -н — после дифтонгов и долгого -ии. Второй тип генитива — подобный тому, что мы имеем в литературном бурятском языке и, следовательно, в хоринских говорах.
Развитие генитива в монгольских языках представляет собой диахроническую лабораторию, которая сохранила следы различных фонетических процессов, действовавших в монгольских диалектах прошлого. Как известно, многочисленные письменные памятники разных эпох, а также живые монгольские языки, их диалекты и говоры дают довольно пеструю картину показателей родительного падежа. Несомненно то, что в большинстве своем памятники отражали живое произношение определенного периода.
Генетив, подобный бурятскому (в виде дифтонга), имеется в говорах Внутренней Монголии. Например: хорч. однээ ‘звезды’, шувуунээ ‘ птицы’ [Тодаева 1985: 27]; чах. модной ‘дерева’, адуунай ‘табуна’ [Тодаева 1985: 96]; шилин. готной ‘города’, амь-тнай ‘народа’ [Тодаева 1985: 110]. Думаем, что разитие данной формы связано с конечными протетическим гласными, подобными тем, какие мы наблюдаем в даг. гэри ‘дом’ и
3 Такую же картину можно наблюдать в ой-ратских говорах и калмыцком литературном языке. См., например: [Грамматика калмыцкого языка 1983: 104-105, 145].
калм. гере ‘id.’, ср. бур. гэр ‘id.’, х.-монг. гэр ‘id.’, письм.-монг. ger ‘id.’. Дагурский представляет собой тот тип языка, в котором конечный протетический гласный появляется во всех словах, которые оканчиваются на согласный. Именно в языке такого типа и развился, на наш взгляд, формант генетива в виде дифтонга. Это процесс вполне мог выглядеть следующим образом: *gere + (i4) n > gerein > gereiy > gerei > gerei. Прадагур-ский имел чередование *e ~ *i, в том числе в непервых слогах, что объясняет развитие слова гэри ‘дом’. В халха-монгольском и ойратском в мягкорядных словах общее палатальное произнесение слова нейтрализует палатализацию от *i. Например: х.-монг. эрхэм ‘лучший’ < *erkim, erkin ‘id.’ > калм. эркн [эркен] ‘id.’. Поэтому калм. гер может восходить как к *geri, так и к *gere.
Примеры: даг. ного ‘собака’ — ного ии, чонко ‘окно’ — чонк°ии, далеэ ‘океан’
— далеэйи, бур. нохой ‘собака’ — нохойн, сонхо ‘окно’ — сонхын, хари ‘чужой’ — ха-риин, далай ‘океан’ — далайн, гYбээ ‘холм’
— гYбээн (иногда встречается вместо гYбээгэй).
Дательно-местный падеж. В дагур-ском в качестве показателя дательно-местного падежа используется аффикс -d, который присоединяется непосредственно к основе слова, если основа оканчивается на согласные d, t, k, 5, j, q, x, тогда перед -d ставят соответствующую гласную: xiree + d — xireed ‘столу’, horwu + d — horwud ‘червю’, tos + d — tosod ‘маслу’.
В бурятском языке, как и в монгольском и ойратском, имеется два типа аффиксов дательно-местного падежа: -да и -та (после основ на б, г, р, с, д). Например: бур. бэшэг ‘письмо’ — бэшэгтэ, mY6 ‘центр’
— тYбтэ, гар ‘рука’ — гарта, эсэс ‘конец’ — эсэстэ, арад ‘народ’ — арадта, хото ‘город’ — хотодо, бYбввлжэн ‘удод’
— бYбввлжэндэ, заршам ‘принцип’ — заршамда, шэхэн ‘уши’ — шэхэндэ и т. д. Ср. монг.5: гэр ‘юрта, дом’ — гэрт, твлвв
4 Здесь i < *i, который имел протетический характер.
5 В современном монгольском языке односложные основы на в (< *b) и с принимают аффикс дательно-местного падежа на -д. Этот же аффикс принимают основы на д и с. Таким образом, в современном монгольском языке морфофонологические правила для дательно-местного падежа отличаются от бурятского и ойратского языков. После согласных д и с между основой и аффиксом вставляется протетическая гласная
‘вид, форма, тип’ — твлввт, цаг ‘время’ — цагт, орос ‘русский’ — орост (в разговорном языке орсод по аналогии с улсад, так как между сонантом и шумным согласным гласная является “лишней”, полногласие поддерживается орфографически для имен собственных: Баатарын ‘Батора’, баа-трын ‘богатыря’), чих ‘уши’ — чихэнд, ном ‘книга’ — номонд и т. п.; калм. hар ‘руки’
— hарт, куукс ‘девушки’ — куукст, керзд ‘Кереды’ — керэдт, Ысн ‘обувь’ — Ыснд, харацhу ‘темнота’ — харацкуд и т. п.
Памятники среднемонгольского периода показывают наличие двух видов аффиксов -da и -du/-tu ~ -dur/-tur, которые, по всей видимости, впоследствии под действием конвергентных процессов превратились в один формальный показатель дательно-местного падежа. Действительно, интересен тот факт, что в памятниках монгольской письменности часто встречаются случаи так называемого «ошибочного» написания аффикса дательно-местного падежа, когда вместо ожидаемого -dur, написано -tur. На данном этапе развития монгольского языкознания возможность ошибочного написания нельзя исключать. На наш взгляд, данная проблема требует анализа с привлечением статистических методов, что позволит с достаточной степенью убедительности поставить точку в этом вопросе. Пока же можно рассматривать это как одну из гипотез и попытаться найти возможные причины для объяснения таких «ошибок». И. Грунтов в своей работе констатировал, что аффиксы типа -dur
—tur являются характерной чертой восточно-среднемонгольских диалектов, на базе которых возник письменно-монгольский [Грунтов 2002: 9].
Мы полагаем, что «неправильное» написание аффикса -tur после основ на гласную не случайно. Логично предположить, что это некий послелог, некоторое время сохранявший свою самостоятельность, но впоследствии в процессе грамматикализации прошедший определенные ступени фонетической адаптации. Так, озвончение изначально глухого гласного могло про-
в соответствии с правилами сингармонизма. Например: ард ‘народ’ — ардад, нвхвд ‘товарищи’
— нвхдвд ‘товарищам’, тус ‘помощь’ — тусад, улс ‘страна, государство’ — улсад и т. д. Многосложные основы на в (< *b) и с присоединяют аффикс дательно-местного падежа по общим с бурятским и ойратским языками правилам. Например: тввд от твв ‘центр’, но твлввт от твлвв ‘форма’.
изойти в результате озвончения в позиции между гласными и сонорным и гласным, а также по аналогии с действовавшим аффиксом датива-локатива -а?а ~ -^и. Какое же значение мог иметь этот послелог и связан ли он с существующими послелогами? В современных монгольских языках есть и послелог тула со значением ‘для, ради’. Он является широко употребительным и обычно оформляет придаточные цели в сложных синтаксических конструкциях. Однако его можно употребить и с именами. Одной из его особенностей является управление родительным падежом. Например: бур. хилэ-эмэнэй тула ‘ради хлеба’ и т. п. Этот послелог вполне может рассматриваться как одна из форм, имеющих связь с неким древним послелогом *Шг. Он мог в некоторых диалектах, потомками которых могут являться носители современных монгольских языков, иметь форму *Ри, либо он утратил конечный согласный *-г (примерно такое же чередование наличия конечного форматива
-р и его отсутствия можно наблюдать в инес-сивном послелоге дотор ~ досоо < dotur-a ~ dotuya (*dotu’a?). Г. Рамстедт отметил, что -р в составе форманта -тур «представляется совершенно загадочным» [Рамстедт 1957: 43]. Г. Д. Санжеев считал, что конечный согласный -р выпал из более древнего показателя -дур, которое, по его мнению, мог быть цельным или составным[Санжеев 1953: 166]. По мнению Ц. Б. Цыдендамбаева, аффикс -тур, скорее всего, является составным и может восходить к наречию дор ‘внизу, вниз’ [Цыдендамбаев 1979: 53-54]. Эта гипотеза звучит вполне убедительно, однако сам вопрос требует дальнейшего изучения источников с точки зрения семантики и функционирования соответствующих алломорфов и их дистрибуции, в особенности тех, которые признаются «неверными» с точки зрения современного узуса монгольской письменности и его орфографии, нормированной в XX столетии. Дело осложняется еще и неразработанностью проблем палеографии уйгуро-монгольского письма, что не позволяет дать однозначную фонетическую трактовку форманта. Если все-таки предположить, что начальный согласный в этом форманте изначально был глухим переднеязычным взрывным, то возможно отождествить его с послелогом тула ‘за, ради’, претерпевшим расширение семантики от бенефактива до датива, а затем и локатива. Фонетически данный показатель по закону
аналогии сблизился существовавшим дативом на *-da ~ *-de, постепенно выработав алломорф со звонким согласным в начале. В. Л. Котвич также полагал, что аффикс
-dur, наряду с -du и -a, прежде всего являлся дативом, тогда как локативом служил аффикс -da [Котвич 1962: 190].
Сам факт возникновения двух рядов форм с начальным глухим и звонким является достаточно интересным с точки зрения исторической фонетики, морфологии и морфофонологии монгольских языков. В контексте сравнения дагурского и бурятского языков обращает на себя внимание тот факт, что в дагурском языке форматив дательно-местного падежа имеет только звонкий начальный согласный, тогда как в бурятском сохраняется такая же система, как в письменно-монгольском и ойратских диалектах, где после определенных условиях начальный согласный становится глухим. Как справедливо полагал Н. Н. Поппе [1987: 196], формант дательно-местного падежа с глухим начальным согласным возник по соседству с глухими конечными согласными основы: фонетически [p], [k], [г], [s], [t], орфографически б, г, р, с, д. В да-гурском ввиду его полногласия в ауслауте нет согласных, поэтому глухой начальный гласный в аффиксе дательно-местного падежа морфонологически не является возможным. Тем не менее в отдельных случаях, таких как даг. гэрьтэ ‘в доме’ и т. п.6, вариант с глухим согласным сохраняется, что, видимо, может говорить в пользу того, что дагурский первоначально действовал в рамках морфонологических правил общемонгольского характера, которые отражены в языке монгольской письменности, а также в современных монгольских литературных языках.
Винительный падеж. Существует
мнение, что в дагурском языке формы родительного падежа совпадают с формами винительного. Однако это не совсем так. Наряду с аффиксами, совпадающими с аффиксами родительного падежа, есть аффикс -ju:7. По мнению Энхэбату, наличие подобного аффикса есть свидетельство тенденции к дифференциации генитива и аккузатива
6 Приведено только два таких слова: гэрьтэ ‘в доме’ и вээртэ ‘у себя’ [Namcarai, Qaserdeni 1983: 112].
7 Здесь уместно вспомнить письм.-монг. композитную форму аккузатива с безличным притяжанием yuyan ~ yügen.
[Б^кеЬаШ 1985: 508-509]. В литературном бурятском языке винительный падеж образуется от неполной основы путем присоединения 1) аффикса -ые (к основам на краткий гласный, кроме -и, или согласный); 2) -иие (к основам на краткий -и); 3) -е (к основам на долгую гласную или дифтонг). В разговорном языке фактически имеются две разновидности аккузатива: -і:]і —іуі: —і: (после согласных и кратких гласных) и -у ~ -]і: (после долгих гласных и дифтонгов). Например: хара ‘черный’ — харые «хагї:_іі:» ~ «хагі'ії» ~ «%агї:», элhэн ‘песок’ — элЬые «зГЬі'ії:» ~ «зГЬї'і» ~ «зГЬї:».
Как было отмечено выше, дагурская форма винительного падежа на -]и: находит параллель в письменно-монгольском, где есть композитная форма аккузатива с безличным притяжанием -уиуап ~ -yйgen. Данная форма существует в халхаском в качестве заимствования из старописьменного языка, которое служит для придания «налета старины». Например: Сод их би-лэгт тYмэн ЮYгээн бишрэн магтмуу би! (Б. Ринчен, Монгол хэл). Непосредственный когнат данной формы, возникший в результате ее исторического развития, есть в бурятском. Это так же композитная форма аккузатива с безличным притяжани-
ем-----яаъ < *-yuyanl-yйgen с образованием
долгого гласного по второй гласной двоес-лога. Примеры: письм.-монг. ад=а-уиуап, бур. ахаяа, халх.-разг. ахыгаа (< ада-уі-Ьап) и халх.-книж. ах юугаан ‘своего старшего брата’; письм.-монг. kele-yйgen, бур. хэлэеэ, халх.-разг. хэлийгээ (< kele-yi-Ьen) и халх.-книж. хэл ЮYгээн ‘свой язык; письм.-монг. nomu-yuyan, бур. номоёо, халх.-разг. нумыгаа (< numu-yi-Ьan) и халх.-книж. нум юугаан ‘свой лук’. В связи с наличием формы аккузатива с огубленным узким гласным встает вопрос о первоначальном качестве гласного в аккузативе. Чередование гласных і^ в аккузативе, на наш взгляд, является следствием протетического характера данного гласного, аналогичного чередованию этих же гласных в формантах родительного падежа.
Исходный падеж. Исходный падеж в дагурском языке представлен двумя рядами форм, которые отличаются конечной согласной: 1) -ааг, -єєг, -оог — присоединяется в соответствии с законом сингармонизма к словам, оканчивающимся на согласные (кромеу, д, х), а также краткие гласные: ag + ааг — agaar ‘от старшего брата’, ^ + єєг —
lekeer ‘от жернов’, topoor + oor — topooroor ‘от топора’, danga + ar — dangaar ‘табаком’, nowu + or — nowuor ‘от собаки’ 2) -ier, к словам, оканчивающимся на согласные j, q, x, а также гласный -i: onq +ier — onqier ‘ножом’, orj + ier — orjier ‘соской’, gali + er — galier ‘огнем’, mori + er — morier ‘лошадью’; 3) -yaar, -yeer — согласно закону сингармонизма к словам, оканчивающимся на долгую гласную или дифтонг: deu + yeer
— deuyeer ‘от (или у) младшего брата (сестры)’, kasoo + yaar — kasooyaar ‘железом’.
Хайларские дагуры употребляют только форму с конечной -s: -aas, -yaas. Дагуры, проживающие по реке Нонни используют обе формы, но чаще с конечной -r: -aar,
-yaar [Namcarai 1983: 117]. Такой же аффикс исходного падежа с конечным -р отмечен Б. Х. Тодаевой в языке Их-мянганов Хэйлунцзяна. Однако он назван ею орудным падежом [Тодаева 1988: 138]. Подобную же интерпретацию дает Чжун Сучунь в одной из своих ранних работ (цит. по: [Engkebatu 1985: 509]). Энхэбату подсчитал частотность употребления двух разновидностей аффикса исходного падежа по четырем текстам. Из 18 употреблений исходного падежа в 13 случаях употреблен аффикс, оканчивающийся на
-р. Таким образом, он приходит к выводу, что аккузатив на -р является основной формой [Engkebatu 1985: 510].
Как мы видим, в дагурском языке из-за действия ротацизма аффикс исходного падежа фонетически полностью совпал с аффиксом орудного падежа. Сходство усиливает тот факт, что дагурский не знает различных основ (полных и усеченных) при образовании падежных форм. Если в бурятском или халха-монгольском исходный и орудный падежи образуются от различных основ (исходный от полной и орудный от усеченной), то в дагурском оба падежа образуются от единой основы, совпадающей с так называемой усеченной основой других монгольских языков. В целом дагурские формы составляют единую изоглоссу с собственно монгольскими и ойратскими говорами. Хамниганский, в котором аффикс исходного падежа состоит из двух кратких гласных и интервокального s, являет собой переходную ступень к бурятским говорам. Фактически это некое прабурятское состояние: *-VsV. Западно-бурятские говоры демонстрируют нам прямое развитие этого аффикса в виде -VhV, тогда как в хори-бу-рятском и переходных диалектах -(V)hVV,
который, как считается, восходит к *-VVsV (в результате метатезы гласных).
Совместный падеж. В дагурском языке аффикс совместного падежа -tii присоединяется к основе слова: akaa + tii
— akaatii ‘с (старшим) братом’, ewee + tii
— eweetii ‘с мамой’. Данный аффикс имеет сходство с комитативом в цонгольском говоре бурятского языка, в котором он имеет форму -ты [ ti: ] мори — мориты ‘с лошадью’. В литературном бурятском комитатив оформляется формой на -тай3: морин ‘конь’
— моринтой, Доржо ‘Доржо (имя)’ — До-ржотой, басаган ‘девочка; дочка’ — баса-гантай. В языке хори-бурят комитатив под воздействием дифтонга приобретает вид
-теэ после любой основы [Руднев 1913: 58]. Например: хор. морьтеэ — комитатив от морин ‘конь’, Yрьтеэ — комитатив от Yри ‘ребенок’ и т. п.
Следует отметить, что в монгольских языках имеется два омонимичных аффикса, которые, несмотря на общее происхождение, все же следует различать, поскольку их значения и функции имеют довольно большую разницу. Собственно комитатив употребляется при глагольном сказуемом и имеет значение совместности выполнения действия. В этом случае в бурятском также имеет место важный формальный признак, а именно сохранение конечного неустойчивого -н, как было наглядно показано вышеприведенными примерами. Омонимичный аффикс -тай3 является скорее словообразовательным аффиксом, нежели словоизменительным. Так, он образует относительные прилагательные со значением обладания предметом, выраженным в основе. При этом конечный неустойчивый -н основы выпадает. Например: бур. морин — моритой ‘имеющий коня, конный’, гартай ‘имеющий руки’, гэрэлтэй ‘светлый’. Будучи употребленным в качестве сказуемого такое прилагательное имеет значение русской конструкции «у (меня, тебя, него) есть предмет, выраженный основой) или английской «I have smth.» Кроме того, его можно употребить в функции обстоятельства и прямого дополнения. Например: hалхитайда га-заа 6y гара! ‘не выходи на улицу при ветре (досл. когда ветренный)’, баяртайдань хэ-лыш ‘скажи тому, кто радостный’ или ‘скажи в тот момент (или пока), когда (он будет) радостным’, Yгытэйень мэдээ ‘узнал, что (он) бедный», hахалтайень харааб ‘я видел того, кто с бородой’, мYнввдэр бороотойе
мэдээд, дулаагаар хубсалааб ‘я оделся теплее, узнав о том, что сегодня будет дождь (дождливый)’. Таким образом, комитатив может выступать в предложении только в роли косвенного дополнения, тогда как прилагательные образованные при помощи омнонимичного аффикса, могут являться любым членом предложения.
Общемонгольский комитатив *-luya, который связан с тюркским аффиксом -lïy, отсутствует и в дагурском, и в бурятском языках, но сохранился в ойратских и восточно-монгольских говорах [Грамматика калмыцкого языка 1983; Тодаева 1985]. Интересен тот факт, что в дагурском практически неизвестны слова, образованные при помощи аффикса *-liy, тогда как в бурятских и монгольских диалектах он довольно употребителен. Отдельные осколки комитатива на *-luya можно найти в бурятском языке. Например, сложная форма ко-митатива и инструменталиса сохраняется в бурятском языке в слове амаралталаар ‘в выходные’ от слова амаралта ‘выходные’, что, по сути, идентично временному коми-тативу в калмыцком языке: ирх сарла йовнав ‘я уезжаю в следующем месяце’.
Орудный падеж. Орудный падеж в да-гурском языке выражается следующими аффиксами: 1) -aar, -eer, -oor — присоединяется в соответствии с законом сингармонизма к словам, оканчивающимся на согласные (кроме j, q, x), а также краткие гласные: sarp + aar — sarpaar ‘палочками для еды’, lek + eer — lekeer ‘жерновами’, topoor + oor — topooroor ‘топором’, danga + ar — dangaar ‘табаком’, nowu + or — nowuor ‘собакой’;
2) -ier, к словам, оканчивающимся на согласные j, q, x, а также гласный -i: onq +ier
— onqier ‘ножом’, orj + ier — orjier ‘соской’, gali + er — galier ‘огнем’, mori + er — morier ‘лошадью’; 3) -yaar, -yeer — согласно закону сингармонизма к словам, оканчивающимся на долгую гласную или дифтонг: qoloo + yaar — qolooyaar ‘камнем’, kasoo + yaar — kasooyaar ‘железом’.
В бурятском языке орудный падеж образуется от усеченной основы и оформляется следующим образом: 1) -аар4 после основ на согласный и краткий гласный кроме и. Например: гар ‘рука’ — гараар, XYл ‘нога’ — XYлввр, саhан ‘снег’ — саhаар, хэhэн ‘прич. прош. вр. от хэхэ ’ — хэhээр (xYHUue хэhээрнь сэгнэдэг ‘человека оценивают по тому, что он сделал (досл.: по сделанному)’), машина — машинаар, лама
‘буддийский священник’ — ламаар и т. д.; Этот же аффикс с соединительным согласным г употребляется после долгих гласных и дифтонгов: малгай ‘шапка’ — малгайга-ар, нохой ‘собака’ — нохойгоор, Астана
— Астанагаар, гYбээ ‘холм’ — гYбээгээр. В западнобурятских говорах вместо соединительного г используется й. Например: нохой ‘собака’ — нохоёор, малагай ‘шапка’
— малагаяар; 2) -яар3 после основ на -и или мягкий согласный. Например: бур. морин ‘конь, лошадь’ — морёор, аргали ‘архар’ — аргаляар, тYдYYли ‘петелька для застежки’
— тYдYYлеэр, зээли ‘займ’ — зээлеэр.
Кроме собственно инструментального
значения, в дагурском и бурятском языках данный падеж может выражать пролатив-ное или транзитивное значение. Например: даг. тэргулээр хаджирсан ‘вернулся по дороге’, бур. ойгоорябаа ‘шли по лесу’.
В бурятском языке аффикс орудного падежа может образовывать комитатив от полной основы. Например: бур. нухэдвврвв кинодо орооб ‘я ходил в кино с друзьями’, басаганаараа ‘со своей дочерью’.
Направительный падеж. Направительный падеж один из формирующихся падежей в монгольских языках. В современном монгольском языке направительный падеж возник на основе послелогов УрУУ < *uгuyu ‘вдоль вниз’ и ввд < *дgede ‘вдоль вверх’. Последний корень можно видеть в слове письм.-монг. дgsekй ‘перемещаться вверх вдоль чего-либо’, бур. Yгсэхэ, х.-монг. вгсвх ‘і^’. Что касается первого послелога, то можно было бы соотнести его с глаголом *oгuдu ‘входить’, т. е. ‘двигаться внутрь’, который мог развиться следующим образом: *oгuдu >
*oгuu > uгuu > х.-монг. -руу2 —луу2, uгuu > ойр. uuг, калм. -ур2. Ойратский формант директива показывает метатезу, подобную метатезе в аффиксе исходного падежа в исходном падеже в бурятского языка. В халха-монгольском развился полноценный аффикс направительного падежа, который согласуется с корнем в соответствии с правилами сингармонизма, а также меняет начальный согласный: если в слове содержится звук -р или -л, то начальный согласный в аффиксе меняется на -л. Это правило еще не устоялось и действует довольно произвольно. Например: надруу ‘на меня, в сторону меня’, гэрлуу ‘домой, в сторону дома’, YYдрYY ‘в строну двери, к двери’, бу-гаруу ‘на оленя, в сторону оленя’ и т. п.
От послелога ввд в некоторых монгольских диалектах возникла форма направительного падежа -аад4. Например: гэрээд ‘домой, в сторону дома’, первоначально. Данный формант может присоединяться не ко всем словам.
Направительной семантикой обладают еще ряд послелогов, такие как зуг, тал ‘ в сторону’, которые происходят от соответствующих именных основ в процессе их грамматикализации: зуг ‘сторона света, сторона’, тал ‘сторона’. От послелога зуг возник аффикс -джуу в хорчинском говоре (джасагтуский подговор) [Тодаева 1985: 61]. Направительный послелог тал активно используется в калмыцком языке: калм. гер тал ‘домой, в сторону дома’ и т. п. В дагур-ском языке в качестве форманта с направительным значением используется послелог джурдээ ‘в сторону’ или джур Чё. ’ < *№-tegen, jug ‘сторона (света), направление’. Например: гэрии джур ‘домой; в сторону дома’.
В бурятском языке также можно говорить о возникновении направительного падежа, так как послелог уруу фонетически сращивается с предыдущим словом, теряя начальный краткий гласный и подчиняясь сингармонически гласной основы. Однако в некоторых случаях послелог уруу может выступать и в промежуточной форме руу, не меняя гласную в соответствии с правилами сингармонизма, но без начального краткого гласного. Орфографией закреплен только послелог руу, сингармонически подчиненные морфофонологические формы падежного форманта орфографчески не отображаются. Например: бур. гэр руу, гэрруу ‘домой, в сторону дома’, хун руу, хунруу ‘человеку, в сторону человека’. Однако в бурятском языке действует еще один фонетический критерий, определяющий характер грамматикализованной формы. Все падежные окончания в бурятском языке принимают на себя конечное музыкальное ударение. В случае с директивом ударение остается на последнем слоге основы. Например: [гэрруу], [^нруу], [машиии'наруу]8 ‘к машине, на машину, в сторону машины’ и т. п. Логика развития падежных форм в монгольских языках позволяет прогнозировать смещение ударения на конец слова по мере окончательной граматикаллизации
8 Тройной гласной обозначен сверхдолгий гласный звук по терминологии Г. Д. Санжеева [1978: 88].
форманта. Логика развития формантов направительного падежа соответствует типологическим моделям развития грамматических, в том числе падежных, формативов из полнозначных слов в процессе их грамматикализации и потери самостоятельного лексического значения.
Интересное употребление форманта руу можно наблюдать в бурятском языке. Например, словосочетании бур. хады руу бууха ‘спускаться под гору’. Здесь руу скорее всего необходимо рассматривать как наречие. Аккузатив у существительного, скорее всего, обусловлен тем, что в данной конструкции предполагается некий управляющий аккузативом глагол. В данном конкретном случае им мог бы быть глагол уруудаха ‘двигаться вниз вдоль чего-либо’. Семантика подобных конструкций и логика их образования должна стать предметом отдельного исследования.
В ограниченных рамках данной публикации мы не можем рассмотреть все падежи, которые выделялись исследователями в дагурском языке. Из тех падежей, которые названы Энхэбату неосновными, мы рассмотрим лишь предельный падеж, поскольку он последовательно рассматривался в качестве самостоятельного падежа большинством исследователей дагурского языка и некоторыми исследователями бурятского языка.
Предельный падеж. Предельный падеж, который также известен под названием, падеж меры и степени, падеж меры, может быть образован не от любых основ, ввиду чего Г. Д. Санжеев назвал его в недостаточным. Это своеобразная форма квантитативного экватива, которая восходит к общемонгольскому форманту *ca ~ *sa. Этот формант является частью таких слов, как письм.-монг. saca ‘наравне, как только’, sacayu ‘равный’. С его участием образованы такие деепричастные формы как письм.-монг. -mayca, х.-монг. -магц, бур. -мсаар (*-n + ca+bar), калм. -н цацу. Спорным является вопрос о характере долгого гласного в форманте. Так, Г. Рамстедт считал его долгим гласным вторичного образования, т. е. возникшим из *aya. Такого же мнения придерживался Ц. Б. Цыдендамбаев. Что касается существования двух корней с чередующимся начальным согласным s ~ c, то вполне возможно, что это отражение некоего древнего состояния, диалектных различий, которое прослеживается также в
аффиксе исходного падежа -aca ~ asa, отыменном номинальном словообразовательном аффиксе -sun ~ ci9.
Даг. -qaar, -qeer присоединяются, согласно закону сингармонизма к основе слова: soo + qaar — sooqaar ‘по подмышки’, sak + qaar — sakqaar ‘по лодыжки’.
В бурятском языке подобные формы образуются при помощи аффикса -саа4. Например: Yбдэгсвв ‘по колено, до колен’, ша-гайсаа ‘до лодыжек, по лодыжки’, хоолой-соо ‘по горло, до горла’ и т. п.
Состав падежных форм дагурского и бурятского языков не исчерпывается рассмотренными падежами. Внимательное рассмотрение вопроса в контексте общетипологических моделей генезиса падежных форм, а также выделение критериев, по которым тот или иной формант может быть интерпретирован как падежный, поможет выявить ранее неучтенные падежи и объяснить пути происхождения падежных форм в монгольских языках. Анализ падежных форм дагурского и бурятского языков показывает отсутствие совпадений формальных оболочек падежей, которые могли бы охватывать только дагурский и бурятский языки. Все падежные форманты в обоих рассматриваемых языках происходят из общего языка-источника или близких древних диалектов. Следы влияния различных монгольских диалектов на развитие дагурских падежных форм можно наблюдать в родительном и винительном падежах. Показатели дагурского генитива восходят к древним формантам с соединительным гласным *i. Это же можно сказать в отношении бурятского, ойратского и монгольского языков. Соединительный гласный *u в генетиве характерен для языка монгольской письменности. Такое же чередование узких лабиализованных и нелабиализованных мы находим в показателях аккузатива монгольской письменности: -yi ~ -yu(yan). Остатки этого чередования, как мы предполагаем, сохранились в дагурском языке.
9 В ТИМ упоминается Шинчи баян уриан-хай, слово шинчи Гаадамба считал связанным с культом лиственницы. Лиственница в монгольских языках называется бур. шэнэhэн, х.-монг. шинэс, п.-монг. sinesün. В контексте соответствия даг. кимчи, бур. xwMhm, х.-монг. хумс, п.-монг. kimusun вполне можно соотнести и пару шинчи ~ sinesün, где появляется соответствие морфем -ci и -sün и звуков с ~ s.
Дагурский и бурятский языки схожи в том, что не имеют рефлексов так называемого соединительного падежа на *-!иуа. По этому же признаку к ним можно добавить халха-монгольский. Однако в дагурском языке практически совершенно нет имен, образованных при помощи аффикса *-Иу, формально и генетически связанного с ко-митативом на *-!иуа, тогда как в бурятском и халха-монгольском имена с аффиксом
-лиг довольно употребительны. Ассоциатив на *^а/ формально совпал в дагурском и цонгольском говоре бурятского языка и выглядит как -ты. Это совпадение может быть как случайным, так и следствием дагурско-го субстрата в бурятском говоре.
Перечисленные факты позволяют нам сделать вывод о том, что состав падежных форм дагурского и бурятского языков восходит к общему источнику, но дагурские форманты сохранили архаичные элементы, которые не сохранились в бурятском языке.
Сокращения
бур. — бурятский; даг. — дагурский; калм.
— калмыцкий; монг. — монгольский; ойр. — ойратский; письм.-монг. — письменно-монгольский; ТИМ — Тайная история монголов [КипЬауаБЫ 2001]; х.-монг. — халха-монголь-ский; халх.-книж. — халхаская книжная форма; халх.-разг. — халхаская разговорная форма; хор. — хори-бурятский; хорч. — хорчинский; чах. — чахарский; шилин. — шилингольский; МА — Мукаддимат ал-Адаб [Поппе 1938: 213]; ТР1^ — язык квадратной письменности по книге [Титийодоо, Cecegdari 2010]; TUig — доклас-сический монгольский по книге [Tumurtogoo, Cecegdari 2006].
Литература
Бадагаров Ж. Б. Дагурско-бурятские языковые связи // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии: Материалы междунар. науч. конф. Т. 3: Языки. Фольклор. Литература. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. С. 11-15.
Бадагаров Ж. Б. Грамматические категории имен существительных бурятского и дагурского языков // Мир Центральной Азии. Т. 4, Ч. 1: Языки. Фольклор. Литература. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 2002. С. 11-14. Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. М.: Изд-во Вост. лит., 1962. 340 с. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1983. 336 с.
Грунтов И. А. Реконструкция падежной системы праалтайского языка: автореф. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 2002. 24 с.
Котвич В. Л. Исследование по алтайским языкам. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. 373 с.
Поппе Н. Н. Дагурское наречие. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1930. 178 с.
Поппе Н. Н. Монгольский словарь Мукаддимат ал-Адаб. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. 452 с.
Рассадин В.И. К проблеме формирования монгольских языков в двух ареалах // Монгольские языки и диалекты северо-восточного ареала Центральной Азии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. С. 3-19.
Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание: Морфология. М.: Изд-во иностр. лит., 1957. 254 с.
Руднев А. Д. Хори-бурятский говор: (Опыт ис-след., тексты, пер. и примеч.). Вып. 1. Опыт исследования. Петроград: Тип. В. О. Кирш-баума, 1913. 137 с.
Санжеев Г. Д. Сравнительная грамматика монгольских языков. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1953. 237 с.
Санжеев Г. Д. Об аллофонах долгих гласных фонем в монгольских языках // Вопросы языкознания. 1978. № 1. С. 88-99.
Тодаева Б. X. Язык монголов Внутренней Монголии. М.: Наука, 1985. 129 с.
Тодаева Б. X. Дагурский язык. М.: Наука, 1986. 189 с.
Тодаева Б. X. Некоторые данные о языке их-мянган // Проблемы монгольского языкознания. Сб. науч. тр. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1988. С. 134-139.
Трофимова С. М. Грамматические категории именных основ в монгольских языках (се-мантико-функциональный аспект). Элиста: Изд-во КГУ, 2009. 282 с.
Цинциус В. И. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю. Том I. А-Н,. Л.: Изд-во «Наука» (Ленинградское отделение), 1975. 672 с.
Цыдендамбаев Ц. Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении. М.: Наука, 1979. 148 с.
Чимитдоржиева Г. Н. Исторические связи бурятского и эвенкийского языков (на примере лексики). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2012. 212 с.
Binnick R. I. On the Classification of the Mongolian Languages // Central Asiatic Journal. 1987. Т. 31. № 3-4. С. 178-195.
Engkebatu M. Dahan xiao cidian [=Краткий дагурско-китайский словарь]. Huhhot:
Neimenggu renmin chubanshe, 1983. 253 с.
Engkebatu nar. Dayur kelen-u uges = Dawoeryu cihui. Kokeqota: Obur Mongyul-un arad-un keblel-un qoriy=a, 1984. 2+337 с.
Engkebatu nar. Dayur kelen-u uge kelelge-yin materiyal = Dawoeryu huayu cailiao. Kokeqota: Obur Mongyul-un arad-un keblel-un qoriy=a,
1985. 2+414 с.
Engkebatu M. Dayur kelen-u teyin ilyal-un tuqai // Obur mongyul-un yeke suryayuli-yin erdem sinjilegen-u sedkul. 1985. № 7. С. 503-517.
Kara G. Daurica in cyrillic script / DEBTER DEB-THER DEBTELIN. Materials for Central Asiatic and Altaic Studies. 10-11. Budapest: MTA Altajisztikai Kutatocsoport, 1995. 18 + 42 + 96 + 67 + III, 47 + 6 + 64 + [4] + 159 с.
Kuribayashi H. (Edited with Choijinjab) Word-and Suffix-Index to The Secret History of the Mongols based on the Romanized Transcription of L. Ligeti, Center for Northeast Asian Studies(CNEAS Monograph Series No. 4). Sendai: Tohoku Daigaku Tohoku Ajia kenkyu senta, 2001. VI + 954 с.
Namcarai, Qaserdeni. Dayur kele mongyul kelen-u qaricayulul. Kokeqota: Obur Mongyul-un aradun keblel-un qoriy=a, 1983. 8 + 655 с.
Poppe N. Introduction to Mongolian Comparative Studies. Second Edition. Helsinki, 1987. 300 c.
Tumurtogoo D., Cecegdari G. Mongolian Documents In Uighur-Mongolian Script (XIII-XVI Centuries). Introduction, Transcription and Bibliography / Language and Linguistics Monograph Series A-11. Taipei, Taiwan: Institute of Linguistics, Academia Sinica, 2006. XIV + 722 с.
Tumurtogoo D., Cecegdari G. Mongolian Monuments in ‘Phags-pa Script. Introduction, Transliteration, Transcription and Bibliography. Taipei, Taiwan: Institute of Linguistics, Academia Sinica, 2010. XVI + 453 с.
Zhong S. Dawo’eryu jianzhi [Краткое описание дагурского языка]. [Beijing]: Minzu chubanshe, 1982. 110 с.
Zhong S. Dawo’eryu gaikuang [=Краткий обзор дагурского языка] // Zhingguo yuwen [=Язык и литература КНР]. 1965. № 4. С. 20-42.