CC BY
634
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПРАВА
К 80-летию со дня рождения академика В.С. Нерсесянца
ВАЛЕНТИНА ВИКТОРОВНА ЛАПАЕВА
Институт государства и права Российской академии наук 119019, Российская Федерация, Москва, ул. Знаменка, д. 10 E-mail: lapaeva07@mail.ru SPIN-код: 1389-8478 ORCID: 0000-0001-7170-8610
СООТНОШЕНИЕ ПРАВА И СПРАВЕДЛИВОСТИ В ЛИБЕРТАРНО-ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ В.С. НЕРСЕСЯНЦА
Аннотация. Осмысление права невозможно без уяснения его соотношения со справедливостью, поэтому каждая теория права, претендующая на самостоятельное место в истории философско-правовой мысли, должна обозначить специфику своего подхода к этой проблеме. Новизна разработанной академиком В.С. Нерсесянцем ли-бертарно-юридической теории и соответствующего ей типа правопонимания связана с выявлением сущностного признака и принципа права — формального равенства в свободе, раскрываемого через триединство равной меры, свободы и справедливости. Принцип формального равенства объединяет онтологию, аксиологию и гносеологию права и определяет всю историю правового развития — от начальных этапов генезиса права до современных представлений о праве будущих поколений. В рамках такого подхода «справедливость» — это сущностное начало права, характеризующее процесс и итог правового упорядочивания общественных отношений посредством уравнивания людей в их свободе.
Два других теоретически последовательных типа правопонимания — юридический позитивизм и юснатурализм — иначе трактуют данную проблему: позитивистские теории исключают идею справедливости из сферы права, а с точки зрения юснатурализма «справедливость» — это имманентная для правовой сферы категория морального порядка, являющаяся лишь одной из значимых морально-правовых ценностей. При этом даже если та или иная версия юснатуралистской аксиологии признает ведущее место справедливости в своей системе ценностей, она не рассматривает справедливость как универсальный сущностный принцип права и, следовательно, не трактует все остальные ценности как модификацию и конкретизацию принципа справедливости.
Проблема справедливости в теории В.С. Нерсесянца анализируется в статье в контексте широкого философско-правового дискурса, в центре которого — соотношение индивидуальной свободы и социальной солидарности. Данная бинарная оппозиция рассмотрена в рамках смыслового пространства теорий справедливости, очерченного двумя основными ментальными традициями европейской право-
вой культуры: античной (основанной на идее равенства) и христианской (тяготеющей к пониманию справедливости как милосердия). С позиций такого подхода для сравнительного анализа избраны концепции справедливости, разрабатываемые сторонниками экономического неолиберализма (М. Фридман, Р. Нозик, Ф. Хайек), коммуни-таризма (М. Сандэл, М. Уолцер, Э. Макинтайр, Ч. Тейлор), делиберативной демократии (Д. Ролз, Ю. Хабермас) и радикальной демократии (Ш. Муфф, Э. Лаклау).
Либертарно-юридическая теория права значительно отличается от перечисленных подходов к пониманию справедливости. Однако можно констатировать наличие определенной мировоззренческой близости между теорией В.С. Нерсесянца и некоторыми идеями радикальных демократов, связанными прежде всего с обоснованием ими принципа демократической эквивалентности. Данный принцип, призванный противостоять сугубо индивидуалистической трактовке прав человека и негативной концепции свободы, релевантен принципу правовой компенсаторности в теории В.С. Нерсесянца, а также его представлениям о процессе исторического развития права как о синтезе тенденций к унификации права (т.е. универсализации правового регулирования в глобальном масштабе) и к плюрализации права (связанной с применением принципа формального равенства ко все большему числу различных социальных групп). Политический потенциал такого подхода наиболее отчетливо проявляется в разработанной В.С. Нерсесянцем концепции цивилизма как постсоциалистического общественного строя, который мог бы сложиться на основе равно-справедливой десоциализации так называемой социалистической собственности.
Ключевые слова: справедливость, право, свобода, равенство, правопонимание, либертарно-юридическая теория, либертаризм, коммунитаризм, делиберативная демократия, радикальная демократия, В.С. Нерсесянц
VALENTINA V. LAPAEVA
Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences 10, Znamenka str., Moscow 119019, Russian Federation E-mail: lapaeva07@mail.ru ORCID: 0000-0001-7170-8610
THE RELATIONSHIP BETWEEN LAW AND EQUITY IN V.S. NERSESYANTS' LIBERTARIAN LEGAL THEORY
Abstract. Any comprehensive legal theory, asserting its own place in the history of legal philosophy, should identify a relationship between law and equity and specify its particular approach to the matter. The libertarian legal theory, that was developed by the academician V.S Nersesyants and the basic philosophical approaches towards understanding of law to which it corresponds are quite innovative: the theory highlights the substantial legal quality and principle of law — formal equality in liberty, is expanded as a trinity of equal measure, liberty and equity. The principle of formal equality includes the ontology, axiology and epistemology of law; it has shaped the evolution of law, determining the very genesis of law and our vision of its future. Within this approach equity is a substantial
principle of law; it characterizes the process and the results of legal regulation in society by equating people in liberty.
Other theoretically consistent basic philosophical approaches towards understanding of law such as legal positivism and natural law interpret the concept differently: in positivism the concept of equity is excluded from the field of law, yet in natural law it is a moral category which is immanent to the legal order and has a significant moral and legal value. Meanwhile, even if one of the existing versions of natural law axiology recognizes the leading place of equity in the system of values, it doesn't consider equity to be a universal principle in law, and therefore, refuses to consider other values as being modifications or aspects equity.
The concept of equity in Nersesyants' theory is considered in a broad legal philosophy discourse, that is focused on the relationship between individual freedom and social solidarity. This binary opposition was studied in the context of legal theories of justice, which is related to two major traditions in the European legal culture: the tradition of Classical antiquity that is based on the idea of equality; and Christian tradition that associates fairness with mercy. Thus, for the purposes of comparative analysis it was appropriate to select concepts of justice that were developed by the proponents of neo-liberal economics (M. Friedman, R. Nozick, F. Hayek), communitarianism (M. Sandel, M. Walzer, A. Macintyre, Ch. Taylor), deliberative democracy (D. Rawls, J. Habermas) and radical democracy (C. Mouffe, E. Laclau).
Libertarian legal philosophy differs significantly from these visions of equity; however, one can see the similarity between Nersesyanz' thoughts and the ideas of the radical democrats, particularly those arguing for the democratic equivalence principle. This principle, which was designed to counter an extremely individualistic interpretation of human rights and a negative concept of freedom, is relevant to the compensatory legal principle in Nersesyants' theory and his views on legal history. According to V.S. Nersesyants, law is evolving towards the universality of global legal regulation and the legal pluralism, which is connected with the application of the formal equality principle to an increasing number of social groups. The political potential of the above approach is most clearly manifested in Nersesyants' "concept of civilism," which was suggested as a model for the post-soviet social order from which the de-socialization of the so called socialist ownership could arise.
Keywords: equity, law, liberty, equality, legal awareness, the libertarian legal theory, libertarianism, communitarianism, deliberative democracy, radical democracy, V.S. Ner-sesyants
1. Введение
В одном из своих сочинений Платон приводит высказывание Сократа о том, что ни жизнь, ни долг перед семьей и ни что иное не может быть выше справедливости1. Особую убедительность этим словам греческого философа придает то обстоятельство, что произнесены они были в преддверии казни в ответ на предложение о побеге. Много веков спу-
1 См.: Нерсесянц В.С. Сократ. М., 1996. С. 150.
стя эту же мысль повторил другой великий философ — И. Кант. «Если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности»2, — писал он, возводя таким образом идею справедливости в ранг своего рода категорического императива для всего человечества. В этом же ряду уместно вспомнить и высказывание Г. Гегеля о том, что конституция, в которой «разумная воля доходит до сознания и понимания самой себя» и есть «...существующая справедливость как действительность свободы»3. Исходя из столь авторитетных суждений, следует признать, что осмысление права невозможно без уяснения природы соотношения права и справедливости. Поэтому каждая теория правопонимания, претендующая на самостоятельное место в истории философско-правовой мысли, должна прежде всего обозначить специфику своего видения этой ключевой для философии права проблему. Такая специфика заключается не в компиляции из разных, уже утвердившихся в науке подходов и не в изложении известных категорий в обновленной терминологии (чем по преимуществу занята в настоящее время российская теория права), а в развитии самого понятия права, переосмысленного в контексте нового понимания справедливости.
Вопреки представлениям о том, что «мы живем в такие времена, когда. каждый говорящий обязан знать, что выражает точку зрения, которая, в общем, известна слушателю вместе со всеми аргументами против нее»4, В.С. Нерсесянц считал, что история юридической науки — это всегда (в том числе и в наши дни) «история новых понятий права и формирующихся на их основе новых юридических теорий, новых концепций общей теории права и государства. Новое понятие. сохраняет научно значимые результаты предшествующей юридической мысли и на новом, более высоком уровне юридического познания развивает их дальше с более глубоких теоретических позиций и в более широком и адекватном смысловом поле и контексте»5.
Поэтому, характеризуя основные положения либертарно-юридиче-ской концепции В.С. Нерсесянца, мало сказать, что он «стоял на плечах» своих великих предшественников6; важно выявить то новое, что
2 Кант И. Метафизика нравов / Пер. с нем. // Кант И. Сочинения в шести томах. T. 4. Ч. 2. М., 1965. C. 256.
3 Гегель Г. Сочинения в 14 т. Т. III. Энциклопедия философских наук. Часть 3. Философия духа / Пер. с нем. Б. Фохта. М., 1956. С. 317.
4 Аверинцев С.С. Попытки объясниться. Беседы о культуре. М., 1988. С. 31.
5 Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 2004. С. 16.
6 См.: Четвернин В.А. Современная либертарно-юридическая теория // Ежегодник либертарно-юридической теории / Ред.-сост. В.А. Четвернин. Вып. 1. 2007. С. 7.
привнесла его теория в понимание права, и прежде всего в трактовку соотношения права и справедливости. Сам автор новизну своего подхода связывал с выявлением сущностного признака и принципа права — формального равенства в свободе, раскрываемого через триединство равной меры, свободы и справедливости. Принцип формального равенства, согласно теории В.С. Нерсесянца, объединяет юридическую онтологию, аксиологию и гносеологию и пронизывает собой всю историю возникновения и развития права — от начальных этапов его генезиса7 до современных представлений о праве будущих поколений8. В рамках такого подхода справедливость — это сущностное начало права, характеризующее процесс и итог правового упорядочивания общественных отношений посредством уравнивания людей в их свободе.
Два других теоретически последовательных типа правопонима-ния — юридический позитивизм (в его легистской и социологической версиях) и юснатурализм (представленный множеством различных по своему содержанию концепций, объединенных лишь «принципом противопоставления в области права "естественного" "искусственному", включающим в себя... признание безусловного приоритета "естественного" над "искусственным"»9) — иначе трактуют рассматриваемую проблему. Если позитивистские теории исключают проблематику справедливости из сферы права, отказываясь таким образом от философского подхода к его осмыслению, то с точки зрения юснатурализ-
7 Наличие у права сущностного принципа означает, что генезис права изначально представлял собой самостоятельное направление социогенеза. Отсюда и возражения В.С. Нерсесянца против концепции так называемой мононормы, синкретично (разнофункционально) соединяющей в себе право и иные элементы первобытной норматики.
8 Сам В.С. Нерсесянц не оперировал понятием «право будущих поколений», но с точки зрения правового принципа формального равенства можно сказать, что «ныне живущие не должны действовать так, чтобы их наследникам досталось сравнительно меньшее количество тех благ, которыми они пользуются сами» и что «следующие друг за другом поколения людей соединены между собой использованием Земли как общего наследства. В отношении к этому наследству каждое поколение занимает одинаковое (или равное) положение, являясь одновременно пользователем и распорядителем по доверенности» (Прокофьев А.В. Справедливость и газонефтяные доходы: российский контекст // Формирование морально-ценностных и правовых основ современной культуры: истоки и перспективы. Материалы межвуз. научно-практ. конф. Тула, 2008. С. 186). Именно на такой конструкции наследственного права и общей собственности выстроена и разработанная В.С. Нерсесянцем концепция цивилизма как нового постсоциалистического общественного строя, о которой пойдет речь далее.
9 Нерсесянц В.С. Философия права. 2-е изд. М., 2006. С. 92.
ма понятие «справедливость» — это имманентная для правовой сферы категория морального порядка, являющаяся одной из значимых морально-правовых ценностей (наряду с достоинством человека, свободой, разумностью и т.п.). При этом если та или иная версия юснатура-листской аксиологии признает ведущее место справедливости в своей системе ценностей, она не рассматривает справедливость как универсальный сущностный принцип права и не трактует все остальные ценности как модификацию и конкретизацию принципа справедливости. Поэтому вся прошлая философия права, считал В.С. Нерсесянц, развивалась в русле естественно-правового подхода10.
Либертарно-юридический тип правопонимания выходит за рамки этой философской традиции именно потому, что выстраивается на базе сущностного принципа правового формального равенства, включающего в себя справедливость как равенство в свободе. С позиций такого подхода право всегда справедливо и «более того, только право и справедливо»11, а вопрос о справедливости или несправедливости закона — «это, по существу, вопрос о правовом или противоправном характере закона, его соответствии или несоответствии праву»12. При всей логической четкости и внешней простоте этой теоретической конструкции она в силу присущего ей высокого уровня абстракции допускает различные интерпретации. Потому не случайно, что именно трактовка понятия «справедливость» стала главным источником разногласий между сторонниками либертарного правопонимания, и прежде всего разногласий в вопросе о соотношении принципа формального равенства с таким феноменом, который обычно обозначается как «социальная справедливость» и конкретизируется в понятиях «социальное законодательство», «социальные права», «социальная политика государства» и т.д.
2. Дискурс справедливости в истории философско-правовой мысли
Обсуждение этой проблемы в российской теории права целесообразно ввести в контекст более широкого философско-правового дискурса справедливости, в центре которого — соотношение индивидуальной свободы и социальной солидарности. У истоков этого дис-
10 См.: Нерсесянц В.С. Философия права. С. 50.
11 Там же. С. 44.
12 Там же.
курса стоял любимый античный герой13 В.С. Нерсесянца — Сократ, ставший родоначальником моральной философии и давший творческий импульс основным логико-философским и политико-теоретическим достижениям Платона и Аристотеля14. Но показательно, что при всех своих симпатиях к Сократу (как провозвестнику индивидуальной свободы, открывшему собственный, индивидуальный «путь к божественной и человеческой справедливости»15) В.С. Нерсесянц признавал, что в сократовском противостоянии традиционному полисному единомыслию у каждой из сторон спора была своя правда. «Если бы Сократ был осужден без вины, — писал он, — его судьба была бы печальной. Но она трагична, поскольку в сократовском деле столкнулись две правомерные нравственные силы — принцип субъективной свободы и объективный полисный порядок. Трагедия Сократа была одновременно и трагедией Афин, трагедией Греции, потому что сократовское преступление — это не ординарный проступок индивида, но симптом саморазложения нравственной целостности полиса, преступление, совершаемое народным духом против самого себя»16.
В период Античности понимание индивидуальной свободы соответствовало представлениям о справедливости как о таком устройстве полисной жизни, при котором каждый занимается своим делом, не захватывая при этом чужого и не лишаясь своего. Платон, развивая идеи Сократа, определял справедливость как «надлежащую меру», реализуемую в виде либо простого арифметического равенства, либо геометрического равенства по достоинству, что впоследствии трансформировалось в учение Аристотеля об уравнивающей и распределяющей справедливости17. Характерный для Античности языческий подход к пониманию распределительной справедливости с присущим ему культом силы, проявившимся в учете лишь таких достоинств, как статус свободного члена полиса, благородное происхождение и богатство, со временем породил сопротивление со стороны социальных низов и в немалой степени способствовал распространению среди них христианского учения. Христианство, привнесшее с собой идею ра-
13 В данном случае речь идет не просто об акторе, а именно о герое в высоком смысле этого слова — о человеке, «высказавшем новый принцип духа — абсолютное право индивидуального сознания на внутреннее решение» (Нерсесянц В.С. Сократ. С. 246—247) и отстоявшем этот принцип ценою собственной жизни.
14 См.: там же. С. 67.
15 Там же. С. 176.
16 Там же. С. 247.
17 См.: Нерсесянц В.С. Философия права. 2-е изд. М., 2006. С. 505—506.
венства всех людей перед Богом, преодолело элитарность античной трактовки понятия «справедливость» и дало мощный импульс развитию права как общезначимого социального регулятора. Однако христианское мировоззрение исказило четкую логику античной рациональности в трактовке справедливости, во многом придав идее справедливости моральный характер18, что отразилось на формировании и развитии не только христианских, но и светских теорий юсна-турализма. Этот гносеологический дефект компенсировался более глубоким осмыслением справедливости, позволяющим признать тот факт, что невозможность полностью исключить произвол из человеческих представлений о справедливости означает неудовлетворительный характер сугубо рациональной трактовки правил справедливости и диктует разуму необходимость принять тот факт, что «милосердие является обязательным и совершенно необходимым дополнением любой системы, обосновывающей сами правила»19.
В итоге в рамках начатого Сократом философского осмысления моральной автономии индивида в ее противопоставлении полисному единству, трансформировавшегося позднее в дискурс индивидуальной свободы и социальной солидарности, выделился огромный самостоятельный пласт проблем, связанных с философско-правовым анализом справедливости в контексте соотношения идей равенства и милосердия. В настоящее время смысловое пространство теорий справедливости задано двумя основными ментальными традициями европей-
18 Христианство, которое, как отмечает А.А. Гуссейнов, связывает человеческое начало в человеке с моралью, а саму мораль понимает как любовь, милосердие и смирение, предложило «принципиально иной порядок ценностей: не от разума и знаний к морали, а от морали к разуму и знаниям. Если девизом Античности считать тезис: все разумное морально, то девиз христианства можно сформулировать так: все моральное разумно» (Гусейнов А.А. Мораль и разум // Разум и экзистенция: Анализ научных и вненаучных форм мышления / Под ред. И.Т. Касави-на, В.Н. Поруса. СПб., 1999. С. 258).
19 Перельман Х. Три аспекта справедливости / Пер. с фр. Е.Г. Самохиной // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2013. № 2. С. 220. Поясняя эту мысль, автор пишет: «Почему один человек должен быть трусом, а другой смелым, один глупцом, а другой умным, один вспыльчивым, а другой рассудительным? Если распределение хорошего и плохого, добродетели и порока будет случайным или будет следствием божественной благодати, система, оставаясь рациональной, сможет только воздействовать на ситуации, содержащие элемент произвола и дающие основания для недовольства жертвам произвола. Именно в ответ на это возражение восточная философия развила теорию кармы, согласно которой радости и невзгоды земной жизни являются наградой или наказанием за прошлую жизнь, — теорию, которой, как кажется, был вдохновлен Платон» (там же.).
ской правовой культуры: античной (основанной на идее внутренней взаимосвязи права и политической справедливости, определяемой через равенство) и христианской (в рамках которой «справедливость» отождествляется с «милосердием» или, как говорит Х. Перельман, с «открытостью сердца и доброй волей»20). Можно, по-видимому, утверждать, что данная бинарная оппозиция лежит в основе любого сколько-нибудь серьезного дискурса справедливости. Поэтому далее либертарно-юридическая теория В.С. Нерсесянца будет рассматриваться в плоскости современных дискуссий, так или иначе затрагивающих данную проблематику.
С точки зрения такого подхода наибольший интерес в плане сравнительного анализа представляют концепции справедливости, разрабатываемые сторонниками философии либертаризма и экономического неолиберализма (Р. Нозик, М. Фридман, Ф. Хайек, Л. Мизес), коммунитаризма (М. Сандэл, М. Уолцер, Э. Макинтайр, Ч. Тейлор), делиберативной демократии (Д. Ролз, Ю. Хабермас) и радикальной демократии (Ш. Муфф, Э. Лаклау).
3. Либертарно-юридическая теория в контексте современных концепций справедливости
Суть позиции философского либертаризма и экономического неолиберализма (как итога приложения концепта либертаризма к сфере социально-экономических отношений) наиболее четко и откровенно сформулировал Ф. Хайек: «Люди, — писал он, — согласны принуждать к единообразному соблюдению тех правил, которые значительно увеличили шансы всех и каждого на удовлетворение своих нужд, но платить за это приходится риском незаслуженной неудачи для отдельных людей и групп»21. По сути дела, вся столь популярная в российском экономическом истеблишменте теория неолибералов с их верой в эффективность невидимой руки рынка строится на представлении о том, что люди готовы мириться с несправедливым распределением «общего пирога», если его размеры таковы, что никто не останется голодным. Тезис, мягко говоря, спорный, и он, конечно же, не мог разделяться В.С. Нерсесян-цем, для которого справедливость в сфере экономических отношений
20 См.: ПерельманХ. Указ. соч. С. 225.
21 Хайек Ф. Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики / Пер. с англ. Б. Пинскера, А. Кустарева. М., 2006. С. 239.
(а применительно к современной России — это прежде всего справедливость постсоциалистического преобразования отношений собственности) является необходимой предпосылкой обеспечения реального, а не имитационного рыночного характера экономики.
Однако среди немногочисленных сторонников либертарно-юри-дического правопонимания концепция неолиберализма как раз весьма популярна. Это в немалой степени обусловлено тем обстоятельством, что либертарная теория права была в целом разработана В.С. Нерсесянцем еще в социалистический период22, когда главной задачей юридической науки (крайне непростой для того времени) было отграничение права от властного произвола, осуществляемого в форме неправового закона. Потому основной акцент в своей теории он сделал на различении права и закона с позиций раскрытия сущности права как равной меры свободы. При этом проблема справедливости, трактуемая им как своего рода «обратная сторона медали», на лицевой стороне которой представлено право как форма свободы, долгое время оставалась в тени. В советское время присущий либертарной теории права пафос стремления к свободе как антитезе властного произвола привлек к этому типу правовопонимания ряд сторонников, ориентированных, скорее, на теорию неолиберализма с ее трактовкой свободы в духе философских доктрин эпохи раннего капитализма и верой в способность свободного рынка, не обремененного сколько-нибудь серьезным государственным регулированием, обеспечить максимально возможное равенство и процветание.
В самом общем виде специалисты выделяют две интеллектуальные традиции трактовки понятия «свободы» («свободной воли»). Первый подход, утвердившийся в Новое время, определяет «свободу» как «независимость от принуждающего произвола другого»23, а второй, распространившийся по мере утверждения в Европе доктрины и практики социального государства, под «свободной волей» понимает волю, не связанную также социобиологической слабостью самого индивида. В.С. Нерсесянц придерживался второго подхода, с позиций которого «то, что обычно именуется "социальной справедливостью" может как соответствовать праву, так и отрицать его»24. При этом он обозначил критерий для определения правового или неправового характера соци-
22 См.: Нерсесянц В.С. Выступление на круглом столе «О понимании советского права» // Советское государство и право. 1979. № 7. С. 70-71.
23 Кант И. Указ. соч. С. 147.
24 Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2005. С. 48. Труды Института государства и права РАН. 2018. Том 13. № 4
альной справедливости, который был сформулирован им в связи с критикой концепции распределяющей и уравнивающей справедливости Аристотеля. «Восходящее к Пифагору, а затем к Платону, Аристотелю и вплоть до наших дней представление о двух видах равенства, — писал В.С. Нерсесянц, — является ложным. Такое понимание равенства возникло в условиях неразвитого права. Правовое равенство (в каждое данное время в своем объеме и смысле) всегда одно. Деление же равенства на демократическое и аристократическое, уравнивающее и распределяющее, строгое и пропорциональное и т.п. является формой выхода за рамки правового равенства в сторону привилегий. .Разные характеристики равенства (пропорциональное, распределяющее и т.п.) остаются равенством лишь в тех пределах, в которых они не выходят за рамки правовой компенсаторности. Всякий выход в процессе пропорционально-распределяющего уравнивания за границы правовой компенсации (курсив мой. — В.Л.) ведет к появлению привилегий, т.е. к нарушению права»25. Таким образом, принцип компенсаторности как одна из конкретизаций принципа формального равенства — это правовой принцип, позволяющий отличить государственную или частную благотворительность от социальной политики государства, осуществляемой в границах права. В этом моменте формальное правовое равенство наполняется социальным содержанием и холодная абстракция идеи согревается теплом социальной солидарности. В рамках такой правовой трактовки понятия «справедливость» «взаимно обогащаются хорошо проверенные формулы римских юристов, рациональные системы греческих философов и страстные заклинания еврейских пророков»26.
В советское время В.С. Нерсесянц лишь обозначил эту тему в самых общих чертах, а в постсоветский период он разрабатывал ее главным образом в контексте концепции цивилизма, которая не была принята отечественными и зарубежными либералами, считавшими цивилизм одной из версий прокоммунистического эгалитаризма27. Концепция цивилизма не получила признания и среди тех приверженцев либертарного пра-
25 Правда, эту важную мысль автор сформулировал в сносках к основному тексту последней редакции своих учебников (см.: Нерсесянц В.С. Философии права. С. 509. Сн. 1; он же. История политических и правовых учений. М., 2005. С. 78. Сн. 1).
26 Перельман Х. Указ. соч. С. 225.
27 См.: SproederA. "Stichwort 'Zivilismus'". Geschichtskonstruktion und politisches Programm in der Rechtsphilosophie von V.S. Nersesjanc // Sprache — Literatur — Politik: Ost- und Südosteuropa im Wandel / Hg.von B. Symanzik, G. Birkfellner, A. Sproede. Hamburg, 2004. S. 357-358.
вопонимания, кто остался верен экономическому неолиберализму даже в постсоветский период, когда ограниченность и ущербность этого подхода к трактовке справедливости стала особенно очевидна. Наиболее показательна в этом плане позиция В.А. Четвернина, который не просто утверждает, что публично-властное перераспределение социальных благ всегда носит неправовой характер, но и решается довести эту точку зрения до ее логического завершения. Так, применяя данный подход к оценке российского налогового законодательства, он выступает против не только дифференцированной шкалы налогообложения, но и так называемой плоской шкалы с ее единым для всех процентом налоговых вычетов, полагая, что принцип формального равенства требует установить налог, одинаковый для всех в абсолютном исчислении28. Столь абсурдный (что особенно очевидно в контексте нынешней социально-правовой ситуации, сложившейся в результате неправовой приватизации социалистической собственности) итог логического развития идеи полностью дискредитирует ее теоретические основания.
Конечно, не все сторонники философии либератаризма столь откровенны и решительны. Так, Н.В. Варламова в своей трактовке этой темы предпочитает оставаться в границах правовой гносеологии, не выходя на проблемы реального бытия права. При этом она опирается на логически последовательную и непротиворечивую теоретическую конструкцию, выработанную великими представителями философии права Нового времени, для которых свобода понимается только как свобода человека от внешнего принуждения, ограничивающего возможность его собственного выбора. С позиций такого подхода, который «не предполагает реальной доступности ресурсов, необходимых для реализации выбора», автор призывает современную теорию права вернуться к «исходному локковскому пониманию прав человека как безусловных притязаний людей на равную свободу»29. Однако при всем уважении к великим правовым учениям Нового времени следует признать, что в онтологической плоскости их логика трактовки справедливости «работает» лишь в весьма ограниченных пределах парадигмы tabula rasa, а при более широком методологическом подходе и тем более при взгляде на проблему в контексте социально-правовых реалий она обнаруживает существенные дефекты.
28 См.: Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С. 46-47.
29 Варламова Н.В. Непозитивистские интерпретации прав человека: эволюция подходов // Трансформация прав человека в современном мире / Отв. ред. А.Н. Савенков. М., 2018. С. 83, 95.
Дело в том, что локковское понимание «свободы» (развитое затем в работах И. Канта и Г. Гегеля) на тот период времени соответствовало главному вектору исторического развития, направленному на преодоление сословных «перегородок» и высвобождение творческой энергии представителей зарождающейся буржуазии, созидающих новый общественный строй с «чистого листа». Однако в наши дни ситуация в корне иная. Современный капитализм формировался в эпоху первоначального накопления капитала с ее экспроприацией производителей, совершаемой, по словам К. Маркса, «с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей»30. В своем последующем развитии капитализм обеспечил легализацию сложившихся отношений, когда были «узаконены приобретения сильных и власть жестоких»31, а затем и легитимацию их в массовом сознании. Этот накопленный за века колоссальный груз несправедливостей, конечно же, деформирует логику локковской трактовки «свободы».
Данное обстоятельство особенно очевидно в контексте нынешних постсоциалистических реалий, когда интеллектуальная честность побуждает судей Конституционного Суда РФ задаваться вопросом, можно ли считать, что правовое государство должно «придерживаться лозунга: «Обеспечим неприкосновенность награбленной собственности?»32. А если рассмотреть проблему в более широком контексте и экстраполировать логику локковской трактовки понятия «справедливость» на будущее, то в обозримой перспективе мы вполне можем, как считает уже целый ряд серьезных исследователей, оказаться в ситуации непреодолимого раскола человечества на элиту (оснащенную всеми достижениями НБИК-технологий, которые в условиях тотального рынка неизбежно становятся предметом купли-продажи) и простолюдинов в буквальном смысле слова. Подобная перспекти-
30 Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1: Процесс производства капитала // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 23. М., 1960. С. 771-772.
31 Кантор М.К. Медленные челюсти демократии. М., 2008. С. 10. Ведь, как верно отмечает автор, «нет практически никаких сомнений в том, что в соревновании за власть (честном и законном) выиграет расположенный властвовать, и это будет с большой долей вероятности — жесткий человек. В соревновании за богатство, скорее всего, победит не добрый, но жадный. В соревновании за славу, разумеется, победит тщеславный» (там же).
32 Гаджиев Г.А. Принципы права и право из принципов // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. № 2. С. 28.
ва кардинального (по сути — уже не количественного, а качественного) разрыва между людьми в степенях доступной им свободы означает необходимость разработки гораздо более многогранных по своему социальному содержанию концепций справедливости и более сложных теоретических конструкций правопонимания, чем те, которые сложились в эпоху перехода от феодализма к капитализму.
После краха социализма, когда началась неправовая, а зачастую и вовсе криминальная приватизация так называемой социалистической собственности, свою главную задачу В.С. Нерсесянц видел уже в разоблачении того произвола новой постсоветской власти, который проявился в нарушении справедливости при преобразовании отношений собственности. Эту тему он разрабатывал преимущественно в контексте своей концепции цивилизма как постсоциалистического строя, который мог бы сложиться в стране в результате правовой де-социализации общенародной собственности. Подробнее концепция цивилизма будет рассмотрена позднее, а здесь следует лишь подчеркнуть, что автор, придававший ей большое значение и предпринимавший серьезные усилия по ее популяризации, не успел в достаточной мере раскрыть глубокую внутреннюю связь концепции цивилизма со своей трактовкой свободы. В итоге сторонники данной концепции не проявляют сколько-нибудь заметного интереса к лежащему в ее основе либертарно-юридическому правопониманию, а приверженцы ли-бертарного правопонимания трактуют справедливость в духе теоретических подходов Нового времени.
Следующий в избранном для сравнительного анализа перечне подходов к осмыслению справедливости — коммунитаристский — предлагает принципиально иную интерпретацию данной категории. Формирование этого направления философской мысли связано с выходом в 1982 г. книги М. Сандела «Либерализм и пределы справедливости»33. Коммунитаристы, к числу которых относят авторов, объединившихся на базе солидаристской критики либеральной идеологии, главным объектом своей критики сделали теорию справедливости Д. Ролза — наиболее влиятельного представителя современного либерального подхода к пониманию справедливости, изложенной в его фундаментальной работе «Теория справедливости»34. При этом в ряде принципиальных моментов коммунитаристы повторяют критику, вы-
33 См.: Sandel М. Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge, 1982.
34 См.: РолзД. Теория справедливости / Пер. с англ. В.В. Целищева, В.Н. Карповича, А.А. Шевченко. Новосибирск, 1995.
сказанную еще в прошлом веке в адрес И. Канта35, суть которой заключается в отрицании универсальных принципов справедливости, заложенных в кантовский категорический императив и во всю последующую моральную философию либерализма. Коммунитаристы выводят идею и нормы справедливости не из универсальности разума, а из партикулярной, порожденной историческими, геополитическими и иными условиями жизни того или иного социума, нередко иррациональной в своей основе социальной нормативности, которая фактически складывается в рамках конкретной системы общественных отношений. Кстати, Д. Ролз частично учел эту критику в изданной двадцатью годами позже книге «Политический либерализм», признав наличие «разумных, но несовместимых религиозных, философских и моральных доктрин»36.
При этом коммунитаристы, как и Д. Ролз, понимают под справедливостью категорию морального порядка, но, в отличие от американского философа, полагающего, что эта моральная категория имеет универсальный характер, они исходят из контекстуальности морали. В подтексте этих разногласий лежит более глубокое мировоззренческое противостояние идеологии индивидуализма и солидаризма. А если смотреть еще глубже, то в этих спорах о справедливости можно увидеть столкновение античных и христианских концептов справедливости как равенства и милосердия. Дело в том, что при всей приверженности Д. Ролза идее государства всеобщего благосостояния и его ориентации на такое понимание справедливости, при котором «социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, что они одновременно. ведут к наибольшей выгоде наименее преуспевших»37, его подход неприемлем для коммунитари-стов потому, что их солидаризм направлен на более полную поддержку социальных аутсайдеров в русле идеи милосердия. В этом подлинный смысл их апелляции к моральным традициям сообщества, к общему благу, единству социума и т.д.
Чтобы понять, чем справедливость в либертарно-юридической теории отличается как от ролзовской, так и от коммунитаристской трактовок, важно прежде всего иметь в виду, что для В.С. Нерсесян-ца справедливость — это не моральная, а правовая категория, выра-
35 См.: Алексеева Т.А. Современные политические теории. Опыт Запада. М., 2000. С. 184.
36 Rawls J. Political Liberalism. N.Y., 1993. P. ХХ.
37 Ролз Д. Указ. соч. С. 267.
жающая идею равенства как квинтэссенции разума. И только в этом смысле и в этом качестве справедливость в его теории носит универсальный характер. С позиций данного подхода право предстает как нормы, справедливо определяющие меру свободы, т.е. определяющие ее на основе равенства. Поэтому «право, — писал он, — математика свободы»38.
Но правовой принцип формального равенства — это отнюдь не математическая абстракция, поскольку в праве уравнивание происходит по определенному основанию — по основанию свободы. А это понятие имеет исторически изменчивое социальное содержание, о котором люди должны договориться. Такой договор о содержании свободы заключается каждый раз, когда с позиций правового подхода решается спор о праве. При этом договаривающиеся субъекты осуществляют (осознанно или неосознанно) интерпретацию принципа формального равенства, конкретизируя этот абстрактный принцип применительно к определенным условиям его реализации. Критерий такой интерпретации — это расширение пространства права, т.е. пространства свободы (а соответственно, и равенства) согласно формуле: свобода одного человека может быть реализована до тех пор, пока она не нарушает свободу другого человека и те ценности общего блага, которые являются условием реализации свободы. В зависимости от реального социального контекста данная абстрактная формула может быть облечена и в жестокий принцип талиона, и в возвышенный категорический императив И. Канта, и в правовые нормы современного социального законодательства. Какое конкретное обличье она приобретает в той или иной исторической ситуации, зависит в конечном счете от того смысла, которым общество наполняет понятие «свобода».
Когда мы говорим о принципе компенсаторности как о современной конкретизации принципа формального равенства, важно иметь в виду, что в развитой правовой ситуации мера правовой компенсации незаслуженной социобиологической слабости представителей соответствующих социальных групп определяется демократическим путем в рамках парламентских процедур. Чтобы пояснить эту мысль, обращусь к известному высказыванию Б. Франклина, удачно раскрывающему взаимосвязь права и демократии в период становления буржуазного строя: «Демократия — это договор между хорошо вооруженными
38 Нерсесянц В.С. Право — математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М., 1996.
джентльменами». Право, возникшее как договор между наиболее сильными, по мере демократического развития втягивало в свою орбиту новые социальные группы и со временем роль таких «вооруженных джентльменов» приняли на себя крупные политические партии и их блоки, способные на равных конкурировать друг с другом, участвуя в парламентском процессе и сменяя друг друга у власти в результате выборов. Их заинтересованность в расширении круга своих сторонников дает импульс прогрессу равенства, который исторически и логически представляет собой, как писал В.С. Нерсесянц, движение от хаоса к космосу, проявляющееся в том числе в выявлении все новых и новых сфер для экспансии принципа равенства.
Возвращаясь к спору коммунитаристов с Д. Ролзом, можно сказать, что с позиций либертарно-юридической теории коммунитари-стская солидарность, тяготеющая к милосердию, остается в сфере морали с присущей ей неопределенностью границ, т.е. безграничностью. А использование принципа компенсаторности переводит проблему справедливости в сферу права, где есть четко обозначенная мера справедливости в распределении социальных благ, опирающаяся на принцип равенства возможностей в его исторически конкретной форме. Что же касается ролзовской «справедливости как честности», то с позиций принципа компенсаторности она выглядит не столь очевидной и честной. Д. Ролз исходит из того, что каждый из тех, кто может оказаться в положении слабого и неуспешного в силу не зависящих от него обстоятельств, удовлетворится тем, что успехи более удачливых позитивно отразятся и на его положении. Но на самом деле большинство людей, скорее, захотят иметь возможность компенсировать свою незаслуженную (т.е. изначально несправедливую) слабость, чтобы на равных вступить в социальную конкуренцию.
С идеей правовой компенсаторности перекликается ряд теоретических конструкций, предлагаемых сторонниками радикальной демократии — левого направления политической философии, впервые заявившего о себе в вышедшей в 1985 г. книге Э. Лаклау и Ш. Муфф «Гегемония и социалистическая стратегия: К радикальной демократической политике»39. Это идейное направление уже приобрело немало приверженцев, в том числе и среди юристов40. Э. Лаклау и Ш. Муфф,
39 Laclau E., Mouffe Ch. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. 2nd ed. L.; N.Y., 2001.
40 Так, К. Макнейли развивает идеи радикальной демократии применительно к проблематике прав человека, солидаризируясь с коммунитаристами в их критике либерализма с его абстрактным понятием «человек», которое оторвано
критикующие, с одной стороны, К. Маркса за его экономический детерминизм, а с другой стороны, либерализм за преувеличение универсальных этических основ общественного порядка, связывают борьбу за справедливость с борьбой за радикальную демократию. При этом под «радикальной демократией» они понимают такое теоретическое и практическое переформатирование действующих политических институтов современного западного общества, которое (в отличие от идей делиберативной демократии Д. Ролза и Ю. Хабермаса, нацеленных на консенсус) оставляет в публичном пространстве возможность конфликта, принимающего, однако, «не форму "антагонизма" (борьбы враждующих сторон), но форму "агонизма" (борьбы противников как соперников)»41.
Задача выдвигаемой Э. Лаклау и Ш. Муфф новой левой альтернативы заключается в том, чтобы противостоять нынешней гегемонист-ски ориентированной либерально-консервативной реакции, которая стремится «под предлогом защиты "индивидуальной свободы" узаконить неравенство и восстановить иерархические отношения, разрушенные борьбой предыдущих десятилетий»42. Это требует, считают авторы, разработки нового подхода к пониманию равенства и свободы в общественных отношениях, который мог бы противостоять индивидуалистической трактовке прав человека и негативной концепции свободы. Такая «левая альтернатива может состоять только в построении другой системы эквивалентов, которая устанавливает социальное разделение на новой основе. ...Задача, стоящая перед ней, — не отказываясь от либерально-демократической идеологии, углублять и расширять ее в направлении радикальной и плюралистической демократии»43.
Решение этой задачи, пишут авторы, предполагает «определение смысла и пределов того, что мы можем назвать "принципом демо-
от реального политического контекста, связанного с противостоянием конкретных, ситуативно меняющихся агонистических интересов (см.: McNeilly K. After the Critique of Rights: For a Radical Democratic Theory and Practice of Human Rights // Law and Critique. 2016. Vol. 27. Iss. 3. Р. 269-288).
41 Муфф Ш. Радикальная демократия и агонистическая политика // Интернет-журнал «Гефтер». 2013. 20 окт. URL: http://gefter.ru/archive/10569 (дата обращения: 24.06.2018).
42 Laclau E., Mouffe Ch. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. Р. 176. См. также: Mouffe Ch. The Democratic Paradox. L., 2000. P. 80-107.
43 Laclau E, Mouffe Ch. Op. cit. Р. 176.
кратической эквивалентности"»44. Суть этого принципа заключается в том, чтобы та или иная группа, объединившаяся на базе корпоративных — профессиональных, гендерных, национальных и т.д. — интересов, могла бы добиваться «соблюдения своих прав на равенство с другими группами в той мере, в какой удовлетворение этих, во многих случаях несовместимых требований разных групп не приводило бы к фактическому равенству между различными по своей сути демократическими притязаниями»45. Можно сказать, что отстаиваемый авторами принцип демократической (а по сути — правовой) эквивалентности соответствует такой логике уравнивания, в рамках которой внутри пространства различий выделяются разнообразные сегменты тождественности46. Подобный подход перекликается с мыслью В.С. Нерсесянца о необходимости так выстраивать правовую систему равенств и неравенств в обществе, чтобы «принцип равенства в чем-то одном не губил разнообразия в остальном»47, не мешал проявлениям жизни в ее фактическом разнообразии. Для понимания этой мысли важно иметь в виду, что, по мнению В.С. Нерсесянца, такая тенденция исторического развития права, ведущая к плюрализации различных правовых сегментов (т.е. сфер приложения принципа формального равенства ко все большему числу различных групповых субъектов права), отнюдь не противоречит тенденции к унификации права, его универсализации в глобальном масштабе: «Это не противоположные тенденции, — писал он, — так как любая плюрализация (и разнообразие различий) протекает в рамках определенного единообразия, одного определенного эгалитарного принципа»48.
Очевидно, что сам по себе предлагаемый радикальными демократами принцип эквивалентности вполне укладывается в общую логику правовой компенсации незаслуженной социобиологической слабости представителей тех или иных групп, которую разделяют также и критикуемые ими либералы. Например, Ю. Хабермас признает, что «необходимы должное распределение богатства и равный до-
44 Laclau E, Mouffe Ch. Op. cit. Р. 183.
45 Ibid.
46 См.: Поцелуев С.П. От «антагонизма» к «агонизму»: к теории демократии Э. Лаклау и Ш. Муфф // Политическая концептология: журнал метадисциплинар-ных иссделований. 2011. № 2. С. 47—79.
47 Нерсесянц В.С. К праву (о происхождении равенства) // Владик Сумбатович Нерсесянц / Сост. В.В. Лапаева. Ереван, 2009. С. 106.
48 Там же. С. 107.
ступ к достижениям национальной культуры, т.е. нужно добиваться равной для всех компенсации за равномерно распределенную экономическую свободу»49, отмечая при этом, что «притязания на посильное участие в благосостоянии и культуре жестко ограничивает безответственное отношение общества к систематически воспроизводящимся издержкам и рискам индивидуального существования»50. Разница заключается в том, что радикальные демократы, отрицающие благодушное (и, как они, судя по всему, полагают, не всегда искреннее) стремление приверженцев делиберативной демократии к политическому консенсусу, призывают к откровенной политической борьбе агонистических групп за доступ к социальным благам (в том числе и к соперничеству за признание своего права на компенсацию), оговариваясь при этом, что такая борьба за свою версию содержательного наполнения принципа демократической эквивалентности не должна вести к разрушению институтов представительной демократии.
Радикальные демократы критикуют либералов, доминирующих в европейском истеблишменте, за их стремление препятствовать солидарному участию граждан в политической борьбе, за их поощрение индивидуализма и частной жизни. При этом они отмечают, что такая охранительная политика уже возымела обратный результат: либералам «не удалось сохранить стабильность, о которой они заявляли. Произошло распространение крайних форм индивидуализма, угрожающих самому общественному устройству»51 и способствующих возникновению различных версий религиозного, морального и этнического фундаментализма. А главная теоретическо-методологическая претензия со стороны радикальных демократов к концепциям справедливости Д. Ролза и Ю. Хабермаса заключается в том, что предлагаемое этими авторами разделение «процедурального» и «субстанциального» (что в большей мере характерно для коммуникативной концепции Ю. Хабермаса, но присутствует также и в трактовке справедливости как честности Д. Ролза) является внутренне противоречивым и не поддается теоретическому обоснованию. «Процедуры, — как верно от-
49 Насущная политическая задача состоит в том, чтобы приручить капитализм. Интервью с Ю. Хабермасом // Новая газета. 2009. 14 дек.
50 Хабермас Ю. Концепт человеческого достоинства и реалистическая утопия прав человека / Пер. с нем. Э.Ю. Соловьева // Вопросы философии. 2012. № 2. С. 69.
51 Муфф Ш. К агонистической модели демократии / Пер с англ. А. Смирнова // Логос. 2004. № 2. С. 190.
мечает Ш. Муфф, — всегда связаны с субстанциальными этическими обязательствами, а полностью нейтральных процедур не существует. При таком рассмотрении преданность демократии и убежденность в ценности ее институтов больше зависит не от предоставления интеллектуального обоснования, а от того, что Витгенштейн уподобляет "страстному выбору системы ориентации"»52. Выход из современного кризиса демократии состоит отнюдь не в замене одного типа рациональности (так называемой классической рациональности целей и средств) иной формой рациональности (совещательной или коммуникативной).
4. Идея цивилизма как конкретизация принципа формального равенства
Такое видение проблемы справедливости в полной мере соответствует позиции В.С. Нерсесянца, о чем свидетельствует его понимание права как правового закона, выражающего единство нормативной и институциональной (т.е. гарантирующей демократическую процедуру) форм свободы, а также в его концепции цивилизма, в которой особенно ярко проявился политический потенциал либертарно-юридического правопонимания. Неприятие В.С. Нерсесянцем сугубо процедурного подхода к справедливости хорошо видно из его следующего высказывания по поводу неправового и несправедливого характера проведенной в стране приватизации социалистической собственности. Предлагая правовой вариант преобразования отношений собственности в русле разработанной им концепции цивилизма, он писал, что в связи с тем, что социалистическая собственность по природе своей не государственная, а общенародная, то процесс ее «ра-зобобществления» может быть «справедлив лишь при условии, если он будет осуществляться по всеобщему принципу правового равенства и охватывать всех без исключения членов общества в качестве равных собственников. Любое другое решение данной проблемы (даже если оно будет многократно одобрено законом и всенародным референдумом) все равно по своей сути будет противоправным и несправед-ливым»53. Практическое значение такого подхода заключается в том, что он дает теоретический критерий различения права и произвола
52 Муфф Ш. К агонистической модели демократии. C. 190.
53 Нерсесянц В.С. Закономерности становления и развития социалистической собственности // Вестник Академии наук СССР. 1989. № 9. С. 3, 7.
(т.е. справедливости и несправедливости), необходимый для оценки социальной практики, в том числе и практики, легитимированной в глазах большинства.
Обоснование В.С. Нерсесянцем цивилизма (от лат. civis — гражданин) как нового общественного строя стало итогом применения принципа формального равенства к ключевой проблеме всей постсоциалистической трансформации России — проблеме десоциализации так называемой социалистической собственности. Идея цивилизма является результатом осмысления опыта реального социализма с позиций диалектической триады «тезис — антитезис — синтез»: цивилизм как общество, основанное на индивидуальной собственности каждого (что принципиально отлично от частной собственности, которая есть лишь у некоторых) представляет собой диалектический синтез капитализма с его всепроникающей частной собственностью и социализма с его тотальным отрицанием частной собственности. Новой форме собственности соответствует и новый тип правового равенства: индивиды равны здесь «не просто как свободные лица с абстрактной возможностью иметь (или не иметь) собственность, но и как действительные собственники с уже реально приобретенным правом собственности на средства производства»54. Таким прирожденным и неотчуждаемым (свою долю от общей собственности нельзя ни продать, ни передать) правом наделяются все граждане страны, потому в рамках одного государства цивилитарное право — это прежде всего право гражданина.
5. Заключение
Идея цивилизма становится все более актуальной по мере того, как обнаруживается невозможность сколько-нибудь нормального варианта возврата России на прерванный когда-то капиталистический путь развития. После того как в силу ряда причин в стране был избран номенклатурный (по оценке Всемирного банка — инсайдерский) вариант приватизации нашего общего социалистического наследства, мы, как писал В.С. Нерсесянц, попали в «сверхновую феодальную туманность», где «рука власти настолько зримо и заинтересованно управляет. отношениями собственности, что до невидимой руки
54 Нерсесянц В.С. Наш путь к праву: От социализма к цивилизму. М., 1992. С. 314.
свободного рынка — целая эпоха»55. Явная несправедливость постсоциалистической ситуации уже вполне осознается обществом 56. Потому проблема справедливости, которую постсоветское обществоведение четверть века обходило стороной, в ближайшей перспективе выйдет в центр общественных дискуссий. И российской науке надо быть к этому готовой.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Аверинцев С.С. Попытки объясниться. Беседы о культуре. М.: Правда, 1988.
Алексеева Т.А. Современные политические теории. Опыт Запада. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000.
Варламова Н.В. Непозитивистские интерпретации прав человека: эволюция подходов // Трансформация прав человека в современном мире / Отв. ред. А.Н. Савенков. М.: НОРМА: ИНФРА-М, 2018. С. 74-95.
Гаджиев Г.А. Принципы права и право из принципов // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. № 2. С. 22-45.
Гегель Г. Сочинения в 14 т. Т. III. Энциклопедия философских наук. Часть 3. Философия духа / Пер. с нем. Б. Фохта. М.: Государственное издательство политической литературы, 1956.
Гусейнов А.А. Мораль и разум // Разум и экзистенция: Анализ научных и вне-научных форм мышления / Под ред. И.Т. Касавина, В.Н. Поруса. СПб.: РХГИ, 1999. С. 245-262
Кант И. Метафизика нравов / Пер. с нем. // Кант И. Сочинения в 6 т. T. 4. Ч. 2. М.: Мысль, 1965. C. 107-438.
Кантор М.К. Медленные челюсти демократии. М.: Астрель, 2008.
Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1: Процесс производства капитала // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 23. М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. С. 771-772.
Муфф Ш. К агонистической модели демократии / Пер с англ. А. Смирнова // Логос. 2004. № 2. С. 180-197.
Муфф Ш. Радикальная демократия и агонистическая политика // Интернет-журнал «Гефтер». 2013. 20 окт. URL: http://gefter.ru/archive/10569 (дата обращения: 24.06.2018).
Нерсесянц В.С. Выступление на круглом столе «О понимании советского права» // Советское государство и право. 1979. № 7. С. 70-71.
55 Нерсесянц В.С. Наш путь к праву: От социализма к цивилизму. С. 51.
56 По данным исследования Левада-центра, проведенного на основе методологии фокус-групп, 67,5% россиян в первую очередь ждут от власти справедливости и лишь 12,5% рассчитывают на социальную политику (см.: Башкатова А. Россияне и власть живут в параллельной реальности. Чиновникам придется искать новый язык для разговора с населением // Независимая газета. 2018. 6 июня.
Нерсесянц В.С. Закономерности становления и развития социалистической собственности // Вестник Академии наук СССР. 1989. № 9. С. 3-13.
Нерсесянц В.С. История политических и правовых учений. М.: Норма, 2005.
Нерсесянц В.С. К праву (о происхождении равенства) // Владик Сумбатович Нерсесянц / Сост. В.В. Лапаева. Ереван: Нжар, 2009. С. 103-117.
Нерсесянц В.С. Наш путь к праву: От социализма к цивилизму. М.: Рос. право, 1992.
Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М.: Норма, 2004.
Нерсесянц В.С. Право — математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М.: Юристъ, 1996.
Нерсесянц В.С. Сократ. М.: Издательская группа ИНФРА-М — НОРМА, 1996.
Нерсесянц В.С. Философия права. М.: Норма, 2005.
Нерсесянц В.С. Философия права. 2-е изд. М.: Норма, 2006.
Перельман Х. Три аспекта справедливости / Пер. с фр. Е.Г. Самохиной // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2013. № 2. С. 211-225.
Поцелуев С.П. От «антагонизма» к «агонизму»: к теории демократии Э. Лаклау и Ш. Муфф // Политическая концептология: журнал метадисциплинарных исследований. 2011. № 2. С. 47-79.
Прокофьев А.В. Справедливость и газонефтяные доходы: российский контекст // Формирование морально-ценностных и правовых основ современной культуры: истоки и перспективы: Материалы межвуз. научно-практ. конф. Тула: Папирус, 2008. С. 184-205.
Ролз Д. Теория справедливости / Пер. с англ. В.В. Целищева, В.Н. Карповича, А.А. Шевченко. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995.
Хабермас Ю. Концепт человеческого достоинства и реалистическая утопия прав человека / Пер. с нем. Э.Ю. Соловьева // Вопросы философии. 2012. № 2. С. 66-81.
Хайек Ф. Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики / Пер. с англ. Б. Пинскера, А. Ку-старева. М.: ИРИСЭН, 2006.
Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М.: Институт государства и права РАН, 2003.
Четвернин В.А. Современная либертарно-юридическая теория // Ежегодник либертарно-юридической теории / Ред.-сост. В.А. Четвернин. Вып. 1. М.: ТЕИС, 2007. С. 5-8.
Laclau E., Mouffe Ch. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. 2nd ed. London; New York: Verso, 2001.
McNeilly K. After the Critique of Rights: For a Radical Democratic Theory and Practice of Human Rights // Law and Critique. 2016. Vol. 27. Iss. 3. Р. 269-288. DOI: 10.1007/ s10978-016-9189-9
Mouffe Ch. The Democratic Paradox. London: Verso, 2000.
Rawls J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 1993.
Sandel M. Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.
Sproede A. "Stichwort 'Zivilismus'". Geschichtskonstruktion und politisches Programm in der Rechtsphilosophie von V.S. Nersesjanc // Sprache — Literatur — Politik: Ost- und Südosteuropa im Wandel / Hg.von B. Symanzik, G. Birkfellner, A. Sproede. Hamburg: Verlag Dr. Kovac, 2004. S. 357-384.
REFERENCES
Alekseeva, T.A. (2000). Sovremennyepoliticheskie teorii. Opyt zapada [The Modern Political Theories. The West Experience]. Moscow: Rossiiskaya politicheskaya entsiklo-pediya (ROSSPEN). (in Russ.).
Averintsev, S.S. (1988). Popytki ob'yasnit'sya. Besedy o kul'ture [Attempts to Clarify. Conversations about Culture]. Moscow: Pravda. (in Russ.).
Chetvernin, V.A. (2003). Vvedenie v kurs obshchei teoriiprava i gosudarstva [Introduction to the Course of General Theory of Law and State]. Moscow: Institut gosudarstva i prava RAN. (in Russ.).
Chetvernin, V.A. (2007). Sovremennaja libertarno-juridicheskaja teorija [The Modern Libertarian Legal Theory]. In: V.A. Chetvernin, ed. Ezhegodnik libertarno-juridiche-skojteorii [Yearbook of the Libertarian Legal Theory]. Issue 1. Moscow: TEIS, pp. 5-8. (in Russ.).
Gadzhiev, G.A. (2008). Printsipy prava i pravo iz printsipov [Principles of Law and Law Based on Principles]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (2), pp. 22-45. (in Russ.).
Guseinov, A.A. (1999). Moral' i razum [Morality and Reason]. In: I.T. Kasavin and V.N. Porus, eds. Razum i ekzistentsiya: Analiz nauchnykh i vnenauchnykh form myshleniya [Reason and Existence. An Analysis of Scientific and Non-Scientific Forms of Thought]. Saint Petersburg.: Russkij hristianskij gumanitarnyj institut, pp. 245-262. (in Russ.).
Habermas, J. (2010). Das Konzept der Menschenwürde und die realistische Utopie der Menschenrechte. Deutsche Zeitschrift für Philosophie. Zweimonatsschrift der internationalen philosophischen Forschung, 58(3), pp. 343-358. (in Germ.). [Russ. ed.: Habermas, J. (2012). Kontsept chelovecheskogo dostoinstva i realisticheskaya utopiya prav cheloveka [The Concept of Human Dignity and the Realistic Utopia of Human Rights]. Translated from German by E. Yu. Solov'ev. Voprosy filosofii [Problems of Philosophy], (2), pp. 66-81.
Hayek, F.A. (1973-1979). Law, Legislation and Liberty: A New Statement of the Liberal Principles of Justice and Political Economy. London: Routledge and Kegan Paul. [Russ. ed.: Hayek, F.A. (2006). Pravo, zakonodatel'stvo i svoboda: Sovremennoeponimanie liberal'nykh printsipov spravedlivosti i politiki. Translated from English by B. Pinsker and A. Kustarev. Moscow: IRISEN].
Hegel, G.W.F. (1817). Encyklopädie der philosophischen Wissenschaften. Heidelberg: A. Osswald. (in Germ.). [Russ. ed.: Hegel, G.W.F. (1956). Sochineniya v 14 tomakh [Collected Works in Fourteen Volumes]. Volume III. Entsiklopediya filosofskikh nauk [Encyclopedia of the Philosophical Sciences]. Part 3. Filosofiya dukha [The Philosophy of Spirit]. Translated from German by B. Fokht. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politiche-skoi literatury].
Kant, I. (1797). Metaphysik der Sitten. Riga: Hartknoch. (in Germ.). [Russ. ed.: Kant, I. (1965). Metafizika nravov [The Metaphysics of Morals] / Translated from German. In: Kant, I. Sochinenija v shesti tomah [The Works in Six Volumes]. Volume 4. Part Two. Moscow: Mysl', pp. 107-438].
Kantor, M.K. (2008). Medlennye chelyusti demokratii [Slow Jaws of Democracy]. Moscow: Astrel'. (in Russ.).
Laclau, E. and Mouffe, Ch. (2001). Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. 2nd ed. London; New York: Verso.
Marx, K. (1867). Das Kapital: Kritik der politischen Ökonomie. Buch I: Der Pro-duktions-process des Kapitals. Hamburg: Verlag Otto Meissner. (in Germ.). [Russ. ed.: Marx, K. (1960). Kapital. Kritika politicheskoj jekonomii [Capital. Critique of Political Economy]. Volume 1. Book One: Process proizvodstva kapitala [The Process of Production of Capital]. In: Marx, K. and Engels, F. Sochinenija [Collected Works]. Volume 23. 2nd ed. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoj literatury, pp. 771-772].
McNeilly, K. (2016). After the Critique of Rights: For a Radical Democratic Theory and Practice of Human Rights. Law and Critique, 27(3), pp. 269-288. DOI: 10.1007/ s10978-016-9189-9
Mouffe, Ch. (2000). For an Agonistic Model of Democracy. In: Mouffe, Ch. The Democratic Paradox. London; New York: Verso, pp. 80-107. [Russ. ed.: Mouffe, Ch. (2004). K agonisticheskoi modeli demokratii. Translated from English by A. Smirnov. Logos [The Logos Journal], (2), pp. 180-197].
Mouffe, Ch. (2000). The Democratic Paradox. London: Verso.
Mouffe, Ch. (2013). Radikal'naja demokratija i agonisticheskaja politika [Radical Democracy and Agonistic Politics]. Internet-zhurnal "Gefter" [Internet-Journal "Gefter"] [online]. Available at: http://gefter.ru/archive/10569 [Accessed 24 June 2015]. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1979). Vystuplenie na kruglom stole "O ponimanii sovetskogo prava" [Speech at the Round Table "On the Understanding of Soviet Law"]. Sovetskoe gosu-darstvo ipravo [Soviet State and Law], (7), pp. 70-71. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1989). Zakonomernosti stanovleniya i razvitiya sotsialisticheskoi sobstvennosti [Objective Laws of Formation and and Development of Socialist Property]. VestnikAkademii nauk SSSR [Bulletin of the Academy of Sciences of the USSR], (9), pp. 3-13. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1992). Nash put' kpravu: Ot sotsializma k tsivilizmu [Our Way to the Law: From Socialism to Civilism]. Moscow: Rossiiskoe pravo. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1996). Pravo — matematika svobody. Opytproshlogo iperspektivy [Law as the Mathematics of Freedom: Past Experience and Future Prospects]. Moscow: Yurist.(in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1996). Sokrat [Socrates]. Moscow: Izdatel'skaya gruppa INFRA-M — NORMA. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2004). Obshchaya teoriyaprava igosudarstva [General Theory of Law and State]. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2005). Filosofiyaprava [Philosophy of Law]. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2005). Istoriyapoliticheskikh ipravovykh uchenii [History of Political and Legal Thought]. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2006). Filosofiyaprava [Philosophy of Law]. 2nd ed. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2009). K pravu (o proiskhozhdenii ravenstva) [To the Law (On the Origin of Equality)]. In: V.V. Lapaeva, cont. VladikSumbatovich Nersesyants [Vladik Sum-batovich Nersesyants]. Yerevan: Nzhar, pp. 103-117. (in Russ.).
Perelman, Ch. (2012). Les Trois Aspects de la Justice. In: Perelman, Ch. Ethique et Droit. Bruxelles: Editions de l'Université de Bruxelles, pp. 95-115. (in Fr.). [Russ. ed.: Perelman, Ch. (2013). Tri aspekta spravedlivosti [Three Aspects of Justice]. Translated from French by E.G. Samokhina. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (2), pp. 211-225].
Potseluev, S. (2011). Ot "antagonizma" k "agonizmu": k teorii demokratii E. Laklau i Sh. Muff [From "Antagonism" to "Agonism": Towards Laclau and Mouffe's Theory of Democracy]. Politicheskaya kontseptologiya: zhurnal metadistsiplinarnykh issledovanii [The Political Conceptology: Journal of Metadisciplinary Research], (2), pp. 47-79. (in Russ.).
Prokofev, A.V. (2008). Spravedlivost' i gazoneftjanye dohody: rossijskij kontekst [Equity and Oil and Gas Revenues: The Russian Context]. In: Formirovanie moral'no-cen-nostnyh i pravovyh osnov sovremennoj kul'tury: istoki i perspektivy: materialy mezhvuzovskoj nauchno-prakticheskoj konferencii [Formation of Moral Values and Legal Foundations of Modern Culture: Sources and Perspectives: Materials of the Interuniversity Scientific & Practical Conference]. Tula: Papirus, pp. 184-205. (in Russ.).
Rawls, J. (1971). A Theory of Justice. Cambridge: The Belknap Press of Harvard University Press. [Russ. ed.: Rawls, J. (1996). Teoriya spravedlivosti. Translated from English by V.V. Tselishchev, V.N. Karpovich and A.A. Shevchenko. Novosibirsk: Novosibirsk^ uni-versitet Publ.].
Rawls, J. (1993). Political Liberalism. New York: Columbia University Press.
Sandel, М. (1982). Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge: Cambridge University Press.
Sproede, A. (2004). "Stichwort 'Zivilismus'". Geschichtskonstruktion und politisches Programm in der Rechtsphilosophie von V.S. Nersesjanc In: B. Symanzik, G. Birkfell-ner and A. Sproede, eds. Sprache — Literatur — Politik: Ost- und Südosteuropa im Wandel. Hamburg: Verlag Dr. Kovac, pp. 357-384. (in Germ.).
Varlamova, N.V. (2018). Nepozitivistskie interpretacii prav cheloveka: jevoljucija pod-hodov [Non-Positivist Interpretation of Human Rights: The Evolution of Approaches]. In: A.N. Savenkov, ed. Transformacija prav cheloveka v sovremenno mire [Human Rights Transformations in the Modern World]. Moscow: NORMA: INFRA-M, pp. 74-95. (in Russ.).
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Лапаева Валентина Викторовна — доктор юридических наук, главный научный сотрудник сектора философии права, теории и истории государства и права Института государства и права РАН.
AUTHOR'S INFO:
Valentina V. Lapaeva — Doctor of Legal Sciences, Chief Research Fellow of the Department of Philosophy of Law, Theory and History of State and Law, Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Лапаева В.В. Соотношение права и справедливости в либертарно-юридической теории В.С. Нерсесянца // Труды Института государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law RAS. 2018. Т. 13. № 4. С. 9-36.
CITATION:
Lapaeva, V.V. (2018). Relationship between Law and Equity in V.S. Nersesyants' Libertarian Legal Theory. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law RAS, 13(4), pp. 9-36.
