Александр Абрамович ЛЕВИ
доктор юридических наук, профессор
Солдатская судьба*
Войну я встретил ранним утром 22 июня 1941 г. на границе с занятой немцами Польшей, недалеко от Бреста. Сразу же началось наше беспорядочное отступление. Временами останавливались, потом шли дальше. Связи между воинскими частями не было. Казалось, что планов на случай нападения Германии и перехода ее армий на нашу территорию не было, по крайней мере, на нашем участке границы по реке Буг никто из командиров не знал что делать.
Очень быстро наши воинские части оказались рассеянными, солдаты небольшими группами пробирались на восток. Шли наобум, по солнцу, поскольку ни карт, ни компаса не было.
Немцы рыскали по лесам в поисках таких групп, брали солдат в плен или уничтожали, если встречали сопротивление. Команда немцев наткнулась и на нашу группу ранним утром где-то под г. Волковыском. Мы пытались отстрели-
* Сборник избранных трудов ветеранов Академии, посвященный 70-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. / под ред. Ф.М. Кобзарева; Акад. Ген. прокуратуры Рос. Федерации. М., 2015.
ваться, но их было значительно больше, и тут меня тяжело ранило пулей в живот.
Как ни странно, но подбежавшие молодые солдаты меня не добили, а отвезли в расположенный неподалеку еще
частично действовавший советский во- 202
енный госпиталь, персонал которого и ^
находившиеся в нем раненые уже были ^
в плену. В госпитале меня сочли безна- ^
дежным, ничего делать не стали и, не ии
сняв с носилок, оставили умирать в пу- цар
стой комнате. еде
Предположения врачей не сбылись, ®
и каким-то чудом со сквозным пулевым оск
ранением живота без операции, которая сий
в таких случаях обязательна, я остался соР
жив. Позднее врачи мне говорили, что я
такое встречается крайне редко. ута
Началось страшное для меня вре- &
мя пребывания в плену, а после отно- ор
сительного выздоровления и удачного £
побега из лагеря - нелегального пребы- |
вания на оккупированной территории. &
Очень помогало мне участие в движе- нив
нии Сопротивления на Белосточине, «
члены которого считали меня своим и тни
нередко давали опасные задания. сВе
Но мысль у меня все время была • одна: вернуться в армию. К сожалению,
сделать это удалось только летом 1944 г. во время наступления наших войск в Белоруссии.
После соответствующей проверки в СМЕРШе меня направили в активно действовавший 624-й стрелковый полк 137-й Бобруйской дивизии. Тогда находившиеся в плену - как и почему не разбирались - должны были кровью искупить свою «вину» на передовой. И я, бывший санинструктор, старшина, начал дальнейшую военную службу в качестве рядового санитара-носильщика. Это была адская работа, опаснейшая военная специальность, про которую сейчас почти никто не знает.
Главная задача санитара-носильщика - вынести раненого с поля боя или с нейтральной полосы. Был приказ Сталина, в котором говорилось, что если о раненый пролежит более трех часов, то командир подразделения, в зоне кото-с рого это имело место, идет в штрафной ^ батальон. Но в этом же приказе была | шкала наград за вынос раненых с поля Ц боя примерно как за боевые вылеты са-| молетов.
® В книжке санитара-носильщика § было напечатано, что за вынос пятнадцати человек дают медаль «За отвагу», о за двадцать пять - орден Красной Зве-^ зды, за пятьдесят - орден Боевого Крас-^ ного Знамени, за восемьдесят человек ^ - орден Ленина. Уже одно это говорит, ^ как опасна была работа санитара-но-« сильщика, и потому, когда приходится | читать, что санитарка вынесла с поля боя двести человек, это очередная жур-| налистская ложь. Женщин среди са-^ нитаров-носильщиков на передовой | не было, даже мужчины работали, как ^ правило, вдвоем, поскольку одному вы-• тащить раненого физически очень трудно. И вытаскивали раненых обычно не
на руках, а с помощью носилок с небольшими колесиками с одного конца. Эти носилки-коляску санитар, двигаясь ползком, по-пластунски, притаскивал к раненому, затем вдвоем перекатывали его на них и опять же ползком вывозили в более безопасное место. За войну я видел только одного санитара-носильщика, который дожил до ордена Ленина. Обычно они погибали или были ранены, не успев получить и малую часть обещанных наград.
Примерно месяца два я был санитаром-носильщиком, и сейчас, иногда задумываясь, что я сделал в жизни самое главное, прихожу к выводу, что главное - это то, что я вынес с поля боя двадцать два тяжело раненных человека.
Хорошо помню молодого парня, который не двигался, но был жив, а я в тот раз работал без напарника. Место, где он лежал, простреливалось «кукушкой» - так называли немецких солдат, которых оставляли в скрытых местах после того, как основные силы отходили, обычно они сидели на деревьях. Как я тогда остался жив и сохранил раненого, сам удивляюсь. Малейшее движение вызывало выстрелы, и пули проходили совсем рядом. Спасло то, что я сумел затащить раненого на картофельное поле и волочил его между бороздами. Докатил его до батальонного медпункта живым, а вот что с ним было дальше, не знаю.
Вскоре я опять был ранен, но в госпиталь не пошел. Поскольку я ранее был санинструктором-старшиной, меня забрали в санроту, поручив учет и транспортировку раненых. А когда был ранен начальник полковой аптеки, который ведал медицинским снабжением полка, меня назначали на эту должность, используя также при большом
наплыве раненых в качестве фельдшера
Работали на полковом медицинском пункте с большими трудностями. Не хватало самого необходимого: не только крови для переливания, но и крове-замещающей жидкости. Я помню, как на снеговой воде готовил физиологический раствор, который затем примитивно стерилизовал на костре. Также готовил раствор новокаина. И это переливали, сколько потом осложнений, вероятно, наступало, но выбора не было. Не хватало шин для фиксации переломов, приходилось использовать подручные средства. Практически не было специального санитарного транспорта. Сколько раненых из-за этого не довезли до медсанбата.
Можно много написать о времени, проведенном на фронте, а наш полк редко отводили на отдых, во второй эшелон, так что случаев отправиться на тот свет было более чем достаточно, но об ужасах войны уже много написано и потому повторяться не буду.
Но все же самое страшное воспоминание о войне - огромное количество трупов. Сначала оставленных на поле боя, затем свезенных похоронной командой и складированных штабелями, как дрова. Причем часто эти огромные потери были совершенно бессмысленными.
Хорошо помню, как наш полк штурмовал разбитый сыроваренный завод в Восточной Пруссии, в подвалах которого засели немцы. Основные части давно ушли вперед, а мы окружили завод и пытались выбить оттуда противника. После нескольких безуспешных атак положили почти весь полк. А срочно брать этот укрепленный пункт и не нужно было, засевшие там немцы раз-
витию наступления не мешали, но бесконечно шли приказы: «Взять!» Можно было оставить блокирующую группу, а остальным двигаться дальше.
А самое хорошее воспоминание о войне, если вообще может быть хорошее воспоминание об этом ужасе, - это дух товарищества и взаимопомощи. Если сейчас слышу про дедовщину в армии, вспоминаю совсем обратное. «Старики» учили молодых, старались их сохранить. Когда я был санитаром-носильщиком, мой напарник Миша Малащенко старался уберечь меня от опасных ситуаций, которые я по неопытности еще не ощущал. Ему я обязан тем, что вовремя окапывался, без нужды не высовывался, не бежал сломя голову, а выжидал благоприятного момента. Память о таких соратниках, по-настоящему замечательных людях - вот о то хорошее, что осталось от тех лет. ^
И, конечно, главное - это то, что, не- ^ смотря на трудности и потери, мы побе- ^ дили и спасли мир от фашизма! |
Конец войны застал меня под Кенигс- Ц бергом, во взятии которого я участво- | вал. ^
Осенью 1945 г. меня демобилизова- § ли и неожиданно признали полностью | негодным к военной службе. Сказались с ранения, на последствия которых на а фронте я не обращал внимания. н
После демобилизации была одна & мысль - учиться, и только на медика, но а так сложилось, что я стал юристом. «
Многое пережитое кажется неверо- | ятным везением. Как-то в военкомате, & когда мне запоздало вручали медаль | «За отвагу», военком попросил зайти ^ к нему. Его интересовало, как я остал- | ся жив. Честно говоря, я сам удивля- ^ юсь. Видно, такова была моя солдатская • судьба.