CC BY
71
ФИЛОЛОГИЯ
СОДЕРЖАНИЕ И СТРУКТУРА КОНЦЕПТА «БУРЯ»
В МИФАХ И БИБЛЕЙСКИХ ТЕКСТАХ
© 2007 г. Л.П. Клименко
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского vestnik_nngu@mail.ru
Поступила в редакцию 23.02.2007
На примере концепта «буря» сделана попытка составить объективное представление об истоках и процессе формирования библейской поэтики, которая питала и обогащала системы поэтических средств древних христианских литератур, в том числе и древнерусской литературы.
Древний Египет и Месопотамия оставили обширную литературу в виде мифов и легенд, раскрывающих взгляд древнего человека на мир, природу, отношения в обществе в виде «житейской мудрости». Отраженная в мифах архаическая культура опирается на политеистическое миросозерцание, ключевые понятия которого формируются вокруг мифологических персонажей. Вся природа, стихийные явления предстают в мифологической парадигме в са-крализованном виде.
Теистический взгляд на мир Древнего Израиля, отраженный в ветхозаветных текстах, также сакрализует окружающий мир, однако библейская идеология носит монотеистический характер. Это различие в значительной мере определяет содержание и структуру как отдельных концептов, так и всей культурноисторической парадигмы. Примером этого может служить концепт «буря».
В архаических культурах буря наделяется сакральным статусом, поскольку исходит из сферы божественного, т.е. неба. В мифологии, по большей части, буря считается грозным выражением сакральной сферы и посредником в передаче божественной воли. Поскольку буря как природное явление есть ненастье, сопровождаемое сильным разрушительным ветром, часто с дождем, градом или снегом, она является поводом к совершению ритуалов умилостивления.
Символическая семантика бури в мифологии носит амбивалентный характер: с одной стороны, это разрушение упорядоченности космоса, возникновение на месте порядка, гармонии и красоты хаоса; с другой стороны, это творение нового, формирование новой упорядоченности [1]. Теофанические персонификации бури также носят двойственный характер, т.к. буря не толь-
ко разрушительна, но и созидательна, она несет с собой дождь, необходимый для плодородия. Например, в вавилонской мифологии Адад -божество бури как грозного стихийного явления, а сирийский бог Хадад именуется «господином изобилия». В древнеиндийской мифологии спутниками бога Индры являются Маруты, т.е. духи грозы, бури и ветра, которые разбивают «крепости туч» и дают дождь [2]. В угарит-ской мифологии амбивалентность семантики бури находит отражение в образе верховного бога Бала, который предстает не только божеством разрушительной бури, грома, молнии, но и дождя и плодородия.
Указанное свойство находит объяснение в понимании хаоса древними «как воплощения первопотенции, вместилища первоначала и истока бытия» [1]. Отсюда понимание бури как такого состояния природы, в котором соединяются стихии и порождается жизнь.
Аналогичная семантика предполагается у большинства индоевропейских богов-громо-вержцев, сакральных персонажей основного мифа об освобождении оплодотворяющих небесных вод в борьбе со хтоническим существом.
Что касается более позднего времени, то в эмблематике барокко бурю сравнивают с ударами судьбы и мировым бедствием [2].
Понимание сущности явления, отраженное в мифопоэтической мысли, исключает безличное его объяснение, носящее характер универсальности. Представители архаических культур сущность явлений понимали через их индивидуальные особенности, но не за счет того, что делает их проявлением общих законов. По наблюдениям ученых, именно «индивидуальный характер явления сильнее всего переживается древним человеком» [3].
Сакрализованная семантика слова обеспечивает возможность его символического употребления, результатом чего является широкое использование в архаических культурах символов. Особенностью мифопоэтического мышления является то, что символ не воспринимается только как знак, обозначающий богов и другие сакральные силы. В этом сознании символ сливается с тем явлением, которое он обозначает, так что один предмет может выступать вместо другого [3]. Такова логика мифологической мысли.
Исходя из сказанного, можно заключить, что слово «буря» в архаических текстах с точки зрения его концептуального содержания двупланово: оно отражает реальную историческую и символическую действительность. Соответствующим образом структурируется семантика иерофанической лексемы. В мифопоэтической картине мира концепт «буря» включает ряд компонентов, отражающих признаки реального явления: это ненастье, сопровождаемое разрушительными порывами ветра, дождем, градом и снегом. Компоненты сакральной части семантики формируются на основе реальных признаков предмета, но перекодируются в сферу священного: вместо природной стихии, это - божество, которое имеет ряд теофанических модусов разрушительного и созидательного характера. Природное явление персонифицируется и становится одним из богов языческого пантеона. При этом сложность иррационального явления воспринимается мифопоэтической мыслью в единстве его обликов (например, производительная сила природы).
Библейская картина мира также включает сакральный компонент, но характер этой са-кральности отличается от того, который проецируется политеизмом. Единобожие иудаизма изменяет структуру концепта «буря», состав его смысловых компонентов и их содержание. Соответственно это находит отражение и в семантике иерофанической лексики.
Обратимся к ветхозаветным текстам.
Существительное «буря» зарегистрировано в тексте учительных книг - Книги Иова, Книги Притчей Соломона и в тексте пророческих Книг
- Исайи, Иеремии, Иезекииля, Даниила, Осии, Амоса, Ионы, Наума и Захарии, а также в некоторых псалмах ц. Давида. Контекстов с этим словом не зарегистрировано ни в Пятикнижии пр. Моисея, ни в исторических, ни в законодательных, ни в книгах премудрости. Возможно, что данная лексема, как и концепт «буря», в силу своей образности и специфики смысла более тяготеет к текстам определенного жанра и содержания.
Имеющийся фактический материал позволяет утверждать, что в ветхозаветных текстах существительное «буря» не употребляется в своем прямом значении без семантического переноса. Сакрализованность текста Св. Писания, а также связь образа Иеговы с сильным потрясением природных стихий неизбежно делает «бурю» и «вихрь» атрибуцией теофании, например: «Господь долготерпелив и велик могуществом и не оставляет без наказания; в вихре и буре шествие Господа, облако - пыль от ног Его» (Наум, 1:3). Как отмечает комментатор Библии, всякое повествование о схождении Бога на землю сопровождается трепетом и волнением природы: это громы и молнии, густое облако над горой, трубный звук (Исх. 19:16), дым над горой Синай. Все эти природные явления укладываются в понятие «буря». В приведенном стихе пророк Наум «созерцает шествие являющегося на суд Иеговы» в явлении «вихря и бури» [4]. Обычным для Св. Писания образом Бог отвечает Иову «из бури»: (Когда Елиуй перестал говорить) «Господь отвечал Иову из бури и сказал» [4]. Использование образа бури в данном примере не является специальным поэтическим средством выразительности, но указывает на величие и силу Иеговы, потрясающего тварный мир.
Буря и вихрь, сопровождающие Иегову при Его явлении пророкам, получили наименование «бури Господней». Образ бури предстает в пророческом видении Захарии: «И явится над ними Господь, и, как молния, вылетит стрела Его, и возгремит Господь Бог трубою и шествовать будет в бурях полуденных» (Зах. 9:14). Пророк Захария предвещает помощь Божию своему народу: «Господь содействует своим избранным, поражая врагов их молниеносными стрелами... шествуя в страшных своею силою бурях, идущих с юга» [4].
Контексты, в которых существительное «буря» реализует теофаническую функцию, содержат глаголы перемещения при существительном Господь - грядет, шествует, идет и др., например: «. грядет Бог наш, не в безмолвии: перед Ним огонь поедающий, и вокруг Его сильная Буря. Он призывает свыше небо и землю судить народ свой» (Пс. 49:3 - 4). «Сильная буря» есть символ могущества Иеговы.
Теофаническая буря (вернее «бурный ветер», т.е. ветер, сопровождающий бурю) ярко и выразительно изображена пр. Иезекиилем в описании таинственного видения, которое было ему на реке Хеврон: «И я видел: вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из середины его как бы свет пламени из середины огня»
(Иез. 1:4 - 5). По словам толковника, бурный ветер, туча (большое облако), особый огонь -все эти явления могут быть объединены в понятие бури. Божественному явлению - теофании -предшествовала надъестественная буря - «буря богоявления». Такою бурею сопровождались или им предшествовали многие богоявления в Ветхом Завете, например, синайские (Исх. 19:16
- 18), пр. Илии (З Цар. 19:11 - 12), Иову Бог говорил из бури (Иов. 38:1), пр. Захарии (9:14), ц. Давиду (49:3) и др. Возникновение образа теофанической бури понятно: в присутствии Творца весь тварный мир и человек бывают потрясены. Это состояние при созерцании богоявления обычно сопровождается ветром - бурным, порывистым или тихим прохладным дуновением [4].
Как можно заключить из приведенных примеров, в библейских контекстах «буря богоявления» не является субститутом Иеговы: для древнего израильтянина, как и для пророка, она есть видимое проявление невидимого Бога, Которого никто никогда не видел. В отличие от мифопоэтического понимания бури как самого божества бури, в языковой картине сакрализо-ванного мира, предстающего в пророческих видениях, буря как общее смятение природы есть признак появления в тварном мире Творца, надмирного Существа.
С некоторой долей условности, ограничивая контекст употребления существительного «буря», можно интерпретировать его значение как прямое номинативное - «сильное ненастье с разрушительным ветром, дождем или снегом» в следующих стихах: «Он (Иегова) превращает бурю в тишину, и волны умолкают» (Пс. 106: 29); Под конец же времени сразится с ним царь южный и царь северный устремится как буря на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями...» (Дан. 11: 40); «... далеко удалился бы я и оставался бы в пустыне, поспешил бы укрыться от вихря и бури» (Пс. 54: 8
- 9). Более пространный контекст дает основание для экзегезы, вскрывающей переносный смысл слова, и толкования его в духовном плане. Например, в 106-м Псалме речь идет о промысле Божием, по которому насылаются или прекращаются бедствия еврейского народа [4], а в Псалме 54-м ц. Давид говорит о своем желании уйти в пустыню, чтобы успокоиться от постоянной угрозы нападения врагов. «Он ждал, по замечанию толковника, «вихря и бури», т.е. взрыва возмущения народа, которое уже было хорошо подготовлено» [4]. В приведенных примерах отчетливо обнаруживается существенная роль экзегезиса, который выступает ре-
шающим фактором сакрализации концепта «бури» и развития в лексико-семантическом плане символического значения.
В пророческих Книгах Исайи, Иеремии, Амоса и др. зарегистрированы контексты со словом «буря», в которых повествуется о неизбежном пришествии Иеговы на суд над грешниками. Свое явление Бог совершает во гневе, в окружении пламени огня, в буре грозной, в раскатах грома и молнии. Пророк Исайя, изображая приближение Г розного Судии и начало Его суда над нечестивыми, так описывает его в своем видении: «И возгремит Господь величественным голосом Своим и явит тяготеющую мышцу Свою в сильном гневе и в пламени поедающего огня, в буре и в наводнении и в каменном граде» (30:30). Гром принято считать гласом Божиим, а Сам Иегова предстает в этом описании в виде могучего воина, который разит зло во гневе своем [4].
Пророк Иеремия предвещает страшный суд Божий над иудеями за их беззаконие: «Вот идет буря Г осподня с яростью, буря грозная, и падет на главу нечестивых. Гнев Господень не отвратится, доколе Он не совершит и доколе не выполнит намерений сердца Своего» (23: 19). Кроме обычных выражений при описании грозного явления Судии мира, таких как «буря Г осподня», «буря грозная», «гнев Божий», пророки употребляют и другие ставшие устойчивыми выражения - «день бури», «день брани (Господней)», «день гнева (Господня)» (ср. лат. dies irae). Например, пр. Амос так описывает «день наказания»: «Так говорит Господь: за три преступления сынов Аммоновых и за четыре не пощажу их... И запалю огонь в стенах Раввы, -и пожрет чертоги ее среди крика в день брани, с вихрем в день бури» (1: 13 - 14). По словам пр. Амоса, аммонитян постигнет наказание за жестокость в Галааде. Пророк возвещает суд Божий, день суда Божия, в который изольется гнев Божий на преступников [4].
Яркие, зримые образы божественного правосудия, не допускающего торжество зла и уничтожающего последнее, рисует царепророк Давид: «Бог яве приидетъ, Богъ нашь, и не пре-молчитъ: огнь предъ Нимъ возгорится, и ок-рестъ Его буря зельна» (Пс. 49: 2). Употребленное в данном стихе словосочетание «буря зельна» имеет символическое значение - «могущество, карательная сила Бога» [5].
Символическое значение словосочетаний с существительным «буря» делало их устойчивыми и фразеологизировало их. Этим способом пополнялся лексико-фразеологический фонд библейского словаря. К числу подобных обра-
зований следует отнести и словосочетания «буря водная», которое в сочетании со словом «глубина» имеет значение «чрезмерные бедствия и искушения», «множество зол»: «Да не истопитъ мя буря водная, ниже да пожретъ мене глубина» (Пс. 68:15). По изъяснению Е. Зигабе-на, эти слова в переносном употреблении обозначают чрезмерные бедствия и смертоносные искушения. Блаж. Феодорит относит их ко «множеству и великости зол», имеющих постигнуть царя Давида [5].
Кроме подчинительных словосочетаний, в библейских текстах используются сочинительные словосочетания со словом «буря», имеющие значение «гнев Божий» и «наказание». Устойчивость лексического состава и значения, повторяемость контекстов употребления при описании тождественных ситуаций, жанровая закрепленность таких сочетаний слов позволяет отнести их к фразеоединицам, наделенным поэтическими функциями. Это поэтическое средство встречается в псалмах ц. Давида, например: «Как огонь сжигает лес и как пламя опаляет горы, так погони их бурею Твоею и вихрем Твоим приведи их в смятение» (Пс. 82: 15 - 16). Близкие по значению слова «буря» и «вихрь», входящие в одну тематическую группу, являются членами конструкции рагаПе^тш тет-Ьгогцт, что, несомненно, способствует вовлечению их в систему тропов.
В Книге пр. Исайи сочетание «буря и вихрь» более отчетливо обнаруживает символическое значение «выражения гнева Господня» вне состава конструкции стилистической симметрии: «Господь Саваоф посетит тебя громом и земля-трясением, и сильным гласом, бурею и вихрем, и пламенем всепожирающего огня» (Ис. 29: 2). Речь идет об Иерусалиме, который будет защищен от врагов, как пророчит Исайя, благодатным посещением и спасением Божиим. Оно будет состоять в том, что Господь обрушит Свой гнев на врагов Иерусалима [4]. Обобщенное значение выражения «буря и вихрь» согласуется с поэтической функцией конструкций hendiadis, так называемых парных сочетаний, к числу которых можно отнести и названное сочетание слов. Такая синтаксическая организация характерна для структуры всего стиха: (посетит) громом и землетрясением, / и сильным гласом// бурею и вихрем/, и пламенем огня.
В Книгах пророков Исайи, Иовы, Иезекииля, Осии и др. зарегистрированы примеры употребления существительного «буря» в сравнительных оборотах с союзом «как» или «подобно». Во всех случаях слово употребляется в прямом значении «ненастье с разрушительным
ветром, снегом или дождем», на основе которого у сравнительного оборота формируется общее значение «бедствия, разрушения, гибели». Это семантическое обобщение, благодаря са-кральности пророческих текстов, сообщает образу гибели, смерти многоплановость и легко переносится в духовную сферу. В Книге пр. Иова о «человеке беззакония» говорится: «Как воды, постигнут его ужасы; в ночи похитит его буря» (27:20). Это, по изъяснению толковника, образное выражение мысли о смерти грешника. Он гибнет подобно тому, как гибнут от всесокрушающих вод, от уносящего все потопа, от ветра, палящего и вырывающего все с корнем (что объединяет понятие бури). Так что напрасным будут все усилия спастись [4].
Буря и тучи как образы великого бедствия содержатся в пророчествах Исайи (11: 1) и Иезекииля: «И поднимешься как буря, пойдешь как туча, чтобы покрыть землю, - ты и все полчища твои и многие народы с тобою» (38: 9). В Притчах ц. Соломона Премудрость сравнивает внезапную гибель противников Иеговы с бурей и вихрем: «Когда придет на вас ужас, как буря, и беда, как вихрь, принесется на вас; когда постигнет вас скорбь и теснота. Тогда будут звать Меня, и Я не услышу; с утра будут искать Меня, и не найдут Меня» (1: 27). Как изъясняет толковник, это «слова Премудрости, всемощной силы Божией, в повиновении которой людей заключено всякое благо и счастье, а в противлении гибель. Презирающих Премудрость ждет внезапная гибель» [4].
Блаж. Иероним справедливо заметил, что в Библии столько тайн, сколько слов в ней. В Книге пр. Исайи буре уподобляются вражеские полчища мидян и еламитян, которые надвигаются на «приморскую пустыню», т.е. Вавилон: «Пророчество о пустыне приморской. Как бури на юге носятся, идет он от пустыни, из земли страшной» (Ис. 21: 1). Эти страшные полчища обрушатся на Вавилон, чем положат конец народам, подчиненным ему.
Яркой образностью насыщены пророчества Осии о гибели и уничтожении Израиля: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю: хлеба на корню не будет у него, зерно не даст муки, а если и даст, то чужие проглотят ее» (8: 7). По объяснению толковника, ветер - это образ суетности и пустоты, а буря - образ разрушения. В целом в приведенном стихе в образной форме выражается мысль о том, что «за суетные дела свои Израиль пожнет только гибель и уничтожение». Пророк предрекает, что «все начинания Израиля будут безуспешны и будут служить на пользу не ему, а врагам его» [4].
Семантика разрушения сохраняется в однокоренном прилагательном «бурный», т.е. сопровождающий бурю, в составе устойчивых атрибутивных словосочетаний - «бурный ветер», «воды бурные» (т.е. наводнение, потоп). Например, у пр. Иезекииля «бурный ветер» в сочетании с другими атрибутами бури переносно обозначают орудия божьего наказания: «Пойдет проливной дождь, и вы, каменные градины, падете и бурный ветер разорвет ее» (13:11); Посему так творит Г осподь Бог: Я пущу бурный ветер во гневе Моем, и пойдет проливной дождь в ярости Моей, и камни града в негодовании Моем, для истребления» (Иез. 13:13). Пророк говорит здесь о мщении разгневанного Бога, которое проявляется в буре (бурном ветре, дожде и граде), истребляющей народ-отступник [4]. Значение разрушения, гибели поддерживается в контексте лексикой деструктивной семантики - «разорвет ее», «для истребления» и существительными, обозначающими высшее проявление отрицательных эмоций - «гнев, ярость, негодование».
У пр. Исайи словосочетание «бурные воды» используется как скрытое сравнение, что сообщает ему переносный смысл, раскрываемый автором в самом контексте: «Наведет на него (т.е. народ Израилев) Господь воды реки бурные и большие - царя Ассирийского со всею славою его» (8:7). По изъяснению толковника, река большая с бурными водами - это Ассирийский царь со «славою», т.е. с огромным войском [4].
Необычно с точки зрения семантической мотивации прилагательного «бурный» значение словосочетания «бурный ветер» в Книге пр. Иова: «И отвечал Вилдад Савхеянин и сказал (Иову): долго ли ты будешь говорить так? -Слова уст твоих бурный ветер!» (8:1-2). В интерпретации этого стиха толковником, Вилдад реагирует на запальчивость Иова и оценивает его слова как «пустые речи» - бурный ветер». Пустота речей Иова сказывается в отрицании им Божественного правосудия. Но Бог Вседержитель не извращает правды и не может быть неправосудным [4]. «Бурный ветер» - это порывистый ветер, который без труда уносит легковесные слова Иова, как не обремененные глубоким смыслом.
Проведенное исследование позволяет утверждать, что монотеистическое миросозерцание, отраженное в ветхозаветных текстах, сакральный характер их содержания определяют специфику картины духовного мира Древнего Израиля. Восприятие реальных исторических событий и ситуаций личной жизни человека как проявление промыслительной деятельности Иеговы по отношению к своему избранному народу как народу Божию дает авторам основа-
ние для построения текстов двойного реализма: конкретно-исторического и символического. В текстах разных жанров эта двойственность содержательного плана проявляется с различной интенсивностью. Наибольшей силы она достигает в профетических текстах: в видениях пророков встают не конкретные события будущего, но символические образы грядущих событий священной истории.
Применительно к функционированию существительного «буря» в библейских текстах можно констатировать следующее: 1) на лексическом уровне наблюдается расширение семантического объема слова в результате генерализации ситуативно близких явлений (напр., буря - это ветер, дым, огонь, дождь, град и т.п.); 2) широкозначность, обобщенность лексического значения, отсутствие семантической детализации упрощает семантическую структуру лексемы, элиминируя дифференциальные семантические признаки. Отсутствие этих последних открывает возможности для символизации значения и, как следствие, множественности толкования символа; 3) в языковой картине мира происходит концептуализация явления, обозначаемого иерофанической лексемой; 4) в текстах пророческих видений обнаруживается жанровая обусловленность формирования теофанических образов. Языковые средства, используемые авторами-пророками для передачи реально воспринимаемых явлений или иерофанических видений, «отрываются» от конкретного контекста и приобретают функцию поэтического средства выразительности. Возникающие при этом переносные, образные значения обогащают семантическую структуру в качестве лексико-семантического варианта полисемичного слова.
В мифологических текстах не наблюдается таких последствий употребления существительного «буря» ни в системе поэтических средств, ни в концептосфере. Данный факт объясняется тем, что в разных теистических парадигмах лексема «буря» номинирует теофании по-разному. В соответствии с принципами политеизма явление природы отождествлялось с божеством его, в единобожии буря - один из атрибутов Творца, один из модусов его теофа-ний (проявление праведного гнева, наказание за отступничество и т.п.) в ряду множества других (милосердия, любви, помощи и т.п.). Возникшие при таком номинировании новые значения слова могут прилагаться к сходным признакам других конкретных объектов. Подобному переносу в мифологических текстах препятствует принцип теофанического номинирования, свойственный политеизму.
Исследование функционирования в ветхозаветных текстах теофанической лексики в полном составе позволит в дальнейшем составить объективное представление об истоках и процессе формирования библейской поэтики, которая питала и обогащала системы поэтических средств древних христианских литератур, в том числе и древнерусской литературы.
Список литературы и примечания
1. Словарь символов и знаков / Авт.-сост. Н.Н. Ро-галевич. - Минск, 2004.
2. Словарь символов / Авт.-сост. Н.А. Истомина. - М., 2003.
3. Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека: Пер. с англ. Т. Толстой. -СПб., 2001.
4. Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхаго и Новаго Завета. В 3-х тт. - Петербург, 1904 -1907.
5. Клименко Л.П. Словарь переносных, образных и символических употреблений слов в Псалтири. В 2-х частях. - Н. Новгород, 2004.
THE TO^rENT AND STRUCTURE OF THE CONCEPT «STORM» IN MYTHS
AND BIBLICAL TEXTS.
L.P. Klimenko
The «Storm» in mythology means the destruction of the cosmic harmony and the origin of a new order. The word «storm» has other symbolic semantic extensions in Bible Texts. It means God's anger, punishment. The semantic extension of this word is the object of a detailed description.
