CC BY
251
УДК 168.1+316.2
Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2014. Вып. 1
М. А. Ерофеева
«СМЫСЛ» КАК ЭЛЕМЕНТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Санкт-Петербургский государственный университет,
Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9
В статье представлен анализ того, как понятие смысла может быть встроено в социологическую теорию в качестве отдельного теоретического конструкта. Автор рассматривает три варианта теоретизирования смысла в социологии: теорию социальных систем Н. Лумана, ак-торно-сетевую теорию Б. Латура и философское переопределение смысла социального действия М. Вебера, осуществленное П. Рикером. Библиогр. 19 назв.
Ключевые слова: смысл, социологическая теория, Луман, Латур, Рикер, пространство возможностей, определение понятий, связь философии и социологии.
«MEANING» AS THE ELEMENT OF SOCIOLOGICAL THEORY
M. A. Erofeeva
St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
The article analyses how the notion of meaning can be embedded in sociological theory as a substantive theoretical construct. The author considers three possibilities to theorize meaning sociologically: the N. Luhmann's theory of social systems, B. Latour's actor-network theory and P. Ricoeur's reconceptual-ization of M. Weber's notion of the meaning of social action. In conclusion, the author notes that the embedment of the notion of meaning in sociological theory is always linked with philosophical concepts. The main theoretical output of the article is that "meaning" in the analyzed theories is considered as a space of unequal probability opportunities. This result can be used in further sociological theorizing of the lamination of meaning. Refs 19.
Keywords: meaning, sense, sociological theory, Luhmann, Latour, Ricoeur, space of opportunities, definition of concepts, sociology-philosophy link.
Категория «смысл» давно стала частью аппарата научной теории. В то же время только в некоторых дисциплинах понятие «смысл» рассматривается в качестве самостоятельного элемента теоретизирования. Исследованием смысла в таком ключе занимаются онтология, теория познания, методология науки, лингвистика. В социологии этот теоретический конструкт впервые появляется в процессе становления классического социологического мышления в теории социального действия М. Вебера [1]. Однако у Вебера и представителей интерпретативного направления в социологии (Дж. Г. Мид, А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман) смысл не становится самостоятельным элементом теории. Вместе с тем такого рода попытки теоретизирования смысла в социологии предпринимались. В данной статье представлен анализ того, как понятие смысла может быть встроено в социологическую теорию в качестве отдельного теоретического конструкта.
Пожалуй, наиболее социологическое решение принадлежит Н. Луману. Оно заключается в том, чтобы исключить возможные внешние источники смысла и тем самым устранить угрозу редукционизма1. «...смысл — это продукт операций, использующих смысл, а не какое-то свойство мира, обязанное своим происхождением
1 Сущность редукционистской перспективы в социологии заключается в том, что социологическое объяснение осуществляется при помощи привлечения внешних по отношению к социологии областей анализа.
какому-либо творению, учреждению или источнику» [2, с. 46]. Поскольку категория смысла является центральной для лумановской теории социальных систем [2, 3], необходимо воспроизвести ее в общих чертах. Существуют системы, которые являются самовоспроизводимыми и операционально закрытыми. Они характеризуются комплексностью — свойством, согласно которому все элементы не могут быть одномоментно связаны со всеми. Комплексность обусловливает необходимость отбора отношений между элементами для самосоздания и сохранения системы (редукция комплексности).
Психические и социальные системы основывают свои операции на смысле. Иными словами, смысл — это медиум наблюдения (любая смысловая система является наблюдающей) — то, что способствует его реализации. Наблюдение создает внутри системы различение система/окружающий мир, то есть система отличает себя от внешней среды. Данное различение обусловливает отбор отношений, которые войдут в состав системы при ее воспроизводстве. Следовательно, отбор в смысловых системах осуществляется при помощи смысла. В свою очередь, смысл в результате отбора воспроизводится сам: он рождается из операций, основанных на смысле. А поскольку системы селективны, то есть основаны на отборе (следствие комплексности), без смысла невозможно их оперирование, для социальных систем это коммуникация.
В теории Лумана смысл в первую очередь связывается с операцией наблюдения, и можно было бы предположить, что он возникает в момент наблюдения. Однако наблюдение — это не единичный феномен, это процесс, в результате которого смысл рекурсивно воспроизводит себя. Он как будто накапливается. «То, что смысловые идентичности (эмпирические объекты, символы, знаки, цифры, предложения и т. д.) могут порождаться лишь рекурсивно, влечет за собой далеко идущие эпистемологические следствия <...> благодаря этому становится ясно, что смысл подобных сущностей выходит далеко за пределы того, что можно постичь в момент операции наблюдения» [2, с. 47]. Смысл у Лумана не ограничивается ситуацией наблюдения, хотя и обязательно ее включает.
Смысл превосходит момент наблюдения еще и потому, что указывает на возможности последующего действия и/или претерпевания. Более того, он возникает в форме избытка таких указаний. Они включают как действительное (предполагаемо действительное), так и возможное (условно действительное), так и невозможное (недействительное) [3, с. 99; 4, с. 296]. Эти указания отличаются вероятностью присоединения новой коммуникации при их осуществлении. Так, предполагаемо действительные указания практически всегда ведут к успеху. Когда мы идем к кому-то в гости, предполагается, что мы позвоним в дверь (в результате чего нам откроют). Мы можем бросить камушек в окно (с тем же результатом), однако не каждый станет это делать. Вероятно, действительные указания также могут сулить успех, но не для всех случаев. Наконец, если вместо того чтобы позвонить или постучать, мы начинаем ломиться или используем отмычку, вряд ли нас встретят как долгожданных гостей. Успешный результат в этой ситуации невозможен, как и недействительна сама ситуация, потому что при ее реализации это будет уже не поход в гости, а кража со взломом (или, по крайней мере, взлом без кражи).
В процессе коммуникации происходит переход от «горизонта возможностей» к выбору конкретного указания. Однако для присоединения дальнейшей коммуни-
кации должны быть пройдены еще несколько шагов. В теории коммуникации Луман характеризует ее структуру как единство информации, сообщения и понимания [5]. Информация — это отобранные смысловые указания. Они определяют состояние системы. Под сообщением Луман понимает предложение осуществить выбор с учетом ценности информации. Смысл ограничивает возможность выбора его информационной релевантностью. Например, если вас спрашивают про ушастых ежиков, для сохранения смысловой целостности коммуникации вы должны отвечать про ушастых ежиков, а не про пушистых котов. Процесс коммуникации завершается пониманием сообщения. Смысл при помощи своей структуры указаний ведет коммуникацию к успеху (формирует информационное сообщение с релевантными указаниями).
Тем не менее, Луман замечает, что успех коммуникации — вещь довольно-таки невероятная. Таких «невероятностей» он называет три. Во-первых, невероятность понимания, вытекающая из закрытости сознания коммуницирующих индивидов. Мы не можем проникнуть друг другу в головы. Эта проблема преодолевается при помощи смысла, а точнее его социального измерения. Луман выделяет три измерения смысла, каждое из которых создает различение: предметное определяет тематику коммуникации («это/иное»), временное производит отличие «до» и «после», социальное различает Ego и Alter Ego как подобного [3, с. 117-124]. Именно потому, что мы знаем, что Другой подобен нам, возможно взаимопонимание2.
Вторая невероятность возникает вследствие пространственно-временной ограниченности конкретной ситуации коммуникации. Если перед нами лежит текст, мы не можем спросить его автора, что он имел в виду, потому что тот не присутствует. При взаимодействии лицом к лицу мы всегда можем уточнить смысл фраз, но коммуникация не состоит только из такого взаимодействия. Эта проблема разрешается через развитие письменности и других более технологически совершенных средств передачи сообщений, таких как массмедиа или Интернет. На этом этапе актуализируется, в частности, временное измерение смысла, которое может связать автора книги, давно умершего, и читателя, который читает его книгу в данный момент.
Третьей невероятностью коммуникации является невероятность успеха. Луман пишет о ней следующим образом: «Даже если коммуникация будет понята, то это еще не означает, что она будет принята. Коммуникативным "успехом" мы называем восприятие получателем селективного содержания коммуникации (информации) как предпосылки своего поведения и присоединение к этому селективному содержанию последующих, что лишь усиливает его селективность» [5]. Для преодоления этой проблемы в процессе социальной эволюции сложились символически генерализованные средства, способствующие присоединению новых коммуникаций: деньги, власть, любовь, истина и т. п. В основе любого символически генерализованного средства коммуникации лежит код — система предпочтений, делающая реализацию своей позитивной стороны более вероятной (скорее мы предпочтем взаимную любовь, чем безответную). Коды основываются на различной степени вероятности реализации смысловых указаний.
Модель коммуникации Лумана включает четыре момента перехода: во-первых, переход от множества возможностей к информации, во-вторых, переход от инфор-
2 Это соответствует тезису о взаимности перспектив у Шюца [6].
мации к сообщению, затем от сообщения к пониманию, и, наконец, от понимания к действию (присоединение коммуникации). Каждая невероятность преодолевается при помощи смысла. Можно сказать, что смысл трансцендирует три невероятности коммуникации, в результате чего становится возможным оперирование социальных систем. «Именно посредством актов культурно-семантического коммуникативного трансцендирования происходит образование социальных систем, наращивание в них комплексности и осуществление редукции комплексности, гарантирующих возможность дальнейшего коммуникативного трансцендирования» [7, c. 93].
Луман не приписывает смыслу никакого трансцендентного измерения: смысловые движения, по его мнению, «не существуют в вакууме, либо в царстве духа» [3, c. 106]. Смысл конституируется в наблюдениях, но благодаря своей рекурсивной природе выходит за пределы конкретного наблюдения. Более того, сделав смысл медиумом наблюдения операционально закрытых систем, Луман избавляется от необходимости искать ему место в физическом и психическом мирах, что привело бы к редукционизму. Смысл становится необходимым средством для осуществления смысловыми системами своих операций. Психические и социальные системы основывают свои операции на смысле. В итоге смысл не принадлежит исключительно сознанию, но является также характеристикой социальных систем. А поскольку предметом социологии у Лумана является рекурсивно самопорождающиеся коммуникации, в отношении социальных систем смысл становится необходимым элементом связи коммуникаций.
Значением «прорыва» в области теоретизирования смысла для социологии обладает работа французского философа Ж. Делеза «Логика смысла» [8], на идеи которого опирается акторно-сетевая теория Б. Латура [9, c. 263]. Делез, в отличие от Лу-мана, пытается вернуть смыслу трансцендентное измерение. Для этого он помещает его в область не-бытия, где «у него нет ни физического, ни ментального существования» [8, c. 35]. Одновременно у этого трансцендентного измерения нет своего места вне мира. Ключевой для Делеза является метафора не имеющей толщины поверхности, на противоположных сторонах которой располагаются мир смыслов и мир тел [8, c. 157; 9, c. 267]. В результате он приходит к кажущемуся парадоксальным заключению: несмотря на то, что смыслы сами по себе нематериальны, они являются атрибутами материальных вещей [8, c. 37]. В результате тела буквально становятся носителями смыслов. Эту идею использует Латур при возвращении вещам места в рамках социологического теоретизирования [10].
Элементарный смысл, находящийся на поверхности, Делез называет событием [8, c. 38]. В силу того, что он рассматривает событие (и смысл) как языковой феномен, для него событие соединяет слова (знаки) и вещи. Если выйти за пределы лингвистического центризма теории, событие может концептуализироваться как соединение различных времен, пространств и действующих. Так, для Латура событийным (event-producing) является лишь то время и пространство, когда задействована работа множества акторов3. Событие делает одновременно присутствующими огромное число актантов, далеко отнесенных друг от друга с точки зрения пространства
3 В акторно-сетевой теории под актором понимается любое действующее лицо. Это может быть человек, животное, машина, идея, репрезентация, словом, все что угодно. В силу того, что во взаимодействии невозможно отделить человеков (humans) от не-человеков (non-humans) действующих лиц Латур называет актантами.
и времени. В примере Латура для мыши, которая попадется в мышеловку в его доме, событие будет создано работой корейских рабочих, французских продавцов, древесины с горы, альпийского сыра, его собственного вчерашнего действия, делегированного мышеловке [11, p. 182].
Если то же самое выразить на языке теории коммуникации Лумана, событие можно охарактеризовать как процесс отбора. В событии соединяются Я и Другой (социальное измерение смысла), прошлое и будущее (временное измерение), наблюдается тематическое единство (предметное измерение). Иначе говоря, отбор смысловых указаний происходит на трех измерениях смысла. Однако для Латура ключевым значением обладает социальное измерение, а именно количество и природа других, одновременно присутствующих во взаимодействии. Он различает между проводниками (intermediaries) и посредниками (mediators) действия [11, p. 175; 12, p. 37-42]. Первые из них покорно проводят делегированное им действие в жизнь, как мышеловка из вышеприведенного примера. Вторые стараются определить событие в пределах своих возможностей. Ими могли бы выступить, к примеру, бастующие французские продавцы, в результате действий которых Латуру так и не удалось бы купить мышеловку.
Ключевым в данной теоретической перспективе становится понятие опосредования, или медиации. Действие, по словам Латура, «всегда является дислоцированным, сочлененным, делегированным, транслированным» [12, p. 166]. Под медиацией понимается проблематичная взаимосвязь между разнородными сущностями. Ее проблематичность заключается в том, что практически каждое действующее лицо является силой с собственной направленностью [9, с. 252-257]. Их столкновения приводят к созданию ассоциаций, или сетей, — соединений гетерогенных элементов. Протяженность и прочность сетей зависит от способности каждого из ее звеньев сопротивляться противонаправленным силам, составляющим сеть. Отдельные сущности не могли бы справиться с этой задачей. Таким образом, сеть есть эмер-джентное соединение слабостей.
Как уже было сказано, Латур заимствует у Делеза идею о значимости материальных тел как носителей смыслов. Поэтому взаимодействие он понимает в первую очередь как материальный феномен. В работе «Об интеробъективности» Латур задается следующим вопросом: «Не заблуждаются ли социологи, пытаясь сделать социальное из социального, подлатав его символическим, не замечая присутствия объектов в тех ситуациях, в которых они ищут лишь смысл?» [13, с. 88]. Из приведенной цитаты очевидно, что смысл действия, как он понимается в классической социологической теории, не устраивает Латура. Смысл, если мы вообще можем о нем говорить в данном случае, должен появляться в процессе взаимодействия материальных сущностей. Следовательно, он рождается в процессах медиации. Вследствие того, что в результате медиации возникают сети, можно сказать, что смысл является продуктом сети.
Латур не разрабатывает специально понятие смысла применительно к своей теории, а для Делеза смысл сопутствует предложению [14, с. 230] и поэтому неразрывно связан с языком. Это приводит к тому, что анализ смысла может быть сведен к анализу языка, речи или текста, что не устраивает многих социологов, которые не связывают человеческое действие с дискурсом или речевыми актами. Социологи поэтому стараются избежать лингвоцентризма и определить категорию смысла незави-
симо от языка или текста. Так, для Лумана смысл является непременным спутником не только языка или письма, но и других символически генерализованных средств коммуникации. Латур говорит не о языке, а о переводе (translation) — связи между актантами, которая переводит (перемещает, транслирует) их действия [12, p. 108]. Очевидно, что действия многих акторов, которых необходимо принимать в расчет, не могут быть выражены языковыми средствами. Недискурсивная природа смысла выводится на первый план.
Представители французской школы анализа дискурса Ж. Гийому и Д. Маль-дидье охарактеризовали проблему следующим образом: «Решая проблему смысла только по отношению к текстам, дискурсный анализ сделал ее в некотором роде банальной» [15, c. 133]. Однако даже в таком случае остается открытым вопрос о методе. Можно ли исследовать недискурсивный смысл методами анализа дискурса? Такую попытку предпринимает французский философ П. Рикер. Он утверждает, что текст в своих сущностных чертах подобен осмысленному действию, поэтому мы можем исследовать действие методами анализа текста [16]. Для того чтобы провести подобную аналогию, Рикер переопределяет смысл социального действия Вебера.
Базальными характеристиками текста, согласно Рикеру, являются: его фикси-рованность, оторванность от события речи, то есть модус свершившегося; оторванность от субъекта говорения, объективация; неостенсивная референция, то есть отсылка не к конкретной ситуации говорения, а к множеству возможностей интерпретации; адресованность всем, кто владеет искусством чтения [16, c. 26-29]. Если применить эти четыре критерия к действию, мы получаем действие фиксированное (произошедшее и наблюдаемое), автономизированное от субъекта (так как может иметь последствия, не предполагаемые деятелем), «значимость которого распространяется за пределами его релевантности для изначальной ситуации» [16, c. 33], и являющееся поступком, открытым для практической интерпретации. Таким образом, понимаемый смысл во всех четырех характеристиках выходит за пределы наличной ситуации. Действие, интерпретируемое в таком ключе, скорее соотносится с понятием события как наблюдаемого смыслового единства4.
Вопрос заключается в том, в какие области за пределами наличной ситуации отсылает смысл действия. Для Рикера это область интерпретации. Он использует метафору рельефа, для того чтобы показать, что по отношению к тексту возможно множество интерпретаций: «Подобно кубу или другому объему в пространстве, текст представляет собой "рельеф", разные темы находятся в нем не на одной высоте» [16, c. 36]. Трансцендентного измерения у смысла в данной трактовке нет. Смысл действия трансцендирует в область его интерпретации, но интерпретация осуществляется самими действующими. Следовательно, смысл появляется как мультипликация написанного и читаемого.
Здесь требуется оговорка. Если мы рассматриваем действие как текст, возможны две ситуации: у нас перед глазами текст, но мы его еще не прочли; у нас перед глазами текст, и мы его уже прочли. Можно ли сказать, что в первом случае действие не является осмысленным? Для Рикера это не так. «Будучи читателями, мы можем либо пребывать в неопределенности (как предполагает любая референция к миру), либо актуализировать возможные неостенсивные референции текста в новой ситуации.
4 О понятии события в социологии см. [17].
В первом случае мы рассматриваем текст как сущность вне мира, во втором — сами создаем новую остенсивную референцию благодаря особому исполнению, предполагаемому искусством чтения» [16, с. 39]. Первая ситуация предполагает, что смысл текста находится где-то «вне мира» как пространство возможностей его интерпретации. Однако в любом случае необходим читатель, который воспримет это пространство возможностей и осуществит выбор одной из них. Смысл не является смыслом, пока он замкнут в некотором трасцендентном измерении. По словам Латура, «текст пишет читатель» [18, р. 273].
Итак, смысл выходит за пределы наличной ситуации. Однако если для Лума-на это служит средством преодоления невероятностей коммуникации, для Рикера это является причиной их возникновения. В отношении невероятности понимания людьми друг друга он пишет: «. проблема интерпретации существует не столько из-за непередаваемости психических переживаний автора, сколько из-за самой природы буквальной интенции текста» [16, с. 36]. Природа текста такова, что он содержит в себе одновременно «многоголосие» смыслов, которые существуют как открытое пространство для интерпретации. Здесь можно заметить корреляцию между теориями Лумана и Рикера. По Луману, смысл существует в форме указаний на возможности, которые редуцируются при помощи смысла же в процессе отбора. Для Рикера смысл также существует в двух модусах: как «многоголосие» и как референция, осуществленная интерпретатором. Различия в двух способах трактовки существования смысла вытекают из того, что у Лумана он порождается рекурсивно, а у Рикера необходима фигура читателя, который осознает и отбирает возможности.
В то же время, как мы знаем из теории Лумана, реализация смысловых возможностей неравновероятна. Именно благодаря этому свойству, считает Рикер, можно понимать смысл социальных действий — сравнивая возможности и выбирая наиболее вероятные сценарии развития событий [19, с. 47-48]. Именно поэтому смысл ситуаций является более устойчивым, когда «когнитивные способности достаточно инструментализированы (в материальном мире — прим. автора) и сильны» [13, с. 87].
Из представленного здесь краткого анализа можно сделать два вывода. Во-первых, включение понятия «смысл» в социологическую теорию всегда связано с референцией к философским концепциям. Социология и философия связаны между собой категориально, то есть помимо фундаментальных методов исследования и объяснения реальности социология заимствует у философии также понятия и категории, что обеспечивает особенно сильную связь между двумя дисциплинами. Во-вторых, во всех рассмотренных теориях смысл понимается как множество неравновероятных возможностей. В этом отношении он многослоен. Идея многослойности смысла в современной социологической теории реализуется как пространство возможностей.
Литература
1. Вебер М. Избранные произведения / сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; предисл. П. П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 602-643.
2. Луман Н. Общество как социальная система. М: Изд-во «Логос», 2004. 232 с.
3. Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. СПб.: Наука, 2007. 648 с.
4. Смирнов Г. П. Трансляция смысла в социальной коммуникации: критический анализ теории Н. Лумана // Вестн. С-Петерб. ун-та. Сер. 12. 2011. № 2. С. 293-299.
5. Луман Н. Невероятность коммуникации // Проблемы теоретической социологии. 2000. Вып. 3. URL: http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2972 (дата обращения: 16.08.13).
6. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 129-137.
7. Латышева Ж. В. Социальные аспекты трансцендирования в контексте концепции коммуникации Н. Лумана // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2012. № 2. С. 88-93.
8. Делез Ж. Логика смысла. М.: Издательский центр «Академия», 1995. 299 с.
9. Волков В. В., Хархордин О. В. Теория практик. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в СПб., 2008. 298 с.
10. Вахштайн В. С. Возвращение материального. «Пространства», «сети», «потоки» в акторно-сетевой теории // Социологическое обозрение. 2005. Т. 4, № 1. С. 94-115.
11. Latour B. Trains of thought: Piaget, formalism and the fifth dimension // Common knowledge. 1997. № 6/3. P. 170-191.
12. Latour B. Reassembling the social. An introduction to Actor-Network Theory. Oxford: Oxford University Press, 2005. 301 p.
13. Латур Б. Об интеробъективности // Социологическое обозрение. 2007. Т. 6, № 2. С. 79-96.
14. Кравец А. С. Теория смысла Ж. Делеза: pro и contra // Логос. 2005. № 4 (49). С. 227-258.
15. Гийому Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации, или Проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса / под ред. П. Се-рио. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. С. 124-136.
16. Рикер П. Модель текста: осмысленное действие как текст // Социологическое обозрение. 2008. Т. 7, № 1. С. 25-43.
17. Филиппов А. Ф. К теории социальных событий // Логос. 2004. № 5 (44). С. 3-28.
18. Latour B., Woolgar S. Laboratory life: The construction of scientific facts. Princeton: Princeton University Press, 1986. 294 p.
19. Борисенкова А. В. Герменевтические проекты в социологии (на примере работ Ю. Хабермаса и П. Рикера) // Социологическое обозрение. 2007. Т. 6, № 2. С. 39-49.
Статья поступила в редакцию 25 октября 2013 г.
Контактная информация
Ерофеева Мария Александровна — аспирант; [email protected] Erofeeva Maria A. — post-graduate student; [email protected]
