CC BY
38
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 1 (216). История. Вып. 43. С. 107-113.
РЕЛИГИЯ. ОБЩЕСТВО. ВЛАСТЬ
В. В. Вяткин
СИНОДАЛЬНЫЕ ОБЕР-ПРОКУРОРЫ ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II
В статье анализируется деятельность государственных чиновников - обер-прокуроров, работавших в высшем органе церковного управления - Святейшем Синоде в годы царствования императрицы Екатерины II. Подчеркивается усиление их веса по отношению к духовенству, входившему в состав синодального присутствия.
Ключевые слова: Синод, обер-прокуроры, архиереи.
Первым и единственным, кто глубоко изучил историю синодальной обер-прокуратуры, был профессор Казанской духовной академии Ф. В. Благовидов1. Главная его заслуга в анализе развития изучаемого объекта: от зарождения до обер-прокурорского первенства в «ведомстве православного исповедания». Но Благовидов не видел процесс в контексте всё большего подчинения Церкви государством, что оставило исследование без «исторического результата»2, как заметил дореволюционный рецензент. Кроме того, либерально настроенный, он не избёг предвзятости в анализе обер-прокуратуры как института самодержавия.
Использовав больше источников, чем Благовидов, имея к тому же выигрышную историческую дистанцию, мы вправе представить свой взгляд на эволюцию обер-прокуратуры, включая эпоху Екатерины II, благо, что сочинение профессора стало нам доступным после решения исследовательских задач.
Введя в 1722 г. должность синодального обер-прокурора, Пётр I уповал на его контролирующую функцию, не допуская мысли о приобретении им властных полномочий, не предусмотренных законом. Индивидуальное начало в лице «ока государева» добавлялось к коллегиальному (Синоду) - причём, не для борьбы, а для интеграции усилий. Но государство, созданное Петром, не было застраховано от бюрократизации, как и органичная его часть - обер-прокуратура. К тому же правовая культура архиереев, само уважение к закону почти отсутствовали. И Синод был обречён на внутренние коллизии. В «борьбе за преобладание» и видится проблема. Причём, обер-прокурорам грозил отпор и даже лишение должности - характерные их беды в XVIII в.
Уже первые обер-прокуроры3 столкнулись с мощным сопротивлением со стороны синодального архиерейства.
Напряжённая борьба между обер-прокурорами и «синодалами» шла и при Екатерине II, означая затягивание петровских реформ. Тем не менее, стремление к законности в церковной сфере и конструктивность позиции открывали пред обер-прокурорами неплохие перспективы. И, наконец, в екатерининскую пору чаша весов начала склоняться в сторону главного церковного чиновника: императрица больше его поддерживала, чем Елизавета Петровна. Мотивом было укрепление светской власти. А усиление обер-прокуроров значило усиление самодержавного государства в его стремлении подчинить Церковь, что было целью петровской церковной реформы.
В упрочении абсолютизма и состояла логика развития государства в то время, что не понял современный церковный автор, заявивший, что «роль обер-прокурора <...> во второй половине XVIII в. сводилась к исполнению частных функций и канцелярских обязанностей»4.
Изучение темы достаточно сложно. Но можно учесть, что Синод со своей обер-прокуратурой есть сочетание не только коллегиального с личным, но и клерикального со светским - микрокосм церковной полноты, отнюдь не претендующий на абсолют. И здесь мы находим свои концептуальные основания, видя в концепции тот самый плуг, которым поднимается целина фактов.
Стоит пристальнее вглядеться в деятельность екатерининских обер-прокуроров: ведь иные из них опережали своё время.
Начнём с Алексея Степановича Козловского, занимавшего обер-прокурорское крес-
ло с 1758 по 1763 г. В 1762 г., наряду с тремя крупнейшими иерархами и другими лицами, Козловский вошёл в Комиссию о духовных имениях, что должна была подготовить их секуляризацию. Готовилась грандиозная кампания, и власть нуждалась в дополнительной опоре. Так что неслучайно императрица учредила в 1763 г. должность чиновника за обер-прокурорским столом, назначив на неё талантливого Г. А. Потёмкина. Ему дали специальную инструкцию, обязывающую, в частности, знать православные каноны и «Духовный регламент», знакомиться с синодальными протоколами и резолюциями, «докладывать по всяким делам». Потёмкин служил при Синоде до 1769 г., считаясь претендентом на обер-прокурорский пост.
Когда при Екатерине II Синод оформлял Наказ для своего депутата в Уложенную комиссию, обер-прокурор Иван Иванович Ме-лиссино (1718-1795 гг.; должность занимал с 1763 по 1768 г.) предложил включить в него пункт о старообрядцах: «Для пресечения большего зла <...> не дозволить ли им публичные церкви иметь?»5. В тексте своего предложения он видится образованным человеком, знающим и Священное Писание, и «Кормчую книгу», и «Духовный регламент», и указы высшей власти. Таким и являлся действительно. Неслучайно Екатерина II часто прибегала к его посредничеству.
Зная о внимании императрицы к обер-прокуратуре, «Синод был вынужден подчиняться её влиянию и исполнять её предложения даже в тех случаях, когда Мелиссино затрагивал самые существенные интересы духовного ведомства»6.
В течение шести лет, до обер-прокурорства, он был директором Московского университета, а с 1771 г. - его куратором. Учившийся при нём в университете И. Ф. Тимковский вспоминал про директора: «Он был добр и любил науки. В собраниях, раздавая шпаги, дипломы, награды <...> своё приветствие заключал всегда латинскою сентенциею: Qui proficit in litteris et deficit in moribus, plus deficit quam proficit7...»8. Другой питомец университета, Д. И. Фонвизин, особо пленился добротой Мелиссино: «Он и супруга его имели смотрение за нами, как за детьми своими.»9. Подтверждает князь И. М. Долгорукий: «.старик почтенный, которого милости я обязан помнить всегда <...> Осталось одно воспоминание об его покровительстве и снисхождении»10. А
княгиня Е. Р. Дашкова, встретившись в 1780 г. в Брюсселе с группой соотечественников, отметила и другие достоинства Мелиссино: «По-настоящему я была рада видеть одного лишь старика Мелиссино, человека очень образованного, всегда любезного в обхождении, с чудесным характером...»11. Почувствовала Дашкова и доброту «старика».
Стоят быть замеченными и некоторые протестантские наклонности обер-прокурора. Но нужна осторожность в учёте и этого обстоятельства. В мае 1772 г., будучи куратором Московского университета, Мелиссино представил в Синодальную контору на отзыв первую часть «Словаря российского», составляемого им. Уполномоченный Конторой цензор-архимандрит заключил, что в «Словаре» нет «противностей Святой церкви»12. Заметим к тому же: Мелиссино происходил из православной семьи (принадлежал к знатному греческому роду). К чересчур либеральным его не причтёшь. П. И. Бартенев называл Мелиссино «антагонистом масонов»13.
С назначением нового «ока государева» Екатерина обычно не спешила. Обер-прокурор Петр Петрович Чебышев свыше года являлся лишь «исполняющим обязанности», прежде чем в 1770 г. «за прилежную и рачительную» работу был утверждён в должности. Вместо прежних 1508 р. по рангу генерал-майора ему установили жалованье 2000 р. в год.
Диалог с Синодом, однако, не ладился. В январе 1770 г. Чебышев взял для передачи императрице синодальный доклад «Об уравнении секретарей и штатных служителей синодального ведомства по чинопроизводству и пенсиям при отставке с таковыми же чиновниками Сената»14. Отсутствие в деле ответа на доклад, наверняка, вызвало подозрение в недобросовестности обер-прокурора.
Очень скоро Синод показал своё отношение к «оку государеву» - отношение достаточно жесткое. Когда, в феврале 1770 г. Че-бышев заявил о намерении воспользоваться отпуском и предложил за себя синодального обер-секретаря, Синод вынес заключение: «Учинить из прежних дел о таковых же бывших <...> обер-прокуроров отлучках и кому должность их поручаема была справку и доложить»15. Недоверие к Чебышеву и крючкотворство здесь очевидны.
Но поддержка императрицы придаёт Че-бышеву уверенность в действиях. В марте
1770 г. он предложил Синоду решить вопрос, чтобы из епархий и от «лиц духовного ведомства» своевременно поступали отчеты. Предполагался сбор информации «о состоянии и поведении епархии», «о качествах монастырских настоятелей», «о присутствующих в консисториях»16. Считаясь с государственными приоритетами, Синод распорядился выполнить предложение. Так выстраивалась вертикаль церковной власти, подчинённой государству, и роль обер-прокурора предполагалась здесь значимой.
Интерес к епархиальной жизни находит новые подтверждения. В 1771 г. Чебышев аттестовал как противозаконное определение Синода о перемещении одного из священников. «К исполнению пропущено им не будет»17, - заявил он о данном определении. Перемещённый священник пожаловался императрице, и та настояла на справедливом решении дела. Именно благодаря её участию Чебышев добился отмены злополучного определения.
Способ решения споров вырабатывался. В следующий раз Чебышев не пропустил определение по одному из брачных дел, также увидев в нём незаконность. Имея опыт противостояния «оппонентам», он предупредил: «.если <...> Синод не отменит сего <...> определения, то по должности принуждён буду всеподданнейше о сем донести Её Императорскому Величеству»18. И пришлось донести. Всё решила резолюция Екатерины: «Рассмотря сие дело, находим предложение обер-прокурора Чебышева на законах и справедливости основанном.»18.
Уверенности в себе у Чебышева будто бы прибавлялось. Когда немолодой граф Петр Апраксин пожелал, оставаясь сам в безбрачии, расстаться с больной женой, супружество с которой было невозможно, Чебышев ходатайствовал перед Синодом о её пострижении в монашество. Дело было сомнительным, но Синод удовлетворил ходатайство19. О влиянии обер-прокурора было известно и в светском обществе. Когда в православную церковь в Голштинии потребовался дьячок, граф Н. И. Панин попросил о назначении именно Чебышева (так обращаются к начальнику учреждения), и Синод просьбу удовлет-ворил20. И можно согласиться с И. К. Смо-личем, писавшим, что Чебышев пользовался «благорасположением и полной поддержкой императрицы»21. Тем не менее, мы видим, что
и при Екатерине II Синод всё ещё демонстрировал свою силу, и борьба обер-прокуроров за правопорядок была б неуспешной без поддержки высшей светской власти.
Но даже заинтересованность императрицы не всегда давала обер-прокурору успех. Однажды она обратилась к Чебышеву с рескриптом: «Петр Петрович! Слышав от вас, что до-ношение, поданное монахом Анатолием в Синод, ему обратно отдано с тем, чтобы он переменил некоторые слова, полюбопытствовала я оное видеть и, не нашедши в оном ни малейшего сомнения, признаюсь, что удивляет меня поступок Синода тем наипаче, что чрез вас им сказано, что сей человек службе моей нужен. Итак, предложите Синоду, что моё желание есть, чтоб он прощён был.»22.
Если учесть, что в XVIII в. архиереи добивались ликвидации обер-прокуратуры, то станет ясно, откуда обвинения Чебышева в безбожии, другая хула в адрес обер-прокуроров23. Заметим мимоходом, что «безбожник» Чебы-шев участвовал в работах по сооружению и украшению Александро-Невской лавры.
Но и ценностями Просвещения он не пренебрегал. В 1769 г. произошло примечательное событие: архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский) обвинил профессора Московского университета Дмитрия Аничкова в издании «соблазнительного и вредного сочинения», в котором нашёл восстание против христианства. После архиепископа прореагировали синодальные члены: «Хотя Синод и не может думать, чтоб Аничков имел дерзновенное намерение что-нибудь прямо говорить против православного учения <...> но в некоторых местах употребил <.> выражения неосторожные.»24. Вывод был прост: «.чтобы сочинения, касающиеся веры, без апробации Святейшего Синода печатаемы не были»24. На это Чебышев выразил протест. И когда Синод остался при своём мнении, подал письменное предложение: «В сочинении Аничкова противностей православному закону мною не усматривается, да и сочинение перепечатано. И то, что Аничковым оное сочинение читано было в месте государственном и учёном, где никакой соблазн и непристойность терпимы быть не могут, а паче, что в доношении Амвросия, ни в определении Синода не изъяснено, в чём и каким догматам православного закона Аничкова сочинение противно, вредно и соблазнительно: поэтому дело надобно оставить без последствия»24.
Заимствование (думаем, не воровство) казённых денег погубило Чебышева. В мае 1774 г. Екатерина II писала А. А. Вяземскому: «Приезжал ко мне обер-прокурор Синодский Чебышев и винился мне, что <...> забрал сумму синодальной конторы, но как сей поступок учинён тогда, когда его вина уже известна была многим, и с ним нельзя поступить иначе, как ниже следует, а именно: поезжайте в Синод завтра и с членами освидетельствуйте Чебышевым запечатанную сумму и тут же откажите обер-прокурору от присутствия и объявите ему, что естьли им взятую сумму не внесёт, то суждён будет»25.
Вот как в письме к Г. А. Потемкину, в мае 1774 г., прокомментировал случай архиепископ Платон (Лёвшин), член Синода: «Нашего обер-прокурора постигло несчастье <...> Жаль его по человечеству. Но истину сказать надо, что многих он обеспокоил; в том числе и я имел участие <.> Когда б Бог даровал на место его человека не токмо честного, но и притом и благочестием отличного!»26.
13 мая 1774 г. князь А. А. Вяземский сообщил членам Синода о назначении обер-прокурором Сергея Васильевича Акчурина (1722-1790). Митрополит Гавриил (Петров) аттестовал его честным человеком27. «Я не могу довольно изобразить радости и благодарности, с каковою нас всех обязывает в сем случае всемилостивейшая Государыня. Милостивое её о нас призрение да привлечёт все милости от источника всех благ Бога»27, -расчувствовался митрополит.
Акчурин был в «приязненных» отношениях с «синодалами», и те добились для него всевозможных наград. Вот только страдали государственные интересы.
Он занимал должность до 1786 г. Екатерина II верила ему, видя в нём умного человека28. До назначения Акчурина она призналась: «Мне же надобно обер-прокурора, на которого и моя доверенность пасть могла, а то всякий чёрт и на меня поедет»28. Нетрудно догадаться, что императрица опасалась далёких от законности и благонамерения иерархов. О многом говорит один из её рескриптов к обер-прокурору: «Господин Акчурин, скажите Синоду, чтоб старался сих бедных людей уместить.»29. Но прямые её контакты с «присутствующими» не прекращались.
Заметим, что связь через обер-прокурора не всегда срабатывала. 22 августа 1775 г. Синод подал императрице чрез Акчурина пред-
ставление о повышении жалованья звонарям Ивановской колокольни в Москве. Но ответа не было30.
При Акчурине, в 1776 г., состоялось переиздание «Духовного регламента», чем власть вновь показала преданность церковной политике Петра I, огорчив одновременно «синода-лов».
Следующий успех «ока государева» относится к 1781 г., когда по инициативе императрицы Синод передал Акчурину наблюдение за синодальными денежными расходами31.
В 1786 г. в должность главного церковного чиновника вступил Аполлос Иванович Наумов (1719-1792) - единственный из обер-прокуроров, кто сделал карьеру в недрах синодального ведомства. С февраля 1764 по июль 1765 г. он был секретарём Московской синодальной конторы, а в 1772 г. его назначили в синодальную канцелярию, где через два года он занял пост обер-секретаря. И, наконец, в чине статского советника, стал обер-прокурором. Занимая высокий пост, Наумов старался не забываться. Известно, что генерал-прокурора Сената он считал своим начальником: обращался к нему с рапортами. Роль его в Синоде была относительно скромной. Будучи в прошлом лишь синодальным чиновником, Наумов не слыл большим авторитетом для «присутствующих», и те решали иные дела по своему усмотрению, невзирая на недовольство обер-прокурора. В 1791 г., «видя незначительность своего влияния в Синоде и будучи преклонных лет, Наумов просит об увольнении за старостью и болезнями»32. «Борьба за преобладание» была проиграна, а может, при Наумове она и не велась. Отставленному пожаловали пенсию в 3000 р. и дали деньги на оплату дол-гов33, чем подтвердилась значимость высшего церковного чиновника.
Особо яркой личностью среди обер-прокуроров был Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744-1817), занимая должность с 1791 по 1797 г. Историк Н. Н. Бантыш-Каменский свидетельствовал: о выдвижении Мусина-Пушкина «синодалы» «неотступно просили» Г. А. Потёмкина33.
На посту чиновника вся широта его натуры не раскрывалась. Обладатель большого ума, он посвятил себя археологии, археографии, нумизматике, да и не только. По словам С. В. Мещерской, «был любитель всего, достойного замечания», и даже «покровитель
всего хорошего»34. Протопоп московского Архангельского собора Пётр Алексеев писал о «достохвальном к редким рукописям любопытстве» «любезнопочитаемого ото всех господина обер-прокурора»35. Одновременно протопоп «порадовался, что из светских людей есть ещё особы, занимающиеся не суесловием, а полезными для слышания беседами»35.
Мусин-Пушкин стал президентом Академии художеств, сотрудничал с Академией наук. Екатерина II благоволила к нему «как учёному, ценила его дарования и даже пользовалась собранием его книг и рукописей»36. Однажды императрице пришлось извиняться перед обер-прокурором: кланяясь ему, она коснулась рукой земли. О том, что он «носил нарочитое благоволение императрицы»37, писал и Г. Р. Державин.
Не составляли исключение и иные иерархи. В феврале 1797 г. митрополит Гавриил (Петров) просил архимандрита Мелхиседека (Короткова): «Свидетельствуйте моё почтение <...> его превосходительству Алексею Ивановичу»38 [Мусину-Пушкину. - В. В.].
Гавриил (Петров) и другие знали о внимании обер-прокурора к деталям церковной жизни. 2 января 1796 г. прокурор Синодальной конторы Л. И. Сечкарёв получил от Мусина-Пушкина указ исследовать информацию о новых в Успенском соборе чудесах при гробницах митрополитов Киприана и Фотия, «якобы бываемых»39. Мусин-Пушкин занимался и кадровыми перестановками в духовном ведомстве. В 1792 г. при его участии один из архимандритов был переведён из Нижнего Новгорода в Донской монастырь, причём по просьбе светского лица40. Позиция императрицы, не стеснявшей Синод в чисто церковных вопросах, влияла на роль Мусина-Пушкина в Синоде. Дореволюционный автор удачно подметил усиление обер-прокурора на канцелярском поприще, стремление «забирать в руки делопроизводство Синода»41, что также способствовало бюрократизации обер-прокуратуры.
Многие могли бы его благодарить. Известнейший собиратель и публикатор, он познакомил общество с великими шедеврами: «Словом о полку Игореве», «Русской правдой», обретя неоценимые заслуги перед культурой. Высокий пост помог Мусину-Пушкину в собирании информации о древних рукописях. В 1794 г. прокурор Синодальной конторы получил от него ордер, которым
было предписано «справиться о Великих Четиях-Минеях Макарьевских, имеющихся в библиотеке <...> Успенского собора: из коих источников почерпал он <.> Макарий, запасы, составляющие 12 Миней его, и оное отыскивать в двух библиотеках.»42.
Личные его качества впечатляют. Ему была подарена тысяча крепостных. Но «отличный хозяин» и «отец своих подданных», он всё ж отказался от дара, явив пример архиереям, принявшим в штыки секуляризацию, пример всем членам синодального присутствия. Личность Мусина-Пушкина вновь убеждает: обер-прокурорами становились чаще выдающиеся личности.
Можно заключить, что при Екатерине II продолжается явное противостояние синодального присутствия и главного церковного чиновника, обещавшее длительную «борьбу за преобладание». О многом говорит размер жалованья первенствующему члену Синода и обер-прокурору. Если по штатам 1763 г. разница была существенной: первенствующему предполагалось 2000 р. в год, а обер-прокурору - всё те же 1058 р.43, то в 1770 г. разница заметно сократилась: первенствующему ассигновалось 2346 р., а обер-прокурору -2000 р. («по особливому именному указу»44).
Важность роли обер-прокуроров обозначилась всё больше. И это неслучайно. Вспомнив хотя бы Мелиссино и Мусина-Пушкина, можно с уверенностью сказать, что в обер-прокурорском кресле чаще оказывались те, кто составлял цвет интеллигенции, мыслящей, честной, неравнодушной. По мнению Н. Д. Жевахова, обер-прокуроры «были часто не только более образованными, но и более верующими сынами Церкви, чем сами иерархи.»45.
Но «более верующие» столкнулись с мощным сопротивлением. И потому много значила поддержка и доверие со стороны главы государства. Так, по воле Екатерины II, канцлер А. А. Безбородко присылал обер-прокурорам Чебышеву, Акчурину, Мелиссино, Мусину-Пушкину челобитные и жалобы на присутственные места, состоявшие в ведении Синода. При Екатерине II деньги на Синод стали поступать именно через обер-прокурора: исключение составил период с 1774 по 1781 г., связанный с неисправностью Чебышева.
История екатерининской обер-прокурату-ры подтвердила вес светских лиц в Церкви,
что обосновал уже епископ Игнатий (Брянчанинов): «Для поддержания Церкви нужно быть во главе управления светскому лицу <...> Это не может состояться иначе, как при утрате духовенством своего существенного духовного значения, своей энергии, порождаемой решительным отрешением от мира»46. Другое светило XIX в. - архиепископ Филарет (Гумилевский) - не видел альтернативы участию светских в церковном управлении. По его мнению, «из поповского правления не может выйти ничего, кроме разрушения православия, и что такое правление, как разрушение порядка Апостольского <.> всеми мерами должно быть не допускаемо <...> надлежало бы обуздывать замашки поповского властолюбия.»47. Эту мысль разделил архиепископ Евсевий (Орлинский). Комментарий к понятию 'поповское' у епископа Порфирия (Успенского): «Русский архиерей <...> это поп над попами, поп и только.»48. Ограниченность роли архиереев не объяснишь синодальными порядками. Пример епископа Тихона Задонского, вдохновившего своим подвижничеством тысячи, относится именно к синодальной эпохе.
Видя усиление и дальнейшее всевластие обер-прокуроров в духовном ведомстве, всё же не стоит впадать в крайности. «Прокуроро-папизма» не было: это из области риторики. На роль нового центра власти обер-прокуратура не претендовала, за рамки духовного ведомства вырваться не могла. И власть не опасалась её усиления, как опасалась возрождения патриаршества.
Укрепление обер-прокуратуры оправдывает дореволюционную шутку о делении Синода на Правительствующий и Святейший. Но кто всё-таки святее: иерархи или чиновники? Пусть рассуждают богословы. А на эстраде уже решили: «Кто светел, тот и свят», - поёт известный исполнитель.
Активность обер-прокуроров меняла status quo: они шли к вершине влияния.
Примечания
1 См.: Благовидов, Ф. В. Обер-прокуроры Св. Синода в XVIII и первой половине XIX столетия. Казань: [б. и.], 1899.
2 Вестн. Европы. 1899. Сент. С. 383.
3 Информацию о них см. в: Вяткин, В. В. Первые синодальные обер-прокуроры // Вопр. истории. 2009. № 12. С. 145-151.
4 Иванов, И. А. Деятельность обер-прокуроров Св. Синода в эпоху Екатерины II // Вестн. Православ. Свято-Тихон. гуманитар. ун-та. 2004. № 3. С. 173.
5 Святейшему Правительствсющему Синоду действительного статского советника и обер-прокурора И. И. Мелиссино предложение // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете (далее - ЧОИДР). 1871. Кн. 3, отд. V. С. 115.
6 Смирнов, С. И. // Богосл. вестн. 1900. Т. 3, № 9. С. 155. Рец. на : Благовидов, Ф. В. Обер-прокуроры.
7 Кто богатеет в науках и скудеет в нравственности, тот больше скудеет, чем богатеет (лат.).
8 Тимковский, И. Ф. Записки // Московский университет в воспоминаниях современников (1755-1917). М. : Современник, 1989. С. 40.
9 Фонвизин, Д. И. Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях // Там же. С. 50.
10 Долгорукий, И. М. Капище моего сердца // ЧОИДР. 1872. Кн. 3, отд. II. С. 38.
11 Записки Е. Р. Дашковой. Письма сестёр Вильмонт из России. 2-е изд. / под общ. ред. С. С. Дмитриева. М. : Совет. Россия, 1991. С. 140.
12 Скворцов, Н. А., протоиерей. Архив Московской Святейшего Синода конторы : материалы по Москве и Моск. епархии за XVIII век. Вып. 2 // ЧОИДР. 1914. Кн. 4. С. 373.
13 См.: Рус. арх. 1868. № 9. Стб. 1331.
14 Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Синода (далее - ОДДС). Т. Ь. 1770 г. № 15.
15 Там же. № 61.
16 Там же. № 124.
17 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания в царствование императрицы Екатерины II (далее - ПСПиРЕП). № 596. 17 янв. 1771 г.
18 Там же. № 625. 3 сент. 1771 г.
19 См.: ОДДС. Т. Ь. 1770 г. № 193.
20 Там же. № 313.
21 Смолич, И. К. История Русской церкви. 1700-1917 : в 2 ч. Ч. 1. М. : Изд. Спасо-Преображ. Валаам. монастыря, 1996. С. 153.
22 Письма императрицы Екатерины II к обер-прокурорам Святейшего Правительствующего Синода // Рус. арх. 1869. № 4-5. Стб. 767.
23 Она сохранилась и до наших дней (см., например: Иванов, И. А. Указ. соч. С. 165).
24 Диспут в Московском университете 25 августа 1769 г. Доношение Синоду Амвросия, архиепископа Московского // Рус. арх. 1875. № 11.С. 313.
25 Екатерина II - А. А. Вяземскому. 6 мая 1774 г. // Екатерина II и Г. А. Потёмкин. Личная переписка. 1769-1791. М. : Наука, 1997. С. 576.
26 Из бумаг князя Г. А. Потёмкина-Таврического // Рус. арх. 1879. № 9. С. 19.
27 Там же. С. 20.
28 Екатерина II - Г. А. Потёмкину. До 12 мая 1774 г. // Екатерина II и Г. А. Потёмкин. С. 29.
29 Рус. арх. 1870. № 4-5. Стб. 767.
30 Скворцов, Н. А. Указ. соч. С. 349.
31 ПСПиРЕП. № 1015. 18 июня 1781 г.
32 Русский биографический словарь. Т. 11. СПб.: Тип. Глав. управления уделов, 1914. С.142.
33 Московские письма от Н. Н. Бантыш-Каменского к князю А. Б. Куракину // Рус. арх. 1876. С. 262.
34 Воспоминания княгини Софьи Васильевны Мещерской. Тверь, 1902. С. 3.
35 Из бумаг протоиерея Петра Алексеева // Рус. арх. 1882. Кн. 2. С. 79.
36 Воспоминания княгини. С. 3.
37 Державин, Г. Р. Записки. 1743-1812. М. : Мысль, 2000. С. 211.
38 К биографии митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Гавриила (Петрова) // ЧОИДР. 1902. Кн. 1. С. 14.
39 Из бумаг протоиерея Петра Алексеева // Рус. арх. 1910. № 2. С. 313.
40 Московские письма. С. 272.
41 Д. X. Из истории отечественной бюрократии // Рус. арх. 1915. № 3. С. 284.
42 Московские письма. С. 312.
43 Полное собрание законов Российской империи. 2. Т. XLIV. № 11942; ПСПиР. Е. II. № 140. 3 сент. 1763 г.
44 ОДДС. Т. Ь. 1914. № 184.
45 Жевахов, Н. Д. Воспоминания товарища обер-прокурора Святейшего Синода. М. : Спасо-Преображ. Валаам. монастырь : Родник, 1993. Т. 2. С. 270.
46 Игнатий (Брянчанинов), епископ. Письма. М. : Правило веры, 1993. Т. 7. С. 449.
47 Цит. по: Листовский, И. С. Филарет, архиепископ Черниговский // Рус. арх. 1887. Кн. 3. С.343.
48 Цит. по: Рус. арх.1905. № 11. С. 530.
