CC BY
44
УДК 130.2 ББК 87.6
DOI: 10.53315/1995-0713-2023-59-3-124-136
В.И. Антонов
Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления,
СИМВОЛИКА ЦВЕТА В ТРАДИЦИОННОМ МИРОВОСПРИЯТИИ МОНГОЛЬСКИХ ЭТНОСОВ
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и МОКНСМ в рамках научного проекта № 20-511-44006
В статье рассматриваются природа и особенности символики цвета в фокусе традиционных представлений монголоязычных этносов (халха-монголов, бурят, калмыков). В этой связи вкратце анализируется семантика цвета, определяется спектр его значений. В обобщенном виде показывается, что он (цвет) презентует собой одну из специфических, вместе с тем универсальных характеристик символики. В тесном функционально-смысловом сопряжении с этим как раз раскрывается важное место и роль символики цвета в традиционном мировосприятии монгольских этносов. Символика цвета, взятая в данном аспекте, исследуется через призму шести основных (базовых) цветов: белый, черный, желтый, синий (голубой), красный, зеленый. При этом дается аргументированный анализ того, что символическое насыщение, смысловая нагрузка, заложенные в них (цветах), изначально и в равной степени характерны как для добуд-дийской, шаманской мифологии, так и для собственно буддийского вероучения.
Ключевые слова: цвет, семантика цвета, символика цвета, традиционное мировосприятие, монгольские этносы (халха-монголы, буряты, калмыки).
V.I. Antonov
East Siberian State University of Technology and Management
SYMBOLS OF COLOR IN THE TRADITIONAL WORLD PERCEPTION OF THE MONGOLIAN ETHNOUS
The article deals with the nature and features of color symbolism in the focus of traditional views of Mongolian-speaking ethnic groups (Khalkha-Mongols, Buryats, Kalmyks). The article analyzes the semantics of color and determines the range of its meanings. In a generalized form, it is shown that it (color) represents one of the specific and simultaneously theuniversal characteristics of symbolism. In close functional and semantic conjugation with this, the important place and role of color symbolism in the traditional worldview of the Mongolian ethnic groups is revealed. The symbolism of color, taken in this aspect, is studied through the prism of six primary (basic) colors: white, black, yellow, blue (cyan), red, green. At the same time, the author gives a detailedanalysis of the fact that the symbolic saturation, the semantic load inherent in them (colors), is originally and equally characteristic of both pre-Buddhist, shamanic mythology, and Buddhist dogma.
Key words: color, color semantics, color symbolism, traditional worldview, Mongolian ethnic groups (Khalkha-Mongols, Buryats, Kalmyks).
Семантика цвета. Благодаря цвету, цветам предметам и явлениям окружающего мира задается качественное своеобразие. Семантика цвета весьма глубока и богата. Это особенно очевидно при обращении к цветовой символике. И действительно, цвет представляет собой одну из специфических, в то же время универсальных характеристик символики. Спектр его значений и функций в ней весьма значителен. Цвет, выраженный в символике, всегда играл важную роль в самых различных сферах человеческой
деятельности. Символика цвета оставила заметный след в истории культуры и общества. Но она не менее значима и востребована в современной жизни.
В символизации цветов, вбирающей в себя и генерирующей обширную информацию о множестве их значений, безусловно, находит свое соответствующее отражение общепринятая классификация, основанная на оптическом восприятии этого феномена и тех данных, которые выработаны экспериментальной психологией. В этой связи уже традиционным стало выделение двух основных групп цветов.
Первая из них образует набор так называемых теплых цветов. К ним относятся такие цвета, как красный, оранжевый, желтый, также белый (последний квалифицируется так в широком понимании). Их считают «стимулирующими цветами», поскольку они связаны с психологическими процессами, приводящими к ассимиляции, активности и напряжению в восприятии. Вторая группа включает в себя так называемые холодные цвета. Они выступают как «тормозящие факторы» в восприятии цветов. Их относят к разряду тех цветов, которые вызывают процессы диссимиляции, пассивности и расслабления. В этот ряд входят синий, фиолетовый, индиго, а также черный (последний также трактуется в широком понимании). Такой цвет, как зеленый, занимает промежуточное, переходное положение, следовательно, в равной степени имеет отношение к обеим группам.
Приведенная выше классификация, конечно же, не означает того, что мир человеческого восприятия с точки зрения колористики может быть исчерпан указанным перечнем цветов. Окружающая действительность безмерно богаче, разнообразнее по цветовой гамме. Это целый космос многоцветья, сочетания цветов, комбинаций цветовых оттенков.
Цвета, цветовое многообразие предметов и явлений тотально окружают человека, образуя естественную среду для его восприятия. Поэтому они способны всегда - в той или иной мере, в большей или меньшей степени, в явной или неявной форме - оказывать на него психофизиологическое воздействие, вызывая у него различные ощущения и чувства - тепла или холода, бодрости или уныния, радости или беспокойства и т.д.
При этом научные исследования, основанные на материалах 98 этнических языков, позволили установить наличие базовых цветов в шкале цветовосприятия [1, р. 32]. В качестве таковых были эмпирически выявлены и обобщены следующие цвета: белый, черный, красный, зеленый, желтый, синий, коричневый, фиолетовый, розовый, оранжевый, серый.
В символизации цветов заложены универсальные характеристики их значений, выработанные на протяжении многих веков. Вместе с тем символика цвета с точки зрения ее смысловой интерпретации всегда представляет собой определенное единство общего и особенного, некоторый сплав универсального и уникального. Это обусловлено не только общечеловеческими параметрами, но и культурно-цивилизационными, религиозными, этнонациональными особенностями в ее формировании. Поэтому трудно переоценить роль и значение национально-культурного, этноментального пласта в символике цвета. Этот пласт всегда придает ей специфические черты и особенности. Цвет символизируется в культуре каждого народа по-своему и нередко, будучи преломленным через данную культуру, становится воплощением в некотором роде особой этической и эстетической ценности. Поэтому у разных народов в их культурах феномен цвета наделяется разнообразными символическими значениями и связан с определенными (далеко не всегда и не во всем совпадающими с общепринятыми канонами представлений) ассоциациями и интерпретациями.
Цветовая символика в миросозерцании монголов. Символика цвета занимает важное место в традиционном мировосприятии монгольских этносов. Но она остается по-особому значимой и в современной жизни монголов. Символика цвета, взятая в данном аспекте, как раз является предметом нашего исследования.
В традиционном монгольском миросозерцании одинаково значимы шесть основных (базовых) цветов - белый, черный, желтый, синий (голубой), красный, зеленый. Причем символическое их насыщение, смысловая нагрузка, заложенные в них (цветах), изначально характерны как для добуддийской, шаманской мифологии, так и для собственно буддийского вероучения. Другие же цвета, т.е. те, что не входят в поле основных (базовых) цветовых характеристик, здесь также имеют определенные значения и выполняют соответствующие функции. И эти цвета могут встречаться в некоторых сочетаниях.
Так, в шаманском культе высших (западных и восточных) божеств-тэнгриев (небес) несложно найти подтверждение вышесказанному. Западные тэнгрии (55 небесных божеств) представлены исключительно в белом и синем (голубом) цветах: Белый небожитель Млечного пути, Звездный белый небожитель, Творящий белый небожитель, Белый небожитель духов, Честный белый, Богатый белый небожитель, Вечное синее небо, Синее бездонное небо и т.д. Восточные тэнгрии (44 небесных божеств) могут быть выражены в черном, красном, сером, пестром цветах: Черный небожитель, Темно-черный, Туманно-черный небожитель, Кроваво-красный, Пестро-серый, Желто-пестрый, Черно-пестрый, Шаманящий черный, Правящий черный, Пестрый, Черный небожитель проклятия, Черный небожитель оскорбления и т.д.
Интересное цветовое сочетание в пограничье между западными и восточными тэнгриями (т.е. небесными божествами) продемонстрировано в бурятском эпосе «Абай Гэсэр». В нем живописуется о Сэгээн-Сэбдэг-тэнгрие и его жене Сэсэн Ууган и дочери Сэсэг-Ногоон, живущих на границе противостоящих тэнгриев. Они представлены не в белом и не черном, а в беловато-сером (сэгээн) и зеленом (ногоон) цветах. Следовательно, их намерения изначально заданы индифферентными как к добрым, так и к недобрым делам, т.е. нейтральными (сэбдэг) [2, с. 16].
Пять из шести основных цветов также органично вписаны в буддийский астрологический календарь (литэ), который играл в прошлом и продолжает сейчас играть важнейшую роль в жизненных процессах монгольских этносов. Такое «пятицветие» литэ объясняется тем, что этот 60-летний (т.е. рабжун) календарь подразделен как раз на пять животных циклов, в каждом из которых строго определенная природная стихия имеет соответствующий цвет: железо - белый, огонь - красный, земля - желтый, вода - черный, дерево - синий. Правда, последняя (пятая) стихия в зависимости от временных циклов варьируется в границах цветового «раздвоения» и может быть представлена, наряду с синим, и в зеленом цвете. Но при этом надо иметь в виду, что вышеуказанные цвета в силу астрологических особенностей года обычно отличаются либо ярко, либо слабо выраженным характером: белый - беловатый (сагаагшан); красный - красноватый (улаагшан); желтый - желтоватый (шарагшан); черный - черноватый (харагшан); синий - синеватый (хухэгшэн) или зеленый - зеленоватый (ногоогшон). Следовательно, если говорить по существу, в данном календаре реальное применение находят все шесть основных цветов.
Цветами из этого же ряда окрашены шестиуровневые миры, озвучиваемые в виде традиционного благопожелания в известной буддийской мантре, почитаемой в любых слоях монгольских этносов: ОММА НИПАДМЕХУМ. Иначе говоря, каждый
из шести звуковых компонентов (фонетических слогов) в структуре мантры, соответствуя определенному уровню в градации миров, наделен конкретной, в т.ч. повторяющейся, цветовой характеристикой. Поэтому ее цвето-семантическая дешифровка означает: ОМ - белый - мир 33 небожителей; МА - синий - мир асуров; НИ - белый -мир людей; ПАД - желтый - мир животных; МЕ - красный - мир духов; ХУМ - зеленый - мир ада [3, с. 465].
Важную роль в геопространственных связях и коммуникациях у монгольских этносов также играет цветовая ориентация. Она весьма значима в буддийской цветовой геосимволике. «Напомним: север - зеленый, юг - желтый, восток - голубой, запад -красный, центр - белый (заметим, что здесь отсутствует черный цвет). Этот спектр используется в буддийской иконографии, особенно он важен в иконах типа мандалы, где изображается буддийская вселенная и каждая из ее частей окрашивается в полагающийся ей по канону цвет» [4, с. 156].
И все же в традиционном монгольском мировосприятии по-особому важное, можно сказать, приоритетное место отдается таким цветам, как белый и черный. Причем однозначно можно утверждать о первичной бинарной оппозиции «белое -черное». «Первой бинарной оппозицией в цветовой символике по натурфилософскому воззрению монголов является "черное - белое". Бинарная оппозиция "черный - белый" есть абсолютное выражение всех промежуточных темных и светлых цветов, которое становится первоисточником оппозиции символик натуралистических, философских, этических, религиозных и этнических. Она, в своем роде, является "точкой опоры" цветовой символики» [5, с. 18].
В этой связи, если обратиться к эпосу западных бурят «Абай Гэсэр Богдо-хаан» [6, с. 17-25], то нетрудно обнаружить мифологическое олицетворение через антропоморфное отображение природных стихий, основанных как раз на оппозиции белого и черного цветов как особых форм взаимосцепления и взаимоотторжения Солнца и Луны, дня и ночи, света и тьмы. Здесь по существу очеловечены и противопоставлены друг к другу эти небесные тела как две извечно противоборствующие в истории общества и культуры этические ценности - добро и зло. Добро воплощено в белом цвете - знаке солнечного света и светлого дня, который выступает аллегорией чистых, честных и благородных намерений и поступков. А зло как противовес этому предстает в черном цвете и символизирует ночь, благоприятствующую осуществлению недобрых и нечистых намерений, темных и греховных деяний.
Особое положение белого цвета в монгольской культуре складывалось на протяжении многих веков. Невероятно емкая и богатая физическая природа этого цвета, его первозданная чистота и притягательность позволили ему подняться до уровня сакрального символа, способного пронизывать самые многообразные сферы жизни монгольских этносов. Потому он у монголов вполне правомерно признается первым и главным в палитре цветов, это «мать-цвет», именно от него проистекают остальные цвета [7, с. 5]. «Матерью цветов считался белый цвет, потому что он в сочетании с остальными цветами дает новые тона...» [8, с. 95].
В шаманской мифологии монгольских этносов белый цвет (цагаан, сагаан), как уже показано выше, находит свое олицетворение в западных тэнгриях (небесных божествах). При этом «символика белого цвета как знака солнечного света, светлого дня и цветового кода западных пятидесяти пяти тэнгриев четко отражена в монгольском фольклоре и литературе. "Белая юрта величиной с океан" в урянхайском эпосе, "шестнадцатистенная белая, как раковина, юрта" в баитском, дербетском эпосах, "отцовская и материнская белая юрта" в халхаском эпосе или "яшмово-белая юрта"
хана водяных духов в волшебных сказках, все они выражают богатство и пышность их хозяев» [5, с. 21]. Согласно преданию, дошедшему до наших дней, именно белая юрта с золотой дверной рамой вместе с западными землями Монгольской империи была подарена Чингисханом внуку Бату в качестве части отцовского наследства (после смерти Джучи - отца Бату).
В монгольской мифологии белый цвет выступает символом великодушия и благоденствия. «В цветовой символике белый цвет у бурят, как и у других монголоязычных народов, всегда был связан с понятием добра, счастья, благополучия, правдивости, чистоты и благородства» [9, с. 210].
В русле исследуемого аспекта авторами ранее отмечалось: «Например, в бурятском языке слово "белый" во множестве смысловых оттенков имеет и такие, что свойственны только данному языку и культуре. В традиционном менталитете бурят белый цвет ассоциируется, прежде всего, с наступлением Нового года по восточному (лунному) календарю, т.е. с празднованием "Белого месяца" ("Сагаалган ", "Сагаан кара"), с проведением религиозно-культурных (буддийского и шаманского) ритуалов, связанных с процедурами вознесения ("брызгания" молоком и молочной водкой) богу и местным природным духам, а также преподношения гостям белой (молочной) пищи ("сагаан эдеэ"). В числе благопожеланий в связи с наступлением «Белого месяца», т.е. Нового года, также непременно участвует слово "белый", причем оно имеет значение прилагательных "светлый", "добрый" (к примеру, пожелания "белого пути", "белой дороги", "белой души", "белых мыслей", "белых помыслов" и т.д.)» [10, с. 180-181]. Кстати, во времена Чигисхана в первый день Цагаан сара все придворные великого хана в обязательном порядке надевали белую одежду.
В шаманском пантеоне божеств монгольских этносов по-особому почитается образ Белого старца (Цагаан ввгэн, Сагаан убгэн). Он в традиционном мировосприятии монголов предстает как «хозяин хозяев» земли, как покровитель добра, благосостояния и плодородия. С приходом буддизма на монгольские земли этот образ не только не отчуждается, но, напротив, органично вписывается в ламаистский пантеон канонизированных божеств. В результате Белый старец становится в равной мере почитаемым как у шаманистов, так и у буддистов в монгольском этническом мире.
В волшебных сказках западных бурят один из любимых образов всегда символизирует защитника обездоленных, униженных и гонимых, борца за справедливость, за честь и достоинство простых людей. Эту миссию суждено было как раз выполнить Белому старцу, точнее говоря, белоголовому (белобородому) старцу с березовой тростью (Сагаан толгойтой, сагаан кахалтай, хукан корьботой убгэн). В данном образе березовая трость выступает его неизменным атрибутом. Здесь налицо устойчивость связи со сказочной символикой белого цвета: березовый - значит белый. Более того, белый цвет как внешний признак обретает глубинный смысл: белая (березовая) трость в руках белого старца становится волшебной, способной творить всегда добрые дела.
Но семантика белого цвета в этом образе имеет и другое глубинное измерение. Белый старец олицетворяет собой особую силу мудрости. Это в то же время высший знак человеческого долголетия. И вовсе не случайно, что до сих пор буряты (равно как и другие монголоязычные этносы) глубоко и трепетно чтут одну старинную народную традицию: произносить устами мудрого старца старшему по роду бла-гопожелание (юрввл) новорожденному: «Будь (доживи) подобно нам белоголовым (манаадли иимэ сагаан толгойтой болооройш)». Но смысл такого юреела заключен не только в пожелании долголетия. В нем, пожалуй, в большей степени выражено
благословление быть (стать) мудрым, прозорливым и справедливым. Таким образом, белый цвет здесь служит необходимым средством для символизации не только долголетия, но и мудрости.
В буддийском пантеоне богиней, воплощающей долголетие, является Сагаан Дари Эхэ (мать-богиня Белая Тара). Поэтому она всегда изображена в белом цвете. И обращение к ней закономерно сопровождается произношением традиционной мантры: Ом Дари Дуддари Дари Мама Аюр Бунея Дзаняна Буштим Гуру Е Суха».
Белый цвет являлся определяющим, причем всегда позитивным, кодом в многообразной цветовой гамме, представляющей пестрый животный мир монгольских земель. Это нашло непосредственное отражение и в эпосе, мифологии. Так, в бурятской (унгинской) версии «Гэсэра» небесная дева Наран Гоохон (буквально - солнечная красавица) вылечивается благодаря приложению к ее груди и спине белого жаворонка. Известно также о высоком преклонении и почитании белой лебеди в традиционной культуре бурят. Согласно генеалогическим преданиям хори-бурят, белая лебедь становится женой охотника Хоридоя, ставшего прародителем 11 хоринских родов.
Еще в эпоху Чингисхана у монголов высоко ценились животные белой масти, особенно лошади и верблюды. Их дарение друг другу на уровне различных родов и семейств, в кругу придворных и приближенных великого хана рассматривалось как преподношение статусных живых подарков, которым тогда придавалось сакрально-символическое значение. Известно также о дани «девяти белых», состоявшей из одного белого верблюда восьми белых лошадей. Эту дань монгольские ханы стали отправлять Цинскому императорскому двору, начиная со второй половины ХУЛ века. Но при этом монгольские послы оттуда привозили солидные отдарки.
Функциональным разнообразием и смысловым богатством насыщено использование в традиционной культуре бурят белого серебра (сагаан мYнгэн). «Серебряными кругами - солярными знаками - украшались доспехи воинов, шлемы, панцири, пояса, колчаны. Круглые белые (серебряные) пластины и монеты пришивали на свадебные женские костюмы предбайкальские бурятки. Обилие различных белых талисманов в одежде и украшениях необходимо было, по древним обычаям, для защиты невесты от злых духов, которые могут испортить счастье, навредить новобрачным» [11, с. 20].
Символика белого цвета в культуре монгольских этносов играет самую многообразную роль. При этом его оценочно-ценностное шкалирование варьируется исключительно в границах поля позитивных значений. Белый цвет в традиционном монгольском мировосприятии всегда ассоциируется с символами чистоты и света, добра и благополучия, правдивости и справедливости, святости и благородства и т.д. Вот почему символика белого цвета в монгольской культуре в значительной мере наделена сакрально-смысловым характером.
Символика черного цвета в шаманской мифологии монголов оценивается, как правило, в контексте бинарной оппозиции белого и черного. Имеются в виду, прежде всего, 44 восточных тэнгриев (небесных божеств) с их черными (недобрыми и нечистыми) намерениями, с их способностью на темные и греховные деяния. В них сконцентрированы «все враждебные силы уничтожения, изображаемые черным цветом: черные туманы, черные ветры, черные дожди, черная мгла с семидесятью завесами, или же "черная мгла холода", в которой раздаются дьявольские голоса, слышны голоса биритов и ягчи, символизирует демонические силы смерти. Подтверждение тому, что "черная пыль", "черные туманы" связаны со смертью, можно видеть в шаманских церемониях и ритуалах» [12, с. 20].
Занимая один из двух полюсов контрарности (естественно, со знаком минус), черный цвет, воплощенный в символике, выступает аналогом всего негативного (злого, темного, жестокого, несчастливого, профанного). Этот цвет на обыденном уровне этнического самосознания монголов в большей степени ассоциируется с символами бедности, безысходности, несчастья и т.д. Потому он в мироощущениях монголов представляется мало или, во всяком случае, не совсем желательным цветом, ибо это в их жизненных ситуациях так или иначе способно привести к отрицательным результатам. Примером такого отношения к нему можно назвать так называемую «черную пищу» (хар идээ, хара эдеэн), которая нередко символизирует еду простолюдинов, в т.ч. бедных и нищих. «Черная пища» включает в себя черный чай, т.е. не заправленный молоком (хар цай, хара сай); «черный суп», т.е. мясной бульон безо всякой заправки (хар швл, хара шулэн); «черная вода», т.е. простая, обычная вода, подаваемая вместо молочного напитка ввиду отсутствия последнего (хар ус, хара укан); «черная водка», т.е. водка, полученная методом перегонки зерновой барды (хар архи, хара архи), чем она как раз отличается от «белой водки», получаемой путем перегонки молока (цагаан архи, сагаан архи) и больше считающейся обязательной для культовых обрядов.
Следует отметить и такой характерный момент: сам шаманизм как исторически первая религия монголов также подвергся цветовой классификации, получив свою «нишу» цвета под названием «черная вера» (хар шашин, хара шажан). В этой связи нужно сказать, что черный цвет в границах бинарной оппозиции «белое - черное» стал одним из цветовых характеристик в социальной терминологии, отражающей стратификационный (двухуровневый) характер традиционного монгольского общества. Термином «белая кость» (цагаан яс, сагаан якан) обозначается родовая и племенная знать, тогда как под понятием «черная кость» (хар яс, хара якан) подразумеваются исключительно простые араты, «чернь».
Черный цвет, несущий в монгольской истории цветовую картину, как правило, отрицательной коннотации, в то же время способен в определенной степени отодвинуть на задний план саму эту коннотацию там, где он символизирует несокрушимую силу и мощь. В этих случаях на первый план выдвигается символическая идея величия и несокрушимости, связанная как раз с данным цветом. Таковым можно считать «черное знамя» (хар сулд) - одно из воинских знамен Чингисхана и его преемников, которое воспринималось как истинное воплощение непревзойденной мощи и силы духа его обладателей. Иными словами, негативная коннотация «черного знамени» Чингисхана, предопределенная именно его черным цветом, вытесняется идеей его объединяющей силы и одухотворяющей мощи, воспринимаемой в той исторической среде монголов как нечто совершенно необходимое и позитивное. Кроме того, черный цвет как признак, как предикат может использоваться в качестве естественной дескрипции для усиления функциональных характеристик тех или иных природных явлений. Это происходит в тех случаях, когда речь, например, заходит не просто о метели, а о страшной метели (хар шуурга, хара шуурган), не просто о морозе, а о страшном морозе (хар хуйтен, хара хуйтэн).
Трансформированную семантику черного цвета с точки зрения современного цветовидения могут представить исторические топонимы Монголии. Так, столица созданного Чингисханом великого государства называлась Харахорин (Каракорум), что в переводе означает черную крепость (или ставку). Но все же большинство исследователей, в т.ч. автор данной статьи, склонно считать, что более точное ее определение вероятнее всего заложено в фокусе такого названия: Северная столица (ставка).
Ведь, строго говоря, монгольская империя была создана еще в добуддийскую эпоху, т.е. во времена, когда на монгольских землях господствовал шаманизм. А в шаманской цветовой картине мира черный цвет ассоциировался не только с восточным направлением, но и с северной стороной.
Таким образом, символике черного цвета в культуре и истории монгольских этносов также предписана немаловажная роль. При этом она функционально и семантически не всегда и не во всем строго связана с негативной коннотацией. Поле значений этой символики сложнее и шире.
Символика желтого цвета в традиционном монгольском мировосприятии играет значительную роль. Ей присуща не только насыщенная от самой природы яркая, неповторимая колористика, но и по-особому притягательная сила. Этому цвету и в оптическом восприятии, и в понятийном осмыслении в монгольской традиции издревле придается высокая степень идеализации. Совершенство и сила притяжения желтого цвета в представлениях и понятиях монгольских этносов детерминированы двуединым природным качеством, имеющим органичную цветовую связь с Солнцем (солнечными лучами) и золотом. Иными словами, этот цвет, глубоко почитаемый в монгольской культуре, являет собой особый синтез: золото как застывший солнечный свет или солнечный свет, переливающийся золотом.
В этом отношении весьма символичным представляется выдающееся произведение монгольской историографии ХУ11 столетия, где в летописной форме изложена большая часть «Секретной истории монголов», созданной в 1240 г. и сохранившейся в транскрипции китайских иероглифов. Так вот это сочинение известного ученого ламы Лубсана Данзана называется «Алтан тобчи», т.е. «Золотое сказание». Там же актуализирован желтый цвет.
Примечательным здесь представляется рождение предка Чингисхана Бодоначара. В процесс его зачатия желтый цвет проявляется в трех разновидностях: в человеке-посланце неба, зверином образе и в виде яркого (сияющего) света. Устами его матери Алун-гоа (Алан гоо) это озвучено Лубсаном Данзаном так (в современном переводе): «И истинно вам это говорю: к нам в юрту каждой ночью чрез врхв (дымовое отверстие - В.А.) посланец Неба нисходил, вокруг сиянье исторгая. Он гладил чрево грешное мое, сияние его в меня входило. Когда ж луна должна сойтись и разминуться с солнцем, он словно желтый пес, виляющий хвостом, поспешно уходил; и яркий свет за ним струился. Ужели нужно что-то молвить боле. Ведь ваши братья (три сына, рожденные Алун-гоа после смерти мужа, - В.А.) - Небесного Владыки сыновья» [13, с. 14 ].
Всё под знаком золота как высшей ценности, как начала начал дано описание в «Алтан тобчи» «золотого рода» Чингисхана и ханских наследников: золотом отблескивающий солнечный луч, проникающий из небес в дымовое отверстие юрты; золотистый пучок волос на голове новорожденного Тэмуджина (будущего Чингисхана); его золотой лук, золотой шлем и золотой щит. Даже рождение внука Чингисхана связано с тем, что три золотые мошки вылетают из подаренного Манчжушри-ламой золотого ларца и проникают через ноздри одной из невесток великого хана в ее золотую утробу [14, с. 223].
Без соприкосновения золотого и серебряного начал в космогоническом мифе западных бурят не обходится и появление первой четы людей на земле. Это происходит благодаря спонтанной встрече «отцовского серебряного столба» (баабайн мYнгэн бахана) и «материнского золотого чрева» (эхэйн алтан умай) во время их плавания в первичном океане [15, с. 21]. Небезынтересно также подметить, что в монгольской
мифологии повествуется история о том, как мифическая птица достает из глубин океана «желтую золотую землю», которая становится основой всей природы. Связь золота с центрами мифологических космологий очевидна и в других примерах: «Алтан га-дас» - золотой кол, что обозначает Полярную звезду и одновременно святую коновязь Чингисхана; «Алтан Сумбэр уул» - золотая гора Сумбэр (Сумер, санскр. Меру), центр буддийской космологии. Золотому желтому цвету одно из ключевых мест отведено в калмыцком эпосе «Джангар». Так, главному эпическому герою Джангару Богдо -властелину мира - принадлежит золотой желтый дворец, он владеет золотистым желтым знаменем. Но под всеми этими «принадлежностями» подразумевается всесильное солнце. «Если знамя лежало в чехле - нашему солнцу было равно. Если же было обнажено пестро-желтое полотно - семь светил затмевало оно» [16, с. 111].
Символика желтого цвета выполняет важную функцию в традиционной монгольской астрологии. Данная символика неразрывно связана с мотивом сотворения мира. Это объясняется тем, что Земля в монгольском космогенезе изначально сотворена из «горсти золотистой желтой земли». Поэтому символика желтого цвета выступает метонимией земли и значима в монгольской астрологии именно как «желтая астрология». Благодаря этой метонимии символика желтого цвета трансформируется в аллегорию мудрости, разума, знания и книг.
В культуре и быту монголов всегда уделяется большое внимание многовековой традиции дарения хадаков (шелковых шарфов различных цветов) в различных торжественных случаях: праздники, дни рождения, юбилеи, свадьбы и т.д. Хадаки желтого цвета как символы благочестия чаще всего дарятся во время религиозных церемоний (буддийских обрядов). И это вполне понятно, если иметь в виду, что ламаизм традиционно называют желтой верой (шар шашин, шара шажан). Ведущая роль желтого цвета в палитре красок особенно характерна для буддийской школы гелугпа, где желтые шапки лам, относящихся к ней, являлись отличительным цветовым атрибутом. Недаром эта школа называлась желтошапочной Причем различные виды и формы желтых шапок служили знаками отличия в ранговом положении служителей-лам. Однако не только желтые шапки выступали особым цветовым признаком в ламаизме. Желтым цветом, например, были «окрашены» награды как признание заслуг хутухт (лам, считавшихся святыми) и хубилганов (лам-перерожденцев) при цинском императорском дворе: «...дозволение иметь желтые поводья у верховой лошади; пожалование желтой телеги для езды; дозволение ездить в желтых носилках; пожалование желтого пояса на юрту, в которой обыкновенно живет хубилган; наконец пожалование желтой ограды вокруг всего двора хубилгана» [17, с. 271]. Кстати, цветовой фактор также играл немаловажную роль в поиске хубилганов-перерожденцев богдо-гэгэнов -духовных и светских правителей старой Монголии. Их традиционно искали и находили в Тибете. И в число обязательных признаков перерожденца входило сходство кожи на ногах мальчика с шелковисто-желтой шкурой тигра [18, с. 106-107].
Таким образом, желтый цвет в традиционной культуре монгольских этносов предстает в роли универсального символа вещей и явлений, возвышенного до космического уровня. В мироощущениях и представлениях монголов символика желтого цвета, испокон веков неся в себе глубоко позитивную коннотацию, ассоциируется всегда с тем, что олицетворяет собой высшую ценность природы и человеческой жизни.
Символика синего цвета в традиционной культуре монголов наделена фундаментальным значением. Синий цвет символизирует всегда чистоту, верность, доброту и благородство. Но главное, заложенное в нем, - это знак вечности, т.е. того, что неизменно и всесильно во все времена. Его никогда нескончаемым высшим источником
для монголов является «Вечное Синее Небо». Это сама божественная субстанция, выступающая в качестве прародителя родов монгольских этносов, великая божественная сила, давшая родословную монгольских ханов. И здесь вполне корректной и понятной представляется лингвоэтимологическая версия о том, что понятия «небо» и «синее» в монгольских языках когда-то обозначались одним словом «хвх», что означает синий (голубой) цвет [19, р. 68-69].
Вневременная сущность вечного неба как великой субстанции, что не имеет ни начала, ни конца, заключена именно в его синем цвете. Этот цвет издревле натурализован как раз в синих ленточках и хадаках, постоянно используемых монголами в обрядовой (шаманской и буддийской) практике, а также в повседневной жизни. Но в историческом плане важнее всего было бы отметить то, что великую силу «Вечного Синего Неба» монголы с древних времен считали источником незаурядной и неиссякаемой духовной энергии в образовании своего суперэтноса (монгольской империи). Потому-то синий цвет был превращен в концентрированное целое, символизирующее неразрывное единство духовного, политического, государственного и культурного начал. Это подтверждалось самим историческим фактом: осенью Года красного тигра (1206), когда Чингисхана возвели на высший трон великого монгольского государства, империя была провозглашена «Наивысшей Синей Монголией» и такое название получила силу официального закона именно в «Синих книгах» с помощью такой же «синей письменности».
В шаманской символике бурят синий (голубой) цвет является знаком всевышнего -«Вечного Синего Неба» (Хухэ Мунхэ Тэнгэри). Оно воплощает в себе истинную силу мужского начала. Это высшее небесное начало, совокупившись с другой высшей силой, выражающей божественное женское начало -У.лгэн Дэлхэй Эхэ (Необъятная Мать-Земля), становится истоком жизни на Земле. Они выступают первопредками всего живого на нашей планете.
Непосредственно к синему небу восходит главный тотем некоторых бурятских племен - булагатов и хонгодоров. Им является небесный синий бык - Буха Ноён Баабай, сын небесного божества Эсэгэ Малаан Тэнгэри. «Буха-ноён - бесспорно образ посланца Неба (буумал), который может мыслиться как олицетворение производительной силы Неба» [20, с. 62]. Другое бурятское племя - хори-буряты - также связано с Небом благодаря своей прародительнице Лебеди (Хун шубуун). Согласно мифу об этой прародительнице, прекрасные небесные лебеди спускались на берег голубого Байкала и превращались в красивых девушек. Однажды молодой охотник Хоридой, сын Бурядая, наблюдая за ними, похитил одежду (крылья) одной приглянувшейся из них, затем женился на ней. Девушка родила ему одиннадцать сыновей -родоначальников хоринских родов. Из голубой водной стихии вышло и такое бурятское племя как эхириты. Это племя считает своим прародителем пеструю рыбу Налим (Эреэн Гутаар), выплывшую из береговой расщелины Байкала. Следовательно, синий (голубой) цвет составляет ту субстанциальную основу, которой опосредованно задается начало жизни вышеуказанных племен.
Символика красного цвета в традиционном монгольском мировосприятии семантически связана с понятиями радости, полноты жизни, красоты и богатства. С древнейших времен этот цвет монголами почитается как священный солярный знак. Ведь солнце является главным источником огня, света и тепла, дающим людям жизнь. Особая жизненная энергетика, сконцентрированная и определяемая этим природным светилом, находит отображение в семиотике красного цвета. Потому испокон веков у монголов считается, что солнце является естественным первопредком монгольских этносов.
Будучи красным огненным шаром космического масштаба, оно наряду с желто-золотистым цветом воспринимается как цветовой аналог пульсирующей крови, способной возродить жизнь. «Ассоциация огня со цветом крови составляет символический этикет эпических сказочных героев, обладающих здоровьем и силой юности. ... Главные герои монгольских сказок, воскрешающие своим колдовством мертвых, заклинают: "Будь темно-красным стариком, живее прежнего, сильнее, чем когда-либо". Это заклинание свидетельствует о том, что красный цвет связан с жизненной активностью и подразумевает животворящую силу жизни. Все главные и второстепенные герои эпосов монгольского народа изображены "красноликими, устрашающими тысячи людей" и названы "сумасшедшими" (галзуу). Здесь видна реализация метафорической символизации красного огня» [12, с. 24].
В эпосе монгольских кочевников понятие «красный» (улаан) традиционно ассоциируется с культом, посвященным огню. Сила красного огня, по представлениям бурят и других монгольских этносов, выполняет функцию очищения. Красный цвет всегда придает вещам особую красоту. Красные камни - коралл, рубин - обычно служили для бурят (как, впрочем, и для всех остальных монголоязычных народов) излюбленными материалами (компонентами) для изготовления украшений: сережек, перстней браслетов, колец, ладанок, ножей, огнив и трубок. Красные шелковые кисти и дэнзэ (специальные украшения красного цвета), как правило, венчали навершие головных уборов. Красный цвет был значимым и для повседневной жизни монголов, он использовался в утилитарных целях (посуда и другие изделия из красной меди).
Красному цвету у монголов принято издавна приписывать целительные свойства. Считалось, что этот цвет способен противостоять черной зависти, сглазу, порче и вообще всяким колдовским «чарам». От нечистой силы и дурного глаза использовались красные нити, красные ткани, кораллы. Их обычно привязывали к ручкам детей. Тем самым они приучались к этому цвету как к защитному средству от злых духов. Женщинам также полагалось обвязывать кисти рук красной ниткой как оберегом от всего плохого.
Символика зеленого цвета в традиционном монгольском мировосприятии значима с древнейших времен. Известно, что в монгольской шаманской «триаде зеленых в мире» под ними подразумевались три разновидности вечно зеленых растений: можжевельник, эфедра, кедр. А в традиции бурят цветение березы весной вместе с прилетом лебедей становится главным сигналом для проведения церемоний посвящений-инициаций. Зеленый цвет считается «цветом всей земли» в дархат-монгольском шаманизме. Поэтому в обрядах, посвященных жертвоприношениям духам, дархатами (монгольским племенем, чье название означает «искусные мастера», «кузнецы») в обязательном порядке используются такие вечнозеленые деревья как сосна и кедр.
Необычайно интересной представляется монгольская традиция летоисчисления, связанная с цветением трав. Согласно этому обычаю, временной интервал между старым цветением и новым равнозначен одному году. Отсюда суждение «с того момента прошло несколько цветений трав» означает, что истекло столько же лет. Эта традиция известна еще с XIII столетия, т.е. со времен Чингисхана. Здесь каждое новое цветение трав, как желанное «покрывало из зеленого шелка», являлось аллегорией обновленной земли.
«В монгольских сказках, легендах, преданиях есть аллегорический персонаж -"девушка в дэли (женском одеянии) из зеленого шелка", которая становится или матерью для сироты, или женой холостому герою, воскрешает мертвых, делает богатым
бедного, и каждый, кто встретит ее, получает радость и веру в будущую благополучную жизнь. Тут можно полагать, что эта земля как мать и ее способность цветения, трансформировавшаяся в персонаж, который способен воскрешать мертвых и обогащать бедных. А "дэли из зеленого шелка" стало ее символическим атрибутом» [12, с.23].
В буддийской культуре общеизвестна богиня Тара, которая миру является в многоликом образе богини-матери. В пантеоне буддизма насчитывается 21 Тара. Среди них особо почитаемы Белая Тара (по бурятски - Сагаан Дара Эхэ) и Зеленая Тара (Ногоон Дара Эхэ). Зеленая Тара, восходящая к Великой Богине-Матери, сравнивается с Матерью-Землей (Yлгэн Дэлхэй Эхэ) и изображается именно в зеленом цвете. Она своими заботами и щедротами приносит людям благополучие и процветание.
Таким образом, зеленый цвет у монголов ассоциируется с понятием цветущей земли. Этот цвет воспринимается как знак пробуждения природы, рождения новой жизни. В нем символически реализуется потенциал размножения, роста и неувядающей силы, заложенный не только в естественной природе, но и в человеческой жизни. Поэтому зеленый цвет в мироощущениях и представлениях монголов неразрывно связан с такими понятиями как плодородие, материнская щедрость, бескорыстие, счастье и радость.
Итак, символика цвета, как видно из проведенного выше анализа, в традиционном мировосприятии монгольских этносов занимает весьма значимое место. Цвет в нем проявляет себя как содержательно насыщенный, богатый и разнообразный феномен. Будучи органично вплетенным в ткань истории культуры монголов, этот феномен выполняет в ней важнейшую функцию, связанную с процессами символизации не только специфических свойств, но и в целом качественного многообразия мира.
Список литературы
1. Berlin B., Kay P. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution / Berkeley, 1969. 380 p.
2. Абай Гэсэр. Улан-Удэ : Бур. кн. изд-во, 1960. 315 с.
3. Дандарон Б. Д. Содержание мантры ОМ-МА-НИ-ПАД-МЭ-ХУМ // Труды по востоковедению. Тарту, 1973. Вып.2. Т. 2.
4. Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Изд-во «Наука», 1988. 196 с.
5. Дулам Сэндэнжавын. Система символик в монгольском фольклоре и литературе. Автореф. дис. ... д. филол. наук. Улан-Удэ, 1997. 49 с.
6. Абай Гэсэр Богдо хаан. Улан-Удэ : Изд-во БНЦ СО РАН, 1995. 519 с.
7. Туяа М. Цвет в архитектуре Монголии. Улан-Батор, 1980. 180 с.
8. Цултэм Ням-Осорын. Искусство Монголии с древнейших времен до начала ХХ века. М.: Изд-во «Изобразительное искусство», 1986. 232 с.
9. Баранникова Е.В. Бурятские волшебно-фантастические сказки. Новосибирск: Изд-во «Наука», 1978. 254 с.
10. Антонов В.И., Очирова О.А. Межкультурная коммуникация в современном обществе: особенности, проблемы и противоречия // Российская социология: история и современные проблемы. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. С. 177-193.
11. Бабуева В. Д. Материальная и духовная культура бурят. Улан-Удэ, 2004. 225 с.
12. Дулам Сэндэнжавын. Система символик в монгольском фольклоре и литературе. Автореф. дис. ... д. филол. наук. Улан-Удэ, 1997. 49 с.
13. Чингисхан. Сокровенное сказание монголов. Великая Яса. М.: Изд-во «Э», 2016. 477 с.
14. Лубсан Данзан. Алтан тобчи. М.: Изд-во «Наука», 1973. 439 с.
15. Манжигеев И. А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины. М.: Изд-во «Наука», 1978. 127 с.
16. Джангар. Калмыцкий народный эпос в 2 т. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2007. Т. 1. 384 с.
17. Позднеев А.М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи отношениями сего последнего к народу. СПб, 1887. 496 с.
18. Антонов В.И. Символизация в контексте социокультурных процессов // Вест. Моск. ун-та, сер. 18, социология и политология, 1997. № 4. С. 96-112.
19. См.: Bertagaev T.A. On the Etymology of a Color Name in Mongolian // Mongol Studies. Budapest, 1970. Р. 68-69.
20. Шадаева А. Т. Некоторые проблемы этнокультурной истории бурят. Улан-Удэ: Изд-во БГУ 1998. 148 с.
