CC BY
53
ляли польские сепаратисты — члены «Союза польского народа». Режим для этой категории заключенных был довольно либеральным. Политические заключенные пользовались некоторыми льготами, предусмотренными для них законом. Кроме того, положительное отношение руководства Акатуйской тюрьмы позволяло политическим заключенным пользоваться привилегиями, не предусмотренными законодательством.
Библиографический список
1. Гернет М.Н. История царской тюрьмы. Т.3. (1870-1900).
— М.: Государственное издательство юридической литературы, 1961. - С. 290-329;
2. Мошкина З.В. Нерчинская политическая каторга. Вторая половина XIX века. — Чита: Изд-во ЗабГПУ им. Н.Г. Чернышевского, 1998. — 112 с.;
3. Мошкина З.В. Положение политзаключенных и условия их содержания на Нерчинской каторге во второй половине XIX века // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. — февраль1917 г.): Сб. науч. ст. — Вып. 11. — Иркутск: Изд-во ИГУ, 1989. — С. 19-30;
4. Государственный архив Читинской области (ГАЧО), ф.1п., оп.1, ед.хр.898, л.28-284;
5. Якутская трагедия 22 марта (3 апреля) 1889 г.: Сб. воспоминаний и материалов. — М.: Изд-во ВОПиС, 1925. — 224 с.;
6. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.897, л.42-44;
7. ГАЧО, ф.28, оп.1, ед.хр.26, л.9
8. Фрейфельд Л.В. В горах Акатуя. — М.: Изд-во ВОПиС, 1930. - С.25-30;
9. ГАЧО, ф.28, оп.1, ед.хр.16, л.161; ед.хр.23, л.259-260, 338;
10. De Windt G. The new Siberya. — London, 1896. — P. 263;
11. Ibid. — P. 267;
12. Ibid. — P. 265;
13. ГАЧО, ф.28, оп.1, ед.хр.16, л.110;
14. ГАЧО, ф.28, оп.1, ед.хр.16, л.111-114 об.;
15. Janik M. Dzieje polakow na Syberji. — Krakow, 1928. — Р.424;
16. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.949, л.9-48об.;
17. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.964, л.26об.;
18. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.949, л.40;
19. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.965, л.1-10;
20. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.952, 1-44;
21. ГАЧО, ф.1п., оп.1, ед.хр.979, л.2-7.
МЯСНИКОВ Дмитрий Александрович, аспирант кафедры отечественной истории и политологии Иркутского государственного университета.
Дата поступления статьи в редакцию: 18.02.2007 г.
© Мясников Д.А.
УДК 338 1: 63 (571 53) О. Н. ДОНЧЕНКО
Филиал Федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Сибирский федеральный университет», г. Усть-Илимск
СИБИРСКОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ СЕМЕЙНОЕ ХОЗЯЙСТВО: СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ В 1920-1930 гг._____________________________________
В статье рассмотрены основные этапы социально-экономического развития сибирского крестьянского семейного хозяйства в 1920-1930-е гг., его переход от традиционно индивидуального хозяйствования, основанного на семейно-родовом производственном объединении, к коллективным формам производства. В работе отражена специфика социально-экономической дифференциации сибирского крестьянства на примере крестьян Иркутской губернии. Особое внимание уделено политическим формам и методам «борьбы» государства с единоличным крестьянством, которое к концу рассматриваемого периода было фактически уничтожено.
Проблема исторических судеб российского кре- социальная революция, уничтожившая не только ос-
стьянства в ХХв., его эволюции и трансформации новы семейного крестьянского хозяйства, но и на-
является одной из ключевых для понимания особен- копленный крестьянами за многие столетия хозяй-
ностей отечественной истории. Аграрная политика, ственный опыт. В данной статье на примере
проводимая большевиками в 1920-1930-е гг., карди- крестьянства Иркутской губернии рассматривают-
нально изменила сложившиеся за века устои хозяй- ся основные этапы и процессы социально-экономи-
ственной жизни сибирского крестьянства. В истори- ческой эволюции крестьянского семейного хозяй-
чески минимальный срок была осуществлена ства в 1920-30-е гг.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (55), МАЙ-ИЮНЬ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (55), МАЙ-ИЮНЬ 2007
До ХХ века основным типом крестьянского хозяйства в Сибири являлось семейно-родовое производственное объединение. Основополагающим принципом традиционной сибирской крестьянской семьи являлось разделение труда и личный труд, независимо от пола и возраста. Земские статистики установили зависимость размеров посевной площади от численности крестьянского двора. Хозяйства с многочисленной семьей распахивали и засевали больше земли, держали больше скота и, следовательно, получали в совокупности более высокие доходы.
Так, дворы, относимые одним из ведущих исследователей аграрной истории Сибири начала XX в. Л.М. Горюшкиным к бедняцким, состояли в среднем из 4,4 чел., к середняцким — из 6,3 чел., к кулацким — из 8,6 человек [1, с.134-136]. В среднем по Сибири численность сельской семьи определялась в 5,57 человек [2, с.71]. Средний состав сельской семьи в Иркутской губернии в 1917 г. составлял у русского старожилого населения 6,2 человека, у переселенцев -5,7 человек, у бурят — 4,4 человека [3, с. 10]. К зажиточным можно было отнести 30,7% хозяйств губернии [4, с.55]. Несмотря на то что в Иркутской губернии в начале века наблюдался известный дефицит удобных для занятия сельским хозяйством территорий, на одного жителя в 1917 г. приходилось 2,3 га сельхозугодий, 1 га пашни, 0,5 га сенокосов, в том числе 0,6 посевов, что даже при низкой продуктивности сельского хозяйства позволяло в основном обеспечивать население продуктами питания [5, с.4].
Начавшиеся в 1917 г. радикальные социально-экономические трансформации оказали свое негативное воздействие на аграрный сектор региона. Прежде всего, это проявилось в сокращении площади посевов и поголовья скота. Так, исследователь И.А. Черешных в 1925 г. указывал, что посевные площади, в целом по Сибири, в 1923 г., в сравнении с 1917 г., сократились на 30,8% [6, с. 46]. В Иркутской губернии, по расчетам современника событий экономиста К.Н. Миротворцева, к 1923 г. размеры посевной площади сократились на 30% [7, с.15]. Кроме объективных обстоятельств, аграрный кризис, в значительной мере, был обусловлен политикой «военного коммунизма». Хотя сибирский аграрный комплекс, в отличие от среднерусского, оказался более устойчивым и менее восприимчивым к послереволюционному кризису за счет большего количества средних и крепких крестьянских хозяйств.
Возрождению сельскохозяйственного производства и стабилизации положения семейного крестьянского хозяйства, способствовал новый экономический курс, провозглашенный X съездом РКП (б) в 1921 году. У крестьян появился стимул к расширению посевной площади, повышению производительности труда и товарности своего производства. В течение нескольких лет аграрный сектор развивался преимущественно за счет использования труда членов семьи.
В Сибири крестьянские хозяйства с посевом от 2 до 6 дес. были не рентабельны. По данным историка И.С. Степичева, в 1927 г. 12,5% хозяйств Иркутского округа и Усольского района засевали от 10 до 20 и свыше десятин земли, по стране эта цифра составляла 7,4% [8, с.7]. Это еще раз подтверждает то, что в губернии прослойка крепких крестьянских хозяйств была значительной. Восстановлению рыночных отношений способствовало узаконивание аренды земли. Это позволило сконцентрировать земли у наиболее старательных, хозяйственных крестьян, повысив эффективность отрасли в целом. В случае поддерж-
ки государством этой тенденции, выросла бы эффективность использования земли, ибо в советских до-коллективизационных условиях она приобрела статус товара. Однако советское регулирование арендных отношений, сделав в 1925 году шаг навстречу, вскоре стало ее ограничивать. Власти, обосновали свое неприятие аренды заботой о бедняке и середняке, хотя именно середняк был больше всего заинтересован в стабилизации арендных отношений. В целом, благодаря удачному стечению обстоятельств, рыночной конъюнктуре и социально направленной политике советской власти по отношению к крестьянству, в Иркутской губернии шел процесс укрепления основной массы крестьянских хозяйств и смягчения имущественной дифференциации. В 19201925 гг. в губернии группа середняцких хозяйств выросла на 13,9% и достигла 61,2% от общего количества [9, с.158]. Наряду с количественным ростом, группа середняцких хозяйств резко увеличила посевную площадь и количество скота. В 1925 г. на долю середняцких и бедняцких хозяйств приходилось 85,5% посевной площади губернии. Так, в 1924 году 55,9% хозяйств Иркутской губернии имели по 2-3 лошади, 43,8% по 2-3 коровы [10, с.301]. Укрепление середняцких слоев было характерным для всей страны. XIV съезд партии в резолюции по отчету ЦК отмечал, что «середняцкие слои крестьянства чрезвычайно усилились» и что эти слои составляют теперь, «несмотря на процесс дифференциации, основную массу крестьянства» [11, с.78].
Следует отметить, что и в период нэпа принадлежность крестьянского хозяйства к той или иной имущественной группе была по-прежнему взаимосвязана с размерами и составом семьи. Так, согласно материалам гнездовой динамической переписи 1927 г. по Сибирскому краю, дворы без средств производства состояли из 2,7 чел., со средствами производства стоимостью до 100 руб. — из 3,7 чел., от 101 до 200 руб. — из 4,2 чел., от 201 до 400 руб. — из 4,9 чел., от 401 до 800 руб. — из 5,8 чел., от 801 до 1600 руб. — из 6,7 чел., со стоимостью средств производства свыше 1600 руб. — из 8,1 человек [12, с.227].
Государственное регулирование сельской экономики претерпевало известные волнообразные изменения. В 1920-е гг., вместо прямого, голого административного насилия времен «военного коммунизма», проводилась налоговая и ценовая политика. Однако в налоговой политике основными оставались не хозяйственные, а прежние социально-классовые приоритеты. Так, уже в начале нэпа советские органы пытались найти «кулака» и взвалить на него большую тяжесть налога. В Сибири в 1924-1925 гг. на одно бедняцкое хозяйство приходилось 5,5 руб. налога, середняцкое — 32,5 руб., кулацкое — 92,8 рублей [13, с.183]. В Иркутской губернии в 1925/26 хозяйственном году размер сельскохозяйственного налога на «кулаков» был в 17,5 раза больше, чем на бедняков [14, с.115]. Подобная перестройка с введением налогов не стимулировала сельское хозяйство региона, а наоборот усиливала стремление обойти подобный налог путем формального дробления крестьянских хозяйств.
К концу 1920-х гг. крупные крестьянские хозяйства являлись главными поставщиками товарной сельхозпродукции. Именно они выплачивали преобладающую часть налогов, создавали материальную базу для индустриализации и формировали емкий рынок для советского машиностроения и промышленности. О степени эффективности разных форм крестьянских хозяйств в Иркутской губернии свидетельству-
ют результаты заготовительной компании 1929 года. Середняцкие и зажиточные хозяйства дали по 40% товарного хлеба, а бедняцкие и коллективные хозяйства — по 10% [15, с.142-145]. Но именно крупные зажиточные хозяйства и были ликвидированы в процессе коллективизации.
Внедрение коллективистской идеологии и развитие товарных отношений в Сибири создавали благоприятные условия для кооперирования местного крестьянства. В Иркутской губернии первые кооперативные объединения — коммуны - начали организовываться в 1918 г., тогда было образовано 17 хозяйств. По данным Сибирского земельного отдела, в октябре 1920 г. в губернии функционировало 46 коллективных хозяйств, из них - 30 коммун [16, с.128]. В основном, в коммуны шли крестьяне-бедняки, из них значительную долю составляли крестьяне-переселенцы, прибывшие из центральных губерний России. Коммуны не пользовались популярностью у крепких крестьян; другое дело - общества крестьянской кооперации, они получили наиболее широкое распространение. В 1925 году в Иркутской губернии имелось 152 потребительских общества, охватывающих 55,5% крестьянских хозяйств, и 142 сельскохозяйственных кооператива, в том числе 20 колхозов, 45 машинных товариществ и 70 кредитных кооперативов [17, с.56]. К середине 1920-х гг. разными формами сельскохозяйственной кооперации было охвачено не менее одной трети крестьянских хозяйств губернии. Причина активного распространения крестьянской кооперации, на взгляд автора, состоит в том, что она не покушалась на традиционную форму крестьянского хозяйства, не нарушала самостоятельности семейного крестьянского хозяйства, объединяя небольшие коллективы. Но для повсеместного распространения кооперативных объединений требовались значительное время и серьёзная государственная помощь, на которую производитель в 1920-е гг. надеяться не мог. Свои действия он определял интересами рынка и себестоимостью продукции, полностью соизмеряя их с критическими параметрами природно-климатических условий, вынужденно придерживаясь принципа адаптивности производства, что, в конечном счете, и обеспечивало высокую эффективность хозяйствования. Конец десятилетия был во многом предельным для существовавшего тогда экстенсивного способа аграрного освоения. Неизбежен был переход к интенсификации сельского хозяйства на основе рыночных отношений, с привлечением в него значительных средств. Это однозначно привело бы к укреплению позиций зажиточного единоличного крестьянства.
В конце 1920-х годов со стороны государства принимаются меры по усилению коллективизации и ограничению индивидуального хозяйствования. Накануне коллективизации (1928 г.) в стране было 25 млн единоличных крестьянских хозяйств, которые обрабатывали 97,3% посевных площадей, имели 90% всех средств производства. Причем, лишь каждое пятое хозяйство пользовалось наемным трудом, используя, в основном, труд членов семьи. В Восточной Сибири к концу 1920-х гг. насчитывалось 65% середняков, 5% кулаков, 30% бедняков [18, с.80]. Но структура крестьянства, характеризовавшаяся преобладанием индивидуального хозяйства, не удовлетворяла большевиков. Ещё в 1919 г. в «Положении о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию», изданному ВЦИК 14 февраля 1919 г. говорилось: «...на все виды единоличного землепользования следует смотреть как на преходящие и отживающие» [19, с.197].
Решения ХV съезда ВКП(б), прошедшего в конце 1927 г., стали началом конца существования в стране индивидуальных форм хозяйствования. Съезд объявил магистральным путем развития сельского хозяйства переход к производственной кооперации крестьянства. Учитывая ментальность крестьян, «на постепенный переход» потребовалось бы как минимум 25-35 лет. Это не устраивало фактически захватившую власть группу «левых» коммунистов во главе со И.В. Сталиным. Уже ХVI партконференция в апреле 1929 года продемонстрировала изменение позиции в сторону ускорения темпов процесса коллективизации. Политическое решение о возможности осуществления коллективизации в течение нескольких лет было принято в ноябре 1929 г. Пленумом ЦК ВКП(б). Немаловажную роль в этом сыграл экономический кризис 1927-1928 годов. На 1 января 1928 г. было заготовлено хлеба на 128 млн. пудов меньше, чем в предыдущем году (300 млн. пудов вместо 428). Главная причина кризиса состояла в том, что крестьяне отказывались продавать зерно государству по низким закупочным ценам. Однако вместо разрешения проблем при помощи механизма рыночных отношений Политбюро ЦК ВКП(б) решило прибегнуть к методам внеэкономического воздействия на крестьян. Ужесточение политики в отношении деревни прикрывалось лозунгом об обострении классовой борьбы. И.В. Сталин утверждал, что в «кулацких хозяйствах имеются хлебные излишки по 50-60 тыс. пудов на каждое хозяйство, не считая семян» [20, с.102]. Он потребовал конфисковать хлебные излишки у «кулаков» в пользу государства.
Ударом по индивидуальным крестьянским хозяйствам стала сформулированная Сталиным задача-лозунг - «ликвидировать кулачество как класс». Как известно, к разряду «кулацких» в Сибири можно было отнести больше половины крестьянских хозяйств. Термин «кулак» в Сибири, в значительной мере, вообще был лишен смысла. Формально борьба была направлена только на «кулаков». Но грань между сибирским середняком и «кулаком» была так условна, что репрессии повсеместно задевали основную массу крестьянства. В отчете о работе Иркутского Губернского Земельного управления за I квартал 1924 г. указывалось на невозможность определения крестьян к той или иной социальной группе «ввиду условности самого понятия «кулак», «середняк» [21, с.4].
Нажим на зажиточные хозяйства со стороны государства: чрезвычайные меры при хлебозаготовках, конфискация хлебных запасов и части средств производства, прекращение кредитования, усиление налогового пресса - привели к тому, что в 1927-1929 гг. количество хозяйств «кулацкого» типа резко сократилось. Специфическим явлением этого периода стало более интенсивное, чем до революции, дробление крестьянских дворохозяйств, так как большие сибирские крестьянские семьи являлись и более зажиточными. Если в 1917 г. средняя сибирская семья состояла из 6 человек, то в 1929 г. в территориальных рамках Восточно-Сибирского края она состояла из 5,46 человек, в 1930 г. из 5,13 чел. [22, с.227,231]. Государство фактически сознательно разоряло единоличное товарное хозяйство и ставило крестьян перед выбором: или дальнейшая деградация хозяйства или радикальное изменение жизни. Как результат, во второй половине 1929 г. значительная часть зажиточных крестьянских хозяйств самоликвидировалась. Крестьяне, опасаясь репрессий, распродали или уничтожили свое имущество и бежали из села. С конца 1929 г. по весну 1930 г. было ликвидировано более половины единоличных сибирских крестьянских
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 3 (55), МАЙ-ИЮНЬ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (55), МАЙ-ИЮНЬ 2007
хозяйств. Окончательное принятие курса на форсированную коллективизацию зафиксировано в Постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», определившим крайние сроки ее завершения весной 1932 г. [23, с.664].
В Иркутской губернии массовое колхозное строительство началось в 1928 г., а уже к 1932 г. большая часть посевов и скота находилась в составе коллективных хозяйств, что принципиально изменило ситуацию в аграрном секторе региона. С 1932 по 1933 г. количество индивидуальных хозяйств в губернии сократилось на 8,78 тыс. дворов, составив в начале 1932 г. 56,61 тыс., а к концу 1933 года 47,83 тыс. хозяйств [24, с.54-55]. В целом, по Сибири к концу 1932 года насчитывалось 649,9 тыс. единоличных крестьянских хозяйств, или 40,4% от общего числа сельских дворов. Результатом «большевистского натиска» стало резкое падение производительных сил сельскохозяйственного производства, особенно ощутимое в животноводстве. Поголовье крупного рогатого скота в Сибири сократилось с 16,8 до 13,4%, рабочих лошадей — с 19,3 до 16,3%, овец и коз — с 23,5% до 13,3%, свиней — с 13,6 до 12% [25, с.115].
С тем, чтобы окончательно не уничтожить аграрный сектор экономики, власти скорректировали свою политику по отношению к деревне. Насильственные методы коллективизации были официально дезавуа-лированы. Крестьяне в массовом порядке стали выходить из колхозов. К лету 1930 г. в колхозах Иркутской губернии осталось около 20% крестьянских хозяйств [26, 145]. Но восстановить прежние размеры своих хозяйств бывшим колхозникам уже не удалось. Отступление режима имело тактический характер. Отказавшись от одномоментного штурма, власти приступили к планомерной, но относительно скоротечной осаде единоличной деревни.
Несмотря на бедственное положение большинства единоличников, их небольшое количество и совершенно ничтожный вес в сельскохозяйственном производстве, давление на них со стороны большевистского режима в конце 1930-х гг. еще больше усилилось. Начатое осенью 1934 г. увеличение налогообложения единоличников привело к сокращению числа таких хозяйств до 33,7% (546,3 тыс. дворов), в 1935 г. их доля сократилась до 18,3%, в 1936 г. до 9,0%, а в 1937 г. до 6,9% [27,с.319, 346, 347, 361].
Ещё более усилили налоговый пресс на единоличное хозяйство принятые в апреле 1938 г. постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О налогах и других обязательствах в отношении единоличных хозяйств», введение в августе 1938 г. закона «О государственном налоге на лошадей единоличных хозяйств» и в сентябре 1939 г. закона о сельскохозяйственном налоге [28, с.141]. Единоличники, не уплатившие налоги, привлекались к суду.
Утвержденное майским (1939 г.) Пленумом ЦК постановление «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания» потребовало до 15 августа 1939 г. произвести обмер всех приусадебных участков и до 15 ноября отрезать все «излишки» сверх установленных норм. В Иркутской области были установлены «излишки» земли, находящиеся в личном пользование колхозников, в размере 3 952 га, в пользовании единоличников— 877 га и в пользовании рабочих и служащих—2 414 га, а всего - 7 243 га. По Заларинскому району таких излишков обнаружено 538 га, по Боханскому—639 га, по Зиминско-му—948 га, по Тулунскому—966 га [29, с.175]. Указанные меры привели к дальнейшему сокращению
количества единоличных дворов. По переписи населения 1939 г., доля единоличников в сельском населении Восточной Сибири составила 1,1% [30, с.105].
В результате «варварской» политики государства, целиком и полностью направленной на уничтожение крестьянства как социальной группы, к началу 1940-х гг. семейное крестьянское хозяйство в том виде, в котором оно существовало в Сибири со времени начала российской аграрной колонизации, было фактически уничтожено.
Библиографический список
1.Горюшкин Л.М. Аграрные отношения в Сибири периода империализма (1900—1917 гг.) / Л.М.Горюшкин. - Новосибирск, 1976.
2. Винокуров М.А., Суходолов А.П. Экономика Иркутской области: в 3 т./М.А.Винокуров, А.П.Суходолов.- Иркутск, 1998.
- Т.1.
3. Миротворцев К.Н. Сельское хозяйство в Иркутской губернии. Краткий географический и статистико-экономический очерк. Материалы Иркутского Губстатбюро. Вып.14./К.Н.Ми-ротворцев - Иркутск, 1923.
4. Степичев И.С. Сельское хозяйство Иркутской области за 40 лет./ И.С.Степичев, М.К. Гаврилов, А.А. Смирнов. - Иркутское кн. изд-во, 1957.
5. Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Фонд Р-42, опись 1, дело 735, л. 4.
б.Черешных И.А. Современное состояние сельского хозяйства в Сибири /И.А. Черешных //Северная Азия - 1925. - Кн.1-2.
7. Миротворцев К.Н. Указ. соч.
8. Степичев И.С. Осуществление ленинской программы строительства социализма в Восточной Сибири / И.С.Степи-чев - Иркутск, 1971.
9.Иркутская область. Экономико-статистический справочник. ОГИЗ. Иркутское областное изд-во. - Иркутск, 1941.
10. ГАИО. Фонд Р-218, опись 1, дело 54, л.55.
11. КПСС в резолюциях решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, ч. II, изд. 7.- М., 1954.
12. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство / В.П.Данилов - М., 1977.
13. Крестьянство и сельское хозяйство Сибири в 19171961 гг./Под ред. Бушуева В.М., Сницаренко А.А.- Новосибирск: Наука, 1965.
14. Зуляр Ю.А. История сельскохозяйственного освоения и страхования агропромышленного производства Байкальской Сибири в XX столетии / Ю.А. Зуляр, Д.Б. Худаков — Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2005.
15. Карлов С.А. Развитие индивидуального и коллективного хозяйства в аграрном секторе экономики Восточной Сибири в годы нэпа //Дуловские чтения: материалы региональной научно-практической конференции, посвященной В.И. Дулову, окт. 1997 г. — Иркутск.: ИГПУ, 1998.
16. Зуляр ЮА., Худаков Д.Б. Указ. соч.
17.Выборов М.М. Регулирование социально-экономических отношений в Сибирской деревне в восстановительный период //Крестьянство и сельское хозяйство Сибири в 19171961 гг. — Новосибирск: Наука, 1965.
18. Баландин Ю.С. Крестьянское хозяйство / Ю.С.Балан-дин - М.: Агропромиздат, 1992.
19. Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. - М., 1972. — Т.1.; ГАИО, фонд р-46, опись 1, дело 2, л. 17.
20. Косачев В.Г. Накануне коллективизации. Поездка И.В.-Сталина в Сибирь //Вопросы истории. - 1998. - №5.
21. Государственный архив новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО), фонд 1, опись 1, дело 1866, л.12.
22. Гущин Н.Я. Классовая борьба в сибирской деревне (1920-е — середина 1930-хгг.) / Н.Я.Гущин, В.А.Ильиных — Новосибирск, 1987.
23. КПСС в резолюциях. ч.П, М., 1954.
24. Сельское хозяйство Восточно-Сибирского края за 1932 и 1933 гг. ОГИЗ. Москва-Иркутск,1934.
25. Гущин Н.Я. Сибирская деревня на пути к социализму. (Социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926—1937 гг.) / Н.Я.Гущин - Новосибирск, 1973.
26. Шерстобоев В.Н. Развитие сельского хозяйства Иркутской области//Иркут. обл. экон.-стат. справ. /В.Н.Шерстобо-ев — Иркутск, 1941.
27. Гущин Н.Я. Сибирская деревня на пути к социализму...
28. Хрестоматия по истории КПСС: пособие для вузов/ Сост. В.Н.Донченко, Л.С.Леонова - М.: Политиздат, 1989.- Т.2. 1925-март 1985 г.
29.Иркутская область. Экономико-статистический справочник. ОГИЗ. Иркут. обл. издание - Иркутск, 1941.
30. Мелентьева А.П., Приходько Л.Н. Влияние коллективизации на уровень жизни сельского населения Сибири (вторая половина 1930-х гг.) //Развитие форм социалистической собственности в сибирской деревне: исторический опыт и современность.- Новосибирск, 1991.
ДОНЧЕНКО Оксана Николаевна, старший преподаватель кафедры общественных дисциплин.
Дата поступления статьи в редакцию: 19.01.2007 г.
© Донченко О.Н.
УДК 378.635(5-012):947.084.8 Н. В. ФОМИНА
Хабаровский пограничный институт Федеральной службы безопасности Российской Федерации
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВОЕННО-УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (1941-1945 ГГ.)________________________
Автор раскрывает вопросы подготовки офицерского состава в военных вузах Дальнего Востока в военное время.
Создание новых воинских формирований, а также значительные потери офицеров в боях на первом этапе Великой Отечественной войны исключительно остро поставили вопрос о подготовке военных кадров. Требовалось в кратчайшие сроки дать фронту сотни тысяч командиров и политработников [2, с. 144].
С первых дней войны основные потребности армии и флота в кадрах начальствующего состава удовлетворялись за счет призыва командиров, политработников и других военных специалистов из запаса. Однако это не могло полностью удовлетворить потребности действующей армии. Пришлось прибегнуть к досрочному выпуску слушателей и курсантов старших курсов военных академий, училищ и военных факультетов гражданских учебных заведений [2, с. 145]. Кроме того, ускоренные курсы по подготовке командного состава уже в начале 1941 г. смогли выпустить тысячи офицеров.
На Дальнем Востоке страны в этот период большинство военно-учебных заведений формировались на базе воинских частей, а также курсов по подготовке, переподготовке и усовершенствованию командных кадров. Необходимо также отметить, что к июню 1941 г. на территории Дальневосточного региона уже действовали 3 военных училища и одна военно-авиационная школа. А с началом войны в связи с передислокацией вузов из центральных и западных регионов страны некоторые из дальневосточных учебных учреждений были пополнены их личным
составом и материальной базой. Командные кадры в годы войны готовили военные училища во Владивостоке, Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре, пос. Шкотово Хабаровского края и школа в пос. Возне-сенск Приморского края.
В военно-учебных заведениях были установлены сокращенные сроки обучения. Период учебы составлял от 4 до 10 месяцев в зависимости от специфики подготовки. Для всего личного состава вузов вводился 12-часовой рабочий день. Уменьшилось количество изучаемых дисциплин, учебные программы были переработаны в целях подготовки специалиста узкого профиля [1, с. 64]. За годы войны штат училищ неоднократно обновлялся, изменялась также их организационная структура.
С началом войны большинство военно-морских училищ, расположенных в западной части страны, оказалось в зоне боевых действий. Поэтому Тихоокеанское высшее военно-морское училище (далее ТОВВМУ) стало играть особую роль в подготовке кадров для ВМФ [3, с. 80]. Уже в июне 1941 г. Тихоокеанское высшее военноморское училище совершило первый досрочный выпуск офицеров флота. Досрочный выпуск курсантов 4 курса был произведен без экзаменов с присвоением им офицерских званий. В то же время была осуществлена отправка на фронт части курсантов младших курсов и офицеров постоянного состава вуза [3, с. 79].
Война обусловила возросшую интенсивность обучения курсантов. Они улучшали свои навыки в
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (55), МАЙ-ИЮНЬ 2007
