УДК 141.31:23/25
О. Э. Душин
СХОЛАСТЫ ОБ USURA: дискурс СОВЕСТИ И ЭТОС СРЕДНЕВЕКОВЫХ ГОРОДОВ1
В статье рассматривается проблема этической оценки ростовщичества с точки зрения христианской моральной теологии схоластики. При этом автор обращает внимание на определённую корреляцию между формированием этоса средневековых городов и развитием схоластического дискурса совести.
Ключевые слова: ростовщичество, схоластика, казуистика, дискурс совести, этос средневековых городов.
Обращение к такой злободневной финансовой процедуре, как кредитование, и её историческому бытованию в качестве ростовщичества (usura) в рамках средневековой культуры обнаруживает, что данная деятельность стала предметом особого этического анализа в традиции схоластической моральной теологии и в последующих философских учениях. Например, Фридрих Ницше признавал за системой экономической калькуляции особое значение для развития всего человеческого мышления. В небольшом, но ярком трактате «К генеалогии морали» немецкий философ выводит перспективу формирования самосознания человека исключительно из процедур финансового характера. В частности, он пишет: «Устанавливать цены, измерять ценности, измышлять эквиваленты, заниматься обменом — это в такой степени предвосхищало начальное мышление человека, что в известном смысле и было самим мышлением: здесь вырабатывались древнейшие повадки сообразительности, здесь хотелось бы усмотреть и первую накипь человеческой гордости, его чувства превосходства над прочим зверьём»2.
1 Работа выполнена в рамках гранта РГНФ № 16-03-00099 «Свобода и субъективность в реформационном учении Мартина Лютера и в философии Нового времени».
2 Ницше Ф. К генеалогии морали // Ницше Ф. Сочинения. М., 1990. Т. 2. С. 449.
Первая ступень утверждения экономических навыков человека, согласно Ф. Ницше, связана с признанием необходимости возврата заимствованного (будь то деньги, вещи, услуги или товары). При этом общество обеспечивает его членам защиту и стабильность существования, предоставляя возможность получения кредита. Тем не менее, обратная сторона такого рода «комфортной» ситуации заключается в том, что если заимствующий не желает возвращать полученные ценности или в силу объективных причин не способен вернуть их, то общество обрушивается на него со всей суровостью закона, его подвергают остракизму и исторгают как преступника. Дело в том, что несоблюдение правил заимствования приравнивается к нарушению незыблемого права частной собственности и ведёт к строгому юридическому преследованию. Однако с развитием общества в отношении к должникам формируется более мягкая и умеренная позиция, когда социум призывает прощать проштрафившихся подобным образом людей.
Философ утверждает: на этой новой ступени социального генезиса начинает преобладать идея целого, подразумевающая предоставление защиты не только невиновным, но и тем, кто виновен в совершении определённых финансовых преступлений. Мыслитель в этой связи пишет, что «справедливость, начавшая с того, что "всё подлежит уплате, всё должно подлежать уплате", кончает тем, что смотрит сквозь пальцы и отпускает неплатежеспособного, — она кончает, как и всякая хорошая вещь на земле, самоупразднением. Это самоупразднение справедливости — известно, каким прекрасным именем оно себя называет: милостью — остаётся, как это разумеется само собой, преимуществом наиболее могущественного, лучшего того, потусторонностью его права»3. Таким образом, кредитор, «милостиво» соглашающийся простить должника, приобретает особую социальную диспозицию, гарантированную актом милосердия, хотя, на самом деле, оно в полной мере оплачено самим заимствующим.
Для данного исследования особый интерес представляет концепция кредитования и заимствования, которая в понимании немецкого философа является некоторой изначальной практикой межчеловеческих отношений, разворачивающей-
3 Ницше Ф. Указ. соч. С. 452.
ся в направлении торжества закона и укрепления правовой стабильности в обществе, где «милосердие» становится основным нравственным критерием и своеобразным лейблом социально-экономической деятельности людей.
В свою очередь, формирование и развитие городов в период расцвета средневековой западноевропейской культуры XII—XIII вв. привело к появлению многих новых проблем, в том числе финансового толка. Развитие ремесленного производства, торговли, различные потребности самой Церкви (например, денежное обеспечение Крестовых походов), нужды городской знати и феодальной аристократии делали тему кредитования всё более актуальной. В этом контексте средневековое нравственное богословие характеризовалось, как подчёркивает британский исследователь у. Д. Эшли, «всё расширяющимся охватом, посвящённым обсуждению экономических вопросов в общих теологических трактатах, и ещё более примечательно в руководствах по казуистике для применения исповедниками, и в учебниках канонического права для использования церковными юристами»4. В самом деле, финансово-экономические вопросы неизбежно проникали в практику церковной жизни, в систему покаянной дисциплины верующих, в повседневные нужды монастырей, в существование многочисленной армии приходских кюре. Но при этом ростовщичество являлось одной из главных проблем, поскольку в книгах как Ветхого (Втор. 23:19-20:19; Лев. 25:3537:35; Пс. 15 (14); Ис. 22:25; Втор. 15:7-10; Ам. 8:4-6), так и Нового (Лк. 6:35) Завета на него возлагались вполне определённые запреты.
Тем самым, начиная с эпохи патристики, христианские богословы утверждали, что ростовщичество противоречит Божьим заповедям, оно ассоциировалось с властью «презренного металла» (turpe lucrum), а «интерес» за использование денег (usura) воспринимался как проявление жадности (avaritia), воровства или господства греха над справедливостью. Однако если в Ветхом Завете запрет на ростовщичество распространялся исключительно на собратьев по вере, но приветствовался в отношении иноземцев как средство борьбы с ними, то христианские мыслители стали рассматривать его в качестве
4 Ashley W. J. An Introduction to English Economic History and Theory. L., 1893. P. 382.
неизменного правила для всех людей. Амвросий Медиолан-ский (ок. 340-397) объяснял требования Второзакония тем, что иудеи жили в окружении врагов, а посему логика их действий была обусловлена военным положением, но в христианском мире не может быть двойной морали. Иную версию толкования данного текста предложил Рабан Мавр (ок. 780-856), утверждавший, что под «братьями» необходимо понимать всех католиков, а под «иноземцами» — преступников и бандитов.
Все известные богословы Средневековья от Августина и Ансельма Кентерберийского до Петра Ломбардского и Фомы Аквинского воспринимали ростовщичество как несправедливую деятельность, которую напрямую отождествляли с мошенничеством и грабежом5. В понимании схоластов пагубное значение этой деятельности было обусловлено тем, что ростовщик, предоставляя деньте в заём на определённый срок, по сути, требовал оплаты того времени, в пределах которого использовались его средства, что противоречило пониманию времени как божественного творения. Кроме того, проблема заключалась и в том, что получаемая прибыль не была связана с честным трудом, так как средства зарабатывались лишь за счёт использования денег. «Церковь осуждала процентные займы и без конца напоминала, что деньте не должны делать деньте», — подчёркивает французский учёный Жак Эре6. Таким образом, различные библейские тексты, сочинения Отцов Церкви, трактаты известных схоластов, многочисленные декреты Соборов формировали исключительно отрицательное отношение к занятию ростовщичеством.
Уже церковный капитулярий 806 г. однозначно определяет суть ростовщичества как неправедное действие, «когда больше спрашивается, чем даётся»7. На протяжении всего
5 Подробный анализ концепции Фомы Аквинского и соответствующую экспликацию истории развития учения католической Церкви о ростовщичестве см.: Стецюра Т. Д. Хозяйственная этика Фомы Аквинского. М., 2010. С. 228-246. В работе также представлен объёмный библиографический список оригинальных источников, зарубежной и отечественной исследовательской литературы по данной теме (с. 266-291).
6 Эре Ж. Рождение капитализма в Средние века: менялы, ростовщики и крупные финансисты. СПб., 2014. С. 92.
7 Noonan J. Т. Jr. The Scholastic Analysis of Usury. Cambridge (Mass.), 1957. P. 15.
Средневековья налагались строгие запреты на любые формы ростовщичества; такие резолюции звучали на II Латеранском Соборе 1139 г., на III Латеранском Соборе 1179 г., на IV Латеранском Соборе 1215 г., Лионском Соборе 1274 г., Венском Соборе 1311 г. и т. д. При этом ростовщиков стали рассматривать в качестве духовных чужаков, их не допускали к причастию и отказывали в погребении на освящённых христианских кладбищах, т. к. их деятельность ассоциировалась со смертным грехом и гибелью души. Ростовщикам запрещалось завещать свои деньте даже на нужды благотворительности. Для духовного спасения от них требовали возвращения всех неправедно нажитых средств. К тому же в средневековых exempla было представлено множество рассказов об адских мучениях ростовщиков.
Какие бы запреты не провозглашались со стороны Церкви, активное развитие городов диктовало необходимость формирования системы займов и кредитов, что, в конечном счёте, вынуждало схоластов прибегать к поиску новых богословских подходов и решений. Данная финансово-экономическая проблематика находила отражение в самых разных жанрах средневековой христианской литературы от покаянных книг и исповедальных пособий до схоластических сочинений «о случаях совести» и специальных трактатах "De usuris". Сталкиваясь с новыми вызовами городской жизни, Церковь стремилась реализовать систему нравственного контроля, инкорпорируя в сознание верующих с помощью таинства исповеди и покаяния строгие этические нормы и моральные принципы. В этой связи авторитетный немецкий социолог Вернер Зомбарт отмечал, что «когда с ростом капитализма сношения распространились на большие пространства, к солидности стала побуждать купца, в конце концов, одна совесть. И пробудить эту совесть было задачей Церкви. Она осуществляла это, осуждая все бесчестные уловки при заключении договоров как грех: mortaliter peccant, смертный грех совершают те, кто "с ложными уверениями, обманами и двусмысленностями" ведёт торговлю»8. Исповедальные вопросы о нравственных переживаниях и состоянии совести верующих являлись основой всей системы церковной покаянной дисциплины, они затрагивали
8 Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М., 1994. С. 185.
различные стороны повседневной жизни прихожан, включая, разумеется, финансовые проблемы, но, в конечном счёте, соотносили их с самым главным — с делом спасения.
Тем самым в традиции средневековой католической Церкви складывается особое направление моральной теологии, в рамках которого всё внимание схоластов концентрируется на различных «случаях совести» (casus conscientiae), из чего следует его общее название «казуистика». Эти нравственные исследования и дискурс совести, с одной стороны, формировали доктрину и определяли практику церковной жизни, с другой стороны, отвечали на запросы динамично развивавшейся средневековой городской культуры. В отношении данных интеллектуальных стратегий схоластов Альберт Джонсен и Стивен Тулмин указывают, что «случаи, которые они рассматривали, были подлинными проявлениями новых социальных, культурных и экономических условий; моральные аргументы, которые они разрабатывали в связи с этими прецедентами, были честными усилиями, направленными на то, чтобы побуждать совесть правителей, прелатов и банкиров»9.
С Петра Абеляра (1179-1142) основополагающий статус в экспликации смыслов средневековой этики приобретает «намерение» (интенция); признаётся, что нравственная оценка поступка задаётся не столько самим совершенным актом, сколько, прежде всего, его интеллектуальным умыслом, внутренним основанием, которое определяет греховность даже не состоявшегося действия. Подобный подход распространялся и на нравственную оценку ростовщичества. «Особое значение, — пишет в этой связи А. Я. Гуревич, — придавалось умыслу: ошибка в назначении цены ещё сама по себе не была грехом, существенно состояние совести участников сделки. Ростовщичество начинается с надежды на прибыль, и все увёртки и ухищрения, направленные на сокрытие полученных процентов, не могут спасти душу ростовщика»10. Причём справедливое вознаграждение или добровольная помощь, оказываемые кредитополучателем в качестве знака благодарности, считались ростовщичеством, если кредитор заранее рассчитывал на такой акт. В целом, следует признать,
9 Jonsen A. R., Toulmin S. The Abuse of Casuistry. A History of Moral Reasoning. Berkley; Los Angeles; L., 1988. P. 194.
10 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. M., 1972. С. 257.
34
что эти строгие церковные требования, пусть и отличные от ггракгических нужд городских прихожан, формировали своеобразный пр ото буржуазный этос средневековых европейских городов, создавали соответствующие моральные условия и нравственные основания социальной дисциплины, регламентировавшей трудовую и финансовую деятельность бюргеров, стратегии развития их бизнеса и повседневную рутину.
В данной перспективе в изысканиях средневековых схоластов появлялись всё более тонкие интерпретации, которые не просто воспроизводили ггринципы Откровения и постулаты церковных Соборов, а обосновывали случаи против usura, апеллируя к пониманию природы человека и самих вещей, различали виды кредита и пытались установить, какие акты являются справедливыми, а какие — нет. В этой связи схоласты стали рассматривать требования естественной справедливости в рамках конкретных финансово-экономических обстоятельств различного рода ггредпринимательской и профессиональной деятельности людей. Именно в средневековый период возникает теория законного «интереса» и осмысляются разные виды кредитования. В частности, как указывалось, возникает вопрос о намерении осуществления того или иного займа, что является нравственной интенцией подобного действия: человеческая взаимопомощь, братское милосердие, в основании коих лежит принцип любви к Богу, либо стремление наживы, желание получить прибыль и обрести выгоду. При этом финансовая помощь только ради извлечения прибыли считалась смертным грехом.
В свою очередь, в юридической школе Болоньи было установлено ггринциниальное различие между выплатами за аренду (рента) и ростовщичеством (доходы от денежного займа). Дивиденды, получаемые от сданной в аренду собственности, рассматривались в качестве прибыли за «упущенную» выгоду, как если бы владелец использовал её сам. В этой связи в «Декретах» Грациана было представлено известное толкование, что ссуда (mutuum) называется так от того, что мое (meum) становится твоим (tuum). «Именно усилие схоластических авторов объяснить, раскрыть и применить позитивное учение Церкви вылилось в естественно-правовой анализ ростовщичества», — подчёркивает Джон Нунан11. Притом схо-
11 Noonan J. Т. Jr. Ор. cit. Р. 3.
ласты всегда были ориентированы на правовой дискурс, на скрупулёзную экспликацию юридической составляющей всех социально-экономических вопросов. «Твёрдая убеждённость в рациональности, неизменности и универсальности закона является, — отмечает Д. Нунан, — основой схоластического подхода ко всем проблемам; и именно в этом более широком контексте должны рассматриваться их дискуссии о любом частном нравственном вопросе»12.
В этой связи уже к концу XII в. в доктрине католической Церкви складывается чёткое понимание того, что ростовщичество является таким действием, когда требуют вернуть сверх того, что было одолжено. В данном контексте ростовщичество воспринималось как грех, запрещённый Ветхим и Новым Заветом; всякая надежда на обретение благ, превышающих взятые в заём, считалась грехом; соответственно, средства, полученные таким образом, должны были быть возвращены их законным владельцам в полном объёме. При этом повышение цены на продажу в кредит также рассматривалось как скрытое ростовщичество. Тем самым предполагалось, что давать взаймы нуждающимся следует только на основании любви к Богу и из милосердия. Однако прибыль как таковая не осуждалась: например, купец мог установить цену, превышающую ту, за которую лично купил товар, что воспринималось в качестве оплаты его труда. Так возникает формула, что всякое ростовщичество является прибылью, но не всякая прибыль есть ростовщичество.
В XIII в. к средневековой дискуссии о ростовщичестве был привлечён авторитет Аристотеля («Философа»). Его рассуждения о деньгах как мере всеобщего обмена вещей из «Никомаховой этики» (1133а) и крайне негативные оценки деятельности ростовщиков из «Полигики» (1256Ь-1258Ь) дополнили картину средневекового схоластического дискурса13. Впервые на эти аристотелевские тексты обратил внимание Альберт Великий (1200-1280) и ввёл их в дискуссии схоластики. В свою очередь, Вильгельм Осерский (1150-1231) признавал ростовщичество действием против естественного закона и утверждал, что по своей сути оно является несомненным злом. Отсюда запрет на ростовщичество был более строг, чем даже
12 Шопап }. Т. ]г. Ор. ей. Р. 21.
13 См.: Аристотель. Сочинения. М., 1983. Т. 4. С. 155-156, 388-395.
на убийство, т. к. при убийстве можно обнаружить смягчающие и оправдывающие обстоятельства, тогда как взимание процента не имеет никакого оправдания.
Особое влияние, как и по многим другим вопросам, приобрела позиция Фомы Аквинского (1225-1274), который чётко заявлял, что «взимание денег с какого-либо человека является иаслючительным злом, так как мы должны рассматривать каждого человека как нашего ближнего и брата» (Сумма Теологии. II II78; 1 ad 2)14. Согласно средневековому схоласту, всякая форма предпринимательства, как подчёркивает А. Я. Гу-ревич, должна была «строиться на основе взаимной помощи и эквивалентности служб и услуг, но не на односторонней выгоде и экатлуатации»15. Следуя Аристотелю, Аквинат признавал значение денег в качестве всеобщей меры благ, но при этом настаивал на том, что их нельзя продавать. Деньте как мера благ одни и те же в любое время, сами по себе они не могут продаваться, нельзя отделять использование денег в качестве меры благ от их субстанции. Причём если речь идет об использовании (аренде) дома, лошади и т. д., то данный процесс ведёт к изнашиванию вещей, тогда как деньте при осуществлении процедуры займа не изнашиваются. Тем самым, выступая за запрет денежного кредита, Фома Аквинский признаёт возможность аренды вещей с уплатой соответствующего вознаграждения за износ при их использовании. Это имело ггринципиальное значение для развития новых подходов к идее аренды и кредитования, и, в конечном счёте, к usura как процедуре удовлетворения денежного интереса.
Соответственно, Раймунд Пенафорте (1180-1278), автор нескольких трактатов по вопросам таинства исповеди, включая работу "De usuris", утверждал, что должно давать взаймы нуждающимся ближним только во имя Бога и исключительно из милосердия. Таким образом, он также ставит вопрос о нравственном намерении осуществления процедуры денежного займа. При этом извлечение несправедливой прибыли признаётся смертным грехом. Тем не менее, именно Пенафорте выдвигает в качестве критерия справедливости денежной ссу-
14 Summa Theologica by St. Thomas Aquinas / Transi, by the Fathers of the English Dominican Province [1947]. [Electronic resource]: URL: http://www.sacred-texts.com/ehr/aquinas/summa/sum334.htm (date of access: 07.07.2016).
15 Гуревич А. Я. Указ. соч. С. 251.
ды риск (resicum, risicum, riscus) осуществления тех или мероприятии (например, морской торговли и т. д.). Кроме того, к финансовым проблемам обращались такие известные позд-несредневековые схоласты, как Николай Орем (ок. 1330-1382), автор трактата «О происхождении, сущности и обращении денег», Жан Жерсон (1363-1429), которому принадлежит сочинение «О контрактах» (1420), и даже святые Антоний Флорентийский (1389-1439) и Бернардин Сиенский (1380-1444). Так, св. Бернардин призывал давать взаймы и одалживать вещи просто в силу христианских чувств милосердия и взаимопомощи. Он считал, что ростовщичество не только не является чем-то необходимым, а, напротив, наносит вред и оказывает разрушительное воздействие на общество, т. к. добродетельные люди, ведущие праведную жизнь, никогда не станут прибегать к кредитам.
При всех нюансах схоластических дискуссий средневековая богословская теория и реальная практика жизни городов принципиально расходились, как, впрочем, и во многих других отношениях. Ростовщичество, хотя и запрещалось Церковью, вполне нормально развивалось, и в рамках городских ландшафтов можно было найти лавки менял, которые, в частности, занимались выдачей займов под процент. Правда, стоит отметить, что кредиты в Средние века были очень дорогими — от 30 до 43,5 % годовых16. Данная деятельность, воспринимавшаяся в церковных канонах исключительно негативно, часто переносилась на плечи иудеев, что вызывало отрицательное отношение к ним. Согласно церковным предписаниям, христиане были обязаны строго бойкотировать иудеев, занимающихся ростовщичеством, а те, в свою очередь, должны были платить особые пени в казну христианской Церкви. Тем не менее, на практике ни те, ни другие по большей части этому не следовали. При всём том Жак Ле Гофф отмечает, что уже на рубеже XII—XIII вв. произошло вытеснение иудеев из данной сферы17. В частности, ростовщичеством активно занимались ломбардцы. Так или иначе, несовпадение церковных требований с реалиями жизни не означало принижения христианской религиозности; поскольку эти предпи-
16 Noonan }. T. }r. Op. cit. Р. 34.
17 Ле Гофф Ж. Средневековье и деньги: Очерк исторической антропологии. СПб., 2010. С. 84.
сания относились к морально-духовному измерению, то для священников и богословов ггринцигтиальное значение имело нравственное увещевание, обращенное к состоянию совести верующих и связанное с их смертными грехами и надеждами на спасение.
Как известно, родоначальник Реформации Мартин Лютер признавал в качестве справедливой цену за кредит примерно 4 %18. Согласно его представлениям, право частной собственности основывается на том, что Христос призывает верующих помогать ближним, но для того, чтобы что-то дать, я должен чем-то обладать. Тем самым, христианин может владеть собственностью, но внутренне он должен оставаться свободным и быть готовым к пожертвованиям во имя Бога и ближних, находящихся в нужде. При этом Лютер в целом высоко ценил трудовую деятельность человека и настаивал на том, что при любой работе люди обязаны усердно использовать разум и следовать своей совести. В данном контексте он считал, что инвестирование капитала и получение денежной прибыли без труда является аморальным, поэтому он отдавал предпочтение сельскому хозяйству, а не торговле и коммерции.
Заключая, следует ещё раз подчеркнуть, что средневековая схоластика приобрела строго дискурсивный характер; в рамках моральной теологии и казуистики всякое рассуждение эксплицировалось посредством чётких логико-дедуктивных умозаключений на ясных основаниях, обусловленных соответствующими авторитетами, сложившимися теориями, концепциями и т. д. В таком виде тема интерпретации ростовщичества имела прямое соизмерение с существующими формами закона — от ггредписаний Божественного Откровения до естественного человеческого права и конкретных стратегий реализации общественных нравственных норм. В этом смысле схоласты были строгими законниками и ещё до свершений социальной мысли Нового времени с его суровыми политическими практиками и жёсткими философскими дискуссиями, развернувшимися вокруг понимания государства, воспринимаемого, в частности, в образе Левиафана, и человека как гражданина, реализовали некоторые ггринципиальные установки европейской правовой культуры и заложили основы моральной регламентации деятельности индивида.
18 См.: Althaus P. The Ethics of Martin Luther. Philadelphia, 1972. P. 108.
39
Источники
Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Сочинения. Т. 4. М„ 1983. С. 53-293, 375-644.
Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С. 375-644.
Summa Theologica by St. Thomas Aquinas / Transl. by the Fathers of the English Dominican Province [1947]. [Electronic resource]: URL: http://www.sacred-texts.com/chr/aquinas/ summa/sum334.htm (date of access: 07.07.2016).
Литература
Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.
Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М., 1994.
Ле Гофф Ж. Средневековье и деньте: Очерк исторической антропологии. СПб., 2010.
Ницше Ф. К генеалогии морали / / Ницше Ф. Сочинения. Т. 2. М„ 1990. С. 407-524.
Стецюра Т. Д. Хозяйственная этика Фомы Аквинского. М., 2010.
Эре Ж. Рождение капитализма в Средние века: менялы, ростовщики и крупные финансисты. СПб., 2014.
Althaus P. The Ethics of Martin Luther. Philadelphia, 1972.
Ashley W. ]. An Introduction to English Economic History and Theory. Part II. The End of the Middle Ages. L„ 1893.
Noonan ]. T. Jr. The Scholastic Analysis of Usury. Cambridge (Mass.), 1957.
Jonsen A. R., Toulmin S. The Abuse of Casuistry. A History of Moral Reasoning. Berkley; Los Angeles; L., 1988.
Душин Олег Эрнеетович, профессор кафедры истории философии, доктор философских наук (Санкт-Петербургский государственный
университет; Санкт-Петербург, Россия); эл. почта: odushin@mail.ru.
Scholastics about Usura: Discourse of Conscience and Ethos of Medieval Towns
The article deals with the problem of ethical evaluation of usury from the position of medieval scholasticism. Initially, author explicates a philosophical interpretation of the financial lending presented in the treatise "On the Genealogy of Morality" of F. Nietzsche. Further, the study notes that the formation of lending in the medieval Western Europe was due to the emergence of cities. Besides, author recognizes that economic
issues were inevitably penetrated into the life of the Church. However the article emphasizes that in the Bible and in the works of the Church Fathers usury perceived negatively. In turn, the detrimental significance of this activity in the views of scholastic thinkers consisted in the fact that lender, providing money for a certain period, demanded payment for the time when his funds were used, but it was contrary to the understanding of time as a divine creation. Plus, the author says that for the development of urban trade and handicraft production have been required loans, so the medieval scholars were forced to find the theological solutions that could justify the activity of lenders. In this regard, the article informs that a legal theory of "interest" and the understanding of different types of loans were proposed in the medieval scholasticism. Sum up, author concludes that the scholastics have implemented some basic installation of Western legal culture and the moral regulation of human activity.
Key words: usury, scholasticism, casuistry, discourse of conscience, ethos of medieval towns.
Oleg Dushin, Professor of the Department of History of Philosophy, Doctor of Philosophical Sciences (Saint-Petersburg State University; Saint Petersburg, Russia); e-mail: odushin@mail.ru.
References
Gureuich A. Ya. Kategorii srednevekovoy kul'tury. M., 1972.
Zombart V. Burzhua. Etyudy po istorii dukhovnogo razvitiya sovremen-
nogo ekonomicheskogo cheloveka. M., 1994. Le Goff Zh. Srednevekov'e i den'gi: Ocherk istoricheskoy antropologii. SPb., 2010.
Stetsyura T. D. Khozyaystvennaya etika Fomy Akvinskogo. M., 2010. Ers Zh. Rozhdenie kapitalizma v Srednie veka: menyaly, rostovshchiki i
krupnye finansisty. SPb., 2014. Althaus P. The Ethics of Martin Luther. Philadelphia, 1972. Ashley W. J. An Introduction to English Economic History and Theory.
Part II. The End of the Middle Ages. L., 1893. Noonan J. T. Jr. The Scholastic Analysis of Usury. Cambridge (Mass.), 1957. Jonsen A. R., Toulmin S. The Abuse of Casuistry. A History of Moral Reasoning. Berkley; Los Angeles; L., 1988.