CC BY
23
прежнему заставлять их двигаться вперед - если не рука об руку, то бок о бок.
«Россия: ближайшее десятилетие», М., 2004 г., с. 131-135.
В.Скосырев,
публицист
ШЕСТЕРО ПРОТИВ «ТРЕХ ЗОЛ»
Казахстан не хочет быть пешкой в «большой игре», которую великие державы ведут за влияние на Центральную Азию. Как и Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, он стремится использовать недавно созданную региональную группировку - Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) для того, чтобы, с одной стороны, защититься от экстремистов, а с другой - обеспечить себе более равноправные условия - во взаимоотношениях с Россией, Китаем и США.
В состоянии ли ШОС оправдать надежды, которые на нее возлагают? И в каком направлении развивается эта организация? Эти вопросы обсуждались на международной научно-практической конференции «Шанхайская организация сотрудничества: проблемы и перспективы межгосударственных отношений в Евро-Азиатском регионе», которая прошла в г. Уральске (Западно-Казахстанская область). Даже из названия видно, что ШОС родилась на китайской земле. КНР - самое мощное по экономическому потенциалу и людским ресурсам государство ШОС. Не удивительно, что политика КНР в регионе и ее отношение к группировке шести стран подверглись тщательному разбору.
По мнению В.Галямовой, сотрудницы Казахского института стратегических исследований, после событий 11 сентября 2001 г. и военной операции США в Афганистане КНР провела пересмотр своей политики. Изначально этот регион не считался приоритетным с точки зрения интересов КНР, а Казахстан, как и другие страны региона, «не воспринимался китайским руководством как самостоятельный геополитический субъект». «Другое дело РФ, которая остается для Пекина одним из ключевых игроков глобальной политики». Китай рассматривал Центральную Азию исключительно через призму Синьцзяна, добиваясь того, чтобы он не превратился в базу для уйгурских сепаратистов. Отсюда сдержанность китайской дипломатии в развитии контактов с новыми государствами,
что нашло свое отражение и в СМИ. Китайская пресса отдавала весьма скромное место освещению событий в регионе.
Однако после того, как США разместили свои воинские контин-генты в Узбекистане и Киргизии, а также учитывая все большую самостоятельность, которую бывшие советские республики демонстрируют по отношению к Москве, Пекин решил сменить тактику. Чтобы не утратить полностью контроль над ситуацией в соседних странах и помешать американской экспансии, он стал проводить более энергичный курс. ШОС превратилась в глазах китайской элиты в противовес влиянию США, поддержка этой группировки стала более эффективной. В.Галямова упоминает в этой связи совместные военные учения в приграничных районах Китая и Казахстана, состоявшиеся в августе 2003 г. Но есть и более впечатляющие свидетельства активизации политики КНР. На последнем саммите ШОС в Ташкенте председатель КНР Ху Цзиньтао объявил о выделении кредита членам организации на развитие торгово-экономических связей между ними в размере 900 млн. долл. Что именно подразумевает этот щедрый жест, из сообщений пекинских газет поначалу было трудно разобрать. Я попытался получить ответ у китайского делегата на форуме, профессора Пань Давэя, но не тут-то было. Профессор сказал, что выступает только от собственного имени и вообще не в курсе. Более информированным оказался Абдулло Юлдашев, советник секретариата ШОС, работающий в Пекине. По его словам, кредит будет иметь форму поставок китайских товаров, а также помощи в реализации проектов сотрудничества между членами ШОС, например, в области транспорта.
Что же сулит молодым государствам разворот политики Пекина в сторону региона? По мнению Галямовой, это «большая удача», поскольку их переходная экономика только выиграет от партнерства с таким мощным государством, как Китай. В то же время очевидны и издержки партнерства: во-первых, можно оказаться под китайским «патронажем», во-вторых, возрастает риск демографической экспансии Китая, как это уже происходит на российском Дальнем Востоке, полагает докладчик.
О перспективах и рисках, которые несет молодым государствам активизация китайской политики, говорил и профессор университета в Бишкеке Усенали Чотонов. Приведенные им данные свидетельствуют о том, что число китайских торговцев, оседающих в Киргизии, растет год от года. Вызывают опасения также действия китайских властей в районах КНР, непосредственно примыкающих к границам Киргизии. Уйгуров,
проживающих в этой зоне, требующей «присмотра» со стороны органов безопасности, целенаправленно переселяют во внутренние районы Синь-цзян-Уйгурского автономного района КНР, а вместо них на освобождаемой земле селятся ханьцы. Конференция в Казахстане прошла под эгидой Института стран Азии и Африки (ИСАА), МГУ и Академии труда и социальных отношений г. Уральска. Исследователи, работающие в обоих институтах, тоже уделили теме китайского присутствия в Центральной Азии немалое внимание. Доцент ИСАА Юрий Босин отметил, что народы этого региона боятся как возрождения имперских тенденций в политике России, так и этнографической или экономической экспансии со стороны Китая.
Но каковы бы ни были опасения, связанные с историческим прошлым, лидеры бывших советских республик знают, что в одиночку им с угрозой терроризма, религиозного экстремизма и сепаратизма - «тремя злами», которые упоминаются неоднократно в заявлениях участников ШОС, никак не совладать, указал в своем выступлении доктор политических наук К.Сыроежкин, руководитель аналитического центра АИРИ в Алма-Ате. «Без поддержки России и Китая, рано или поздно, но национальные системы безопасности обнаружили бы свою слабину». Ведь общие угрозы приобрели такой масштаб, что нельзя исключать дестабилизации всего региона.
Вышеупомянутые «три зла» плюс наркотрафик - эти угрозы являются общими для всех государств - членов ШОС. Недаром на последнем саммите в Узбекистане они призвали проводить совместные антитеррористические учения с участием правоохранительных органов и спецслужб. Этот призыв был дополнен конкретной мерой - созданием Антитеррористического центра ШОС в Ташкенте. Таким образом, недостатка в документах, определяющих формы борьбы с терроризмом, нет. Есть и декларируемая, во всяком случае на словах, решимость действовать. Но нельзя закрывать глаза на то, что внутри ШОС существуют противоречия, мешающие реализовать принятые резолюции.
К.Сыроежкин так характеризует устремления шести государств -участников группировки: «Россия стремится вернуть утраченный в 90-е годы имидж "глобального игрока", удержать государства Центральной Азии в фарватере своей политики, а попутно и расширить свое достаточно скромное экономическое присутствие в регионе; Китай желает укрепить свое экономическое и политическое влияние и локализовать угрозы, исходящие из региона (прежде всего, это этносепаратизм и политический
экстремизм с использованием религиозных лозунгов); Узбекистан пытается не отстать от уходящего поезда формирования структур региональной безопасности, а по возможности возглавить этот процесс. Он хотел бы использовать возможности ШОС для подавления внутренней оппозиции под маркой борьбы с международным терроризмом; что касается Казахстана, Киргизии и Таджикистана, то они, демонстрируя лояльность России, одновременно заигрывают с американцами. Эти три страны хотели бы получить дополнительные источники экономического развития, а также при содействии антитеррористического центра ШОС решить свои внутренние проблемы». Realpolitik, лишенная принципов и идеалов, - такими видятся взаимоотношения между членами нового блока казахстанскому эксперту. Впрочем, и США, новый участник «большой игры» за контроль над Центральной Азией, выглядят не лучше. Вашингтон хотел бы вбить клин в отношения между Китаем и Россией, а также оторвать от этого тандема центрально-азиатские государства.
Американская стратегия в регионе удостоилась критики, хотя и не столь уничтожающей, также со стороны ряда российских участников конференции. По мнению большинства докладчиков, США явились туда вовсе не для того, чтобы уходить. Они останутся - ради того, чтобы обеспечивать доступ американских корпораций к залежам нефти и других энергоресурсов.
На этом фоне чрезвычайный интерес вызвал доклад профессора Чарльза Е. Зиглера, заведующего кафедрой политологии в университете г. Луисвилл, штат Кентукки. Профессор предупредил, что не собирается выступать в роли адвоката своего правительства, а намерен объективно проанализировать эволюцию американской политики от Клинтона до Буша. Сразу после развала СССР, отметил он, она представляла собой смесь высокомерия и нарциссизма. Подобно профессору Фукуяме, предсказавшему конец истории, американцы полагали, что их политическая и экономическая система восторжествовала. США оказались настолько мощнее других государств, что никто не в состоянии создать серьезную угрозу их безопасности.
Что же касается Центральной Азии, то цели США были сформулированы заместителем госсекретаря С.Тэлботом в речи в университете Джонса Хопкинса в 1997 г. Тэлбот указал на четыре причины, побуждающие США оказывать помощь странам региона: они хотят содействовать становлению демократии и гражданского общества, приватизации и формированию рыночной экономики, прекращению конфликтов, подоб-
ных Нагорно-Карабахскому и таджикскому, а также интеграции небольших государств в мировую экономику. Такая интеграция желательна и необходима, чтобы помешать России реализовать свои неоимперские амбиции, касающиеся энергоресурсов региона. Последний тезис речи Тэлбота весьма показателен. Вашингтон в то время оценивал запасы нефти в регионе в 200 млрд. баррелей. И желал гарантировать доступ американскому бизнесу к этому богатству. Как только США развернули войну с террористами, которые находились под воздействием ислама, лидеры государств ШОС осознали, что теперь нажим со стороны американцев, касающийся соблюдения прав человека, ослабнет. Это был верный расчет. России стало легче изображать чеченских сепаратистов как союзников бен Ладена. Китай сразу же привлек внимание Запада к тому, что уйгурские сепаратисты в Синьцзяне связаны с талибами и «Аль-Каидой». А выгода от кампании, развернутой американцами, для центральноазиат-ских руководителей состояла в том, что они смогли усилить гонения на мусульманских фундаменталистов - главных врагов их авторитарных правительств. Вклад Буша в разработку стратегии на Ближнем Востоке и в Центральной Азии состоял в том, что он привнес в эту стратегию подтекст религиозной убежденности. Президент обнаружил склонность характеризовать войну с террором в библейских терминах, как войну добра против зла. Сильные религиозные полутона в политике Буша лишь обостряют неприязнь к американцам во всем исламском мире.
Профессор Зиглер указал также на ту черту политики США по отношению к «прифронтовым государствам» региона, которая обычно российскими СМИ игнорируется. Речь идет о том, что эта политика вовсе не носит монолитного, абсолютно единообразного характера. Госдепартамент, Пентагон и Конгресс отстаивают порой различные или даже противоречащие друг другу подходы к Центральной Азии. Госдеп финансирует программы поддержки независимых СМИ, партийного плюрализма, религиозных свобод. Ежегодные доклады госдепа, посвященные соблюдению прав человека, словно по заведенному стандарту, подвергают критике все страны. Причем самые жесткие формулировки неизменно адресуются Узбекистану, его обвиняют в проведении репрессий в отношении оппозиции.
Что же следует из этого анализа стратегии США? Или, говоря конкретнее, уйдут американцы или, действительно, останутся? Ссылаясь на заявления Рамсфелда, Пауэлла, публикации в «Форин афферс» и других американских изданиях, Зиглер говорит, что на смену соглашениям о
базах, созданных для поддержки операции в Афганистане, могут придти договоренности США с местными правительствами более долгосрочного характера. Но речь идет не о постоянных базах: Пентагон, вероятно, не будет иметь ни желания, ни ресурсов, чтобы сохранять значительное военное присутствие в регионе. Тогда что же предполагают новые договоренности? Создание «оперативных площадок», т.е. возможностей для войск США и союзников по коалиции периодически или по мере необходимости перебрасывать в Центральную Азию свои воинские части. Как видим, Вашингтон, по мнению профессора, не замышляет выдавить Россию из региона или вывести четырех «малых» участников ШОС из-под российско-китайского «зонтика безопасности». С другой стороны, Зиглер не отрицает нефтяной составляющей в планах Вашингтона.
Ведущий научный сотрудник российского Института Дальнего Востока РАН А.Ларин, как и казахстанец Сыроежкин, не разделяет точку зрения Зиглера. Им представляется, что цели США гораздо более зловещи. «Суть состоит в том, что США вытеснили Россию с доминирующих позиций в зоне ее традиционных, естественных интересов... и обосновались здесь всерьез и надолго... Генеральная цель США - приобрести решающий голос в распределении... природных ресурсов. Вторая цель -модернизировать Центральную Азию - неразделимо переплетена с первой и подчинена ей», - считает Ларин. Американские базы, продолжал он, «добавляют еще одно звено в дугу натовских баз, охвативших Россию с запада и юга. Игнорировать это невозможно». США и НАТО как были в пору «холодной войны», так и остаются потенциальными противниками России. Установление близких партнерских отношений между Россией и такими натовскими странами, как Германия, Франция, Италия, не в счет. Развитие сотрудничества между Россией и НАТО в сфере обороны и безопасности тоже ничего не значит. Исследователь не считает, что первопричиной размещения американских и натовских частей в восточных государствах СНГ стала кампания против режима талибов.
По мнению Ларина, в результате проникновения американцев в регион под угрозой оказался и Китай. Стали «более уязвимыми стратегически важные объекты в Синьцзяне, связанные с производством и испытаниями ракетно-ядерного оружия. Возникают новые возможности для вмешательства извне в межэтнические отношения в этой провинции». Изучив публикации в КНР, опытный китаист отмечает, что в Пекине считают главной целью американской стратегии не борьбу с терроризмом, а сдерживание и окружение Китая. Не случайно один из китайских поли-
тологов предлагает развернуть «скрытые силы ШОС» для отпора американской системе сдерживания Китая. Значит ли это, что Китай и Россия будут совместно противодействовать США? Ларин полагает, что такое взаимодействие возможно, но оно будет «реализовываться лишь в ослабленном виде», поскольку ни Москва, ни Пекин не желают идти на обострение отношений с США.
Словом, дискуссия на конференции вышла за рамки заявленной темы и коснулась сакраментальной проблемы, вокруг которой не устают ломать копья российские эксперты: должна ли наша страна стать частью Запада или интеграция в этот мир грозит нам утратой естественных союзников на Востоке и даже ущемлением национального суверенитета. Разумеется, ожидать единодушия тут не приходится. Но что касается ШОС, то конференция пришла к выводу: молодая региональная организация состоялась и может оказаться полезной в борьбе против «трех зол» в Центральной Азии.
«Азия и Африка сегодня», М., 2004 г., № 10, с. 55-57.
Алексей Малашенко,
доктор исторических наук
ИСЛАМ: ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ЗАПАДУ
Впервые об исламской угрозе заговорили в начале 1980-х годов. Материалы об исламизме, экстремизме и терроризме, вышедшие в свет в 1980-х — первой половине 1990-х годов, были привязаны к конкретным событиям в мусульманском мире, но постепенно изучение эпизодов развилось в исследование исламистской тенденции. Причем формирование самой тенденции и ее анализ происходили параллельно. Введя в оборот словосочетание «исламская угроза», ученые продолжали сомневаться в том, существует ли она на самом деле. Названия соответствующих работ нередко заканчивались знаком вопроса. «Исламская угроза: миф или реальность?» — так назвал свою монографию американский исследователь Джон Эспозито. «Должен ли Запад страшиться ислама?» — вопрошали в начале 1990-х европейцы Йохан Хипплер и Андреа Луэг. И сами же отвечали: «Бояться надо не самого ислама. Самое главное — пристально следить за теми, кто несет его знамя». В 1993 г. в разговоре с Андреа мы сошлись на том, что «исламская угроза» еще только появляется и мы пока не осознаём, какое значение она со временем приобретет.
