Северо-итальянские городские коммуны sub specie romanitatis в XI-XV веках (на примере эпиграфических памятников Пизы, Генуи, Болоньи, Модены, Милана) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ИСТОРИЯ

Северо-итальянские городские коммуны sub specie romanitatis в XI-XV веках (на примере эпиграфических памятников Пизы, Генуи, Болоньи, Модены, Милана)

Д.В. Вальков

Hue geminas nunc flecte acies, hanc aspice gentem

Romanosque tuos.

(Publius Vergilius Mmo,Aeneis, VI, w. 788-789)1

Внешняя политика, а также внутриполитические процессы, которые отражают эволюцию политического строя севе-ро-итальянских городских коммун в XI-XIII вв., неплохо изучены как в отечественной, так и в зарубежной историографии. В настоящей же статье мне бы хотелось обратиться к той проблематике, которая лежит практически вне исследовательского поля отечественных специалистов и которая до сих пор не приобрела подобающего ее значимости историографического отображения. Я имею в виду общий для большинства северо-итальянских городских коммун в XI-XIII вв. процесс renovatio classica и, прежде всего, частное его проявление — romanitas, — зафиксированное в указанный период как эпиграфическими памятниками, так и памятниками, относящимися к нарративной традиции.

В связи с этой проблематикой мне бы хотелось указать на ряд западноевропейских исследований. В центре внимания этих исследований находится формирование городского spatium publicum и архитектурного spatium solemne, которые, как убедительно показали работы Э. Крузе-Паван,

Вальков Дмитрий Вадимович — преподаватель ПСТБИ.

Ж. Эрса, П. Расина, Дж. Скалиа, были неотъемлемой частью феномена renovatio classica2 Значительное число реминисценций и прямых сопоставлений с эпизодами античной римской истории в текстах официальных закладных плит Пизы, несколько позднее и Генуи, отражает то важное и актуальное значение, которое приобрело римское античное наследие, в том числе и правовое, в эпоху становления корпоративных органов городского самоуправления итальянских коммун во второй половине XI — первой половине XII века. Влияние римского античного наследия, таким образом опосредованного, не могло не сказаться и на графической основе письма, в корне изменив дукт букв. Именно в указанный период стиль capitale actuaría (epigrafica) rustica заменяется на стиль età comunale vecchia; это происходит параллельно «открытию» эпиграфических памятников, они вновь становятся визуально доступными, приобретают публичные функции визуализации и репрезентации информации, приводя ее ad fidem publicam. Параллельно с этим архитектурное пространство (фасады соборов и палаццо коммун) приобретает значение spatium solemne, близкое к античным римским прототипам. По мере укрепления корпоративных органов управления, коммуны все активнее начинают вторгаться в сложившуюся городскую инфраструктуру, стремятся преобразовать ее, вывести из сферы действия частного права значительные участки земли внутри города, стремятся сформировать, таким образом, spatium publicum. Именно изучение новых форм взаимодействия городской инфраструктуры с эпиграфическими памятниками, взаимодействия эпиграфического памятника с архитектурным ансамблем, является, как мне кажется, особенно перспективной областью исследования.

* * *

В XI век Италия вступила как весьма урбанизированный

"2

регион. Статус города имели тогда в Италии около трехсот епископских центров. В истории городов Северной Италии

Х1-Х11 вв. были отмечены значительной демографической динамикой, а также существенными изменениями их топографии.4 К этому же времени относятся первые политические успехи северо-итальянских городов, подкрепленные ростом их экономического потенциала, в борьбе против замков феодалов в контадо и в дистретто. Кроме того, XI — первая половина XII в. были отмечены социальной напряженностью внутри самих городов, борьбой против городских духовных или светских сеньоров.

К 30-м — 70-м гг. XI столетия относится борьба за провозглашение и утверждение в городских центрах Ломбардии, Тосканы, Лигурии коммун. Следующий период 90-х гг.

XI — первой половины XII в. стал временем оформления корпоративных органов городского управления, властных структур городских коммун Северной и Центральной Италии (коллегий консулов, городских Советов, а также юридического разграничения их полномочий). Важно также отметить, что вторая половина XI в. и весь XII в. стали эпохой не только динамичного институционального и социально-экономического развития городских коммун Северной и Центральной Италии, но и временем их борьбы за независимый политический статус, а несколько позднее — за укрепление своего влияния на значительные территории в Ломбардии, Лигурии, Тоскане, Венето. Для Венеции, заметим, это также была в некотором роде борьба за культурную и духовную независимость от Византии, от ее духовного наследия, борьба за преодоление этого наследия, а также за выход из сферы действия монетного права германской Империи.

Во многом именно динамичная внешняя политика и торговля северо-итальянских городских коммун, а более всего становление и развитие корпоративных органов городского управления обусловили необходимость разработки «мифа о первоосновах» города, обосновывая и утверждая тем самым по отношению к соперникам свое историческое превосходство, континуитет городского развития, величие праоснова-

п

телей. И именно в «мифе о первоосновах» города мы встре-

чаем, пожалуй, впервые полностью сформировавшийся феномен romanitas (antiquitas). Развитие и существование «мифа о первоосновах» города было характерно, прежде всего, для нарративной и эпиграфической традиции Венеции и Генуи. Эти «мифы» приобрели свою политико-идеологическую завершенность в генуэзской и венецианской нарративной традиции в условиях перманентной враждебности и соперничества, скрытого или явного, между двумя морскими республиками (хотя «миф о первоосновах» и о праосновате-лях Венеции сложился в венецианской нарративной тради-

о

ции на два столетия раньше, чем генуэзский). Обосновывая исключительное политическое и историческое превосходство одного из участников этого противостояния, венецианский и генуэзский «мифы о первоосновах» использовали, тем не менее, одинаковые топосы, обращались к одним и тем же историческим эпохам, — что еще раз подтверждает изначальную близость причин их возникновения. Эпиграфические памятники Генуи не остались в стороне от этих процессов, в полной мере отражая вовлеченность генуэзской эпиграфической традиции в решение политико-идеологических задач, стоявших перед коммуной. В этой связи интересны два свидетельства, отражающие разные стадии развития топосов в генуэзском «мифе о первоосновах» города. Во-первых, большой интерес представляет надпись (предположительно второй половины XII в.), находящаяся ныне в центральном нефе собора Сан-Лоренцо Генуи, вмурованная в стену под пилястрой с изображением «Головы Императора». Надпись гласит: JAN(us) P(ri)M(us) REX IT ALIE DE P(ro)GENIE GIGANTIU(m) Q(ui) Fu(n)DAVIT IAN(uam) T(em)P(o)R(e) ABRAHE.9 Текст надписи возводит генуэзский «миф о первоосновах» к двум историческим универсалиям: к праотеческой библейской традиции, с одной стороны, и к самым отдаленным мифическим первоосновам античной истории, с другой. Особенную символичность тексту придает его расположение под изображением «Головы Императора», собственно под барельефом поздне-

го северо-романского стиля, «изображающим», возможно, Фридриха I (1125-1190 гг.). Более поздняя надпись, датированная 1312 г., представляет уже иную стадию развития генуэзского «мифа о первоосновах». Она гласит: M CCC XII FILIPP(us) D(e) NIGRO (et) NICOLAU(s) D(e) GOANO REPARATORES HUI(us) ECCL(es)IE FECER(un)T RE-NOVA(r)I HOC OP(us) D(e) D(e)CENO LEGATOR(um). IAN(us) PRI(n)CEPS TROIAN(us) ASTROLOGIA PERIT(us) NAVIGA(n)DO AD HABIT A(n)DU(m) LOCU(m) QUE-RE(n)S SANU(m) D(omi)NABILE(m) (et) SECURU(m) IANUA(m) IA(m) FUNDATA(m) A IANO REGE YTALIE P(ro) NEPOTE NOE VENIT ET EA(m) CERNE(n)S MARE (et) MO(n)TIB(us) TUTISSIMA(m) A(m)PLIAVIT NO(m)I(n)E (et) POSSE/0 Топосы детализируются и структурируются, однако сами первоначала остаются все так же укорененными в двух культурных традициях/1 Согласно тексту этого памятника, Янус, предводитель троянцев, совершая свое путешествие по просторам Средиземноморья после падения Трои, прибыл в Геную, которая уже была основана Янусом, царем Италии, правнуком Ноя. Этот памятник возводит, таким образом, праисторию Генуи к двум историческим универсалиям — библейской (ветхозаветной) и античной, при-

12

чем укореняет ее в самом начале этих традиций. Каковы же были принципы соединения этих исторических универсалий? Рассмотренный эпиграфический памятник, в сочетании со свидетельствами Якопо да Вараццо, их раскрывает. Первый Янус после потопа переместился из Вавилона со своими братьями Нембротом и Сатурном в Италию во времена Моисея, являясь правнуком Ноя («...qui tempore Moysi venit in Italiam ad partes nostras accedens Ianuensem civitatem

I ^

construxit, quam de suo nomine Ianiculam appellavit»). Другой Янус позднее бежал из взятой Трои и божественным Провидением обосновался в Италии («Intellexit quod Deus vult ut de partibus illis non recedat...»), расширил и укрепил город, превратив Ianicula в Ianua. Данные сопоставления свидетельствуют о практически одновременном и притом весьма четком

сюжетном развитии «мифа о первоосновах» города в рамках эпиграфической и нарративной традиции Генуи. Развитие проходило по двум направлениям: сюжетного и хронологического совмещения различных персонажей. Это слияние стало характерной особенностью трансформации сюжетов, превратив, таким образом, «миф о первоосновах» города в своеобразную историографическую модель.

В генуэзской нарративной традиции, в трудах Якопо да Вараццо, этот миф обрел последующую идеологическую завершенность и детальную символико-этимологическую разработку, представленную пространным экскурсом этого автора о самой ранней истории Генуи/6 Даже Якопо Дориа, весьма осторожный хронист, не совсем, видимо, доверявший в этом отношении традиции, нашел нужным упомянуть

об этом мифе, сообщая данные в полном согласии с рассмотренным текстом на памятной закладной плите Филиппо де Нигро и Николо Гоано, происходящей из собора Сан-Лоренцо: «Set vulgaris tenet opinio in civitate Ianue, quod post destructionem urbis Troiane quidam nobilis Troianus nomine Ianus applicuit ad has partes, et in loco ubi nunc dicitur Sarçanium, id est saltus Iani, descendit... et civitatem Ianue a

17

suo nomine scilicet Iano denominavit». Постепенно, на протяжении XIV в., «миф о первоосновах» и праоснователях Генуи, сформировавшись изначально более как политическое явление, становится общим сюжетом эрудированных исторических экскурсов, — что свидетельствует о распространенности этой традиции, хотя сам автор мог и подвергать ее сомнению. Так, в описании Генуи, исполненном Франческо Петрарка, в его Itinerarium Siriacum, датированном 1358 г., мы читаем следующие строки: «...Auctorem urbis et nominis Ianum ferunt, primum, ut quibusdam placet Italiae regem: quod an ita sit, an ipse situs urbi nomen dederit, quod nostri orbis quasi ianua quaedam esse videatur, incertum habeo et publicis insculpta monimentis; utrique autem illud obstat, quod apud veteres non Ianuae, sed Genuae nomen in usu est». Об этой же распространенной традиции не забывает

упомянуть и Перо Тафур, побывавший в Генуе в декабре 1435 — начале 1436 года. Так, он отмечает в своих путевых заметках: «Esta çibdat es muy antiquissima, dizen que la pobló Ianus, principe de Troya, despues que vino de la destruyçion della». Нельзя обойти вниманием и свидетельства Дж. Ма-нетти, который в 1436-1437 гг. составил следующие строки: «...Genuam a vetustis auctoribus eo tempore appellatam fuisse constat, quod parvum quoddam opidum videbatur; sed cum in dies paulatim, ut fit, potestate et auctoritate, ac menibus ipsis exaugesceret, pro Genua Ianuam dixere, sive quod porta nostri orbis appareret, ut supra diximus, sive quod euphonie causa id

90

paululum sonantius redderetur».

Свидетельство Джанноццо Манетти интересно представленной в нем попыткой некоторой филологической, в частности, фонетической, критики легенды. Легенда о пра-основателе Генуи Янусе являлась распространенным сюжетом в повествовании о городе еще в 70-х гг. XV века.

2 1

В «Итинерарии» Ансельмо Адорно представлен пространный экскурс в историю Генуи с упоминанием легенды о Янусе. Так, автор дает наиболее полное изложение легенды, в соответствии с упомянутыми ранее эпиграфическими памятниками: «...Ianua ab Ianopronepote Noeprimum edificata fuit, qui ab Asia Maiori a Babylonia in Italiam venerat: ab eo, cum parvula esset, non Ianua, sed Ianicula dicta erat. Verum cum Ianus, nobilis civis Troianus post vastatam Troyam in Ianicula, duce fortuna, appulisset, eam ampliavit ac de Ianicula Ianuam fecit. Alii dicunt Ianuam dictam, non quia a Iano constructa fuisset, sed quia est Ianua etiam ostium tocius Italie: sed hiis omnibus obstant antiquorum scripta qui non Ianuam sed Genuam scripserunt; illi Genuam a genibus volunt dictam, veluti

Genua non ad retrocedentum, sed ad ambulandum ac progre-

22

diendum facta sint...». Этот сюжет соседствует у автора с известием о том, что Генуя была основана на 207 лет рань-

9 "2

ше, чем Рим, во время третьего возраста мира.

Как мы видим, топос был весьма устойчивым: столь устойчивым, сколь устойчивой была избранная компаративная

константа — Рим и его ранняя италийская история. Однако обращение к античной римской истории, к истории Вечного города, в этот период объясняется скорее не политическими соображениями, а распространенным в западноевропейском Высоком Ренессансе стремлением к антикизации и эрудированным дискурсам. Важно отметить иное, важнейшее, обстоятельство: прекрасно обработанный, с литературной точки зрения, «миф о первоосновах» города, развитый и подвергнутый анализу в эпоху северо-итальянского Кватроченто, свободно оперировал античной топикой и символами, сам не являясь продуктом итальянского Возрождения.

Таким образом, появившись на два столетия ранее, не «миф о первоосновах» города заимствовал под влиянием культуры северо-итальянского Возрождения античную топику и символику, но сама культура северо-итальянского Ренессанса заимствовала этот «миф», придавая ему новые формы, а также разрабатывая критику его топосов.

Тем самым, это обстоятельство позволяет нам ставить вопрос о самостоятельности феномена тотапЫа$, сформировавшегося, судя по данным эпиграфических памятников из северо-итальянских городских коммун, уже в XI-XII вв. В чем заключается причина столь раннего обращения к античному, в частности, римскому культурному наследию, а также каков был механизм этого обращения, нам предстоит узнать, осуществляя дальнейший анализ источников.

Итак, представленный мифологический экскурс отталкивался от ложной этимологической близости слов 1апиа ^ 1апиа ^ 1апш. Первый компонент этой триады являлся попыткой символического осмысления географической роли Генуи как моста между сушей и морем, как ворот Средиземноморья. Таким образом, он является в генуэзской нарративной традиции конца XIII в. отображением одной из инсигний Генуи — укрепленных городских ворот, в то время, когда их изображение прочно вошло в генуэзскую эпиграфическую традицию полутора столетиями ранее. 4 Немаловажно отметить, что само изображение городских ворот

восходит к эпохе Диоклетиана, будучи прочно укорененным, таким образом, в античной римской изобразительной традиции. Так, один из основных символов Генуи начинает использоваться для осмысления истории Генуи, становясь частью доказательной базы генуэзских «Анналов». Второй компонент триады является попыткой в рамках генуэзских «Анналов», предметом изложения которых было преимущественно политическое настоящее коммуны,23 осмыслить историю региона, в частности его топонимику, проецируя на него «миф о первоосновах». Такую попытку исторического осмысления sub specie antiquitatis мы видим в следующих отрывках «Хроники» Якопо да Вараццо: «Ianus cum venisset ad quemdam locum, qui dicitur Albarium, ventus omnino cessavit, et albasia maxima facta fuit, ideo locus ille Albarium ab albasia nomen accepit». «Cum paululum ulterius processis-set, situm terre considerans diligenter, multum sibi placuit, et ideo vela deponenda mandavit, propter hoc locus ille dictus est Calvignanum, ex eo quod ibi calavit Ianus». «Ad terram igitur applicuit et in loco, qui dicitur Sarçanum, gaudens et letus et saltans, in terram descendit, ideo locus ille dictus est Sarçanum, quasi saltus Iani».26 Принимая во внимание приведенные свидетельства генуэзской эпиграфической традиции, а также свидетельства Якопо да Вараццо, необходимо отметить, что «миф о первоосновах» города имел в генуэзской нарративной традиции не только политико-идеологическое значение, как это зафиксировано эпиграфическими памятниками, но и стал, несомненно, особой историографической моделью. Сквозь призму этой модели рассматривалось и оценивалось прошлое. Но прошлое, таким образом, не являлось в рамках этой историографической модели предметом изучения и даже не являлось, в собственном смысле слова, пред-

97

метом фиксации. Оно зависело от настоящего, являлось средством решения актуальных политических задач, выполняло функции «удостоверения» настоящего, могло изменяться в соответствии с необходимостью настоящего, прошлое, наконец, обуславливалось настоящим.

Одной из моделей этого изменения и является генуэзский «миф о первоосновах» города, основанный на ложных этимологиях, на которые опирался Якопо да Вараццо. В этом контексте особое значение феномена romanitas (antiquitas), рассмотренного в данном случае применительно к генуэзской нарративной и эпиграфической традиции, заключается в том, что в его рамках «историописание» стало политическим оружием, а политика — доказательной базой «историописания» Генуэзской коммуны. Далеко не случайно то, что у Каффаро ди Каскифеллоне, первого, согласно традиции, генуэзского хрониста, были лишь продолжатели. Фиксируя настоящее Генуэзской коммуны, каждый из его продолжателей (Оберто Канчелльере, Оттобуоно Скриба, Оджерио Пане, Маркизио Скриба, во многом, Якопо Дориа и Якопо да Вараццо) был инвестирован самой же коммуной на продолжение изложения, вписывая свой рассказ в созданную Каффаро историографическую модель.

Это в еще большей степени было характерно для периода между 1225-1279 гг., когда «Анналы» продолжались непосредственно коллегией официалов, инвестированных коммуной, — до 1264 г. анонимно, потом — в составе кол-

?9

легии из четырех человек. Начало этой традиции было положено около 1152 г., когда консулы Генуэзской коммуны Ансальдо Спинола, Танклерио и Рубальдо Бизачча причислили дотоле частные записи Каффаро к официальным документам коммуны. Для продолжателей Каффаро он оставался, пожалуй, единственным авторитетом: так, Оберто Кан-челльере отмечает, что он был инвестирован коммуной «...componere dictando que pretaxatus Capharus casu impe-diente non poterat».30 Оттобуоно Скриба, предваряя свое изложение кратким вступлением, пишет, что он лишь инвестирован расширять и продолжать «...gloriosum et comen-dabile opus quod quondam felicis memorie Capharus edidit ... licet brevitate sensus ad hoc insufficiens videar».3{ Наконец, Маркизио Скриба также говорит о причастности его изложения той модели, которую утвердил некогда Каффаро:

«...ad instar strenui et illustri viri domini Caphari quondam beate memorie qui actor fuit tanti operis».

Изложение Каффаро начинало историю Генуи с настоящего, без обращения к прошлому города. Именно такая модель изложения транслировалась потом в сочинениях и дополнениях других продолжателей Каффаро. В этой связи особое по важности значение приобретает тот факт, что предпосылки для обращения к истории Генуи складываются на протяжении XII столетия именно в ее локальной эпиграфической традиции, в рамках которой как феномен romanitas (antiquitas), так и базирующийся на нем «миф о первоосновах» города стали соответственно первой моделью и первым способом отображения исторического прошлого города. Как метко отметил Ч. Ди Фабио, нараставшее противостояние между северо-итальянскими городскими коммунами разворачивалось в Средиземноморье не только в политике и торговле, — битва шла за превосходство городской истории.

Если задаться вопросом, как столь разработанная античная топика проникла в генуэзскую эпиграфическую и нарративную традицию, когда и как в эпиграфической практике северо-итальянских городских коммун сложилось такое специфичное явление, как romanitas, а главное, почему это явление оформилось одновременно с провозглашением самих коммун, то нам придется обратиться к анализу аспектов рецепции римского права (в той мере и в том направлении, сколь это необходимо для темы статьи) и связанного с рецепцией феномена renovatio classica второй половины XI — первой половины XII века.

Рецепция является, несомненно, многозначным явлением. В последней четверти V в., при Одоакре и в меньшей степени при вестготском завоевании, римская администрация и римская правовая система еще действовали. Об этом свидетельствует пожалование Одоакра Пиерию нескольких латифундий — сделка, зафиксированная в актах Равенской курии, составлена по всем правилам римского делопроиз-

34 п

водства. В гражданских же делах сложилась раздельная

юрисдикция между римскими судьями для римлян и судом для готов, с привлечением, однако, римских юристконсуль-тов, если дело касалось участия в процессе людей со смешанным правовым статусом. Уже в первой половине VI в. на готское население были распространены важнейшие римские имущественные нормы: стипуляция и корреальное обязательство. Итак, отметим первое важное обстоятельство: знание римских правовых норм не было утрачено полностью в силу того, что италийское население длительное время оставалось преимущественно в сфере действия именно

Зэ

римского права.

Лангобардское завоевание внесло в эти отношения большие изменения. Прежде всего, был изменен правовой статус городских магистратов (ргаеиеи) тем, что из их компетенции был выведен суд и передан под юрисдикцию графов. Тем не менее, в отношении римлян лангобарды долго сохраняли принцип рго/е$$ю legum — принцип личной подсудности. Так, подсудность каждого определялась происхождением от отца. Жена наследовала подсудность мужа, вдова возвращалась к девичьей подсудности. Выбор подсудности по произволу, собственно говоря, рго/е$$ю ^ит, осуществлялся в силу особой привилегии; кроме того, этот принцип распространялся на незаконнорожденных детей, которые выбирали по достижении совершеннолетия личную подсудность раз и навсегда. Однако в этом правовом обычае, более всего типичном, по мнению С. Муромцева, для Италии VII-XI вв. и сохранившемся там до 1388 г.,36 выделялись рго/еяяю legum ай регреШит и рго/е$$го legum йе statim. Вторая вариация принципа личной подсудности предполагала выбор подсудности и юридической ответственности в каждом отдельном случае, что было особенно распространено у бургундов.

Лангобардское вторжение в Северную Италию создало предпосылки для дальнейшего образования смешанной

"37

римско-лангобардской правовой догмы. Это обусловило, в том числе, возможность параллельного или предпочтительного обращения особенно в X — первой половине XII в.

представителей различных социальных слоев в североитальянских городских центрах к нормам римского, ланго-бардского, или салического права по принципу личной под-

то

судности (professio legum).

Большое стабилизирующее значение на процессы ранней рецепции римского права оказало влияние церковного суда. С IV в. в христианских общинах взаимоотношения между членами общин разбирались епископами. Хотя формально в Италии до первой трети IX в. епископы не обладали закрепленной за ними привилегией юрисдикции и суда по светским вопросам, но в VI-VII вв. окончательно складывается сфера обязательной церковной юрисдикции. К ней относились: брак, помолвка (sponsalia), когнатные браки, определение правоспособности женщин при вступлении в брак, правомочность и свобода их завещания при преимущественном отсутствии мужчин и близких родственников в роду. Особое значение для поддержания римских имущественных правовых норм имела борьба церкви за изменение правового статуса имущества. И если, согласно эдикту Ротари от 643 г., всякое дарение запрещалось отцам, имеющим детей, а последующее рождение ребенка отменяло post factum правомочность совершенного дарения, — что, кстати, указывало на факт присутствия в лангобардском праве VII в. дарственного отчуждения имущества, — то уже эдикт Лиутпранда первой четверти VIII в. ввел категорию имущества iudicatum pro anima. Правоспособность на него имели и несовершеннолетние.

Еще в IX в. в рамках судебных заседаний каролингские феодалы для разбора дел и консультации в судебных решениях прибегали к помощи «профессиональных» юристов, именовавшихся в Италии IX в. scavini, а в Италии X в. iudices sacri palatii, iudices domini regis. В X в. судебные функции все чаще возлагали на себя епископы или в силу императорских дипломов, или в силу узурпации права собирать судебные заседания и выносить судебные решения в рамках светской юрисдикции; они при этом были не менее заинтересованы во вхождении квалифицированных iudices в

их судебные курии40 Как отмечает Мозе дель Броло из Бергамо, Италия всегда была «землей права».41 Однако в IX-X вв. в рамках судебных заседаний действовали различные категории юристов (iurisperiti, legumdoctores, legislatores, iudices, а также causidici), уровень профессионализма кото-

42

рых подвергался сомнению уже современниками. Особое значение поэтому приобрела подготовка юристов. По мнению У. Гуалаццини, изучение диалектики, осуществлявшееся в школах при епископских кафедрах в рамках тривия и квадривия, могло лишь способствовать упрочнению знаний процессуальных и логических аспектов римского права; логика же являлась важнейшим ключом к пониманию Ди-гест.43 Ансельм Перипатетик (1033-1109 гг.) и Петр Дамиа-ни (1007-1072 гг.) прямо свидетельствуют, что начальная подготовка юристов начиналась в школах свободных искусств. Существовали специализированные юридические школы исключительно римского права в Нонантоле, Модене, Равене, Болонье еще в доглоссаторский период. В Павийской и Веронской правоведческих школах преподавали преимущественно лангобардское право — собственно смешанную римско-лангобардскую правовую догму. Римское право являлось предметом изучения в этих школах в меньшей степени. Особой известностью пользовалась Римская школа права. Она упоминается в эдиктах короля Аталариха (526-534 гг.), позднее в буллах папы Николая I. Между 826 и 853 гг. Римской правоведческой школе были дарованы особые привилегии. Преподавание в ней велось по Институциям Гая. Благодаря деятельности юристов этой школы была создана I Туринская глоссированная рукопись Институций, датированная X веком. По большей части выпускниками специализированных правоведческих школ при епископских кафедрах были Ансельм из Реджо, Лиутпранд из Павии, Бонидзон из Кремоны.

Уже в Lex Romana canonica compta (IX в.) можно видеть прямые заимствования из Кодекса Юстиниана и, в частности, в сфере судебного и гражданского права. В 1076 г. Пе-

по основал новую правоведческую школу в Болонье. Как показали исследования Ч. Манарези и У. Гуалаццини, в период между 1060 и 1145 гг. в текстах постановлений судебных заседаний сеньориальных и, что особенно важно, городских епископских курий, увеличивается число цитат из

48

римских юристов. Прогресс рецепции римского права в Северной Италии был очевиден, таким образом, уже в начале XI в., когда все большее число людей, в том числе и знати, причисляет себя к сфере действия римского права, что, однако, не исключало параллельного использования в этот

49

период германских и римских правовых норм. 1ак, в последних десятилетиях X — в первой половине XI в. в городских епископских центрах Северной Италии оформляется некоторый плюрализм в использовании римской и германской правовой догмы. Во второй половине XI в. процесс рецепции римского права делает дальнейшие шаги, постепенно начиная замещать нормы германского права римскими, хотя первые еще доминируют в регламентации брака, вступлении в наследство.30 Такая правовая ситуация в городских епископских центрах Северной Италии существовала, в целом, до середины XII в., когда римское право окончательно вытеснило право германское.

Будучи подготовленными в специализированных право-ведческих школах при соборах и епископских кафедрах, обладая багажом знаний в логике и диалектике, что облегчало им изучение римских правовых норм, а также в теологии, indices вошли в состав епископских судебных курий.32 Именно церковные суды и практика подготовки юристов в школах при епископских кафедрах оказали значительнейшее влияние на дальнейшую рецепцию римского правового наследия. Во второй четверти XI в. они уже обладали, видимо, статусом, равным вальвассорам и secnndi milites; согласно диплому от 1037 г. императора Конрада II (1024-1039 гг., император с 1027 г.), за этими тремя категориями закреплялся наследственный статус их фьефов в городском конта-до.э3 И именно indices наравне с вальвассорами сыграли зна-

чительную роль в ограничении прав епископов, в борьбе и провозглашении в период между серединой XI — первой половиной XII в. городских коммун Ломбардии, Лигурии, Тосканы. Знаменитый Ирнерий, упомянутый в императорском дипломе 1116 г., являющегося годом «провозглашения» городской коммуны Болонии, также был iudex.

Таким образом, именно процесс ранней рецепции римского права, а также приобретение епископами североитальянских городских центров уже в начале X в. прав светской судебной юрисдикции, их заинтересованность в подготовке квалифицированных iudices, открытие при соборах и епископских кафедрах правоведческих школ римского права, изначально применявшегося церковью по делам обязательной церковной юрисдикции, — все это обусловило появление в конце X — первой половине XI в. значительной прослойки iuresperiti, знавшей нормы именно римского права.34 Все эти процессы совпали с кульминационным периодом борьбы северо-итальянских городов за провозглашение коммун. Вхождение во второй половине XI-XII вв. iuresperiti (iudices) в состав корпоративных органов управления провозглашенных коммун, активная внешняя политика городских коммун на фоне прогресса рецепции римского права в Италии трудами Ирнерия и основанной им в 1118 г. школы глоссаторов создали предпосылки для появления в нарративно-поэтической и эпиграфической традиции северо-итальянских коммун феномена renovatio classical частным эпиграфическим проявлением которого была romanitas. В Liber Maiolichinus — поэтическом сочинении, воспевающем славные деяния Пизы и отвагу ее воинов в военных действиях на Майорке, а также в Carmen Pisanum, самом раннем поэтическом сочинении, описывающем совместные действия Пизы и Генуи в Северной Африке в 1087 г., пизанцы именуются Quirites.э6 Так юридический термин приобретает политические, идеологические и символические черты. Это механизм, без которого феномен romanitas объяснить трудно.

В эпиграфической практике северо-итальянских городских коммун феномен romanitas — это сознательное сопоставление деяний коммуны с деяниями и славой античного Рима. Увековечивание военных побед коммуны рассматривалось sub specie возрождения памяти о величии римлян. Таким образом, римское античное наследие служило не только базисом желательной культурной референции, когда в славе античного Рима городские коммуны старались увидеть собственную, величие деяний римлян перенести на собственные деяния, но также и инструментом идеологическим — укрепления и репрезентации собственного независимого политического статуса.37 Приведу некоторые примеры. Ранее всего феномен romanitas зафиксирован эпиграфической и нарративно-поэтической традицией Пизы — уже во второй половине XI в. Текст официальной закладной плиты, установленной от имени Пизанской коммуны, датированной, предположительно, концом 80-х гг. XI в., о взятии совместно с войсками Амальфи Аль-Махди и Завилы гласит: INCLITORV(m) PISANORUM SCRIPTUR(us) ISTO-RIAM ANTIQVOR(um) ROMANORV(m) RENOVO MEMO-RIAM NAM EXTE(n)DIT PISA LAVDE(m) ADMIRABILEM QVAM RECEPIT OLIM ROMA VI(n)CE(n)DO CARTAGI-NA(m). Этот текст является в некотором смысле логическим завершением многих успешных военных предприятий Пизы в Южном и Западном Средиземноморье, начиная с 1005-1006 гг. (боевые действия в Реджо и Мессине), в 1015-1016 гг. (Сардиния), 1034 г. (Бона Африканская), 1064 г. (Палермо). Текст указанного эпиграфического памятника является, пожалуй, самым ранним, не считая официальной закладной плиты, условно датируемой 1064 г., о начале строительства собора Пизы, примером значения истории античного Рима для военной истории северо-итальян-ских городских коммун.

Официальная закладная плита, условно датируемая 1064 г., даже среди подобных памятников стоит особняком. В тексте этого эпиграфического памятника категория civis

используется для определения членов всей совокупности граждан (гражданской общины), состоящей из alti, medii pariterque minores?9 Дукт букв этого памятника приближен к торжественному стилю письма, оформившемуся во второй половине IV — начале V в. н. э. как очищенный от позднейших морфологических изменений стиль capitale epigráfica quadrata augustea I в. до н. э. — I в. н. э., — к стилю capitale epigrafica quadrata damasiana.m Тем не менее, текст пизанского эпиграфического памятника, условно датируемого 1064 г., сохраняет значительное количество форм букв, свойственных стилю письма capitale actuaria (epigrafica) rustica, а также многие унициальные формы.

В связи с упомянутой уже правовой категорией civis, ставшей в рассматриваемый период в рамках феномена romanitas скорее политической, нежели правовой детерминантой, я хотел бы упомянуть текст еще одного пизанского эпиграфического памятника — текст элогии, установленной в честь епископа Гвидо де Павиа, датируемой условно 1064-1076 годами. Она гласит: + QUAM BENE QUAM PULCHRE PROCUL HAUD EST EDES AB URBE QUE CONSTRUCTA FUIT CIVIBUS ECCE SUIS TEMPORE WIDONIS PAPIENSIS PRESULIS HUIUS QUI REGI FAMA EST NOTUS ET IPSI PAPE.61

Текст этого пизанского эпиграфического памятника как нельзя лучше отображает сущность прослеживаемой метаморфозы. Категория civis — civitas, так, как она представлена в тексте рассмотренного эпиграфического памятника, становится категорией политической, характеризующей совокупность граждан Пизанской коммуны как четкую политическую общность. В 1115 г., когда было завершено покорение Балеарских островов, это событие было отмечено надписью на Золотых воротах Пизы.62 Разумеется, пропорциональность дукта букв этого эпиграфического памятника значительно уступает римским античным образцам, однако и изменения в понимании идеологической функции эпиграфического памятника уже вполне ощутимы. Официальные

закладные плиты 1117 и 1121 гг. занимают особое положение в общей композиции фасада собора, исполненного архитектором Бускетто.63 Не вертикальное, а горизонтальное положение плоскости плиты, отказ от книжного in foglio, сопоставленность в едином композиционном решении фасада двух античных римских плит II в. н. э. и указанных двух официальных закладных плит Пизанской коммуны, — все это свидетельствует об особой значимости этого типа эпиграфических памятников.

Другой, не менее показательный эпиграфический памятник — четыре мраморные плиты-элогии, которые должны были облицовывать импостамент статуи пизанского консула Рудольфо. Эта статуя сохранилась лишь во фрагментах (часть головы и шеи); находилась она предположительно около Porta Aurea Пизы. Так, текст одной из четырех плит импостамента гласит: QUA(m) SEQUARIS FORTUNA LAUDE SEQUARIS ROMA(m) PISA TUIS CONSULIS EGREGII CLARUIT HENRICUS DICTIS VIRTUTIBUS ALTIS NOMEN CUIUS ERIT SE(m)PER IN ORE MEIS HIC TIBI NEMPE CATO FUIT ECTOR TULLIUS ALTER MENTE MANU LINGUA PAR TRIBUS UNUS HOMO.63 Консул сравнивается с персонажами античной истории, имена которых стали в эпоху республиканского Рима синонимом определенных гражданских добродетелей или личных заслуг. Гектор — сын Приама и Гекубы, символ мужества. Марк Порций Катон Старший — символ строгости, рассудительности и непреклонности в борьбе за государственные интересы. Цицерон — символ искуснейшего красноречия.

Таким образом, в тексте этого памятника мы видим второй важный элемент romanitas — введение античной компаративной топики, что характеризует romanitas не только как политическое, но и как культурно-историческое явление. Необходимо отметить в этой связи, что рассмотренные эксплицитные формы присутствия античной компаративной топики соседствуют нередко в текстах пизанских эпиграфи-

ческих памятников с реминисценциями, восходящими к античной римской поэтической традиции. В качестве примера мне хотелось бы привести текст надгробной элогии королевы Майорки. Он гласит: REGIA ME PROL[ES] [G]ENUIT PISA RAPUER[UNT] HIS EGO CUM NATO BELLICA PR[EDA] FUI MAIORICA REGNUM TENUI NUNC CONDITA S[AX]O QUOD CERNIS IACEO FINE POTITA MEO QUISQUIS ES ERGO TUE MEMOR ESTO CONDITIONIS ATQUE PIA PRO ME MENTE PRECARE DEUM. Зафиксированная в тексте этого эпиграфического памятника синкопированная глагольная форма rapuerunt является очевидной поэтической реминисценцией, обращающей нас к наследию Публия Вергилия Марона. Практически одновременно с эпиграфическими памятниками феномен romanitas зафиксирован поэтической традицией Пизы. Так, в Liber Maiolichi-nus читаем следующие строки: «Si bene belligeras pensent nova secula Pisas per mare per terras geminas extendere vires, hoc Pisa faciunt Romam quod utramque deceret».61

В Генуе феномен romanitas также приобретает в первой половине XII в. формы первого sensus civilis. Однако, в отличие от Пизы, в Генуе это явление всегда касалось более сферы политики, нежели культуры. Далее, первые проявления romanitas в случае Генуи фиксируются именно в «Анналах», т. е. в традиции нарративной, а не эпиграфической. В-третьих, в генуэзской эпиграфической традиции феномен romanitas распространился и на надгробные плиты, на памятные закладные плиты различных семейств, просуществовав до середины XV века. В эпиграфической традиции Пизы, напротив, примеры romanitas, касающиеся почти исключительно официальных закладных плит и плит-элогий, позднее второй четверти XIII в. становятся единичными явлениями.

Под 1162 г. Каффаро, описывая новый уровень отношений, установившихся между Генуэзской коммуной и Империей, отмечает: «Ista namque et alia multa Ianuenses in hoc anno extra civitatem et infra pro honore patrie, more solito

Romanorum, sapienter et viriliter, prout decuit, peregerunt».68 Показательны также примеры реадаптации формул и стиля античных римских эпитафий в текстах надгробий, происходящих из Генуи. Значительный интерес в этой связи представляет надгробие Паганино Дориа, происходящее из ныне разрушенной церкви Сан-Доменико Генуи. Ныне памятник находится в клуатре церкви Сан-Маттео. Текст памятника, датированного XIV в., гласит: D(is) M(anibus) + SEPUL-CRUM GRACIOSE ET CELEBRIS MEMORIE (quon)DAM NOBILIS VIRI DOMINI PAGANINI DE AURIA VITO-RIOSSI ARMIRATI FELICIS COMUNIS IANUE BISQ(ue) TRIHUMFANTIS. Как видно из текста и перевода, формулы этого памятника очень близки к античным римским надгробиям II в. до н. э. — III в. н. э. Особо отметим сочетание несочетаемого: античное invocatio, типичное для римских надгробий, и следующее сразу за ним христианское invocatio signi в виде креста. К сожалению, таких ярких примеров очень немного, однако даже они дают возможность оценить сущность феномена romanitas.

Свое основное выражение феномен romanitas, как преимущественно политическое явление, в случае Генуи обрел в официальных закладных плитах Генуэзской коммуны. Он преобразил эти эпиграфические памятники в помпезные элогии ее величия и независимости. В этом отношении мы располагаем уникальными памятниками, находящимися in situ на укрепленных основаниях Порта Сопрана и Порта деи Вакка Генуи. Памятник 1155 г., помещенный на южном основании Порта Сопрана, гласит: IN NO(m)I(n)E O(mni)PO-TENTIS DEI PATRIS ET FILII ET S(piritu)S SANCTI AMEN SUM MUNITA VIRIS MURIS CIRCUMDATA MIRIS ET VIRTUTE MEA PELLO PROCUL HOSTICA TELLA SI PACEM PORTAS LICET HAS TIBI TANGERE PORTAS SI BELLUM QUERES TRISTIS VICTUSQ(ue) RECEDES AUSTER ET OCCAS(us) SEPTEMTRIO NOVIT ET ORT(us) QUANTOS BELLORU(m) SUPERAVI IANUA MOT(us) IN C(on)SULATU CO(m)U(n)IS W(ilielm)I PORCI OB(er)TI

CANCELEARII IOH(ann)IS MALIAUCCELLI ET W(ilielm)I LUSII (et) PLACITOR(um) BOIAMUNDI DE ODONE B (oni) V AS S ALLI DE CASTRO W(ilielm)I STANCO(n)IS W(ilielm)I CIGALE NICOLE ROCE ET OB(er)TI RECAL-CATI .

Приведу текст элогии другой официальной закладной плиты, находящейся ныне на северном основании Порта Сопрана Генуи. Памятник также датирован 1155 годом: MARTE MEI P(o)P(u)LI FUIT HACTENUS AFFRICA MOTA POST AçIE PARTES ET AB HINC YSPANIA TOTA ALMA-RIAM CEPI FORTOSAMQ(ue) SUPEGI SEPTIMUS ANNUS AB HAC ET ERAT BIS QUARTUS AB ILLA HOC EGO MONIMEN CO(m)FECI IANUA PRIDEM U(n)DECIES CENTENO CO(m) TOCIENSQ(ue) QUIMO ANNO POST PAR-TU(m) VENERA(n)DE VIRGINIS ALMU(m). Таким образом, для ранней генуэзской romanitas, отображенной этими официальными закладными плитами, был характерен пространный помпезный текст; надпись выполнена от первого лица, без соблюдения, кроме invocatio, иных частей формуляра. Феномен romanitas, унаследованный во второй половине XII — первой половине XIII вв. формирующейся локальной эпиграфической традицией генуэзских факторий Романии, не испытал редукции во второй половине XIII в. Ярким тому примером может служить официальная закладная плита, датированная 1446 г., о возведении участка стены в Пере при подеста Бальдассарре Маруффо. Текст гласит: IH(esu)S M CCCC XXXXVI MAY EREXIT PRETOR MARRUFUS BALD ASAR ISTA MENIA PLUS ALIIS NOBILE FECIT OPUS GRANDIS IS ASPECTU FORMOSU(m) HUMAN(um) H AB U (n)D AN S ELOQUIO INGENIO IUSTI-CIAQUE PARI HEC SIBI SERVABUNT ROMANU(m)

MUNERA NOMEN CUNQUE DIIS DIVUM CUNQUE CE-

11

LEBRE VIRIS. Как видно из текста этого памятника, природа феномена romanitas не претерпела существенных изменений, оставаясь сознательным сопоставлением славы города со славой античного Рима.

Для других локальных эпиграфических традиций городских центров Италии феномен romanitas во второй половине XI — первой четверти XII в. был характерен в не меньшей степени. Однако он не просуществовал столь долго, как в генуэзской эпиграфической традиции, и не приобрел того литературного и компаративного богатства форм, как в локальной эпиграфической традиции Пизы. После норманского завоевания в 1076-1077 гг. Салерно там был построен собор (1084-1085 гг.). Особый интерес представляет надпись, датированная 1081 г., исполненная от имени Роберта Гви-скара. Надпись выполнена в стиле имитации «государственного» античного римского текста, с сокращениями per suspensionem, письмом очень близким к стилю capitale epigrafica quadrata. Вторая подобного рода надпись выполнена от имени архиепископа Альфано на фасаде церкви Сант-Анжело ин Формис. Необходимо также отметить надписи собора Аверсы в Казерте (до 1090 г.) и собора в Кари-ноле (1094 г.). Все эти надписи объединяет единый стилистический принцип — возможно более точное подражание торжественному «государственному» эпиграфическому памятнику римской античности.

Таким образом, оформление во второй половине XI — первой четверти XII вв. в эпиграфической практике североитальянских городских коммун феномена romanitas завершает становление эпиграфического памятника как неотъемле-

7 "2

мой части их архитектурного пространства. Становление эпиграфического памятника как особого политического явления состоялось в рамках «коммунальной» эпиграфической традиции городских центров Северной Италии в XI-XII веках. Одновременно с этим, в северо-итальянских городах уже в первой половине XI в. складывается spatium solemne как особое архитектурное пространство, на котором помещались эпиграфические памятники, доступные всеобщему обозре-нию.74 Это вновь сделало эпиграфический памятник социально значимым явлением, придав ему две основные характеристики: публичность и fides publica.7э Публичность эпиграфи-

ческого памятника вывела его из пространственной замкнутости, в которой преимущественно пребывали в VII-IX вв. памятные закладные плиты епископов городов и приоров церквей, находясь внутри церкви, нередко в крипте, а также в плохо освещенном пространстве романских соборов. Необходимость репрезентации политических успехов, — и это становится особенно очевидным в первой половине XI в., в связи с успешным отражением Пизой и Генуей арабской экспансии в Западном Средиземноморье, — обуславливает исключение официальных закладных плит из замкнутых пространств и расположение их на открытых фасадах. 7 Так, уже в первой половине XI в. в Пизе, а в первой четверти XII в. в Генуе, складывается spatium solemne. К первой половине

XII в. относится начало формирования формуляра официальных закладных плит Генуэзской коммуны.

Одновременно с этим происходят принципиально важные изменения графической основы письма генуэзских эпиграфических памятников. Стиль письма eta comunale nuova, со значительным преобладанием унициальных и полуунициальных форм в дукте букв, сменяется готической графической основой письма, которой предшествуют в генуэзской эпиграфической традиции переходные, предготические стили письма. Готическая графическая основа, распространенная в рукописной традиции, не была понятна абсолютно для всех. И средневековый эпиграфический памятник не всегда был предназначен для полного прочтения. Но он всегда был символом. Именно обыденность готической графической основы письма, в том числе и в нотариальной практике, по мнению Робера Фавро, К. Дюфур Бодзо и Дж. Костаманья, а не возможность полного и абсолютно верного прочтения эпиграфического текста каждым, придавала официальным закладным плитам, в том числе и официальным закладным плитам

70

Генуэзской коммуны XIII-XIV вв., fides publica.

Характеристика феномена romanitas была бы неполной без рассмотрения еще одной важной его составляющей. Становление в указанный период эпиграфического памят-

ника в рамках эпиграфической практики северо-итальян-ских городских коммун как особого политически и социально значимого явления определяет все возрастающую его диалогизированность. При этом усиливающаяся диалогизи-рованность текстов эпиграфических памятников является не следствием, но органической составной частью процесса renovatio classica, общего в XI-XII вв. для большей части северо-итальянских городских центров. Возможность подобного заключения обуславливают сами эпиграфические памятники. Так, в пространство южной стены, между Porta Regia и Porta Principium городского собора Модены, заложенного в 1130-х гг. и освященного в 1184 г., вмурована официальная закладная плита, текст которой гласит: BENEDICTA SIT HAEC CIVITAS AUGEAT EAM DEUS CRESCERE ET MULTIPLICARE EAM FACIAT BENEDICTA SIT TERRA IN QUA STATIS ET BENEDICTI SITIS VOS ET HEREDES VESTRI IN PERPETUUM.80

Этот текст показывает значительную диалогизирован-ность официальных закладных плит северо-итальянских городских коммун. Подобное обращение, зафиксированное в тексте рассмотренного эпиграфического памятника, представляет нам две уже хорошо сформировавшиеся общности: саму городскую коммуну (civitas) как первый sensus civilis, а также вторую общность — горожан (cives), формирующую и образующую общность первую. Изначально именно между этими двумя общностями разворачивается диалог, зафиксированный рассматриваемыми эпиграфическими памятниками. Одновременно феномен этого диалога детализируется, приобретая как частные, так и публичные характеристики. Во втором случае он остается неким обращением к summa civium, о чем, например, свидетельствует текст, помещенный некогда на городском кресте у Porta Ravegnana в Болонье: FILI QUID MATEUR DEUS ES SUM CUR ITA PENDES NE GENUS HUMANUM VERGAT IN INTERI-TUM. В первом случае этот диалог переходит в тексты частноправовых по своей природе эпиграфических памятни-

ков — прежде всего, в тексты надгробных плит. В них рассматриваемая форма диалога постепенно утрачивает свои онорификативные или адхортативные характеристики, превращаясь в частный по своей природе диалог между живущим и жившим или даже в lamentatio последнего. Таково, например, надгробие, датированное 1164 г., происходящее из собора Сан-Стефано Болоньи. Так, мы читаем: A(nno) M CLXIIII INDIC(tione) XII III ID(us) SEPT(em)BR(is) + HIC NONACRINA IACET MEDICANTIS FILIA GRILLI CELES-TIS MEDICUS DET QUOD PATER HAUD DEDIT ILLI QUAM SANARE MINUS POTUIT MEDICINA PATERNA CELESTIS MEDICUS SALVET DANS REGNA SUPERNA PETRUS DALBRICUS ME FECIT.

В то же время, рассматриваемая диалогизированность текстов эпиграфических памятников обрела в эпиграфической практике северо-итальянских городских коммун уже в первой половине — середине XII столетия свое сугубо политическое выражение. Так, мы располагаем фрагментами барельефов с текстами, являвшихся частью декоративной программы Porta Romana городских укреплений Милана. Согласно официальной закладной плите, опубликованной

В. Форчелла, эти городские ворота были воздвигнуты в

од

1171 г. по приказу консулов Милана. Барельефы служили зримым напоминанием о возвращении жителей Милана в город в 1167 г. после его разрушения войсками Фридриха Барбароссы. Тексты, помещенные над изображениями, гласят: FACTUM DECLARAT AMICOS DANS DEUS AUT TOLLENS REDDENS ESTO BENEDICTUS PSALLIMUS ECCE TIBI DEUS URBE RECEPTA / FATA VETANT ULTRA PROCEDERE STABIMUS ERGO HII MEDIOLANO LAPSO DUM FORTE RESURGIT SUPOSUERE / REDENTES GRATES CHRISTO SUBEAMUS IN URBEM ISTUD SCULPSIT OPUS GIRARDUS POLLICE DOCTO CHRISTUM LAUDENTES PATRIAS REMEAMUS IN EDES.85

Эти тексты соседствуют в композиции указанных фрагментов с символическими изображениями союзных Милану

коммун: Бреши, Кремоны, Бергамо. И вновь перед нами предстает весьма консолидированная общность — общность горожан, образующих городскую коммуну, обладающих весьма выраженным sensus civilis; однако теперь диалог направлен вовне, будучи обращенным, как свидетельство восстановленной независимости, к политическим противникам города. Обратимся теперь к более поздним примерам подобного политического диалога, зафиксированного эпиграфическими памятниками. Это две официальные закладные плиты, датированные серединой XIII в., установленные некогда на фасаде собора Кастель ди Кастро, центра пизанского владычества на Сардинии.

Еще один пример — официальная памятная закладная плита, датированная 1315 г., происходящая также из Кас-тель ди Кастро. Текст ее гласит: ET INFRASCRIPTUM LAPIDEM SIC SCULPTU(m) DE PALATIO CIVITATIS LUCANE FECIT PISANA CIVITAS LEVARI IPSUMQ(ue) AD CASTELLUM CASTRI AD FUTURAM REI MEMO-RIAM DESTINARI ET FUIT CUM GAUDIO HIC INFIXUS UT ASPICIENTIBUS MEMORIA P(re)BEATUR AC ETIAM AMICORUM PISANI COMUNIS SENPER CRESCAT AUDACIA ET INIMICORUM IPSIUS P(er)PETUO CONPES-

07

CATUR. Как следует из текста, эта официальная закладная плита была установлена в напоминание о победе Пизы над Луккой в 1314 г. и, добавим главное, над Флоренцией в 1315 г. Показательно, что Пиза избрала для увековечения своей победы над Луккой способ в полном согласии с рассмотренным понятием о политическом диалоге. Для изготовления указанного памятника был выбран каменный блок, вынутый из стены разрушенного пизанцами Palazzo del Comune Лукки, сам же памятник был помещен, в назидание иным врагам, в военно-экономическом форпосте Пизы в Западном Средиземноморье.

Активным участником рассматриваемого способа диалога является официальная закладная плита Генуэзской коммуны, видимо, установленная некогда от имени коллегии

консулов на укреплениях Вольтаджо, небольшого лигурийского центра. Надпись датирована маем 1125 г. (Вольтаджо был подчинен Генуей около 1123 г.). Такова элогия этой официальной закладной плиты: NE RES PRETERITAS VE-TUSTATIS VELLENT DAMPNARE POSITA EGO SU(m) NE QUIS ULLUM HABEAT INCITAMENTU(m) (et) RIEVO-CAT GLORIA(m) C(om)UNIS IANUENSIu(m) ANNO D(omi)NI MCXXV DE ME(n)SE MAY.88 К такому способу фиксации своего политического превосходства над другими лигурийскими коммунами Генуя в разные годы обращалась не единожды. Тому доказательство — к сожалению, ныне утраченные, но известные по более ранним публикациям и исследованиям официальные закладные плиты Генуи, располагавшиеся на воротах многих кастелло Савоны, а также на воротах Сан-Джорджо оборонительной линии Савоны. Текст этих памятников может также служить ранним примером политической сатиры. Так, абсолютно издевательски звучит текст официальной закладной плиты, датированной, предположительно, второй четвертью XIII в., располагавшейся некогда над главными воротами Кастелло Спероне Савоны. Текст памятника призывал защитников кастелло от имени Генуэзской коммуны еще немного «поднапрячь си-

OQ

ленки» (viricules) для его обороны. Подобного же рода официальная закладная плита, расположенная некогда над воротами Кастелло Санта-Мария, напоминала оборонявшим кастелло о тщете человеческих усилий, если с ними нет благословения Божия. Пределом генуэзского политического сарказма можно считать памятную закладную плиту, свидетельствовавшую о возведении Генуей в Савоне в 1253 г. Кастелло Сан-Джорджо. Элогия этой памятной закладной плиты призывала защитников кастелло не «поддаться сну» (ne in te somno decipiat).

Функция этих памятников, благодаря тексту, абсолютно ясна. Это постоянное, зримое напоминание о политической воле Генуэзской коммуны и одновременно это символ, равно обращенный как к настоящему, так и к будуще-

му, дабы никто не посмел оспорить и умалить ее славу. Можно предположить, что упомянутые памятники все же не были просто частью архитектурного ансамбля укреплений Савоны. Слишком ярким, слишком самостоятельным, язвительным и исключительным было содержание их текстов. Эти эпиграфические памятники не являлись только символом, придающим дополнительную fides publica военно-политическим достижениям Генуи в Лигурии. Можно предположить, что текст указанных памятников предназначался все же для прочтения. И если так, то это тот редкий случай, который показывает небезосновательность выдвинутой Армандо Петруччи концепции о новизне эпиграфических памятников северо-итальянских городских коммун в сравнении с эпиграфическими памятниками раннего средневековья, которую они приобрели во второй половине XI-XII веков. Новизна в том, что памятники, принадлежащие «коммунальной» эпиграфической традиции, становятся актуальным эпохе явлением и приобретают, хотя и в несоизмеримо меньшей степени и в гораздо более редких случаях, чем в рамках античной римской эпиграфической традиции, коммуникативную функцию. «Открытие» в этот же период spatium solemne как особого архитектурного пространства, только способствовало рассмотренным процессам.

Вот почему, когда в эпоху Возрождения вновь пробудился интерес к таким наукам, как нумизматика и эпиграфика, то знаменитый ученый Кола ди Риенцо обратился не к готическим надписям XIII в., надписям обыденным и известным, а к надписям Форума эпохи Августа и Юлиев — Клавдиев, принадлежащим к той культурной среде, в которой Возрождение видело истинную и безусловную цен-

90

ность.

Тем не менее, один из самых больших пуристов латинского языка, поклонник античной культуры, один из немногих, кто действительно умел читать античные римские надписи, Франческо Петрарка (1304-1374 гг.), вынужден был

установить надгробную плиту своему племяннику Франче-скуоло да Броссано и выполнить надпись обыденным стилем письма gotico arrotondato, к каждой букве которого испытывали доверие. На собственно средневековый эпиграфический материал почти никто, ни Донди, ни Браччолини, ни Поджо должного внимания не обратили.91 Таким образом, основным следствием процесса renovatio classica, вплоть до Раннего Нового Времени определившим главный вектор развития эпиграфической практики северо-итальянских городских центров, явилось становление эпиграфического памятника как актуального политического явления, как неотъемлемой части архитектурного spatium solemne североитальянского города в эпоху Классического средневековья.

Подведем итоги. В представленной статье мы затронули один из аспектов истории северо-итальянских городских коммун. Так, в частности, мы постарались взглянуть на них сквозь призму феномена renovatio classica, всецело принадлежавшего XI-XII столетиям. Указанный феномен был весьма многогранным политическим, идеологическим, культурным и даже социально-экономическим явлением. Однако во всех этих проявлениях он стабильно демонстрирует нам три свои составляющие: во-первых, процесс рецепции римского права; во-вторых, romanitas — историю античного Рима как осознанно избранная базу культурной референции, как первый sensus civilis северо-итальянских городских коммун; в-третьих, вторжение городских коммун в сферу городского пространства, выведение многих городских территорий из сферы действия частного права, формирование, наконец, городского spatium publicum. Особое внимание в статье мы уделили romanitas, изучив это явление на примере эпиграфических памятников северо-итальянских городских коммун. Именно в нем, как кажется, обрело свое наиболее полное отображение явление renovatio classica в целом.

1 «Ныне сюда обрати взгляд, взгляни с почтением на род сей и на римлян твоих». Вергилиевский вариант употребления существительного gens, gentis (f) требует, как мне кажется, некоторого разъяснения. Так, в частности, оно вполне может быть переведено на русский язык словом город, как того требуют, например, строки сочинения De viris illustribus Корнелия Непота.

" Crouzet-Pavan E. Entre collaboration et affrontement: Le public et le privé dans les grands travaux urbains (l’Italie de la fin du Moyen Age) // Tecnología y Sociedad: Las grandes obras públicas en la Europa Medieval (atti délia XXII Semana de Estudios medievales. Estella. 1995). Pamplona, 1996. P. 363-380; Eadem. Venise entre Jérusalem, Rome et Byzance: stratégies d’appropriation d’images // Les mégalopoles méditerranéennes (atti del convegno, Roma, maggio, 1996) / a cura di C. Nicolet. Roma, 2000. P. 546-564; Eadem. Política e pratiche delPhabitat nell’epoca gótica a Venezia // Estratto da L’Ar-chitettura gótica veneziana (atti del convegno intemazionale di studio. Venezia. 27-29 novembre 1996) / Istituto Veneto di scienze, lettere ed arti. Venezia, 2000. P. 235-241; Eadem. «Sopra le acque salse»,^Es-paces urbains, pouvoir et société à Venise à la fin du Moyen Age. Rome, 1992. Vol. 1, 11; Eadem. Gênes et Venise: discours historiques et imaginaires de la cité // Le forme délia propaganda política nel Due e nel Trecento (relazioni tenute al convegno intemazionale) Trieste. 2-5 marzo 1993 / a cura di Paolo Cammarosano / Collection de l’école française de Rome (201). Rome, 1994. P. 427-453; Racine P. Naissance de la place civique en Italie // Fortifications, portes de villes, places publiques dans le monde méditerranéen / éd. J. Heers. Paris. 1993. P. 301-322; Scalia G. «Romanitas» pisana tra XI e Xll secolo // Studi medievali, 3a serie. Vol. Xlll. №2. Spoleto. 1972. P. 791-843 et alia eiusdem opera.

3 Рутенбург Б.И. Итальянский город от раннего средневековья до Возрождения. Л., 1987. С. 9.

4 В Генуе 40-е — 60-е гг. XII в., впрочем, как и во многих других городских коммунах Северной Италии, были отмечены активизацией строительной деятельности, началом больших строительных работ, инициированных коммуной, по расширению, перепланировке и, главное, укреплению города. Именно на 50-е — 60-е гг. приходится строительство второго оборонительного кольца Генуи, известного под именем Мура Барбаросса. На этот же период приходится завершение процесса консолидации архитектурной инфраструктуры Генуи вокруг приходских церквей знатнейших генуэзских альберго, связанных с ними carruggio и родовых palazzo (три эти элемента, наряду с дворцами коммуны,

становятся основным структурирующим началом городской инфраструктуры Генуи, основными элементами ее архитектурного пространства). Наконец, в этот период окрепшая коммуна вторгается в городскую инфраструктуру, воздвигая под руководством фра Оливерио Palazzo Comunale a Ripa, а после победы при Ме-лории — Palazzo Comunale a Serravalle. См.: Heers J. Urbanisme à Gênes au Moyen Age // Studi in onore di Amintore Fanfani. 1. Milano, 1962. P. 368-412; Poleggi E. Le contrade delle consorterie nobiliari a Genova tra il Xll e il Xlll secolo // Urbanística, fase. 42-43, 1965. P. 15-20; Petti Balbi G. Una città e il suo mare. Genova nel Medioevo. Bologna, 1991. P. 28.

' Crouzet-Pavan E. Venise entre Jérusalem, Rome et Byzance: stratégies d’appropriation d’images // Les mégalopoles méditerranéennes (atti del convegno intemazionale, Roma, maggio, 1996) / a cura di C. Nicolet. Rome, 2000. P. 552-555.

6 Crouzet-Pavan E, Venise entre Jérusalem, Rome et Byzance... P. 553; Кчиманов Л.Г. Обретение Венецией моря: право, политика, символы // Причерноморье в Средние Века / Под ред.

С.П. Карпова. Выпуск 3. СПб, 1998. С. 154.

7 Crouzet-Pavan E. Venise entre Jérusalem, Rome et Byzance... P. 546.

8 «Миф о первоосновах» города, который в венецианской нарративной традиции был тесно связан с мифом о праоснователях Венеции, восходит к XI в, к «Хронике» Иоанна Дьякона. Ко второй половине ХШ столетия, когда в генуэзской нарративной традиции «миф о первоосновах» только оформляется как самостоятельное политико-идеологическое и историографическое явление («Хроника» Якопо да Вараццо, скрипторий Сан-Донато, 1295 г.), венецианский «миф о первоосновах» города является уже сформировавшимся идеологическим явлением, и, будучи неразрывно связан с двумя универсалиями венецианской истории (translatio и predestinatio), получает дальнейшую разработку в трудах венецианских хронистов Де Марко и Да Канале. См.: La cronaca vene-ziana del Diácono Giovanni // Cronache veneziane antichissime / ed. G. Monticolo. Rome, 1890. Vol. 1. P. 147; Fasoli G. 1 fondamenti della storiografia veneziana // La storiografia veneziana fino al XVI secolo. Aspetti e problemi / ed. A. Pertusi. Firenze. 1970. P. 11-44 (p. 16-21); Fasoli G. La nascita di un mito // Studi storici in onore di G. Volpe, 1. Firenze, 1958. P. 447-479 (P. 447-463); Carile A. Aspetti della cronachistica veneziana nei secoli Xlll e XIV // La storiografia veneziana... P. 75-126 (P. 88-113); Crouzet-Pavan E. Gênes et Venise... P. 433; Arnaldi G., Capo L. 1 cronisti di Venezia e

della Marca trevigiana // Storia della cultura veneta. 11 Trecento. Vicenza, 1976. P. 272-337 (P. 287-291).

9 Corpus inscription uni medii aevi Liguriae. Vol. 1 (Savona, Vado, Quiliano). Genova. 1978 / A cura di C. Varaldo // Collana storica di fonti e studi diretta da G. Pistarino (далее — CSFS). 27; Vol. 11 (11 museo di Sant-Agostino di Genova). Genova. 1983 / A cura di C. Varaldo e A. Silva // CSFS. 37; Vol. 111 (11 centro storico di Genova). Genova. 1987 / A cura di A. Silva // CSFS, 50-51 ; Vol. IV (Albenga, Albisola). Bordighera. Istituto Intemazionale di studi liguri. 2001 / A cura di C. Varaldo. См.: Corpus inscription um... Vol. 111. №53, sine data. Перевод: «Янус, первый царь Италии, из потомков Гигантов, основал Генуго во времена Авраама». Здесь и далее представлены переводы текстов только тех эпиграфических памятников, которые представляют особый интерес.

10 Corpus inscription um... Vol. 111. № 26, a. 1312. Перевод: «Лета 1312. ...Янус, предводитель троянцев, сведущий в астрологии, в плавании разыскивая место для поселения, в невредимую, могущественную и огражденную от опасностей Геную, в уже основанную Янусом, царем Италии, правнуком Ноя, прибыл, и, изведав, что она в высшей степени защищена морем и горами, прославил [ее] именем и деяниями».

" Le GoffJ. L’imaginaire médiéval. Paris. 1986. P. 67-73.

12 Di Fabio C. 11 «mito delle origini» e il nome di Genova nel Medioevo // Bollettino Ligustico. Vol. XXXI (1979). P. 37-14 (P. 40-44).

13 Iacopo da Vorágine e la sua cronaca di Genova dalle origini al MCCXCVII / a cura di G. Monleone / F. 1. S. 1. (Fonti per la storia d’Italia), LXXX1V. Roma. 1941. Vol. 1-111. Vol. 1. P. 15.

14 Ibidem. Vol. 1. P. 26.

b Di Fabio C. 11 «mito delle origini»... Op. cit. P. 43—44.

16 Petti Balbi G. L’annalistica genovese dopo Caffaro H Eadem. Caffaro e la cronachistica genovese. Genova, 1982. P. 140-159 (P. 154-157).

17 Annales Ianuenses— Annali genovesi di Caffaro e de’ suoi continuatori / a cura di L. T. Belgrano e C. Imperiale di Sant’Angelo / F. 1. S. 1. (Fonti per la storia d’italia). Roma, 1890-1929. Vol. 1-V. Vol. V. P. 4,6-12.

18 Francisci Petrarchae Itinerarium Siriacum H Idem. Opera. Basilea. 1554. F. 618.

19 Andaças e viajes de Pero Tafur por diversas partes del mundo ávidos (1435-1439) / ed. Jemenez de la Espada. Madrid. 1874. P. 11.

20 Manetti G. Elogi dei Genovesi / a cura di G. Petti Balbi. Milano. 1974. P. 96-97.

71 Anselmi Adumi Itinerarium— Bibliothèque municipale de Lille. Ms. № 330. P. 3-5.

~ Itinéraire de Anselme Adorne à la Terre Sainte (1470-1471) / éd. J. Heers, G. de Groër. Paris. 1978. P. 75.

23 Itinéraire de Anselme Adorne... P. 77.

24 Джованни Бальби в своем Cathol icon так объяснял географическое положение Генуи: «lanua quedam civitas nobilis, pulcra et dives iuxta mare sita quasi est introitus et porta Lombardie, Tuscie, Provincie». Этого же мнения придерживался и Маркизио Скриба. См.: Petti Balbi G. Caffaro e la cronachistica... P. 52-53. Такое же значение имело географическое положение Генуи и для Генуэзского Анонима, оставившего стихотворное описание города. См.: Anonimo Genovese. Poesie / a cura di L. Cocito. Roma. 1970. P. 560. №CXXXVI11 — «.. .con so porto e sa marina porta é de Lombardia».

Petti Balbi G. Una città e il suo mare. Genova nel Medioevo. Bologna. 1991. P. 312.

2 Annales Ianuenses... Vol. 11. P. 26, 4-7; p. 26, 9-12; p. 26, 12-15.

27 Eliade M. Mito e realtà. Milano, 1974. P. 109; Le GoffJ. Storia e memoria. Torino. 1986. P. 97.

28 Для выделения специфики такого изложения Г. Арнальди был предложен термин «хроника как документ», который, хотя его и не поддержала Дж. Петти Бальби, весьма точно отображает специфику историописания в генуэзских «Анналах», ставших «аутентичным» документом, приобщенным в архиве к другим аутентичным документам Генуэзской коммуны. См.: Arnaldi G. Cronache con documenti, cronache «autentiche» e pubblica storiogra-fia // Fonti medioevali e problemática storiografica (atti del congresso intemazionale tenuto in occasione del XC° aniversario della fondazio-ne dell’lstituto Storico Italiano (1883-1939), 1. Roma. 1976. P. 351— 374 (P. 360-366); Petti Balbi G. Una città e il suo mare... Op. cit. P. 249-250; Guenée В. Histories, annales, chroniques. Essai sur les genres historiques au Moyen Age // «Annales». XXV111. 1973. P. 997-1016 (P. 1009-1011).

29 Arnaldi G. Uno sguardo agli annali genovesi // Studi sui cronisti della Marca Trevigiana nell’età di Ezzelino da Romano. Roma. 1963. P. 225-245 (P. 231 ); Petti Balbi G. La storiografia genovese fino al secolo XV // Studi nel Medioevo cristiano offerti a Raffaello Mor-ghen / Istituto storico italiano per il Medioevo. Studi storici, fasc. 8892. Roma. 1974. Vol. 11. P. 763-850 (P. 767-768).

30 Annales Ianuenses... Vol. 1. P. 156.

31 Ibidem. Vol. 11. P. 1.

32 Ibidem. Vol. 11. P. 69, 157.

33 DiFabio С. 11 «mito delle origini»... Op. cit. P. 42.

34 Муромцев С. Рецепция римского права на Западе. М, 1886. Кн. 1 С. 5.

Зэ Racine P. Le rôle des judices dans la formation des communes italiennes // Villes et sociétés urbaines au Moyen Age (hommage à Mr. le Professeur J. Heers) / Cultures et civilisations médiévales, XL Paris. 1994. P. 163-172 (P. 164).

36 Муромцев С. Указ. соч. C. 9-10.

37 Там же. С. 24.

38 Racine P. Le rôle des judices dans la formation des communes italiennes // Villes et sociétés urbaines au Moyen Age (hommage à Mr. le Professeur J. Heers) / Cultures et civilisations médiévales. XL Paris. 1994. P. 163-172 (P. 163-164).

39 После 774 года в Италии появляется tertia professio — салическое право. Рецепция салического права осуществлялась на иной основе, основе «укрепительных грамот» (traditio cartule) и была связана в административном отношении с процессом формирования в Северной Италии императорских доменов, а в юридическом отношении с введением в судопроизводстве особых заседателей — шеффенов и шультгейсов, противопоставленных судье. См.: Муромцев С. Указ. соч. С. 18.

40 Keller H. Der Berichtsort in oberitalienischen und toskanischen Städten. Untersuchungen zur Stellung der Stadt im Herrschaftssystem des Regnum Italicum vom 9. bis 11. Jahrhundert // Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken, XL1X (1969). S. 1-72 (S. 19-20); Racine P. Evêque et cité dans le Royaume d’Italie: aux origines des communes italiennes // Cahiers de civilisation médiévale. XXV111 (1984). P. 129-139 (P. 132); Racine P. Le rôle des judices... P. 166.

41 Gorni G. 11 «Liber Pergaminus» de Mosè del Brolo // Studi medievali, 3a serie, XI, Spoleto, 1970. P. 407^139 (P. 414).

42 В этой связи для нас важно свидетельство Бонидзона из Сутри, описывающее некомпетентность таких юристов: «Ceterum postquam peccatis nostris exigentibus Romanum imperium barbarorum patuit gladiis feriendum Romanas leges penitus ignorantes inliterati ac barbari iudices legis peritos in legem cogentes iurare iudices creavere, quorum iudicio ventilata terminaretur. Hi accepta has abusiva potestate, dum stipendia a re publica non accipiunt, avaritate face succensi ius omne confundunt. Comes enim inliteratus ac bar-barus nescit vera a falsis discemere, et ideo fallitur. Set et Romanis legibus rei habentur ac notabiles, qui abusive ad libitum leges

inflectentes, non iudicant ex equitate, set propria volúntate»— in: Bonizonis Sutriani episcopi notitia de diversis iudicum generibus ante annum ML1X conscripta / M. G. H, XX, Legum tomus IV — inde ab anno Christi quingentésimo usque ad annum millesimum et quingente-simum / editio G. H. Pertz. Hannoverae. 1868. P. 664.

43 Gualazzini U. Ricerche sulle scuole preuniversitarie del Medioevo. Contributo di indagini sul sorgere delle universitá. Milano. 1943. P. 8; Gualazzini U. Genesi e sviluppo dello «Studium parmense» durante Г alto Medioevo. Nuove indagini. Milano. 1968. P. 33; Gualazzini U. Trivium et Quadrivium // Jus Romanum medii aevi, pars 1, Milano. 1974. P. 16-23.

44 Petri Damiani Epistola, VI, 12 // Patrologie latine. Vol. CXL1V; Anselmi Perypathetici Scriptura // M. G. H, Quellen zur Geschichte des Mittelalters, 11 / ed. K. Manitius, Hannoverae, 1861. P. 97.

45 Муромцев C. Указ. соч. C. 21.

46 У) V/ V/ V/ V/ V/

В этои? пожаЛуИ^ самои известной рукописи, датированной X в, фиксация глосс свидетельствует о наличии 14 почерков. 1-я Туринская рукопись издана одним из основоположников немецкой историко-юридической школы Фридрихом Карлом Савиньи. См.: Savigny F. K. Geschichte des Römischen Rechts im Mittelalter. Berlin. 1852. Bd. 11. S. 428 et passim.

47 Bullough D. A. Le scuole cattedrali e la cultura delPltalia settentrionale prima dei Comuni // Vescovi e diócesi in Italia nel Medioevo (secc. 1X-X111). Padova. 1964. P. 111-134.

48 Gualazzini U. L’insegnamento del diritto in Italia durante Г Alto Medioevo // Jus Romanum medii aevi. Pars 1. Milano. 1974. P. 95-96; Manaresi C. 1 placiti del Regnum Italiae. Roma. 1955-1960. Vol. 1V. С m.: Vol. 111. Pars 3. P. 333-335; Padoa SchioppaA. 11 ruolo della cultura giuridica in alcuni atti giudiziari italiani nei secoli Xl-Xll // Nuova rivista storica. Vol. LX1V (1980). P. 265-289 (P. 271).

49 С одной стороны, к этому периоду относится запись судебного заседания, датированная мартом 1076 г, в тексте которой Ч. Манарези фиксирует цитату из Дигест. См.: Manaresi С.

1 placiti del Regnum Italiae. Roma. 1955-1960. Vol. 1-V. См.: Op. cit. Vol. 111. 1. P. 333-335. С другой стороны, процессуальное оформление прав наследия и вступления в брак, наличие судебных поединков при дворе графини Матильды (так, судебный поединок состоялся в Гарфаньоло 5 мая 1098 г.) свидетельствуют о стойкости германских правовых обычаев. См.: Manaresi С. 1 placiti... Op. cit. Vol. 111. Р. 432; Racine Р. Le rdle des judices... Op. cit. P. 165.

M) Racine P. Op. cit. P. 165.

^ Racine P. Le rôle des judices... Op. cit. P. 165.

Gualazzini U. Trivium et Quadrivium // Jus Romanum... Op. cit,j). 41; Bullough D. A. Le scuole cattedrali... P. 111-134.

x Keller H. Adelsherrschaft und städtische Gesellschaft in Oberitalien (9.-12. Jahrhunderte). Tübingen. 1979. S. 54-78; Racine P. Le roledesjudices... P. 167.

'4 Fumagalli V. 11 potere civile dei vescovi italiani al tempo di Ottone 1 // 1 poteri temporali dei vescovi in Italia e Germania nel Medioevo / a cura di G. G. Mor e H. Schmidinger. Trente. 1979. P. 71-86 (P. 74-78); Dupré Theseider E. Vescovi e città nell’ltalia precomunale // Vescovi e diócesi in Italia nel Medioevo (secc. IX-Х1Щ. Padova. 1964. P. 55-109.

В феномене renovatio classica необходимо выделить три составляющие: рецепция римского права, феномен romanitas и строительное вторжение коммун в сферу городского пространства, образование spatium publicum, выведение значительных площадей в городе из частнособственнической сферы. См.: Scalia G. «Romanitas» pisana tra XI e Xll secolo // Studi medievali, 3a serie. Vol. Xlll. №2 Spoleto. 1972. P. 791-843. Феномен romanitas, как важнейший компонент политического самосознания итальянских коммун, противопоставленный универсалистской политике Империи, не обошел своим вниманием и Ф. Джонс. См.: Jones Ph. Economía e societànelPltaliamedievale. Torino. 1980. P. 96.

'6 Scalia G. 11 carme pisano sulPimpresa contro i Saraceni del 1087 // Studi di filología romanza scritti in onore di Silvio Pellegrini. Padova, 1971. P. 565-627 (P. 593, 604); Liber Maiolichinus de gestis Pisanorum illustribus / ed. G. Calisse / F. 1. S. 1. (Fonti per la storia d’Italia, XXIX). Roma. 1904. P. CLXXX111.417.

'7 Crouzet-Pavan E. Venise entre Jérusalem, Rome et Byzance... P. 546.

'8 Scalia G. Op. cit. P. 802. Перевод: «Славных пизанцев намереваясь описывать деяния, о древних римлянах я воскрешаю память. Поистине увеличила Пиза чудную славу, которую снискал некогда Рим, одержав победу над Карфагеном».

'9 Marchioli N. Giovè. L’epigrafia comunale cittadina // Le forme della propaganda política nel Due e nel Trecento (relazioni tenute al convegno intemazionale. Trieste. 2-5 marzo 1993) / a cura di Paolo Cammarosano / Collection de l’école française de Rome (201). Roma. 1994. P. 263-286 (p. 271-272). Текст официальной закладной плиты, условно датируемой 1064 годом, происходящей из Пизы, гласит: + ANNO QVO CH(rist)US DE V1RG1NE NATUS AB 1LLO TRANS1ERANT MILLE DEC1ES SEX TRESQ(ue) SVBINDE

P1SANI CIVES CELEBR1 V1RTUTE POTENTES 1ST1VS IX-CLE(si)E PR1MORD1A DANT(ur) 1N1SSE ... OM(ne)S MAJORES MEDll PARITERQVE MINORES... Op. cit.. Ibidem. Fig. 1, a. 1064.

60 Ярким примером стиля письма capitale epigráfico quadrata damasiana являются памятные закладные плиты — tituli папы Да-масия и папы Целестина. См.: Inscriptiones latinae / collegit Ernestus Diehl. Romae. 1912. P. 36.

61 Scalia G. Epigraphicapisana. Testi latini sulla spedizione contro le Baleari del 1113-1115 e su altre imprese antisaracene del sec. XI // Miscellanea di studi ispanici / Istituto di Letteratura spagnola e ispano-americana. Vol. VI. Pisa. 1963. P. 234-286 (photo 1).

62 Scalia G. Epigraphica pisana. Testi latini sulla spedizione contro Baleari del 1113-1115 e su altre imprese // Miscellanea di studi ispanici. VI. Pisa. 1963. P. 234-286 (P. 241).

63 Ibidem. P. 243.

64_ Scalia G. Epigraphica pisana... P. 246-248.

fc Транскрипция приведена по изданию: Scalia G. «Romanitas» pisana... P. 808. Перевод: «Насколько, Пиза, ты увенчаешься успехом, настолько прославлением твоего превосходного консула ты воспоследуешь Риму. Энрико в силу известных великих доблестей прославился. Имя его будет постоянно на устах у моих (сограждан). Ведь совершенно очевидно ныне, что тебе был тот Катон, Гектор, второй Туллий [равным]. Благоразумием, храбростью, красноречием был один человек подобающим трем».

66 Scalia G. Epigraphica pisana. Photo V.

67 Liber Maiolichinus... Op. cit. V. 778-780.

68 Annales Ianuenses... Op. cit. Vol. 1. P. 72.

69 Corpus inscription um... Op. cit. Vol. 111. № 156. Перевод: «Богам Манам. Надгробие именитого и знатного, славной памяти покойного мужа господина Паганино Дориа, победоноснейшего адмирала счастливой Генуэзской коммуны и дважды триумфатора».

70 Ibidem. Vol. 111. № 215. Перевод: «Во имя Всемогущего Бога Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. Я защищена мужами, окруженная дивными стенами. Своей доблестью я изгоняю прочь вражеское оружие. Если ты несешь мир, [то] позволено тебе вступить в эти ворота, если же ищешь войны — отступишь скорбящий и побежденный. Юг и Запад, Север и Восток познали, сколь великие бушевания войн я, Генуя, преодолела. В консульство (консулов) pro соптпе Вильгельмо Порко, Оберто Канчелльере, Джованни Малиауччелли, Вильгельмо Лузио. В консульство (консулов) de placitis Боимундо де Одоне, Буонвассало де Кастри,

Вильгельмо Станконе, Вильгельмо Чигала, Николо Рокко, Обер-то Рекалькати».

71 Ibidem. Vol. 111. № 216. Перевод: «Военной доблестью моего народа была до сих пор добыта Африка, потом области Азии и затем вся Испания. Я взяла Альмерию, подчинила Тортозу — семь лет назад от одной это было, дважды по четыре от другой. Я, Генуя, воздвигла это укрепление прежде по прошествии одиннадцати раз по сто и столько же раз лета к пяти относящегося после разрешения от бремени чрева Преблагославенной Девы». Далее следует указание имен тех же консулов, только в иной последовательности.

72 Rossi Е, Le lapidi genovesi delle mura di Galata // ASLSP. Vol. LV1. Genova. 1928. P. 143-161 (P. 152, № 14). Перевод: «Иисус. Лета 1446, в мае месяце. Воздвиг претор Бальдассарре Маруффо эти укрепления сильнее других. Превосходное [он] исполнил творение. Величественно оно на вид, отличаясь человеческой красотой. Подобающей выразительностью, талантливостью, благочестием эти роскошные сооружения сохранят для себя славное римское имя, и у богов божественное, и у людей знаменитое».

73 Augenti A. Tanti muri da sfogliare come libri // Medioevo. Un passato da riscoprire. Milano. 1997. Anno 1. № 5. P. 10-11.

74 Koch W. Spezialfragen der Inschriftenpaläographie // Epigrafía medievale greca e latina. Ideología e funzione / diretto da E. Minestró // Atti del seminario di Erice (12-18 setiembre 1991) / a cura di G. Cavallo e C. Mango. Spoleto. 1995. P. 267-291 (P. 267-270); Petrucci A. Potere, spazi urban i, scritture esposte: proposte ed esempi // Culture et idéologie dans la genèse de l’Etat moderne. Rome. 1985. P. 85-97; Idem. Jeux des lettres: formes et usages de l’inscription en Italie (Xle — XXe siècles). 2 éd. Paris. 1993. P. 28-31; Idem. La scrittura: ideología e rappresentazione. Torino. 1986. P. 7.

7= Petrucci A. Potere, spazi urbani, scritture esposte: proposte ed esempi // Culture et idéologie dans la genèse de l’Etat moderne. Rome. 1985. P. 85-97 (P. 91); Idem. Medioevo da leggere. Guida allo studio delle testimonianze scritte del Medioevo italiano. Torino. 1992. P. 43—14.

76 Durliat ./. Epigraphie et société. Problèmes de méthode // Epigrafía medievale greca e latina. Ideología e funzione. P. 169-196 (P. 191-193).

77 Petrucci A. Potere, spazi urbani, scritture esposte: proposte ed esempi // Culture et idéologie dans la genèse de l’Etat moderne. Rome. 1985. P. 85-97 (P. 87).

78 Varaldo C. L’epigrafia medievale in Liguria tra Xll e XV seco-

lo // Epigraphik 1988. Fachtagung für mittelalterlichen und neuzeitli-

chen Epigraphik. Graz. 10-14.05.1988. Referate und Round-Table-Gespräche (redigiert und herausgegeben von W. Koch) / Österreichische Akademie der Wissenschaften. Philosophische-Historische Klasse. Denkschriften, Bd. 213. Wien. 1990. S. 237-245. Fig. 1-20 (S. 238).

79 Favreau R. Epigraphie médiévale. Poitiers— Brepols. 1998. P. 203; Dufour Bozzo C. La porta urbana nel Medioevo. Porta Soprana di Sant’Andrea di Genova, immagine di una città. Roma. 1988. P. 96104; Costamagna G. La paleografía delle carte manuali genovesi // ASLSP, n. s. Vol. 1.XX11. Fasc. 2. Genova. 1972. P. 211-234 (P. 233).

80 Breveglieri B, La scrittura epigrafica in età comunale: il caso bolognese // Civiltà comunale: Libro, Scrittura, Documento (atti del Convegno, Genova, 8-11 novembre 1988) / Atti délia Società Ligure di Storia Patria, n. s. Vol. XXIX (Clll). Fasc. 11. Genova, 1989. P. 385-422. Fig. 1-11 (P. 398). Подробнее об эпиграфических памятниках городского собора Модены см.: Lanfranco е Wiligelmo.

11 Duomo di Modena. Modena. 1984; Montorsi W. Iscrizioni modenesi romaniche e gotiche. Duomo e Palazzo del Comune con un’appendice sulla torre. Modena. 1977; 11 Duomo di Modena. Atlante fotográfico / a cura di M. Armandi. Modena. 1985.

81 Breveglieri B, La scrittura epigrafica in età comunale... Op. cit. P. 390. Подробнее об этом и других эпиграфических памятниках, происходящих из Болоньи, см.: Gozzadini G. Delle croci monumen-tali ch’erano nelle vie di Bologna nel secolo Xlll // Atti e memorie della Deputazione di Storia Patria per la provincia di Romagna. Vol. 11. 1863. P. 27-69 (P. 42-47); Breveglieri B. Scritture lapidarie romaniche e gotiche a Bologna. Osservazioni paleografiche in margine alle iscrizioni medievali bolognesi. Bologna. 1986. P. 10-12.

" Breveglieri B. La scrittura epigrafica in età comunale... P. 390. Перевод: «...Здесь покоится Нонакрина, дочь медика Грилло. Да дарует Горний Целитель [то], что никоим образом не смог дать ей отец. Чем меньше могло исцелить отеческое искусство врачевания, [тем более] да восполнит Небесный Целитель, даруя горний мир. Пьетро Дальберико меня (т. е. надгробную плиту) изготовил».

83 Местонахождение памятников: Milano, Museo Lapidario Castello Sforzesco. Inv. № 767-771. Подробнее об этих эпиграфических памятниках см.: Carotti G. Relazione sulle antichità entrate nel Museo patrio di archeologia in Milano. Pars 1. Doni ed acquisti: 1 cimeli di Porta Romana // Archivio Storico Lombardo. XX111. 1896. P. 421-438; Beltrami L. 1 bassorilievi commemorativi della Lega Lombarda già esistenti alla antica Porta Romana // Ibidem. XXII. 1895. P. 395-416; Mezzanotte P. Degli archi di

Porta Romana // Ibidem. XXXV11. 1910. P. 423-438; Hülsen A. von. A propos de la Porta Romana de Milan: dans quelle mesure la sculpture de l’Italie du Nord reflète-t-elle certains aspects de l’histoire communale? // Cahiers de civilisation médiévale. Xe — Xlle siècles. Année XXXVe. № 2. Avril —juin 1992. P. 147-153, fig. 1-8; Gardner J. An Introduction to the Iconography of the Medieval Italian City Gâte // Dumbarton Oaks Papers. Studies on Art and Archeology in Honor of E. Kitzinger. Colambia. 1987. №41. P. 199-213.

84 Forcella V. Iscrizioni delle chiese e degli altri edifici di Milano dal secolo VIH ai giomi nostri. Milano. 1892. Vol. X. P. 3-6.

8= Hülsen A. von. A propos de la Porta Romana de Milan: dans quelle mesure la sculpture de l’Italie du Nord reflète-t-elle certains aspects de l’histoire communale? // Cahiers de civilisation médiévale. Xe— Xlle siècles. Année XXXVe. № 2. Avril —juin 1992. P. 147— 153, fig. 1-8. P. 148-149.

Две эти памятные закладные плиты в настоящий момент практически уничтожены временем. Одна плита утеряна безвозвратно, от другой сохранились три фрагмента.

87 Banti О. Epigrafi е propaganda política ai primi del Trecento. Note di epigrafía e storia medioevale // Quademi ticinesi di numismática e antichità classiche. Vol. Xll. 1983. P. 257-276 (P. 266). Перевод: «Эту плиту, прежде высеченную из (стены) Дворца Коммуны Лукки, приказала воздвигнуть Пизанская коммуна ради будущей памяти о деянии, [приказав] предназначить ее для Кас-тель ди Кастро. И была она с ликованием установлена, чтобы у взирающих [на нее] воскрешалась память [о содеянном], а более того, чтобы всегда возрастала дерзновенная отвага союзников Пизанской коммуны и чтобы дерзость ее недругов всегда преодолевалась».

88 Nuovi monumenti epigrafici liguri (secc. Xl-Xll) / a cura del Dipartimento dei beni ambientali e culturali. Bordighera. 2001. P. 43. № XXXV11. Перевод: «Заложена я, чтобы не возжелали они минувшие деяния прошлого отвергнуть, чтобы никто не возымел возмущения и не упразднил славу Генуэзской коммуны. Лета Господня 1125, в мае месяце».

89 Corpus inscription uni... Vol. 1. P. 24.

90 Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М, 1989. С. 47.

91 Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. М, 1987. Гл. «Ренессансный историзм».