CC BY
118
УДК 321.01
Ю. В. Парфенова
СЕТЕВЫЕ ПАРТИИ КАК НОВЫЕ АКТОРЫ ПУБЛИЧНОЙ ПОЛИТИКИ В УСЛОВИЯХ КРИЗИСА ПАРЛАМЕНТАРИЗМА
В статье анализируются партии нового типа — так называемые сетевые партии, которые появились в условиях сетевого общества и в значительной степени переопределили процесс принятия и имплементации политических решений, существенно расширив возможности публичного участия в политике и предложив новые инструменты такого участия. Появление политических акторов нового типа было связано с кризисом традиционных институтов парламентского представительства и существенным расширением благодаря различным интернет-сервисам возможностей политической коммуникации.
Проанализировав феномен сетевых партий, автор приходит к выводу о том, что их интенсивное развитие в настоящее время не ведет к отказу от традиционных институтов парламентского представительства, а скорее является новой формой участия в политике, лишь дополняющей в новых социально-политических и культурных условиях существовавшие ранее.
Ключевые слова: сетевое общество, киберпартия, политическое участие, краудсор-синг, парламентаризм.
Современные парламентские институты в полной мере испытывают на себе влияние ключевых вызовов, возникающих и нарастающих в условиях становления и развития общества нового типа, чаще всего определяемого как сетевое общество или общество, основанное на знании.
Можно выделить следующие, наиболее значимые его характеристики:
— широкое распространение сетевых структур, как реальных, так и виртуальных;
— появление и быстрое развитие новых сетевых форм участия в политике и общественной жизни;
— экспоненциальный рост плотности и скорости информационного обмена, получаемый за счет новых сетевых технологий обмена информацией;
— новая роль знаний, ставших основным двигателем экономического развития и превратившихся из самоценности в объект обмена, широко представленный на рынке;
— рост рентабельности процесса производства и обмена (распространения) знаний, ставшего одной из самых прибыльных отраслей информационной экономики.
В условиях общества нового типа отчетливо прослеживаются тенденции переопределения роли государства и глобальных надгосударственных образований, места корпораций и некоммерческих организаций, да и самого гражданина в социально-политической системе. Среди таких изменений — заметные эффекты сетевизации политического процесса: количественный рост социально-политических сетей и качественное возрастание их роли в процессе подготовки и принятия политических решений, активизация возможностей их влияния на
© Ю. В. Парфенова, 2015
работу государственных институтов, формирование пространства альтернативных гражданских стратегий (Курочкин, 2011).
К наиболее существенным вызовам, меняющим сегодня поле публичной политики, справедливо относят «кризис различных форм тотальной организации политики и управления и появление новой сложности, многообразия и неустойчивости» (Сморгунов, 2005, с. 215). В результате этого практически повсеместно фиксируется снижение доверия к традиционным институтам политического представительства (парламентам, партиям, институтам общественного самоуправления) и, напротив, возрастает интерес граждан к иным формам участия, возникающим в условиях технологической революции общества, основанного на знании.
Рост сетевой активности как в виртуальном, так и в реальном социальном пространстве безусловно является реакцией на имитационный характер современных систем представительства, особенно заметной в условиях тех политических режимов, где они выполняют лишь маскирующую реальный политический процесс функцию.
Тем не менее политические партии по-прежнему относятся к ключевым акторам современного политического процесса, хотя в условиях кардинально изменившейся социально-политической, экономической и культурной среды сетевого общества закономерно ожидать значительных, качественных подвижек в их структуре, содержании деятельности, идейных основаниях, определяющих принципы функционирования и целевую аудиторию партий, и т. д.
Из всего многообразия факторов, определяющих место и роль политических партий в современном политическом процессе, следует выделить несколько наиболее существенных, на наш взгляд.
Первый и наиболее важный фактор — это лавинообразная медиизация общества, ведущая к повсеместному распространению шоу-политики и формирующая соответствующий набор правил (жанровые рамки) функционирования политических партий. Этот процесс может быть выражен как подмена идейного содержания привлекательной для большинства обывателей формой.
Сам феномен шоу-политики известен достаточно давно. Ги Дебор еще в 1967 г. обозначил современное общество как «общество спектакля», которое «существует в условиях барочного калейдоскопа явлений жизни, превратившихся в сознании людей в чистую символику без какого-либо признака на содержательный акцент, в шоу-мир вездесущей рекламы товаров потребления и театральной рекламности политики» (Дебор, 2014, с. 21). К похожей оценке состояния современной культуры и политики апеллировали Ж. Баландье («те-атрократия»), Жиль Липовецкий («эра вакуума») и другие постмодернисты. Ги Дебор подчеркивал закономерность становления «общества спектакля», его неслучайный характер: «Общество, основанное на современной промышленности, является зрелищным вовсе не случайно и не поверхностно. Оно фундаментально подчинено спектаклю, является зрелищным в самой своей основе. В спектакле, который является образом господствующей экономики, цель — ничто, развитие — всё. Спектаклю не нужно ничего иного, кроме самого себя» (Там же. С. 15).
_ 125
ПОЛИТЭКС. 2015. Том 11, № 2
Ключевым фактором, обеспечивающим становление культурной среды нового типа, стал невиданный ранее масштаб развития массмедиа в самых разнообразных формах: «Mass media являются наиболее ярким и поверхностным проявлением спектакля. На первый взгляд, СМИ вторглись в жизнь как простое оборудование для мгновенной коммуникации, очередное удобство — однако это новшество обернулось настоящим троянским конем, со своими эгоистическими целями и помыслами о саморазвитии. Если уж так вышло, что общественные нужды эпохи, в которой развивается подобная техника, могут быть удовлетворены лишь при помощи этой техники, если управление данным обществом и контакты между людьми больше не могут осуществляться иначе, как посредством мгновенной коммуникации, то это только потому, что "коммуникации" по сути своей стали односторонними» (Там же. С. 17). Таким образом, Ги Дебор подчеркивал однонаправленность воздействия медиаресурсов на человека, их манипулятивный, принудительный характер.
При этом новая среда интернет-медиа (о появлении которой Ги Дебор мог только догадываться в середине 1960-х гг.) многократно умножила как разнообразие форм существующих медиа, так и степень их влияния на социум и политический процесс: «В эпоху, когда medium уже не только message (как некогда полагал Маршалл Маклюэн), но и нечто существенно большее, чем message, сам факт существования посредничающих инстанций — рынка, медиа, техники — превращается в закон. И уже в этом состоит невиданное прежде восстание средств против целей — единственная форма революции сегодня. Теперь эти инстанции образуют интегральную область жизнедеятельности, которая, говоря языком Иммануила Канта, определяет собственный закон в максимально всеобщем и всеобъемлющем истолковании» (Ашкеров, 2008, с. 37).
Другой социально-политический вызов — рост индивидуализации социальных и политических коммуникаций — весьма красноречиво описал У. Бек: «Произошел общественный сдвиг доселе невиданного размаха и динамизма в сторону индивидуализации... Возникает тенденция к индивидуализированным формам и ситуациям существования, которые вынуждают людей ради собственного материального выживания ставить себя в центр планирования и осуществления собственной жизни. Индивидуализация в этом плане направлена на ликвидацию жизненных основ мышления в традиционных категориях крупных общественных групп — социальных классов, сословий или слоев» (Бек, 2000, с. 106).
Безусловно, процессу индивидуализации подвержено и политическое участие. Именно в условиях сетевого общества возникли новые инструменты, обеспечиваюшие его эффективность. «Интернет переформатировал информационную среду, внутри которой граждане принимают решение участвовать или нет в политической жизни. Он существенно удешевил распространение и поиск информации. В результате этих новаций многие комментаторы заговорили о том, что Интернет привел к новой эре участия, реализуемого за счет совместного (социального) производства (peer production), краудсорсинга, а также "организации без организаций"» (Margetts et al., 2015, p. 3). Примеры наиболее значимых решений, принятых при активном использовании новых индивидуализированных форм политического участия, а также революционные всплески
126 -
ЛОЛИШЭКС- 2015. Том 11, № 2
такой активности широко известны. Это — слишком переоцененные сетевыми оптимистами события Арабской весны (Египет, Йемен, Ливия), разработка кра-удсорсинговыми методами конституции Исландии в 2012 г, финский проект Open Ministry, создание американского ресурса Pop Vox и его аналогов. После анализа вышеобозначенных и множества других примеров сетевизации политики и индивидуализации участия в политической жизни партийность представляется рудиментом доинформационной эпохи (Курочкин, 2013).
Существенную роль в изменении форм политического участия и представительства интересов сыграли процессы олигархизации либо огосударствления (а в ряде случаев и того и другого одновременно) медийного пространства. Это, в свою очередь, значительно сузило возможности представлять и отстаивать интересы меньшинства в поле публичной политики, а значит, неизбежно натолкнуло политических активистов на поиск новых инструментов борьбы за свои интересы. Интернет-технологии открыли, казалось, неограниченные возможности для этого.
С другой стороны, использование новых сетевых технологий участия в процессах разработки и принятия политических решений осуществляет важную задачу публичной политики, с которой традиционные институты парламентского представительства эффективно справиться уже не могут: «Легитимация политических решений посредством публичного разума становится важным условием повышения доверия населения к публичной политике. В этих условиях меняется чувствительность политики и управления к внешнему влиянию и оценке. Публичная политика сегодня не может не учитывать открытость культурного, экономического, политического пространств» (Сморгунов, 2005, с. 215).
Здесь обращают на себя внимание два момента: использование краудсор-синговых технологий как механизма активного включения в политику так называемого коллективного знания, обеспечивающего необходимое разнообразие вариантов решения проблем, и активизация общественного участия благодаря обеспечению реальных механизмов участия граждан и их ассоциаций в процессах обсуждения и принятия решений.
В политической науке выделяют три основные формы участия политических партий в сетевой коммуникации.
Первая форма предполагает использование интернет-технологий для информирования своих избирателей и привлечения потенциальных сторонников. Эта форма используется традиционными партиями практически повсеместно. Еще в 1994 г. в Нидерландах и Великобритании были созданы первые интернет-сайты партии «Зеленых» и Лейбористской партии. К 2007 г. интернет-коммуникациями через собственные сайты были охвачены до 73% депутатов британской Палаты общин (Сморгунов, 2014, с.22). Сегодня доминирует точка зрения, согласно которой «партии становятся профессионализированными медиакомму-никационными партиями, со следующими признаками:
— профессиональный коммуникационный менеджмент;
— постановка проблем, основанных на критериях медиалогики (Twitter);
— ориентация скорее на отдельные вопросы, чем на согласованные программы;
_ 127
ЛОЛИИТЭКС- 2015. Том 11, № 2
— осознанные способности, отфильтрованные стратегическим центром власти;
— незначимость ресурса активного членства (волонтеры в кампаниях)» (Сморгунов, 2014, с. 29).
Вторая форма участия связана с изменением организационной формы существования партии и формированием сетевой партийной структуры, представляющей собой «многообразную сеть отношений, используемую как для достижения победы на выборах, так и для проведения своей политики» (Там же. С. 28). Структурные трансформации такого рода связаны прежде всего с переходом к платформе Web 2.0, главное отличительное свойство которой заключается в возможности пользователей активно участвовать в наполнении и корректировке сетевого контента (Литвиненко, 2012).
Наконец, третья форма — это собственно сетевые партии, или киберпартии, которые изначально создавались в виртуальной среде.
Феномен сетевых партий сегодня уже нельзя назвать совершено новым для политической науки. В отечественной политической науке его изучению посвящены работы Л. В. Сморгунова, И. С. Кислициной, С. А. Кислицина, А. А. Литвиненко, В. И. Шульженок и др. К ведущим зарубежным исследователям сетевых партий можно отнести Х. Маргеттс, Ф. Хартлеба, Г. Когера, С. Маскетта, Х. Ноела и др.
Хелен Маргеттс, вводя в 2001 г. термин «киберпартия», определяла эту новую форму партии не как маргинальный случай, а как закономерный итог развития политических партий в рамках общей траектории: от доминирования кадровых партий — к массовым, затем — ко всеохватным, картельным партиям и, наконец, — к киберпартиям, появление которых было вызвано изменением паттерна политического участия, распространением смешанных электоральных систем и, конечно же, бурным развитием интернет-технологий. Киберпартии не имеют формализованного членства, и их потенциальные сторонники — все избиратели, они действуют на границе между государством и гражданским обществом (Маргеттс видела в этом близость киберпартий и картельных партий), обеспечивая непосредственную онлайн-коммуникацию со своими сторонниками (Mar-getts, 2001).
Появлению нового типа партий способствовали, по мнению Маргеттс, два ключевых тренда, прослеживаемых с конца 1990-х до начала 2000-х гг. практически повсеместно в границах западного мира. Это — существенное сокращение членства в политических партиях и общественно-политических организациях в целом и компенсирующий его рост индивидуализированных форм политического участия. Приведенные в исследовании Мейера и ван Байзена данные, по 20 ведущим европейским демократиям показывают общее сокращение партийного членства за 30 лет примерно в три раза. При этом устойчивая тенденция сокращения членства прослеживается не только в партийных организациях, но и в прочих крупных неправительственных структурах, таких как, например, Гринпис, количество членов которого с 1993 по 1999 г. сократилось более чем в два с половиной раза (Mair, Biezen, 2001).
Для российской политической практики сетевые политические акторы приобрели особое значение во время электорального цикла 2011-2012 гг., когда
128 -
ПОЛИШЭКС. 2015. Том 11, № 2
на волне роста энтузиазма относительно эффективности использования в политике сетевых инструментов всерьез звучали предложения по немедленной сетевизации политического процесса. Так, по мнению президента Центра стратегических разработок Дмитриева, единственная возможность активизации публичной политики в сложившейся ситуации — создание партии нового типа, которую Дмитриев так и назвал — интернет-партией. В нее должны войти жители больших городов, где сосредоточен средний класс. Такая партия не будет требовать развитой региональной сети, так как «региональный партактив — не преимущество, а тормоз», а главное — партии должны будут «работать через Интернет в режиме онлайн, быстро обновляя контент» (Асмолов, 2011). Между тем уже созданные и действующие на российской политической сцене кибер-партии (такие как, например, Пиратская партия России) отнюдь не внушают подобного оптимизма.
Содержательный анализ идеологий, лежащих в основе деятельности кибер-партий, показывает их всеядность и эклектичность политических взглядов (порой перерастающую в явную противоречивость). Единственным объединяющим началом является общий протестный настрой (против косности и консерватизма политической системы и традиционных партийных структур, крайне далеких, по мнению киберактивистов, от простых избирателей), а также популизм, в значительной степени присутствующий в заявлениях практически всех сетевых партий (Кислицына, Кислицин, 2013). Определить какую-либо идеологическую доминанту, отличающую этот тип партий от прочих, не представляется возможным, поскольку ведущие киберпартии могут быть разнесены по всему политическому спектру: от либертарианства до консерватизма ультраправого толка и национализма.
Подводя итог, следует выделить ряд ключевых преимуществ сетевых партий, которые обеспечивают им сегодня голоса избирателей и позволяют надеяться на расширение их электоральной базы в будущем:
— сравнительно небольшие расходы на создание партийного бренда и его продвижение;
— широкая (ограниченная лишь возможностью доступа в Интернет) аудитория сетевых политических партий, сравнительно молодая, мобильная и образованная;
— отношения киберпартий и их сторонников носят интерактивный характер, т. е. предполагают непосредственное и активное участие потенциальных сторонников в формировании и продвижении партийного бренда как в виртуальной, так и в реальной политической среде;
— чрезвычайно быстрый и прямой информационный обмен, исключающий необходимость посредничества в выстраивании процесса обратной связи.
Однако, несмотря на отмеченные преимущества, сегодня виртуальные партии не могут всерьез претендовать на приход к власти ни в России, ни в ведущих западных демократиях. Этому видится несколько причин. Первая — это политический непрофессионализм и конъюнктурность киберактивистов, не способных адекватно влиять на выработку политики. Протестная, популистская составляющая в деятельности киберпартий явно превалирует над созидательной.
_ 129
ПОЛИИТЭКС 2015. Том 11, № 2
Другой серьезной проблемой остается так называемый «цифровой разрыв», суть которого сегодня сводится не столько к обеспечению возможности доступа к сетевым ресурсам, сколько к невысокому в среднем уровню цифровой грамотности населения и доверия к Интернету как независимому средству участия в политике.
Литература
Асмолов Г. Кризис представительства и сетевая политика // Еженедельный журнал. Июль 2011 // http://touch.ejnew.com/?a=note&id=11210 (дата обращения: 30.08.2015) {AsmolovG. Crisis of representation and network policy // Ezhenedelniy journal, July, 2011 // http://touch.ejnew. com/?a=note&id=11210 (date of access: 30.08.2015)).
Ашкеров А. Ю. По справедливости: эссе о партийности бытия. М.: Европа, 2008. 248 c. (AshkerovA. Yu. On just^: essay on party existence. M.: Europe. 2008. 248 p.).
Бек У. Общество риска: на пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 384 c. (Beck U. Society of Risk: on the way to another modern. M.: Progress-Tradition, 2000. 384 p.).
Дебор Г. Э. Общество спектакля. М.: Опустошитель. 2014. 224 c. (Debord G. Society of performance. M.: Opustoshitel, 2014. 224 p.).
Кислицына И. С., Кислицын С. А. Сайты политических партий — каковы перспективы? Анализ партийных интернет-коммуникаций в период избирательных кампаний 2007-2012 гг. // Политическая наука. 2013. № 1. C. 209-231 (Kyslicyna I. S., Kyslicyn S. A. Sites of Political Parties — what perspectives? Analysis of party internet-communications during elections 2007-2012 // Political science. 2013. N 1. Р. 209-231).
Курочкин А. В. Политика в условиях сетевого общества: новая структура и содержание // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 3, ч. 2. C. 113-117 (Kurochkin A. V. Policy under conditions of Network Society: new structure and content // Historical, philosophical, political sciences and law, Culturology and study of art. Issues of theory and practice. 2011. N 3, part 2. Р. 113-117).
Курочкин А. В. Краудсорсинг как новый метод политического управления в условиях сетевого общества // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2013. № 9-1. C. 78-81 (Kurochkin A. V. Crowdsourcing as a new method of political governance under conditions of Network Society // Historical, philosophical, political sciences and law, culturology and study of art. Issues of theory and practice. 2013. N 9-1. Р. 78-81).
Литвиненко А. А. ВЕБ 2.0. во внешней коммуникации политических партий Германии // Теория и практика общественного развития. 2012. № 2. C. 262-264 (Litvinenko A. A. Web 2.0 in outside communication of German political parties // Theory and practice of public development. 2012. N 2. Р. 262-264).
Сморгунов Л. В. Электронное правительство, менеджмент знания и административные реформы // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2005. № 2. C. 213-226 (Smorgunov L. V. E-governance, knowledge management and administrative reforms // Political Expertise: POLITEX. 2005. N 2. Р. 213-226).
Сморгунов Л. В. Сетевые политические партии // Полис. Политические исследования. 2014. № 4. C. 21-37 (Smorgunov L. V. Cyber political parties // Polis. Political research 2014. N 4. Р. 21-37).
Mair P., Biezen I. Party Membership in Twenty European Democracies, 1980-2000 // Party Politics. 2001. Vol. 7, N 1. Р. 5-21.
Margetts H. The Cyber Party // http://www.governmentontheweb.org/sites/governmenton-theweb.org/files/Cyber_party_paper.pdf 2001 (date of access: 30.08.2015).
Margetts H., John P., Escher T., Reissfelder S. Social information and political participation on the internet: an experiment // European Political Science Review. August, 2015. Р. 1-24.
130 -
ЛОЯИШЭКС 2015. Том 11, № 2
