CC BY
47
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2011. № 1
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ В.В. Филиппов
СЕНЕКА-ДРАМАТУРГ В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ
Статья посвящена проблеме перевода драм Сенеки на русский язык. В работе сравниваются несколько строк из центрального монолога Медеи. Первый из переводов выполнен М.В. Ломоносовым в 1748 г., второй — С.М. Соловьевым в 1920-е гг. и, наконец, третий — С.А. Ошеровым в 1983 г. Каждый переводчик Сенеки сталкивается с несколькими проблемами, среди которых: передача широкого охвата мифологических событий и умение «нагрузить» минимальный отрезок текста целой картиной ассоциаций; изысканный стихотворный размер, глубокий психологизм образов и характеров.
Ключевые слова: античность, перевод, латинский язык, драматургия, римская трагедия, образ.
The article is devoted to translating Seneca's dramatic plays into Russian. Some lines from Medea's central monologue from the drama of the same name are compared in this paper. One of the translations was made by M.V Lomonos-ov in 1748, the second one — by S.V Solovyev in the 1920s, the third one — by S.A. Osherov in 1983. Each translator faces certain difficulties, such as rendering all the mythological events and associations, exquisite metre, deep psychological insight into images and characters.
Key words: antiquity, translation, Latin, dramaturgy, Latin tragedy, image.
Как известно, судьба античного наследия в России значительно отличается от его судьбы на Западе. В частности, существует некоторая односторонность в выборе тематики влияния античности на русскую культуру, когда исследователи обращаются в основном к «авторам первого ряда» либо отдают предпочтение наиболее известным, что вполне естественно, произведениям [Любжин, 2007: 7]. Например, в России Сенека как философ был известен и раскрыт раньше, нежели Сенека-драматург. Проблема переводов трагедий Сенеки на русский язык пока еще не становилась отдельной темой для специального рассмотрения.
Отношение к Сенеке как драматургу в России на протяжении XVIII—XIX вв. было весьма противоречивым. Так, российский общественный деятель и писатель XVIII века Михаил Никитич Муравьев (1757—1807), известный тем, что по приглашению Екатерины II преподавал великим князьям Александру и Константину Павловичам русскую словесность, историю и философию, писал:
«Все трагедии, доставшиеся нам под именем Сенеки, составлены, так сказать, из сияющих и величественных мыслей, но суть чудовища» (Цит. по: [Любжин, 2007: 152]. Осип Иванович Сенковский (1800—1858), редактор известного в России журнала «Библиотека для чтения», хотя и называл Сенеку «не большим трагиком», но считал его сделавшим «то же самое, что сделал Корнель». «Он (Корнель) Греков Софокла превратил во Французов XVII века, ты (Сенека) превратил их в Римлян I столетия», — писал Сенковский [Библиотека для чтения, 1837: 74—75]. Поэт, драматург и переводчик Павел Александрович Катенин (1792—1853) характеризовал корпус драматических произведений Сенеки следующим образом: «Сии латинские трагедии, хотя часто стоят на ходулях, изобилуют сильными и высокими чертами и важны в истории драматического искусства» [Любжин, 2007: 152]. А историк и филолог Василий Иванович Модестов (1839—1907), автор «Лекций по истории римской литературы», считал, что «на стороне Сенеки всегда будет стоять высокий литературный талант» [Модестов, 1888: 630].
Первые опыты перевода трагедий Сенеки на русский язык относятся к XVIII в. М.В. Ломоносов перевел фрагменты из «Медеи», «Геркулеса Етейского» и «Троянок» для своей «Риторики»1, а известный русский поэт В.К. Тредьяковский (1703—1769) перевел небольшой отрывок из трагедии «Фиест»2. Для сравнения, в XV— XVI вв. все трагедии Сенеки были переведены на испанский и английский языки, в XVII в. — на французский [фон Альбрехт, 2002: 1301—1302].
Итак, до XX в. в России предпринимались лишь разрозненные попытки перевода драм Сенеки3, и полного собрания трагедий римского писателя русский читатель так и не получил.
В 1920-е гг. к переводу пьес Сенеки обратится С.М. Соловьев, русский поэт-символист, внук историка С.М. Соловьева, племянник философа Владимира Соловьева, переводивший, помимо трагедий Сенеки, Вергилия, Эсхила и других античных авторов.
1 Переводы вошли в главу 6 «Риторики», «О возбуждении, утолении и изображении страстей»: «Геркулес Етейский» — в § 125 (О честолюбии), «Медея» — в § 127 (О смешении страстей) (см.: Кораткое руководство к красноречию, книга первая, в которой содержится Риторика, показую-щая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочинённая... трудами Михайла Ломоносова, Императорской Академии Наук и Исторического Собрания Члена, Химии Профессора. СПб., 1748).
2 Перевод с Сенекиных латинских стихов, находящихся в трагедии «Тиесте» по окончании действия второго, в хоре начинающемся (Тредьяковский В.К. Соч. Т. 1. СПб., 1849. С. 562).
3 См. перевод «Медеи», выполненный в 1906 г. Н. Виноградовым — Сенека. Медея / Пер. Н. Виноградова. Сергиев Посад, 1906.
В 1924 г. Соловьев выступил с докладом «О переводах Сенеки» в подсекции по изучению художественного перевода Государственной Академии Художественных наук4. Он перевел шесть трагедий из корпуса, приписываемого римскому писателю, для знаменитого издания «Academia», а именно: «Медея», «Федра», «Эдип», «Фиест», «Агамемнон» и претекста «Октавия», которые, несомненно, являются ключевыми для творчества Сенеки.
В 1914—1915 гг. выходит в свет перевод Ф.Ф. Зелинского трагедий Софокла, что, безусловно, способствовало развитию переводческой деятельности с древних языков, так как впервые на русском языке появились все трагедии Софокла. Переводы Зелинского, несомненно, послужили толчком и ориентиром для Соловьева при работе над пьесами Сенеки.
Но перевод всех 10 трагедий для серии «Литпамятники» появился только в 1983 г., его осуществил Сергей Александрович Оше-ров (1931—1983), известный филолог-классик5, который, по мнению М.Л. Гаспарова, сделал «единственный удобочитаемый» перевод «Энеиды» на русский язык6.
Для того чтобы наглядно представить, в каком направлении двигались переводчики, работая над трагедией Сенеки, сравним несколько строк из центрального монолога Медеи из трагедии «Медея», которая, по мнению ряда исследователей, является в ряду пьес Сенеки одной из лучших7.
Medea nunc sum; creuit ingenium malis: 910 iuuat, iuuat rapuisse fraternum caput, artus iuuat secuisse et arcano patrem spoliasse sacro, iuuat in exitium senis armasse natas. quaere materiam, dolor: ad omne facinus non rudem dextram afferes. 915 Quo te igitur, ira, mittis, aut quae perfido intendis hosti tela? nescioquid ferox decreuit animus intus et nondum sibi
4 ЦГАЛИ, ф. 941, оп. 6, ед. 26.
5 По окончании классического отделения филологического факультета МГУ, аспирантуры, а затем защиты кандидатской диссертации (на тему «Римский исторический эпос эпохи республики и его традиции в "Энеиде" Вергилия») Ошеров работал редактором в издательстве «Художественная литература», где редактировал переводы с греческого, латинского, итальянского и немецкого языков. В 1972 г. был принят в члены Союза писателей СССР в секцию переводчиков.
6 М.Л. Гаспаров пишет: «Прижизненной известности это вредит: новый перевод "Энеиды" был бы событием в любой литературе — у нас он прошел почти незамеченным» [Гаспаров, 1995].
7 Ср.: Hempelmann A. Senecas Medea als eigenstaendiges Kunstwerk. Kiel, 1960.
audet fateri. stulta properaui nimis: ex paelice utinam liberos hostis meus 920 aliquos haberet++quidquid ex illo tuum est, Creusa peperit. placuit hoc poenae genus, meritoque placuit: ultimum magno scelus animo parandum est: liberi quondam mei, uos pro paternis sceleribus poenas date. 925
Часть именно этого фрагмента текста была переведена Ломоносовым, таким образом, перед нами один из первых опытов перевода Сенеки на русский язык8.
Медея ныне я, и дерзость в зле растет, Весьма полезно мне, что мной убит мой брат, Что мной растерзан был и на пути разметан; Полезно, что отец лишен руна златого. Не знаю, что теперь злoй дух мой умышляет И сам себе едва представить ясно смеет. К неслыханному злу рука моя готова. Примите, дети, казнь за отческу неверность.
(Издан в 1748 г.)
Сам по себе монолог играет в «Медее» одну из ключевых ролей, показывая ее колебание перед убийством детей, а также содержит в себе основные особенности драматического стиля Сенеки. Это, в частности, риторическая и философская направленность: знакомство зрителя с аффектами главной героини посредством высказанного Медеей пространного монолога, сам стиль ее размышлений об убийстве детей, усиление впечатления ужаса за счет оттягивания основного действа.
Ломоносов в своем переводе пользовался обычным «высоким» стихом русского XVIII в. — 6-стопным ямбом, в приводимом нами отрывке — безрифменным.
Традиция, намеченная И.Ф. Анненским в переводах Еврипида, которую затем продолжил Ф.Ф. Зелинский в переводах Софокла: передавать размер речевых партий подлинника 5-стопным ямбом с мужскими и женскими окончаниями, была воспринята и Соловьевым в его переводах Сенеки.
Медея — я; мой ум созрел средь бедствий. Отрадно брата голову отсечь И члены разрубить его; отрадно Украсть отца священное руно
8 Отметим слова М.Л. Гаспарова о том, что, хотя «принципы перевода маленькой цитаты и целого произведения всегда различны», для истории перевода правомерно сравнивать фрагменты с большими кусками текста (см.: Поэтика перевода. М., 1988. С. 29—62).
910
915 925
И руки дочерей вооружить
На гибель старца. Гнев, ищи добычи!
Для всех злодейств годна моя рука.
Какие стрелы, гнев мой, ты готовишь
Коварному врагу? Не знаю, что
Душа внутри решила, в чем не смеет
Сама себе признаться. Слишком я
Поторопилась, глупая. О, если б
Он от своей соперницы детей
Уже имел! Но все равно: Креуза
Твоих детей Ясону родила.
Я избираю это наказанье
И вижу в нем венец моих злодейств.
Душа, готовься! Дети что моими
Когда-то были, вы падете жертвой
За преступленье вашего отца. (Издан в 1932 г.)9
Употребление такого стиха в России традиционно связано с трагедией, в частности, им написан «Борис Годунов» А.С. Пушкина, драматическая трилогия А.К. Толстого. Однако в его использовании таится и некоторая опасность, которая, во-первых, проявляется в увеличении объема пьесы на русском языке и в некоторых случаях в нарушении стройности и структуры оригинала10. Что касается перевода Ошерова, то в нем в основном выдержан размер подлинника, эквилинеарность и ритмическая симметрия оригинала, что довольно трудно соблюдать при переводе с латинского языка.
Выбранный монолог Медеи занимает, как уже сказано, одно из центральных, кульминационных мест в трагедии. Героиня здесь предстает в замешательстве, то есть полной уверенности в необходимости осуществить задуманное, убить детей, — еще нет. Наш отрывок начинается символической фразой — «Теперь я Медея». Сенека подчеркнуто использует имя Медеи, поскольку это должно сразу вызвать у зрителя, а в трагедиях Сенеки многое говорит прежде всего в пользу сцены [фон Альбрехт, 2002: 1287], или читателя представление об образе колхидской царевны-колдуньи в целом и о событиях, с этой героиней связанных. Это умение скрыть за одним именем или предложением развернутые мифологические картины позволило У. Вилламовицу-Меллендорфу однажды остроумно заметить, что Медея Сенеки «уже читала Медею Еврипида» [Wilamowitz-Moellendorf, 1926: 180]. В самом деле, убийство брата
9 Сенека. Трагедии / Пер. С. Соловьева, вступ. ст. Н.Ф. Дератани (Серия «Сокровища мировой литературы»). М.; Л., 1932.
10 По этому вопросу см.: Ярхо В.Н. Ф.Ф. Зелинский — переводчик Софокла // Софокл. Драмы / Пер. Ф.Ф. Зелинского, О.В. Смыки и В.Н. Ярхо / Под ред. М.Л. Гаспарова и В.Н. Ярхо. Серия «Литпамятники». М., 1990.
и отца и похищение золотого руна можно уже и не упоминать, поскольку само имя героини, а также сделанный на нем автором акцент должны вызывать ассоциации с ее прежними злодеяниями.
Именно это наилучшим образом передано в переводе Ошерова.
Средь бед мой дар окреп: Медеей стала я. 910
О нет, недаром брата я похитила,
Разъяла тело, клада заповедного
Отца лишила, старцу на погибель нож
Вручила дочерям. Ищи же, боль моя,
Кого губить: рукам достанет опыта. 915
Так на какого недруга коварного
Ты обратишься, гнев мой? В глубине души
Решенье зреет, но боюсь признаться в нем
Себе самой. Я поспешила, глупая!
Когда бы от соперницы имел уже
Мой враг детей! Но нет — не мной, Креусою
Ясона дети рождены. Я выбрала —
И по заслугам! — казнь. К злодейству худшему
Готовья, дух! Моими, дети, были вы,
Но за отца преступного заплатите. 925 (Издан в 1983 г.)
Переводчик предлагает «ingenium» понимать как «дар», т.е. врожденные способности, которые в сочетании с именем Медеи — дар Медеи — создают более ясный образ коварной колдуньи, владеющей секретами ядов и снадобий. Выбранный Соловьевым перевод «ingenium» как «ум» не дает отчетливого представления о природе и качествах характера Медеи. У Ломоносова «ingenium» — «дерзость», т.е. готовность пойти на убийство детей Ясона, которая «растет» и крепнет по мере совершения ею все новых преступлений.
Выражение, употребленное Ошеровым, «Медеей стала я» в свою очередь как нельзя лучше передает одну из точек зрения стоицизма, которая заключалась в убеждении, что и в самом плохом человеке бывает зародыш добра. В одном из «Писем к Луцилию» сказано: «В душах, даже далеко зашедших во зле, остается ощущение добра»11. У Ошерова Медея превращается в олицетворение коварства и зла лишь потому, что выросла среди злодеяний, попав под влияние безудержных страстей — любви, а также, по мнению римского писателя, худшего из них — гнева, перешедшего у нашей героини в безумие, бешенство. Нельзя не признать, что с этой точки зрения в переводе Ошерова философская заданность пьес Сенеки оказывается выразительнее.
При переводе следующего описания Медеей ее «mala», т.е. ее прежних злодеяний, Ошеров отступает от подлинника и продолжает линию, направленную на создание представления о характе-
11 XCVII, 12.
ре, «даре» Медеи. В отличие от Ломоносова и Соловьева, он употребляет наречие «недаром», таким образом, вновь акцентируя внимание на сущности этой героини. Так, логически получается, что свои предыдущие преступления Медея совершила именно потому, что она Медея. «Sum Medea», — утверждает героиня, и, по Ошерову, ее злодеяния оказываются зависимыми от ее характера, который заключен уже в самом имени Медеи и в его известности аудитории. Не случайно, это чувство сознательности и рационализации действий в монологах пьес Сенеки неоднократно отмечено исследователями 12.
В трагедиях Сенеки преступления одних — главный источник страданий других героев, а следовательно, они и составляют собственно драматизм пьес Сенеки [Ошеров, 1983: 373]. С одной стороны, вина Ясона налицо, и он должен пострадать, но, с другой стороны, заслуги Медеи перед ним (убийство брата) суть сами по себе более ужасные преступления. Медея уверена, что дети Ясона должны пострадать за преступления отца, а именно за неверность Ясона, как с точки зрения смысла и перевел "pro paternis sceleri-bus" Ломоносов («Примите, дети, казнь за отческу неверность»).
Переводчик Сенеки, на наш взгляд, сталкивается с такими проблемами, как передача широкого охвата мифологических событий и умение «нагрузить» минимальный отрезок текста целой картиной ассоциаций; изысканный стихотворный размер, глубокий психологизм образов и характеров. Кроме того, переводчику Сенеки необходимо хорошо разбираться и в стоической философии, поскольку ею проникнуты практически все его пьесы.
По словам Ошерова, «каждая эпоха отбирает и своих авторов, и свое у каждого автора. Наше дело — понять, чего хотел Сенека» [Ошеров, 1983: 381]. Его перевод оказывается в художественном отношении точным потому, что он в наибольшей мере отразил особенности драматургической манеры и стиля Сенеки. Тем самым приблизил эпоху и мысли этого великого римского писателя русскому читателю.
Список литературы
Фон Альбрехт Михаэль. История римской литературы. Т. II. М., 2004. Боровский Я.М. Латинский язык Ломоносова // Ломоносов. Сб. статей
и материалов. Т. VI. М.; Л., 1960. Гаспаров М.Л. Ошеров-переводчик // Мандельштам и античность. М., 1995.
Любжин А. Римская литература в России в XVIII — начале XX века. М., 2007.
12 Ср.: [фон Альбрехт, 2002: 1286].
Модестов В.И. Лекции по истории римской литературы. СПб., 1888. Ошеров С.А. Сенека-драматург // Луций Анней Сенека. Трагедии. М., 1983.
Ошеров С. Найти язык эпох. От архаического Рима до русского Серебряного века. М., 2001. Софокл. Драмы / В пер. Ф.Ф. Зелинского, О.В. Смыки и В.Н. Ярхо /
Под ред. М.Л. Гаспарова и В.Н. Ярхо. М., 1990. Луций Аней Сенека. Трагедии / Пер. С. Соловьева. М.; Л., 1933. Топер П.М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М., 2001.
Библиотека для чтения. Т. 20. СПб., 1837. Wilamowitz-Moellendorf U.V. Griechische Tragoedien. Berlin, 1926.
Сведения об авторе: Филиппов Вячеслав Валерьевич, аспирант кафедры классической филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: slavade@rambler.ru
