CC BY
17
сто как прием, но как способ художественного мышления. Текст будто бы формируется наслоением случайных пазлов, которые намеренно складываются автором неправильно, в хаотичном порядке, и соединение их изначально не предусмотрено. В мире, где ничто заменило существование, трансценденцию, все происходит "здесь и теперь" - и в этом смысл барочного уподобления мира театру, суть которого тоже априори фрагментарна и не подчинена причинно-следственным связям прошлого. Вот почему проза Хармса так преждевременно становится уходом от манеры модернизма, который связывает все со всем и учитывает единство всего происходящего (в работе Липовецкого упоминается термин "узел Вселенной", который характеризует сведение разных фрагментов в единое целое). У Хармса таким "узлом" становится не происходящее, а само письмо, на которое обращены главные силы творчества (известно, какое значение у Хармс придавал форме). То есть при целостности и безупречной отлаженно-сти формы письма содержание его остается до крайности фрагментарным. Само письмо при таком взгляде становится в свою очередь аллегорией хаоса, смерти субъекта и исторической катастрофы - тем самым оно стирает само себя и взрывает представление о значимом центре картины мира.
Таким образом, анализ художественной манеры Д. Хармса показал, что бытие куль-
туры по своим характеристикам соотносимо с бытием текста и художественного образа, т.е. условно, перманенто и мгновенно изменяемо.
ЛИТЕРАТУРА
1. Парменид. О природе (Поэма) / Пер. М. Дын-ника // Античная философия (Фрагменты и свидетельства). М.: Политиздат, 1940. 212 с. С. 22.
2. Почепцов Г.Г. "Грамматики" Хармса, реклама и "Голлем" Майринка // Г.Г. Почепцов. Семиотика. М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 2002. С. 199-211.
3. Хармс Д. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2: Новая Анатомия. СПб.: Азбука, 2000. 416 с.
4. Ямпольский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). М.: Новое литературное обозрение, 1998. 384 с.
5. Квятковский А.П. Поэтический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966. 376 с. С. 188-189.
6. Токарев Д.В. Курс на худшее: Абсурд как категория текста у Даниила Хармса и Самюэля Беккета. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 336 с. С. 108.
7. Липавский Л. Разговоры // Логос. 1993. № 4. С. 7-75.
8. Липовецкий М. Аллегория письма: "Случаи" Д.И. Хармса (1933-1939) // Новое литературное обозрение. 2003. № 63. С. 125-132.
9. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. 616 с. С. 362.
10. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб.: Академический проект, 1995. 512 с. С. 42.
26 октября 2010 г.
УДК 81.22
СЕМАНТИКО-ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КАТЕГОРИИ КОНТРАСТА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ Б. ПОПЛАВСКОГО
Л.В. Драгалева
Представители литературы младшего поколения первой волны русской эмиграции, как отмечают исследователи, достаточно рано осознали потребность в закреплении информации
Драгалева Людмила Викторовна - ассистент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Донского государственного технического университета, соискатель кафедры русского языка и теории языка Педагогического института Южного федерального университета, 344007, г. Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, e-mail: luda2009@ inbox.ru, т. (8632)404538.
о себе в культурологической памяти соотечественников и последующих поколений [1]. В связи с этим в рамках данной литературы (20-30 гг. ХХ в.) была выработана радикальная реконфигурация способов понимания
Ludmila Dragaleva - assistant of Social and Humanitarian Science Department at the Don State Technical University, post-graduate student of Russian Language and Language Theory Department at the Pedagogical Institute of Southern Federal University, 33, B. Sadovaya Street, Rostov-on-Don, 344007, email: [email protected], ph. +7(8632)404538.
и рефлексии окружающего мира, прежде всего, его духовной составляющей. С учетом политических и идеологических изменений, произошедших в России, писатели стали признавать, что художественное конструирование духовной жизни индивида предполагает воссоздание особой эмигрантской атмосферы тех лет [2]. В то же самое время новые способы конфигурации духовного мира эпохи произвели модели, которые в очередной раз низвергли гегемонию мышления, основанного на причинно-следственных связях.
Литераторы "незамеченного поколения" (термин В. Варшавского [3]) активно вводят исторический контекст в творческий процесс смысловообразования художественного дискурса, многократно кодируя исходный материал до тех пор, пока он не превратится в миф. В результате истинность оборачивается псевдопроблемой, а понятия "реальность" и "реальный" становятся взаимоисключающими.
На фоне литераторов "незамеченного поколения" в русле обозначенных выше творческих подходов к художественному освоению эмигрантской действительности выделяется, в частности, Борис Поплавский (1903-1935), мифологическая парадигма мышления которого ярко отразилась в двух его во многом автобиографических романах ("Аполлон Безоб-разов" (1932) и "Домой с небес" (1935)), а также в многочисленных поэтических произведениях.
К началу XXI столетия, в эпоху стремительной интеграции гуманитарного знания, жизненный и творческий опыт Б. Поплав-ского оказался созвучен современности, по-новому востребован российской культурой. Если говорить о степени изученности этого феномена в современной филологии, то творчество Б. Поплавского в определенной степени изучено в литературоведении. Остался нереализованным языковедческий анализ авторского механизма превращения жизненного опыта и мироощущения в художественную реальность автобиографических произведений. Вопрос о языковой самобытности Б. Поплав-ского в аспекте рефлексии духовного мира первой волны русской эмиграции по существу остается открытым: литературоведческие интерпретации творчества данного автора, несмотря на их глубину и оригинальность, оставляют почти нетронутой для лингвистического анализа сферу идиостилистических особенностей субъективации художественного текста.
Данный факт определяет актуальность проводимого нами исследования. Литера-
турное творчество Б. Поплавского может и должно быть системно рассмотрено не только в качестве материала исследования мифа о "незамеченном поколении", но, в первую очередь, - как историко-литературный феномен, которому присущи собственные эмоциональные, интеллектуальные, эстетические и лингвистические характеристики, в которых отразился духовный опыт и мировоззренческие установки автора.
Согласно нашим наблюдениям, в идио-стиле Б. Поплавского прием контраста достаточно частотно реализуется разделительными отношениями, выявляемыми сочинительной связью между словоформами-антонимами и между частями сложного предложения с ан-тонимичным значением. В качестве семантического признака, инвариантного для разделительных отношений в прозе автора, выдвигается "возможность выбора" между соединяемыми союзом номинациями или же их номинатами, т.е. обозначенными этими номинациями событиями или элементами события. При этом между номинатами устанавливаются отношения взаимоисключения: они исключают друг друга при определенных условиях.
В идиостиле Б. Поплавского мы выделили следующие виды разделительных отношений, семантизирующих категорию контраста:
1. Отношения модального взаимоисключения, устанавливаемые между номинатами-антонимами, исключающими друг друга в качестве идентичных денотату, идентификация которого вызывает затруднение у повествователя. Данный вид разделительных отношений выражается союзом или. Ср.: (1) Но где был Аполлон Безобразов все это время, когда он лежал, завернувшись, как мумия, страшно скорчившись или до странности вытянувшись в позе каменных фигур, на древних усыпальницах [4, с. 37]. В пределах отношений модального взаимоисключения была выделена особая разновидность с выраженным признаком неуверенности повествователя в выборе номината, идентичного денотату. Данная разновидность отношений модального взаимоисключения выражается союзом не то...не то. Например: (2) Перед сном он, очевидно, вовсе забывшись, вздыхает и кряхтит не то горестно, не то облегченно, и в этих звуках столько какой-то древней, истинной, природной христианской философии [4, с. 59].
2. Отношения темпорального взаимоисключения, устанавливаемые между номина-тами-антонимами, исключающими осущест-
вление друг друга в одном временном отрезке. На выражении этих отношений в прозе Б. Поплавского специализируется союз то. то. Например: (3) Шел дождь, не переставая. Он то отдалялся, то вновь приближался к земле, он клокотал, он нежно шелестел; он то медленно падал, как снег, то стремительно пролетал светло-серыми волнами, теснясь на блестящем асфальте... [4, с. 9]. Рассматриваемый здесь вид разделительных отношений может также выражаться наречием иногда. Ср.: (4) Иногда он видел горы. Иногда он вообще переставал видеть, тогда звуковые явления занимали его [4, с. 101].
Соположенность несовместимого, отраженного значениями антонимичных единиц, в подобных конструкциях находит формальное выражение в параллелизме структуры, тождестве модально-временных планов предикатов-антонимов. Таксисные отношения в выделенных разделительных конструкциях обоих типов реализуются как отношения несовместимости явлений в одной временной точке, т.е. как отношения неодновременности. Союзы, формирующие разделительные отношения, локализуют антонимичные действия в определенной временной точке по принципу: сначала "а", потом "б". Другими словами, на уровне одной временной точки в анализируемых модусах автор приписывает предмету (лицу) диаметрально противоположные, контрастные действия. Более того, кроме идеи последовательной смены, неодновременности в значение разделительных союзов входит представление о том, что члены разделительного ряда - компоненты "а" и "б" сменяют друг друга достаточно часто [5].
Подобная поэтическая иррациональность, конструируемая союзами, разделяющими семантически контрастные языковые единицы, как думается, предстает в художественном дискурсе Б. Поплавского скрытой метафорой мятежности натуры самого автора. Тот факт, что в попытке преодолеть раздвоенность души и тела, чувственного и умопостигаемого, физического и психического писатель впадал в диаметрально противоположные крайности, подтверждается многочисленными выдержками из воспоминаний о нем. Вот, например, высказывание о писателе Василия Яновского: "Чудилось - у Поплавского огромный запас жизненных сил: вот-вот легко и походя опрокинет ставшего у него на пути... Но вдруг что-то срывалось: совсем неожиданно и ощутимо! Лопалась центральная пружина, и Поплавский застывал на всем
бегу, точно зачарованный медиум, улыбаясь сонной улыбкою. И сдавался: соглашался, уступал, уходил!.." [6].
В реальной жизни Б. Поплавский стремился соединить несоединимое, чтобы разрубить гордиев узел "несуществующего существования", что непосредственно отразилось на виртуальной жизни его персонажей, для которых характерно парадоксальное сочетание процессов интеграции и одновременно фрагментации. Полярная крайность совмещается в них (как и в самом авторе) с пассионарной жизненной активностью. На уровне идиостиля Б. Поплавского это отражается, в частности, в антонимическом сближении антонимов в двойное предикатное сочетание в пределах одного высказывания, что позволяет представить выражаемое антонимами действие наиболее активным образом. Ср.: (5) ...Аполлон Безобразов...любил одновременно утверждать и отрицать, любил долго сохранять противоречивые суждения о человеке, пока вдруг, подобно внезапному процессу кристаллизации, из темной лаборатории его души не выходило отчетливое и замкнутое суждение, содержащее в себе также и момент доказательства, которое потом и оставалось за человеком неотторжимо. [4, с. 32]. Противоположные действия, обозначенные данными глаголами, объединились как две стороны одного процесса. В результате действие представляется более длительным.
В прозе Б. Поплавского антонимические пары представлены различными в конструктивном отношении сочетаниями. Если глаголы соединяются союзом и, то значение противоположности заключено в самих словоформах. Ср.: (6) Огромные города продолжают всасывать и выдыхать человеческую пыль [4, с. 13]. Если противопоставление выражено противительным союзом, - антонимия, как правило, контекстуальная. Например: (7) Однако он не записывал своих размышлений, а изображал их в курьезных символических фигурах, наподобие средневековых карт Таро [4, с. 47]. В данном случае автором противопоставлены синонимически близкие глаголы, поэтому антонимия является контекстуальной. Отношения между глаголами в таких объединениях причинно-следственные (не записывал., потому что изображал.). В парадигматике текстового пространства Б. Поплавского происходит нейтрализация оппозиции синонимии и антонимии, заложенной в системе языка: синонимы потенциально
становятся элементами противопоставления, средством отражения в описании характера персонажа прагматики повествователя, приобщения персонажа к смысловой и экспрессивной устремленности повествователя. Стиль, в котором ведется подобное изложение, отражает образ мышления повествователя.
Антонимические отношения между предикатными формами, выявляемыми в идиости-ле Б. Поплавского, могут существовать как в самой системе языка (8), так и в авторском словоупотреблении (9). Ср.: (8) Олег каждый раз умолял Безобразова ничего не красть, а Безобразов с удивительным самообладанием и быстротой исполнения крал огромные плитки шоколада, неподражаемо безопасно продолжая разговаривать с булочницей... [4, с. 267]; (9) Уходил в горы, где до седьмого пота карабкался по скалам, чтобы, далеко отошедши от всего живого, спать в каком-нибудь орлином гнезде. Здесь, засыпая, он думал свои золотые буддийские мысли, о солнечном круговращении всего, о торжестве свободы и необходимости, о легкости мира, который так легко сдунул с себя, как оцепенение золотой послеобеденной сонливости, а внизу, на несколько верст под ним, нестерпимо торопливо, тяжело, тревожно начиналось короткое, как гроза, счастье Олега, быстро долженствующее смениться столь долгим и тяжелым ливнем слез [4, с. 279].
В авторском словоупотреблении (9) антонимические единицы, обладающие поэтической функцией, "которая не совпадает с функцией языка как средства общения, а представляется ее своеобразным обослож-нением" [7], реализуются в модусе авторского преобразования, в результате которого антонимы обогащаются "художественно-изобразительными приращениями смысла" [8], "обертонами смысла" [9]. Подобные единицы можно назвать языковыми художественными образами, в отличие от тех литературных образов, которые имеют языковое выражение, но надъязыковое содержание (ср. с примером (8)). В виде конкретных проявлений художественного дискурса Б. Поплавского они выступают как речевые художественные образы, характеризующиеся тем новым, что возникает у факторов языка вследствие их выбора, размещения, комбинирования и трансформирования автором. В примере (9) речевые образы Аполлона Безобразова и Олега - в отличие от языковых образов в примере (8) - создаются окказиональными, намеренно подчеркнутых авторских характеристик. Праг-
матическим выражением данного контраста предстает, с одной стороны, взаимосвязанная процедура авторской субъективации персонажей в условиях бытовой повседневности (предпочтение смысловых характеристик бытия Аполлоном и тактильных, психологических - Олегом). С другой стороны, в тексте реализуется контрастная объективация самих персонажей (онтологизация их внутренних интенций и установок). Автором формализуется основной парадокс отношения к жизни персонажей. Конфликтная диалектика данного отношения, конструируемая на оси "притяжения-отталкивания", выражает травматическую невозможность персонажей реализовать свои исходные желания как несостоятельную попытку опредмечивания сугубо экзистенцио-нальных содержаний. Персонажи, сталкиваясь с данной невозможностью, приходят к одному и тому же результату. Предпринимая, по замыслу автора, диаметрально противоположные действия, персонажи, тем не менее, отражают единую логику перверсивного мышления (травматическое соотнесение интеллектуального и соматического опыта), ощущение децентрализации своего "Я", сведение его к отчуждающей идентификации с другим (ближайшим элементом коммуникации) и Другим (всей системой социальных значений в целом).
Исследователи отмечают, что для стиля Б. Поплавского характерен "шоковый стык" физического и метафизического начала, рождающий в авторских текстах "не абсолютную гармонию, а абсолютную дисгармонию" [10, с. 106]. Образы персонажей в художественной картине мира писателя представлены в двойственном свете, что восходит, как представляется, к авторской дискурсивной стратегии критики классической метафизики, сочетающей художественное и научное видение мира и человека, и осуществляющей столь радикальную критику метафизики, что человек рассматривается как продукт собственного опыта, связанного с переживанием процесса расщепления настоящего времени. В связи с этим, как думается, в идиостиле писателя ярко проявляется противопоставление понятий "поэтическая рациональность" (физическое) и "деконструкция" (метафизическое). Ср.: (10) Он позволял всему вращаться вокруг него, но сам не вступал во вращение. Он всем поддакивал, говорил сразу со многими и, не слушая никого, спокойно спал на словесных волнах [4, с. 79].
Поэтическая рациональность персонажа порой доводится до абсурда, становится анти-
тезой самой себе, превращаясь в деконструкцию как синонимичную форму существования. То, что принимается за синонимичный смысл, пронизано тканью противопоставления. Между персонажем и наличным бытием - несовпадение вещи и смысла. Ср.: (11) Ты и земля хорошо понимаете друг друга, и потому так ровно дышит грудь, как будто и нет дыхания, так спокойно бьется сердце, как будто отсутствует вовсе [4, с. 305]. В данном случае мы сталкиваемся с еще одним парадигматическим смещением в текстовом пространстве Б. Поплавского (ср. с примером (7)): элементы противопоставления становятся синонимами, происходит нейтрализация смысла жизни персонажа. Анто-нимичные элементы становятся контекстуальными синонимами, реализуют разные оттенки одного, более общего смысла, выраженного подтекстом целого сочетания. Отношения между элементами в таких объединениях слов ассоциативные. В плане подтекста здесь наблюдается цепь дискурсивных "тектонических разломов", свидетельствующих о наличии целого ряда острейших внутренних проблем персонажа (децентрализации субъекта, травматической коммуникации).
Выявленные в рамках данной статьи парадигматические смещения на уровне текстового пространства Б. Поплавского, как представляется, выполняют функции двух механизмов "отчуждающей идентификации" (термин Ж. Лакана) персонажа. При антони-мизации синонимов парадигматика текстового пространства семантизирует модус "Воображаемого", который действует как стратегия компенсации противоречивой натуры персонажа уникальными способностями (ср. пример (7)). Синонимизация антонимов - модус "Символического" - компенсирует экзистенциональное одиночество персонажа посредством его интеграции в систему виртуальной, вымышленной действительности (ср. пример (11)). Данные модусы, что соответствуют когнитивной установке автора, присутствуют в проанализированных моделях противопоставления.
В художественном дискурсе Б. Поплав-ского противопоставление может выражаться и посредством конструкции с уступительно-противительными отношениями. Например: (12) Она была необычайно слаба и казалась тяжело больной, хотя иногда она рано вставала в необычайно радостном, счастливом настроении и принималась мыть и чистить комнаты, как будто весь мир хотела переделать по-новому... [4, с. 158]. Создавая
речевые образы, основанные на противопоставлении предикатов, автор создает эмоционально-экспрессивные средства, которые воздействуют на психику и когнитивную сферу читателя. Именно для них характерны преобладание экспрессивного момента над интеллектуальным, смысловая емкость и многоплановость.
В стилистическом отношении употребление категории контраста всегда очень важно там, где нужно противопоставить какие либо факты из жизни персонажа, его действия. В прозе Б. Поплавского встречаем данную категорию прежде всего при характеристике персонажей, находящихся всегда на распутье, готовых совершить конкретные действия, или диаметрально противоположные им, не в зависимости от сложившихся обстоятельств, а в силу своих внутренних противоречий, несущих вслед за собой деконструкцию персонажей.
Таким образом, Б. Поплавский избирает языковые средства, ориентированные на процесс удивления, изменения сконструированной виртуальной ситуации. Особенностью художественного дискурса Б. Поплавского является позиция самого автора, который посредством категории контраста отмечает только наиболее характерное для того или иного описываемого персонажа, что естественно связано с имплицитным характером присутствия самого автора и особенностью авторизации каждого персонажа. Возвышая рафинированность своего языка, Б. Поплавский "выписывает" свои персонажи, отражая реальную и желаемую автором противоречивую действительность эмигрантской жизни с экспрессивным фоном повествования. Одновременно делается ощутимым и своеобразие когнитивного восприятия писателя. Категория контраста в созданных от лица писателя описаниях персонажей и виртуальной действительности в высшей степени индивидуальны. Подобные описания концентрируют в себе совмещение несовместимого, которое и рождает живое представление о русском эмигранте первой волны, а также отражает подвижное, непредсказуемо-ассоциативное творческое воображение повествователя, остроту его восприятия объективного мира.
Исследование разделительных конструкций, элементами которых предстают антонимичные словоформы, и сложных предложений, части которых характеризуются
антонимичным значением, позволяет выявить в художественном дискурсе Б. Поплавского две основные функции категории контраста: объективно-определяющую и субъективно-оценочную. Если первая из них связана с созданием неосложненного окказионального стилистического смысла, то вторая наиболее ярко проявляется в конструировании осложненного смысла, для которого характерно наличие эмоционально-оценочных компонентов. Последние во многом определяют мистическую тональность художественного дискурса Б. По-плавского. Они способствуют адекватному восприятию художественных образов, в частности образа автора и его прагматической установки. Таким образом, присутствующие в семантической структуре анализируемых конструкций эмоционально-оценочные компоненты обнажают позицию автора в воспроизведении окружающей действительности в терминах автобиографической памяти. Мир автобиографической памяти Б. Поплавского создан "незаконными" средствами, заимствованными у родственного литературе искусства, у живописи, для которой характерно гармоничное сочетание порядка и хаоса, подведение данных феноменов под единый когнитивный знаменатель, хотя и в метафорической форме (ср., например, картины М. Шагала).
ЛИТЕРАТУРА
1. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Госучпедгиз, 1959. 492 с. С. 217.
2. Грякалова Н.Ю. Человек модерна: биография-рефлексия-письмо. СПб.: Изд-во Дмитрия Булани-на, 2008. 384 с. С. 49.
3. Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М.: Инэкс, 1992. 384 с.
4. Поплавский Б. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2.: Аполлон Безобразов. Домой с небес: Романы. М.: Согласие, 2000. 462 с.
5. Ананьева О.А. Полипредикативные разделительные предложения с союзом "или": строение и семантика: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самара, 2005. 22 с. С. 17.
6. См.: Дальние берега: Портреты писателей в эмиграции. М.: Республика, 1994. 465 с. С. 27.
7. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Госучпедгиз, 1959. 492 с. С. 390.
8. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Наука, 1963. 256 с. С. 125.
9. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд, 1974. 285 с. С. 36.
10. Барковская Н. Стилевой импульс "бестактности" в творчестве Б. Поплавского // ХХ век. Литература. Стиль: Стилевые закономерности русской литературы ХХ века (1900-1950). Екатеринбург: УрГУ, 1998. Вып. 3. С. 104-115.
23 июля 2010 г.
УДК 811.11-112: 003.23
РУНИЧЕСКОЕ ПИСЬМО КАК ОТРАЖЕНИЕ КЛЮЧЕВЫХ КОНЦЕПТОВ ДРЕВНИХ ГЕРМАНЦЕВ
Р.Е. Богачев, О.А. Сидоренко
На сегодняшний день понятие "ключевой концепт" достаточно хорошо изучено и прочно обосновалось в когнитивной лингвистике [1]. Однако существует проблема выделения самих ключевых концептов в рамках национальной концеп-тосферы или концептуальной картины мира. В самом деле, работы, в которых затрагивается
Богачёв Роман Евгеньевич - кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 1 Белгородского государственного университета, 308007, г. Белгород, ул. Студенческая, 14, корп. 2, e-mail: [email protected], тел. 8(4722)301891;
Сидоренко Ольга Александровна - соискатель, ассистент той же кафедры, e-mail: [email protected], тел. 8(4722)301891.
понятие ключевого концепта, обычно изначально ограничены либо идиолектом определенного писателя, либо областью употребления этих ключевых концептов. В случае, когда идет речь о ключевых концептах в рамках какой-либо национальной концептосферы (например, в работах А. Вежбицкой, А.Д. Шмелева, А. Зализняка) их выбор часто затруднен отсутствием четких критериев к определению [2].
Roman Bogachev - Ph.D. of philology, associate professor of the Foreign Languages Department №1 at the Belgorod State University, 14/2 Studencheskaya Street, Belgorod, 308007, e-mail: [email protected], ph. +7(4722)301891;
Olga Sidorenko - degree-seeking student, teacher of the same Department, e-mail: [email protected], ph. +7(4722)301891.
