CC BY
46
ИСТОРИЯ
В. И. Бакулин, Е. И. Вознесенская
СЕЛЬСКАЯ ОБЩИНА ПРИ ПЕРЕХОДЕ К НЭПУ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ (НА МАТЕРИАЛАХ ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ)
Авторы статьи обращаются к малоизученной в отечественной историографии проблеме крестьянской общины в советский период. Рассмотрены теоретические подходы к проблеме видных представителей социалистической мысли XIX - начала XX века. Проанализированы эволюция государственной политики 1920-1921 гг. в отношении общины, а также факторы, влиявшие на эту политику.
История русской общины неоднократно привлекала внимание многих отечественных исследователей, но центр тяжести их научного поиска приходился, как правило, на дореволюционную эпоху и особенно на годы столыпинской аграрной реформы [1]. Относительно короткий (1917 -начало 1930-х гг.) период существования общины в советской деревне изучен значительно слабее, хотя и он не был полностью проигнорирован историками как в 1920-е гг. [2], так и во второй половине XX - начале XXI в. [3] Но в рамках указанного периода полученные знания носят пока неполный, фрагментарный характер: эволюция практического взаимодействия властей различных уровней с сельской общиной не всегда сопряжена с эволюцией теоретических взглядов большевиков на этот общественно-административный институт, а недостаточный объем проанализированного фактического материала регионального уровня не позволяет выходить на серьезные обобщения и вполне обоснованные выводы в исследуемой области. Указанными обстоятельствами и определяется актуальность темы предлагаемой читателям статьи.
Теоретическое осмысление такого феномена, как русская сельская община («мир»), начиналось отнюдь не в 1917 г. В определенной степени тему эту затронули основоположники марксизма; она оказалась центральной в среде приверженцев немарксистского социализма в России - народников, видевших в общине готовую
БАКУЛИН Владимир Иванович - доктор исторических наук, профессор по кафедре отечественной истории ВятГГУ
ВОЗНЕСЕНСКАЯ Екатерина Иосифовна - аспирант кафедры отечественной истории ВятГГУ © Бакулин В. И., Вознесенская Е. И., 2006
«ячейку» социализма. Ее не обошли вниманием такие видные идеологи российской социал-демократии, как Г. В. Плеханов и В. И. Ленин.
Свои взгляды на русскую общину Карл Маркс изложил в марте 1881 г. в письме к В. И. Засулич [4], а также в трех вариантах набросков ответа на ее письмо [5]. Сущность его концепции такова. Страны Западной Европы, вслед за Англией, идут по пути капиталистического развития. Для них неизбежность этого пути обусловлена процессом вытеснения частной собственности (в первую очередь земельной), основанной на личном труде, капиталистической частной собственностью, «основанной на эксплуатации чужого труда, на труде наемном» [6]. В России таковой неизбежности не существует, поскольку «земля никогда не была частной собственностью русских крестьян...» [7].
Именно поэтому русская община, при благоприятных условиях, может не только сохраниться, но и стать «точкой опоры социального возрождения России» [8], реализуя на практике преимущества коллективного труда, производственной кооперации. К тому же, коллективное землепользование, «физическая конфигурация русской почвы, - отмечал Маркс, - благоприятствует применению машин в широком масштабе» [9].
Суммируя вышесказанное, автор «Капитала» делал довольно радикальный вывод: «Даже с экономической точки зрения Россия может выйти из тупика, в котором находится ее земледелие, только путем развития своей сельской общины; попытки выйти из него при помощи капиталистической аренды на английский лад были бы тщетны: эта система противна всем сельскохозяйственным условиям страны» [10]. Даже из этого текста видно, насколько тоньше учитывал К. Маркс цивилизационные особенности России, нежели очень многие его последователи - «марксисты».
Вместе с тем он находил, что без сознательной финансовой и прочей поддержки государства, в случае продолжения традиционной политики российского самодержавия сельская община может в конечном счете погибнуть, но причинами того станут не историческая необходимость, не теория, а вполне конкретные политические и экономические факторы, ибо «как может сопротивляться община, раздавленная вымогательства-
ми государства, ограбленная торговцами, эксплуатируемая помещиками, подрываемая изнутри ростовщиками!» [11].
Опубликованные впервые лишь в 1924 г. ответ К. Маркса В. И. Засулич и наброски его вариантов не стали достоянием социал-демократов России в те годы и десятилетия, когда вырабатывались теоретические, программные положения этого политического течения, складывалось мировоззрение его идеологов и лидеров. В конечном счете в их сознании утвердилась мысль (почерпнутая из иных произведений К. Маркса и Ф. Энгельса, включая политические «памфлеты» типа «Манифеста Коммунистической партии») о смене общественно-экономических формаций как о некоем универсальном глобальном процессе, закономерности протекания которого имеют силу в различных регионах планеты. Предупреждение Маркса о том, что его анализ перехода от феодальных отношений к капиталистическим касался исключительно Западной Европы, увы, не дошло до потенциальных адресатов, среди которых был и «отец русского марксизма» Г. В. Плеханов.
Уходя от своего народнического прошлого, осваивая марксистскую теорию и проецируя ее на российские условия, Г. В. Плеханов вступил в идейное противоборство с бывшими однопар-тийцами - народниками. Длившаяся не одно десятилетие полемика накладывала отпечаток на его воззрения и вполне закономерно заставляла заострять отдельные теоретические положения. Полемический задор, желание отстоять свою точку зрения не всегда идут на пользу искомой истине, объективно подталкивая спорящего к некоторому упрощению сложной проблемы, к определенным преувеличениям в содержании приводимых аргументов и т. п. Даже крупным мыслителям, к числу которых, безусловно, относился Георгий Валентинович, не всегда удается избежать такого рода опасности. На наш взгляд, она дала себя знать в плехановской оценке роли крестьянской соседской общины в жизни российского общества как на рубеже Х1Х-ХХ вв., так и на перспективу.
К началу ХХ в. идеологи народничества, а за ними и их преемники (эсеры, энесы), по существу, отошли от прежних категорических утверждений о «случайности», «беспочвенности» капитализма в России и о возможности, минуя его, непосредственно перейти к социализму при опоре на «народные формы производства», в первую очередь - на сельскую общину с ее коллективной поземельной собственностью, крестьянским самоуправлением и духом сотрудничества, взаимопомощи. Следует заметить, что и эти идеи не были вполне абсурдными. Российский капитализм существенно отличался рядом признаков
(большая роль государства и государственного бюджета в развитии индустрии, опережающие темпы развития отраслей тяжелой промышленности относительно легкой, объективно заданная невысокая товарность сельскохозяйственного производства, особенности русского менталитета и проч.) от западных образцов.
Тем более основательными были упования народников и неонародников на то, что существование общины явится фактором, облегчающим переход к социализму на российской почве. В статье, датируемой 1906 г., М. Р. Гоц и В. М. Чернов писали: «Даже практика уравнительных переделов в современной общине, задыхающейся под ярмом бюрократизма, дает более благоприятную атмосферу для упражнения общественных навыков, чем господство неограниченного индивидуального произвола мелких частных собственников на их "вечных" наследственных участках. К идее социализма переход, во всяком случае, легче от коллективного распоряжения землей всем "миром", чем от привычки считать себя на "своем" участке полновластным владельцем, который ничего знать не хочет.
Иными словами, даже несовершенные виды общественной собственности все же лежат, сравнительно с режимом мелкой индивидуальной собственности, по линии наименьшего сопротивления для проникновения и распространения идей социализма. В то же время борьба за различные формы общинных распорядков дает широкое и свободное поприще для встречи лицом к лицу социалистических идеалов, которые могут и должны найти опору в трудовом крестьянстве, в деревенской бедноте, с буржуазными идеалами выделяющегося деревенского "третьего сословия" (т. е. кулачества. - Авт.). Поводы для агитации и для применения классовых лозунгов здесь неисчислимы» [12].
Отношение Г. В. Плеханова к общине сугубо отрицательное. Он рассматривал ее исключительно как анахронизм, пережиток прошлого, разложение, «перемалывание» которого наступающим капитализмом неизбежно и прогрессивно, поскольку лишь борьба на руинах общины выделившегося из нее сельского пролетариата (батраков) против оформившейся тем же путем сельской буржуазии (кулаков) явится прологом к социалистическому будущему России. «Единственный серьезный отпор торжествующему (буржуазному. - Авт.) индивидуализму, - утверждал он в 1884 г. в принципиально важном с точки зрения рассматриваемой проблемы труде «Наши разногласия», - может быть дан лишь теми общественными силами, которые вызываются к существованию самим процессом разложения общины» [13] .
Обосновывая необратимость и даже глубину процесса разложения сельской общины, Г. В. Плеханов вместе с тем невольно демонстрируя определенное противоречие между заявленной им социалистической схемой и реальной российской действительностью, признавал: «Главный поток русского капитализма пока еще невелик (выделено нами. - Авт.); еще не много таких мест в России, где отношение нанимателя к работнику совершенно соответствовало бы общераспространенному представлению об отношениях труда к капиталу в капиталистическом обществе...» [14]. Признал он и сохраняющуюся прочность общины, обусловленную «недавним (а следовательно, и слабым. - Авт.) развитием в России денежного хозяйства», что, впрочем, не помешало автору «Наших разногласий» объявить «слабоватыми в деле мышления» людей, находивших и положительные стороны в общинном строе русской деревни [15].
Анализируя общинный строй дореволюционной России, Г. В. Плеханов делал акцент не на удивительную прочность (в сравнении с Западом) сельского «мира», не на выявление факторов, обусловливавших живучесть русской общины, а на процесс ее разложения, вольно или невольно преувеличивая степень этого разложения. Этим же путем пошел В. И. Ленин, который, суммируя результаты своего фундаментального исследования «Развитие капитализма в России», писал в 1899 году: «Пореформенная эпоха резко отличается. от предыдущих эпох русской истории. Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро (выделено нами. - Авт.) превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка» [16]. Спору нет, становление капиталистического способа производства на русской почве в период после отмены крепостного права ускорилось. Но заявленная Лениным быстрота внедрения капитализма в русскую деревню и, как следствие, столь же быстрое разложение общины были явно преувеличены.
Спустя восемь лет, принимая во внимание и опыт революции 1905-1907 гг., В. И. Ленин внес коррективы в собственное понимание этой проблемы, признав, что в начале века капиталистическое хозяйство и на надельной (общинной), и на помещичьей земле казалось ему вполне созревшим и окрепшим. «Революция разоблачила эту ошибку. Направление развития, определенное нами, она подтвердила. Но остатки крепостничества в деревне оказались гораздо сильнее, чем мы думали.» [17].
Однако негативное отношение к общине как к архаическому пережитку средневековья сохранилось у него и на этом этапе. «Укрепление надельной собственности, совершенно не соответ-
ствующей новым, капиталистическим отношениям, есть реакционная мера», - писал Ленин в августе 1908 г. [18] Прогрессивным вариантом решения вопроса лидер большевиков считал национализацию земли, а поддержку этого мероприятия крестьянскими депутатами дореволюционных Государственных Дум оценивал как стремление крестьянства разрушить общину революционно-демократическими методами (в отличие от столыпинских «черносотенных» методов) [19]. «Дело марксистов, - писал он в те же дни, -помогать радикальной буржуазии произвести как можно более полное устранение старого хлама (к которому он причислял и общину. - Авт.) и обеспечить быстрое развитие капитализма, а не помогать мещанам (в частности, эсерам, по оценке Ленина. - Авт.) в их стремлении спокойно расположиться, приспособиться к прошлому» [20].
Вопрос о «приспособлении» прошлого (общины) к будущему (социалистическому строю) не ставился им не только в 1908-м, но и в сентябре 1917 г., когда он, как и прежде, центральным пунктом аграрной программы большевизма продолжал считать национализацию, утверждая: «Национализация земли есть не только "последнее слово" буржуазной революции, но и шаг к социализму» [21].
В своем отрицании общины В. И. Ленин объективно смыкался с Г. В. Плехановым, но вытекавшие из этого отрицания тактические выводы, политическое поведение у них парадоксальным образом радикально разнились. Оценивая общинный строй не как объективно заданную особенность исторического пути России, а как архаический признак ее отсталости в сравнении с Западом, Плеханов по-своему логично становился на позицию невозможности каких-либо шагов к социализму в крестьянской России в обозримом будущем. Этот тезис он особенно яростно отстаивал в дни Октябрьской революции и после нее, в последние месяцы своей жизни; этот же тезис был положен в основу идеологической платформы российского меньшевизма, что в конечном счете послужило важнейшей причиной его политического краха в 1917-м и последующие годы.
Идеологи большевизма, в первую очередь В. И. Ленин, проявили в этом вопросе гораздо большую гибкость, правда, не столько в теории, сколько в области реальной политики. Принятый на второй день победы революции в столице 2-м съездом Советов РСД Декрет о земле отнюдь не противоречил общинным порядкам и общинной идеологии, а проводимый в соответствии с ним передел помещичьих, церковных и прочих частнособственнических земель практически укреплял то и другое. Однако вопрос теоретического обоснования места и роли сельской общи-
ны в жизни общества, по существу, остался открытым, «повис в воздухе». От него нельзя было просто отмахнуться, ибо значимость его не подлежала сомнению. Вместе с тем полноценный ответ на него могла дать лишь социальная практика последующих лет, и важное место в его решении объективно принадлежало драматическому и предельно сложному по своей внутренней сути периоду перехода от «военного коммунизма» к нэпу. Одним из тех регионов, где этот переход осуществлялся на огромных просторах и в относительно «чистом» виде (без мятежей, вмешательства извне и т. п.), была Вятская губерния.
Вплоть до 30-х гг. XX в. Вятская губерния представляла собой регион, в котором подавляющая часть населения проживала в сельской местности (в 1920 г. - 94,7% [22]). Тяжелые природно-климатические условия, небольшое количество городов, промышленных центров, слабо развитая инфраструктура при огромных расстояниях имели следствием такие особенности региона, как незначительность площади частного землевладения (107 тыс. дес. [23]), слабая втянутость населения в систему капиталистических отношений в начале XX в., относительная обеспеченность землей крестьянского хозяйства [24], что совсем не гарантировало его процветания, крепость крестьянской общины, о чем свидетельствуют результаты проведения столыпинской реформы в губернии [25].
Первая мировая, а затем гражданская войны принесли ряд негативных явлений в сельское хозяйство губернии: сокращение площади посевов (к 1922 г. почти в 2 раза [26]), снижение урожайности основных культур [27], резкое уменьшение поголовья скота [28]. Ситуация усугубилась из-за засухи, поразившей губернию, особенно южные уезды, в 1920-1921 гг. Следствием ее стал голод. Налицо был кризис экономики вятской деревни.
Крестьянская община в России веками обеспечивала выживание каждого крестьянского хозяйства в жестких природно-климатических условиях, но в подобных кризисных ситуациях особенно ярко проявлялись недостатки существующей системы землепользования. В числе таковых советские земельные органы губернии называли чересполосицу, многополосицу, дальноземье и длинноземье.
Октябрьская революция предоставила крестьянам возможность увеличить свои наделы, отменив частную собственность на землю и объявив о конфискации бывших помещичьих и прочих нетрудовых земель. Фактически вся земля была отдана в распоряжение сельских обществ. Уравнительно-передельный механизм крестьянского «мира» как нельзя лучше подошел для проведе-
ния аграрной революции. Общины стали восстанавливаться даже там, где они были разрушены в ходе столыпинской реформы, что дало основание исследователям говорить о возрождении этого института, о его оживлении [29], которое, однако, наблюдалось еще до принятия Декрета о земле и последующих законодательных актов. Это была стихийная реакция на ослабление официальной власти, на падение ее авторитета, как часть процесса нарастания анархии во всех сферах жизни российского общества [30].
В Вятской губернии в силу обозначенных особенностей усиление общины выразилось в наступлении на крестьянина-частника. Только в Петропавловской волости Сарапульского уезда к началу августа 1917 г. общинники путем переделов ликвидировали 116 отрубных и хуторских хозяйств [31]. Массовые переделы продолжались и позднее, особенно в 1920-1921 гг. [32] Именно они вместе с введением потребительно-трудовой нормы наделения землей привели к «осередня-чиванию» деревни. Однако как раз частые и беспорядочные переделы назывались чиновниками земельных органов губернии среди основных препятствий на пути улучшения техники обработки земли и в целом поднятия сельского хозяйства [33]. Центральные и местные власти пытались с помощью законодательных актов внести порядок в эту сферу и ограничить проведение полных и частичных уравнений земли.
Народный комиссариат земледелия своим постановлением «О порядке производства внут-ринадельных переделов в отдельных сельских обществах, селениях и других сельскохозяйственных объединениях» от 1 июля 1919 г. признал нежелательным проведение любых произвольных переделов, но допускал их с разрешения волостных земельных отделов, которые должны были при этом руководствоваться хозяйственной целесообразностью. Однако и в этом варианте оговаривалось только три случая, в которых переделы могли быть разрешены: переход к многополью, образование из надельных земель общества того или иного вида коллективного хозяйства и «необходимость немедленного уничтожения» явных недостатков землепользования и несправедливости в распределении земли. Для возбуждения ходатайства о переделе нужно было решение о нем в виде приговора не менее двух третьих полноправных граждан-общинников для полного передела, и простое большинство - для частичного [34]. Подотдел землеустройства Вятского губернского земельного отдела совершенно запретил производство переделов в тех обществах, где они уже проводились в 1918 и 1919 гг., а также конкретизировал некоторые технические моменты данного постановления [35].
Однако ситуация вынуждала пойти на ужесточение мер. Декрет СНК от 30 апреля 1920 г. запрещал полные переделы там, где они уже состоялись; производить новые разрешалось только по истечении времени, необходимого для трехкратного чередования севооборота. Право разрешать полные переделы передавалось уездным земельным отделам. Более подробно были расписаны случаи, когда волземотделы могли разрешить проведение частичных переделов. Право ходатайствовать перед земельными органами отдавалось сельсовету. Декретом вводилась ответственность за нарушение данных положений [36].
Несмотря на это, массовые переделы не прекратились. Часто сами земельные органы на местах создавали для этого условия, одобряя приговоры о переделах там, где они уже состоялись [37]. 23 марта 1921 г. ВЦИК, признавая положение «недопустимым», снова подтвердил положения Декрета от 30 апреля 1920 г., предписал зе-мотделам в точности руководствоваться его положениями. Наблюдение за выполнением данных правил поручалось созданным в 1921 г. для иных целей посевкомам и селькомам [38]. Вятский гу-бисполком возложил на председателей последних ответственность за несоблюдение требований декрета о переделах [39]. И тем не менее, подотдел землеустройства Вятского губземотдела в своем докладе к VIII губернскому съезду Советов констатировал бессилие земельных органов справиться со стихией земельных переделов, значительное число которых производилось самочинно, игнорируя официальную процедуру. Поэтому подотдел взывал ко всем органам власти и партии воздействовать на население, «не останавливаясь ни перед какими мерами» [40]. Таким образом, в связи с этим государство пыталось существенно ограничить общину в той сфере, которая традиционно находилась в ее области ведения и регулировалась обычным правом.
В тот же период ограничивались или изымались совсем и другие функции «мира». Так, в семейно-имущественных разделах, которые ранее полностью находились в сфере прерогатив общины, она была лишена какого-либо решающего участия. Согласно инструкции губземотде-ла, теперь постановление о проведении раздела семейного имущества выносил волземотдел после выдачи заключения о его целесообразности сельсоветом, а представители общества участвовали в процедуре только в качестве сведущих лиц [41]. Такую линию государства можно понять, если учесть то обстоятельство, что в деревне шел процесс разрушения крупной семьи, начавшийся еще до революции [42], а в условиях относительного малоземелья это приводило к катастрофическим последствиям (сужение и без того нешироких полос, увеличение дальноземья, сокраще-
ние площади сенокосов на двор и т. п.). Тем не менее община и здесь не сдавала позиций. Яран-ский уземотдел 20 декабря 1920 г. указывал всем волземотделам, что, вопреки распоряжениям центральной власти, наблюдаются случаи самочинных семейных разделов по общественному приговору [43]. А в некоторых делах этой категории, рассмотренных губземотделом в 1921 г., находим упоминания о согласии или несогласии общества на раздел [44].
Община фактически сохраняла за собой и другие функции, большая часть которых лежала в области земельных отношений или примыкала к ним. Материалы, касающиеся земельных споров, позволяют выявить их круг. Сельское общество проводило полные или частичные переделы пахотной, сенокосной, усадебной земли [45], принимало в число своих членов граждан других селений, наделяло землей, решало вопросы землеустройства (в данное время чаще всего это переход на широкие полосы) и севооборота, распоряжалось выморочным имуществом, а также выделяло землю под хутора, для образования сельскохозяйственных артелей, товариществ, колхозов. Поземельные функции общины не исчезают полностью даже там, где общество еще до революции перешло на отруба и хутора [46]. Община решала и такие вопросы, как передача хозяйства от одних членов семьи другим, могла наложить обязанности на отрубщиков, распоряжалась жилыми и хозяйственными постройками [47].
Материалы земельных споров позволяют выявить и представительскую функцию общины. Чаще всего она проявлялась в тяжбах по поводу спорных земельных участков с другими обществами, органами власти, с сельскохозяйственными артелями, товариществами и т. д., а также тогда, когда общество ходатайствовало о предоставлении права пользоваться землей лесного, запасного фондов. Нередко общества для отстаивания своих интересов избирали уполномоченных, объединялись.
По-видимому, непросто складывались отношения общины с земельными органами. Редко, но встречаются споры по поводу изъятия волостными и/или уездными земотделами надельных земель тех или иных обществ или беспричинного перераспределения между селениями земель запасного фонда. Как правило, губземотдел в таких случаях отменял решения нижестоящих органов [48].
При рассмотрении всей массы дел, касающихся земельных отношений и оказавшихся в поле зрения губземотдела в 1921 г., где так или иначе присутствует община и где отражены решения нижестоящих органов, можно обнаружить следующую картину. Чем ближе орган находился
непосредственно к общине, тем чаще он выносил постановления, одобрявшие решения общины, вставал на ее сторону в спорах с отдельными хозяевами или их группами. Помимо этого коллегия губземотдела часто возвращала дела для повторного, более обстоятельного рассмотрения, в соответствии с требованиями нормативных документов [49].
Одной из основных причин подобной ситуации можно назвать то обстоятельство, что в низовых органах чаще всего работали те же самые крестьяне-общинники, которые следовали интересам сельского общества, на которых могло оказываться давление со стороны «мира». Другой причиной была катастрофическая нехватка сотрудников в земельных органах губернии, особенно в низовых звеньях аппарата, тем более грамотных, опытных специалистов, хорошо знакомых с советским законодательством, о чем свидетельствуют текучесть кадров, противоречивые постановления, путаница. Земельные органы не раз указывали на это обстоятельство [50]. Так, 15 мая 1921 г. в постановлении о наделении землей коллегия Вятского губземотдела отменила решения Смирновского волземотдела и Орловского уземотдела и отправила дело на новое рассмотрение, указав, что их решения незаконны, что «все это дело сплошная и вопиющая несправедливость, начатая гр-нами селения Жуковы и законченная Уземотделом» [51].
Тяжелейшее продовольственное положение в стране и упадок сельского хозяйства вынудили власти пойти на принятие экстренных мер, таких, как принудительный засев, для чего потребовалось создавать семенные фонды путем ссыпки в общественные амбары или бронирования под расписку. При этом ответственность за сохранность семян и за выполнение плана засева возлагалась и на сельские общества [52]. В протоколе расширенной сессии Вятского уездного сельскохозяйственного совета (28-29 января 1921 г.) подчеркивалось, что необходимо брать «подписку-приговор об общей взаимной ответственности всего селения» за сохранность семматериала. Об этом же читаем в резолюции Вятского уездного съезда селькомов (ориентировочно январь-февраль 1921 г.) [53]. Вятский губпосевком наделил себя правом применять репрессивные меры к сельским обществам, уклоняющимся от выполнения обязательного плана засева [54].
Ответственность за проведение посевной кампании возлагалось и на селькомы, которые должны были избираться обществами граждан и были им подотчетны [55]. Однако население довольно равнодушно отнеслось к их созданию и с недоверием к мероприятиям по сохранению семматери-ала, что видно из отчетов губземотдела, из докладов с мест [56]. План засева для яровых культур
на 1921 г. выполнен не был. В целом по губернии недосев составил 33,6%, по уездам - от 16% (Орловский уезд) до 66% (Яранский уезд) [57].
Через общину центральные и местные власти пытались добиться применения улучшенных способов обработки земли и ведения хозяйства. Так, в 1921 г. местным органам рекомендовалось добиваться приговоров о ранней вспашке пара, об осенней мелкой обработке ярового клина [58]. Однако эффект был, по-видимому, небольшой, так как и ранняя вспашка пара, и зяблевая вспашка в посевкампанию 1921 г. прошли в очень незначительном масштабе [59].
В условиях начального периода нэпа, как и в дореволюционные годы, определенная, хотя и явно не преобладающая, часть крестьянства тяготилась общинными порядками. В частности, среди документов Яранского уземотдела за 1921 г. встречаются заявления граждан о выделе земли в один участок, под хутор, отруб, опытное поле и т. д. [60]. Уземотделами порой также отмечалось стремление населения выйти «из тисков старой отжившей общины» и связанных с ней трехпольной системы и мелкополосицы, перейти к улучшенным формам землепользования (колхозы, широкие полосы, хутора, отруба) и обработки земли, однако не указывалось количество подобных заявлений [61].
В связи с этим отметим, что еще Декрет о земле провозгласил свободу выбора форм землепользования (подворная, хуторская, общинная, артельная), однако в последующем законодательстве эта норма не нашла конкретного и обстоятельного изложения, хотя и не была отменена. В реальной жизни «общинная революция» и государственная политика поддержки коллективных форм ликвидировали часть хуторов и отрубов и в дальнейшем препятствовали их возникновению. Однако ситуация в сельском хозяйстве поставила государство перед необходимостью пойти на юридическое и фактическое предоставление свободы выбора форм землепользования и свободы выхода из общины. IX Всероссийский съезд Советов в декабре 1921 г. принял постановление, в котором были зафиксированы указанные положения [62]. Данный поворот политики вполне соответствовал сути нэпа, предоставившего большую свободу частной инициативе.
В Вятской губернии уже в следующем году в планы землеустроительных работ стали включаться дела о выделе земли под отруба и хутора. Так, в плане, составленном Слободским уземотделом на летний период 1922 г., обозначено 21 дело данной категории (общее количество хозяйств - 136) и 2 дела о разверстании селений на отруба [63]. В таком же документе по Нолинскому уезду 42 аналогичных дела (186 хозяйств), по Вятскому уезду - 24 (139 хозяйств) [64].
Таким образом, на этапе перехода от «военного коммунизма» к нэпу община представляла собой социальный институт, который фактически продолжал организовывать жизнедеятельность крестьянства, выполняя целый ряд функций, и с которым государственной власти приходилось считаться. На этой стадии социально-экономического развития перед последней встала задача ввести деятельность крестьянской общины, имевшую элементы стихийности, в правовое поле. Через нее власть пыталась воздействовать на процессы в деревне, предпринимать меры к улучшению ситуации в сельском хозяйстве. Однако, как видно на материалах Вятской губернии, удавалось это лишь отчасти. На этом этапе влияние правящей партии и государственных органов на процессы, имевшие место в аграрном секторе экономики и в деревенской жизни, пока еще оставалось слабым, а попытки их регулировать давали весьма ограниченный эффект. Общинная деревня довольно успешно отстаивала свою самостоятельность, что в перспективе не могло не стать предметом конфликтов и противоречий между нею и вышестоящими инстанциями.
Примечания
1. Анфимов, А. М. Российская деревня в годы первой мировой войны [Текст] / А. М. Анфимов. М., 1962; Он же. П. А. Столыпин и российское крестьянство [Текст] / А. М. Анфимов. М., 2002; Аврех, А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России [Текст] /
A. Я. Аврех. М., 1991; Дубровский, С. М. Столыпинская земельная реформа: из истории сельского хозяйства и крестьянства России в начале XX века [Текст] / С. М. Дубровский. М., 1963; Он же. Сельское хозяйство и крестьянство России в период империализма [Текст] / С. М. Дубровский. М., 1975; Зырянов, П. Н. Крестьянская община Европейской России. 1907-1914 гг. [Текст] / П. Н. Зырянов. М., 1992; Миронов, Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.) [Текст] : в 2 т. Т. 1 / Б. Н. Миронов. СПб., 2000 и др.
2. Першин, П. Н. Участковое землепользование в России. Хутора и отруба, их распространение за десятилетие 1907-1916 гг. и судьба во время революции (1917-1920 гг.) [Текст] / П. Н. Першин. М., 1922; Бруцкас, Б. Д. Аграрный вопрос и аграрная политика [Текст] / Б. Д. Бруцкас. Пг., 1922; Дубровский, С. М. Очерки русской революции [Текст] : Вып. 1 / С. М. Дубровский. М., 1923 и др.
3. Трапезников, С. П. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании сельского хозяйства [Текст] / С. П. Трапезников. М., 1959; Данилов, В. П. Земельные отношения в советской доколхозной деревне [Текст] / В. П. Данилов // История СССР. 1958. № 3; Кабанов, В. В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма» [Текст] / В. В. Кабанов. М., 1988; Буха-раев, В. М. Крестьяне России в 1917 году. Пиррова победа «общинной революции» [Текст] /
B. М. Бухараев, Д. И. Люкшин // Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998 и др.
4. Маркс, К. Соч. [Текст] / К. Маркс, Ф. Энгельс. Изд. 2-е. Т. 19 С. 250-251.
5. Там же. С. 400-421.
6. Там же. С. 250, 400.
7. Там же. С. 400.
8. Там же. С. 251.
9. Там же. С. 405.
10. Там же. С. 407.
11. Там же. С. 415.
12. Гоц, М. Р. Социализация земли [Текст] / М. Р. Гоц, В. М. Чернов // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX -начала XX века: Избранные произведения. М., 1994. С. 35.
13. Плеханов, Г. В. Избранные философские произведения [Текст] / Г. В. Плеханов. М., 1956. Т. 1. С. 258.
14. Там же. С. 289.
15. Там же. С. 258.
16. Ленин, В. И. Развитие капитализма в России [Текст] / В. И. Ленин // Полн. собр. соч. Т. 3. С. 597598.
17. Ленин, В. И. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 годов [Текст] / В. И. Ленин // Там же. Т. 16. С. 269.
18. Ленин, В. И. Аграрная программа социал-демократии в русской революции (автореферат) [Текст] / В. И. Ленин // Там же. Т. 17. С. 158.
19. Там же.
20. Там же. С. 159.
21. Ленин, В. И. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 годов. С. 413.
22. 200 лет Вятской губернии [Текст] : статистический сборник. Киров, 1996. С. 34.
23. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 822. Л. 23.
24. См.: Мусихин, В. Е. Вятские крестьяне в начале ХХ века [Текст] / В. Е. Мусихин // Энциклопедия Земли Вятской. Т. 4. История. Киров, 1995. С. 284285.
25. См.: Там же. С. 292-293.
26. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 703. Л. 41об.
27. См.: ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 701. Л. 16об.; Кашина, В. М. Первые аграрные мероприятия большевиков (глазами очевидцев) [Текст] / В. М. Кашина // Энциклопедия Земли Вятской. Т. 3. Кн. 2. Крестьянство. Киров, 2005. С. 59.
28. См: ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 703. Лл. 44об.-45; 200 лет Вятской губернии. С. 59.
29. См.: Келлер, В. Первые итоги аграрной реформы. Опыт исследования результатов современного землеустройства на примере Задонского уезда Воронежской губернии [Текст] / В. Келлер, И. Романен-ко. Воронеж, 1922; Дубровский, С. М. Очерки русской революции. Вып. 1 [Текст] / С. М. Дубровский. М., 1923; Данилов, В. П. Об исторических судьбах крестьянской общины в России [Текст] / В. П. Данилов // Ежегодник по аграрной истории. Вып. VI. Вологда, 1976; Кабанов, В. В. Октябрьская революция и крестьянская община [Текст] / В. В. Кабанов // Исторические записки. Т. 111. М, 1984 и др.
30. Бакулин, В. И. Стихийно-анархический компонент событий 1917 г. в Вятской губернии [Текст] / В. И. Бакулин // Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX веке: сборник научных статей. Киров, 2006. С. 45, 53-55.
31. Там же. С. 54.
32. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 822. Л. 26.
33. Там же. Д. 701. Лл. 16об-17; Д. 736. Л. 38; Д. 738. Л. 30об.
34. Сборник документов по земельному законодательству СССР и РСФСР. 1917-1954 [Текст]. М., 1954. С. 83.
35. ГАКО. Ф. Р-1068. Оп. 2. Д. 84. Л. 114.
36. Декреты Советской власти [Текст]. Т. III. М., 1976. С. 128-130.
37. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 834. Лл. 8-8об.
38. Постановление ВЦИК об обеспечении за крестьянским населением правильного и устойчивого пользования землею [Текст] // Декреты Советской власти. Т. XIII. М., 1989. С. 248-249.
39. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 698. Л. 225.
40. Там же. Д. 822. Л. 26.
41. Там же. Д. 698. Лл. 252-252об.
42. См.: Мусихин, В. Е. Указ. соч. С. 297; О положении крестьян Кикнурской волости [Текст] // Энциклопедия земли Вятской. Т. 3. Кн. 2. Крестьянство. Киров, 2005. С. 93.
43. ГАКО. Ф. Р-1068. Оп. 2. Д. 84. Л. 290.
44. Там же. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 702. Лл. 279, 726-726об.
45. Как было показано выше, в этой области полномочия общины де-юре были сильно урезаны.
46. См.: ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 702. Л. 271.
47. См.: Там же. Д. 702.
48. См.: Там же. Лл. 735, 738, 843 и др.
49. Там же. Д. 702.
50. Там же. Д. 701. Лл. 11, 15об.; Д. 734. Л. 34; Д. 735. Лл. 37об-38.
51. Там же. Д. 702. Л. 626об.
52. См.: Постановление VIII Всероссийского съезда Советов о мерах укрепления и развития крестьянского сельского хозяйства [Текст] // Декреты Советской власти. Т. XII. М., 1986. С. 84; Инструкция о порядке и способах создания семенного фонда и сохранения семян для полного засева [Текст] // Там же. С. 213214.
53. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 717. Лл. 3, 4.
54. Там же. Д. 698. Л. 83.
55. См.: Постановление ВЦИК о комитетах по укреплению и развитию крестьянского сельского хозяйства [Текст] // Декреты Советской власти. Т. XII. М., 1986. С. 155.
56. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 696. Лл. 5, 21об.-23; Д. 701. Л. 220об.; Д. 708. Л. 220об.
57. Там же. Д. 698. Л. 422 (подсчеты авт.).
58. Там же. Д. 698. Л. 396; Д. 708. Лл. 83об., 199.
59. Там же. Д. 708. Л. 243об.
60. Там же. Ф. Р-1068. Оп. 1. Д. 25. Лл. 110, 116, 122, 123, 126-126об.
61. Там же. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 738. Л. 46., Д. 739. Л. 29об.; Д. 820. Лл. 5, 8.
62. Сборник документов по земельному законодательству... С. 132.
63. ГАКО. Ф. Р-1062. Оп. 1. Д. 835. Лл. 104об.-105.
64. Там же. Лл. 121об, 248-250.
Ю. А. Балыбердин
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ СТОЛЫПИНСКОЙ АГРАРНОЙ РЕФОРМЫ (ПО МАТЕРИАЛАМ ВЯТСКО-КАМСКОГО РЕГИОНА)
В 2006 г. исполнилось 100 лет с начала реализации знаменитой столыпинской аграрной реформы. В ходе преобразований планировалось перейти от общинного владения землей к частному, разрешить проблему малоземелья, переселив часть крестьянских семей на Алтай, в Сибирь и на Дальний Восток, реформировать деятельность Крестьянского банка. По замыслу знаменитого реформатора Петра Аркадьевича Столыпина, эти преобразования должны были способствовать созданию крепких единоличных хозяйств в деревне, а также превращению малограмотного крестьянина в настоящего гражданина России. Реформа должна была стать альтернативой революции и способствовать укреплению фундамента гражданского общества. Наряду с общими тенденциями реализации реформы имелись и существенные региональные особенности, которые необходимо изучать для создания полной картины преобразований.
Сто лет назад, 9 ноября 1906 г., был подписан знаменитый указ, положивший начало осуществлению аграрной реформы в России. Современники П. А. Столыпина оценивали реформу неоднозначно. Но все же в основном эти оценки носили личностный характер и были политизированы. В советской историографии отношение к реформатору и крестьянской реформе было отрицательным, так как вслед за В. И. Лениным исследователи считали, что П. А. Столыпин пытался своими действиями укрепить самодержавный строй [1]. И лишь на современном этапе исторического развития появилась возможность научной дискуссии по данной проблеме. Споря о ходе и итогах реформы, одни ученые говорят о ее провале [2], другие - как об образце аграрного развития страны [3]. Большинство историков Волго-Вятского региона считают, что реформа в регионе потерпела крах и в доказательство приводят данные о ее результатах: всего за период проведения реформы заявили о выходе из общины 50 933 домохозяина и окончательно вышли 22 830 (в том числе 4 336 на хутора и отруба), что составило 4,9% от всех крестьянских хозяйств, и 127 тыс. переселились в Сибирь [4]. Цифры действительно невелики, что можно объяснить крепостью общины, но Столыпин и не ставил задачей во что бы то ни стало добиваться высоких показателей реформирования, тем более прибегать, как это было в ряде мест, к принудительным мерам. В циркуляре губернато-
БАЛЫБЕРДИН Юрий Александрович - кандидат исторических наук, доцент, декан исторического факультета ВятГГУ
© Балыбердин Ю. А., 2006
