CC BY
29
Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 14 (369). История. Вып. 64. С. 159-165.
НАУЧНАЯ РЕФЛЕКСИЯ Институциональная история исторической науки
УДК 930.1
ББК 63.1
А. М. Скворцов
СЕКЦИЯ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ РАНИОН КАК ЦЕНТР АНТИКОВЕДЕНИЯ 1920-х ГОДОВ
В 1921 г. при факультете общественных наук Московского университета был создан научно-исследовательский Институт истории, в котором работали, в основном, немарксистские ученые. Вероятно, у большевиков резкая установка в отношении старой профессуры выработалась не сразу. До середины 1920-х гг. Институт был вполне автономным учреждением, где сохранялись дореволюционные традиции научных коммуникаций (диспуты, обсуждения докладов, издание трудов, обучение начинающих исследователей по старой системе подготовки научных кадров и др.) Но рядом с немарксистами были и идеологически выверенные сотрудники, которые демонстрировали, какие темы следует разрабатывать.
С середины 1920-х гг. автономия значительно урезается. В тематике исследований наблюдается переход от источниковедческой проблематики к социально-экономической (аграрная история и история города), истории международных отношений, истории революционных движений. При этом античность интересовала не сама по себе, а с точки зрения того материала, который может ею поставляться для решения актуальных проблем современности.
В целом, роль Института Истории РАНИОН довольно высока в контексте становления советской исторической науки. Во-первых, там формировалась система аспирантуры. Во-вторых, его окончили многие будущие мэтры антиковедения - К. К. Зельин, Н. А. Машкин, А. В. Мишулин, там начинал свой научный путь В. С. Сергеев. Но их учителей, действительных членов Института и научных сотрудников 1 разряда, ждала неприятная участь: они либо попали под жернова репрессий, либо эмигрировали.
Ключевые слова: РАНИОН; антиковедение; марксизм; историография; советская историческая наука; 1920-е гг.; «старые профессора»; К. К. Зельин; Н. А. Машкин; А. В. Мишулин; В. С. Сергеев.
В начале 1920-х гг. начался пересмотр учебных планов университетов с целью, как объяснялось, сближения преподавания с практическими нуждами. Университетам предлагалось сохранить за собой лишь учебные функции и отказаться от научных. 1923 г. стал рубежной датой для исторического образования. Именно тогда были четко сформулированы основные векторы в его дальнейшем развитии: предоставление большинства курсов преподавателям марксистской школы, переход на семинарский метод занятий (подготовка и заслушивание докладов), подготовка не научных кадров, а учителей средних школ. Таким образом, предполагалось разделение научных и учебных функций факультетов. Бывшие историко-филологические факультеты превращались в обществоведческие и должны были выпускать исключительно специалистов-прикладников: журналистов, литературных критиков, корректоров,
учителей и т. п. Чувствуя обозначившуюся тенденцию - изгнание из университетов целых научных направлений, - профессора забили тревогу. Они утверждали, что даже школьный учитель обязательно должен получить строго научное образование, иначе резко упадет образовательный уровень средних школ, сами учителя превратятся в ремесленников, которые без творчества и глубокого знания будут подходить к преподаванию1.
В результате многие научные направления, которые формировались долгое время в России и имели богатую традицию, оказывались невостребованными. Среди них и наука о классической древности. Так, например, в Московском уни-
1 Подробнее о реформах в области исторического образования этого времени см.: Скворцов А. М., Гришина Н. В. Историческое образование в первое десятилетие советской власти: основные векторы развития // Вестн. Челяб. гос. унта. 2015. № 2 (357). История. Вып. 62. С. 49-56.
верситете на общественно-педагогическом отделении, возникшем на базе бывшего историко-филологического факультета, в 1923-1924 уч. г. студентам следовало сделать выбор курса для изучения между древней историей и историей средних веков1. Сокращение исторических дисциплин привело к исключению из университета целого ряда историков. Они находили себе пристанище в библиотеках, издательствах, архивах и т. д. Но некоторые из них были приняты на работу в созданный еще в 1921 г. при факультете общественных наук научно-исследовательский Институт истории.
Положение нового Института разрабатывалось в течение 1920 г. на историческом отделении факультета общественных наук. Протоколы обсуждения позволяют сделать вывод о довольно сильном влиянии на ход дел в ту пору «старых» профессоров, которые еще состояли при Московском университете. Наиболее активное участие в дискуссиях принимали М. М. Богословский, С. В. Бахрушин и Ю. В. Готье. Их позиция сводилась к необходимости выработки оригинального Устава для Института истории, который бы учитывал специфику изучаемой науки. Новое же поколение историков (в частности, В. П. Волгин) вело себя осторожно: призывало не торопиться и обратиться к опыту физико-математического факультета в этом направлении и заимствовать уже апробированное и утвержденное положение2. Однако большинство членов Совета все же высказалось за первый вариант.
Действительно, в Положении об Институте мы не найдем ни слова о марксизме и идеологической борьбе3. Важнейшими же целями объявлены: содействие разработке исторической науки и усовершенствование в исторической науке лиц, окончивших исторические отделения высших учебных заведений, а также регулярное проведение обсуждений докладов. Для достижения этих целей предполагалось ходатайствовать об организации командировок, издавать научные труды, собирать собственную библиотеку. Все вышеперечисленное является обычными чертами научной повседневности, однако в первые послереволюционные годы именно они подверглись серьезным испытаниям. Пытаясь исправить сложившуюся ситуацию, историки специально про-
1 Центральный государственный архив г. Москвы после 1917 г. Центральное хранилище документов после 1917 г. (ЦГА г. Москвы. ЦХД после 1917 г.). Ф. 1609. Оп. 6. Д. 85. Л. 5.
2 См.: ЦГА г. Москвы. ЦХД после 1917 г. Ф. 1609. Оп. 6. Д. 7. Л. 42 об.
3 Там же. Л. 43-43 об.
писывают и закрепляют эти формы научной организации в Положении. Просматривается попытка авторов документа превратить Институт истории в своеобразный «заповедник», где несмотря на господствующие в стране тенденции воссоздались бы прежние привычные для деятелей науки структуры научной повседневности. Историки с надеждой смотрели на будущее учреждение и пытались оградить его от тех веяний и тенденций, от которых не удалось спасти университет и историко-филологический факультет. Вероятно, по этой причине специально отмечалось: в сотрудники Института могут быть зачислены только либо окончившие исторические отделения вузов, либо имеющие научные труды в области истории. Явно видна попытка оградить органы управления нового учреждения от партийных деятелей. Подчеркивается и основополагающий принцип занятия должностей в Институте - выборность, что предполагало определенную автономность существования. Декларировалась также приверженность гумбольдтовской университетской системе: в Институте, наряду с научными занятиями, должна была вестись подготовка новых кадров.
Таким образом, Институт истории должен был существовать собственной жизнью, никакого руководства«сверху» поначалу не осуществлялось. Поэтому данное учреждение очень быстро превратилось в пристанище старшего поколения ученых. Директором Института истории стал Д. М. Петрушевский. Среди научных сотрудников имелось большое количество немарксистских ученых, в особенности, среди антикове-дов: Г. М. Пригоровский, Д. П. Кончаловский, А. А. Захаров. Об этой научной организации многие ее сотрудники позже вспоминали как об островке свободы в океане идеологического давления. Д. П. Кончаловский, по прошествии многих лет, писал: «РАНИОН оказался последним прибежищем гуманитарных наук, свободных от гнета марксизма и принудительного контроля большевиков»4. Такое представление не совсем соответствует действительности. По крайней мере, с 1925 г. ситуация кардинально меняется (о чем будет сказано ниже). Показательно, что если за 1923-1924 отчетный год секция древней истории провела 18 заседаний с обсуждениями докладов, то в 1927-1928 гг. только 8. Другими словами, энтузиазм, с которым ученые подошли к открытию Института, постепенно иссяк в виду различных обстоятельств (прежде всего, внешнего характера). Но, вероятно, на фоне жестких в
4 Кончаловский Д. П. Воспоминания и письма. Paris, 1971. С. 190.
идеологическом плане последующих 1930-х РА-НИОН запомнилась в радужных тонах.
Секция древней истории была создана вместе с открытием Института истории в 1921 г. и просуществовала до 1929 г. Численно она была невелика, в разные годы 9-12 человек, руководство осуществлял Г. М. Пригоровский. Весь штат делился на 2 категории: действительные члены, которые входили в Коллегию (всего по Институту изначально 15 человек, в 1928 г. - 36 человек), осуществлявшую общее управление Институтом, и научные сотрудники 1 и 2 разрядов. Ко второму разряду принадлежали выпускники университетов, которые желали себя посвятить науке, к первому - уже прошедшие определенные испытания и зарекомендовавшие себя как исследователи.
Заседания Коллегии происходили регулярно (судя по протоколам, чуть больше 20 раз в год), на них заслушивались и обсуждались доклады сотрудников. Заседания проводились и в секциях (древней истории, средневековой истории, новой истории, русской истории и истории внеевропейских обществ и колониальной политики), в более узком кругу. Делопроизводственная документация позволяет выявить проблематику выступлений и представить атмосферу дискуссий. Все заседания строго фиксировались в специальном журнале с обозначением номера протокола, даты и обсуждавшихся вопросов. После выступления докладчика следовали прения, проводившиеся в строго академическом тоне, за чем следил особо директор Института Д. М. Петрушевский. Переход «на личности» не позволялся, обсуждение происходило в русле выдвигаемой проблемы, хотя и могли звучать общие теоретико-методологические замечания. Высказаться по существу вопроса мог каждый, как действительные члены, так и научные сотрудники, поэтому такие заседания следует рассматривать и как часть образовательного процесса, где молодежь постигала правила ведения научной дискуссии, а также училась отстаивать свою точку зрения. Директор настаивал на восприятии заседаний как чисто научных мероприятий без всякой идеологической подоплеки. В речах выступавших практически не упоминаются имена основоположников марксизма. В ходе заседания Коллегии 30 июня 1923 г. «директор разъяснил, что диспуты являются одним из видов научного взаимообщения и должны вестись в строго академическом тоне»1. Здесь снова мы наблюдаем попытку воссоздать дореволюционные традиции научных дискуссий
1 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 4655. Оп. 1. Д. 150. Л. 13.
с присущими им порядками и особенностями. Для историков это особо было важно в условиях отмены ученых степеней и званий в 1918 г., что предполагало разрушение существовавшей ранее иерархии в науке и создавало возможность быстрого возвышения нового поколения ученых. В Институте поддерживалась (хоть и на неформальном уровне) старая система ценностей, в молодом поколении воспитывалось уважительное отношение к мэтрам в исторической науке, без сдачи коллоквиумов и без выступлений с докладами невозможно было в данной структуре сделать себе карьеру. Такие выступления с научными сообщениями не носили лишь формальный характер, они длились несколько часов (с дискуссиями) и заключались оценкой директора Института. Относительно доклада В. И. Авдиева, в будущем известного советского египтолога, о религиозной реформе Эхнатона Д. М. Петрушевский отметил: «.. .ответы докладчика на замечания оппонентов неудовлетворительны: метод его работы остается неясным и самое его существование вызывает сомнения. Сама реформа не получила никакого освещения, а связь ее с предшествующими явлениями египетской истории, нагроможденными без плана и надлежащей перспективы, отнюдь не доказана. Религиозные явления находятся в очень сложном отношении к экономике, докладчик же до нельзя упустил его в своем изложении. От выступающего в научно-исследовательском институте мы вправе требовать больше отчетливости, расчлененности и строгости, чем находим в докладах автора»2. Председатель обратил внимание на методическую и методологическую часть доклада, чему практически не обучали в университетах, на новых факультетах общественных наук. Для многих молодых людей такая оценка авторитетного ученого звучала бы как приговор. И действительно, ряд научных сотрудников, которые числились как аспиранты в Институте истории, так и не стали признанными исследователями: существовал строгий отбор, не позволявший вступить в научное сообщество недостаточно подготовленным. Общий упадок системы исторического образования в 1920-е гг. не являлся предлогом для снижения требований к начинающим историкам. Во многом именно благодаря сотрудникам Института истории традиции подготовки исследователей, сложившиеся в дореволюционные годы, не были забыты.
Таким образом, можно утверждать, что у большевиков их резкая установка в отношении «старой» профессуры выработалась не сразу.
2 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 157. Л. 37.
Советскому правительству необходимо было взрастить новое поколение ученых, с иным мировоззрением и подходом к исторического материалу, разрабатывающих актуальные с позиций современности темы. Институт истории создавался как раз для «образования вообще научных работников современного типа [курсив наш -
A. С.]»1. Начинать с «ноля» в этом деле практически невозможно, следовало опираться на предшествующие педагогические традиции, поэтому в Институт были приглашены профессионалы с богатым опытом, но со своим видением процесса подготовки ученых. Надеясь привлечь их на свою сторону, большевики разрешили относительную автономию, выделяли денежные средства для покупки книжных новинок2, периодически оплачивали зарубежные командировки. Получаемое сотрудниками Института жалование было вполне достойное. Судя по сохранившимся документам, в 1927-1928 гг. Д. М. Петрушевский (директор) и Г. М. Пригоровский (зав. секцией) получали по 180 р., научные сотрудники - по 80 р.3 При этом в качестве совместителей многие историки трудились в Первом и Втором МГУ, Институте Красной профессуры, других учебных и научных учреждениях. Для сравнения: средняя заработная плата служащих в Москве, по официальным данным, на тот момент составляла 75 р. 08 к.4
Однако возложить на «старую» профессуру решение новых задач и установить новые требования для подготовки историков большевикам оказалось нелегко. Показателен анализ тематики докладов секции древней истории за 1921-1923 гг. На заседаниях зачастую рассматривались вопросы источниковедческого характера. А. А. Захаров делал разбор недавно опубликованных хеттских и среднеассирийских законов, Г. М. Пригоров-ский занимался папирусами эллинистического Египта, В. С. Сергеев изучал римского историка Саллюстия и литературу эллинизма5.
Большинство сотрудников Института яро выступали против модернизации истории (в особенности древних эпох), что было довольно популярно в то время, так как ещё не сформировалась догматическая для советской историографии пятичленная структура исторического развития.
B. С. Сергеев, один из немногих в научном уч-
1 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 150. Л. 82.
2 Так, в 1927-1928 гг. выделенные деньги на покупку книг даже не смогли полностью израсходовать: на иностранную литературу было отпущено 2625 р., а израсходовано 788 р. 20 к. (ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 157. Л. 22)
3 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 157. Л. 57.
4 А. П. Заработная плата рабочих и служащих Московской губернии в 1927/1928 гг. // Вопр. труда. 1928. № 12. С. 111.
5 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1 Д. 150. Л. 9-54.
реждении, который находился на позициях модернизаторов, настаивал: «Изучая античность, мы всегда исходим из современности, и только последняя уясняет нам прошлое и заинтересовывает. Трудно дать новые факты из истории древности, но задача историка в том, чтобы по-новому их комбинировать и освещать на основании собственных переживаний»6. Таким образом, историку следовало задавать вопросы к прошлому, исходя из современных потребностей общества и государства. Понимая, что такой подход может привести к жонглированию фактами и «подгону» их к современным образцам социально-политического развития, А. А. Захаров, Д. П. Кончалов-ский, Д. Н. Егоров, Г. М. Пригоровский выступили против обозначенных в докладе теоретических позиций автора. У исторической науки, по их мнению, новые вопросы и проблемы появляются в связи с расширением корпуса источников, археологических открытий, но не общественность и политические круги должны определять вектор развития науки. Е. А. Косминский подытожил: «...наука не имеет оснований считаться с интересом аудитории: у ней свои самостоятельные задачи, далеко не всегда непосредственно относящиеся к текущем моменту»7.
Подобные тезисы («наука для науки») не могли не вызывать раздражения нового поколения историков. В Институте рядом с немарксистами были и идеологически выверенные сотрудники, которые демонстрировали, какие темы и проблемы являются востребованными. Отчасти под их влиянием, отчасти следуя веяниям времени, «старое» поколение ученых стало постепенно затрагивать социально-экономические сюжеты, но скорее эпизодически, нежели системно.
Вероятно, испытывая недовольство сложившейся ситуацией, советское правительство приступило к изменениям. В 1925 г. была организована Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИ-ОН): отныне научно-исследовательские институты оказывались объединены общей структурой, которая формировала коллегию Институтов. В коллегию, задача которой состояла в определении научных направлений работы, отныне входили исключительно марксисты, при этом ни одного представителя секции древней истории там не оказалось. В 1928 г. определено 3 основных вектора исследовательской работы - экономическая и социальная история, история между-
6 Протокол заседания совета научно-исследовательского Института истории от 30 июня 1923 г. // ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 150. Л. 13 об.
7 Там же. Л. 14.
народных отношений, история революционных движений. В выступлениях антиковедов отныне звучали темы, посвященные истории аграрных отношений и истории города (движение братьев Гракхов, трактаты Катона о сельском хозяйстве, организация поместий в эллинистическом Египте, история римских магистратур, отвечающих за продовольствие). Античность стала интересовать не сама по себе, а с точки зрения того материала, который может ею поставляться для решения актуальных проблем истории нового времени -социальная борьба, социально-экономические отношения в эпоху торгового капитализма, проблемы капитализма, а также вопросов генезиса феодализма.
Изменения произошли и в системе обучения аспирантов (до 1925 г.- научных сотрудников 2-го разряда). Проблема их подготовки обсуждалась очень бурно в 1921 г. По итогам дискуссии было решено отойти от практики индивидуального консультирования и подготовки «штучных» научных кадров и организовать групповые за-нятия1, а также в связи с изменениями учебных планов университетов не делать занятия узконаправленными. Для привития навыков исторического исследования предполагалась организация семинаров, тематика которых определялась секцией. Постоянным руководителем семинаров в секции древней истории был Г. М. Пригоров-ский, его проблематика соответствовала интересами исследователя - изучение греко-египетских папирусов. Научные сотрудники должны были продемонстрировать широкое общеисторическое образование. Кандидатам в научные сотрудники 1-го разряда следовало основательно подготовить 3 вопроса по дополнительной специальности (по всеобщей истории для «русистов», для «всеобщников» по русской истории); 6 вопросов по основной специальности разрабатывались в специальных семинариях по секциям. Отменялись испытания по политэкономии под тем предлогом, что их проходили в студенческие годы. Кроме того, следовало обязательно представить письменное научное исследование2. Обучение не включало педагогических дисциплин, то есть не предполагало специальную подготовку к преподавательской деятельности. Для зачисления в научные сотрудники 2-го разряда требовалось представление сочинения, которое оценивалось
1 Подробнее см. об этом: Гришина Н. В. От «оставленных для подготовки к профессорскому званию» к советским аспирантам: трансформация системы воспроизводства научных кадров в 1860-1920-е гг. // Мир историка: историогр. сб. / отв. ред. В. П. Корзун. Омск, 2014. Вып. 9. С. 138-145.
2 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1 Д. 153. Л. 1б об.
специалистом. При этом в расчет не бралось происхождение кандидата, его политическая благонадежность. Многое зависело от отзыва профессора, к которому должен был прикрепиться научный сотрудник3. Были даже возрождены диспуты, на которых оценивалась пригодность молодых людей для научных занятий. Перед ним нужно было сдать коллоквиум (подобие магистерского экзамена).
Такая относительная свобода в определении содержания подготовки молодых кадров была пресечена в 1928 г. Президиум РАНИОН для всех структурных подразделений определил общие правила работы с аспирантами/научными сотрудниками, по которым уменьшалось количество вопросов по специальности, взамен вводились вопросы по теоретической экономии и истмату; обязательным становился двухгодичный семинар по историческому материализму. Сочинение кандидата отныне оценивалось и с методологической точки зрения, от этого зависела дальнейшая профессиональная деятельность соискателя4. Так, в теоретических установках А. И. Неусыхи-на в ходе диспута были обнаружены черты эклектизма, в результате чего ему не позволили вести общий курс средних веков, а только специальные дисциплины5.
Другими словами, правительство изменило стратегию взаимодействия с представителями «старой» школы, возможно, посчитав, что сотрудничество с ними никаких продуктивных итогов более дать не может. Переходный период, когда еще нужны были дореволюционные профессора (за неимением иных) для подготовки ученых новой формации, подошел к концу. Теперь старшее поколение оказалось невостребованным. К тому же, к концу 1920-х гг. проверенные учебные заведения, типа Института Красной профессуры, стали выпускать первых специалистов новой формации, гораздо более надежных для новой власти.
Первым сигналом, который возвестил о начале конца Института истории, стало предложение президиума РАНИОН о слиянии секций древней, средневековой и новой истории под предлогом того, что можно будет организовать новые научные коллективы, якобы появятся возможностей для более интенсивного обмена мнениями6. Вто-
3 Так, в письме Д. М. Петрушевскому Г. М. Пригоровский писал о кандидате в научные сотрудники 2-го разряда К. К. Зельине как способном и талантливом ученике. Отметил, что ещё Р. Ю. Виппером Зельин был оставлен при кафедре (АРАН. Ф. 493. Оп. 3. Д. 174. Л. 1).
4 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 153. Л. 47.
5 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 2 Д. 637. Л. 8.
6 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 155. Л. 1 об.
рым сигналом стала заказная статья в «Вечерней Москве», где говорилось о большом количестве немарксистов в Институте истории, а, соответственно, о возможности концентрации здесь оппозиции советскому режиму. Институт пытался оправдаться: немарксистов на самом деле мало (и те только в секции древней истории), но и они обезвреживаются тем, что исследуют проблемы социально-экономической истории1. Но попытка не удалась: в 1929 г. Институт прекратил свое существование.
Несмотря на это, роль Института Истории РАНИОН велика в контексте становления совет-
1 ГАРФ. Ф. 4655. Оп. 1. Д. 155. Л. 1 об.
ской исторической науки. Во-первых, там формировалась система аспирантуры. Во-вторых, его окончили многие будущие мэтры, в том числе антиковедения, - К. К. Зельин, Н. А. Машкин, А. В. Мишулин, А. В. Преображенский, там же начинал свой научный путь В. С. Сергеев. Но их учителей, действительных членов Института и научных сотрудников 1 разряда, ждала печальная участь - они попали под жернова политических репрессий (Г. М. Пригоровский, А. А. Захаров), либо эмигрировали (Д. П. Кончаловский).
Список литературы
1. А. П. Заработная плата рабочих и служащих Московской губернии в 1927/28 гг. / А. П. // Вопр. труда. - 1928. - № 12. - С. 111-116.
2. Гришина, Н. В. От «оставленных для подготовки к профессорскому званию» к советским аспирантам: трансформация системы воспроизводства научных кадров в 1860-1920-е гг. / Н. В. Гришина // Мир историка: историогр. сб. / отв. ред. В. П. Корзун. - Омск, 2014. - Вып. 9. - С. 138-145.
3. Кончаловский, Д. П. Воспоминания и письма / Д. П. Кончаловский. - Paris: YMCAPress, 1971. - 352 c.
4. Скворцов, А. М. Историческое образование в первое десятилетие советской власти: основные векторы развития / А. М. Скворцов, Н. В. Гришина // Вестн. Челяб. гос. ун-та. - 2015. - № 2 (357). История. - Вып. 62. - С. 49-56.
Сведения об авторе
Скворцов Артем Михайлович - кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры всеобщей истории Челябинского государственного университета. Artyom-skvorcov@yandex.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2015. № 14 (369). History. Issue 64. P. 159-165.
SECTION OF ANCIENT HISTORY AT INSTITUTE OF HISTORY RANION AS THE CENTER OF ANTIQUITY STUDIES IN THE 1920S
A. M. Skvortsov
PhD in History, Senior Lecturer, Department of General History of CSU. Artyom-skvorcov@yandex.ru
In 1921, at the Faculty of Social Sciences of Moscow University was established Research Institute of History, which employed mostly non-Marxist researchers. Until the mid-1920s RANION was quite an autonomous institution, which remained the pre-revolutionary tradition of scientific communication (debates, discussion papers, publication papers, training "graduate students" in the old system of research training, etc.). But next to non-Marxists were ideologically adjusted staff members who demonstrated what kind of problems should be developed.
Since the mid-1920s the autonomy significantly trimmed. Research areas changed from source study problems to the socio-economic ones (agricultural history and the history of the city), the history of international relations, the history of revolutionary movements. At the same time, antiquity was interested not in itself, but in the material it could deliver to address the pressing problems.
In general, the role of the Institute of History RANION was quite high in the context of the emergence of
Soviet historical science. Firstly, there was formed a system of postgraduate study. Secondly, it graduated many future masters, like K. K. Zelin, N. A. Mashkin, A. V. Mishulin and V. S. Sergeev, who started their scientific career at the Institute. But their teachers, full members of the Institute and the staff of the first category, got a nasty fate: they either fell under the millstone of repression, or emigrated.
Keywords: RANION; study of antiquity; Marxism; historiography; Soviet historical science; the 1920s; "oldprofessors"; K. K. Zelin; N. A. Mashkin; A. V. Mishulin; V. S. Sergeev.
Reference
1. A. P. Zaraboynaya plata raboch i hisluzhashch Moskovskoi gubernii v 1927/1928 gg. [Salary of workers and employees of the Moscow in 1927/1928.]. Voprosy truda [Labour issues], 1928, no. 12, pp. 111-116. (In Russ.).
2. Grishina N.V. Ot «ostavlennyh dly zpodgotovki k professorskomu zvaniyu» k sovetskim aspirantam: transformatsiya sistemy vosproizvodstva nauchnyh kadrov v 1860-1920-e gg. [From "left to prepare for a professorship" to Soviet graduate: transformation of the systemof reproduction scientific staff in 1860-1920-es]. Mir istorika: istoriograficheskiy sbornik [The world of the historian: historiographical collection], vol. 9. Omsk, 2014. Pp. 138-145. (In Russ.).
3. Konchalovskij D.P. Vospominanija i pis'ma [Memoirs and letters]. Paris, YMCAPress Publ., 1971. 352 p. (In Russ.).
4. Skvortsov A.M., Grishina N.V. Istoricheskoe obrazovanie v pervoe desyatiletie sovetskoi vlasti: os-novnye vektory rasvitiya [History education in Soviet Russia in the 1920's: main trends in the development]. Vestnik Cheljabinskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Chelyabinsk state University], 2015, no 2 (357), History, iss. 62, pp. 49-56. (In Russ.).
