CC BY
162
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
109
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2007. №5 (1)
УДК 398.1 (470.51) (045)
Г.А. Глухова
РЯЖЕНЬЕ КАК ИГРА И ИГРА В РЯЖЕНЬЕ
Рассматривается типологическое сходство игровых форм удмуртского ряженья и игровой культуры. Выделяются основные роли, атрибуты, игровые элементы, которые характеризуют сущность ряженья и игры как феноменов традиционной культуры.
Ключевые слова: обряд, ряженье, игровая культура, игра, перевоплощение, брачная символика, роли, атрибуты.
Основой духовной культуры удмуртского общества вплоть до конца XX в. являлся ритуал. Особый интерес представляет один из важнейших составных компонентов обрядового действа - ряженье (портмаськон, вожо-яськон, пензаськон, чокморскон), которое вплоть до наших дней сохраняло древнейшие архаические черты народного мировосприятия.
При явном типологическом сходстве ряженья в различных обрядах, функции его не однородны: в осеннем, весеннем и летнем доминирует идея плодородия, в зимнем - связь с миром умерших предков. В большей степени именно функция определяет участие в осеннем ряженье молодежи, в весеннелетнем - девушек и женщин, в зимнем же такой строгой регламентации не наблюдается, в нем участвуют все желающие.
Сущность удмуртского ряженья помогают раскрыть основные коды ритуала - акциональный, атрибутивный, вербальный. Принадлежащие разным кодам элементы обряда объединены в ряженье единой обрядовой семантикой, их функции не соподчинены друг другу, а чаще всего параллельны.
При явно выраженной мифологической наполненности, содержание маскирования по форме своей напоминает игру, что служит основанием изучения ряженья в контексте игровой культуры, а отдельных игровых моментов в контексте самого ряженья [12. С. 20-28]. Данная проблема частично уже затрагивалась нами [7. С. 58-59]. Здесь мы попытаемся продолжить анализ типологического сходства игровых форм ряженья и игровой культуры.
Основным признаком игры и ряженья, как и любого обряда, является перевоплощение с распределением ролей. Ролевая установка осуществляется по-разному. В ряженье она реализуется с помощью внешнего преображения, основными компонентами которого являются маска-личина и костюм персонажа. В игре перевоплощение происходит с помощью «присвоения» участникам другого имени (в зависимости от содержания и условий игры изменение имени происходит в персональном или групповом порядке) или «вербального ряженья» [3. С. 44]. Такой прием перевоплощения позволяет человеку принять ситуативные правила игры. Маскировка дает возможность отрешиться от своего «я», создать ситуацию инобытия. Играющий, войдя в
роль, как бы существует одновременно в двух мирах - настоящем (действительном) и вымышленном (сакральном): «Играющий всерьёз на то время, пока длится игра, воображает себя вымышленным лицом в вымышленной обстановке и делает это воображение доступным для других» [9. С. 163]. Что касается категории времени, то в любом игровом действии события разворачиваются в настоящем времени, создавая таким образом линейную последовательность и логическую завершенность. В ритуале же настоящее время всегда соотносится со временем циклическим, поскольку сама обрядовая ситуация предполагает воспроизводство некогда совершенного акта первотво-рения (см. этимологию термина сям/нерге/йылол «порядок/установление/ритуал») [4. С. 42].
Обязательным условием игры является взаимоотношение двух сторон: водящего и остальных игроков, одной команды с другой. В ряженье действие разворачивается между самими ряжеными, ряжеными и другими представителями социума. Можно говорить о некоем поведенческом стереотипе для носителей традиции, который составляет ядро ритуала.
Рассмотрим осенний период календарного цикла удмуртов. К этому периоду в удмуртской традиции были приурочены ряженье (ныл брага, пичи сюан, кушман сюан, ныл сюан, сйзьыл портмаськон)* и посиделки (мынчоын пукон, пукон корка, пукны ветлон, жыт пукон).
Устойчивой структурой осеннего ряженья выступают такие компоненты: 1) переодевание; 2) обход дворов; 3) исполнение песен, плясок; 4) получение вознаграждения от хозяев дома. Такой минимум действий носителями традиции считается достаточным, чтобы признать, что обряд выполнен. Чаще всего другие действия, формы поведения как самими информантами, так и собирателями считаются необязательными, совершаемыми ради шутки, забавы. Однако в содержательном плане именно игровые элементы (атрибуты, образы-роли, стереотипы поведения) «хотя и кажутся случайными в ритуальном контексте, часто «поддерживают» семантическое ядро самого обряда и проясняют его смысл» [2. С. 47].
Сравнительный анализ игровых ситуаций в молодежных играх и обрядах осеннего цикла показал, что в них много общего. Эти увеселения устраивались не только в целях забавы и отдыха, в них угадывался сакральный смысл. Поэтому без преувеличения можно сказать, что обрядовые игры, приуроченные к определенным календарным срокам, почти всегда имеют какую-либо магическую цель, теряя ее в обыденной обстановке.
В XIX в. распространенными развлечениями молодежи на посиделках были игры типа «стрельба рябчика», «игра в жгуты» [15. С. 125-131], «жу-мачка» [5. С. 159,160]. По структуре и содержанию они однотипны. В качест-
* В разных локальных традициях удмуртов обряд ряженья назывался по-разному: ныл брага (девичье пиво) - северные удмурты; пичи сюан/кушман сюан (маленькая свадьба/брюквенная свадьба) - якшур-бодьинские и завьяловские удмурты; ныл сюан (девичья свадьба) - удмурты Кировской области Унинского района; сйзьыл портмаськон (осеннее ряженье) - удмурты западной и юго-западной части Удмуртии.
ве примера приведем одну из них: «Из длинного полотенца свивают крепкий жгут, на конце которого нередко завязывают узел. Играющие усаживаются на пол, образуя большой круг, при этом их ноги устремлены в центр и покрыты большим полотном: ковром, половиком и т.п. Один, выбранный по жребию, ходит вокруг играющих, ударяя по плечу то одного, то другого, но всячески старается не ударить того, у которого находится в тот момент жгут, постоянно передаваемый под полотном из рук в руки. Если же случайно он ударит того, у кого жгут, то этот игрок вскакивает и осыпает ведущего ударами, пробегая за ним три круга вокруг играющих. Затем жгут передается первому водившему и тот садится в круг. Бьющий становится ведущим» [15. С. 159,160]. Основная суть игры заключается в том, что ведущий ударяет/бьет полотенцем или ремнем участников игры, или наоборот. Мотив битья/хлестания содержится и в осеннем ряженье (сйзьыл портмаськон). Обязательными участниками в этом обряде были урыс шук-кисьёс (букв.: те, кто ударяет плетьми), парни или молодые женатые мужчины с плетками в руках. Они следили за всеми, кто принимал участие в празднике. Тех, кто пытался уйти раньше, довольно всерьез били плетками. Такая же участь постигала и тех, кто не пел. Окружающие воспринимали их как своеобразных «блюстителей обряда». Но их участие в обряде было более значимым. С одной стороны, функция контактов между участниками игры в виде ударов кнутом/жгутом/руками объясняется учеными как сексуальный контакт [10. С. 288,289], с другой - мифологема удара/битья рассматривается как символ нового рождения/возрождения/перерождения и как лейтмотив практически всех обрядов и игр переходного периода [3. С. 310-317].
Основным назначением обрядовых игровых моментов и игр осеннего цикла является, с одной стороны, выбор, возможно, ритуальное закрепление пары, поскольку многие из них определялись по обоюдному согласию заранее; а с другой - обнародование сердечных привязанностей. На выборе пар была полностью ориентирована «игра в соседа» (бускелен шудон), приуроченная к посиделкам. По записям Г. Е. Верещагина, парни и девушки садились парами на скамейку. Ведущая подходила к каждой паре по очереди и спрашивала: «Довольны или нет?» Если пара была не довольна, то ведущая спрашивала: «Кого надо, кто нравится?» Те называли имя понравившейся девушки или парня. Игра продолжалась до полного совпадения симпатий пар [1. С. 217,218]. Сравним в связи с этим распространенную молодежную игру коми «Выбор на год», приуроченную к братчине. Как отмечает Г. С. Савельева, «сейчас трудно установить, насколько поддерживалась закрепленность пары в течение года <...>, но <...> отношение к статусу потенциальной невесты/жениха было достаточно серьезным: если девушка не хотела быть парой конкретного парня, но знала, что он хочет образовать пару с ней, то приходила на посиделки в грязном переднике, повседневном сарафане, и парень от нее отворачивался» [16. С. 87]. Мотив выбора пары, а также своеобразная форма обнародования сердечных привязанностей являются основополагающими в обряде ныл брага северных удмуртов [6. С. 11,12]. В ходе обряда девушки меняли свой наряд несколько раз. Основная часть праздника начина-
лась с ритуальной трапезы. Участники обряда за стол садились в одинаковых одеждах: девушки в вышитых блузках и черных юбках, парни в белых рубашках и черных брюках. После застолья начиналось веселье, во время которого продолжалось знакомство приглянувшихся друг другу парней и девушек. В полночь девушки переодевались, надевали разноцветные платья. Но кульминацией праздника являлось опознавание парнями своих подруг, переодетых в чужую одежду и покрытых платками. Игра продолжалась до тех пор, пока парень не узнавал свою девушку.
Брачный мотив, мотив «перехода», расставания с девичеством/ готовности к «вступлению в брак» в обрядах манифестируется с помощью ассоциативно воспринимаемых атрибутов - созревших овощей в обряде сйзьыл портмаськон и кушман сюан. В с. Кизнер, например, ряженые навешивали на себя картошку, брюкву, свеклу, морковь, репу и в таком виде обходили дома [17. С. 14-15]. В удмуртской традиции не имеется специально развернутых игр с овощами во время обряда, но поведение ряженых не дает усомниться в значимости их присутствия в обряде. Брачная символика обряда раскрывается в развернутом вербальном оформлении: исполнение участниками обряда песен с эротическим смыслом, с откровенным сквернословием. В песнях корнеплоды символизируют женские и мужские детородные органы [17. С. 96].
В обряде кушман сюан смыслообразующим элементом является корнеплод. Девочки и мальчики лет 10-15 обходили дома. Девочки одевались понаряднее, но самым заметным элементом наряда являлась шляпа из проволочного круга, в центре которого укрепляли кусок брюквы и втыкали в него веточки с прикрепленными к ним бумажными цветами и лентами. В каждом доме девочки плясали и пели, после этого хозяйка приглашала всех за стол отведать квашеной свеклы (горд кушман). В этом обряде корнеплод символизирует девичество. В этом же ряду можно рассмотреть игры кушманэн шудон (игра в редьку), кубыста/кубыста йыр (капуста/кочан капусты), где участвуют парни и девушки 15-20 лет и в которых «хозяин»/«сторож» защищает овощи от посягательства остальных игроков. Весьма неоднозначными являются в игре образ-роль кубыста йыр и ситуации, разыгрываемые с «кочаном»: Выбирали «сторожа», который охранял капусту, и «кочан капусты». Тот самый «кочан» садился на землю, а «сторож» ходил вокруг него, положив одну руку ему на голову. Через некоторое время «сторож» кричал: «Капуста созрела!» Тогда все остальные игроки бросались в центр круга и старались сдвинуть капусту с места, но так, чтобы «сторож» их не задел [8. С. 165]. В д. Ворца в игре принимали участие только девушки. Выбирали ведущую, а остальные выполняли роль капустных вилков. Водящая подходила к каждому игроку и ощупывала его голову, качая головой и приговаривая: «Нет, слишком мягкая». Так она от игрока к игроку выбирала созревший кочан капусты. «Найдя» таковой, под общий смех она ощупывала ее, поцокива-ла языком, приговаривая: «О-о! Хороший кочан попался!», отводила в сторону. Игра продолжалась до тех пор, пока среди сидящих не оставалось «тугих» кочанов. Отобранные «тугие вилки» должны были выполнить всевозможные задания: спеть, сплясать, что-нибудь принести и т.д.
В играх можно выделить несколько моментов, которые помогают раскрыть их значение. В последней акцентируется внимание на «созревших» и «незрелых» кочанах капусты. Для продолжения игры отбираются только «созревшие» вилки. Важным условием является не просто выбор «крепких» вилков, их участь усложняется выполнением различных заданий, которые могут рассматриваться как «наказания», восходящие, по мнению ученых, к экзекуциям, являющимся рудиментарной формой некогда существовавших «инициационно-посвятительных» обрядов, то есть ритуалов, при помощи которых девочки/мальчики приобщались к обществу невест/женихов [11. С. 18].
Одним из частых видов наказаний в игре являются пение, пляска, посредством которых утверждается статус проигравшего, а выполнение задания также может завершить игру и/или определенный ее этап. В ряженьи, как и в любом ритуале, пение, пляска являются его обязательными компонентами. В обрядах, обладая полисемией и полифункциональностью, они понимаются в народном мировоззрении как одно из средств/способов контактирования двух миров, вводят человека «в особое психофизическое состояние», «переводят» его в иной статус [4. С. 58,59; 13. С. 90; 14. С. 248,249].
Сравнительный анализ удмуртских игр и обрядов ряженья осеннего цикла позволяет обозначить брачную символику как доминирующую. Рассмотрение содержания, ролей, атрибутов, игровых элементов в играх дает возможность предположить, что ряженье является игровой формой обрядового поведения. Следовательно, вполне возможно утверждать, что ряженье и игра - по сути своей синонимы. По своим внешним признакам обрядовая игра и ряженье служат и способом, и средством обнаружения их основных, магических, функций. По-видимому, ряженье изначально представляло собой некий тип игры, создававший специфическую игровую модель мира практически во всех обрядах календарного и семейного циклов.
Поступила в редакцию 02.02.07
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Верещагин Г.Е. Собр. соч.: В 6 т. / Под ред. В. М. Ванюшева. Этнографические очерки. Т.3, Кн. 2, вып. 1 / УИИЯЛ УрО РАН. Ижевск, 2000. 248 с.
2. Виноградова Л.Н. Стереотипы игрового поведения в рамках обряда // Традиционная культура. М., 2001. № 1. С. 43-47.
3. Владыкина Т.Г. Функция смеха в календарных обрядах удмуртов // Тез. докл. III Рос. унив.-акад. науч.-практ. конф. Ижевск, 1997. Ч. 4. С. 44.
4. Владыкина Т.Г. Удмуртский фольклор: проблемы жанровой эволюции и систематики. Ижевск, 1998. 355 с.
5. Гаврилов Б. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской губерний. Казань, 1880. 190 с.
6. Глухова Г.А. Обряд молодежного гостевания «ныл брага» в календарном цикле удмуртов // Eksitaja: Pro Folkloristica III: Тез. конф. молодых исследователей. Тарту, 1995. С. 11,12.
7. Глухова Г.А. Удмуртское ряженье как игровая форма обрядности // VII Королен-ковские чтения: Материалы Междунар. науч.-практ. Конф. / Отв. ред. Т. А. Шук-лина. Глазов, 2006. С. 58,59.
8. Долганова Л.Н., Морозов И.А., Минасенко Е.Н. Игры и развлечения удмуртов: история и современность. М., 1995. 312 с.
9. Ивлева Л.М. Ряженье в русской традиционной культуре. СПб., 1994. 233 с.
10. Морозов И. А., Слепцова И.С. Свидание с предком (пережиточные формы ритуального брака в святочных забавах ряженых) // Секс и эротика в русской традиционной культуре / Сост. А. Л. Топорков. М.: Ладомир, 1996. С. 248-303.
11. Морозов И. А. Женитьба добра молодца: Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы»/«женитьбы». М.: Лабиринт, 1998. 352 с.
12. Морозов И. А. «Игра» и «ритуал» в современном дискурсе // Традиционная культура. М., 2001. № 1. С. 20-28.
13. Нуриева И.М. Музыка в обрядовой культуре завятских удмуртов: Проблемы культурного контекста и традиционного мышления. Ижевск. 1999. 271 с.
14. Пашина О.А. Календарно-песенный цикл у восточных славян. М., 1998. 292 с.
15. Первухин Н.Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Вятка, 1888. Эскиз II.
16. Савельева Г.С. К реконструкции коми традиционной молодежной культуры: братчина // Фольклористика коми. Сыктывкар, 2002. С. 73-90. (Тр. ИЯЛИ Коми УрО РАН. Вып. 63).
17. Чуракова Р. А. Песни южных удмуртов. Ижевск, 1999. Вып. 2. 160 с.
G.A. Glukhova
Disguising as playing. Playing elements in disguising
The article deals with typical similarities between playing forms of Udmurt disguising tradition and playing culture. The author singles out the functions, attributes and elements of playing which characterize the nature of disguising and playing as phenomena of traditional culture.
Глухова Галина Анатольевна
ГОУВПО «Удмуртский государственный университет»
426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
E-mail: galant@udm.ru
