CC BY
40
ними весьма существенные различия: если образцом для Кироги служила «Утопия» Т. Мора, то отцы-иезуиты создавали свои редукции в соответствии с идеями «Города Солнца» Т. Кампанеллы и «Государства» Платона. Можно заметить также и некоторые «стратегические» различия. Так, модель Кироги предполагала подготовку индейцев к совместной жизни с испанцами, к совместному выживанию в случае интеграции этносов. Поэтому индеец в общинах Кироги обучался испанскому языку или латыни, трудился вместе с испанцами и так далее. Иезуиты готовили индейцев к выживанию в условиях изоляции от мира вообще и испанского этноса в частности. Их подданные знали только родной язык и трудились отдельно от своих «благодетелей». Поэтому когда после высылки иезуитов в 1767 году их теократическая империя, названная Вольтером «в некотором отношении триумфом человечества», рухнула, индейцы вернулись в сельву к своим прежним занятиям и древним обычаям.
Хотя может показаться, что в последующей истории Латинской Америки связь между утопией и реальностью прерывается, однако это далеко не так. Во-первых, последующий период отмечен качественно другими, заслужившими быть отмеченными «экспериментами»: созданием в первой трети XVII века государства беглых негров-рабов (Республика Палмарес); восстаниями парагвайских «коммунерос» и Тупака Амару; построенным Хосе Гаспаром Франсиа мрачным государством всеобщего счастья; успешно существующим кубинским социализмом и другими. Во-вторых, произошло формирование жанров литературной и политической утопии, отражающих континентальные реалии и решающих задачи,
стоящие перед латиноамериканским обществом. Наконец, в-третьих, как пишет Ф. Аинса, шаг за шагом утопическое воображение становилось богаче, многообразные утопические проекты пронизывали различные формы интеллектуальной деятельности. «Внешний и внутренний то-посы совмещаются... Пространство грез и внутренних проектов открывается вовне (внешний топос) - туда, где может быть начертан путь к пробудившейся надежде или дан ответ на нее» [5, с. 160]. Оно формирует тот горизонт, который направляет человеческую деятельность и организует движение к достижению идеала, к воплощению утопии.
Литература
1. Ласки М. Утопия и революция// Утопия и утопическое мышление. М., 1991.
2. Паниотова Т. С. Утопия и Америка: вымысел в роли эксперимента // Латинская Америка. 2006. № 11.
3. Бодрийяр Ж. Америка. М., 2000.
4. Паниотова Т. С. Утопия в пространстве диалога культур. Ростов н/Д, 2004.
5. Аинса Ф. Реконструкция утопии. М., 1999.
6. Enriquez Urena. Utopia de America // Obras completas. Mexico, 1960. Vol. 5.
7. Ainsa F. De la edad del oro a el Dorado// Genesis del discurso utopico americano. Mexico, 1998.
8. Coleccion de documentos ineditos, editada por Torres de Mendoza. Madrid, 1968.
9. Cro S. Realidad y utopia en el descubrimiento y concista de America Hispana (1492-1682). Nueva York; Madrid, 1983.
В. В. Кочетков
РУССКИЙ ВКЛАД В ДЕОНТОЛОГИЮ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА: С. И. ГЕССЕН И ВСЕОБЩАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА 1948 ГОДА
В данной статье представлен анализ теории прав человека С. И. Гессена. Несмотря на то, что исследователь защищал приоритет прав человека для современного государства, его подход страдал определенной ограниченностью, не позволившей ему эксплицировать ценностные основания конституционализма в полном объеме.
Ключевые слова: С. И. Гессен, конституционализм, права человека, русская философия, Всеобщая декларация прав человека 1948 года, социализм.
Год 2014 преисполнен исторического символизма. В этом году исполняется 100 лет с начала Первой мировой войны, 75 лет с начала Второй
мировой войны, а 25 лет назад была разрушена Берлинская стена. Нам же представляется, что связующим элементом между этими фундамен-
тальными событиями Новейшей истории является деонтология прав человека как ценностного базиса политики и экономики, зафиксированного в качестве такового во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в конце 1948 года. Человечеству понадобились две мировые войны, чтобы это осознать, и одна холодная война, чтобы привести международное и национальное право к общему знаменателю. Важно отметить тот факт, что непосредственное участие в работе над теоретическим обоснованием этой Декларации принимал представитель младшего поколения российских конституционалистов начала ХХ века, эмигрант С. И. Гессен (1887-1950). 75 лет назад ЮНЕСКО выпустила сборник статей ведущих мыслителей того времени под названием «Права человека», в который вошла и работа С. И. Гес-сена [12, с. 99-131].
Пик творческой активности Гессена пришелся на 30-40-е годы прошлого столетия. Конечно, это было не лучшее время для рационализации архетипов конституционного правосознания* и отстаивания деонтологии прав человека. Тогда казалось, что вождизм (фашистский, нацистский или коммунистический) с его тотальной идеологией (ныне очень популярный русский правовед И. Ильин называл это духовностью и единением государства и народа) окончательно снимает с повестки истории вопрос о конституционализа-ции власти. Однако и в этих условиях Гессен связывал прогрессивное развитие общества с импле-ментацией архетипов конституционного правосознания. Актуальность обращения к его теоретическому наследию обусловлена тем, что в современной России, несмотря на то, что у нас и был зафиксирован приоритет прав человека в Конституции 1993 года, до сих пор ни для представителей власти, ни для граждан деонтология прав человека не очевидна. И наше государственное право все еще нуждается в имплементации архетипов конституционного правосознания [7, с. 17-26].
В данной работе под конституционализмом понимается особая публично-правовая этика (форма правосознания), а также дедуцируемая из ее исходных ценностей (архетипов) реальная политическая практика, которая считает возможным и необходимым строить на рациональной основе систему государственного управления, то есть порядок взаимоотношений между гражданином и властью, между гражданами, а также между суверенными государствами. Данная форма правосознания исходит из признания равного достоинства за каждым свободно определяю-
* Под архетипами правосознания в данной работе ними публично-правовые институты.
щимся (суверенным) субъектом социума (индивид, группа граждан, нация) или международного сообщества (государство). Признание достоинства реализуется через предикацию естественных и неотчуждаемых (что есть гарантия свободы разума и воли в рамках правил поведения данного общества) прав (свободы делать/ не делать что-либо) гражданина (объединений граждан, наций, государств) при условии признания последним (последними) и честного следования всей совокупности рациональных правил общественной, государственной и межгосударственной жизни. Говоря философским языком, конституционализм есть некая теоретическая парадигма правосознания, решающая задачу по разработке определенных принципов справедливого устройства общественной жизни, которые позволяют обеспечить реализацию частной и публичной автономии для всех социальных субъектов. В то же время она есть определенный способ рационализации правовых чувств (базовых ценностей) народа.
В связи с этим важным является то, что Гессен усматривал существенную функцию права как такового в ограничении власти государства и решительно отвергал всякого рода правовой позитивизм, включая, конечно, все формы государственного социализма. В своей автобиографии он подчеркивал, что своеобразие его политико-правовой концепции состояло в идее правового регулирования экономики («оправление»), противопоставленной «огосударствлению» экономики [3, с. 777]. В противовес утопистам, выступавшим за отмену права или превращение его в простой инструмент (орудие) их воли, ученый под правом понимал часть великой исторической традиции, особо подчеркивая, что функция права - это ограждение «непроницаемости личности для другого лица» [5, с. 190].
Непроницаемость лица Гессен трактовал не только как классическую идею о сфере личной неприкосновенности. Он стремился защитить личность и от государства, и от любого социального и нравственного давления. Человеческая личность, утверждал исследователь, содержит «супрасоциальное» ядро, непроницаемое для общества [5, с. 381-382]. Если эта непроницаемость нарушается, то прекращает существование сама личность, становясь просто частицей коллективного целого. Этот же процесс деперсонализации происходит и тогда, когда права субъекта, которые должны защищаться законом, приносятся в жертву высшей морали.
Торжество тоталитарных идей в 20-30 годы прошлого века Гессен связывал с общим миро-
понимаются базовые правовые ценности и связанные с
воззренческим кризисом эпохи. Он был убежден, что кризис современного ему либерализма являлся также и кризисом социализма, который унаследовал от своего предшественника культ неограниченного промышленного производства и отверг при этом «вечную истину» либерализма - идею права. Социалисты констатировали, что право в его либеральной версии бесполезно, поскольку оно не может решить так называемый рабочий вопрос. Классические либералы полагали, что социалистические идеи, противопоставляющие индивидуализму реальность коллектива, несовместимы с правопорядком и поэтому должны быть отвергнуты. По сути, и классический либерализм, и социализм являются своеобразными утопиями. В своей статье о крушении утопизма Гессен определял его сущность как абсолютизацию какой-то цели-задачи, неизбежно ведущую к нигилистическому отрицанию традиции и к чисто инструментальному отношению к историческому наследию [2, с. 27]. Ученый считал, что главной проблемой современности является не экономическая эксплуатации, а правовая защита свободы и равенства от чрезмерной централизации экономической власти. По его мнению, эксплуатацию нельзя сводить к чисто экономическому явлению, ее следует рассматривать в кантовских категориях как использование одних людей другими в качестве обычных средств, а не целей самих в себе. В данном случае, очевидно, речь идет об их человеческом достоинстве, которому постоянно угрожают обезличивание и реификация [5, с. 174]. Гессен считал, что появилось новое (позитивное) понимание свободы, которое требует от государства обеспечения минимума материальных средств, необходимых для частной и публичной автономии [5, с. 229].
Гессен называет такой подход новым либерализмом, или правовым социализмом. Фактически это был синтез либерализма и демократии путем осознания таких истин, как та, что «"воля народа" - это чистейшая фикция, а не эмпирический факт, хотя она и важна как задача, как регулятивная идея; что всякая политическая власть, независимо от ее источника, должна быть ограничена, ибо никто не может монопольно притязать на волю народа...»» [5, с. 288-292]. Валиц-кий обращает внимание на то, что Гессен переосмысливал роль собственности в деле обеспечения свободы. Этот русский философ права был убежден, что древнеримское определение собственности как jus utendi et abutendi должно быть отвергнуто. Валицкий по этому поводу пишет следующее: «Неолиберальная концепция собственности (Гессена. - В. К.) характеризуется расширением признания определенных форм обоб-
ществления наряду с ростом значения индивидуализации. .. .Частная собственность оправдана лишь как средство реализации личной свободы, то есть как индивидуализированное и активное отношение между человеком и вещами. Формальный титул становится менее значимым, чем реальное обладание, то есть личная и творческая форма отношений» [1, с. 514].
На основе этого Гессен выделял следующие стадии в развитии современного правового государства в Европе: абсолютистская, либеральная, демократическая и социалистическая.
Абсолютизм в своем стремлении построить систему управления на основе законов предопределил появление негативного понимания свободы как чистой негации власти. Однако без духовной реформации либерализм был бы невозможен. С точки зрения диалектики идей важнейшей из них была пуританская концепция человека как «духовного существа, которое является не только субъектом земного государства, но и членом высшей духовной общности - царства Божия» [8, с. 110]. Проблема заключалась в том, что абсолютизм, стремясь к господству права, в действительности порождал только произвол. Поэтому единственным способом защиты права как осевого принципа государственного строительства стало ограничение власти как таковой. Так появилось либеральное государство, основанное на концепции естественного права.
Позже, поскольку классический либерализм не смог решить социальные проблемы, на повестку дня встал вопрос о создании демократического правового государства. Исключительно негативная и статичная концепция равенства, связанная со «старолиберальным» понятием свободы, была заменена принципом равных возможностей, то есть позитивной и динамичной концепцией. Современное демократическое государство, которое появилось как конечный результат этого процесса, Гессен называл «страховым государством». Его моделью «является страховая организация, делящая расходы по страхованию соответственно стоимости страхуемой собственности, но управляемая всеми членами на основах полного равноправия, взаимопомощи и координации, а не на принципе подчинения отдаленной власти» [1, с. 530; 6, с. 33].
Учитывая накопленный исторический опыт, Гессен понимал, что социальная политика не должна приобретать опекунский характер, так как это являлось бы прямой дорогой к тоталитаризму. Поэтому, для того чтобы четко разделить тоталитаризм и демократию, он провозгласил принцип приоритета свободы: «Самой характерной чертой современного демократического государ-
ства является, в сущности, тот факт, что, даже добиваясь благосостояния своих граждан, оно имеет своей целью, прежде всего и главным образом, их свободу» [ 1, с. 530; 6, с. 27]. При этом в демократии свобода трактуется как «внутренняя потенциальная сила, свойственная каждому человеческому существу, сила, которая может развиваться и расцветать, но может и увянуть, и дегенерировать в тяжелых жизненных условиях» [1, с. 530; 6, с. 28]. Поэтому задачей активной социальной политики не является пропитание и обучение (ин-доктринирование) рабов государства с целью превращения их в надежный инструмент исполнения воли правителей. Напротив, эта задача состоит в устранении наиболее явных материальных препятствий в виде недостатка равных возможностей для реализации права на частную и публичную автономию и таким образом «помощи каждому в его стремлении к самореализации своей личности» [1, с. 530; 6, с. 28]. Таким образом, демократия - это состояние равновесия между принципами равенства, свободы и солидарности [8, с. 118]. В напряженности между этими тремя архетипами конституционного правосознания Гессен и видел внутренний антонимичный источник развития современной демократии.
Другая угроза для свободы, по его мнению, исходила от понимания демократии как преобладания воли большинства. Принцип большинства - это не правовая норма, а только техника принятия решений, практикующаяся в различных типах государств [1, с. 530; 6, с. 38-39]. Наоборот, «существенной чертой демократии является не механический метод разрешения конфликтов по результатам голосования большинства, а непрестанное стремление совместить различные интересы в творческом компромиссе, обеспечить победу разума над простой силой большинства, внося, таким образом, вклад в растущую сплоченность и солидарность общества» [ 1, с. 530; 6, с. 38]. Тем самым Гессен предвосхитил создание идей о делиберативной (дискурсивной) демократии, которые стали аксиомами современного философского дискурса.
Вместе с тем кризис европейской культуры в 20-30-е годы ХХ века проистекал не из существа демократического конституционализма, который открыл дорогу в политику неокультуренной народной массе, чьи комплексы и фобии эксплуатировали рвущиеся к власти вожди и тоталитарные партии. По мнению Гессена, кризис выражался не только в появлении тоталитаризма, но и в возобладании потребительства, толерантности как особой разновидности терпимости, происходящей не из уважения к личности, а из индифферентного отношения к истине.
Выход из кризиса он видел в социалистической перестройке хозяйства (введение планирования производства) и общества (признания социальных прав человека). Пытаясь выразить требования социализма в категориях прав человека, ученый выделял три вида социальных прав. К первой группе относились права, которые можно реализовать с помощью всесторонней системы социального страхования (право на труд, на отдых, образование и так далее). Во вторую группу входили экономические права, то есть права человека как производителя и потребителя, основанные на социалистическом принципе свободы от эксплуатации, то есть из «права человека рассматривать его в экономической жизни как человеческое существо, а не как простой товар» [8, с. 123]. Список таких прав у него был несколько своеобразен, включая, например, право на хороший дом, на свободу потребления, и все это при условии наличия плановой экономики [8, с. 121]. В то же время Гессен утверждал, что национальная экономика должна планироваться «демократическим путем, снизу, а не бюрократическим методом сверху» [8, с. 125].
Свой социализм он называл «либеральным социализмом», полагая, что в нем сохранится известная степень экономической свободы, потому что экономика будет регулироваться правовыми нормами, а не приказами. Социалистическое государство, по его мнению, должно быть «кооперативом, основанным на сотрудничестве в общем деле, а не конторой, каковой была модель абсолютного государства, и не либеральным акционерным обществом или обычной страховой компанией, моделью демократического государства» [8, с. 125].
Третья группа прав вытекает из уже коммунистического принципа - каждому по потребности. Если все могут свободно проводить время на пляжах или в парках, рассуждал он, если в такой стране, как Великобритания, каждый может пользоваться медицинскими услугами, то, возможно, в будущем все будут иметь право на трехразовое ежедневное питание. И не нужно быть коммунистом в политическом смысле этого слова, чтобы рассматривать такое развитие, как возможное и желательное [8, с. 125].
Таким образом, Гессен выступил с защитой прав человека в эпоху торжества тоталитарных идеологий. Именно в этом состоит его огромная заслуга. К сожалению, осознавая, что классическая парадигма либерализма уже не удовлетворяет требованиям архетипов конституционного правосознания, он видел единственную возможность отстоять идеи прав человека не в принципе их естественности и неотчуждаемости, а в сближении и заигрывании с идеями социализма.
При этом ученый не предлагал правовые механизмы, которые гарантировали бы нерушимость и реализуемость всех категорий прав человека в реальных условиях социализма. Следовательно, идея прав человека у него была скорее не правовой, а нравственной, своеобразной нормой-целью для практической политики. Тем самым он «скатывался» на позиции утопизма, в которых сам обвинял и классический либерализм, и государственный социализм. В связи с этим представляет интерес оценка Гессеном советской Конституции 1936 года. Исследователь считал, что она дала советским гражданам все возможные права и позитивной, и негативной свободы - свобода слова и печати, свобода собраний, неприкосновенность личности, жилища и так далее. По его мнению, эта Конституция особенно подчеркивает свободу сбережений и свободу потребления. Иначе говоря, она создавала «атмосферу безопасности» [8, с. 138]. При этом Гессен никак не комментировал реальную практику советского государственного управления. Объясняется это, по мнению А. Валицкого, тем, что «Гессен хотел видеть в Сталине просвещенного деспота» [1, с. 538].
Подводя итог анализу взглядов Гессена, необходимо еще раз подчеркнуть следующее. Конституционализм как форма правосознания имеет внутренний источник развития, заключающийся в напряженности между ценностями свободы, справедливости и солидарности. Кроме того, он дает четкие критерии оценки форм и методов государственного управления. Ошибка Гессена состояла в его «экономизме», в сопряжении им конституционных ценностей с определенными формами собственности. И в этом он шел по пути классического либерализма, свя-
зывающего свободу с частной собственностью, с тем лишь отличием, что предлагал в качестве адекватной основы конституционного демократического государства обобществленную собственность и плановые методы управления экономикой. Следует признать, что как во времена римских императоров институт частной собственности не препятствовал произволу их неограниченной власти, так и при реальном социализме обобществленная собственность не гарантировала свободы и демократии, скорее даже наоборот. Суть конституционализма заключается в поиске непротиворечивого сочетания (частной и публичной) свободы и справедливости, укрепляющего солидарность общества.
Литература
1. Валицкий А. Философия права русского либерализма. М., 2012.
2. Гессен С. И. Крушение утопизма // Современные записки. Париж, 1924. Т. 9.
3. Гессен С. И. Мое жизнеописание // Избранные сочинения. М., 1999.
4. Гессен С. И. Ослабление пульса демократии. М., 1999.
5. Гессен С. И. Правовое государство и социализм // Избранные сочинения. М., 1999.
6. Гессен С. И. Современная демократия // Ва-лицкий А. Философия права русского либерализма. М., 2012.
7. Кочетков В. В. Конституционализм и свобода: критика юридического разума// Вопросы философии. 2012. №№ 7.
8. Hessen S. The Rights of Man // Human Rights. Comments and Interpretations. N. Y., 1949.
С. А. Маркова-Мурашова
КУЛЬТУРА, ПРАВО, ЭКОНОМИКА: СОВРЕМЕННЫЙ ВЕКТОР ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Статья посвящена проблеме совершенствования экономики и права в условиях глобализации, показана значимость культуры в формировании и придании определенной специфики правовым и экономическим системам. Автор приходит к выводу, что ранее влияние культуры на экономику было непосредственным, сегодня же оно опосредовано правом как явлением культуры. От существующих источников права, от типа правопонимания зависит качество законодательства, его эффективность, а значит, грамотное оформление и развитие экономических отношений в государстве.
Ключевые слова: право, экономика, культура, взаимодействие экономики и права, правовая система, экономическая система.
В настоящее время экономика тесно связана с практической жизнью права и ее невозможно удалить, не повредив ткань реальности. В то же
время право представляет собой не только формальное правило поведения, но и основу построения отношений в обществе, внутри государства,
