CC BY
60
В.Ю. Даренский
РУССКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В СОВРЕМЕННОЙ УКРАИНЕ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Даренский Виталий Юрьевич - кандидат философских наук, доцент, соискатель Института философии им. Г.С. Сковороды Национальной академии наук Украины.
В современной Украине реальная доля ее граждан, говорящих на русском языке, сформировавшихся в пространстве русской культуры (независимо от их этнической принадлежности) и стремящихся защищать свою идентичность, охватывает около половины населения страны. По социологическим данным, они составляют не менее 46% [1, с. 114]; а в 2002 г. при опросе молодых людей от 16 до 34 лет под патетическим названием «Первое свободное поколение на Украине - кто они?» около 60% из них ответили, что считают украинцев и россиян двумя частями одного и того же народа; 61% граждан поддержали курс на реинтеграцию Украины и России в Единое экономическое и военно-политическое пространство (опрос проводился во всех пропорционально представленных регионах страны) [2, с. 46-47]. В годы независимости, несмотря на жесткую украинизацию СМИ и системы образования, продолжался рост русскоязычной части населения. Приведенные данные свидетельствуют о том, что единство больших групп населения, ныне проживающих в разных странах, в рамках единой российской культурно-языковой общности представляет собой «упрямый» факт, а их стремление к дальнейшей реинтеграции - это естественно-исторический процесс, на который не может серьезно повлиять ни языковая политика государства, ни усиленная обработка массового сознания антироссийской пропагандой.
В настоящее время в Украине проживает самый большой за пределами Российской Федерации конгломерат русскоязычного населения - более 20 млн человек. Для этих людей, как правило, свойственна «размытая» идентичность, сочетающая в себе, с одной стороны, лояльность к украинскому государству, а с другой - ощущение своей специфичности, основанной не
только на принадлежности к российской культурно-языковой общности и включенности в российское информационное пространство, но и на особом менталитете, сформировавшемся исторической традицией жизни в большой многонациональной стране. Этот менталитет оказался не только достаточно устойчивым, но, более того, обнаружил способность к возрождению в новых исторических условиях «разочарования» - этим символическим термином в современной Украине называют фрустрацию оптимистических ожиданий быстрого развития страны и ее «вхождения в Европу». И результаты последних выборов, и данные социологических опросов достаточно четко фиксируют тот факт, что около половины населения Украины ныне «заражены евроскеп-сисом» и ориентированы на российское цивилизационное пространство.
Указанное явление неслучайно, оно четко «вписывается» в новейшую глобальную тенденцию структурирования массовых идентичностей в современном мире. Как справедливо отмечают исследователи этой тенденции, «в будущем гражданство на основе культуры создаст новые миры, границы которых будут проходить там, где будут жить их граждане. Культуры, тем более мировые, вообще не имеют четко определенных границ. Реальностью становится сосуществование мировых суперэтносов, и Россия в силу специфики, вызванной особенностями развития, имеет все шансы реализовать новые геополитические потенции» [3].
Стоит привести суждение авторитетного киевского философа профессора С.Б. Крымского, которого трудно заподозрить в «русофилии». Тем не менее он был вынужден зафиксировать следующий принципиальный факт: «русское сообщество Украины» ныне «представляет собой примерно половину граждан Украины и демонстрирует при этом не вынужденное русскоязычие, а культурную потребность, выработанную историей, духовно-культурной традицией, работать, общаться на русском языке, жить в соответствии с ценностными установками русской культуры. Категорически невозможно применить в определении "русского сообщества" критерии, которые обычно применяются при классификации какой-либо определенной социальной группы людей, например национального меньшинства. Если же исходить из подобного отождествления "русского сообщества" и "национального русского меньшинства", то мы столкнемся с элементарной логической ошибкой "подмены понятий". В ситуации же, когда под русским сообществом Украины понимают носителей русской культуры, тем более нельзя говорить о какой-то части украинского населения, потому что в этом случае русское сообщество будет составлять основную цивилизационную составляющую украинской нации в современном политическом смысле данного понятия» (выделено нами. - В. Д.) [4, с. 150].
Вместе с тем возникает принципиальный вопрос: можно ли это «русское сообщество», ныне являющееся «основной цивилизационной составляющей» 198
политической украинской нации, т.е. просто совокупности граждан Украины, считать сообществом с особой идентичностью - более того, фактически сохраняющим российскую идентичность в ее особом локальном (диаспорном?) варианте? Позитивно на этот вопрос отвечают, в частности, радикальные украинские националисты, считая русскоязычных граждан страны фактически россиянами и употребляя по отношению к ним целый ряд оскорбительных терминов. (Это агрессивное отношение националистов стало одним из важных факторов политической консолидации русскоязычного населения.) Сами же русскоязычные, как правило, ассоциируют себя с украинской «политической нацией» и термин «россияне» по отношению к самим себе не используют. В этой ситуации, исходя из объективных культурно-языковых параметров этой общности людей, целесообразно определить ее следующим образом: это «фактические россияне, ассоциированные в украинскую политическую нацию».
Такая идентичность, очевидно, с самого начала является проблемной и внутренне противоречивой - и именно с этой точки зрения она требует особого исследования для определения ее возможных исторических перспектив.
Идеологи форсированной «украинизации» страны изначально исходят из ошибочных представлений о будущем Украины, избирая тем самым ложные приоритеты культурной политики. В основе этих представлений лежит давно устаревшая геополитическая концепция первых лет независимости, в соответствии с которой смысл бытия Украины как отдельного государства состоит в максимальном дистанцировании от России в надежде на скорое вхождение в Евросоюз. Но очень скоро выяснилось, что такие представления - не более чем продукт PR-технологий. Реальность же состоит в том, что Украину с ее проблемами и уровнем экономики к Евросоюзу не подпускают и близко, а с другой стороны, всесторонняя зависимость от России задана a priori, и по совершенно объективным причинам не может быть не только устранена, но даже сколько-нибудь уменьшена. Это обстоятельство очень быстро было осознано на уровне массового сознания - уже к началу 2001 г., по данным соцопросов, доля граждан Украины, поддерживающих идею вхождения в союзное государство с Россией и Белоруссией, впервые превысила 40% [5, с. 6].
Но среди стран, возникших на месте СССР, едва ли не главной особенностью Украины является то, она представляет собой классический пример «идеологического государства». Официальная украинская идеология, ныне имеющая явно «тоталитарные» претензии «единственно верного учения», основана на догмате о якобы безальтернативности «европейского выбора» и противопоставлении его факту цивилизационного единства с Россией по принципу «или-или». Этот «догмат» не выдерживает серьезной критики уже в свете самых элементарных фактов. Во-первых, так называемое «вхождение
в Европу» в смысле формального присоединения к институтам Евросоюза, если таковое вообще когда-нибудь произойдет, для Украины вовсе не будет означать достижения уровня материального благосостояния «старой Европы»: «золотой миллиард» ради Украины расширяться не будет, более того, он уже начинает сужаться вследствие внутреннего кризиса, который становится все острее. Поэтому, если присоединение Украины к институтам Евросоюза все-таки произойдет, то исключительно ради экономических выгод самой Европы, получающей возможность жесткого контроля над ресурсами и экономикой интегрируемой страны, причем уровень жизни в последней при этом серьезно не изменится или даже еще понизится, что хорошо видно на примере Греции, Румынии и др.
Во-вторых, цивилизационное единство Украины с Россией не только является «упрямым» естественно-историческим фактом, но более того, остается единственной предпосылкой самостоятельного развития Украины как в экономическом, так и в социокультурном отношениях. Ведь в общеевропейской социально-экономической системе Украина может быть лишь никому не нужным конкурентом - и поэтому ее туда никогда не пустят. Зато в евразийском пространстве у Украины огромные перспективы развития - ее экономика, социальные и культурные ресурсы здесь востребованы и эффективны. Так было всегда и именно такое положение дел определяло нашу историческую судьбу в течение многих веков.
Особенно болезненной является искусственная «украинизация» страны в языковой сфере, прежде всего в образовании и СМИ. Ненормально, когда государство говорит со своими гражданами на неродном им языке. Тем самым человека лишают полноценного чувства Родины, появляется ощущение ущемленности и «второсортности». Именно поэтому в современной Украине уже «80% населения страны считают необходимым повысить статус русского языка, 64% выступают за признание русского языка вторым государственным» [6, с. 42]. Украина - единственное государство в современном мире, где около половины граждан не имеют своего языка в качестве государственного - других таких стран в настоящее время вообще нет. Но на этот совершенно скандальный факт почему-то практически никто не обращает внимания. Для сравнения стоит вспомнить, что, например, в Финляндии язык шведов (всего 6% населения этой страны) является государственным, а в Швейцарии даже язык всего лишь каких-то 0,7% (!) населения этой страны -маленького этноса ретороманцев - также является одним из четырех государственных. На этом фоне о какой «демократии», «правах человека» и тем более о «европейских стандартах» вообще может идти речь в современной Украине?
Русский язык, будучи языком примерно половины населения Украины, фактически находится «вне закона». При этом является «табуированной» тема реальных негативных последствий такого положения. В частности, уча-200
щиеся искусственно «украинизированных» школ лишены возможности обретать действительно необходимую им грамотность в языке повседневного общения. Несмотря на огромные затраты времени, учащиеся так и не овладевают по-настоящему украинским языком, так как не используют его на практике, но вместе с тем из-за крайне урезанных часов чаще всего не овладевают и письменной русской речью, которая им жизненно необходима. В результате этого возникает особый феномен «двойной безграмотности» - в обоих языках. Конспекты едва ли не подавляющего большинства студентов украинских вузов, особенно негуманитарных специальностей, оставляют ужасающее впечатление. В советское время большинство из них из-за безграмотности письма не только не поступило бы в вуз, но даже не закончили бы школу. Конечно, есть и другие причины такого прискорбного положения дел, но эта - главная.
Ситуация усугубляется еще и тем, что помимо своего иноязычия, «украинизированное» школьное образование пытается привить детям такое историческое сознание, которое находится в принципиальном противоречии с их менталитетом и реальной жизненной практикой. Возникает совершенно нелепая ситуация, когда, оставаясь русскими (или хотя бы «советскими») по языку, культуре и семейным традициям дети в течение многих лет приучаются оценивать этот факт (т.е. собственную сущность!) исключительно негативно и постоянно испытывать по этому поводу «комплекс неполноценности», которого раньше никогда не было. Русскоязычные в такой странной роли «поглощаемой народности» оказываются слишком уж многочисленны -и поэтому «поглотить» их все равно не удастся. Однако сами эти бессмысленные попытки лишь вносят постоянный раскол в общество, обрекая «украинскую политическую нацию» перманентно пребывать в состоянии «распада». В этой ситуации совершенно деструктивной становится политика форсированной украинизации системы образования, не считающаяся с общепринятыми европейскими правовыми нормами. Авторы радикально-националистического направления утверждают, что принятие русского языка в качестве второго государственного якобы станет «началом конца украинской мовы». Но такое мнение совершенно ложно, поскольку украинский язык там, где он действительно является родным, существует и будет существовать независимо от того, какую политику будет проводить государство. Однако сама идея о том, что один язык может существовать и развиваться только за счет угнетения и запрещения другого, - не только ложна, но и аморальна.
Более того, многие факты свидетельствуют о том, что политика искусственного ущемления прав русского языка вредит не столько даже русскому языку (люди продолжают говорить на нем, несмотря ни на какие административные ущемления), но более всего именно языку украинскому. Этот вред
двоякий. С одной стороны, срабатывает эффект, который социологи называют «эффектом бумеранга». Суть его в том, что любое усиленно навязываемое нововведение всегда начинает вызывать реакцию отторжения - даже в тех случаях, когда до этого оно воспринималось вполне позитивно. С украинским языком ныне происходит именно это. В частности, для многих людей очень характерна ситуация, которую хорошо сформулировал этнический украинец К. Лущенко в своем письме в газету: «Воистину, за что боролись, на то и напоролись. Лет 10-15 тому назад я бы ни за что не поверил, что со мной станет сегодня. У меня, который родился и вырос на Украине, у меня, влюбленного в украинскую мову, юмор и песни, последние годы, как и у очень многих моих соотечественников, возникло к украинской мове нечто вроде аллергии» [7, с. 83]. Эта «аллергия» усиливается еще и другим обстоятельством: официальный украинский язык весьма далек от реального языка большинства украинцев - от того языка, который они знали с детства. Вплоть до того, что многие из них признаются: им гораздо легче перейти на русский язык общения, чем на тот «эталонный» украинский, на котором говорят СМИ. Реальный язык большинства этнических украинцев, на котором веками говорили их предки (о чем свидетельствует документальная история языка), без всяких на то оснований отныне объявлен «суржиком». С другой стороны, официальный украинский язык в 1990-2000-х годах усиленно наполнялся полонизмами, галицийскими диалектизмами и прочими искусственными заимствованиями с единственной целью - максимально отдалить его от русского языка. Эта операция вполне удалась - однако теперь такой язык перестала воспринимать и большая часть этнических украинцев. И последним ничего другого не остается, как просто переходить на русский язык общения, раз уж их изначальный язык все равно объявлен «суржиком». Тем самым существованию украинского языка именно в период независимости был нанесен больший вред, чем когда бы то ни было ранее.
В рамках нашей проблемы в современной Украине стоит выделить две группы населения, причастных к российской идентичности. Первая из них -это этнические украинцы, говорящие на русском языке и интегрированные в российское культурно-информационное пространство. Вторая группа - это в основном люди со смешанным этническим происхождением (таковых в Украине более 12 млн), а также этнические великороссы (около 5 млн) - это исторически, т.е. изначально русскоязычная часть граждан, в основном населяющая юго-восточную половину страны и почти полностью русскоязычный Киев. Поскольку юго-восточная половина Украины имеет историческое наименование «Новороссия», то в последнее десятилетие стала явной тенденция говорить о «новороссах» как особой общности.
Относительно первой группы очевиден явный абсурд: когда значительная часть этнических украинцев уже перешла на общерусский язык и сделала 202
его своим, как тут же людей понуждают совершить обратный переход. Причем переход намного более трудный и болезненный, поскольку он теперь совершается не на реальный разговорный язык предков, а на искусственно полонизированный по галицийским и «диаспорным» образцам фактический «новояз». Но очевидно, что самое элементарное соблюдение прав человека в данном случае предполагает, что любое нормальное государство должно в такой ситуации просто исходить из сложившегося status quo языковой практики населения, и поэтому всякую силовую попытку ее изменения следует квалифицировать не иначе как политику лингвокультурных репрессий. Кроме того, если переход на общерусский язык был в свое время не только объективным и естественным процессом, шедшим «снизу», без всякого принуждения, но и имел огромное культурное значение, приобщая народ сразу же к мировым достижениям русской культуры Х1Х-ХХ вв., то теперь «украинизация» обычно прямо сопряжена с глубокой провинциализацией, с самыми дикими проявлениями национализма и «хуторянского» шовинизма. Культурно-деструктивный характер этого процесса совершенно очевиден. Тем самым сложившаяся в Украине культурная и языковая политика государства находится в глубоком противоречии с нормами и критериями гражданского общества. Без радикальных изменений в этой сфере Украина никогда не достигнет соответствия этим нормам и критериям, оставаясь авторитарным государством-«нациократией». В предшествующие эпохи переход на русский разговорный язык большинства населения Украины имел чисто спонтанный характер и намного опережал те административные меры, которые теперь принято называть «руссификацией». Именно этим и объясняется тот факт, что с 1991 г., несмотря на все усилия по «украинизации», процент русскоязычного населения все равно продолжал неуклонно увеличиваться, о чем четко свидетельствуют соцопросы. Непредвзятый взгляд на историю, в том числе и самую недавнюю, показывает, что интеграция населения Украины в единое с Россией языковое и культурное пространство представляет собой устойчивый естественно-исторический процесс, который обусловлен лишь объективными причинами (общность социальных процессов, экономики, информационной сферы, менталитета и исторической судьбы), и поэтому вообще очень мало зависит от каких-либо административных мер, в каком бы направлении они ни предпринимались - будь то «руссифи-кация» или «украинизация».
Приведем лишь несколько показательных фактов в подтверждение этого. В 2001 г. журнал «Дшпро» опубликовал полную подборку документов, связанную с пресловутым «Валуевским циркуляром» 1863 г., запретившим школьное образование на тогдашнем украинском языке. Предлогом к такому решению было польское восстание, во время которого распространялись антиправительственные листовки на народном языке. Но даже сам по себе
этот факт еще не стал бы причиной каких-либо запрещений. Однако началось межведомственное исследование вопроса, в ходе которого уже и сам министр народного просвещения А.В. Головнин выступал за развитие книгопечатания и образования на местном языке. По этому поводу он даже вступил в конфликт с министром внутренних дел. Скорее всего, победила бы позиция А.В. Головнина, но дело получило широкую огласку в самой Украине, откуда активно стали поступать письменные петиции местной интеллигенции. В них утверждалось, что сам народ «охотно, и даже с любовию, учится по книгам русским и церковнославянским и в помысле не имеет искать для себя какого-либо еще особого языка... Есть даже признаки, - отмечалось далее, - что народ смотрит враждебно на непрошенные заботы о нем местных патриотов и обижается на замену образованного русского языка малорусским наречием. "Недавно, - говорит профессор Киевского университета Гогоцкий, - в одной сельской школе помещик, чтобы испытать желание учеников и их родителей, начал давать иногда в своей школе малорусские книги вместо русских. Что же вышло? Из восемнадцати учеников шестнадцать перестали ходить в школу"» [8, с. 72-73]. (Интересно отметить, что это тот самый С.С. Гогоцкий, который ныне отнесен к «классикам украинской философии».) Тот факт, что «Валуевский циркуляр» был вовсе не результатом так называемой «руссифи-каторской политики царизма», а наоборот, результатом давления на правительство «снизу», со стороны самих тогдашних украинцев, замалчивается и фактически игнорируется современными украинскими историками и идеологами.
Еще ярче и шире эта тенденция проявилась в период первой попытки создания украинского государства в 1918 г. Например, в воспоминаниях М. Могилянского «Трагедия Украины» читаем: «Если еще нужно беспристрастное свидетельство полного провала идеи "украинизации" и "сепаратизма", то следует обратиться к вполне надежному и беспристрастному свидетельству немцев, которые были заинтересованы углублением "украинизации" для успеха расчленения России. Через два месяца пребывания в Киеве немцы и австрийцы, занимавшие Одессу, посылали обстоятельный доклад в Берлин и Вену в совершенно тождественной редакции. Доклад красноречиво доказывал, что существующее правительство не в состоянии водворить в стране необходимый порядок, что из украинизации ничего не выходит, ибо население стремится к русской школе, и всякий украинец, поступающий на службу, хотя бы сторожем на железную дорогу, стремится и говорить, и читать по-русски, а не по-украински. Общий же вывод был тот, что желательно объявить открыто и легально оккупацию края немецкой военной силой» [9, с. 121-122].
В названых фактах, впрочем, нет ничего удивительного, поскольку они четко обусловлены тем национальным самосознанием предков современных 204
украинцев, которое существовало не менее тысячи лет, вплоть до первой половины ХХ в. Отличая себя на бытовом уровне от жителей северной и восточной Руси, наши предки тем не менее также всегда считали себя частью единой русской нации. Как известно, само понятие «украинец» в качестве национальной самоидентификации получает широкое распространение только в 20-30-х годах ХХ в., главным образом через систему образования и политическую пропаганду, причем в УССР этот процесс шел даже быстрее, чем в западных землях. С конца Х1Х в. украинцами себя называла очень небольшая прослойка интеллигенции, а до этого такое слово вообще отсутствовало в языке. До начала ХХ в. население основной части территории Украины называло себя «руськими», что лишь фонетически отличалось от самоназвания населения Великороссии, а на западных землях было самоназвание «русины», еще и теперь кое-где сохранившееся.
Все эти явления объясняются, естественно, отнюдь не «низким уровнем национального самосознания» в тот период, как утверждает официальная украинская историография, но как раз наоборот - его самым высоким и устойчивым развитием, опирающимся на тысячелетнюю традицию единства триединой Руси. Как известно, сама «украинская» идентичность в качестве феномена массового сознания является специфическим продуктом советского периода истории: «именно победа большевиков и их национальной политики обеспечила формирование отдельной украинской национальной идентичности и закрепила раскол русской нации» [10, с. 73]. Этот фундаментальный слом в массовом историческом сознании и национальном самосознании был смягчен и опосредован идеологией «единого советского народа», имевшей под собой вполне реальную почву и удовлетворявшей стремление к осознанию сверхэтнического единства. Когда же к концу ХХ в. тысячелетняя общерусская идентичность была окончательно забыта, а «советский народ» перестал существовать - «украинская» идентичность стала практически безальтернативной. «Русскими» отныне официально называются только великороссы, а попытки возродить тысячелетнее самосознание яростно клеймятся как якобы «рецидивы великодержавности». Тем не менее осознание сверхэтнического единства сохраняется даже в современных условиях - когда уже нет в языке отдельного слова для обозначения этой единой общности, не говоря уже об усиленной обработке массового сознания официальной идеологией. Самоидентификация людей с помощью термина «украинец» становится все более номинальной: например, в Луганской области процент людей, которые на переписи назвали себя украинцами в 1989 г., был 52, а в 2001 - 58%; но в 1989 г. украинский язык считали родным 35% жителей этой области, а в 2001 г. - уже только 30% (а повседневно разговаривает на нем, хотя бы в самом «суржиковом» варианте - всего несколько процентов) [11, с. 3]. Своеобразные «ножницы» между явным сохранением сознания общерусского
единства и восприятием номинальной украинской идентичности, обычно не обусловленным даже реальной языковой практикой, объясняются в первую очередь тем, что массовое сознание находится под сильным прессом антироссийской пропаганды, распространяемой СМИ и системой образования.
До настоящего времени действует и очень мощный ментальный фактор, вследствие которого русский язык оказывается важнейшим культурным достоянием для любого жителя Украины. Об этом факторе хорошо пишет кировоградский культуролог С.Н. Сидоренко: «Исторические обстоятельства на Украине сложились таким образом, что подавляющее число украинцев развивались не в одной, а в двух параллельно влияющих культурах - и в этом факте следует видеть не недостаток, а скорее достоинство. Поэтому по меньшей мере неразумно... оставлять украинца с одной составляющей его культурного облика, отбросив другую, которая являлась и в обозримой перспективе будет являться для украинцев единственным каналом, через который возможен доступ к богатствам мировой культуры» [12, с. 48].
Характерно, что такая роль русского языка вовсе не является следствием долгого пребывания в составе единого русского государства. В частности, точно такую же роль русский язык в свое время играл и для русинов австро-венгерской Галиции, о чем существует масса забытых ныне свидетельств. Например, в октябре 1914 г. М.М. Пришвин, служа фронтовым фельдшером, записывал в дневнике: «Когда я попал в Галицию. я почувствовал и увидел в пластических образах времена инквизиции» - речь идет о геноциде русинов австрийским режимом, обусловленном их симпатией к России; но «в Галиции есть мечта о великой чистой прекрасной России. Гимназист, семнадцатилетний мальчик, гулял со мной по Львову и разговаривал на чистом русском языке. Он мне рассказывал о преследовании русского языка, не позволяли даже иметь карту России, перед войной он принужден был сжечь Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского. - Как же вы учились русскому языку? -Меня потихоньку учил дедушка. А я учил других, и так пошло. Мы действовали как революционеры, мы были всегда революционерами» [13, с. 6667]. Перед Первой мировой войной именно «москвофильство» имело самую массовую народную поддержку, поэтому неудивительно то, с какой радостью русины встречали войска генерала Брусилова в 1914 г., и какой геноцид устроили им вернувшиеся австрийцы в 1915-1916 гг. По разным данным, от 30 до 100 тыс. русинов Галиции, исповедовавших свою принадлежность к единой русской нации, погибли в концлагерях Терезин, Талергоф и Освенцим (вот когда началась его история), что стало первым в ХХ в. прецедентом геноцида по национальному и идеологическому признакам.
В советский период, несмотря на фактически принудительный характер изучения украинского языка и литературы в школах УССР («освобождение» от этих предметов, как мы помним, было получить очень трудно, но этого 206
хотели очень многие школьники в русскоговорящих городах и регионах), несмотря на огромные тиражи украинских книг и газет (почти в 10 раз большие, чем в настоящее время), часто шедших просто в макулатуру, к 19701980-м годам русский язык стал языком почти половины населения Украины. Именно поэтому уже с конца 1950-х годов государство было вынуждено идти на сокращение доли украиноязычного образования и издания печатной продукции в силу их невостребованности населением (а вовсе не в силу мифической «руссификации», как заявляет официальная украинская идеология).
Вторая группа населения - «новороссы» - изначально формировалась как русскоязычная и поэтому без всяких оговорок может считаться «россиянами за пределами Российской Федерации». Для ее идентичности, помимо языкового признака, очень важен и фактор исторической памяти, фактор нравственного отношения к своей истории. Ведь Новороссия - исключительный продукт Российской империи: она возникла исключительно благодаря гению Екатерины Великой и ее «орлов»-сподвижников. И нынешнее возрождение памяти о ней, установка памятников в Одессе, Севастополе, затем и в Луганске - отрадный факт, свидетельствующий о возрождении подлинного исторического сознания у проживающего здесь народа. В Новороссии существуют сотни населенных пунктов, основанных именно благодаря указам Екатерины Великой. Особым «жизненным миром», «ландшафтом» этой новой общности новороссов, обусловившим закономерность его появления, является новое индустриальное пространство: рабочие поселки, стройки, мегаполисы и вообще все новые поселения эпохи модерна. Подлинной Родиной современных новороссов с самого начала являлось и является ныне не какая-либо этническая территория, но именно огромное Государство - носитель цивилизационного проекта всемирно-исторического масштаба. Такое мироощущение настолько глубоко вошло в саму душу новороссов, что оказавшись с 1991 г. в пространстве «маленькой национальной державы», они теперь ощущают себя попавшими в некое «гетто», выброшенными из большой Истории. Поэтому устойчивое неприятие «новороссами» нынешней «украинской идеи», основанной на агрессивной русофобии и перечеркивании практически всей исторической памяти, совершенно естественно и неизменно. Население Новороссии, сформированное в эпоху интенсивного общеевропейского модерна, отличается самым высоким среди населения Украины развитием рационально-критического мышления именно на уровне массового сознания. Благодаря этому оно остается наиболее устойчивым перед попытками любых идеологических манипуляций. Этим, в частности, объясняется тот факт, что именно Новороссия стала центром сопротивления событиям 2004 г. «Оранжевая» мифология, рассчитанная на эксплуатацию атавизмов домодерного мышления (утопизм, «образ врага», «культ личности», эмоции
толпы и т.п.), именно здесь натолкнулась на самый мощный иммунитет к такого рода манипулятивным технологиям.
Полностью дискредитировавший себя проект «однополярного» мира предполагал недопустимость воссоздания самостоятельного цивилизацион-ного пространства Евразии, которое чем-либо выделялось бы из общего болота «третьего мира». В соответствии с этим проектом, «народы Евразии теряют единое большое пространство и погружаются в малые и затхлые пространства, где царят вражда, ревность и провинциальная зашоренность. Они теряют навыки эффективной экономической кооперации, социального и политического сотрудничества, превращаясь в разрозненных маргиналов нового глобального мира. Они теряют язык большой культуры и великую письменную (надэтническую) традицию, возвращаясь к этническим диалектам или даже придумывая их в случае реальной ненаходимости в прошлом» [14, с. 185]. Современная Украина является характернейшим примером реализации всего перечисленного. Но упомянутый проект находил поддержку русскоязычного населения этой страны лишь до тех пор, пока сохранял иллюзию возможности вхождения в число стран «золотого миллиарда» (на Украине это называют «вхождением в Европу»). Однако когда иллюзорность этих мечтаний стала очевидной большинству населения, его цивилизацион-ные ориентации начинают принципиально меняться. В условиях неизбежной реинтеграции общего евразийского социально-экономического и культурного пространства в новых условиях становления многополярного мира само понятие «российской идентичности» столь же неизбежно приобретает более широкий смысл, охватывая большие группы населения, ныне проживающие в разных странах, в рамках единой культурно-языковой общности. Воссоздание такой общности является условием самостоятельного инновационного развития этих групп.
Цивилизационные трансформации XXI столетия, в чем бы они ни состояли в будущем, неизбежно будут происходить под знаком глобальной борьбы за выживание. «Благоденствие» потребительской цивилизации будет весьма недолгим, учитывая перспективу сначала подорожания, а затем и почти полного исчерпания энерго- и биоресурсов. Этот процесс уже начался, и снижение потребительских стандартов внутри самого «золотого миллиарда» уже приводит к социальным потрясениям и коллапсу «общества потребления». Мир становится принципиально многоукладным, и созданная Западом модель цивилизации, основанная на экономике сверхпотребления глобальных ресурсов, - это лишь локальное во времени и пространстве явление; ныне пик его расширения уже пройден, и в дальнейшем оно будет только сужаться до состояния дискретных регионов. Населению же стран, не попавшему в эти регионы, придется выживать как-то иначе, создавая свои особые общности. 208
Как показывает опыт истории, к российской цивилизации население близких ей регионов мира приобщаются не только через любовь к великим достижениям русской культуры, но не в последнюю очередь и в силу чисто экономических причин. Ныне этот процесс резко активизируется в условиях нарастающего глобального кризиса. В частности, академик Ю.Н. Пахомов, директор Института мировой экономики и международных отношений Национальной академии наук Украины, отмечает основной тренд возможного развития уже ближайшего будущего следующим образом: «Просматривается возможность не только реанимирования и обновления технологий, но и возрождения фундаментально-научного и научно-технологического потенциала наших стран. А тут без России Украине вообще не состояться. Ведь Украина как таковая развивать фундаментальную науку и форсировать на этой основе наукоемкие технологии в одиночку не сможет. Большая наука - это удел лишь нескольких стран, в том числе России. Научно-технологическое взаимодополнение тем более важно, что, как мы сполна убедились за годы независимого существования, ни высокие технологии, ни фундаментальную науку никто из западных партнеров с нами развивать не будет. Так что мы, Украина и Россия, кроме как друг другу, во всех этих смыслах никому больше не нужны... До сих пор в российско-украинских взаимодействиях дает себя знать та уникальность, которая была следствием прорывов в условиях закрытости и изоляционизма. Поэтому движение Украины к модернизации с опорой на лучшее прошлое (научные школы, научно-технологические заделы) реально лишь при взаимодействии (и взаимодополнении) с Россией» [15, с. 21]. В этих условиях, очевидно, актуализируется и российская идентичность большой части населения Украины, сохраняя при этом свою «диаспор-ную» специфику.
В современном мире возникает новый тип цивилизации - открытое (сетевое) сообщество, имеющее глобальный охват и основанное на общих ценностях и общей культурно-мировоззренческой традиции. Войти в такое сообщество может по своему свободному выбору человек из любой точки земного шара, независимо от своего происхождения - ведь в современной цивилизации «индивид... выталкивается из прочих ниш социальной, исторической, кастовой детерминации»; «нарастает новый всеобщий социум. форма свободного общения людей в силовом поле культуры» [16, с. 38, 42]. И к настоящему времени российская цивилизационная общность уже приобрела новый модус своего существования в виде глобального открытого сообщества, представители которого находятся практически во всех регионах земного шара. В середине 2000-х годов началось возрождение интереса к русскому языку как к одному из мировых, завершилось формирование устойчивых сообществ русскоязычного населения в десятках стран мира. На этом фоне тем не менее русскоязычное сообщество Украины всегда будет сохра-
нять свой особый исторический статус и свою особую современную значимость - и не только в силу своей многочисленности, но и в силу своей «проблемности». Находясь в постоянном конкурентном сосуществовании с украиноязычной общностью, имеющей радикально иные идеологические и цивилизационные ориентации, русскоязычное сообщество Украины самим своим существованием утверждает ценность российской идентичности и ее креативный потенциал.
Литература
1. См.: Шульга Н.А. Родной язык // Русский мир Украины. Энциклопедический словарь. -
К.: «Радуга», 2008.
2. Филатов А. С. Российский социокультурный фактор на Украине и в Крыму // Сб. мат. научно-практич. конф. «Крым в контексте Русского мира: Язык и культура» / Отв. ред. А.С. Филатов. - Симферополь: Таврия, 2004.
3. Итоговая резолюция международной конференции «Русский м1ръ - проблемы и перспективы» (Санкт-Петербург, ноябрь 2002 г.) // Режим доступа эл. ресурса: Ьир://шшш. т$$кут1г.ог§/?р=135
4. Крымский С.Б. Русское сообщество Украины (РСУ) // Русский мир Украины. Энциклопедический словарь. - К.: Радуга, 2008.
5. Грабовський С. Украшська трагедiя // Украшське Слово, 18-24 ^чня 2001.
6. См.: Кудрявцева Л.А. Русский язык в зеркале «оранжевой революции» // Русский язык, литература, культура в школе и вузе. - 2005. - № 2.
7. Цит. по: Железный А. Происхождение русско-украинского двуязычия в Украине. -С. 83.
8. Архiвнi документа Валуевського циркуляра 1863 року та !х сприйняття. - 2001. -№ 1-2.
9. Могилянский Н.М. Трагедия Украины // Революция на Украине. Сборник материалов. -К.: Дтпро, 1991.
10. Бондаренко Д.Я. Украинский национальный проект: История становления // Социо-гуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов. - М.: МГУ, 2008.
11. Самолевський В. I знов про перепис 2001 року // Вечерний Луганск. - 2004. - № 3.
12. Сидоренко С.Н. Украина - Россия: Преодоление распада. - Симферополь: «МиП»,
2006.
13. Пришвин М.М. Дневники. - М.: Правда, 1990.
14. Панарин А. С. Россия в социокультурном пространстве Евразии // Москва. - 2004. -
№ 4.
15. Пахомов Ю.Н. Мировые цивилизации и отечественный парадокс // Соф1я. Культуролопчний журнал. - 2005. - № 2-3.
16. Библер В.С. Культура. Диалог культур // Вопросы философии. - 1989. - № 6.
